Цвет черемухи пахнет порохом, Лебединые крылья в крови. Уезжает четвертый Дорохов, Мать родимая, благослови! Первый пал у Смоленска, под Ельней, Не напуганный смертью ничуть, В тишину запрокинув смертельно Свой пшеничный, смеющийся чуб. А второй — где отыщешь останки? Подвиг мужествен, участь горька, Стал он пеплом пылающим в танке И героем в приказе полка. Третий Дорохов в рукопашной На окопы фашистов шагнул. Как ветряк над рязанскою пашней, На прощанье руками взмахнул. Что с четвертым? И он, бездыханен, В госпитальной палате лежит. Нагибаются сестры: — Ты ранен?— Но четвертый… четвертый молчит. Ходит Дорохова и плачет, Ходит, плачет и ждет сыновей. Никакая могила не спрячет Материнских тревог и скорбей. И лежат в позабытой солонке, Тяжелее надгробий и плит, Пожелтевшие похоронки, Где одно только слово: убит. Чем утешить тебя, моя старенькая, Если ты сыновей лишена? Или тем, что над тихою спаленкою Снова мирная тишина? Знаю, милая, этого мало! Нет их! Нет! Свет над крышей померк. Для того ли ты их поднимала, Чтобы кто-то на землю поверг? Ты идешь с посошком осторожно Вдоль прямого селенья Кривцы. Под ногами звенит подорожник, Осыпая лиловость пыльцы.

1959