А я ведь точно его где-то видела!

– Ты не похож на дурака.

– Очень на это надеюсь. Я дурак по профессии, но не по обличью. И только изредка – по репутации.

Он широко улыбается.

– Ты слишком молод для шута, – не сдаюсь я.

– Отнюдь. – Джордж берет меня за плечи. – Мне восемнадцать, а это самый дурацкий возраст из всех возможных. Все трудности мужчины и никаких оправданий мальчишки. – Он ведет меня по тропинке, вьющейся вокруг сада. – Надо тебя отвести в твою комнату, пока никто не заметил, в каком ты виде. – Он оглядывается вокруг. – Но я не знаю, как…

– Да ладно. – Я хватаю его за рукав. – Идем за мной.

Я тащу его прочь с тропинки, по траве, к увитой лозами стене. Иду вдоль нее, ведя рукой по листьям.

– Знаешь, что тут самое смешное? – спрашиваю я. – Вот эти горгульи. Из них многие скрыты листвой, но как только одну найдешь, рядом всегда есть что-нибудь интересное. Видишь?

Я останавливаюсь и показываю на рыло, почти полностью скрытое плющом. Запускаю туда руку и нащупываю дверную щеколду – я знала, что она там. Нахожу, отпираю, слышу тихий щелчок и раздвигаю завесу плетей. За ней дверца.

Он снова смотрит на меня с тем же странным выражением лица, темные брови приподняты, на губах едва-едва заметная усмешка.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ничего. Просто ты весьма забавная девушка.

– Да ничуть.

– Напротив, очень даже. Интересно, что может кухонная прислуга знать о потайных дверях?

Я слегка запинаюсь:

– Да ерунда!

– Не скажи. – Он качает головой, потом показывает в сторону двери. – Дамы вперед.

Я протискиваюсь в узкий ход, а Джордж влезает следом. Перед тем как закрыть дверь, я высовываю руку – поправить завесу листьев. Внутри темно хоть глаз выколи.

– Тут лестница, – говорю я. – Если подняться до самого верха, придешь к двери, она открывается в большой зал, за широким гобеленом, знаешь – там, где совы и нетопыри нападают на колдуна, лежащего на столе?

У короля Малькольма слабость к вышивкам и картинам с боевыми сюжетами, а я их все терпеть не могу.

– Да, знаю. А ты?..

– А мне вот сюда. – Указываю вбок, через плечо, хотя он вряд ли увидит в темноте. – Позади меня коридор, ведущий в кухню. Сразу за ней – комнаты прислуги.

Я еще минуту стою, ожидая, чтобы он ушел. Но он не уходит. И хотя я его не вижу, взгляд его на себе чувствую. Не могу понять, чего он хочет.

– Я думаю, ты можешь идти, – говорю я. Но он не трогается с места.

– Мне бы хотелось убедиться, что ты благополучно добралась до своей комнаты.

Я складываю руки на груди.

– Мне твоя помощь не нужна.

– А я и не говорил, что нужна, – легко соглашается он. – Я только проявляю дружелюбие. Мне кажется, дружеское участие не будет лишним.

– С чего ты так решил?

– Даже не знаю. Болтаться в завшивленной таверне в одиночку, в одиночку же пить абсент, идти, шатаясь, домой, с пиратом и шутом, тоже одной…

– Тебе что за дело, юный хитрован?

– Вообще-то моя фамилия Кэвендиш, но не в этом дело. Давай будем друзьями? Я во дворце новичок, так что пригодился бы человек, который мне покажет, как тут и что.

– Ты и вправду дурак, если хочешь, чтобы тебе кухонная прислуга устраивала прогулки по дворцу, – бурчу я.

Ушел бы он уже, что ли. Мне ничего так не хочется, как добраться до своей комнаты и заснуть. Вообще забыть об этом дне. В кромешной темноте действие абсента начинало ослабевать, и непрошеные воспоминания возвращались. Случайно убитый некромант. Калеб целовался с Кэтрин Уиллоуби. И пойдет с ней на маскарад, а я останусь дома одна.

Тут мне приходит в голову одна мысль.

– Как шут короля Малькольма, ты, наверное, знаешь про святочный маскарад?

– Ага, слыхал о нем.

– Коль ты и правда хочешь знать, как тут что делается, то неплохо было бы с него начать. Раз мы теперь с тобой друзья, отчего бы тебе не пойти со мной?

Джордж закашливается.

– Пойти с тобой?

– Да.

– На маскарад?

– Ну.

Молчание. В третий раз за сегодня я чувствую, как жар заливает щеки.

– Эй? – спрашиваю я раздраженно. – Наверное, дураку не к лицу идти танцевать с прислугой?

– Да нет. Просто… я не знал, что служанкам разрешено участие в маскараде.

Проклятие. Конечно, он прав. Служанкам туда хода нет, но я же не как служанка туда собиралась, а как ищейка. Хотя это и не важно, под маской все равно никто бы не увидел моего лица.

– Нам не разрешено, – поправляюсь я. – А тебе разрешено. И как я уже сказала, считаю, что тебе следует взять меня с собой.

Он снова откашливается.

– Ты очень, очень мила. И если бы я вообще задумался о маскараде, то наверняка подумал бы о тебе в первую очередь.

Через секунду соображаю, что меня отшили.

– Хватило бы простого «нет», – бурчу я.

– Хватило бы замечания, что мое «нет» не простое.

– Мне сейчас не до шарад, – огрызаюсь я. И начинаю уже жалеть, что пила этот чертов эль. Или что не выпила больше, чтобы отрубиться где-нибудь, а не лепетать сейчас, как безмозглая идиотка, подлещиваясь к дураку. – Я пошла, – говорю я. – Так вот, как я сказала, по той лестнице, в дверь, поднырнуть под гобелен, и ты на месте.

Я поворачиваюсь и иду вдоль стены. Уже почти дохожу до конца, когда слышу его голос:

– Может, где-нибудь когда-нибудь встретимся?

Не отвечаю, просто иду дальше. Скоро коридор становится у́же и теплее, и я знаю, что нахожусь рядом с кухней. Ужин давно закончился, но я все еще ощущаю сквозь стену запах еды, слышу суету на той стороне – идет уборка, звенят котлы, кричат служанки, стучат шаги лакеев, несущих подносы из столовой. У меня начинает урчать в животе, и я задумываюсь, удастся ли мне пробраться туда и раздобыть чуток съестного так, чтобы меня не увидели. Я падаю на колени и провожу рукой по стене, пока не нащупываю зазубрину, в которую можно просунуть палец. Это ручка крошечной дверцы, что открывается в кухню между стеной и хлебной печью. Я нашла эту дверь в первую же неделю пребывания на кухне. Мне тогда было всего девять лет, и храбрости не хватило ее открыть. Что там, на той стороне, я не знала, но навоображала многое: змеи, призраки, страшные чудовища, которые пожирают детей. Потом я про нее забыла, а однажды Калеб пришел составить мне компанию, пока я занималась своей работой. Помню, он сидел на полу, играя сам с собой в кости – левая рука против правой. Ему не полагалось быть со мной на кухне: другие служанки на него отвлекались. Тогда ему было всего четырнадцать, но он уже был шести футов росту, светло-русый, волосы волнами падают на глаза. Да, он был красив и знал это. Мне же было только двенадцать, и я тоже это знала. Еще я знала, что он весьма упрям. Ни хныканьем, ни мольбами нельзя было заставить Калеба делать то, чего он делать не хочет, – или бросить то, что он непременно решил сделать. В тот день дверь наконец соблазнила его своей тайной. Он собрал кости с пола, подошел к двери и распахнул ее. На той стороне был коридор, темный и сырой, уходящий в неизвестность.

Калеб позвал меня с собой посмотреть, куда он ведет. Я тогда ничего не имела против тесных темных закоулков – не то что теперь, – но идти все равно не хотелось. У меня была работа, и я знала, что если уйду, мне достанется на орехи. Но за Калебом я шла всегда и всюду. Не было на земле такого места, чтобы он попросил меня с ним пойти, а я не согласилась бы. Но я никогда даже не представляла себе, что настанет день, когда он больше меня ни о чем не попросит. Не представляла, что без него мне некуда будет идти.

И вдруг я чувствую, что голод прошел. Я встаю и толкаю следующую дверь, в коридор, ведущий к комнатам служанок. Здесь полумрак, разгоняемый лишь факелом, висящим на стене. Но света хватает, чтобы голова опять закружилась, как было в таверне. Я прислоняюсь к стене, закрываю глаза, чтобы кружение прекратилось. Усталость, такая усталость, что, когда я слышу его голос, отвечаю только через секунду.

– Элизабет?

Я вскидываю голову. Там, в конце коридора, стоит Калеб. Он идет ко мне, сцепив руки за спиной. У меня сердце подпрыгивает от одного взгляда на него.

– Ты где была? – Он стоит передо мной, лицо его скрыто в тени. – И что с тобой случилось? Выглядишь ужасно.

– Как раз те слова, которые любая девушка рада услышать, – бурчу я.

– Я не в том смысле.

– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я. – Тебе сейчас разве не следует, – я повожу рукой в воздухе, – ну там, не знаю, кружиться и покачиваться под музыку плавно-плавно?

Калеб улыбается.

– Полночь. Все леди давным-давно спят.

Что-то в его интонациях меня задевает. Будто он намекает, что я не леди, потому что не сплю давным-давно. Будто я сама не знаю, что я не леди.

– Ладно, тра-ля-ля, – говорю я почти про себя.

– Хотел взглянуть перед сном, как ты тут, но тебя не было.

– Занята была, – отвечаю я резко. – Не всегда же я сижу у себя в комнате, ожидая твоего визита. Будь оно так, кто знает, насколько бы я застряла внутри. – У Калеба делаются большие глаза. Кажется, до сих пор я никогда с ним так не разговаривала. Но я настолько разозлилась, что не в силах сдержаться. – Кроме того, ты не обязан меня проведывать. Я в полном порядке.

Направляюсь к двери, но тут меня настигает новая волна головокружения. Вскидываю руки, опираюсь о стену, но запутываюсь ногами в плаще и неуклюже валюсь на пол.

– В полном порядке, – повторяет за мной Калеб. Интонация сдержанно-веселая. Я бы разозлилась сейчас, если бы не сражалась с позывами на рвоту. – Сколько же ты все-таки этого эля выхлестала?

Он помогает мне встать.

– Не помню, – бормочу я, прислоняясь к нему и вновь закрывая глаза. Когда их закроешь, все вертится не так сильно.

– Понятия не имею, что с тобой творится, – говорит Калеб. – Сперва тот некромант, теперь вот это.

Я приоткрываю щелку глаза – взглянуть на него.

– Такой уж день выдался.

– Так не только ведь сегодня, – возражает он. – Ты последнее время какая-то слегка…

– Слегка что?

– Несчастная.

Я моргаю от неожиданности. Вот уж не знала, что он на меня обращает внимание и такое подмечает.

– С чего ты так решил?

Он пожимает плечами:

– Ну-у… Просто ты на себя не похожа. Такая тихая. Обычно приходится заставлять тебя умолкнуть. – Он улыбается. – И ты еще говоришь, что я тебя не навещаю – но уже очень давно мне не было приглашения.

– Когда-то оно тебе не было нужно.

– Ну да. Тогда мы были детьми. А сейчас я же не могу запросто ввалиться к тебе в комнату без приглашения, правда? Мне даже сейчас здесь быть не следует. Что люди подумают?

Я точно знаю, что они подумают, и рука снова лезет в карман.

– Ну, в общем, если тебя что-то беспокоит, ты можешь мне рассказать. Как когда-то.

Да, когда-то я ему все могла рассказывать. Но это было до того, как он вырос высокий, а я осталась коротышкой, он стал красивым, а я осталась симпатюшкой, пока он не открыл все двери, которые мне хотелось держать закрытыми.

– Все у меня в порядке, Калеб, устала просто. Утром все будет хорошо.

Калеб молчит.

– Как скажешь, – говорит он наконец. – Могу я хотя бы проводить тебя до твоей комнаты?

Я киваю. Он одной рукой обнимает меня за плечи, я прислоняюсь к нему, и на миг возникает ощущение, что только мы двое и остались в целом мире, будто всегда так было. Секунду я думаю, что, быть может, получится сказать ему, что у меня происходит. Что происходит со мной. Я пытаюсь найти слова, собрать их в голове и даже открываю рот, чтобы их произнести. Но поднимаю глаза и вижу, что он смотрит поверх меня и хмурится.

Я отворачиваюсь как раз в тот момент, когда человек выступает из тени – это один из стражников короля Малькольма. Он стоит рядом с моей дверью, в безупречном черно-красном мундире, с пикой в руке. О нет, думаю я. Только не сейчас.

По лицу Калеба пробегает тень удивления.

– Ричард? – приветствует его Калеб. – Ты меня ищешь?

– Нет. – Ричард прокашливается. – Я тут, ну… сам знаешь.

– Не знаю. – Удивление на лице Калеба сменяется хмурой настороженностью. – Не дашь себе труд мне рассказать?

Ричард косится на меня, но не отвечает.

– Элизабет? – обращается ко мне Калеб. – Что здесь делает Ричард?

Я мотаю головой – мне так страшно, что не могу говорить. Калеб отпускает меня и идет к Ричарду. Я приваливаюсь к стене, прижимаюсь щекой к холодному камню. Слышу шаги Калеба.

– Я тебя еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?

Ричард продолжает молчать, но я знаю, что Калеб это так не оставит.

– Отвечай!

– Калеб, перестань.

Я отлепляюсь от стенки. Иду к нему, делаю пару шагов, и тут снова все вертится, не удержать. Я лечу вперед и падаю на пол кучей тряпья.

– Элизабет!

Калеб тут же оказывается рядом со мной.

– Все нормально, – бормочу я.

Хотя на самом деле ничего подобного. Каждый раз, как я пытаюсь открыть глаза, все дергается и плывет. Воздух темный, удушающий, и стены будто хотят сомкнуться надо мной.

– Давай зайдем в комнату.

Калеб поднимает меня на ноги, мы снова направляемся к моей комнате, но Ричард преграждает нам дорогу.

– Она должна пойти со мной.

– Она никуда с тобой не пойдет, – отрезает Калеб. – А если ты не уберешься с моей дороги, клянусь, пожалеешь.

Я сжимаюсь, ожидая, что Ричард заорет, может быть, ударит. А вместо этого они оба замолкают. Калеб отпускает меня. Я открываю глаза и вижу, что он наклонился к полу, зажимая в ладони пучок трав. Их я узнаю немедленно: лиловая колючая блошиная мята, желтый цветущий сильфий. Я судорожно сую руку в карман, хотя знаю заранее, что там пусто.

Он поднимается с пола.

– Элизабет, откуда это?

– Из кармана. – У Ричарда глаза навыкате. – У нее из кармана. Я видел.

Калеб вертит травы в руке. Рассматривает. Хмурится.

– Блоховник, – говорит он. – И сильфий. Женщины ими пользуются, когда не хотят… ну, понимаешь… – я слышу, как ему неловко, – чтобы не было ребенка. Это ведьминские травы. – Он поднимает на меня взгляд. – Зачем они тебе?

Долгий, безмолвный, жуткий момент. Потом Калеб начинает тихо говорить, будто вынужден вслух произнести то, что, вопреки своему желанию, знает.

– Ребенка, – повторяет он и бледнеет. – А ты… ты идешь с ним. – Он кивком указывает на Ричарда. – В полночь. К королю.

Я мотаю головой. Хочу как-то возразить. Оправдаться. Сказать что-нибудь. Но не могу. Не могу.

Калеб резко разворачивается к Ричарду.

– Ты ничего не видел. Ее здесь не было. И вот этого у нее не было. У меня есть деньги, я заплачу тебе за молчание.

Он начинает выгребать из кармана монеты, но Ричард уже пятится, выставив перед собой большой палец, просунутый между указательным и средним – древний знак против колдовства.

– Она ведьма, – бормочет он. – Я не могу ее отпустить.

Ричард кладет руку на пояс, снимает с него наручники.

– Она не ведьма! – говорит Калеб. – Просто у нее…

Он осекается, но я знаю, что он хотел сказать: «Просто у нее были колдовские травы». Калеб знает законы – как и я. Этих трав, употребляла я их или нет, достаточно, чтобы послать меня на дыбу, в тюрьму или на костер. Я поворачиваюсь, пытаясь бежать, но теряю равновесие и падаю на пол. Калеб хочет меня поднять, но Ричард отталкивает его, хватает меня за ворот плаща и вздергивает на ноги. Грубо заводит мне руки за спину и защелкивает оковы на запястьях.

– Элизабет Грей, именем короля Энглии Малькольма я данной мне властью арестую тебя за преступление колдовства. Тебе надлежит немедленно проследовать в тюрьму Флит для задержания и ожидать суда под председательством инквизитора лорда Блэквелла, герцога Норвичского. Буде тебя признают виновной, тебя казнят через сожжение на костре, земли же твои и имущество отойдут короне. – Пауза. – И да поможет тебе Бог.

– Ты не имеешь права вести ее в тюрьму! – кричит Калеб. – У тебя нет на то полномочий – без согласия Блэквелла.

Ричард обдумывает его слова.

– Тогда я не поведу ее в тюрьму, – говорит он. Я готова выдохнуть с облегчением, но он продолжает: – Я отведу ее к Блэквеллу.