Через окно доносится шум моря вперемежку со смехом последних полуночников и еще какими-то звуками — наверное, официанты убирают со столов на террасе, а иногда слышно, как по Приморскому бульвару медленно едет автомобиль, и из соседних номеров долетают приглушенные и неразличимые голоса. Ингеборг спит; на ее лице застыло безмятежное выражение, кажется, ничто не способно нарушить ее сон. На ночном столике стоит стакан с молоком, к которому она не притронулась, теперь, должно быть, молоко уже согрелось; а рядом с подушкой из-под простыни высовывается книга о сыщике Флориане Линдене, из которой она осилила всего пару страниц, прежде чем погрузиться в сон. Со мною все обстоит наоборот: жара и усталость лишают меня сна. Обычно я хорошо засыпаю и сплю от семи до восьми часов ежедневно, правда, редко когда ложусь усталым. По утрам просыпаюсь свеженький как огурчик и ощущаю в себе прилив энергии, не иссякающей и после восьми и даже десяти часов активных действий. Насколько я себя помню, так было всегда; это часть моей натуры. Никто не прививал мне этого качества, просто таков уж я от природы, и этим я не хочу сказать, что я лучше или хуже других; той же Ингеборг, к примеру, которая по субботам и воскресеньям встает не раньше двенадцати, а в остальные дни только после второй чашки кофе — и сигареты — способна до конца проснуться и отправиться на работу. Тем не менее в эту ночь усталость и жара не дают мне уснуть. А еще желание писать, изложить на бумаге события дня мешает мне нырнуть в постель и погасить свет.
Путешествие прошло без каких-либо помех, достойных упоминания. Мы сделали остановку в Страсбурге — красивый город, хотя я здесь уже не впервые. Обедали в подобии супермаркета на обочине автострады. На границе, вопреки тому, о чем нас предупреждали, нам не пришлось стоять в очереди, и буквально через десять минут мы оказались по ту сторону границы. Все произошло очень быстро и организованно. С этого момента за руль сел я, так как Ингеборг не очень доверяет местным автомобилистам, думаю, это связано с неприятным опытом, полученным на испанских дорогах много лет назад, когда она была еще девочкой и возвращалась после каникул со своими родителями. К тому же она, конечно, устала.
У гостиничной стойки нами занималась совсем молоденькая девушка, довольно свободно изъяснявшаяся по-немецки и без труда нашедшая нашу бронь. Все оказалось в порядке, и когда мы уже поднимались к себе в номер, я заметил в ресторане фрау Эльзу; я сразу узнал ее. Она накрывала на стол и что-то указывала стоявшему рядом с полным подносом солонок. На ней было зеленое платье, на груди красовалась металлическая табличка с эмблемой отеля.
Годы почти не изменили ее.
Увидев фрау Эльзу, я сразу вспомнил дни своего отрочества со всеми его темными и светлыми сторонами; в памяти возникли родители и брат, завтракающие на террасе гостиницы, музыка, которая с семи вечера начинала литься из ресторанных репродукторов на первом этаже, бессмысленные улыбки официантов, компании подростков моего возраста, собирающихся пойти искупаться вечером или отправиться на дискотеку. Какая же тогда у меня была любимая песня? Каждое лето появлялась новая, чем-то похожая на предыдущую, ее напевали и насвистывали бесконечно, до изнеможения, и ею же обычно заканчивались все дискотеки городка. Мой брат, который всегда весьма взыскательно относился к музыке, старательно отбирал перед началом каникул пленки, которые возьмет с собой; я же, наоборот, предпочитал, чтобы случай вложил мне в уши новую мелодию, неизбежную очередную летнюю песню. Мне достаточно было услышать ее пару раз, чисто случайно, чтобы мелодия потом сопровождала меня на протяжении всех каникул, наполненных солнцем и расцвеченных новыми знакомствами. Знакомствами весьма недолговечными, если взглянуть на них из сегодняшнего дня, да и завязывались они лишь для того, чтобы снять с себя малейшие подозрения в том, что тебе скучно. Из всех этих лиц лишь несколько сохранились в моей памяти. В первую очередь это фрау Эльза, чье обаяние сразу же покорило меня, и я сделался мишенью шуток и насмешек со стороны родителей, причем они отпускали шпильки по моему адресу даже в присутствии самой фрау Эльзы и ее мужа, испанца, чьего имени я не помню, намекая на мнимую ревность и раннее созревание молодого поколения, чем окончательно вгоняли меня в краску, но одновременно пробудили во фрау Эльзе нежное дружеское участие. С той поры мне казалось, что она относится ко мне много теплее, чем к остальным членам моей семьи. Еще вспоминаю, но уже в другой связи, Хосе (так ли его звали?), паренька моего возраста, который водил нас с братом в такие места, куда без него мы бы ни за что не попали. На прощанье, наверное уже догадываясь, что будущим летом мы не вернемся в «Дель-Map», брат подарил ему пару пленок с записями рока, а я — свои старые джинсы. Десять лет прошло, но я до сих пор помню слезы, выступившие на глазах у Хосе. Он сжимал в одной руке сложенные джинсы, а в другой пленки, не зная, что сказать или сделать, и все бормотал на английском, над которым брат постоянно потешался: прощайте, дорогие друзья, прощайте, дорогие друзья, в то время как мы говорили ему по-испански — мы довольно свободно изъяснялись на нем, недаром наши родители в течение многих лет проводили свой отпуск в Испании, — чтобы он перестал плакать, ведь на следующее лето мы вновь будем вместе, как три мушкетера. Мы получили две открытки от Хосе. На первую я ответил, подписавшись за себя и за брата. Потом мы про него забыли и больше никаких известий от него не получали. Был еще один мальчик из Хейльбронна по имени Эрих, прославившийся как лучший пловец сезона, и еще некая Шарлотта, предпочитавшая загорать вместе со мной, хотя именно мой брат сходил по ней с ума. Особняком стоит бедная тетя Гизела, мамина младшая сестра, отдыхавшая вместе с нами в «Дель-Map» в предпоследнее лето. Больше всего на свете тетя Гизела любила корриду, и ее увлеченность этим зрелищем не знала границ. Незабываемая картина: брат лихо ведет отцовскую машину, я развалился рядом, курю, и никто даже слова мне не скажет, а тетя Гизела зачарованно любуется с заднего сиденья торчащими внизу утесами в клочьях пены и темно-зеленым морем, и на ее бледных губах играет довольная улыбка, а на коленях у нее три афишки, три сокровища, как доказательство того, что она, мой брат и я пообщались с великими мастерами корриды на барселонской арене. Родители, разумеется, не одобряли многие из увлечений тети Гизелы, которым она предавалась с такой страстью, не нравилось им и то, что она предоставляла нам чересчур много свободы, по их понятиям мы были еще дети, хотя мне тогда было почти четырнадцать. С другой стороны, я всегда подозревал, что это мы приставлены приглядывать за тетей Гизелой, и эту миссию тонко и деликатно, так, что никто об этом не догадывался, поручила нам мама. Как бы то ни было, тетя Гизела прожила с нами всего одно лето — предпоследнее из тех, что мы провели в «Дель-Map».
О чем-то другом помню очень мало. В памяти остался смех, то и дело вспыхивавший за столиками на террасе, огромные емкости с пивом, опустошавшиеся перед моим изумленным взором, потные смуглые официанты, притаившиеся в углу стойки и о чем-то переговаривающиеся вполголоса. Разрозненные образы. Радостно кивающий мне отец, мастерская, где выдавали напрокат велосипеды, пляж в половине десятого вечера, освещенный последними слабыми лучами солнца. Номер, который мы тогда занимали, был не похож на тот, что мы занимаем сейчас; не знаю, лучше он был или хуже, но другой: на более низком этаже и гораздо просторней, с четырьмя кроватями и широким, выходящим на море балконом, куда обычно перемещались после обеда родители, чтобы играть в свои бесконечные карточные игры. Не припомню, была у нас отдельная ванная или нет. Наверное, в какие-то годы была, в какие-то нет. Вот в нашем теперешнем номере имеется своя ванная, а кроме того — красивый вместительный платяной шкаф, и огромная супружеская кровать, и ковры, и железный столик с мраморной крышкой на балконе, и два ряда штор, одни, внутренние, из зеленой материи, очень тонкой на ощупь, другие, внешние, из деревянных планок, выкрашенных в белый цвет, очень современные, и светильники с прямым и приглушенным светом, и замаскированные динамики, чтобы простым нажатием кнопки слушать музыку в FM-диапазоне… «Дель-Map», несомненно, шел в ногу с прогрессом. Конкуренты, судя по тому, что я успел увидеть из окна машины, проезжая по Приморскому бульвару, тоже не отставали. Появились незнакомые гостиницы, а на месте былых пустырей выросли многоквартирные дома. Конечно, все это лишь первые впечатления. Завтра постараюсь поговорить с фрау Эльзой и прогуляюсь по городку.
Изменился ли я сам? Несомненно: раньше я не был знаком с Ингеборг, а теперь приехал сюда с ней; мои дружеские связи стали более интересными и глубокими, взять хотя бы Конрада, который для меня все равно что брат и который прочтет эти страницы; теперь я твердо знаю, чего хочу, и у меня более широкие перспективы; я независим материально; в отличие от того, как это со мной часто случалось в пору отрочества, я никогда не скучаю. По мнению Конрада, отсутствие скуки есть главный признак здоровья. Если это так, то у меня должно быть превосходное здоровье. Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что переживаю лучший период своей жизни.
В немалой степени этим я обязан Ингеборг. Встреча с ней — это самое прекрасное из того, что со мной произошло. Благодаря ее нежности, приветливости, мягкости по отношению ко мне все остальное, то есть мои каждодневные усилия и козни завистников, приобретает иной масштаб, позволяющий не избегать трудностей, а преодолевать их. Чем закончится наша связь? Я говорю об этом, потому что отношения между молодыми сегодня так хрупки. Не хочу долго об этом размышлять. Предпочитаю доброжелательность; хочу любить ее и заботиться о ней. Впрочем, если мы в конце концов поженимся, это еще лучше. Целая жизнь бок о бок с Ингеборг — можно ли мечтать о большем в плане чувств?
Время покажет. А пока ее любовь — это… Но не будем впадать в лирику. Эти дни отдыха станут также и рабочими днями. Надо попросить у фрау Эльзы стол побольше или два небольших стола, чтобы было где разложить игровое поле. Стоило подумать о возможностях, открывающихся благодаря моему новому началу, и о различных вариантах развития, которые могут быть использованы, как сразу захотелось тут же разложить игру и проверить это. Но я этого не сделаю. У меня хватает сил лишь на то, чтобы дописать еще несколько строчек; путешествие было долгим, и вчера я почти не спал, отчасти потому, что впервые начинались наши с Ингеборг каникулы, а еще оттого, что я вновь оказался в «Дель-Map» после десятилетнего перерыва.
Завтра позавтракаем на террасе. В котором часу? Предполагаю, что Ингеборг встанет поздно. Установлены ли здесь определенные часы для завтрака? Не помню, мне кажется, что нет; в крайнем случае мы можем позавтракать в старом кафе в центре городка, где всегда полно рыбаков и туристов. Мы с родителями обычно питались в «Дель-Map» и этом кафе. Существует ли оно еще? За десять лет многое может случиться. Все же надеюсь, что оно по-прежнему работает.