Была луна, как пух на небе светлом. Был тополь, одинокий как пастух. Казалось, он ведёт за мною следом Двух кобылиц по звёздному мосту. Казалось, он сказать мне что-то хочет. Я повернулся и шагнул к нему. Но стало вдруг темно. Темно, как ночью. А это тополь заслонил луну. Я ждал и слушал. Где-то рыба плещет. И конь хрипит под цокот кобылиц. Но кто-то сильный взял меня за плечи И прошептал: не надо небылиц… Иди к огню… Теплу огня доверься, В нём есть душа, как и в тебе, мой друг. Приблизь ладонь, смотри в огонь и грейся. Энергий света неразрывен круг, Так яблоки берут тепло от солнца, И тень под деревом уютна и тепла, Вода холодная глубокого колодца Нас тоже греет — странные дела… И, может, потому так ищут руки Твоё лицо… я жажду целовать. Во мне костёр на целый мир упругий… Иди ко мне! Есть тёплые слова. …Была луна, как пух на небе светлом. Вершина тополя оделась серебром. Я шёл к тебе. Рекою пахло лето. Пастух протягивал мне полное ведро: — Попей, — сказал он, — молока парного. И больше не добавил он ни слова. …Всё так давно…                                 А на душе — тепло.

Всё начинается с любви.              И всё любовью осветится, Когда увидишь вдруг в люби—               тельском альбоме лица. И солнце тёплое глаза               пригреет,                           возбуждая жалость, Как будто сладкая слеза В ресницах долго                          задержалась. Страницы шелестят:                                  живи… Котёнок мягко тронет руку… С настольной лампою,              как с другом,                         соприкоснусь я головой… И эхом где-то                        Домовой —                                как ангел мой —                                        шепнёт на ушко: «Ку-ку… ку-ку…                       ку-ку…» —                                кукушкой… И — может, правда? — поживём! Как сладко думать о счастливом. Любовь — была.                    И грёзы — были. Мы мысли горькие —                                      забыли… Быть может мы,                    совсем как птицы, Летим, а думаем, что спим… Альбома старого страницы Перебираем и храним — Как храм души,                       как миг,                              когда хотим молиться — За тех, которые ушли. Года,           улыбки,                          лица…                                      лица…

Мне поздно каяться, и поздно пить боржоми, Раздулись реки моих синих жил… Я жил простым, и хитрым, и прожжённым, И грешным — тоже — я, конечно, жил. Не упрекай меня любовью многих. Не называй обидных сердцу слов. Я счастлив был бы целовать им ноги — Всем тем, которые, дарили мне любовь. Я их люблю… Печальных и не очень. Я их люблю, хоть счастья им не дал… Придут-пройдут, как звёзды южной ночи, Их слёзы и обиды… без следа. О чём жалеть? И каяться мне не в чем — Я всех пригрел, кто шёл к моей душе… Ведь мне когда-то целовала плечи Не молодая женщина уже… Ведь в том, наверно, есть своя отрада, Что у любви есть поздняя волна, Она нахлынет тающей прохладой, Но струйкой тёплою согреет вас она. Не упрекай меня любовью многих… Я помню многих, многих позабыл, Как дерево большое у дороги Я многим просто… очень нужен был.

Ну, что, мой друг?             Ты чем сегодня занят? Ты с кем сидишь, смакуя ритмы строк? Или один,             Карандаши кромсая, Ты мечешь рифмы, как электроток… Ты — генерируешь! Ты — целишь! Ты — страдаешь… И, сам себя не в силах усмирить, Ты великанишься,             Как будто ты играешь, На лист бумаги распластав миры… Миры созвездий             И тысячелетий Беду, раскаянье, усталость и любовь… Ты — можешь!             Можешь ты ответить Негромким словом На вопрос… любой. Тебе дано Владеть спокойной силой, Где даже вздох — и тот хочу принять… Как можешь ты, Дружище, объясни мне — Моё молчание послушать и… понять?! Ну, почему, скажи мне, Стало важным, Чтоб мы сидели рядом за столом, И, будто камни, На листе бумажном Перебирали память о былом?.. И, будто камни, Было всё — весомо, И становилась значимой строка… И улыбались мы с тобой весёлой И старой песне…                           «Кости-моряка»

Весна! Весна… Цветная Пасха… А следом будет — поминальный день, Кружатся голоса: «Прошу… будь ласка…». Тень Цветущей вишни Летает над травой, Чуть слышно… Народ торопится успеть На кладбище к родительским могилкам. С цветами, красками, закуской и бутылкой, И с огурцом, подхваченным без вилки. Весна! Весна взвинтила город, Как штопор вкрученный — заметь! — Умеет всех мгновенью подчинить Обыкновенный штопор, Когда вскрывает красное вино Мужик умелый, И едва успела Стакан подставить под вишнёвый цвет Соседка статная Вторых цветущих лет… Она бы, может быть, ещё и спела,           Что ей —                      венки, кресты и краски? Её сам бог венцом бы мог украсить… Так разгорелось жаркое лицо, Такие славные — парнишка и винцо… И блузка стала ей, как будто бы тесна… Весна, весна!.. Вот-вот покажутся на ветках Зеленые листочки, как приметы Всего хорошего,                   что к нам весной придёт, Что нас ещё обнимет и согреет… И потому — грешит хмельной народ, Вином восславив матушку природу… Под солнцем полуденным разогрета Глаза зажмурила бабуля у букета Цветов рассыпанных на старенькой могиле, Мужик с лопатки очищает глину, Соседка мусор собирает на газету И тоже улыбается чему-то… Народ, народ!               Счастливая примета! Когда из почек распускается весна. Как будто и для почек —                                грудь тесна…

Куда иду под звук машин? Шуршит асфальт,           ложась под натиск шин. Вот листья пробежали меж колес И влипли пятнами в бордюр,                      как будто приросли к нему Клеймом… Я тоже на дороге рос,           И тоже был привычен ко всему, И листьев разноцветный конфитюр Всегда был для меня роднее роз. Что, город, ты — лежишь у ног,            Распят брусчаткой и асфальтом,                       Колёсами раздавлен и унижен? Мне кажется — я здесь родиться мог           Поющим тенором                       или скрипичным альтом… О, город моих снов и книжек           И моря моего —                       ты мне всё ближе, ближе… Я, будто, прирастаю ко всему —            К рассвету крыш, к афише на заборе, Я, будто, прорастаю в пелену           Норд-оста,                       прорастаю в горы… И, кажется, когда меня не будет,           Другие будут улыбаться люди,                       От радости за эту связь мою. Скрипит фонарь под ветром и баюкает и —             сам же — скрипом будит, И так ещё, наверно, долго будет: Дома, машины, голоса,                                и мимо Стучат забавно каблучки —           Не постучу ли я за ними… Ах, город-город… Я тобою горд. Ты мой мужской звериный голод           Ей богу, утолил,                       Но — видишь — не устал. Я только частью этих улиц стал.           И так прошел по каменным ступеням,                      Как будто сам я с постамента встал… Как бабочки — у ног летают листья,           И воду льёт фонтан, о времени забыв, И голосом тоскующей трубы            Поёт прибой мелодию любви, И ветер раздвигает тяжесть гор,             Как занавес. А я —                       я маленький актёр В спектакле про любовь и город. И кто-то, может, испытает голод,             Когда уйду, и станет просто голой Часть улицы и наш нешумный двор, В котором, шевелясь по-лисьи,             Продолжат свой                           Неторопливый разговор Живые листья…

Эх, слаб я духом,                  В мыслях — грешен. Но — на земле — я просто                                        здешний. Я — свой, Я — грязный, Я — простой… Как будто с неба на постой Оставлен по ошибке бога. Я, может быть, устал немного… Я, верно, не блещу словами, Я — между вами,                 Вместе с вами, Мы — в улицах и меж домами Идём, кивая головами, И, угощаясь снедями, Мы выросли соседями… Седы — бежим под тучками, Соседями — в попутчики, Попутчики — в товарищи, В друзья,                  В семью — родные мы… Одни ли мы? А дни за дни… Мы — очередь на кладбище: Смелей! Смелей, товарищи… Ведь мы — творенье богово. Не может быть у бога Творение убого, Не может быть бессмысленно, Безрадостно, коряво… Я, может быть, не вправе С богами пить, как с равными, Но пью вино — за здравие! За буйство равноправия… За то, что жил — не очень, Но прожил — не заочно. Со всеми                 стал я в очередь! С друзьями и меж прочими… За крестиком над кочками. Я был.                 Смеялся.                              Пожил. Готов на божье ложе… И пусть гремит, как эхо: Я —           расплатился смехом! И, даже, в грязь положен, Я — никому               не должен! Я — сок земных вращений, Мне б чуточку прощения… Готов смирить гордыню, Когда чуть-чуть остыну… Когда             прилягу мирно Под мягкий косогор… Где все вокруг — знакомые, Их косточки — родные… И я —           родным меж ними, И тот же разговор… А у забора парни Нальют вино за здравие! Они — мои товарищи… Они — мои сыны… Они пришли заранее, Они — потерей ранены, Их пирожки румяные                  пахучи и вкусны… А говорят —                 о солнышке, под водочку до донышка… А средь могилок —                 волюшка… Под снегом — до весны… Домой вернутся с кладбища — Жена нальёт борща ещё, И телевизор выключит,                И заведёт часы… Уснут они — блаженные — Товарищи и жёны их… И пусть им в утро раннее                       сам бог рисует сны!

Здесь ветер —                        как бог с возмущённых небес — Камни срывает со склонов. Здесь ветер ломает реликтовый лес, И падают сосны без стона. Здесь люди взрывают                       цементный хребет В карьерную груду развалин… Я жил в этом городе тысячу лет, И тысячи лиц узнавал я… Оратор на площади, птиц распугав, Рукой нам указывал грозно, Но птички скульптурный презрели рукав И белым забрызгали бронзу. Труба высоченная дымом пылит. Качается тень её издали. Стволы тополиные стали пилить, Чтоб улицы небо увидели: Вот кран поднимает над городом дом… Вот дом зацепился за облако… Вот крыши взлетают лоскутным мостом… И облако грузят на яблоки… И пахнет бетоном, цементом, асфальтом… И листья летят парашютным десантом. И выше, чем молнии быстрых стрижей, Крылато парят этажи этажей… На бережных набережных                      ежеминутно Детишки и мамы смеются уютно. Над полем футбольным                     болельщик кричит И вместе с мячом его сердце стучит. Над морем — мелодией — дробь якорей… Мальчишки бегут к ней из дома… Скорей! Как молот бетонный волна за волной — Норд-ост над волнами летит пеленой. Но каждый, кто молод, У меня за спиной, мне шепчет слова: Этот город — мой! Этот город молод, как молод рассвет… Над городом вечным Тысячу лет. Вставай, моя юность! Поднимайся, брат! Видишь, норд-ост объявляет парад: Лентами улиц небо вскружил. Стены дрожат и дрожат этажи — Высотка взлетает как цепеллин, Гудят растревоженные корабли, Маршрутки, троллейбусы, авто-такси — Двинулся с места Новороссийск! Вахта рабочая по причалам валит, Спешат молодые — причал скрипит. Забор опрокинулся как инвалид. Краны, и крыши, и двери — крепить! Ветер взметает бумагу и пыль. По горному склону туман поплыл… Трубы заводов как гвозди вбиты. Матрос легендарный в тельняшке гранита. А над городом голосом жестяной трубы Легко и просто слагается быль Про город юных и тех, кто был. Кто этот город называет своим. Для кого этот ветер — как взгляды девчат — Желанная радость, Улыбка, мечта! Этот город стоит посреди ветров. Как мы — вырастает из детских дворов, Из детских сандалий в сапоги отцов… Шагает, шагает молодое лицо — Твоё! и моё! и девчонки Риты… Это чьё там окно ветром раскрыто!? Это кто там не спит и в квартире уютной                    о ком-то тревожится поминутно? Цементные горы, высокие трубы И судоремонтный завод, Пусть ветер… Пусть ветер нас рано разбудит И ночь, как афишу, сорвёт! Навстречу, на ветер, упрямо сутулясь, Я правильный делаю шаг — Морями, морями окрашена юность И флагом ликует душа. И пыльные горы в тумане растают, А трубы утонут в волне, И ветер, лишь ветер счастливо застонет И крепче прижмётся ко мне. Норд-ост девять баллов, весёлый и резкий, Как голос взволнованный мой… Нас море узнало и обняло крепко Родной штормовою волной! Морями, морями окрашена юность, И флагом ликует душа… Под ветром иду я, счастливо сутулясь, И правильный делаю шаг! Но юная смена на вахту рулит, И кровь молодая по сердцу бурлит. А дома пусть ждут нас — ребёнок, жена… И утренний сон их хранит тишина. Над морем бульвары цветами цветут, Счастливые мамы детишек ведут. И в нашем семейном альбоме тоже Такие же дети… и лица — похожи! В названии улицы — Золотая рыбка, В слове, в памяти, в каждой улыбке — Город живёт, дорогой и близкий. Город — как музыка, в маленькой скрипке.

Приятно видеть в декабре, Как чисто солнце над проливом! Как крыши тают в серебре, И снег течёт по старой сливе. И мокры камни белых плит На городище Митридата… Здесь жизнь возвысилась когда-то, Огнем костра под стук копыт… Здесь жизнь и смерть, без всякой меры. Здесь камни стен, как вечный нерв… А на окне — кусок фанеры, И виноград змеится вверх… И кто здесь был? И кто был первым? И что нам опыт говорит? Все — «бог простил». И все — «наверно» А время трещины растит… Младое здесь былому чуждо. Но не нужны потоки слёз, И слов придумывать не нужно: Здесь — камнем в небо — город рос! К нему присядь. Рукой — дотронься. Здесь от стены течёт тепло Былых костров под южным солнцем И кобылицы под седлом… Здесь каждый встречный — вечный вестник Многострадальной жизни… Здесь! Цветов сирени каждый крестик Нам говорит, что город — есть! Здесь ветру нравится быть танцем, Взметнув, как юбку, улиц пыль, Здесь солнцу нравится быть солнцем И греть расплавленный ковыль. Здесь каждый камень у обочин Лежит в земле, как чья-то жизнь… И если ты устанешь очень — Холмам усталым поклонись. На Такиль, Тузлу, Панагию… Веками кто-нибудь смотрел. И были взгляды, словно гири, А взмах руки — потоком стрел… Другое нынче стало время. В других границах спит земля. Забыли, как сажают семя, Затем, чтоб выросла семья. Другие — встали — с криком: «Дайте!», Рабы желудка и казны. Им наплевать, что будет дальше: Кого молить? Кого казнить?! Им не понятно, безъязыким, Что в глыбе злата смысла нет, Что разрушенье — грех великий, Что кровь — оплата ли побед?.. Пусть мудрость                          с лёгкостью беспечной К тебе приходит на порог: Овца — основа жизни вечной!                          И это знает каждый волк… Пусть повторится всё, как было: Рождались, мучились, любили… И суть не в том,                          за что платили, А чтоб ПУСТОЕ не плодили… Несли природной жизни смыслы, Как два ведра на коромысле… …И также капал в серебре, Слезливый снег под крышей хлипкой. Ребёнок, празднично одет, Смотрел с крыльца на всех с улыбкой. И вы в тот кадр попасть могли бы… Но не судьба, ведь жизнь игрива: Там звёзды —                         жили во дворе — В колодце под ветвистой сливой…

Здесь были греки и хазары, Здесь турки ставили базары, По голым склонам Панагии Шагали пленники нагие, И гнали всадники коней Купать в сверкающей волне, Монголы, русичи, татары, Цыгане, с говором гитарным, А взгляды их — черны и сини, А руки — жадные и пыльны… И сколько их прошло устало? И сколько их уже не стало? Остались ветер и туман, И трав пылающий дурман, Простор, дорога, глухомань, Казацкой долею Тамань… Где пот и кровь текли обильно, Где бабы стали знаком силы: Рожали, ждали, голосили… И только женская рука Вослед крестила мужика. Туманы… Хатки… Атамань… Камыш, солома, глухомань… Здесь крепость с видом на залив, Здесь настоящий край земли, Здесь морем красным плещут маки, И камыши цветут, как накипь, Здесь — в горе — женщины могли, Сажать баштан среди могил, И, между тихим разговором, Запеть могли нестройным хором Про то, как «ихалы до гаю» Казаки… и сгубили Галю. А степь пылит, как и пылила, И ничего не изменилось: Залив, курганы, край земли… Домашний борщ — в кругу семьи.

Чтобы выжить — надо жить! — Говорил наш боцман Лёха, — Только жить не надо плохо, И не надо, парень, лжи… Ложь, как ржа, коробит душу. Ты, братишка, Лёху слушай — Лёха, факт, не будет врать — Жизнь, брат, умная игра… Здесь за все платить сполна, Где — зубами, где — кудрями, А и — полной сединой… Деньги — мелочь, по сравненью С этой платой, милый мой. Всё по счету — платишь — на! Получи! Владей! Довольствуй… Только — нету удовольствий, Если платою за что-то Весь покой домашний — к чёрту. Ты умей считать не броско, Ты умей родных беречь, За тебя они геройски И в огонь готовы лечь… Только ты — не допускай! Есть, брат, жизнь, а есть и — край… Мера в жизни тем важна, Что, как умная жена, Создаёт она опору — С ней свернёшь любую гору… Мера, брат, надёжный щит. Слушай Лёху — будешь жить. А еще, скажу я просто, Мужику нужна для роста Баба, чтобы без забот, Лёг на миг — а простынь — в пот, Чтобы жадность в ней кипела К твоему, братишка, телу. И любила чтоб она Накормить тебя. Эх, ма… — Говорил наш боцман Лёха И вздыхал и громко охал, Знать, ему жилось не плохо, Только в чём-то не везло… Только он не помнит зло. Только он широк душой. Лёха — сможет. Он — большой. Бесконечный — как дорога… Он смеется — все под богом… Мы живём под словом милым, Только чуточку смешны мы, Чуть корявы наши спины, Но зато мы все — любимы… Жизнь — хорошая, брат, штука, В этом — вся её наука…

Был летний сад расцвечен изнутри — Горели тени и листва горела, И солнце сквозь листву приятно грело, И мой отец тихонько говорил: Тебе бы главное о пешке знать пора — Ведь ходом пешек королей учили — И в безнадёжной ситуации играть Игру, достойную мужчины, А из потерь — сложить удачный ход, А пораженье — умному наука: Просчитывай потери наперёд И прежде, чем к фигуре тянешь руку… Дымит, колечками взлетая, «Беломор», И пёс наш рыжий лапу свою лижет… Отец мой — сколько лет с тех пор! — А разговор тот я всё чаще слышу: — А если проиграю… раз… и три? — На то игра. И нету в том печали. Учись проигрывать.                        Ведь в жизни, посмотри, Я столько раз всё начинал сначала. И улыбаешься. И лоб смущенно трёшь. — Победа — что? После победы — трудно. Победою, сынок, не проживёшь — Она пройдет, за нею будут — будни… Учись, мой сын, всю жизнь держать удар. Бывает — слово — гирей на весы нам, И сила между «молод» или «стар» — Как маятник — между отцом и сыном… Игра и жизнь — как две подруги, и Они над нами весело смеются, Когда в крикливом круге мы Вдруг перепутаем их цирковые лица. Имей и ты над ними свою власть: Игре — игра. А за живое — драться! Для женщины беда — упасть… Мужчине — не суметь подняться… Храни слова — ручей, весна, цветок, улыбка, облака, листва … — Нет, папа, драться-то за что? — За эти же слова:  ручей, листва … Ну, делай ход, герой, А то нам времени осталось мало… — Мы, папа, не забудем за игрой, Что ждёт нас мама?..

Когда на душе станет горько, Я боль, словно камень, возьму, На палубу выйду и только — Заброшу подальше в волну… Пусть море — меня успокоит, Пусть с морем — мы просто друзья, Пусть с морем мы знаем такое, За что нас рассорить нельзя… Когда буду ранен навылет И ветер по мне побежит — Звенящей волною пусть хлынет На берег желание ЖИТЬ! Волною — мое нетерпенье… Волной — моя прежняя страсть… Я жить буду в ветре и пене, А крылья — мне облако даст! А если я сам не успею, Тебя, моя радость, обнять — Пусть ветер, слепя и грубея, Прижмется                   к тебе                               за меня!

Хочу пройти осенним лесом, Хочу забыться не спеша, Без громких слов, без шумных песен, Смотреть на листья и дышать… На ветки, согнутые небом, На синь, прошитую дождём — Давным-давно в лесу я не был, Давно мечтал остаться в нём… Остаться деревом, травою, Листом, летящим меж ветвей, Качать под ветром головою, Скрипеть, как эти ветки две. Иль просто вырасти сосною, С пьянящим запахом хвои… Скажите, что это со мною? — Я корни               потерял                               свои…

А смерть — не суетное дело. Не торопи. Не торопись. Готовь для жизни своё тело И в жизнь отчаянно влюбись.                      И всё придёт: и то, что будет, И то, что кончится потом, И ничего ты не забудешь, Но будешь к большему готов.                      Любить во всем любую малость: Улыбку, лист, глоток воды… Через сомненья, злость, усталость Любить — не чувствуя беды,                    Все проклиная, не надеясь, И ничего не взяв взаймы… И лишь отчаянная смелость Мгновенным страхом отзвенит.                    Как дождь, блеснувший в вишнях спелых, Как вишен — падающих — кровь, Как хорошо понять всем телом, Что ты любить и жить — готов!                    Что ты готов взлететь на крыльях, Что ты восторженно силён! Как хорошо, что это — было! Что я — опять                      чуть-чуть… влюблён!

Забыть обиду и простить, И успокоиться, и жить, Но всё не просто — Боимся что-то потерять, И уступить, и отступать, И цену просим… Боимся щедрыми прожить, Боимся вдруг продешевить. И за обиду Ценой бросаемся любой: Сравнив с обидою любовь — Любви не видим… Бросаем собственную честь, Как шляпу, в грязь, в чужую лесть. А жизнь — не сцена… И оскорбляем, и скорбим, Бросаем медью боль любви, Забыв ей цену. Среди привычек, слов, обид Живём, течём куда? Забыв, Не замечая… Забыв, что были мы горды… Как струи медленной воды — Мельчаем…

Летит по небу светлой мглою снег, Огни на рейде мутны, как во сне. Огни на рейде свой теряют след… Огни на рейде. Огни на рейде пьют холодный снег, Летящий с неба на глазах у всех… Вино желаний — этот белый грех — Ловите, пейте. И тишина становится нужна, И тишина становится слышна, И тишина уже поёт, нежна, Подобна флейте… Моих друзей уже не вижу всех, Мои друзья уже уснули все, Моим друзьям приятен этот снег — Его согрейте. Огни на рейде мутны, как во сне. Огни на рейде согревают снег. Огни на рейде, растопите снег — И мне… налейте.

Спасибо вам, друзья, За то, что в этом мире Мы встретились. Из тысяч звёзд,               летящих камнепадом, Одну мы выбрали планету, И время выбрали —               и век, и год, и час — Их прожили И рады им сейчас… За то, что рад я солнечному свету, За то, что               море пахнет, Стрекоза летает, а ручей журчит — Спасибо вам, друзья! Я этот мир запомню: Прощальный взмах руки, Обнявших небо птиц, Калитку в сад               и ожидание любви, И запотевшее стекло в осенний дождь… За грусть, которую понять нельзя, Но можно полюбить — Спасибо вам, друзья! За ваш вопрос о мамином здоровье, За ваше «здравствуй» и «пока», И за улыбки…                    и глаза, и лица… И за письмо любимой в полстраницы… Спасибо вам За всё, что я люблю, За всё, что потеряю, уходя… За то, что вижу в зеркале себя… Спасибо вам, Спасибо вам, Друзья!

Окно. Луна.              Светлеют стены.                         Воздух — замер. И тени облаков              плывут по стенам парусами… И странные видения              мне не дают уснуть… То голоса,              то шорохи,                        то звуки                                  зверей в лесу. Тропа.             Блестит луна на камне. Веток тени —             шевелятся…                         Река у ног. Вот — зверь крадется,             Вот — прилёг И смотрит на луну.             Прислушался — Росы упала капля —             голову задрал, зевая,                          или зверь почуял запах?.. Вдруг — заскулил, тихонько подвывая… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ …С тобою мы.             Не спится.                     Тишина звенит. Окно и комната             луной освещены… — О чём не спишь? — Луна. А я — как волк —             смотрю на потолок,                                 а вижу лес… — Не убежишь? — Куда я убегу,             когда ты здесь… — Ну, ладно,             отпускаю погулять,                     пока я буду спать… — А ты — не спится? — Нет. При луне —             я тоже, как волчица…                     Прижмись ко мне… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ Луна! Как тыщу лет назад…             Её я вспомнил…                             Я её узнал. Звериный зов!             Мои ожили уши…                            И я не сплю. О чём сейчас             я мучаюсь?.. Душе нужна звериная живучесть, Чтоб защитить её покой и                                            сущность… Чтоб чувствовать не то,             что можно съесть,                               что больно,                                      что сильнее,                                            что опасно… А то,           что можно не ломать                                      напрасно, Что и без нашего участия                                     прекрасно, Как закачавшийся рисунок мака                                                  красный, Как листьев лица             в царственном                                  согласье… Звериный нюх             мне нужно обрести,                              чтобы бежать,                                         карабкаться,                                                       ползти, Не биться в стену,             не бояться драки… И, избегая осторожно плена,                         мне б не упасть                                         внезапно                                                 на колени Из строгих уз ума                       в просторы                                           страха. И среди тех,             где каждый не дурак,                                 не дураком                                        дурачиться мне —                                                                 как?.. Из слов каких Заумный сплесть туман,                           что, мол,                                 от глупостей твоих                                                                я без ума, И глупость пить согласен я до дна, Чтоб снисходительно                           прощала ты обман И умным назвала —                           не ты одна… Звериный нюх                          мне нужен позарез. Звериный вой.                          Любовный…                                               крест. А потому, когда луна                                 зальёт                                       зелёным светом ночь, Никто не может мне помочь… Не сплю.               Не спится.                               Всё летит… Взлетает в небо потолок,               Уходят стены и…                                        Песок Ногами чувствую…                      И запах Травы. Реки…               и чьи-то лапы                         в песке оставили следы… И прочь —           испуганной звездой —                                   глаз чайки —                                          низко над водой, Как нить горящая                          скользит…                                     Никто не спит. Во мне живёт            звериная душа, Шевелится,            и не дает покоя, И — заставляет медленней дышать, И — осторожный выбирает шаг, Как шорох, в воздухе,             Крадётся над рекой… Как         бабочка на локоть —                 лунный блеск садится… Крикнет птица —           Хрип и клёкот…                       Струится                               Кровь из горла птицы — Коготь           вонзила кошка… и                   блестят глаза                             звериной поволокой — Смотрят на меня                   сквозь ночь. Вот — бабочка метнулась прочь И — сжалась от испуга                   луна за облаком…                                 И — о, какая мука! — Душе звериной без луны… Уны…           Ло…                  хматая поднялась тень И потянула за собой           и гул,                   и треск… Как-будто            динозавро-птеродактиль                                               воскрес! Вот — шея, хвост,                          крыло,                                   нога… Нагнулся…               наступил                            на лес… И — смял,              И — пнул…                             Не глядя — Ннаа! Обрыв — осел…               Река взбурлила,                                     и волна Рассыпалась                мильонами текучих звёзд… И заискрился,               будто всплыл из ночи,                                                    плёс… Утихло. Дерево лежать осталось,                        с обрыва в воду.                                 Старое. Без листьев… Только шелуха с коры,                                    белея, Удалялась по реке и                     в темноте пропала… С лисьей Мягкостью волна                           присела…                                   возвратилась… Снова звёзды по воде,                                       у ног, Но — сгладилась волна —                                       темно… Туман — струей                         деревья над рекой Разрезал —               приподнял —                           висеть оставил… Глаза устали               пристально глядеть, А за кустами —               молний след — Недобрый взгляд — покоя нет… Луна —       на небе и в воде —                 в листве запуталась…                                             Минута… Бездной чёрной омут мутный —          рыбий плеск —                      круги пошли… И — небо на воде — дрожит…                                            Луна, упруго, Из облака — бежать! — по лугу,  лесу, облакам — Заставила сверкать и…                                    Чья рука Струю тумана потянула?..                   Ветер дунул…                          Звёздный дождь…                                   Роса — на камни, На траву —               засеребрились,                                  засверкали… Взмахнула крыльями сова,                                   забормотала                                           дурман-слова… Но я          не удивлён и не напуган — Так хорошо           мы чувствуем друг друга — Луна и я… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ А зверь Уже смотрел и знал,                что нас он ищет… Что жертву выбирал                 ни ради пищи — Чужой покой ему противен…                 Улыбка? — Прочь! Как паутина… Его алтарь — удар и страх.                 Иное всё —                           единым махом Готов он разорвать и…                 наслаждаться страхом! Влечён собой —                 зверь ищет бой… Как кошка                акробатом лап Бьёт в перья                красоту крыла И достает в прыжке                летящей птицы горло, Так зверь спокоен                лишь                        в засаде… Но и во мне                 звериная душа С чутьем звериным риска и охоты —                                           не дремлет, Зверя чуя рядом. Так пленник чувствует,                    что кубок полон яда И каждый взгляд его                    ответной                           жаждет смерти… Темнит душа. Таится. Лаской спину выгибая, И напряженно смотрит На берег                   от тумана мокрый и Дышит жадно воздухом ночным… То тут, то там, как светлячки видны, Росинки —                блеск луны их красит. Сама луна —               с восторгом страстным — На землю смотрит, и так ясно               от взгляда и светло, Что не могу быть с нею строг —               Храни-то бог её восторг… Но почему она так рада? И отчего глаза искрятся?               Как будто видит чьё-то                                           Счастье?!. А зверь —             уже летит в атаке — Прижаты уши… Небо лапой Гребёт — Удар! — Мы грудь на грудь В прыжке сошлись и                               оба разом                                    разим друг друга,                                               рухнув наземь… Вскочить! — Подняться! — Выдох — вдох! — Рывок — удар!                 Ослеп — оглох…                         Глаза царапают глаза… И боль и Рев!.. И смерти —                          Воля! Секунда —            маской ужас боя                           с лица слетает… Пот.       Усталость.                Весь дрожу… А мышцы —             судорогой — в жгут                                     стянулись и… Упал.  Лежу… Любовь —               волшебница святая!.. Трава чуть слышно шелестит… Огромный жук в траве                                блестит. Пух одуванчика — летает, Светлея в небе —                       между птиц… И все уже я вижу по-другому. Уже я сам — под звёзды! — вырастаю. К луне            тянусь и Горло нежное целую!                        И люблю!                                Люблю! Забив… Забыв звериное чутье… И как… Как хочется услышать «АХ!» Луны ответный… Это пытка — Язык забыть мгновенно человечий — Стонать, мычать звериным воем вечным И… улыбаться                        от её                                 улыбки?!. Луна, луна! Мне без тебя — хоть вой… Но хорошо! Так хорошо с тобой!.. Смирить зверьё звериным рыком И самому — мурлыкать                                  под твоей                                                 рукой… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ Светает. В такую рань На мамонта шёл,                     камень поднимая, Мой прародитель,                   хмуря бровь… И я так ясно                  его поступь вижу… Красный                  шрам на плече…                              И кровь в ручье… И дышат ноздри,                   шевелясь во тьме, А взгляд его —                   через века —                                  ко мне Был обращен… Он знал,             что буду я живучим… Что каждый из потомков тощих — Полузверёк… полумужик… — Сыночек!.. В пупырышках и шерстке ранней —                 Будет отличен не ударом ярым,                                                          а взглядом… Глазами будет жить…                             Глазами!!!                                          Рядом Всегда           грозят                   и ночь,                          и зверь,                                и смерть… Но предок завещал — смотреть! На лес, На лунный отблеск вечный, На блеск костра,                  мерцающий на плечи                             любимой женщины… Смотреть!            И — выбирать!                            И — знать! Что я люблю?.. О чём страдаю зря?..             Чего боюсь?..                      Чего терять нельзя?.. И силой всей тысячелетнего зверья,             сплочённого во мне,                                          вставать — Их волю и надежду ощущая — И защищать!                 И защищать!                              И защищать!.. ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ Но… иронично улыбнёшься,                                    обнимая: Не торопись вставать,                 герой-бродяга, Сейчас окно зашторю и                                 прилягу… Дела — не мамонт — подождут,                                          а я — земная… И если я зову — будь рядом, тут… Ты что там говорил про луны? Сегодня я — луна.                И я — к тебе лечу… Глупа ль, умна или                              шалунья — Уже прижалась к твоему плечу — Что скажешь мне теперь,                                        ворчун?.. Мой предок хоть рычал,                          но был — молчун.                                    И это — умно… И я молчу. И из звериной шкуры                          прорастаю. Ведь ты, и вправду,                         женщина простая И видеть хочешь мужика                       с душою крепкой, А я — ночами ухожу                       по лунным рекам… Теряя время.                      Мне б, живя, На ноги встать —                       с копыт…                                 с хвоста… Чтобы тебя, моя луна, достать… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ Не уходи, любимый, я — твоя. Не бойся, что рассвет,                      что будет день. Что рядом будет жить,                       кривляясь,                                      тень, Что в дом придёшь и                      сам откроешь дверь… Ты это сможешь,                     ты в себя поверь. Не бойся утром                           потерять луну — Найдешь опору                взгляду и уму… Поверь,           всё будет лучше —                               на свету: Там, за окном,                     увидишь ты,                                  в цвету Роняет лепестки на тротуар                                        сирень… Сирень? Сирень… Ну, что ж,                наверно, ты права —                       пусть будет день —                                                    пора… …Как в будке спрятался                       во мне живущий зверь. Стена цветная свесила обои, Напомнив занавес знакомого театра… И декорации — из мыслей, планов, мер — Взошли на сцену                           строем…                                      Боем бьют часы.                   Спектакль — пошёл.                           Пошла — расплата… За боль, которой зверь не знал. За бой, похожий так на сцену… И за любовь —                      всей жизни нашей                                                   цену… ≈≈≈≈≈≈≈≈≈ — А что ты, милый, голову нагнул? — К воротнику привыкнуть не могу… И мне с обойного рисунка,                                            там, в углу, С ухмылкой наглой кто-то подмигнул… …А        ОБ —                  ЛА —                            КОМ — Сирень в окно… И вместо стен — одна сирень… И тень, послушная, у ног — Щенком              готова впрыгнуть в день… Я поднимаюсь. Открываю дверь. …И осыпается сирень,                        когда в цветы уходит зверь…

Летает весть. Слетает весть. Не знает, как ко мне присесть. Не знает, что моей душе Она желанная уже… Что жду её, и нужно, лишь, Найти меня средь стен и крыш… Что нужно только лишь окликнуть И сразу — сам — летать привыкну И полечу, что нужно лишь… Здорово, стриж! Куда летишь? Полнеба — Вверх! А крыши — вниз… Ты — в виражах — Как чей-то свист! Совсем не то, что рабский лист… Ты — воздух режешь, как кинжал! Тебя — сам бог не удержал! Ты — и от ветра убежал… Тебе, крылатая душа, Легко просторами дышать!.. Заметить я тебя успел Мальчишкой — ты куда летел? И в сорок лет я видел след По небу, росчерком пера… Так сколько лет, скажи мне, стриж, — Ты в облаках Скользишь-кружишь… Из детских лет и до вчера?! …Полнеба — вверх. Дорога — вниз. Не торопись — остановись! Какая высь! Зажмурь глаза… Послушай, кто это сказал, Что жизнь похожа на вокзал… Что нам совсем не дорого Достались ветра шорохи, Приснились травы росные, Деревья стали взрослыми… Укрыв нас тенью лёгкою, Взлетела стрекоза… Нам мир — в четыре стороны: Хоть — в завтра, хоть — в историю! Ведь мы — чего-то стоили!? Ведь мы так много строили И планов смелых, и надежд, И каждый был в той жизни преж— де чист, и крепок, и умён, И каждый был из нас безгрешен В одеждах праздничных знамён… Такая, стриж, Легла история — Легла на все четыре стороны… Но я — не стриж. Прости мне, стриж: Мне славу крыльями не стричь. Тебе легко, стрижок, лететь, А мне — дорогами потеть: Идти туда, придти сюда… Вернуться по чужим следам… Мне ноги, будто путами, Дороги эти спутали. Тебе — не ведать и не знать, Что значит «нет пути назад…» Когда — как чёрной полосой По мне прокатит колесо, И душу, как цветок, раздавит… А знаешь, что во мне душа? Ты знаешь, чем хочу дышать? Кого любить, чего желать? О ком душа моя рыдает… Но что теперь поделаешь, Когда вокруг немые лишь. Когда вокруг немые И я — Оглох! — Меж ними… Так где, сторонка белая? Весёлая и смелая… Взгляни-ка, стриж, Над градом крыш, Где пустотою — без тебя — Карниз обвис… Взгляни-ка вверх! Взгляни-ка вниз! Вонзи! Разбойный! В небо — свист! Ты — меж землей и между богом — Стрижешь опасною дорогой… По краю адову и неба, Где нет воды и нету хлеба… А я — себя угомоню А я — себя уговорю, И к облакам, как к алтарю, Идти себя — приговорю. На все четыре стороны. На все четыре — поровну… Здесь воронье не каркает, Над городом с пригорками, А плачет только: «Горько мне, Средь бела Чёрным вороном…» Хоть ворон очень чёрный, стриж, А тоже любит светлой жизнь. Ведь белых нет, и чёрных нет, Когда глядишь на белый свет. И ворон, облетая лес, Похож с земли на божий крест… Такая весть. А что в ней есть?.. Какая разница меж нами? Как риза с ризницей — Мы сами — лишь обиталище любви. Не прогоняй. Согрей. Люби… Взлетаем, стриж! Не бойся стриж! Тебе — не падать на колени. А мне — темницею — не стены… И что нам, право, чей-то грех? И что нам праведная весть? Зачем летит к нам эта весть? Какая весть? — Такая весть: Готов покаяться не грешный, А тот, в котором совесть есть! Готов покаяться не грешный… Запомни, стриж? О, мир потешный! И пусть качнет листом камыш… И капля, на воду упав,                          круги погонит,                                     и прогонит… горе, Что перст один, а грешных — море. Их азм и есть. Я с ними… если Я здесь не праведных ищу?! Ведь суть — не крест!.. Душой быть вместе — Хоть с кем-нибудь… сейчас хочу. Но мало… Мало нынче мест, Где слов — лишь чуть, А Совесть — вестник! Так кто я есть?.. Так с кем я здесь? И что есть грань на Бес и без… Моя Душа хранит дорогу… И всех, кто душу грел и трогал. Кто говорил во тьме кромешной: «Грешна в любви…                      Любовью грешен…» Я их давно благословил Чужой строкой из книжной речи: В любви-то нет греха, конечно! — Угоден богу, кто любил… Кто без любви — вот это грешно… Так много истин в мире есть. Когда предстану перед богом, Не осудите слишком строго… Ведь всё что было — было здесь. А что Любви последней Крест?… Так — светлый крест?! Наверно, бог меня потрогал, Что света в лицах вижу много! Ведь нет у жизни половин! И слово каждое… кровит, Когда о жизни говоришь… И нет в моих словах неволи, Но все слова — о сладкой боли… Ведь в каждом слове —                                   о любви…

Словами своими,                    моя говорунья, Ты время рассыпала горстью песка… Так в горных потоках прозрачные струи Шевелят                   холодные мускулы скал… Слова твои льются                   так нежно и чисто, Как речь водопада с высокой горы… Так радугой полнится воздух лучистый, Когда                  всколыхнёт его ветра порыв… Так катятся камешки                    круглые кругло… И рябью торопится речка ко мне… И рыба прогнулась в потоке упруго Хвостом                  разметав баррикаду камней… Ты так говоришь,                  что теряю опору, Как лист, отрываясь с родимых ветвей… Ты так говоришь, что высокие горы Присели,                   обласканы речью твоей… Как сложно и просто,                              как всё напряженно… Когда ты мне шепчешь: …единственный мой… Каким мне рассвет одеялом тяжёлым, Покажется,                     если тебя нет со мной… Скорей улыбнись мне,                                    моя говорунья… Целую твою торопливую речь… Мне нравится нежная власть поцелуя, Которым ты хочешь                                   меня уберечь…