Мир менялся, а мы об этом даже не подозревали. И началось это совсем не сегодня, а сотни, тысячи лет назад. Бесчисленные войны кроили границы государств, в сечах истреблялись народы, цивилизации разрастались и превращались в пыль, рождались и умирали культы, новые боги свергали старых, менялись законы, обычаи. Острова бесследно исчезали в морской пучине, от землетрясений под землю проваливались непреступные города с садами, фонтанами и сотнями горожан; на их месте вырастали горы. Разливались и пересыхали реки, озера обращались болотами, леса — безжизненными пустошами.

Неизменным оставался лишь крайний юг обжитых земель. Из года в год, из века в век. Народы, живущие в топях, словно застыли во времени. Их законы нам чужды, их боги внушают ужас и трепет. Может, именно поэтому наши предки, как и мы сейчас, делали вид, что Хехора попросту не существует. Это гораздо проще, чем попробовать понять мотивы и обычаи далеких народов. Веками лишь трапперы да землеописатели, частенько путешествующие с ними, осмеливались забредать в топи. У государств обжитых земель по другую сторону реки Хоур интересов не было, а запаса рудных залежей на землях, подвластных Каолиту, хватало с избытком…

Так что же могло столкнуть интересы разделенных тысячами лиг непроходимой земли миров? Были ли причины для подобного кровопролития? В последней части летописей я постараюсь рассказать обо всем, что посчастливилось узнать в дни, когда привычной жизни в обжитых землях еще не пришел конец.

 

Глава 17 Уонтер

4-й год С.В. Королевство Айрат. Юг

Уонтер без особого удовольствия цедил вино в «Королевском» трактир столичного города Урт. Пойло было неплохим, но до безобразия сладким и довольно легким, — чтобы как следует напиться, нужно «приговорить» пару штофов. Гнали его то ли из сливы, то ли из терновника. «В любом случае, — думал Нест, — ничего не могло заменить старого доброго винограда. Ну, и вишневое еще неплохо, но только если пить его без закуски, дома, грея косточки возле камина».

Он давно и с радостью ушел бы из трактира, навестил дом терпимости и как следует озадачился полногрудой Альтексией, но вначале следовало дождаться посыльного. Якобы тот должен прийти, едва стемнеет, но пока недоносок задерживался. Неста это изрядно нервировало. Он без надобности проверял кинжал на поясе, время от времени поправлял спрятанный за голенищем сапога нож. «Рыбка», его любимое оружие, спокойно дожидалось своего часа в ножнах на предплечье.

«Пусть только попробует надуть меня. — Уонтер сделал глоток и поморщился — излишняя сладость вызывала тошноту. — Перебью всех, а потом свалю куда-нибудь на восток. Даже самый жадный торговец даст за шкатулку хорошую цену».

Нест откинулся на спинку стула и оглядел зал. Кроме него здесь коротали вечерок купцы и стряпчие. Именно поэтому он выбрал этот трактир — здесь спокойнее и меньше любопытных глаз, поскольку в «Королевский» приходят исключительно заключать сделки. Зевак нет.

Купцы, а всего было их человек восемь, сдвинули три стола, а столешницы завалили свитками и мешочками с пробными сортами табака. На полу возле торгашей стояли две бочки. Пергаменты договоров потихоньку обрастали завитками подписей и восковыми оттисками печаток.

«Все бы им усложнять. Зачем столько бумаг, расписок? Дал табаку мешок, получил причитающиеся монеты — и делу конец. Нет, в этом Мискарелле все не как у людей! Но в табаке, надо признать, толк знают!» — Уонтер затянулся терпким дымом, с едва различимым привкусом ягод можжевельника.

Переливчато тренькнул колокольчик над дверью. Нест без интереса поглядел — кто пришел. В проеме стояла невысокая узколицая женщина. Медный обруч прижимал русые волосы, в правой руке она держала деревянный кадуцей, с какими путешествовали между королевствами вестовые. Высокие сапожки покрывала грязь, на боку висела большая дорожная сума с двумя медными пряжками.

«Ну и ну, — удрученно подумал Нест. — Я-то думал, ко мне пришлют мужичка какого, а они бабу отправили. Не люблю убивать женщин… сплю потом плохо».

— Эй, красавица, подсаживайся! — Он толкнул стоящий напротив стул в перегородку между передними ножками, и тот со скрипом отъехал назад. — Я тебе чарку налью, если поцелуй подаришь.

Женщина никак на подначку не отреагировала. Просто подошла и села напротив, протерев сиденье платком.

— Где она?

«Надо же, какая суровая. Всего два слова, а сколько в них льда! Впору в стакан с теплым винцом добавлять», — подумал Уонтер, но вслух произнес:

— В надежном месте спрятана. Ни одна свинья ее не сыщет. Раз, голубка, ты решила перейти сразу к делу, я поступлю так же: где мои деньги и расписка?

Посыльная довольно живописно постучала по сумке.

— Можете не волноваться, вам выплатят все до последней монеты. Но вначале хотелось бы увидеть результаты работы. — Требовательности в интонациях стало больше, и Уонтера это развеселило.

— А мне вначале хотелось бы увидеть, что у тебя за пазухой, — он сладко улыбнулся.

Ее щеки залил румянец. На миг она растаяла, превратилась из ледяной статуи в смущенную девушку-простушку. Но быстро собралась, насупила брови. В нежно-зеленых глазах появилась скрываемая доселе злость.

— Попрошу оставить скабрезные шуточки при себе. Я на службе у королевства не первый год и имею влиятельных друзей. Не потерплю хамства от какого-то… наемника.

— Вообще-то я незаконнорожденный брат Балестера Ан-Мураган. Мог бы даже родиться дворянином, но мой папаша угодил членом в дочь трактирщика… хотя, сейчас не об этом. Видишь ли, из-за шкатулки погиб мой сводный брат и еще прорва народу. Из сорока человек, а среди них были сплошь опытные бойцы, прошедшие десятки кровавых стычек, выжил я один. О том, чего насмотрелся в болотах, осмелюсь рассказывать лишь солнечным днем.

— Вы достаточно толстокожи, чтобы перенести все это. — Она скупо улыбнулась. — И прекрасно знали, на что шли, когда договаривались с моими хозяевами. Понимаю, почему вы не хотите передавать шкатулку раньше, чем получите деньги. Но, поверьте на слово, людей, приславших меня, ваши мотивы нисколько не волнуют. Результат — да; личные переживания — нет.

— Понимаю, — кивнул Уонтер. — Но, поверь на слово, в этом королевстве есть лишь одно существо, к мнению которого я прислушиваюсь. И оно сидит перед тобой. Мнение мое такое: если не получу половину прямо сейчас, шкатулку не увидит никто.

— Что ж, спорить с вами бесполезно. — Женщина расстегнула пряжки на сумке и вынула оттуда два запечатанных сургучом свитка. — Это расписки на тысячу серебряных и семьсот золотых монет королевской чеканки. Получить их можно у казначея, либо в гильдии накопителей. Здесь большая часть от обещанного, что, несомненно, показывает, насколько сильно вам доверяют наниматели.

— Очень хорошо. — Нест поднялся на ноги и с наслаждением потянулся. Пошлой и гадкой болтовней он сумел-таки смутить посланницу и тем самым получил хорошую страховку. — Ну, раз отказываешься от моего общества на этот вечер… а ты ведь отказалась, так?.. предлагаю отправиться прямиком к тайнику. Бован! — Он обернулся к трактирщику. — Забери эти бумаги и спрячь подальше. Если я не вернусь к утру, знай — эта красавица перегрызла мне глотку в порыве страсти… Ты ведь знаешь, что делать?

— Конечно, Уонт, — кивнул трактирщик. — Отошлю бумаги в Гнездо. И приложу к ним твою записку. Верно?

— Верно.

Бастард подмигнул ошарашенной спутнице.

* * *

За городом было темно, легкий теплый ветерок так и норовил сорвать капюшон с головы Уонтера. Звезды как-то безучастно таращились на мужчину и женщину, что плелись к яблоневому саду у восточной части городской стены.

Из города путники выбрались через крохотную дверцу, упрятанную в стене неподалеку от сторожевой будки хранителей. Ряд из трех кованых решеток, две дубовые створки — и они оказались на холме над небольшим ущельем, опоясывающем Урт. Где-то внизу бурлила безымянная река, на каменистом склоне цеплялись за жизнь тонкие деревца и низкорослые кустики. От тайной двери к тракту вела узкая тропка, выложенная досками. Дожди подмыли почву, настил сгнил и заметно просел. Дорожкой пользовались не часто.

От столицы место тайника находилось не так уж и далеко. Небольшая заброшенная мельница, ручеек возле которой почти пересох и больше не мог крутить лопасти. Она притулилась у подножия одинокой горы, что от старости больше походила на густо заросший лиственными деревьями и травой холм. Три домика с покосившимися заборчиками и ветхими провалившимися крышами. Ставней почти нигде нет, колодезный сруб окантовала трава и мясистые грибы.

— Нам в амбар, — без особого желания Уонтер поплелся через заросший бурьяном огород к темному дверному проходу.

— Идите один, — Эйра, так звали посыльную, остановилась у гнилого плетня. — Мне незачем лезть в руины.

Нест хмыкнул. Размотал тряпицу, защищающую фонарь от влаги, и зажег фитиль лучиной для трубки. В амбаре пахло плесенью и пылью, под ногами опасно скрипели половицы. У стен стояли старые массивные колоды, затянутые паутиной и космами пыли.

«Не хватало еще провалиться к демонам…»

Спустившись по заботливо прихваченной с собой веревке в подвал, он подошел к дальней стене… и замер, едва не натолкнувшись на сутулую фигуру. Незнакомец сидел под стеной, привалившись спиной к холодной кладке, и глазел на Уонтера, положив руку на сверток. Камень, за которым Нестом был устроен небольшой тайничок, лежал на глиняном полу.

— Вот мы и встретились, — незнакомец поднял палец и указал на Кровавого.

— Что-то я тебя не узнаю, — Уонтер приподнял фонарь, чтобы получше рассмотреть скрывавшегося во мраке человека, а другой рукой дернула за шнурок, тянущийся к ножнам в рукаве. Оружие скользнуло в ладонь, пальцы нащупали чешуйчатую рукоять.

— Ты меня не знаешь. — Изо рта незнакомца вырывались клубы пара, хотя в подвале было тепло и сыро. — Но позволил себе сделать то, что раньше никому даже в голову не приходило. Забрал вещь, имеющую для нас огромную ценность.

Он встал. Двигался плавно и мягко, будто состоял не из мышц и костей, а из тумана или воздуха. Облачение носил странное, какого Нест никогда не видел — хаотичное нагромождение обмоток, тряпиц и широких ремней. Разговаривал на южном наречии, как и все в Айрате, но по-особому растягивал гласные звуки.

— Послушай, дружище, — Уонтер ухмыльнулся, — не люблю, когда незнакомые люди так близко подходят ко мне. Могу выкинуть какую-нибудь глупость! Чего ты хочешь, и, демоны тебя дери, зачем разворошил тайник?

— Все просто: ты украл шкатулку. Я верну ее.

— Боюсь, здесь наши интересы расходятся.

Нож, сработанный лучшим оружейным мастером в Гнезде Виверн, выпорхнул из ладони и с хрустом вошел незнакомцу в грудь. Нест натянул леску, и оружие вернулось в ладонь; еще раз метнул — на сей раз попал туда, где, по всей видимости, находилось горло.

Но пришелец из топей не падал и не кричал. Просто стоял и смотрел, словно высеченный из дерева.

— Да кто ты такой, мать твою?! — гаркнул Кровавый, сматывая леску.

Тот, отбросив завернутую в полотно шкатулку, обеими руками вцепился в тряпье на груди и с силой потянул, разрывая, в стороны.

Послышался треск. Из груди незнакомца вырвалось нечто. Больше всего это походило на змеиную голову на короткой толстой шее, но в неверном фонарном свете разобрать было сложно. Страшное шипение наполнило подвал, от него волосы на затылке вставали дыбом, а кровь превращалась в лед.

— Я сын Тар'Гордаха! Повелителя Хехора, Хозяина Зверей!

Недолго думая, Нест запустил фонарем в чудовище. Грохнуло, яркая вспышка осветила влажные стены, истлевшие остатки соломы на полу и покрытый плесенью потолок. Монстр зарычал, объятая пламенем змеиная голова дернулась к человеку, но тот ловко перекатился по полу, пропустив над собой смертельный выпад. Клацнули челюсти, густая слюна капала на утоптанную глину. Уонтер подбежал к стене, подхватил шкатулку и, заметив движение за спиной, вновь кувыркнулся в сторону. Сзади от удара заскрипела кладка, амбар дрогнул. Тварь полыхала как смоляной факел, но даже не думала дохнуть. Нужно было обездвижить ее, иначе наверх не выбраться…

«Рыбка» четырежды обернулась вокруг ног чудовища, с хрустом вгрызлась зазубренной стороной лезвия в плоть. Уонтер потянул за конец туго сплетенных и вымоченных в масле жил, подсекая урода. Тот повалился на спину, не переставая страшно шипеть. Чадило и воняло горелой плотью; от дыма слезились глаза, стало невозможно дышать.

Нест, прижимая к груди шкатулку, все-таки добрался до веревки и уже полз наверх, когда в его ногу вцепились пальцы. Острые ногти прорвали плотную ткань штанов, впились в плоть. По лодыжке потекла кровь.

Закричав от боли, Уонтер лягнулся; начал, не глядя, отмахиваться, но без особого успеха. Порождение Хехора держало крепко, пальцы все глубже и глубже погружались в плоть, в сапоге стало мокро от крови, да еще и огонь перекинулся на штаны человека.

— Что здесь происходит? — Эйра, привлеченная криками и струями дыма, потянувшимися из дверного проема, нависла над провалом в полу. — О боги!

Она закричала, роняя свой фонарь. Нест ухватил ее за ногу и с силой сдернул вниз. Женщина, сдавленно всхлипнув, рухнула прямо на чудовище, сбив то с ног. Хватка на ноге исчезла, и бастард вскарабкался наверх. Внизу обреченно кричала Эйра, но ему было плевать.

Подхватил фонарь и швырнул вниз, где тут же вновь вспыхнул огонь; захлопнул рассохшуюся крышку лаза. Прихрамывая, Уонтер придавил ее одной из тяжеленных колод, что стояли вдоль стены. Судя по отметинам от ударов, на ней то ли дрова рубили, то ли мясо. Прикатил еще одну.

Женщина замолчала, сквозь щели в полу сочились струйки дыма.

«Чтоб вас всех… — Нест плюнул и похромал к выходу. — Я в глубокой заднице. Посыльная мертва, а расписки остались у нее в сумке. Если меня отыскал один урод, найдет и второй. Да и наниматели по голове не погладят, когда узнают, что произошло».

Он выбрался на тракт и побрел в другую сторону от города, к деревушке Кайнат. Там Уонтер собирался украсть лошадь, потому как денег у него с собой не было, а возвращаться в Урт — смерти подобно.

Нужно было бежать в Гнездо. Под защиту братца и его отважных воителей. Шкатулку Нест зажал под мышкой, из оружия при нем остались лишь кинжал и нож, которые так и не успел пустить в ход во время схватки в подвале.

— Выродок проклятый, — пыхтел Нест, слыша, как чавкает в правом сапоге кровь. — Как еще жилы не порвал…

Монстр говорил, что является сыном Тар'Гордаха. Что ж, во время странствий по Хехору не единожды Уонтеру доводилось слышать это имя. Бессмертный Хозяин Зверей, прямой потомок темных богов, обожающий устраивать роскошные гулянья с купанием в человеческой крови и массовыми жертвенными сожжениями. Говорили, что пол его дворца выстлан отполированными костями, а в изголовье кровати стоят черепа мятежников, осмелившихся бросить вызов его власти. В общем, довольно обыденные сказки и брехня перепуганных пигмеев.

Но вот чего Нест не мог отрицать, так это силы Хозяев.

И, насколько он понимал, истоки силы отнюдь не в Хехоре, а еще дальше на юге. В «Краю Цветов».

Так уж случилось, что Кровавый сыграл в истории обжитых земель роль палача надежд. Принес свечу в сарай с сухим сеном. Но я бы не спешил проклинать имя Уонтера Неста.

Дело в том, что наш «сарай» был окружен полыхающим кольцом тысячелетиями. И рано или поздно ветер принес бы искры к нам. Может, даже хорошо, что случилось это сейчас, когда Каолит един и мощен. Когда наши «Розы» еще не расцвели, а шкатулка оказалась в руках ученика университета.

 

Глава 18 Кукловод

Валиадо подозревал, что затишье в его жизни не может продолжаться долго. Все эти безликие дни и ночи, слившиеся воедино, нарастали над ним снежным комом сомнений. Он больше не видел жутких теней, а темнокожие убийцы не показывались в трущобах больше недели — последний их приход бесславно закончился на самых подступах к халабудам из тряпок и кож, а все его участники догнивали в сточных канавах или кучах мусора. Кукловод «расплатился» с Матерью, чему, если уж говорить откровенно, был только рад. Он уже забыл, что такое запах женщины, и насколько горячими бывают ее объятия. Но встречи с одной из учениц лекарки долго не продлились. Всего лишь три. Много, но, в тоже время, безгранично мало.

Потом ему запретили приближаться к Умарии. Для пущей убедительности какой-то плешивый оборванец продемонстрировал дубину, оббитую медью.

Кукловод настолько свыкся с рутинной жизнью в трущобах, что почти позабыл про Ларта. Тот не казал носа в трущобы больше трех недель, чем изрядно разгневал Риасса. Несмотря на вспыльчивость и даже своего рода безумие Клогарта, толстый лекарь продолжал рассчитывать на его меч.

Внезапно обострившееся после выздоровления чутье Валиадо твердило, что самое время убираться из Таль-Самора. Но они продолжали тянуть время, откладывать побег. Лекарь выдумывал все новые ухищрения, как бы незаметнее покинуть город. Но на самом деле он просто жадно торговал знаниями, обмениваясь опытом с матерью. Впрочем, кукловод и не думал его торопить. Устал от бегов, лишений и страхов.

Но требовать покоя от бушующего вокруг тебя океана бесполезно, и опальный кукловод не сильно удивился, когда чумазая и болезненно худая девчонка принесла дурную весть — в городе подняли тревогу.

Все остальное обрушилось на Валиадо ударом кувалды.

Некто учинил резню в доме влиятельного купца, после чего вышел на улицу и прикончил троих горожан. Не пощадил даже ребенка! Убийцу легко выследили и попытались пленить хранители порядка, но у них ничего не получилось. Душегуб зарезал одного и серьезно ранил четверых воинов. Как говорит молва — он не чувствовал боли, а раны на его теле не кровоточили. Из обрывков истории и описания внешности кукловод догадался, о ком идет речь. Огромный рост, недюжинная сила и умение обращаться с мечом… В загадочном убийце без труда угадывался Ларт. И если верить молве, что бежит быстрее испуганного зайца, душегуб забаррикадировался в доме и вот-вот будет схвачен или убит.

Без лишних слов и раздумий кукловод соскочил с ложа. Он хорошо помнил чувство безумного отчаяния, когда заносишь ногу над пропастью, когда помощи ждать неоткуда, а костлявая дышит тебе в затылок.

«Ну уж нет, — решил Валиадо, — ты, убийца полоумный, не можешь погибнуть так нелепо!»

Здоровяк заслужил намыленную петлю на шею, но пусть это случится не сейчас.

— Мать запретила тебе бегать! — осудительно заявил старец, присматривающий за стайкой копошащихся в луже детишек. — Вернись к лежаку.

— У меня есть кое-какие дела в городе, — на ходу ответил Валиадо. Он порадовался, что рядом не оказалось обоих лекарей, а то бы ему несдобровать. — Вернусь скорее, чем вот этот карапуз закончит вытаскивать червяков из глины.

— Ну-ну… давай… — неопределенно пробормотал дед и вернулся к лицезрению своего перепачканного воинства.

Усмехнувшись, кукловод поспешил к выходу из трущоб. Если повезет, он успеет найти и выручить своего незадачливого спутника раньше, чем большую и безмозглую голову Ларта насадят на копье. Лишь бы не натолкнуться на Риасса! Тот пинками загонит на осточертевший лежак и будет сидеть рядом, как заправский цепной пес, и неустанно болтать о глупости и несдержанности Валиадо.

Он лавировал между лужами и маленькими болотцами из грязи и мусора, стараясь держаться подальше от ветхих строений и мест, где мутная вода поднималась выше щиколотки. Короткая южная зима обильно поливала людей дождем и запугивала ветрами. Иные порывы срывали крыши с хибар. Так, совсем недавно, на пике ярости непогода унесла жизни целой семьи, обрушив дощатые крышу и стены на спящих домочадцев. Но у непогоды имелись и достоинства; например, на узких улочках почти не встречалось нищих. И это не могло не радовать. Все-таки Валиадо продолжал оставаться чужаком в этом мирке грязных, злых, по-уродливому счастливых людей. Не хватало еще чтобы какой-нибудь мерзавец донес Матери, что ее подопечный подкрадывается к городу… Но с другой стороны, стрелки на крышах должны давным-давно его заметить.

«Будь что будет, — подумал кукловод, глядя на трепещущий на ветру обрывок парусины. — По крайней мере, попытаюсь…»

* * *

Ларт никак не мог вырваться из бесконечного кошмара. Словно из последних сил полз по отвесной скале, обламывая ноги и вгрызаясь зубами в базальт, и как бы долог не казался подъем, спасительная вершина по-прежнему оставалась невообразимо далеко. Силы покидали воина, он замерзал на ветру, и кровь в жилах превращалась в студень…

Потом стало невообразимо жарко и больно. Хотелось вскочить, броситься бежать и крушить все на пути. Изо рта рвался крик полный страдания и ненависти, но челюсти были крепко сжаты, а губы словно срослись.

Очень, очень жарко! Целое море огня, из которого невозможно выбраться.

Жар оставил его. Боль ослабла, по телу разлился приятный, но пугающий холодок, словно вместо крови по венам побежала талая вода.

Клогарт открыл глаза.

Над ним тускло горел и чадил фонарь, подвешенный на железной цепи к потолочной балке. В нос ударил отвратительный прогорклый запах жженый листьев, травяных бальзамов и хвои. В горле першило, хотелось прокашляться и сплюнуть. Воин попытался раскрыть губы, но не смог. Попробовал пошевелить языком — ротовая полость была словно тряпками набита. Испугавшись, Ларт рванулся так, что легко разорвал сдерживающие его ремни и свалился на пол, сильно ударившись плечом и лицом о плиты.

Приподнялся, опершись об каменное ложе, на котором провалялся демоны знают сколько времени. Ларт был голым, но холода не чувствовал.

Воин огляделся.

Его окружали пустующие каменные столы, в столешницах которых были выдолблены контуры человеческих тел. Всего — пять штук. На одном покоились аккуратно сложенные мешки из парусины.

В помещении с низкими сводами царили темнота, сырость и тишина, лишь где-то в стороне с глухим стуком падали капельки. Клогарт провел пальцами по груди, — кожа казалась жесткой и холодной; на боку нащупал вздувшийся шрам. Он оказался большим и широким. Похоже, неведомому спасителю пришлось изрядно повозиться, прежде чем он сумел извлечь отравленную иглу из плоти великана. Немного пугало, что пальцы м ступни потеряли чувствительность. Словно онемели.

Выставив перед собой ладонь с растопыренными пальцами, Ларт пошел вперед, туда, где во мраке проступали полосы света. Под ногами что-то звякнуло. Он наклонился и поднял с пола старый, покрытый налетом ржавчины нож-пилочку. Воин даже предположить не мог, зачем нужна такая штуковина. Тонкий, изящный, с тупым острием и мелкими зубчиками. Таким не уколешь, только пилить и можно…

Хотелось раскрыть рот, вздохнуть полной грудью, но по-прежнему не получалось.

«Неужели когда падал, сломал челюсть?» — подумал Ларт, шумно втягивая воздух носом. Он помнил, как однажды его товарищ по ордену получил удар в лицо и два месяца проходил с жуткого вида железным каркасом на челюсти. Не мог раскрыть рта, лишь мычал, да цедил суп через камышовую трубочку.

Вернувшись, Ларт протер лезвие ножа мешковиной и присмотрелся.

Его рот стягивали толстые нитяные скобы, губы распухли от небрежных стежков, приобрели синеватый оттенок. Утробно зарычав, Клогарт разрезал нити, нечаянно задев губу. Он не почувствовал боли, а рана не кровоточила.

Ларт закричал.

Кинулся на свет, сжимая в ладони нож. С трех попыток вышиб дверь, выломав петли вместе с кусками кирпичной кладки. От ударов кожа на плече повисла лоскутами, а кости, скорее всего, треснули, но… боли не было.

Всего, что произошло потом, Клогарт почти не помнил. Лишь обрывки…

Он вырвался из подвала. Очутился в чулане; дверь вниз, как оказалось, была спрятана за широким старым гобеленом.

Уже знал, куда идти дальше. Бывал в этом доме не раз.

Взбежал по лестнице и остановился перед дверью в комнату Юлера. Она была распахнута настежь.

Чужеземец сидел в своем любимом кресле, утомленно прикрыв глаза. Дремал. Даже грохот падающей двери не смог его разбудить. Перед Юлером на столешнице лежал тяжелый фолиант в странном переплете из кожи, серебра и бронзы. Рядом стоял штоф и дорогой кубок из поделочной кости.

— Что ты сделал со мной?! — Ларт схватил торговца за грудки и приподнял, как пушинку. — Отвечай, ублюдок поганый!

Он швырнул Юлера на столешницу.

Мужчина не сопротивлялся. Стонал.

— Что ты… что ты творишь, дурак? Это не я!.. — Удар заставил его подавиться кровью. — Это не я, говорю же тебе!.. Эрхра! Это она тебя спасла.

— Спасла? — прорычал Клогарт. — Как? Почему я не чувствую холода и боли?

— Ты был мертв! Яд сжег твое нутро. Из ушей и носа тек гной, а глаза стали желтыми, как у совы. Эрхра сумела тебя не только спасти, но и сделать сильнее. Знаешь, что такое нерлок? — на губах торговца пузырилась багровая пена. — Знаешь, кто такие колдуны? Моя жена — ренегатка из школы Некромантии. Она удержала тебя на грани жизни и смерти — а это высшее искусство! — не дав превратиться в кучу тухлого мяса. Но тебе придется подчиняться Эрхре, Ларт. Ничего личного. Таковы законы некромантии. Нерлока всегда на «поводке» у создателя…

Клогарт вспомнил, как удивлялся кукловод, когда не смог подчинить его разум. И теперь он не чувствовал чужой воли.

— Вынужден тебя разочаровать, Юлер. Никакие поводки меня не удержат.

Он подхватил фолиант и принялся колотить им торговца. Остановился лишь тогда, когда голова его превратилась в месиво, стол был сломан, а пол и стены заляпаны мозгами и кровью.

Ларт встал.

Поднял с пола зубчатый нож и улыбнулся. Он помнил, где находится спальня колдуньи, и собирался отомстить так, чтобы у хранителей, когда обнаружат труп, волосы на головах поседели.

То, что с ним сделали — страшнее смерти, особенно для человека, чьи предки гибли в Буре, терпели нужду и боролись за жизнь в разоренных землях.

И он отомстил. Ровно так, как и хотел. А может быть, даже слегка переусердствовал.

Крики были слышны далеко за пределами особняка, и какие-то бдительные горожане привели хранителей.

Ларт нежничать не стал. Охваченный боевым азартом, легко убил одного и ранил двоих слуг закона. Вооружившись их мечами, попытался скрыться в трущобах, но не успел. Его окружили, отрезали от спасительных проулков и загнали в торговый район. Здесь было много пустых домов, недостроенных, но Клогарт пробрался именно в жилой. Убил хозяина и стража, жену с детьми выгнал на улицу, просто чудом удержавшись от кровопролития.

Пока поднимался на второй этаж и искал, чем можно забаррикадировать дверь, внутрь вломились четверо хранителей. И маг. По счастью, не стихийный, а ментальный и совсем еще молоденький, почти ребенок. Он попытался «спеленать» душегуба, но на Ларта такие фокусы не действовали. Он легко размазал неудачника по полу, потом, получив болт в плечо и еще больше рассвирепев, расправился со служителями закона.

Клогарт пробрался в большой чулан и, завалив двери всяким хламом, растянулся на полу.

Усталости не чувствовал, боли и страха — тоже. Лишь жажду крови, постепенно остывавшую до простой ярости, и какую-то почти детскую обиду. На кого именно — сам понять не мог. То ли на судьбу, то ли на Юлера и Эрхру. Но, с другой стороны, его ведь предупреждал Риасс, что в Таль-Самор не стоит заводить знакомств…

Пенять нужно лишь на одного человека — себя. Но Ларт оказался не из тех, кто с легкостью признает свою вину. Ему проще было обвинить кого-то, чем терзаться мыслью, что во всем виноват лишь он один…

В неуязвимости есть и свои хорошие стороны. Вот только вопрос — где порог этой самой «неуязвимости»?

Ларт вырвал из тела болт и отшвырнул в сторону. Следов крови на древке и наконечнике не осталось.

— Хоть не голым подохну, — пробормотал опальный воин, напяливая старый хозяйский жилет и штаны.

Внизу послышался грохот и крики. «Не убивайте ублюдка! Он нужен нам живым! Просто оглушите и свяжите! Можете ему хорошенько наподдать, чтобы спокойнее лежал…»

— Ну-ну, — Ларт улыбнулся, поднимая мечи. — Ну-ну.

Он не собирался прятаться и дальше.

Чувствовал, что обрел нечто большее, нежели потерял.

 

Глава 19 Моркос

Длани на меня особого впечатления не произвели. После главной твердыни Мискарелля, два замка, расположенных на концах стены, преграждавшей въезд в ущелье, казались игрушечными. Может быть, они хорошо укреплены, подвалы их распирает от снеди, а гарнизоны насчитывают полтысячи гвардейцев, впечатление несокрушимости ни Левая, ни Правая не производили. Запомнились они лишь многочисленными пестрыми флажками, полоскавшимися по ветру на высоких шпилях.

«Вот что значит — напутешествовался вволю, — я улыбнулся таким мыслям. — Раньше даже скромная сторожевая башенка в порту Паллериза поражала воображение, а тут на мощные бастионы времен Бури даже бровью не повел!»

Проехав под сводом врат, мы, по словам Деррика, оказались на земле Хеленнвейса. Чем меньше за спинами становились кряжи Дождливой Гряды, тем сильнее чувствовался мороз. Ветер задувал яростнее, порой шел мелкий колючий снег. Время метелей наступало в середине третьего зимнего месяца, так что у нас оставалось в запасе примерно шесть недель, чтобы найти подходящее укрытие.

Местность пока не сильно отличалась от той, что обрамляла испепеленные территории западного Дома, лишь мелкой растительности стало побольше, да леса тянулись погуще. По большей части — дубравы. Также вдоль тракта хватало и высоких грациозных деревьев, с диковинно задранными ветвями, местные называли их золотыми тополями. Нисси как-то обмолвилась, что летом эти красавцы засыпают близлежащие земли пухом, что так хорош для растопки.

Шла вторая неделя странствий.

Мы остановились на ночевку в придорожном постоялом дворе «Замерзший Философ». Место людное — где-то неподалеку находились старые соленые копи, рядом — крупное поселение горняков. В другой стороне, между лесом Аббрад и северной веткой Центрального тракта, торчал, как крепко вбитый в пол гвоздь, форт «Вороний Глаз». Первое укрепление на дороге к Визмерграду. Словом, народу в постоялом дворе не убывало.

Основание у постройки было каменным, почти по самые окна заросшее диким горошком. Бревенчатые надстройки в два этажа заканчивались черепичной крышей, что лишний раз говорило о достатке хозяев, ибо на севере хорошая глина стоит дорого, и многие отдают предпочтение дранке, а те, кто победнее, просмоленной соломе. От западной стены протянулся дощатый скат, накрывающий конюшни, с трех сторон окруженные стеной. В углу лежали вязанки сена, укрытые холстиной.

В зале было шумно и тепло, несмотря на распахнутые настежь окна. Пахло мясом, луком и медом. Под потолком клубился чудесными узорами дым, на небольшом возвышении бренчал на гуслях скальд. Я уже почти забыл, как выглядят эти странствующие историки. Они, в отличие от бардов и менестрелей, рассказывающих и поющих всем известные баллады и забавные песенки, перекладывали на музыку события старины. Битвы, мрачные легенды, описания погребений монархов и, главное, воспевали особенности северной зимы. Помню, любил слушать их в Ромбаде. В лишнем куске хлеба себе отказывал, чтобы заплатить за вечер в таверне верхнего города. Выглядел скальд таким, какими его собратья по ремеслу сохранились в моей памяти. Немолодой, волосы уже посеребрила седина, густая борода касалась груди. Алого цвета рубаха, отороченная белым шитьем, была стянута широким поясом с медными бляхами. Штаны заправлены в высокие сапоги. У табуретки стоял неизменный атрибут странствующего музыканта — трехперая палица. Голос у скальда оказался низким и чистым.

— Он не из самоучек, — пробормотал Деррик, склонившись над тарелкой с куском начиненного луком и чесноком мяса. — В излучине реки Инвербор есть настоящий лагерь скальдов. Их там учат истории, тренируют, как заправских солдат. Говорят, жизнь у скальдов полна приключений и подвигов… По моему скромному мнению, откровенная брехня. Никогда не видел певуна в доброй рубке или, на худой конец, пьяной драке. Даже если они и умеют обращаться с палицей, всячески стесняются это показывать.

— Ты неисправим, — Тарий только что прикончил порцию отбитой баранины с тушеной репой и теперь неспешно набивал трубку табаком.

— Говорю, как думаю, — Деррик отправил в рот очередной кусок мяса и запил медом, — врунов и без меня хватает.

Я налегал на пирог с растолченной картошкой и мелко нарезанной свининой внутри, запивал все терпким ромашковым чаем. Уют и тепло делали свое дело, от сытной еды хотелось поскорее завалиться спать. Но перед сном ожидала еще одна приятность — широкий дубовый чан, наполненный горячей водою.

— Я вот все думаю, — Тайдеона крутила в пальцах поисковой камень, время от времени постукивая по нему вилкой, — что будет, если все-таки попробовать отыскать хотя бы одну розу?

— Не нашего ума дело, — лениво отмахнулся Деррик. — Пускай разбираются маги, Большой и Малый советы. Наши насущные заботы — обезопасить Мелгера и вас по домам развести.

— О нас печешься? — Тай воткнула двузубую вилку в почти нетронутую горку бобов. — Неужели непонятно, что удар пришелся вовсе не из Фростдрима? Тебе мало южного обмундирования, письмен и шкатулки? Любой дурак поймет, что дело тут вовсе не в колдунах.

— Может, расскажешь тогда, кто еще способен одним ударом снести трактир или размолотить в пыль замковую стену? — Тарий выпустил в потолок кольцо дыма. — На магов не кивай, им такое не под силу. Тем более на острове Сирен в дело пустили насыщенное заклинание, а это, как тебе известно, под силу далеко не каждому.

— Знаете, — до этого Лоббер почти не принимал участия в разговоре — самозабвенно слушал песни скальда о Викторайне Запп, величайшей воительнице древности, сразившей одно из многих земных воплощений демона Иякхана. — Вот сейчас о чем подумал… вы когда-нибудь слышали про таких зверей — тигров?

— Еще бы, — хмыкнул Деррик. — Я одного даже видел в Халифате. Богатый купец — на свинью, к слову, похож был, — прогуливался с ним по рынку, ведя на золоченом поводке. Но к чему про них вспоминать?

— Никогда не видел и не слышал про них, — я покосился на Мелгера, но тот пожал плечами. Нисси и Тай, судя по всему, знали гораздо больше нашего.

— Да это, в целом, не так важно, — Солье поморщился. За время странствий он отрастил небольшую бородку клинышком, очень модную на востоке, и теперь выглядел постарше. — В нашем университетском бестиарии есть две пары. Мастересса, присматривающая за зверинцем, как-то рассказывала, что эти сильные, опаснейшие звери живут как на севере, среди льда, снега и железных сосен, так и под жарким солнцем на востоке. Улавливаете, к чему веду?

— Кажется, начинаю, — Тайдеона пригладила толстую косу. — Раз колдуны жили на севере, почему бы их дальним сородичам не осесть на юге?

Какое-то время мы молча слушали переливчатое бренчание гуслей. Скальд рвал струны, рассказывая о легендарном поединке, развернувшемся в подземельях проклятого монастыря.

Звон мечей, кровь и отвага…

В песнях битвы кажутся прекраснейшим действом, способным заворожить тысячи зрителей. Реальное сражение выглядело по-другому. Я хорошо помнил булькающие хрипы бородачей, распоротые животы, внутренности и реки крови на талом снегу. Развороченные каменной кладкой головы учеников, оторванные конечности и обожженные головешки вместо тел.

«Оно и понятно, — мысль казалась темной, как грозовая туча. — Никому не захочется слушать за столом песни о неудержимой рвоте великих героев после сечи или же про их обмоченные штаны. Романтики в этом нет. Правда всегда неприятна на вкус, так пусть хотя бы музыка хранит в себе остатки чистоты…»

Вдруг двери трактира распахнулись, впустив внутрь холодные порывы ветра. На пороге возникли трое вооруженных мужчин в подбитых мехом плащах и с копьями в руках. За спинами висели щиты, закругленные сверху и сужающиеся книзу. Мужики немолодые, на брови и бороды налип снег.

— А найдется ли место для царской дружины? — гаркнул один из воинов, стукнув древком длинного копья в пол. Не дожидаясь ответа, продолжил: — Хозяин, вели-ка расставить столы рядками. Праздный люд пускай по комнатам расходится… мы с марша, так что голодные, как медведи после спячки.

Скальд перестал драть струны и пригубил пива из резной кружки. Народ в зале зароптал, но, судя по всему, с дружинниками связываться никто не собирался. Первыми со своих мест потянулись заезжие торговцы, следом за ними — компания горняков. Остались лишь мы да пара охотников в углу. Деррик презрительно ухмылялся, глядя в спины толпившихся у лестницы людей. Нисси побледнела, закусила губу. Заметив ее беспокойство, Тарий проговорил:

— Нас они не тронут. А если отряд идет к столице, вообще замечательно!

Пока два дюжих отпрыска держателя постоялого двора, до этого расхаживающих по залу с большими деревянными дубинами, спешно расставляли столы, в зале народу прибывало. Дружинники походили друг на друга как близнецы: высокие, широкоплечие, в одинаковых плащах, кожаных кирасах; простеганные шерстяные штаны заправлены в сапоги.

— Вон тот, — Призрак указал вилкой на дородного чернобородого мужика, засовывающего рукавицы за пояс, — если не ошибаюсь, у них — старший. Видите, перевязь алого цвета? Надо будет с ним поболтать.

Дружинники на нашу компанию изрядно косились, о чем-то перешептывались, но проблем не доставляли. Спокойно расселись за столами и принялись набивать животы, запивая все пугающим количеством дешевого пива. Всего их было человек сорок. Копья и щиты расставили вдоль стен, мокрые от тающего снега плащи расстелили и развесили перед камином. Окна, в которые порывы ветра заносили снежную крупу, затворили, отчего зал быстро наполнился табачным дымом. Двое бойцов собрали немного снеди в мешок и отнесли на улицу; как предположил Тарий — пикетам.

Выждав немного, Лавитри и Деррик отправились потолковать с чернобородым. Было решено не открывать им тайн нашего путешествия, лишь разузнать, куда идет отряд.

— Демоны побрали бы этих приятелей, — хмыкнула Тай, глядя им вслед. — Если ничего не предпримем, они все-таки отправят нас домой.

— И? — не понял Лоббер. — Что здесь не так?

— Я хочу разгадать загадку роз, — ухмыльнулась она. — Теперь, когда ясно, что народ Фростдрима здесь совершенно ни при чем, меня она волнует еще больше.

— Не думаю, что стоит лезть в это дело, — пробормотала Нисси. — В Каолите и без нас достаточно людей, способных разобраться, что к чему.

— Силком за собой никого не тащу, — Тайдеона скривилась. — Боитесь — бойтесь дальше, а я всерьез намереваюсь свалить от наших бравых защитников и отправиться на поиски роз.

Тем временем «защитники» вернулись и, судя по сияющим улыбкам, принесли хорошие вести.

— Нам с ними по пути? — с надеждой в голосе спросил Мелгер.

В последнее время он сделался молчаливым и замкнутым, разговоров избегал, ко всем незнакомцам относился подозрительно. На постоялом дворе вел себя как испуганный заяц в клетке — озирался, хмурился, словно постоянно ожидал предательского удара в спину. К жареной свинине так и не притронулся, съел лишь пару ложек заправленных чесноком бобов и выпил полчарки ромашкового чая.

— Нет, — покачал головой Тарий, — но это теперь не важно. Кажется, если все удастся провернуть так, как запланировали, нам удалось отыскать такое убежище, где никакие бородачи вас не достанут.

Они уселись на стулья и, обменявшись хитрыми улыбками, опустошили по стакану.

— Эринвальд, сын царя Деметрея Третьего, недавно отметил свой семнадцатый день рождения, — пояснил Призрак. — Или, как принято говорить на севере, пережил семнадцатую зиму. В общем, стал настоящим мужчиной. Кем был до этого — лично я не знаю…

— Здорово, — Мелгер фальшиво улыбнулся, — а нам что с того? На пир-то уже опоздали.

— Ты, остолоп, вырос не так уж и далеко от Хеленнвейса, неужели не знаешь местных обычаев? — Деррик не без удовольствия нарезал тонкими кусочками остывший кусок баранины. — Он пятый наследник со времен Ордувальда Первого! Что из этого следует?

— Я догадался, — Лоббер, знавший историю получше многих, хлопнул в ладоши. — Священный огонь, так?

— Молодец, хоть чему-то в башнях научился, — даже похвала из уст моего совершенно бесполезного «наставника» звучала как скрытое оскорбление. — В конце зимы, когда снега укротят ветер и стихнут шторма, из порта городка Файрод отплывет кораблик, на котором будет находиться наследник короны. Суденышко, огибая земли северных лордств, заскользит прямиком к крохотному маяку, называемому Одинокий Страж.

— Теперь и я вспомнила! — Тайдеона всплеснула руками. — Один из древнейших обычаев в обжитых землях! Царевич собственноручно зажжет огонь на вершине маяка и будет поддерживать его три месяца. Свет отпугнет темные силы… Дикая чушь, но звучит красиво. Простонародью такие легенды нравятся.

— Может быть и чушь, — Лавитри слега нахмурил брови, — да вот только огонь этот по всему побережью видно. И в лордствах. Конечно, может и легенда, но она явно не на пустом месте появилась.

— Только пока не понимаю, как это связанно с Мелгером, — я оглядел всех сидящих за столом. — Что нам-то делать?

— Ничего особенного, — Призрак сладко зевнул. — Плыть с ним.

* * *

Они обещали задействовать все связи ордена, чтобы Мелгер оказался на судне. Перед каждым испытанием набирается отряд, чтобы сопровождать царевича во время путешествия. Весной, когда тают снега и ледники, вода поднимается до самых дверей маяка и затапливает вход, так что внутрь пробраться нельзя, да и выбраться невозможно. Я даже засмеялся — это место и вправду идеально подходило моему другу. Пока будет длиться испытание, враги не смогут добраться до Мелгера. Когда царевичу придет время возвращаться назад, Каолит, как все надеялись, разберется с загадкой шкатулки.

Решение принято: отправляемся в Визмерград.

Ночью, когда все спали, я вышел на притрушенный мелким и рассыпчатым снегом двор. Мороз пощипывал кожу, мир заливало серебряное сияние полной луны. Казалось, что на улице раннее утро — настолько было светло. У дороги расхаживали караульные, завернувшись в плащи и шерстяные шарфы, изредка они перекрикивались друг с другом.

Мне не спалось. Даже горячая ванна не помогла, чего со мной сроду не случалось. Обычно засыпал, едва голова касалась подушки, а тут — сон как рукой сняло. Немного полистал книги ведунов, следом засел за историю западного Дома. Решил прогуляться и, прихватив трубку и кисет, набросив толстый меховой плащ Лоббера, отправился на улицу.

Но, не пройдя и пяти шагов, натолкнулся на Тайдеону. Девушка сидела возле поленницы, под скатом конюшни, поставив у ног большой светильник, и внимательно разглядывала поисковой камень. Я узнал ее лишь по распущенным волосам, что роскошной копной лежали поверх шерстяной шапочки со вспоротой макушкой.

— Не спится? — смахнул снег с бревна и уселся рядом.

— Не только мне, — колдунья нервно дернула щекой. — Знаешь, все больше кажется, что подонок Солье засматривается на эту замарашку Клифорт.

— Да брось! Не такая уж она и замарашка. Да и на Лоббера зря наговариваешь. Он даже бородку отрастил, по карохарской моде.

— В этом-то и дело, — она фыркнула. — На дух не переношу бородатых мужчин! Назло мне ее не сбривает, знаю.

Я поскреб пальцами недельную щетину и незаметно усмехнулся.

— Пускай катится на все четыре стороны, мне плевать! — Тайдеона сжала камень. Потом повернулась ко мне и резко произнесла: — Ты отправишься со мной на поиски роз? Вижу, как тебя снедает изнутри любопытство, когда мы говорим про них.

— Скажу даже больше, — мне стало как-то неуютно. — О них все время и думаю. Но… с тобой не пойду. Мелгер в смертельной опасности. Он мой друг… единственный, если уж на то пошло. Единственный настоящий друг за всю жизнь. Ты симпатичная, мне нравятся твои напор и язвительность, но тут дело чести. Прости.

— Не понимаю, — колдунья, не мигая, уставилась мне в лицо. В животе появилось неприятное ощущение, будто стоял на краю обрыва и глядел на расшибающиеся о скалы волны. — Какой прок торчать посреди моря на поганом маяке, когда можно снискать славу, найдя розы! Вдруг, это какие-то великие артефакты? Способные сделать нас сильнее всех колдунов Фростдрима и магов вместе взятых!

— Или небольшая речушка, в которой водятся самые большие в обжитых землях раки, — закончил за нее я. — Нет, Тай, то, что предлагаешь ты — захватывающая авантюра. Знаешь, моя жизнь всегда была похожа на сточную яму. Но теперь все изменилось. У меня есть друг, которому нужна помощь, есть девушка, к которой хочу вернуться, когда закончится все это. Не знаю, примет ли она меня, да и не хочу знать раньше времени! Ринуться в рискованное путешествие сейчас — непростительная глупость.

— Дело твое, — она встала и отряхнула снег с подола шерстяной юбки. — Пообещай мне лишь одно — открой этот конверт, когда окажешься на маяке.

Тай протянула мне сложенную вчетверо бумагу, запечатанную воском. Я с удивлением взял ее, и сунул в карман. Только тогда заметил, что за дровами лежали увязанные в узлы вещи.

— Знала, что я откажусь?

— Вы, парни, чересчур здравомыслящие для путешествий со мною, — она улыбнулась. — А я слишком люблю интриги и врать. Вранье — это всегда весело. Постарайся успокоить мастеров. Камень, как мне кажется, им больше не понадобится.

* * *

Утром, после того, как за завтраком вдоволь наслушались возмущенных криков от Деррика и Тария, мы грузили вещи в повозку. Конечно, всем хотелось еще на денек-другой задержаться в трактире, поспать на нормальных кроватях и отмокнуть как следует в чане с душистой водой, пахнущей хвоей, но следовало спешить. Если до метелей не успеем добраться в столицу севера, придется туго.

Лоббер ходил мрачный, разговаривал неохотно и всячески старался показать, что ему поступок Тайдеоны совершенно непонятен. Когда он в очередной раз разразился ливнем вопросов, ответы на которые никто из нас не знал и знать не мог, Призрак посоветовал колдуну заткнуться и выбросить из повозки вещи сбежавшей девушки.

— На кой черт нам два сундука цветастых платьев и белья? — воскликнул он, выталкивая ногой шкатулку с ароматными притираниями. — Нисси, тебе нужно что-нибудь из этого барахла?

Молоденькая колдунья, напуганная его перекошенной рожей, лишь пискнула нечто невразумительное в ответ и поспешила скрыться с глаз долой.

— Дались ей эти розы… — бурчал под нос Солье, устраиваясь на откидной лавчонке. — Ее мать меня убьет.

— Чего? — недоуменно уставился на него Мелгер.

— Мать Тайдеоны, — неохотно пояснил тот. — В прошлый раз, когда чета Халбиб приезжала на остров университета, я обещал, что присмотрю за их дочерью. А теперь Тай сбежала, выставив меня простофилей.

— Скажу по секрету, — поделился только что забравшийся в повозку Призрак, — ты и им и являешься. Иначе не связался бы с такой оторвой. Ладно уж… Трогай, брат Лавитри! Зима нас ждать не станет.

Скрипя колесами, наша кибитка покатилась по дороге.

Утро выдалось солнечным, но морозным и ветреным. Яркие золотые блики играли на белоснежном покрове, покрывшем равнину и протянувшиеся по обе стороны тракта поля. Пару раз я замечал кособокие очертания пирамид орров, возле одной даже стояла запряженная телега, а снег вокруг постройки оказался расчищен. Изредка попадались оставленные до весны фермы и пасеки, утопающие в рыхлых сугробах. Домики здесь были совершенно непохожими на те, что в лордствах или же на западе. Глинобитные, крытые соломой и беленые мелом, они выглядели непритязательно, но казались на диво уютными.

Скоро поля и поселения земледельцев сменились реденькими полесьями, потом потянулись настоящие буреломы, где даже просвета между старыми, поросшими мхом и лишайником стволами видно не было.

— Не люблю север, — вздохнул Тарий, которого сменил на облучке Призрак. Мастер грелся, попивая пряное вино из фляги и закутав ноги шерстяным одеялом. — Леса, леса… горы, холмы… Мрачновато здесь.

— А Тай сейчас где-то бредет одна-одинешенька, — вздохнул Лоббер, глядя в затянутое бычьим пузырем окно. — А если на нее нападут разбойники?

— Она просто превратит их в головешки, и делу конец, — усмехнулся Лавитри. — За девушку, почему-то, не сильно переживаю. Наглости и изворотливости у нее на семерых хватит, а колдовской силы даже больше, чем нужно.

Я им про конверт пока не рассказывал. Мало ли, что в нем? Тайдеона — заядлая интриганка. Но мне она по-прежнему была симпатична, и помешать ей, проявив нетерпеливость сейчас, не хотелось.

Две недели мы провели в пути. Ночи пережидали в повозке, тесно прижавшись друг к другу и закутавшись в одеяла. Нам не очень везло, и на большие поселения и постоялые дворы натыкались либо утром, либо днем — когда толку особого от них не было. Зато не пришлось всю дорогу жевать вяленое мясо и грызть сухари: в деревнях и мелких городках разживались курятиной, которую здесь любили и готовили так, что пальчики оближешь; чесночными супами и, самая большая удача, кукурузной водкой.

В пути нас настигли неприятные слухи. Поговаривали, что во время последней зимней охоты, ежегодно устраиваемой царем, едва не погиб наследник. Здесь, правда, к единому мнению рассказчики не приходили: то ли лось сшиб Эринвальда с коня, то ли, во что верилось с трудом, скакуна убили стрелой; еще что-то говорили о колдунах, но это справедливо сочли враками. Царевич отделался ушибами и ссадинами, но суеверный северный народ мигом возроптал — плохой знак! Боги шлют предупреждение смертным. Царю следует наследника беречь, а не таскать за собой по лесам да лугам, где подкарауливает смерть. В этом-то и крылась еще одна особенность Хеленнвейса — самодержец здесь… если не собственность народа, то очень близок к этому понятию. В любой день, ночью или ранним утром, подданные вправе позвать его на лобное место, где каждый может задать все интересующие вопросы или же дать совет.

Вопреки опасениям, метели не торопились заваливать землю снегом. Скорее даже наоборот — сделалось чуточку теплее, и на тракте, заботливо расчищаемом оррами, осталась лишь тонкая наледь.

— Как раз поспеем к празднику Меда и Пряников, — усмехался Призрак, глядя на тянущиеся вдоль дороги насыпи щебня. — Мы уже находимся неподалеку от бассейна руд. Видите, сколько щебенки? Это оррам оставляют, чтобы могли в дело пустить, когда тракт латают. Эх, с удовольствием заглянул бы в Кворд, повидать приятелей, да вот только неохота рисковать.

— Может, поедем по Старому тракту? — предложил Тарий. В этот раз править лошадьми выпало Мелгеру, поэтому оба друга находились в повозке. — Пока не метет, можно выиграть еще недельку-другую.

— Опасно, — многозначительно ответил Деррик. — Слишком много дикой земли придется пересечь.

— И?.. — непонимающе вскинул бровь Лавитри. — Зато там Бор и Ставень вдоль дороги, обе крепости имеют гарнизоны в полсотни человек в каждом, и монастырь блаженного Эрхаруса. Что тебя пугает?

— Мы не знаем, где еще могу оказаться статуи. Почему-то мне кажется, что местность, где почти не осталось поселений, идеально подходит для площадки «перехода».

— Ты становишься осторожным, — не без ехидства заметил бывший мастер. — Возраст?

— Здравомыслие — единственная достойная плата за безвозвратно уходящие годы, — с усмешкой ответил Призрак. — Странно, но чем дряхлее становится мое тело, тем больше начинаю его беречь. Но вот парадокс — вместо того, чтобы вернуться домой, трясусь вместе с вами в повозке.

— Значит, не такой уж ты и замшелый валун, — подытожил Тарий. — Ладно, поедем дальше по Центральному тракту.

* * *

Вопреки ожиданиям, столицы севера я так и не увидел. Кто знает, на счастье или на беду, но оказалось, что царская чета на время покинула Визмерград, остановившись в городке Эрьярград, что примостился на берегу довольно живописной реки Эрья. Там, как удалось выяснить у местных жителей, монарх давно облюбовал детинец, окруженный яблоневой рощицей. Правда, раньше прибывал в город только летом, и надолго не задерживался.

Известиями мы разживались по дороге — благо в трактирах и на постоялых дворах болтливого народу всегда хватает. Деррик развернулся во всей красе. Он сумел бы разболтать даже мертвого, если понадобится. А уж как вел себя с завсегдатаями! Тут впору научный трактат писать. Когда надо — льстил, покупал выпивку и закуску; пару раз ему пришлось изрядно помахать кулаками, без большой крови удалось обойтись, но ссадин и синяков понаставил супостатам с избытком, да и сам получил немало. Тогда же выяснилось еще кое-что — Призрак не просто умел и любил драться, он достиг в этом искусстве небывалых высот.

Обычно Призрак управлялся сам, после чего пропускал кружечку-другую с недавними недругами, и всегда получал то, чего хотел.

Эрьярград мне понравился сразу. Он возвышался на крутом берегу, с двух сторон окруженный речною петлей, грациозный и красивый. Не твердыня — наследие Великой Бури, — а самый обычный городок. Это-то меня и порадовало! Страшно надоели массивные каменные громады, окруженные рвами, утыканные сигнальными и стрелковыми вышками.

От тракта к городу тянулась вымощенная плитами дорога, вдоль которой были высажены березы. Она упиралась в широкие створки ворот. Три невысокие бревенчатые стены придавали городу форму треугольника, что довольно редко встречалось на западе, а на севере уже стало чем-то вроде традиции. По углам возвышались высокие столбцы, украшенные громадными деревянными головами медведей и обвязанные многочисленными атласными лентами, трепетавшими на ветру. Небо над Эрьярградом заволокло дымом печных труб и главной достопримечательности города — до приезда царя она таковой являлась, по крайней мере, — пекарни семейства Орталь.

Детинец располагался у восточного угла стены, на самой высокой точке холма. Большинство окон выходило на реку и ярок, что раскинулся на другом берегу. Строение окружали купы деревьев.

Город бурлил жизнью. Зима смилостивилась и подарила лишнюю неделю без метелей и яростного ветра.

— Славное местечко, — усмехнулся Тарий. — Помню, гуляли на свадьбе у Харбора Красного, так ему на корабле к фьорду каравай здешний привезли. Просто чудо! Неделю в полотне провел, а на вкус — словно только из печи вынули.

— И я помню, — Деррик потирал скулу, на которой красовался огромный синяк, полученный в последней стычке. — Я после празднества три дня болел… Как думаешь, почему царь здесь квартирует? Скоро метели, а он, насколько понимаю, покидать Эрьярград не собирается.

Меня раздражала манера Призрака задавать все важные вопросы закадычному дружку. Нас для него вообще не существовало. И, что бесило больше всего, в некоторых вещах мнение других его нисколько не трогало. Как решил — так и будет.

— В любом случае, — ответил, немного подумав, Лавитри, — это нам только на руку. Не придется тащиться в столицу. Да и претендентов на путешествие к Одинокому Стражу тут всяко поменьше будет.

Мы остановились в просторном съемном особняке. Платить за него выпало на долю ордена, так как Тарий хотел немного поберечь «живые» деньги и наскоро состряпал расписку в гильдии Накопителей.

Перекусив и разобрав пожитки, приятели отправились в резиденцию монарха. На севере наш орден был в почете, чего не скажешь о магическом, и пользовался у царя определенной любовью и уважением. Оказывается, его отец провел в университете два года, перед тем как надел корону, и даже умудрился собрать четыре серебряных кольца, проиграв всего два. На том дуэли решено было оставить, так как пришло время перенять бразды правления.

Пока Нисси и Лоббер приводили жилую комнату в порядок и возились с очагом, мы с Мелгером устроились покурить на заднем дворе. Кругом громоздились снежные сугробы, так что предстояло еще изрядно помахать лопатами.

— Думаешь, сумеют уговорить царя и советников? — спросил мой друг.

— Уже не знаю, чего от них можно ожидать, — табак на севере оказался гораздо хуже западного, но выбирать не приходилось. — В Деррике загадок столько, что не перечесть. Не удивлюсь, если Деметрей его давнишний приятель.

— Тайдеона, конечно, себя превзошла, — Мелгер нервно хихикнул. — Вот куда, спрашивается, она отправилась? Ради чего?

— Говорит, что хочет понять тайну роз, — я пожал плечами, потому что до сих пор слабо понимал ее мотивы.

Какое-то время мы просто молчали, наполняя воздух горечью табачного дыма, и глядели на заснеженные крыши разноцветных домов. Где-то на другом конце города чадила пекарня, в конюшне неподалеку протяжно скрипела пила. И тут Мелгер выдал такое, отчего мне сделалось не по себе:

— А что если… — он поглядел на трубку, продолжил: — А что если на уме у нее нечто другое?

— К примеру?

— Мы же не знаем, на самом ли деле Тай не сумела перевести письмена. Нам-то она говорит одно, но кто ж поручится, правда ли это?

— К ты клонишь? Говорю — колдунья звала меня с собой! Сомневаюсь, что она вычитала нечто, способное навредить всем, и ни слова не сказала. Хотя… — я притронулся к письму, вшитому в подкладку куртки, — нет! Никогда не поверю, что Тайдеона замыслила нечто недоброе. Она капризная, избалованная, даже злая по-своему! Но не враг — это уж точно.

— Может, ты и прав, — Мелгер немного пододвинул к себе шкатулку, с которой почти не расставался. — Я стал слишком подозрительным. Проклятье, да я сам себя не узнаю! Эта вещь гнетет… Не уверен, что внутри лежит нечто полезное или ценное, скорее — злое.

— Боюсь, в обжитых землях отгадку не найти, — я вздохнул и выбил из трубки остатки табака. — Насколько понимаю, нигде не знают столько о Хехоре, как в королевствах Айрат и Ит. Но туда не добраться, поэтому просто постараемся выжить.

— Знаешь, а я ведь потихоньку начинаю привыкать к этой дряни, — он с ненавистью покосился на шкатулку. — Чувствую, что никому не могу ее доверить. Видно, так и Лестер искал перед смертью того, кто способен ее взять. Ладно, пойдем в дом. Нужно перетащить дровишек в комнаты, да как следует протопить камин.

Тарий и Деррик заявились под вечер. Оба злые, уставшие. Сапоги по колено в грязи, словно целый день только и делали, что толклись по слякоти. Зато принесли котелок с жирным гуляшом, круглый хлеб с подрумяненной корочкой и горшочек масла.

— Царь никого не принимает, — пригубив пива, пояснил Лавитри. — Закрылся во дворце и носа не кажет. Завтра ему предстоит небольшой разговор с городским советом, и возможность встретиться все-таки остается.

— Наследник также в Эрьярграде, — добавил Призрак. — Мы видели его мельком. Ходит в кольчуге под рубашкой, за ним постоянно таскаются двое копейщиков… И знаете, что самое забавное?

— Нет, — пробурчал Лоббер, намазывая масло на ломоть вкуснейшего хлеба.

— Это никакой не Эринвальд! — хохотнул Призрак, словно выдал самую забавную в мире остроту. — Я видел его совсем малышом и не помню никакого родимого пятна под его левым глазом.

— Но… кто же это тогда? — спросила Нисси.

— Второй ребенок Деметрея, — кивнул Тарий. — Гринваль, если не ошибаюсь. Царевна-дочь. Она редко показывается на людях, предпочитая власти служение местным богам. В общем, в ее положении это понятно — наследниц женского пола в Хеленнвейсе не было никогда и вряд ли появятся в ближайшее время.

— Что-то не понимаю, зачем маскарад, — я все больше путался в перипетиях власти.

— Все очень просто, — Деррик допивал третий стакан. — Либо папаша решил поберечь сынка… — он икнул и сделал большой глоток. — Либо с Эринвальдом что-то случилось.

* * *

Я долго не мог уснуть. Вначале потратил много времени на письмо для Сандоры, затем испытывал силу воли, разглядывая запечатанное послание Тай. В итоге спрятал обе бумаги в ящичек стола и задул свечу.

В большой комнате слышалось тихое посапывание. Помимо меня, здесь находилась Нисси, спящая за ширмой, а также Мелгер и Лоббер. Было тесновато, зато одну комнату проще натопить.

Разделся и залез под меховое одеяло. Время было позднее, но сон не шел. Что-то мешало смежить веки и утонуть в сладком забвении…

Но стоило лишь на мгновение задремать, как протяжно заскрипело под крышей. Я приоткрыл один глаз. За окнами гудел ветер. Мир полнился звуками, город шумел даже глубокой ночью, что было несколько непривычно после недель странствий по пустошам.

— Ты что-то слышал? — Мелгер сидел в кровати с обнаженным мечом в руках.

Никогда бы не подумал, что спит он настолько чутко. Рядом с подушкой лежала шкатулка и, как мне показалось на мгновение, она мерцала зеленью.

Над моей головой вновь заскрипело, словно перекрытия проседали под тяжестью.

— Это крыша, — пробормотал спросонья Лоббер. — Ветер сильный, вот и скрипит кровля.

Но я его уже не слушал. Ведовской дар жег глаза, по коже бегали мурашки, на лбу выступил холодный пот. Облизнув пересохшие губы, поднял лицо к потолку. Мгновением раньше там ничего невозможно было разглядеть. Но это когда глядел туда обычным, человеческим зрением. Но сейчас…

— Что за…

С потолка рухнуло тяжелое тело, едва не размозжив мне голову огромным кулаком. Что это такое было — я так и не понял. Фигура, безусловно, человеческая, а вот все остальное… Больше всего оно походило на вставшую на дыбы ящерицу. Морда плоская, с узкими глазами и широким носом. Из-под верхней губы торчали тонкие загнутые клыки.

Двигалось существо резко, я глазом моргнуть не успел, как отлетел к дальней стене, сметенный ударом. Здорово приложился головой об стену, едва не откусив нижнюю губу. На мгновение потерял сознание, а когда пришел в себя, не сразу понял, что происходит.

Монстр, объятый пламенем, отмахивался от наседающего Мелгера. Парень сильно хромал, но бился ожесточенно, и ящер ничего не мог поделать. Короткий меч мелькал как молния.

Чудище взревело, пропустив укол в плечо, и, потеряв терпение, набросилось на человека. Тот вскрикнул, когда когтистая лапа оставила на лице три тонкие царапины.

— Тъ'Яр'! Эркх'Аармо! — выкрикнул Лоббер, выставив перед собой руку.

С пальцев сорвалось несколько искр, что растаяли, так и не коснувшись чудовища.

Я пытался встать, но все плыло перед глазами. Во рту было солоно от крови, руки и ноги плохо слушались. Корд лежал под подушкой, совсем близко, а вот добраться до него было выше моих сил. Пришлось схватить, что попалось под руку — табурет.

Хотя мое вмешательство не потребовалось.

Ящер отшвырнул все-таки Мелгера и скользнул к его кровати. Схватил шкатулку… и дико заверещал, словно обжегшись. И вправду, лапы чудища задымились, едва прикоснулись к свертку. Миг — монстр повалился на спину и забился корчах. Чешуйчатая шкура слезала с мяса лоскутами, темная кровь растекалась по полу, наполняя воздух отвратительным смрадом.

— Что здесь творится, мать вашу? — на пороге вырос Призрак, вооруженный двумя стальными штырями. За его спиной маячил Тарий.

Ящер затих, продолжая превращаться в бесформенное месиво из крови, рыхлой плоти и костей. Воняло настолько мерзко, что с трудом удавалось сдерживать рвоту. Пол, кровать и кусок стены вокруг покрывали подпалины.

— Шкатулка, — пробормотал Мелгер, прижимая к лицу некогда белоснежную, а сейчас перепачканную кровью скатерть со стола. — Она сама защитила себя!

И вправду, ткань, в которую был завернут артефакт, превратилась в пыль, в то время как на самой вещице не осталось даже пятнышка.

— Почему это чудище не сгорело? — спросил я, склонившись над останками.

— Не знаю, — ответил Лоббер. — Нисси удалось поджарить его, но потом… он отразил мой удар. Такого просто не бывает! Не может быть!

Он перешел на крик, чем заработал полный холодного презрения взгляд Призрака.

— Не ори, кишки простудишь, — Деррик спрятал штыри в рукава рубашки. — Скажите, а вы тоже сейчас видели ящера, расхаживающего на двух ногах. Да? Это хорошо… А то я уже начинаю думать, что слишком много пью.

Какое-то время все просто стояли и переводили дух. Мне немного полегчало, боль в голове и шее проходила, кровь перестала сочиться из прокушенной губы. Мелгер сидел рядом со шкатулкой, не решаясь прикоснуться к ней. Деррик с приятелем переглядывались, но не произносили ни слова. Оба находились в смятении. Нисси тихонько хныкала за своей ширмой, укутавшись одеялом.

Вдруг Лоббер вскочил, рывком вытащил из-под кровати дорожный мешок и принялся спешно укладывать вещи.

— С меня хватит! — выкрикнул он. — Мне все это не нужно… не нужно, слышите?! Уезжаю прямо сейчас. Домой. Нет, вначале перехвачу Тай! Здесь всего одна большая дорога, деревней и городков наперечет. К тому же упирается северная ветвь тракта в горы, так что если поспешу — найду ее.

— Опрометчиво, — подытожил Тарий. — Она как снежинка в сугробе. А тебе следует соблюдать осторожность.

— Нет уж. Хватит. Чем дальше окажусь от проклятой шкатулки, тем лучше буду спать по ночам. Остальное — ваше дело… Нисси, ты поедешь со мной? Нисси!

Молодая колдунья перестала хныкать, но в ответ лишь покачала головой. Она хотела поскорее добраться домой, а не разыскивать девушку, которую на дух не переносила.

 

Глава 20 Уонтер Кровавый

Старый, заросший мохом и вьющимися растениями домик. Крыша черепичная, ставни окованы жестью. Доски дверные толстые, прочные, такие и не сломаешь… сразу.

Все остальное требовало ремонта. Растрескавшийся фундамент, просевшие ступеньки, покосившийся козырек над ними. Даже колодец, и тот мхом зарос, а у ворота была отломана ручка.

Жилище не бог весть какое, и уж точно не подходит персоне с таким громким именем, каким мог похвастаться хозяин.

Подозрительно.

Уонтер не знал, что такое сомнения, поэтому просто поднялся на крыльцо и сильно пнул дверь. Вытащил меч из ножен, и плашмя прижав к бедру, встал вполоборота. Вечер темный, вряд ли хозяева быстро заметят полоску стали, а этого будет достаточно, если примут гостя неласково.

Когда дверь распахнулась, он перенес вес тела на выставленную вперед левую ногу. Чтобы сразу можно было сделать выпад, если станет жарко.

Но пока все складывалось хорошо. Вроде бы.

— Нест, полагаю? — На пороге стояла немолодая женщина в грубом домотканом платье. — Входите. Мы вас давно поджидаем.

Ничего не ответив, он вошел в дом и, вопреки принятым на юге правилам приличия, не разуваясь, направился в самую большую комнату. Меч так и держал в руке, готовый пустить его в ход в любое мгновение. Доверие не входило в список тех немногих достоинств и глупостей, которыми обладал Кровавый. А после двух месяцев, проведенных в дороге, таковых заметно поубавилось.

Уонт был рад, что разжился мечом, пегой лошадкой и горстью монет, позволивших дотянуть до родного Хехора. То, каким способом добыл все необходимое — не важно. Теперь он был на своей земле, всего лишь в трех неделях пути от Гнезда Виверн. Еще чуть-чуть, и его пьяную физиономию можно будет лицезреть в городском борделе каждый день.

Правда, были и неудачи. Бастарду не удалось избавиться от шкатулки в Айрате, зато старые друзья навели его на семью ренегатов, сильно заинтересовавшихся находкой. Кровавый рассчитывал сбагрить проклятую хреновину, да еще и карманы клюдициями набить. А братец, каким бы чистоплюем ни был, не даст в обиду, если уроды из-за реки Хоур пожалуют по его, Уонтера, душу.

В зале было холодно, на столе горела единственная свеча в глиняном подсвечнике. Очаг оброс слоем сажи, но в нем находилась лишь горстка пепла. Светильники в скобах собирали пыль и ажурились паутиной.

«Кроты здесь живут, что ли?»

Кроме старинного кресла, которое занимал дородный мужчина, укутавшийся в плед, и стола, накрытого скатертью, мебели не было. У погасшего очага стоял мальчонка лет десяти и внимательно разглядывал гостя. Выглядел сопляк весьма недоброжелательно.

— Как-то у вас неуютно, — передернул плечами Нест. — Темно и холодно, как в разграбленном склепе. Никак все дровишки на белом свете кончились? Эй, здоровяк! — он окликнул ребенка. — Ты бы хоть у соседей пару полешек упер, раз своих не имеется. Видишь, прародитель твой замерз совсем? Да и я бы косточки с удовольствием прогрел.

— У вас весьма дурные манеры, — строго отчеканил ребенок. — Нас в этом доме все устраивает. Потакать чужим прихотям не станем.

— Смышленый, — одобрил Уонт. — Чужим прихотям и вправду потакать не стоит. Один раз дашь слабину — мигом выдрессируют.

— Думаю, мой внук обойдется и без ваших советов, — голос у мужчины, развалившегося в кресле, был хриплым и надрывистым. Складывалось ощущение, что ему тяжело дышать. — Лучше покажите артефакт, и закончим поскорее дело. Вижу, общение не приносит удовольствия ни нам, ни вам.

Кровавый возвел очи горе и громко выдохнул. Воткнул меч в пол и скинул плащ. Улыбнулся. За плечами воина висел маленький и плохо сшитый мешок, в котором покоился артефакт.

— Не советую прикасаться к ней, — предупредил Уонтер мужчину, выкладывая шкатулку на столешницу. Не из доброты душевной, а лишь потому, что если колдун умрет — денежки пройдут мимо карманов. — Я видел, как три человека лишились рук, пытаясь сдвинуть ее с места, а четвертому, самому «удачливому», сожгло какой-то пакостью лицо. Остальные, у кого хватило ума быть осторожными, не смогли сдвинуть шкатулку с места. В ней секретов больше, чем в душе у вдовы-торговки из Халифата.

Какое-то время колдун просто разглядывал артефакт. Хмурился, бормотал нечто невнятное и облизывал губы. Раз-другой провел пухлой ладонью по всклокоченным волосам, подозрительно косился на гостя. Наконец, произнес нерешительно:

— Не куплю. Можешь уходить.

— Демон бы тебя побрал, старый засранец! — воскликнул Уонтер. — Я мог быть уже в Гнезде Виверн! Отмокать в чане с горячей водой в обнимку со шлюхой! Вместо этого три дня трясся в седле, сбивая задницу в кровь, ради лицезрения твоей одутловатой рожи, и что получаю в итоге?

— Проучить его, дедушка Шен'Харод? — тем же ровным и холодным тоном спросил мальчонка.

— Ты забываешься, щенок! — без тени страха ответил Уонт. Он взял меч. — Если из хибары я выйду даже с самой маленькой царапинкой на лице, даже с занозой в пальце — братец сотрет в порошок ваше поганое гнездо. Думаю, все вы знаете, как он ненавидит колдунов после того, как они его женушку обожаемую прихлопнули?

— Хэрай, успокойся! — грозно прикрикнул на юнца хозяин дома. — Хватит крови. Во время Бури ее и так пролили слишком много.

Он откинул плед и встал. Большой, широкоплечий и сильный, как медведь. Ручищи толстые, ладони широкие. Без колдовства в бараний рог любого скрутит. Колдун пророкотал:

— Не буду скрывать — я презираю человечество. Презираю из-за таких как ты, Уонтер Кровавый. Вы не цените ничего, кроме собственной шкуры. Чужие интересы для тебя — что коровья лепешка на пыльной дороге. Ты пришел в мой дом с оружием в руках, хотя никто не выказывал тебе враждебности…

— Смешно слышать упреки из уст перебежчика, — перебил его Нест. — Вы когда всем поганым родом приплыли к нам на континент, и вам также никто не выказывал враждебности.

Сопляк рванул вперед, выставив перед собой руку, но путь ему преградил стальной клинок, замерший у самого горла. Кровавый не за красивые глаза слыл первым бойцом в Хехоре.

Он осклабился, глядя на побледневшее лицо пацана. Потом покосился на его деда — тот поджал губы, грудь ходила ходуном. Посчитав, что добился нужного эффекта, убрал меч в ножны.

— Сходи-ка во двор, Хэрай, — посоветовал он ребенку. — Да засунь голову в колодец, охлади пыл. Как видишь, я не убиваю просто так, — последние слова Уонт адресовал старому колдуну. — Но если мне угрожают — прикончу любого, даже дитё не пожалею.

Когда они остались наедине, хозяин дома вновь уселся в кресло и до самого горла натянул плед.

— Он еще слишком молод и полагается лишь на силу, — вроде как пожаловался ренегат. — Забывает, что есть вещи не менее смертоносные, хотя и гораздо более простые.

— Таких учит жизнь, — сказал Нест. — Если наберется ума — дотянет до седых висков. Нет — перережут глотку в каком-нибудь захудалом трактире… Но мы удалились от темы. Почему ты не хочешь покупать шкатулку?

Шен'Харод помедлил, но все-таки произнес:

— Эта вещь слишком опасна. Даже для тебя, Уонтер. Даже для меня. Да и для любого другого живого существа в этом мире.

Он замолчал, а Нест даже не нашелся, что сказать. Просто не понимал как, обладая почти безграничным могуществом, сиречь колдовством, можно чего-либо опасаться?

— Наше поколение скоро угаснет, — грустно проговорил старый колдун. — Вместе с нами из мира уйдет тайна колдовского дара. До сегодняшнего дня я думал, что забвение — лучшее лекарство. Но… пришел ты и растоптал мои надежды.

— О чем ты говоришь, дед? — недоумевал Уонтер. — Я ничего не топтал! Просто принес шкатулку.

— В ней-то все и дело. Я чувствую силу, схожую с нашей. Но это другая сила. Чужая. Артефакт создали не мои сородичи… Где ты его достал?

Нест решил, что нет смысла скрывать правду. Она ему никак не повредит. Вряд ли старик будет возмущен тем, что произошло в топях, и потеряет последние капли уважения к гостю. Конечно, на руках Уонта кровь ни в чем неповинных спутников, но когда дело касается золота — совесть стыдливо прячется за углом сознания.

— За рекой Хоур, — ответил он, присаживаясь возле стены. Разговор мог растянуться надолго, так что нечего утруждать ноги попусту. — На развалинах какого-то скверного городишки.

— Я ничего не знаю про Хехор, — признался Шен'Харод. — Слышал только, что в топях царят жестокие порядки и нет никакой власти.

— Власть там покрепче нашей будет. А порядок… порядок — вещь относительная. Законы диктует извращенная древняя религия. Говорят, первая на континенте. Да и цивилизация там зародилась гораздо раньше, нежели в обжитых землях. Глядя на разваливающиеся пирами, храмы и города — охотно верится. Местность странная. Там, где заканчиваются топи, начинается край шлака и спекшегося в стекло песка. Много пыли и ветра задувают такие, что не можешь идти. Город тот был занесен песком, стены оплавлены. Похожей архитектуры в обжитых землях нет.

— Ты много знаешь, — оценил колдун. — И это никак не вяжется с образом безжалостного головореза.

— Собаку тебе в жены, старик! Я из знатнейшего рода! Хоть и бастард, но обучали-то меня лучшие учителя. От них я и узнал про богатства Хехора. Да… больше двадцати лет лелеял надежду, что однажды сумею ворваться в кладовые и сокровищницы этих болотных пиявок. Пришлось даже прислуживать братцу и воевать с туземцами на окраинах.

— И ты все-таки добрался туда?

— Не совсем. По чести сказать, даже не знаю, где, в конце концов, оказался. Мы потеряли направление и углубились в топи сильнее, чем хотелось бы. Со мной было порядка семи десятков рубак, прошедших две войны, и знаменитая на юге ведунья Туленна. Старая и жирная жаба, вечно брюзжащая! Не удивлюсь, если узнаю, что это она приложила руку к нашим неудачам. У нее имелся интерес по ту сторону реки Хоур, и, в конечном счете, мы там очутились. Совпадение, скажешь ты? Не верю. Вот уж где никогда не хотел бы оказаться вновь! Москиты, ядовитые змеи и пауки, жуткие ящеры и болотные огоньки, способные очаровывать и заманивать в трясину путников… Все это просто досадные недоразумения. Края, лежащие за Хехором — кошмар наяву.

— Очень интересно, человек, — задумчиво изрек колдун. — Топи чем-то похожи на Фростдрим. И в них, и на моей родине — выжить очень трудно. А что если… нет, даже не хочу думать об этом! Просто невозможно!

— Что такое? — спросил Уонтер. — Демон тебя возьми, старый плут, хватит юлить! Я откровенен с тобой, может, и ты перестанешь отмалчиваться? Что тебя так пугает в шкатулке? Чем топи могут родниться с куском льда в море, который ты называешь родиной? Отвечай!

— Погоди. Сейчас все разъясню. Только вначале скажи, что написано на шкатулке. Мои глаза уже не так хороши, как в молодости, не могу разглядеть буквы.

— «Саргхулум авад'туйшара», — по памяти процитировал Уонтер.

Шен'Харод оттянул воротник рубахи, словно он мешал ему дышать.

— Язык теней. Ни люди, ни колдуны не должны разговаривать или писать на нем! Он немногим схож с нашим наречием, но это — язык зла.

— Зло? Тени? Как они вообще могут разговаривать?

Ренегат громко втянул носом воздух. Проговорил, оглядываясь на дверь:

— Не уверен, что ты проживешь достаточно долго, чтобы рассказать об этом кому-нибудь еще. Вот тебе пища к размышлению: наш народ получил силу от теней. Силу искажать Мировое Полотно. Большего я тебе не скажу. Это тайна, которую не стоит бередить. Суть колдовства, как и магии, многие люди воспринимают ошибочно. Мир… это материя. Колдовство рвет, спутывает незримые простому глазу нити, из которых сплетен наш мир. Представь себе лист бумаги, который много раз проткнули иглой. Примерно так выглядит наша реальность сейчас, после Бури. Чем все это грозит? Думаю, выяснится лишь спустя поколения.

— Меня ваши проблемы не волнуют, — отмахнулся Нест. — Продырявили реальность — что дальше? Сесть и заплакать? Конечно, можно всех магов и колдунов перевешать, но кто ж этим теперь озадачится? Вы под крылом Каолита, — не подберешься.

— Не стоит так пренебрежительно относиться к искажению мира! — наставительно заявил Шен'Харод. — Теням только этого и надо! Они и так взяли с нас избыточную плату.

Он встал и, тяжело переставляя ноги, направился к очагу. Отсчитав несколько булыжников, приложил ладонь к стыку и что-то пробормотал. На кончиках пальцев заиграли искры. Скрипнуло. Большой тесаный камень медленно и с хрустом выполз из своего ложа, завис в воздухе, словно на невидимых нитках.

Старый колдун вытащил из тайника кипу бумаг.

— Вот, — он встряхнул письменами, подняв облачко пыли, — копии Скрижалей Тени. Договора между фростдримцами и существами, даровавшими нам силу.

На первой странице был виден знакомый Уонтеру знак.

Черный костер.

Такими кострами были изрисованы стены в городе, занесенном песком. А что хуже всего — на алтаре в святилище того города рядом со шкатулкой лежала стопка бумаг, придавленная медной печатью. Они никого не заинтересовали — какой может быть прок от каракулей? — кроме одной проклятой коровы. Туленны. Ведунья забрала их.

Неожиданно Нест разозлился. Ему подумалось, что в бумагах может скрываться нечто крайне важное, а он так бездарно бросил их в деревушке, где сгинули Антер и старая коварная жаба.

— Все, колдун, мне приелась болтовня, — сказал он. — Даже если в топях найдутся существа покрепче вас — меня это нисколько не волнует. А вот шкатулка — другое дело. Что на ней написано?

— «Саргхулум» — это, пожалуй, розы. «Авад» — внутри. «Туйшара» — убитая надежда.

— Как связать этот бред? — не понял Уонтер.

— Вопрос в тонкостях перевода. Я в этом не шибко разбираюсь. Либо, открыв шкатулку, мы убьем надежду «Роз», либо же «Розы» откроют шкатулку и убьют нашу надежду. А еще возможно, что в шкатулке лежат «Розы», чья надежда была или будет убита, — он улыбнулся. — А также — лишь открыв шкатулку, мы позволим «Розам» убить чью-то надежду. Как видишь — вариантов выбора много. Но который — верный?

— Счастливо оставаться, — Нест вогнал меч в ножны. — Возвращаюсь в Гнездо Виверн. Может быть, там найду покупателя.

— Будь осторожен! — бросил колдун, когда человек подошел к двери. — Артефакт по-своему бесценен. Кто знает, на что еще пойдут его хозяева?

— Не бойся, дед. Если даже меня и выследят, я сумею больно укусить в ответ.

Он ушел.

Как жаль, что Уонтер Нест, по прозвищу «Кровавый», оказался таким глупцом. Он мог бы рассказать обо всем людям Каолита, либо же сводному брату, и тогда, как мне кажется, история закончилась бы куда удачнее. Вместо этого его одолела алчность, и он взвалил на плечи своих наследников бремя шкатулки.

Правда, и кое-что полезное все-таки сделал.

Написал дневник.

Именно благодаря этому мы способны теперь хоть как-то понять, как все началось. Потомки Уонтера потратили много сил и времени на поиски бумаг, украденных Туленной. И, что совсем уже похоже на чудо, их удалось отыскать. И сделал это не кто-нибудь, а всем нам печально известный Лестер Нест.

Тогда твари из Хехора окончательно превратили его жизнь в кошмар. Парню даже пришлось просить помощи у Каолита, после чего ему разрешили присоединиться к нашему ордену. Стоит отметить, что всей правды власти так и не узнали. Отец Лестера предпочел скрыть истинные причины бегства, сославшись на придворные интриги семьи Ан-Мураган.

Так бумаги вначале попали к Мелгеру, а после — их унесла Тайдеона.

Смешно.

Замок, ключ, загадка, отгадка и оружие.

Все было у нас в руках. Все было в руках у Каолита. А потом — раз. Сокровища оказались разбросаны по обжитым землям.

Уонтер лежал плашмя на сырой земле и радовался, что остался жив.

Изувеченное огнем лицо превратилось в жуткую маску, спину и шею нещадно пекло. Меч с выщербленным лезвием был в зловонной крови по самую рукоять, а нож заметно погнулся от бесчисленных ударов.

Это грело душу. Взять свое в бою всегда приятно.

Он вновь ушел от погони, но на этот раз оставил за спиной выгоревшую дотла деревню, три десятка мертвых поселенцев и шестерых ублюдков из Хехора, искромсанных в фарш. Он убил всех, кто пришел ночью по его душу, и с радостью прикончил бы гораздо больше, но вот ведь незадача — его недооценили, прислав небольшую группу темнокожих мужчин и нечто совершенно невообразимое, плюющееся огнем. Большая лупоглазая голова, рот до ушей, бородавчатые щеки… Нест признал бы, что это существо похоже на жабу, если б не человеческое тело с вислой женской грудью и внушительных размеров мужским естеством. Существо вели на железном поводке, подгоняя хлыстами.

Жабу он выпотрошил с особым смаком, но в бою лишился безымянного пальца на правой руке и фаланги указательного.

Чувствуя, как вздуваются пузыри на обожженной коже, Уонтер воздел себя на ноги.

Находился он в излучине одной из тысячи рек, что окружали Гнездо и бороздили Хехор. Неподалеку, за частоколом и земляным валом, дотлевала деревня Чертополох. Жирные столбы дыма поднимались к серому небу, подсвеченные заревом пожара.

Нест выбрался из деревни через пролом в частоколе и скатился к самой воде, после чего ненадолго потерял сознание. Теперь он вновь мог стоять и даже идти, правда, испытывая боль.

Он провел ладонью по голове — на пальцах остались сгоревшие волосы. Усмехнувшись, обтер меч влажным зеленым мхом, который здесь в изобилии покрывал деревья и камни. Затем спустился к реке. Многие считали, что ничего не помогает так хорошо от ожогов, как самая обыкновенная моча. Но Уонтеру становилось мерзко даже от мыслей об этом.

«Уж лучше обойдусь проверенным способом…»

Нест принялся обмазываться жидкой грязью и илом. Прямо поверх лохмотьев одежды, чтобы хорошенько пропитались. Появилось ощущение приятной мерзости, что холодком расползалось по коже, принося долгожданное облечение.

Кряхтя и постанывая, он выбрался на берег. Воду из речки пить побоялся — запросто можно подцепить какую-нибудь болезнь и провести остаток жизни, испражняясь кровью. Вместо этого отыскал мох почище и выжал из него влагу. Гадко на вкус, зато куда безопаснее.

Переведя дух, примотал меч тканью к руке и побрел по дороге, изредка озираясь на подступающие к колее деревья, прислушиваясь к звукам в ночных джунглях. Кровавого одолевало беспокойство, что так и не сумеет продать шкатулку, и ее уволокут обратно за реку Хоур. Пожалуй, это было единственным, что по-настоящему волновало Неста. Ни малолетние дети, ни жена, оставшиеся в Гнезде.

«А что с ними случится? Братец присмотрит, сопельки утрет. Да и с голоду помереть не даст, он у меня добрый…»

Увлекшись мыслями и борьбой с нарастающей болью, он едва не прозевал засаду. Спас Уонтера многолетний боевой опыт и чутье, без которого стать хорошим воином невозможно. Он увидел, как дрогнули заросли бамбука впереди, услышал, как зашелестела трава. Понадобилось всего одно мимолетное движение, чтобы пропустить мимо себя копье. Тело Кровавого слушалось плохо, поэтому ценою спасения стала неглубокая рана на левом предплечье.

Пустячок.

Откатился в сторону и забыл на какое-то время про кровоточащую плоть под слоем грязи.

Из зарослей выскочили двое.

Типичные туземцы, каких без счета истребили вторженцы из обжитых земель. Широкие лбы, массивные надбровные дуги. В носах костяные кольца. Вместо одежды — гадкого вида рубахи и штаны из сыромятных шкур. Из оружия лишь тростниковые копья и топоры. Железо у них всегда дурного качества, потому как нормальной ковки болотники не знали.

Глухо рыкнув, Уонтер встал. С двумя он мог управиться легко, да вот только приходилось держаться осторожно — кто знает, не затаились ли за деревьями еще неприятели? Не хотелось получить удар в спину.

Он остановился и сделал приглашающий жест, мол, вот он я, — подходите, милостивые господа!

Дикари переглянулись.

Из зарослей выбрался еще один, что позволило Несту в очередной раз порадоваться за свою прозорливость.

Туземцы не мастера засад и прочих военных хитростей, но такую подлянку выкинуть запросто могут.

Со спокойным сердцем Нест обмоткой зафиксировал меч в изувеченной руке и принялся закладывать вираж. Поймать ритм было сложно, но это не беда. Главное, не стоять на месте.

По-звериному взвыв, дикари напали. Попытались окружить противника, оттеснить к вязкой и скользкой земле меж деревьев, но Уонтер на простенькую уловку не попался. Проклиная всех и вся, он перекатился через плечо, пропустив над собой опасный выпад туземца, и оказался позади всех троих. Уже на ногах. Уже готовый убивать.

Клинок дважды избежал встречи с топорамим, мягко отводя их в стороны; оставил глубокую зарубку на древке копья и, незаметно вспорхнув, коротко и жестко ужалил неуклюжего дикаря в живот. Кровавый любил и ценил такие удары. Без особых изысков, действенные и всегда смертельные.

Кишки и внутренности в пенной крови вывалились на утоптанную землю.

Второго свалил, огрев оголовьем меча по плечу.

Следом настал черед отведать стали туземцу, вооруженному копьем. Тот был ловчее приятелей и по-настоящему умел драться. Пришлось даже на время забыть об атаках, чтобы отстоять удобную позицию на твердой и более-менее сухой почве. Но долго бездействие не продлилось. Лишь немного расслабился дикарь, давая необходимый отдых мышцам, Уонтер своего не упустил. Два удара, нанесенных крест-накрест, отправили копейщика в вязкие объятия агонии.

Каким бы хорошим воином не был бастард из Гнезда Виверн, но усталость, вкупе с обожженной плотью и ранами, полученными в первой за тот вечер стычке, делали его уязвимым.

Он сбился с шага. Потерял равновесие. Успел отразить топор вскочившего с земли противника в самый последний миг, отведя полумесяц сырой меди в сторону клинком. Как плата — глубокая рана на предплечье и непоправимо выщербленное лезвие.

На какое-то время Неста обуяло желание просто закрыть глаза и прекратить свои страдания, но воля не позволила.

Он вздернул себя на ноги и, не обращая внимания на кровь и боль, расправился с противником. Жестоко. Оправдывая свое прозвище.

Уже потом, когда обезглавленный туземец перестал шевелить обрубками рук и ног, а крови натекло столько, что воздух стал ржавым на вкус, Нест рухнул ничком и провалился в пучину беспамятства.

* * *

За пробуждение пришлось дорого заплатить. Тошнотой, головокружением и ноющей болью во всем теле. Немного погодя, когда мысли перестали порхать неуловимой стайкой бабочек, Уонтер осознал, что лежит не на дороге посреди топей, а на жесткой подстилке в какой-то телеге. Под головой — мешок с теми немногими вещами, которые успел прихватить в Чертополохе. Сквозь густо переплетенные ветви он видел обрывки безликого, серого цвета неба; слышал натужный скрип осей, недовольное всхрапывание лошади и пение возницы.

«Мне не может так везти и дальше, — рассеянно подумал Кровавый, ощупывая тугую повязку на плече. — Я трижды сбрасывал смерть с закорок, в следующий раз она спустит с меня штаны и вдует так, что мало не покажется… Не пора ли остепениться?»

Он решил, что, пожалуй, пора.

— Эй… — слабо позвал возницу Нест. — Где мы? Кто ты такой и почему спас меня?

— Табариус Эмре. Землеописатель. Еду в Гнездо Виверн, а оттуда — дальше на юг. Нашел тебя на рассвете, неподалеку от сгоревшей деревни. Ты дышал, хотя я видывал мертвецов, выглядевших получше твоего! Мух было столько, что пришлось себе лицо тряпицей закрывать, чтобы не набились в рот и нос. К слову сказать, в дороге мы второй день.

— Вези меня, Табариус Эмре, — улыбаясь, проговорил Уонтер. — Вези в Гнездо… к семье. К теплому очагу и глубоким погребам, где пылятся в ожидании достойного человека бочки с лучшими винами юга. Смею тебя заверить, что нет на свете более достойного их человека, чем я.

Нест чувствовал, как пульсирует силой шкатулка под головой и понимал, что вряд ли найдет существо, способное купить артефакт. Его вообще не стоило брать! Пусть бы пылился на алтаре в ожидании своего часа… Теперь же эта проклятая штуковина была намертво связана с Уонтером, он чувствовал и знал это.

Поддавшись жажде наживы и алчности, заставил Антера Ан-Мураган перерезать глотки своим спутникам. И сам не остался в стороне! Жалел ли об этом Нест? Пожалуй, нет. Не в его правилах лить слезы над невинно убиенными. Но считал, что так судьба расквиталась с ним — лишив пальцев, подсунув под голову шкатулку и отправив домой.

— Слушай, друг Табариус, а чем это здесь так воняет? Твой конь страдает недержанием и пускает струю под себя всю дорогу?

— Нет. Так пахнет смесь, что защищает тебя от боли. Губчатая трава, немного толченых листьев болотного мирта и моча. Твоя моча. Нет лучше средства от ожогов!

— Это божественное средство, — сказал Уонтер. — Но все-таки, Табариус Эмре, я тебя уже ненавижу.

На этом история Уонтера Кровавого заканчивается. Что сталось с ним дальше? Я не знаю. Говорят, Табариус привез его мертвое тело в Гнездо, где передал семье.

По другим слухам, Уонтер прожил до глубокой старости, став редким ворчуном, обожающим внуков и бродячих котов.

Еще кто-то говорил, что он вновь отправился вглубь Хехора вместе с землеописателем, где и сгинул бесследно.

Пусть каждый сам решит, что здесь истина.

Нынче же нам известно одно: Уонтер никому не рассказал о беседе с колдуном. Лишь сделал несколько записей в дневнике, который позже оказался у нас в руках.

Так и шла шкатулка сквозь годы. Как семейная реликвия, к которой нельзя прикасаться. Истинные хозяева словно забыли о ней, пока не пришло время Лестера Неста. Пришло время шкатулки и тайны, что хранилась в ней долгие годы.

Тайны Четырех Роз.

Тайны, уходящей в незапамятные времена, когда в обжитых землях еще не было городов, а боги и демоны бродили среди смертных.

 

Глава 21 Кукловод

Он выбрался из трущоб. В какой район Таль-Самора попал, оставалось лишь гадать, но поиски Ларта не стали неразрешимой задачей. Его можно было найти по возмущенному шуму толпы, растекающемуся эхом по городу.

Натянув поглубже капюшон, Валиадо вышел из проулка на широкую мощеную улицу. Теперь оставалось лишь идти вслед за встревоженными горожанами, что спешили куда-то к западным районам города, и положиться на удачу.

Кукловод слабо улыбнулся. Вот на кого точно рассчитывать не стоит, так на эту вертихвостку! Она давным-давно забыла про него, и вряд ли вспомнит в ближайшее время.

Краем глаза он заметил, как между домами скользит едва различимая тень. Это жуткое существо следило за ним. Валиадо чувствовал, что оно так просто не отстанет.

Он решил больше не обращать внимания на пугающий силуэт и сосредоточился на даре. Впервые за долгое время вновь предстояло пустить его в ход. Нет, то, что он развлекал детишек в трущобах мелкими спектаклями не в счет! Управлял фигурками из глины и дерева, разыгрывая простенькие пьесы из жизни рыцарей и принцесс, а теперь… теперь предстоит подчинить людей. Много, очень много людей! Иначе Клогарта не выручить.

Наконец Валиадо добрался до места. Большой особняк неподалеку от торговой площади, окруженный недостроенными домами и старыми скульптурами. Рядом с фасадом топтались хранители с мечами наголо, чуть в стороне от них о чем-то переговаривались маги. Зеваки боялись подойди ближе, чем на добрую сотню шагов и за всем происходившим наблюдали издали. Что, впрочем, не мешало им обмениваться мнениями. Ерунды в их словах хватало.

— Говорят, его сталь не берет! — кричал один.

— И магия! И магия тоже! — вторила дородная горожанка в цветастом плаще.

— А мой сын видел, как он сквозь стену прошел! — сказал рябой доходяга, от которого жутко воняло топленым жиром.

— Брехня! — отмахнулась женщина.

— А вот и не брехня вовсе! Как он ухитрился внутрь поместья Юлера пробраться, а? А? То-то же!

— За что, интересно, он торговца-то погубил? — нахмурившись, спросил какой-то мужчина. — Ведь и жену его не пощадил.

— Чего гадать? Ограбил, поганец!

— Я вам вот что скажу, — заявил доходяга, — колдуновский он прихвостень! А то и сам — колдун! Сжечь дотла нужно этот особняк… а то не ровен час превратит негодник землю под нами в болото…

Дальше спор разгорелся с новой силой. Едва накал утихал, какое-нибудь очередное предположение, зачастую совершенно глупое и немыслимое, брошено ради красного словца или от скуки, распаляло страсти вновь. И так до бесконечности.

Валиадо стоял молча. Слушал. Наблюдал за магами. Хранители его нисколько не волновали — с ними управиться проще простого, а вот присутствие магов не сулило ничего хорошего.

«Значит, в первую очередь разберусь с ними».

Кукловод вытер потные ладони о рубаху и двинулся в сторону трех больших скульптур, прислоненных к стене какого-то обветшалого и заброшенного трактира.

«Ну, подвесим на ниточках доблестных слуг Каолита?»

Его обуяло ранее незнакомое чувство, чем-то схожее с боевым азартом. А чувство это, если не умеешь держать его в узде и управлять им, очень быстро превращается из полезного — в губительное…

Ты не можешь убегать вечно, человек.

Кукловод обернулся, и нос к носу столкнулся с тенью, что сидела, напоминая огромную ворону, на постаменте одного из памятников.

— Оставь меня в покое, чудовище! — прошептал Валиадо, сжимая кулаки. — Убирайся в свой мир!

Этот мир принадлежит нам так же, как и вам. Но мы, в отличие от вас, людей, похожи на костры, вечно полыхающие в пустоте времени. А вы — искры, чья жизнь есть кратковременный полет от горящих поленьев рождения к черному небу смерти.

Мы возвращаемся.

— Нет! Нет! — Валиадо закрыл ладонями уши. Этот шепот сводил его с ума, возвращая в первые дни пленения.

Обруч, истязающий плоть…

Отвар, вызывающий галлюцинации и рвоту…

Бесконечная боль и страх…

— Маги не дадут вам! — закричал кукловод. — Он изгонят вас из нашего мира!

Тень вся задрожала, словно по ней пошла рябь. Послышался частый шелест — смех.

Дурак. Мы принесли в мир колдовство и магию. Полотно реальности с каждым днем тоньше, ненадежнее.

Мы возвращаемся.

Тень выставила перед собой руку. Кисть покрывала темно-серая плоть.

Это начало. Старые слуги вспомнят, кому служили на рассвете времен. Ваши правители будут окружены предателями, а раздор превратит союзников в кровных врагов.

— Какое тебе до меня дело? — взмолился кукловод. — Уйди, прошу тебя! Я не могу больше переносить твоего голоса…

Твой дар, как и зародившееся недавно ведовство, несут угрозу нашим планам. Нам придется погасить твою искру, но ведовской дар слишком крепок. Так что будем довольствоваться тем, что есть. Ты еще сыграешь роль в наших планах…

Серые пальцы вцепились человеку в горло. Из бесформенного клубка теней на кукловода уставились два сверкающих зеленых глаза. И он утонул в них, как тонул в своих кошмарах много месяцев назад. Черный туман завладел сознанием.

Человек, некогда бывший кукловодом по имени Валиадо, вышел из своего укрытия. Глаза его поменяли цвет — левый стал напоминать яркий изумруд, а правый налился чернотой.

* * *

Ларт не стал прятаться от явившихся по его душу воинов, наоборот, напал сам.

Из десятка хранителе в живых оставалось семеро, но даже они ничего не могли поделать с обезумевшим воином. Он орудовал двумя мечами, отражая вражеские атаки и постоянно угрожая своими.

Клогарт был попросту страшен. Лицо искажала гримаса, в которой смешались злоба и радость, распухшие синие губы обнажили зубы в хищной усмешке. Великан занимался любимым делом — убивал. Ничего не могло испортить ему настроение.

В просторном обеденном зале, где развернулась битва, на какое-то мгновение потемнело. Воздух задрожал, уплотнился, наполнился запахом озона и влаги — как после летней грозы. Ярко вспыхнула зарница, страшно затрещало, и большая балка под потолком переломилась, сожженная магическим огнем. Один из обломков рухнул точнеханько на Ларта, вдавив его в пол.

Клогарт сбросил с себя тяжеленный брус и поднялся на ноги. Такой удар даже здорового быка оглушил бы, и страшно подумать, что случилось бы с простым человеком! Но великану было все равно. В глубоко посаженных глазах полыхало пламя безумия, в груди клокотало. Шумно выдохнув, он бросился на хранителей. Мечи остались лежать на полу.

Ларт, не обращая внимания на удары, легко расшвырял хранителей, как медведь-шатун сторожевых псов, и, орудуя треугольным щитом, принялся избивать магов. Окованное железом дерево превратилось в смертоносное оружие, а маги, лишенные возможности нормально защищаться, стали не опаснее молоденьких овечек. Головы разлетались кровавыми ошметками, хрустели кости. Пол заливала кровь.

Один из хранителей сумел со всего маха стукнуть великана по затылку оголовьем меча, а другой ловко подсечь ноги древком копья.

Первый удар должен был проломить Ларту череп или же просто лишить сознания, но тот лишь головой встряхнул. Стоя на коленях, ухватил копейщика за ремни на доспехах и повалил на пол. Отведя предплечьем клинок еще одного противника, рванулся вперед и ударил врага лбом в лицо. Захрустели хрящи и кости, человек без сознания повалился на спину. Ларт вновь воздел себя на ноги, развел руки в стороны и зашелся хохотом.

Великан чувствовал себя неуязвимым.

Он хотел бы оживить и расцеловать Юлера и Эрхру. Они сделали его величайшим воином в обжитых землях, а это то, к чему Клогарт стремился едва ли не с пеленок.

Ларт смотрел на неподвижных магов и хранителей, как голодный хорек смотрит на оставленных без присмотра кур. И шансов у тех было даже меньше, чем у наседок. Клогарт мог разорвать человека голыми руками, чем теперь и занимался.

Внушит страх горожанам и стражам — проще будет выбраться из Таль-Самора.

— Бегите! — кричал он вслед кинувшимся прочь противникам. — Бегите…

Безумие боя схлынуло. Вернулся холод. Вернулась немота в руках и ногах. Вернулся страх.

Ларт съехал по стенке на пол. Обхватил колени и, совсем как маленький ребенок, разрыдался.

Он был мертв.

* * *

Редкий лесок закончился, дорога пошла под откос, открыв довольно необычный вид с холма. Бесконечная степь, кое-где изрезанная речушками и ручьями, да далекие очертания гор. В низине плавал утренний туман, пушистый, как шерсть молоденького ягненка, и влажный.

Вдали степь сливалась с горизонтом, и там, за этой несуществующей полосой, начинались земли дома Эйфаринос. Но Ларт шел в другую сторону.

Он повернулся лицом на запад.

Вторая дорога делала виток к лесу. Колея была разбита копытами лошадей и истерзана тяжелыми обозами. У лесной кромки виднелись черные точки костров, большие участки вытоптанной травы, поваленные и оструганные стволы деревьев. Двумя днями ранее армия, собранная кукловодом, снялась с бивуака.

Безумный марш продолжался третью неделю и Ларт никак не мог догнать своего бывшего друга. Да он и не знал, что будет делать, когда догонит.

Валиадо, тихоня Валиадо, трусоватый и добрый в общем-то человек, превратился в чудовище.

«Совсем как я, — угрюмо подумал нерлок. — Судьба не зря свела нас вместе…»

Что произошло в Таль-Самор, он не знал. Просто в один миг его перестали осаждать хранители и маги, а на улице началась настоящая кутерьма. Клогарт под шумок выбрался из окна и дал деру.

Пробравшись в трущобы он обнаружил, что утром, когда только начались суматоха, Валиадо сбежал. Следом за ним исчезли Риасс, Мать и какая-то девка, по имени Умария. Никто из оборванцев не сознался, куда они запропастились.

А потом Ларт узнал, что происходит в городе. Вернее даже не узнал — увидел.

Он крался по-над домами к городским воротам, когда натолкнулся на группу вооруженных людей. Там были все: маги, хранители, наемники и гвардейцы из загородного гарнизона, что явились на подмогу стражам порядка. И все стояли, раскрыв рты, вокруг худощавого человека, возвышавшегося над всем. Валиадо взобрался на крышу повозки и просто внимательно рассматривал людей внизу. Тупая покорность на лицах, в глазах — пусто. Клогарт догадался, в чем дело, но не спешил подходить к другу. Напугали его не вооруженные люди, а жуткие глаза кукловода. Перед ним был другой человек, словно в знакомое тело неведомый и жестокий бог поместил чужую сущность.

Началось.

Армия Валиадо росла с пугающей скоростью. В каждом новом поселении, в каждом новом городе войско «марионеток» пополнялось. Как он ухитрился держать в узде стольких людей, было совершенно непонятно.

Сброд брел к столице, оставляя за собой полосу разоренной земли. Зрелище это пугало даже Ларта. Восемь сотен лишенных воли кукол с пустыми глазами, бредущих непонятно зачем к Клэйтон Бирж. Они ни на кого не нападали, убивали лишь в случаях крайней нужды. Дважды их встречали маги и небольшие гвардейские полки и дважды «марионеточное» воинство разбивало врагов. Валиадо не считался с потерями, а заставы и сторожевые форты безжалостно жег. У него имелось несколько весьма одаренных магов и даже пара ведунов…

Ларт взобрался на лошадь.

Если он не может помешать своему горемычному другу и не знает его мотивов, то, по крайней мере, попробует ему помочь, если что-то пойдет не так. Почему-то Клогарт был уверен, что Валиадо обязательно помог бы ему.

 

Глава 22 Моркос

Вот уж никогда бы не подумал, что мне доведется восседать за одним столом с настоящей царской четой. Моркос, жующий по правую руку от самого могущественного человека в Хеленнвейсе? Я вас умоляю. Свяжите вору поскорее руки, он же может что-нибудь стащить!

Принимали нас в длинном помещении с высоким потолком и без окон. Все здесь, даже стропила и подпорные столбы, украшала искусная резьба. Северяне прямо помешаны на ней. Об этом в обжитых землях все знают.

Деревянные тарелки и блюда, деревянные кубки и кружки, даже жареное мясо подавали на оструганных вишневых прутиках.

На крючьях и скобах, ввинченных в стены, висели громоздкие светильники из кованого железа. Пол застилала мягкая солома, лишь небольшой участок у камина оставался голым, — там виднелись ровные доски.

Места царя, его жены и дочери находились на небольшом возвышении, чтобы их было видно даже с самого дальнего уголка стола. Позади них неподвижно стояла пара копейщиков в кожаных доспехах и с кольчужными капюшонами на головах. Лица стражей не сулили ничего хорошего тому, кто выразит хоть капельку недоброжелательности монаршей особе.

Мы держались тише воды, ниже травы, предоставив свободу действий Тарию и Деррику. Они, в отличие от нас, при виде столь высокопоставленных особ не испытывали никакого трепета. По крайней мере, внешне казались спокойными. Мастерам пришлось выделить немного клюдициев из запасов, чтобы прикупить нам подходящие для пира одежды: расшитые рубахи и жилеты с атласными вставками. Платье для Нисси обошлось бы в кругленькую сумму, но ушлый Призрак нашел среди гор тайдеониных вещей, которые собирался продать всем ворохом ростовщику, подходящий такому случаю наряд. Платье было длинноватым и шире необходимого в груди и бедрах, но местная швея умело подогнала его по фигурке юной колдуньи.

Царевна была несколько грубовата внешне и скорее походила на отца, нежели на мать. Коротко остриженные волосы, широкие плечи. Коренастая и грациозная, как закованный в латы мечник. Она пригубила клюквенного сока, подслащенного медом, и испытующе поглядела на отца. Тот о чем-то негромко беседовал с Тарием; до нас доносились лишь обрывки фраз, так что суть уловить было невозможно. Деррик сосредоточенно и даже в чем-то изысканно надирался пивом. К еде почти не притронулся, зато почал уже второй жбан. Даже царь не мог смутить Призрака.

Из того, что удалось узнать нашим мастерам до званого ужина, становилось ясно одно: дела в Каолите идут далеко не так хорошо, как все привыкли думать. Оказалось, на царевича Эринвальда покушались трижды еще в Визмерграде, но лишь подробности случая на охоте сумели просочиться за пределы царских покоев. Молва разнесла их по всем землям северного Дома. Несмотря на ухищрения отца и работающих среди простого люда осведомителей и шпиков, роковой удар так и не предотвратили. И случилось это не где-нибудь за городом или же на столичных улицах, а в самом сердце кремля, у дверей в царские покои. Эринвальд в сопровождении двух копейщиков шел пожелать доброй ночи отцу. Убийцы, а ими оказались две женщины из челяди, имевшие безупречную репутацию и долгие годы служащие самодержцу, выхватили из корзин с бельем арбалеты и разрядили их в стражей. Следом в дело вступил Бэргаль, домовой управитель. Он кинулся на царевича с мечом наперевес, но наследник трона сумел дать немолодому мужчине достойный отпор, отрубив руку и смертельно ранив в живот. На крики и шум сбежались еще стражи, но одна из убийц, за мгновение до того, как ее подняли на копья, успела-таки поразить Эринвальда. Болт попал в поясницу, перебив кости.

Как это ни удивительно, но, благодаря скорому вмешательству лекаря и монахинь из монастыря, царевича удалось спасти. Эринвальд оказался прикован к кровати, не мог ходить и шевелить руками. Ел понемногу, мочился под себя и, как мрачно заметил Деметрей, для управления Домом не годился. Семьи убийц бесследно исчезли, причем дверь в усадьбу Бэргаля была заперта изнутри. У всех, кто участвовал в покушении, отсутствовали языки.

Гринваль, облаченная в мужскую одежду и с коротко остриженными волосами, казалась мне совершенно непривлекательной. Такой вот мой заскок — люблю, когда женщина выглядит… женственно. Как Сандора или Тайдеона. Зато на моего приятеля она, судя по всему, действовала просто магически. Всякий раз, когда Мелгер смотрел в ее сторону, взгляд его замирал. Было немного забавно наблюдать друга таким — смущенным, немного заторможенным. Он даже, казалось, про шкатулку забыл. Все порывался что-то спросить, но в последний миг не решался, и щеки его заливал румянец.

— Нисси, а ты и вправду настоящая колдунья? — спросила молодая царевна.

Голос у нее был высоким и громким. Спину держала ровно, ухитрялась резать мясо и есть, не касаясь столешницы локтями. От ломтей хлеба аккуратно отщипывала кусочки и отправляла в рот; в каждом ее движении сквозили благородство и хорошие манеры.

— Да, ваша светлость, — робко ответила Клифорт. — В моем роду были колдуны.

— Здорово, — в глазах царевны вспыхнул озорной огонек. — Готова поспорить, что это очень интересно — уметь вызывать огонь, дожди и разить врагов молнией. Ты ведь умеешь разить молнией, Нисси?

— Только огнем… немного, — покраснев, ответила колдунья. — Мои предки принадлежали к школе черной некромантии.

— О! — Я не сильно ошибусь, если возьмусь утверждать, что Гринваль обуял восторг. Немногие люди в обжитых землях обрадуются, узнав, что с ними за одним столом сидит существо, потенциально способное поднимать из могил мертвецов. — Это же вообще замечательно! В наших краях не принято держать придворных магов, но я, если унаследую корону, обязательно возьму на службу нескольких. Нисси, пойдешь ко мне служить? Могу поклясться, что правители других Домов от зависти сгрызут ногти, когда узнают, что у трона Хеленнвейса есть собственный некромант.

— Почту за честь служить вам, ваша светлость.

Мы с Мелгером переглянулись. В словах царевны проскочило нечто совершенно необычное. Как известно, на севере корону может унаследовать лишь потомок мужского пола, цариц в истории Хеленнвейса попросту не было. Непонятно, как отреагирует на такое отношение к древним укладам народ. К тому же некромант в Визмерграде — явный перебор. Еще свежа память, как часть мертвого легиона штурмовала стены столицы.

Но Гринваль, судя по всему, это сейчас нисколько не волновало. Она безмятежно болтала с колдуньей, охваченная непонятным азартом. И та, к моему немалому удивлению, преодолела робость. Нашла общий язык с высокопоставленной особой. Чего Клифорт не удавалось раньше сделать ни с кем другим, кроме Лоббера. Она даже хихикнула над какой-то шуткой, отпущенной царевной.

Пир длился долго, меня начало все это утомлять.

Тарий продолжал о чем-то разговаривать с монархом, в то время как Призрак, изрядно набравшись пива, уже клевал носом над тарелкой с остывшей бараниной. Девушки, наплевав на условности, сдвинули стулья, Гринваль яростно жестикулировала. Мелгер молчал, то разглядывая царевну, то вертя в ладонях шкатулку, которую весь пир держал на коленях.

Ближе к ночи, когда мы отправились спать в пропахшее гарью поместье, Тарий, придерживая раскачивающегося и бормочущего несусветную чепуху Деррика, вкратце описал содержание беседы. Как и ожидалось, монарх с дружеской теплотой относился к нашему ордену. Деметрей согласился отправить меня и Мелгера к маяку, но вместо царевича с нами должна была плыть Гринваль. Чтобы не вызывать волнения в народе, Большой Совет решил утаить ранение наследника, для чего и затеяли весь маскарад.

— Деметрей сам не знает, что выйдет из всего этого, — объяснял Лавитри, пока Мелгер отпирал калитку. — Сможет ли женщина зажечь огонь на маяке? Сам он говорит, что пламя — это только обычай, ничего важного. Символизм. Но если царь заблуждается…

Этой же ночью я не утерпел и распечатал конверт от Тай. Колдунья любила напускать пыли в глаза, и этот случай исключением не стал. Ничего важного. Лишь пара острот, завуалированное сарказмом пожелание удачи и указание места, где колдунья Халбиб будет нас ждать, как только добьется хоть какого-то результата.

Женщины. Загадок в них гораздо больше, чем в шкатулках.

Опасность бродила рядом, я чуял это. Существа, охотящиеся за артефактом, следили за нашей компанией неотрывно. Почему не нападали — неясно. Быть может, опасались; но мастера были уверены в том, что неизвестный враг просто выжидает подходящий момент. И им он непременно представится, как только мы окажемся на тракте, и лучше держать ухо востро. У царя пышная свита, в ней хватало копейщиков и стрелков, но мы видели, что могут сотворить бородачи и те, кто стоит за их спинами. Нерлоки, неизвестные колдуны или маги, разворотившие замок на острове университета, а теперь еще и чудовища, способные незаметно пробираться даже в закрытые помещения.

* * *

Одинокий Страж сиял в лучах заходящего солнца. На белоснежных камнях, истерзанных ветрами и солеными брызгами, играли медные блики. Он возвышался на скалистом холме, устланном мерзлой галькой и обломками скальной породы. Над шпилем кружили чайки.

Я, впервые за последние месяцы, по-настоящему почувствовал себя защищенным. Не каменными стенами или вооруженными гвардейцами, нет. Морем. Бесконечными бушующими водами, что начинали вскипать за нашим кораблем, след в след; ветрами, порождавшими их, и готовыми разрывать в лоскуты паруса, разламывать по досточкам ничтожные суденышки, отважившиеся покинуть уютные бухты во время штормов. Яроны сумели с невероятной точностью подобрать для нас день отплытия, словно предугадав, когда разгуляется стихия.

Мы с Мелгером первыми ступили на берег священного для всех северян острова. Ничего необычного я не почувствовал. Ведовской дар упорно молчал, так что все россказни о маяке вполне могли оказаться суевериями.

Следом за нами по сходням соскользнули обе девушки. Нисси и Гринваль. Последняя, как и наказывал отец, облачилась в форму царской гвардии: кожаная кираса, отороченная по воротнику мехом, шерстяной подшлемник и накинутый поверх него кольчужный капюшон. На плечах тяжелый плащ с богатой вышивкой, застегнутый серебряной фибулой в виде морского змея, как знак уважения к яронам.

Колдунья ограничилась лишь шерстяной туникой алого цвета и непромокаемым плащом из тюленьей кожи, купленным в столице морского народа. Клифорт меня удивляла: вместо того чтобы отправиться восвояси домой, к любящим родителям и горячему очагу, она навязалась плыть с нами. Никто ее не отговаривал.

Девушки еще крепче сдружились за время странствий; среди прислуги и охраны даже пополз дохленький слушок, что наследник нашел себе молоденькую пассию. Не просто очередную смазливую мордашку, способную лишь расточать улыбки и таскать на себе груды злата и ворохи шелков, но способную превратить средних размеров замок в пыль. И это, безусловно, лишь играло на руку Эринвальду, но…

Как царь собирался выкручиваться из своей лжи, когда маски будут сброшены — не могу даже предположить, да и не мое это дело. Важно другое: мы на острове посреди терзаемого штормами моря, а преследователи Мелгера остались на континенте.

Деррик и Тарий покинули нас еще в Эрьярграде. Им не хотелось торчать три месяца на маяке, да и грандмастеру предстояло отчитаться перед Верховным Советом. Дорогой они хотели найти Тайдеону, чтобы потом продолжить поиски Роз вместе. «Если в этом есть хоть капля смысла, — говорил за последним нашим совместным обедом Лавитри, — мы разыщем их. Бремя шкатулки с наших плеч спало, так что теперь можно уделить толику времени другим загадкам…»

Мой наставник — Призрак — научил меня за все время странствий лишь тому, что даже в мертвецки пьяном состоянии можно переломать кости чертовой прорве народу. В общем, учителем он оказался таким же поганым, каким был человеком. Я не скучал по нему ни дня. Тарий — другое дело. Он ухитрялся сочетать в себе качества строгого отца-наставника, способного запросто дать в зубы нерадивому ученику, и эдакого старшего приятеля, с которым всегда можно обменяться шуткой или пропустить стаканчик-другой вина.

Наши дороги разошлись.

Рабочие и челядь перетаскивали из корабельных трюмов провиант, выкатывали бочки с водой и крепленым вином, выносили огромные вяленые окорока и вязанки дров. Много, очень много дров! Торчать нам на этой пяди земли посреди северного моря довольно долго.

Внутри маяк чем-то отдаленно напоминал замок нашего ордена на университетском острове. Голые стены, пол из утоптанной гальки, холод, которой ощущался даже сквозь толстую подошву сапог. Медные канделябры обросли пылью и паутиной, в углах под потолком зияли темно-зеленые пятна какого-то склизкого мха. Но в целом, стоит признать, помещения для жизни выглядели вполне пригодными. Старинная мебель, много темной меди и латуни. В спальнях стены обтягивали гобелены. На них красовались лесные пейзажи и залитые солнцем луга; мне даже попалось на глаза полотно с обнаженными женщинами, стирающими белье в широком ручье, на усыпанном золотым песком берегу. Надо признать, мастер довольно точно передал очертания и формы тел. Так что оторваться от созерцания было делом непростым.

— Пожалуй, к концу нашего пребывания здесь этой красотой можно будет пытать, — оценил работу писарь.

Я подумал, что свободному мужчине приударить на маяке не за кем, и мысленно согласился с ним.

Дрогмор казался мне неплохим человеком. В меру веселый, словоохотливый, велеречивый и, что я особо ценил в людях, умный и знающий. Способный объяснить любую непонятную вещь… правда, познания его ограничивались лишь жизнью на севере, а вот про остальной мир он знал крайне мало.

Комнат на маяке не хватало. Три внизу и одна, для царской особы, на самой верхотуре. Ну и еще обширный погреб, из которого веяло вековым холодом, так что пришлось даже завесить вход старым одеялом.

К покоям наследника хеленнвейской короны вела широкая винтовая лестница из дуба и бронзы. Ступени поскрипывали под тяжестью поднимающихся, но все равно казались крепкими и надежными. Как, впрочем, и весь Одинокий Страж. На верхней площадке, защищенной высоким каменным парапетом и покатой крышей, возвышалось медное ложе для кострища. За века оно заметно потемнело и оплавилось, кое-где все еще оставались горсточки хрупкого пепла и промерзшие головешки.

— Впечатляет? — хмыкнул Мелгер. — Меня, если честно, не очень.

Ветер трепал его волосы, щелкал плащом. Лицо моего друга казалось осунувшимся и бледным, на лбу пролегли глубокие морщины, а под глазами появились синие круги. Он казался постаревшим, как бы смешно это ни звучало, и до невозможности усталым. Даже теперь, оказавшись посреди моря, он не чувствовал себя защищенным. Причем боялся не за свою жизнь. Сохранность шкатулки его волновала сильнее.

— Маяк и не должен впечатлять, — резонно заметил Дрогмор. — Он прост как древко копья, на конце которого вместо железа — пламя. Когда знаменитый огонь севера озарит небо, вы заговорите по-другому.

— А правду говорят, что его видно даже с континента? — спросила Нисси.

— Его видно даже в западных портах! — расхохотался писарь. — В наше время, после Бури и многих лет забот и бесконечных трудов, последовавших за ней, этому перестали придавать значение. А зря!

Я повернулся лицом к северу. Где-то вдали, сквозь уплотняющиеся сумерки, проступали едва заметные очертания скалистого берега. Мне стало страшно и холодно, словно оказался на дне глубочайшего колодца, из которого не могу выбраться.

— Да, да… — выдохнул писарь, когда все мы, как заговоренные, уставились на далекий берег. — Это Фростдрим. Край мира, земля смерти и родина колдунов. Кто знает, что сейчас творится в этих, скованных кандалами холода и снегопадов, краях?

— Отец говорит, — негромко начала Клифорт, — что наш народ окончательно вымер. А еще, что лучше бы люди уничтожили их, когда появилась такая возможность.

— Наши предки были гораздо мудрее нас, нынешних, — наставительно проговорил Дрогмор. — На их глазах гибли тысячи! Дети, старики, родственники и друзья. Всех перемалывала Буря. Но даже в миг ярости, когда Каолит мог растоптать колдунов, навсегда вычеркнув из летописей жизни, люди сумели проявить величайшую милость. Думаю, для многих это должно послужить хорошим примером.

Когда мы закончили изучать нутро маяка, царская особа изъявила желание откушать. Немного капризно и даже с напускной чванливостью, — девушка старалась скопировать повадки брата, известного своим скверным характером. Поскольку рабочие и челядь были заняты ремонтом причала, за столом прислуживали Брог и Бэкмор. Выглядело все это забавно, поскольку оба воина выглядели довольно грозно… но только не с подносами в руках.

После ужина все разбрелись по комнатам, чтобы приготовиться к ритуалу. Я воспользовался моментом и перечитал последнее письмо от Сандоры. В каждом слове, в каждой букве чувствовалось ласковое тепло. И так приятно от него становилось, что даже заунывный вой ломящегося в закрытые ставни ветра казался прелестной музыкой.

Из сладких размышлений меня выдернул настойчивый стук в дверь. Молоденькая служанка передала мне приглашение от «царевича». Я напялил камзол, начистил до блеска сапоги и, привесив к поясу ножны с кордом, отправился на верхнюю площадку.

Гринваль уже стояла возле надраенного до блеска медного ложа, нервно переминаясь с ноги на ногу. На ней красовался мужской дублет, расшитый серебряными нитями, и старинная меховая шапка, украшенная драгоценными камнями и золотом. На плечах лежал белоснежный плащ. Рядом с девушкой топтались копейщики, а чуть поодаль возле парапета застыла Нисси.

Я направился к колдунье.

— Она переживает, — сказала Клифорт. — Если не удастся зажечь огонь, в Хеленнвейсе начнутся волнения. Все-таки мне кажется, что лучше не обманывать народ.

— Я предпочитаю думать, что все пройдет хорошо. Наверняка царь просчитал все, что необходимо для этого сделать.

— У нее есть флакон с кровью Эринвальда. Мне пришлось немного над нею поколдовать, чтобы не свернулась, — улыбнулась Нисси. — Я так понимаю, что все дело не в самом огне, а вот в этом ложе. Не знаю, что оно такое… но сильно похоже на артефакт. Может, посмотришь? Очень уж интересно.

Мне пришлось напрячь все свое ведовское умение, чтобы разглядеть тонкие нити, мерцающие под слоем меди. В этой штуковине силы было под завязку. Даже не знаю, с чем можно такое сравнить!

— Не понимаю, — выдохнул я. — На колдовство похоже. Но это не оно. Я хорошо знаю вашу с Тай и Лоббером ауру.

— Меня теперь сложно чем-либо удивить, — сказала Клифорт, оглядываясь на бушующее море. — Не знаю, чему можно верить. Мои предки всегда считали, что лишь они одни способны повелевать силами природы. Но потом, невесть откуда, появились маги. А теперь еще выясняется, что где-то в Хехоре есть существа, способные создавать нерлоков и насыщенные заклинания. Почему бы древним северянам не найти в тундре, к примеру, еще один народ, способный наделять силой предметы? Проще говоря — творить артефакты?

Девушка будто разговаривала сама с собой. Она часто сбивалась, повторяя по нескольку раз одно и то же, глотала окончания слов.

— Со временем во всем разберемся, — я хотел немного ее приободрить и успокоить. — Сейчас можно выбросить из головы все стороннее. Я так и сделал! Даже про Тайдеону забыл… Мы просто приплыли на этот маяк отдохнуть. Так ведь, Нисси? А заодно понаблюдать за таинственным и древнейшим обрядом в обжитых землях.

Она улыбнулась в ответ. Но в ее глазах по-прежнему таилась тревога.

Скоро появились рабочие. Они принесли светильники, на медном ложе сложили березовые поленья и сухой лапник.

Трудяги закончили с приготовлениями и поспешили вниз, где их уже поджидал накрытый стол и непочатая бочка вина. Как только огонь озарит море, его станет видно на континенте. Люди севера оставят все дела и заботы, бодрствующие растолкают спящих. Погреба будут открыты всю ночь, а гулянья растянутся на неделю. В горах, на сторожевых башнях и холмах днями будут палить костры, чтобы яркий свет и жаркое пламя изгнали тень из обжитых земель.

Последними к нам присоединились Дрогмор и Мелгер. Писарь не без интереса разглядывал шкатулку в руках моего друга, но все его вопросы разбились об панцирь холодной отрешенности, в который заковал себя Мелгер.

Все было готово к ритуалу.

Я напряг ведовские силы, чтобы рассмотреть происходящее во всех тонах и красках. Мировое полотно предстало во всем великолепии.

Дрогмор положил большую книгу хроник на парапет, поставил рядом письменные принадлежности. Окунув перо в банку с ягодными чернилами, едва заметно кивнул царевне. Он был одним из немногих, кто знал всю подноготную нашего путешествия. И, как и приказывал Деметрей, собирался занести в хроники царства всю правду.

— Я готов! — Гринваль выступила вперед.

Копейщики, словно по команде, ударили древками в пол. Только тогда я понял, насколько глухая стояла ночь. Никаких сторонних звуков. Лишь посвист ветра да рокот моря.

Царевна подошла к ложу и вскинула руки к небу. Жест показался мне театральным и даже смешным, но обычаи есть обычаи. Следовало все делать так, как завещали предки.

— Клянусь служить своему народу!

Бэкмор и Брог ударили древками в пол.

— Клянусь гордо нести корону владыки севера и свято чтить древний уклад!

Вновь удар.

— Клянусь перед тобой, Огонь! И пусть кровь моя станет порукою! Я — Гринваль Первая!

А вот это, судя по всему, Деметрей явно не планировал. Не стоило ему недооценивать честолюбия своей дочери. Потому как флакон оказался отброшен в сторону, а Гринваль полоснула тонким ритуальным ножом себя по ладони, вырезая солнечный круг. Царская кровь потекла по бревнам и лапнику. Девушка закусила губу. Ее глаза слезились.

Когда первая капелька крови коснулась поверхности ложа, послышалось легкое шипение. Струйка дыма потянулась к потолку, и в следующее мгновение ее растерзал ветер. Огонь жадно расползался по поленьям, хрустел лапником. Кровь царевны кипела и горела не хуже смолы, так что вскоре огонь жадно облизывал каменный свод потолка.

Гринваль упала на колени, прижимая к порезу полу бесценного плаща. Никто ей даже руки не подал — произошедшее шокировало всех. Даже копейщики недоуменно переглядывались. На какое-то время я позабыл про огонь, который чудесным образом озарял небеса и бушующие воды на сотни лиг вокруг.

Первым тишину нарушил Дрогмор. Он смахнул со свежих записей остатки песка, подытожил, захлопнув книгу:

— Итак, поздравляю вас, добрые люди. Этот день войдет в хроники как первый — когда на трон Хеленнвейса взойдет женщина. Да… времена требуют перемен. И как же замечательно, что все мы, добрые люди, здесь присутствуем…

— Боги! — вдруг вскрикнул Мелгер. — А это что такое?

Его палец указывал на берег Фростдрима, чьи очертания стали видны более отчетливо. Где-то меж скал и утесов, посреди льдов и безжизненной гальки горел едва различимый костер.

— Нисси? — окликнул колдунью Брог. — Что это?

— Я… я не знаю! — девушка побледнела и закусила губу. — Там же никого не должно было остаться. Никого! Невозможно!

В молчаливом изумлении мы наблюдали, как во мгле Фростдримского побережья блуждают искры. Куда бы они ни направлялись, всюду вспыхивали костры. Вскоре весь берег был усеян багровыми точками, будто там встала лагерем настоящая орда. Сотни, тысячи огней!

Всеобщее молчание нарушил ветер, что тащил на своих плечах серые тучи, из которых валом сыпался мелкий и колючий снег.

 

Глава 23 Розы

Дождливая Гряда Хеленнвейс. Север

Тайдеона поступила неосмотрительно, отправившись на долгие и опасные поиски в одиночестве. Поступила так, как и должна была поступить настоящая Тайдеона. В этом вся она. Доля тщеславия, немножко коварства, жгучая красота и пламенный темперамент, украшенный безрассудством.

О ее странствиях я узнал много позже, при трагических и грустных для всех нас обстоятельствах.

Эта часть истории посвящена Тайдеоне Халбиб. Колдунье, чьи предки встали на сторону простых смертных в самый разгар Бури.

Место было чудесным. Горный ручеек с хрустальною водою, что искрилась в багровых лучах заходящего солнца, опоясывал густую березовую рощу. На поляне, явно расширенной руками местных жителей, притаилась крохотная деревушка. Семь дворов, амбар, небольшой загон для скота и конюшня. На крышах домов сверкал снег, морозный воздух пах дымом. Роща тянулась к подножью горной гряды, чьи покрытые льдом кряжи четко вырисовывались на фоне темно-синего неба.

Деревушку эту довольно сложно отыскать, она как будто нарочно пряталась за холмами, реками и отрогами Дождливой Гряды. Сюда даже возничий не решился ехать, побоявшись, что сани могут сорваться с узких дорог. Тай никогда в жизни не нашла бы ее сама, но… у нее был поисковой камень. Одна из четырех стрелочек настойчиво указывала именно сюда, краснея с каждым шагом. Теперь она просто пылала, оказавшись неподалеку от непонятной цели. Другая стрелка указывала немного западнее, постепенно наливаясь багрянцем.

«Они где-то здесь, — колдунья ненадолго остановилась перед дорожным столбом, на котором висела потемневшая от времени шильда. — «Березовый Пригорок»… подходящее название для этой деревни. Посмотрим, что это за народ такой — горцы».

Она забросила за спину тяжелую котомку и поспешила вниз, к приземистым домикам. Тайдеона улыбалась. Скоро она разберется с загадкой роз. Осталось совсем немного. Камень приведет к цели, и тогда… Что произойдет тогда, девушка и сама пока не знала. Быть может, Моркос прав, и «Розами» окажется нечто совершенно бесполезное, ненужное и глупое. Как вот эти пятнистые деревья, например. Да, северяне в них души не чают. Но ей-то что с того?

Колдунья с удовольствием отметила, что тропка, ведущая к деревне, расчищена от снега. Ей до смерти надоели сугробы, лед и постоянный холод. Ветер дул в лицо, куда ни повернись. Громоздкие пейзажи, угрюмые поселения с такими же угрюмыми людьми, и скудные краски Хеленнвейса вызывали стойкую неприязнь. Куда лучше — ровная как столешница пустыня, сухой жар по вечерам и благословенная прохлада ночью! Вечноцветущие сады, где от сладкого запаха кружится голова, а воздух гудит жужжанием пчел. Порхают бабочки, в зарослях дикого виноградника чирикают птицы. Ребятня играет у фонтанов, подкарауливая момент, когда взрослые отвернутся, чтобы можно было нарвать еще несозревших слив. В детстве даже эта кислятина кажется медом… особенно сладко делается оттого, что плоды запрещают срывать.

Она как наяву увидела пестрый, пряный, жаркий Карохар. Пусть для ее предков он и не был родным домом, но Тайдеона просто обожала столицу Халифата. Шумную, древнюю, чарующую тайнами. Место любви, жарких страстей и бесконечных интриг, в холодном пламени которых сгорела не одна жизнь. Клубок ядовитых змей на лепестках роз — так называл знатные семьи Карохара ее отец.

Скоро она вернется домой. Тай верила в это. Но вернется не с пустыми руками, а лишь тогда, когда разыщет Розы, чем бы они ни оказались в итоге.

Ее увлекло это путешествие, поглотило с головой. Она всегда была подвластна азарту, за что частенько получала выволочки от отца и матери, но никогда не останавливалась на полпути. Кто бы что ни говорил, чем бы ни грозили. Не остановится и сейчас, хотя некоторые слова из рукописей Лестера ее пугали. Тай нарочно скрыла от спутников кое-какие подробности, не из подлости или злого умысла ради, — просто им все равно не понять всех тонкостей…

По большей части это касалось Хехора, но… некоторые события, едва заметные в общем потоке неизвестных символов и непонятных фраз, имели пугающе схожие черты с прошлым колдунов, о котором теперь даже потомкам говорить запрещено. Это большая, жутковатая тайна. Немногие в обжитых землях знают истинную причину агрессии выходцев из Фростдрима. А даже если бы знали, вряд ли приняли. Конечно, гораздо проще выставить всех кровожадными злодеями, опьяненными жаждой убийства «бездарей». Это-то самое обидное! Вроде бы хочется оправдать предков, но о чужой воле, из-за которой разразилась Буря Ненависти, говорить запрещено под страхом смерти.

«Никогда не думай о зле, и тогда оно не придет в твой дом…»

Тай находила эту присказку весьма разумной и поучительной. И за примером далеко ходить не надо — стоит лишь взглянуть на двести десять лет назад и все станет понятно. Предки так гнались за силой и могуществом, что невольно загнали себя в Яму, утянув следом весь Фростдрим.

Тайдеона не дошла до деревни совсем немного, когда сторожевые псы подняли лай. У околицы тут же вырос бородатый мужик в меховом тулупе и с топором наперевес. За его спиной маячил паренек в шапке заячьим мехом наружу. В руках — заряженный арбалет, что немного удивляло. Стоила такая игрушка дорого, а деревенские жители обычно обходились луками, в крайнем случае — простейшими самострелами.

— Кто такая? — не больно-то дружелюбно окликнул ее мужик. — Чего нужно?

— Всегда знала, что слова о гостеприимстве северян — враки, — Тай усмехнулась. — Вот как у вас заведено встречать одиноких путниц?

— К нам чужаки просто так никогда не забредают! — ломающимся голосом проговорил подросток. — Или по делу, или вообще… не забредают! Вот.

«Какой смышленый паренек, — мысленно возликовала Тай. — Надеюсь, те, кто постарше, хотя бы поумнее кроликов».

— Я тоже к вам по делу, — колдунья уже давно определилась, что будет говорить местным жителям. — Позвольте представиться — Тайдеона Халбиб. Странствующий маг и картограф. Исследую древние места силы, чтобы потом составить карту для паломничеств.

Простые люди, находящиеся невообразимо далеко от магии, колдовства и прочих таинств, относятся ко всему этому с сомнением, если не сказать — боятся. И особой радости от встречи с магом вряд ли стоит ждать. В колдуна могут и из самострела пальнуть. Для них все едино: ренегат ты или не ренегат. Колдун — враг. Убийца. Демон. Ростовщик. Такое существо по определению не может быть хорошим, а значит, его нужно поскорее прикончить. Поэтому Тай и представилась магом.

Реакция горцев ее не удивила.

— Только колдовства нам здесь и не хватало! — недовольно фыркнул мужичок. — Нигде от вас покоя нет… Ладно, иди за нами. Пускай старшой решает, что с тобою делать.

Подросток утвердительно кивнул, встряхнув, для пущей важности, арбалетом, и пошел вслед за старшим товарищем. Ни один, ни другой даже не подумали предложить ей помочь с баулами. Наверняка из страха.

Послав кислую улыбку в спины горцам, Тайдеона поплелась следом. Натруженные за долгие недели путешествия ноги гудели, в спине противно кололо. Странствия оказались на диво сложным, изматывающим делом. Если бы она не забрела в монастырь по дороге — вряд ли удалось добраться сюда невредимой. Из по-настоящему теплой одежды у нее была лишь шубка Нисси и шерстяные чулки убогого вида, а для странствий по зимнему Хеленнвейсу этого явно оказалось недостаточно. Хорошо, что монахи не скупились на дары страждущим: стеганая рубаха, рубаха из мягкой шерсти, домотканый жилет и отороченный беличьим мехом плащ с каракулевым подбоем. И все это в обмен на жалкую горсть крусанов, которые колдунья и считать-то не привыкла с тех пор, как оказался в университете. Остаток пути, занявший больше десяти дней, Тай провела в относительном тепле и уюте. Во всяком случае, пока можно было путешествовать на санях. Дальше пришлось постоянно карабкаться в горы, благо хоть, деревень вдоль большого Стального Гребня много, и всем необходимым можно было разжиться в них. Да и дороги оказались узкими, но вполне пригодными для ходьбы, а вдоль крутых обрывов тянулись веревки и деревянные шесты, за которые можно было держаться.

Прямо посреди деревни, рядом с колодцем, на деревянных растяжках висели три туши горных козлов, натертые солью. Возле них хлопотал дряхлый старец. Худой, лицо осунувшееся. Теплый тулуп стянут ремнями, на ногах нелепые обмотки.

— Старшой! — позвал деда вооруженный арбалетом подросток. — Здесь у нас зайда… Мага, вроде бы.

— Маг, — поправила его Тайдеона. — Не мага, а маг.

— Ага, ага.

Старец долго ничего не отвечал. Он критически осматривал туши, перебирал ножи, разложенные на толстой холстине, что-то бормотал под нос и жевал губами, причмокивая. Наконец уделил подошедшим долю своего бесценного внимания:

— А это кто? — проскрипел он, всматриваясь в лицо Тай.

— Мага, я ведь говорил уже, — любезно разъяснил очень сообразительный паренек. — Пришла вот, неведомо откуда пришла… хочет эту… карту составлять.

— На кой ляд ей на карте наша деревня? — недоумевал старец. — И без нее, без карты этой, столько лет прожили — и ничего. А то, что мага она — не велика беда. Маги… они ведь тоже почти как люди. Вот.

«Да уж, — Тайдеона не знала, плакать ей или смеяться. Она-то рассчитывала, что местные помогут ей в поисках, но разве такие обомшелые пни могут знать хоть что-нибудь, кроме как туши козлиные разделывать да по камням в горах скакать? — Придется все делать самой. Жаль. Времени уйдет больше, чем хотелось бы!»

Вслух она произнесла:

— Карту буду составлять не для вас, а для моего ордена. Лучше скажите, есть ли здесь по соседству еще поселения? Заставы какие-нибудь или более крупные деревни?

— Так разве ж это деревня? — удивился мужик, обведя окрестности рукой. — Не деревня это совсем. Наши охотничьи угодья, вот! Мы тут дожди и пургу пережидаем, пока дичь бьем. А Березовый Пригорок недалече отсюда, во-о-он за тем кряжем. Застав тут у нас отродясь не было.

Тай с облегчением вздохнула. Может быть, не все потеряно. Есть шанс найти в поселке кого-нибудь поумнее этих болванов и разузнать, не встречали ли местные жители в горах странное, чудесное. Потому как девушка верила, Розы — это что-то необыкновенное. Ну не могут они быть безделицей, просто не могут! Потому как рукописи, а это было понятно даже дураку, таили в себе нечто крайне важное. Вопрос в том — важны они лишь для одного Хехора, или же это может затронуть и обжитые земли.

— Как добраться в Пригорок? — спросила она, стараясь придать голосу спокойствия. Восторг и сладостное предвкушение вновь обуяли ее, приходилось сосредотачиваться на контроле эмоций. — Я устала, хочу выспаться и нормально поесть.

— Если хочешь идти в деревню, отправляйся прямо сейчас, — посоветовал старец. — Может быть, успеешь к ночи. Хочешь — оставайся у нас. Дадим кров, благо домов пустых хватает, жарким угостим из козлятины. В амбаре есть большая лохань, в ней год назад Арбонд карасей солил, можешь снега натаскать и растопить возле коптильни. Чем не ванна?

Тайдеона прикинула, стоит ли ей оставаться в деревне с тремя охотниками. Никаких притязаний она не боялась, колдовство служило надежной защитой, просто не хотелось терять лишний вечер. Халупы не казались обжитыми, скорее всего в них сыро и холодно. Да еще и дрова, по всей видимости, придется таскать самой.

— Я выйду немедля, — заявила колдунья. — Только кое-какие вещички здесь оставлю, а потом, когда буду возвращаться, заберу.

— Это уж как душеньке твоей угодно, — пожал плечами старейшина. — Только учти, придет время снегопадов — перевал превратится в ледовую горку. До весны выбраться отсюда не сможешь.

* * *

Тайдеона брела через реденький пролесок, увязая по колено в сугробах. Хорошо еще, что догадалась большую часть поклажи оставить в охотничьей деревушке, иначе пришлось бы бросить все прямо здесь, в глуши. Живот недовольно и голодно урчал, колдунья уже успела не раз помянуть о том, что так пренебрежительно отнеслась к предложению охотников. Сейчас о горячей козлятине можно было только мечтать.

Деревья здесь росли невысокие, кряжистые. Березок почти не встречалось, все больше осины, дикий орешник и ели. Солнце скрылось за тучами, поднялся ветерок, мир быстро тускнел, готовясь к встрече с ночью. Тай решила, что следует поспешить, ибо очень не хотелось плутать в темноте. В лесу она была от силы трижды, да и то в сопровождении умелых проводников. Теперь же приходилось целиком и полностью полагаться на ориентиры, названные охотниками. И если треугольный камень и три переплетающихся ветвями дерева она уже прошла, то никогда не замерзающее озеро ей так и не встретилось. А по времени должно бы…

Девушка ненадолго остановилась. Дыхание паром вырывалось изо рта, холодный пот выступил на лбу и спине. Она знала — нет ничего опаснее, чем вспотеть на морозе. Следовало бы скинуть плащ, он сделался тяжелым от налипшего на полы снега, от растаявших снежинок, впитавшихся в толстую шерсть, но тащить его все равно пришлось бы на себе, так что Тай решила продолжить путь. Колдунья жевала снег, когда сильно хотелось пить, однажды даже обтерла им лоб и щеки. Лицо горело, идти становилось все труднее и труднее. Тайдеона привалилась к стволу орешника. Дикого, покрытого сверкающими льдинками и серым лишайником.

— Это… тяжелее… чем казалось вначале, — пробормотала колдунья, закрыв глаза.

Она пожалела, что не так сильна в лекарском ремесле, как некоторые ее сородичи. Вернее, абсолютно бессильна. Здесь даже крылась какая-то злая насмешка судьбы: Тай легко может снести с лица обжитых земель дом, а вот восстановить собственные силы — нет. Конечно, можно было бы днями напролет просиживать в библиотеках университета, не вылезать из тренировочных комнат и все свободное время тратить на изучение человеческого тела и всех возможных способов его излечения, но это так скучно!

Тайдеона с удивлением обнаружила, что умудрилась задремать. Стоя, как лошадь. Узлы выскользнули из пальцев, шлепнулись в сугроб. Капюшон спал с головы, волосы покрывали мелкие снежинки, что ни с того ни с сего начали сыпать из тяжелой, рыхлой тучи.

Девушка оттолкнулась от ствола и поплелась дальше. На несправедливости жизни можно жаловаться сколько угодно, а идти надо. К тому же снежинки начинали сыпать чаще. Так и метель разыграться может…

И тут Тайдеоне показалось, что неподалеку скрипит снег и раздается звонкое пение. Нет, не показалось — немного поодаль, где меж рядов деревьев виднелся просвет, ярко горел огонек. По сугробам, ловко семеня ножками в нелепых обмотках, на снегоступах из лапника шла девочка. Тулуп на ней был неказистый, но, это сразу стало заметно, теплый. Шапка беличьего меха, за спиной — плетеная из ивовых прутьев котомка. В одной руке большой фонарь, в другой большая и толстая палка.

— Эй! — крикнула Тай, подивившись, насколько сильно охрипла. — Девочка, подожди!

Дите остановилось, недоуменно посмотрев на источник шума. Их разделяло порядка двадцати шагов, так что тщательно рассмотреть друг друга они не могли. К немалому удивлению колдуньи, девчушка не испугалась незнакомки, не бросилась бежать, как поступило бы большинство детишек ее возраста, а остановилась, приподняла над головой фонарь и покачала им.

— Идите ко мне! — крикнула она. Голосок звенел как хрустальный колокольчик.

Тайдеона чувствовала себя немного глупо, когда неуклюже пробиралась к ней. Взрослая девушка, почти женщина, а так обрадовалась встрече с какой-то соплячкой, которая в младшие сестры ей годится. Но главное: появилось странное чувство защищенности от вечернего леса, холода и, чего всегда больше всего боялась Тайдеона, — одиночества. Любую напасть можно пережить, когда рядом есть друзья и любимые. На них можно сорвать злость, обвинить в собственных провалах и, к чему она прибегала крайне редко, поплакаться в жилетку. Они всегда поймут и простят, разделят ношу.

— Фу, — Тай утерла жестким рукавом распаренное лицо. — Никогда бы не подумала, что на морозе можно так вспотеть. Да от меня пар валит! И воняет, наверное, как от лесоруба.

Девчушка улыбнулась. Зубы белые, остренькие, как у белочки, курносый нос, крупные изумрудного цвета глаза. Она втянула носом воздух, ответила, чуть подумав:

— Нет, от лесорубов пахнет лучше. Хвойной смолой и стружками. А от вас, тетенька, чем-то сладким… слишком сладким, надо сказать.

Теперь настала очередь улыбаться Тайдеоне. Ей эта девчушка уже нравилась — такая за словом в карман не полезет, не то что тихоня и зубрила Клифорт. Именно от серых мышек следует ждать беды или подлости, за ними не станет! А человек, вот так открыто улыбающийся, и не стесняющийся говорить незнакомке правду в лицо, не обманет.

— А что это вы, тетенька, делаете в лесу? — девочка нахмурила брови, став до забавности похожей на взрослую даму, отчитывающую нерадивое дитя. — Разве вы не знаете, что по ночам здесь опасно? Тут волки и горные кошки.

— Поверь, дорогуша, мне совершенно ничего не грозит. Для котиков и волков я гораздо опаснее, чем они для меня. А вот что здесь делаешь ты?

— Яйца собирать ходила, — важно ответила та. — Дубовицы, это птички такие, вечером улетают из гнездовий. Только тогда можно подобраться к яйцам. Они крупные и вкуснее куриных. Вот.

Она каким-то невообразимым движением вытащила из корзины большое пятнистое яйцо в шершавой скорлупе. Затем, когда сочла, что незнакомка достаточно на него насмотрелась, спрятала обратно.

— А волков я не боюсь. У меня палка есть. Да и вообще, не трогают они меня. Никогда.

Тай изумленно приподняла бровь. Девочка привирала, что, несомненно, поднимало ее в глазах колдуньи.

— Ну, раз так, ты меня защитишь, — улыбнулась Тайдеона. — Я ищу Березовый Пригорок, ты, случаем, не оттуда?

— А то! — кивнула девочка. — Здесь больше никто не живет. Только лагерь охотников неподалеку и наша деревня. Меня, кстати, Эрда зовут.

— Очень приятно, Эрда. Я — Тайдеона. Маг.

Девушка открыла рот, да так и осталась стоять, недоуменно разглядывая незнакомку. Видно, даже такие бесстрашные болтушки и живчики боятся магии. Народ обжитых земель запуган Бурей, даже минувшие столетия не смогли исправить этого. А в глуши, куда новости из больших городов почти не доходят, этот страх намного глубже.

— Боишься? — с вызовом спросила колдунья.

Этот ход себя оправдал. Девчушка хмыкнула, гордо выпятила нижнюю губу и произнесла:

— Я никого не боюсь. Мой отец — лучший воин в деревне. Брат — зоркий стрелок. А мать — красавица. Разве может меня испугать простой маг?

— Простой — нет. А я не совсем простой. Смотри, какая могучая магия! — Тайдеона скосила глаз к носу. Девчушка захихикала. — Ладно, Эрда, давай-ка поспешим в деревню. Я устала, замерзла и есть хочу. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя слопал в лесу голодный маг?

Они выбрались к озеру на диво быстро. Оказалось, что Тай шла совершенно в другую сторону. Над темною водою стелился вязкий пар, у травянистого берега снег таял, впитывался в землю, образуя настоящую топь. Там было много старых, дряхлых плакучих ив, склонивших ветви к озерной глади. Воздух был горячим, влажным и неприятным. Да и само озеро производило какое-то гнетущее впечатление.

Деревня оказалась крупной. Больше тридцати домов. Здесь же была настоящая дубильня, кузница, два больших каменных амбара и пасека за оградой. Дома немного отличались от тех, что Тай со спутниками видели на севере. Народу хватало, несмотря на надвигающуюся ночь, по улицам шныряла ребятня. В загоне громко мычали коровы и блеяли овцы. Было шумно и светло.

В таверне спальных комнат не имелось, поэтому пришлось останавливаться на постой в доме вдовы Гротис. Женщина жила одна, свободного места хватало. Вечер Тай провела в большой бочке, до краев наполненной пахнущей хвоей водой, которую, время от времени, она подогревала с помощью колдовства.

Колдунья настолько вымоталась, что не сумела заставить себя даже проглотить кусок пирога со свининой. Ограничилась кружкой вина с медом и поскорее завалилась спать. Впереди ее ждал трудный день, и, возможно, грандиозное открытие.

Она вытащила поисковой камень и поглядела на отшлифованную неизвестными мастерами поверхность. Стрелки пылали багрянцем.

Стоит добавить, что слово свое я так и не сдержал. Открыл конверт раньше времени и прочитал ее послание. Почему не стыжусь писать об этом? Потому что в итоге оказался прав; это главное. Все остальное — чушь. Да и ничего особо важного послание в себе не несло. Лишь несколько колкостей, да заверение, что, едва Тай разыщет хотя бы одну Розу, сразу же отправится в город Дарнарум, Дом Мискарелль, где будет поджидать нас столько, сколько понадобится.

На следующее утро она никуда не отправилась. Проснулась словно в огне. Тайдеону трясло, как в лихорадке, шелковая ночная рубашка казалась жесткой и неприятной телу, губы были сухими и потрескавшимися.

Она встала с кровати, но, не сумев сделать и шага, обессилено рухнула на ложе. Голова стала невообразимо тяжелой, ноги и спина болели так, что слезы на глаза наворачивались. Девушка зарылась в мягкую перину, набитую овечьей шерстью, и натянула до подбородка одеяло.

— Мне нужно еще немного поспать, — пробормотала она.

Сон был крепким, но наполненным какими-то совершенно неописуемыми, вгоняющими в холодный пот кошмарами.

Проснулась Тай от прикосновения ко лбу чего-то влажного и мягкого. Рядом с кроватью сидела Эрда и сосредоточенно выжимала тряпицу в деревянный чан. В воздухе пахло мятой, ромашкой и ягодным чаем, но сильнее всего — уксусом. Волосы девчушки были заплетены в десятки маленьких косичек, которые прижимала к голове широкая бархатная лента. На Эрде красовалось домотканое платье, украшенное вышивкой; поверх него — серого цвета передник.

— Что ты здесь делаешь? — Тай еле разлепила губы. Каждое слово давалось с трудом, в теле чувствовалась слабость, но боль, по крайней мере, ушла.

— Меня посадили ухаживать за тобой, — не по годам серьезно ответила Эрда. — Я не боюсь магов, а все остальные девчонки боятся. Трусихи несчастные.

Следующие четыре дня Тайдеона провела в кровати. Конечно, ей хотелось поскорее отправиться на поиски Роз, тем более, камень полыхал так, что по ночам освещал потолок и стены; приходилось даже накрывать тряпицей. Но такой вот отдых, когда ничего не нужно делать, а за тобой ухаживают и едва ли не с ложечки кормят, затмил собою все. Наконец-то колдунья смогла полностью восстановить силы после многонедельных странствий! Она ела свежеиспеченный хлеб с медом и маслом, пила чай с ежевикой и калиной, изредка даже удавалось уговорить Эрду раздобыть немного вина. Оно стоило здесь совсем недешево, так как торговцы с равнин пригоняли обозы лишь раз в год, но Тай отвыкла от привычки считать деньги.

Утром пятого дня Тайдеона все-таки заставила себя выйти из дому. Погода благоволила ей, небо очистилось от туч и сияло голубизной: снег вновь немного попугал горцев, но пока не спешил обрушивать на землю свои сверкающие запасы. Просто притрусил утоптанные сугробы, дав ребятне шанс еще немного позабавиться, играя в снежки. Тай в один из вечеров наблюдала за настоящим побоищем, учиненном детишками. Потом настало время «снежных воинов». Забавные фигуры, состоящие из больших скатанных шаров снега, были расставлены вдоль ограды, как стражи. Для устрашения возможного врага им в руки вставили деревянные мечи и детские луки, а для пущей крепости — облили водой.

Сопровождать Тай вызвалась, как не трудно догадаться, Эрда. Она и местность хорошо знала, и магии не боялась. А еще обещала защитить от волков, потому что не считала магию чем-то серьезным и вообще была презабавной особой.

От поискового камня теперь толку не стало совсем. Стрелка застыла на одном направлении, что не менялось уже несколько дней. Тайдеона решила, что Розы это все-таки какое-то место, либо же артефакт, запрятанный в горах. Последнее мнилось ей самым верным предположением. Места здесь полудикие, сторонние людишки почти не появляются, а местным, похоже, до всего сверхестественного дела нет. Колдунья решила расспросить девчушку, потому как мелочь зачастую знает гораздо больше родителей.

— Не понимаю, о каких «интересных или подозрительных» местах ты говоришь, — недоумевала та. — Нет здесь ничего такого.

— Ну, может быть, легенды какие-нибудь знаешь? — взмолилась Тай. — Духи, демоны, прочая пакость?

Эрда лишь покачала головой в ответ. Потом нахмурилась, постучала по подбородку указательным пальцем. Проговорила, довольно мило прищурив правый глаз:

— Хотя… есть наше озеро. Отец говорит, что обычная вода всегда замерзает зимой. Даже в колодце иной раз, когда морозы сильные. А вот озеро — никогда.

Тайдеона задумалась. Она-то, в отличие от неучей-горцев, не раз слышала про горячие ключи, что бьют из-под земли в горах. Но на чудо это никак не тянуло.

— Попытка не пытка, — выдохнула колдунья. — Пойдем, Эрда, прогуляемся к вашему озеру. Погода сегодня хорошая… для севера, понятно дело… пройтись по лесу, надеюсь, будет приятно.

Лес днем и вправду не производил гнетущего впечатления. Тепло одетая, сытая и отдохнувшая, колдунья даже находила особую прелесть в этих осыпанных кристалликами инея деревьях, сверкающих под лучами солнца. Вот только озеро по-прежнему выглядело мрачным. Тай решила, что все дело в плакучих ивах и горячем тумане, стелившемся по-над берегом. Мох на деревьях был влажным и мерзким на вид, в воздухе сильно пахло илом, сырой глиной. Под ногами чавкала жидкая грязь вперемешку с травой и мелкими продолговатыми листочками; здесь было поразительно тихо, и даже легкий ветерок, казалось, прекратил свою бесконечную свистящую песню.

Берег был довольно крутым и каменистым, спускаться по такому к воде — не простое дело. Тай даже пожалела, что не захотела надевать охотничьи штаны, потому как юбка стесняла движения и всячески мешала. Подол постоянно цеплялся за камни и старые корни, торчавшие из расщелин. Зато Эрда оказалась проворной, как белка, настолько ловко и быстро спустилась на узкую полосу земли между водой и береговой кручей.

— За все время здесь не поймали ни одной рыбы, — заметила Эрда. — Просто чан с водой, даже водорослей нет… Почему так?

— Рыба в такой воде жить не сможет… наверное, — Тай пожала плечами.

Она надавила каблуком на один из усеивавших прибрежную полосу камней. Тот с чавканьем утонул в вязкой глине.

— Не знаешь, — спросила колдунья, — везде ли здесь вода не достает берега? Мы сможем по этой полосе обойти все озеро?

— Не помню. Мне оно не интересно совсем. Хотя, рыбак Огден рассказывал, что однажды в грозу он укрылся здесь, в небольшой пещерке. Старшие называли ее… грот! Потом, правда, больше о пещере не вспоминали, потому что в озере рыбы нет, и ходить сюда незачем. Но это я тебе уже говорила.

Тайдеону заинтересовал этот грот. Она даже вынула из кармана поисковой камень, чтобы проверить стрелки. Те застыли на одном месте, но лишь одна продолжала испускать ровное и мощное свечение. Это немного раздражало колдунью, она надеялась, что стрелки будут указывать направление более точно, но последние две недели указатели оставались неподвижны. Девушка уже начинала опасаться слов Моркоса: а вдруг это горное поселение и есть «Роза»? Сургхулум…

И что тогда с ним делать? Завести хозяйство, выйти замуж за какого-нибудь охотника и ждать непонятно чего?

Такое положение дел ее не устраивало.

Они брели по берегу, по колено увязнув в туманном киселе. Грот нашелся довольно скоро, но вот ведь незадача — вход в него до половины закрывала вода. Каменный свод был низким, стены покрывали капельки влаги и плесень; из глубины пещеры тянуло сыростью. Ничего необычного колдунья не почувствовала. Даже если где-то внутри и был спрятан артефакт, то его защитили скрывающими силу заклятьями. Лезть внутрь не хотелось совершенно, но Тайдеона не привыкла отступать.

— Подожди меня здесь, — попросила она Эрду. — Не спорь! Там может быть опасно… кроме того, кто-то же должен охранять вход? А вдруг из озера выберется чудовище?

— Тогда я огрею его палкой! — храбро заявила девчонка, продемонстрировав свое оружие.

— Отлично. Теперь я спокойна.

Колдунья сняла плащ, шубу и шерстяную юбку, оставшись в мужских кальсонах, стянутых на голенях и бедрах узкими ремнями, и теплом жакете из овечьей шерсти. Немного подумав, она решила не снимать сапоги. Дно, скорее всего, каменистое, и поранить стопу легче легкого.

Ободряюще улыбнувшись Эрде, Тай медленно вошла в воду. В одной руке сжимала походную палку, которой водила по дну, чтобы не угодить в яму, в другой — поисковой камень. Вода оказалась горячее, чем можно подумать. Было непривычно и даже немного приятно.

Пробравшись в пещеру, Тайдеона сосредоточилась на огне и создала небольшой шарик белого пламени, который, потрескивая и сжигая пылинки, устремился под самый свод, заливая все вокруг светом. Такое заклинание давалось непросто, и девушке даже пришлось ненадолго остановиться, чтобы перевести дух. Даже ментальный удар, способный разнести в пух и прах телегу, отнимает меньше сил, чем этот «фонарик». Таковы законы колдовства и магии — создать нечто, чего не существует в природе, гораздо сложнее, чем подчинить себе, скажем, настоящий огонь или ветер. Именно поэтому в школу Наделения на Фростдриме отбирали самых крепких телом и талантливых детей. Каждый артефакт требовал невообразимых усилий, долгих месяцев работы и, о чем колдуны всегда говорили неохотно, изрядного количества жизненных сил. Если после обретения могущества представители других школ жили в среднем до ста семидесяти лет, а некроманты дотягивали до двухсот, то мастера школы наделения сгорали, так и не переступив рубеж первой сотни…

Тайдеона дошла до дальней стены и остановилась. Грот был крохотным: всего шагов десять в длину и пять в ширину. С потолка свисали сталактиты, на стенах выступил серый солевой налет. Кое-где виднелись узкие разветвленные трещины, из которых сочилась влага.

Колдунья принялась обшаривать и простукивать стены палкой в поисках пустот и замаскированных ниш. Вскоре ей улыбнулась удача. Измочаленный конец ветки орешника провалился в какое-то углубление под стеной. Охваченная азартом, Тай спрятала поисковой камень в рукав, откинула палку в сторону, а затем рухнула на колени, оказавшись по горло в воде. Сунула руку в расщелину под стеной, пальцы почти сразу наткнулись на нечто твердое. Потребовалось немало усилий, чтобы вытащить большой деревянный ящик, окованный потемневшей от влаги жестью. Ни замков, ни запоров на нем не было.

Крышка открылась легко.

Внутри лежали старые рыболовные крючки, поплавки и кусочки железа. По дну плескалась мутная, протухшая вода. В ней плавал заплесневелый хлеб и крупные разбухшие зерна.

— Снасти! — Тай выронила ящик в воду, и он с каким-то обиженным бульканьем ушел ко дну. — Рыболовные снасти!

Громко закричав, она ударила кулаками по воде. Ей хотелось обрушить своды пещеры, иссушить проклятое озеро!

Ярость от разочарования кипела в колдунье, грозя превратиться в беспощадный вихрь, способный снести на своем пути все. Но…

Девушка вовремя взяла себя в руки. С раннего детства она научилась обуздывать гнев, пряча его за холодным сарказмом и колкими шутками. Справилась и в этот раз, ограничившись лишь грязным ругательством, от которого непременно сделалось бы дурно даже старому пирату.

Тайдеона увидела, как сквозь взбаламученную воду пробивается сияние. Это был поисковой камень, выпавший из ее рукава. Девушка достала его и стерла с гладкой поверхности ил и грязь…

Стрелочка медленно изогнулась, указывая колдунье за спину.

— Тай, ты здесь? — послышался взволнованный голос Эрды. — Я слышала, как ты кричишь.

Но Тайдеона не отвечала. Она встала на ноги и вперила взгляд в дитя, которое все последнее время находилось рядом с ней. С одежды колдуньи стекала вода, ее волосы промокли от брызг и легкого пара, который задувал внутрь ветер. Но она не обращала на это ровным счетом никакого внимания.

— Не может быть, — только и сумела вымолвить колдунья. — Я в это не верю.

Смута. Так окрестили это время теперь.

Кто даст оценку нашим поступкам? Вряд ли верные подробности сохранятся в летописях. Как говорят философы: история — шлюха, прогибающаяся под тех, кто стоит у власти. Не исключено, что в конечном итоге вся наша компания окажется бандой отъявленных подонков.

Но мне плевать. Я уверен — мы все сделали правильно.

Поэтому и стараюсь записать все так, как было на самом деле.

Я не ставлю точку в этой истории. Лишь откладываю исписанную кипу листов, чтобы взяться за новую.

 

Глава 24 Дорога обрывается

Лоббер Солье пришел в себя от боли, что пронзала его голову раз за разом.

Он находился в душном, темном подвале, в котором воняло кровью, мочой, потом и горелой плотью. Проведя языком по кровоточащим деснам, из которых торчали осколки зубов, колдун жалобно заскулил. Все, произошедшее с ним за последние дни, оказалось явью, а он так надеялся, что это просто кошмар.

Колдун помнил, как некоторое время брел к тракту, по колено увязая в снегу. Его окружали поля, кое-где виднелись голые кусты и рядки березняка. Устал, задыхался морозным воздух и страшно замерз. Когда на тракте появилась знакомая повозка, с облаченном в серый балахон орром на козлах, Лоббер обрадовался и прибавил шагу.

А потом — тьма.

Бесконечная боль и отсутствие надежды на спасение.

Как только он осознал весь ужас своего положения, ожоги и глубокие раны на теле дали о себе знать.

«Раскаленные гвозди, щипцы и много, очень много едкой соли!»

В сумраке кто-то зашевелился. Колдун узнал своего палача: обнаженный торс, кожа цвета эбенового дерева, на голове бесформенный мешок с широкими прорезями для глаз.

Страх накатил сокрушающей волной.

Лоббер, прикованный к стене за запястья и голени, попытался призвать на помощь магию, сокрушить ничтожного ублюдка, у которого в одной руке зажат длинный гвоздь, а в другой молоток. Спалить дотла поганый подвал, расквитаться за каждую унцию боли! Но дар продолжал молчать.

— Отвечай, — приказал мучитель.

— Я… я… вам все уже рассказал! — прошипел Солье. — Шкатулка у Мелгера. Они остались в Эрьярграде, когда я убежал. Ищите их там или в столице севера!

— Ты говорил, что с вами странствовала еще одна колдунья, — незнакомец коверкал слова так, словно у него во рту было полно воды. — Куда ушла она?

Лоббер сцепил остатки зубов, в надежде молчанием спасти жизнь Тай, и истово молил всех богов на свете, чтобы дали ему возможность перетерпеть боль.

Но боги остались глухи к мольбам.

— Розы! — заорал он, когда до сумасшествия оставалось совсем немного. — Боги… как больно… Она ищет проклятые Розы, чтоб вы все передохли…

Последним, что осталось в памяти колдуна, был плотный мешок, который ему натянули на голову, и ощущение жесткой веревки на шее.