От Нота [144] , чье горячее дыханье на нас дожди, и грязь, и тучи шлет, и от Борея злого, чье метанье заковывает в лед поверхность вод, от Эвра заревого иль другого, кто мягким иль неистовым слывет, от Ахелоя [145] , божества речного, безумного не мене, чем Орест, любивший Пирифоя [146] , как родного, от всяких бурь, какие в мир окрест шлет Посейдон, от Бахусовой страсти, которую столь восхвалял Ацест, [147] и от огня, который в злобной пасти Тифей рождает, и от труса тож, когда подземный пленник жаждет власти и, корчась, повергает горы в дрожь — ото всего нас оградит Беллона, едва к ней под начало попадешь. Она пойдет войной и на Плутона, столь жаждущего человечьих душ, как жаждал восхитительного лона он Персефоны [148] , раненный к тому ж Амуром, заглянувшим ненароком на дно Сицилии, где тьма и глушь. [149] И как Беллона неусыпным оком достойных охраняла в оны дни, так служит им до днесь с великим проком. И все, кто ей привержены, – они в своем великодушье безупречны, и щедрость их деяниям сродни; и столь спокойны и добросердечны, что – отвернись Фортуна – все равно не унывают, но и не беспечны. И как притом грустить им не дано, так ложным благом не возвеселятся — и то и это равно им смешно; и красотой пустою не прельстятся, чрезмерно не заботясь о мирском, сильны во всем, за что решили взяться, И, утвердив нас на пути прямом, дарит Беллона неба постиженье, и светлолика, и ясна умом; и в небеса, коль мы свое сраженье с пороками не устаем вести, дабы наш дух избегнул пораженья, уводит нас бессмертье обрести.