Расчесав густые, иссиня-черные волосы и уложив их привычным движением рук, Ведьма скрепила рассыпающиеся пряди. Раскаленная до свечения ящерка уцепилась лапками за кудри и замерла в неподвижности. Опустив подбородок на сплетенные пальцы, Наина пристально разглядывала свое отражение в огромном, чуть темном зеркале. Алебастр крутого бедра, длинные ноги, высокая грудь, тонкие пальцы. Умело наложенный макияж и сложный узор, спускавшийся от виска по скуле, искажали идеальные черты лица. Пушистые ресницы кидали тень на беспросветно-черные глаза. Влажные алые губы, чуть тронутые помадой, улыбались. Макияж портил ее. Но кто поверит ненамазанной, прилично одетой ведьме, пусть даже и нечеловечески красивой? Дутая стеклянная игрушка, которую вешают в Белгре на Зимнее Дерево — такой она была во время сеансов и редких выходов в свет. Ею охотно восхищались и охотно ей верили, особенно те, кто не умеет смотреть дальше внешности — ее постоянные клиенты.

День начинался хлопотно. Прежде чем нырнуть в платье, искусно выполненное из сотен багровых и черных лент, она еще раз пробежала взглядом письмо, брошенное на туалетный столик. Просьба Эдель показалась ей странной, даже стесняющей. Эта ее идея с избранными... Но Девочка редко просила об одолжениях и почти что никогда не ошибалась. Ведьма вынула из потайного ящичка записную книжку в алом бархатном переплете и, открыв крошечным ключиком крошечный замок, пролистала страницы.

— Госпожа Анна со своими вещими снами через полтора часа, и компания юных шалопаев — поздно вечером. Что ж, время у меня есть.

Сунув ноги в бархатные карминные башмачки, Ведьма сбежала по лестнице в холл. Многократно повторившись в зеркалах, стройная фигурка язычком пламени протанцевала по мраморным плитам пола и выскочила в сад. Пробегая по черному гравию дорожки, она коснулась пальцами лепестков темно-синих роз.

Закрыв калитку сада, Ведьма стерла с лица улыбку. Решив прогуляться пешком — ей не надо было выходить за пределы охраняемых городской милицией кварталов — она отправилась вниз по просторной улице вдоль непрерывной витой решетки кованых оград. Владельцы массивных особняков по обе стороны дороги могли позволить себе столь неэкономное расходование городского пространства. Сразу за их спинами белели крепостные стены дворца, и лишь за разводными мостами, перекинутыми через искусственно созданный канал, превративший восточную окраину города в остров, дома сошлись теснее, спрятав летние сады в крохотных внутренних двориках. То была цеховая земля, и, пожалуй, все лучшее в городе — лошадей, оружие, одежду, еду и вина — можно было найти там. Цеховщики тоже строили свою стену, но, не умея договориться, растянули строительство на много лет и крошечные отрезки пестрой каменной кладки. Ведьма лишний раз порадовалась инстинктивной разобщенности своей профессии. Она ценила независимость, и навязанная необходимость стеснить себя заставила ее замереть на пороге одной из самых дешевых забегаловок в квартале.

Очевидно, перед тем как сделать заказ зеленоглазая девушка-ктран мысленно пересчитала свои денежные запасы — она так долго изучала нацарапанное мелом на закопченной стене у очага меню... Впрочем, судя по небрежному взгляду хозяина, не спешащего подходить к столу, он знал их размеры до последней медной монеты. Ведьма присела у входа, наблюдая.

Вывалив перед Рокти тарелку, кружку и кувшин, трактирщик стоял до тех пор, пока девушка, задыхаясь от возмущения и с трудом сдерживаемой ярости, не заплатила ему вперед. Лишь тогда он нехотя поплелся за стойку. Рокти осталась уныло ковырять обед, и Ведьме не нужен был физический контакт, чтобы прочесть её мысли.

Слишком многое складывалось не так, как хотелось бы. Она последовала совету офицера Вадимира, того самого, из таверны в Торжке. Тогда, за кружкой зеленоватого деревенского пива, после того, как монахи Белгра уволокли Никиту, а та странная парочка бесследно пропала, стоило свалке окончиться, идея офицера показалась ей здравой и рассудительной. Не соваться в Белгр без проездных грамот и хорошо вооруженного отряда. Идти в столицу и ждать там, куда рано или поздно стекаются все дороги королевства. А по пути дать знать всем и каждому, кого и где она ищет. Что ж... Скоро неделя, как она в столице, офицер как сквозь землю провалился и не появляется даже в казармах, армейское управление пожимает плечами и советует не мешать их работе. Верховный суд не занимается похищениями ктранов, или их родственников, тем более, при отсутствии каких бы то ни было свидетелей оного. Все королевские приемы расписаны на полгода вперед, и все как один вопят об изменившейся политической обстановке в стране.

Вернуться в клан, к родным и немногочисленным подругам, казалось невозможным. Конечно, все будут рады ее возвращению. Тем более — такому скорому и такому позорному. Даже мысль о том, что Никите, возможно, нужна помощь, не могла заставить Рокти обратиться к клану. Старейшины могли отнестись к похищению чужака, случайно ставшего членом клана, совсем не так, как к похищению одного из своих. Вопрос о справедливом возмездии вызвал бы долгие споры. Слишком долгие. Очень может быть, она так и останется вдовой при живом муже, навечно заточенной в стройных стенах О’ктранского леса. А найти монаха теперь, когда впустую потрачено столько времени, было практически невозможно. Приходилось признать — она зашла в тупик.

Вычерчивая вилкой по тарелке замысловатые узоры, Рокти вздрогнула, когда глубокий женский голос произнес нерешительно:

— Мне посоветовали обратиться к вам, но, боюсь, вы не примете мое предложение.

Рокти откинулась на спинку стула и, упершись ладонью в край стола, с ног до головы окинула взглядом подсевшую к ней женщину. Двуцветное платье, хитро сшитое из ярких, трепещущих при каждом движении лент, сложная прическа, заколка-саламандра, искусно изготовленная из какого-то редкого камня, необычайно красивые черты и странный, абсолютно лишний макияж. Гадалка, ведьма или прорицательница.

— Я ищу телохранителя.

Еще месяц назад Рокти расхохоталась бы ей в лицо. Но сейчас она лишь удивленно вскинула бровь.

— Кто слышал о ктранах-телохранителях?! И почему вы решили, что именно я подхожу для подобной работы?

— Я прошу прощения, — женщина действительно казалась огорченной. — Я никогда не обратилась бы к вам, если бы не угроза моей жизни! Конечно, мне известно, что ктраны — охотники, хранители леса и стражи границ по древнему договору. Именно поэтому я не уверена в том, удастся ли мне уговорить вас. По известным причинам мне хотелось бы, чтобы мой телохранитель был женщиной. Согласитесь, не многие женщины обладают соответствующими навыками. Я предоставлю вам жилье и стол в моем доме, а плата за ваш труд будет достаточно высокой. Если, конечно, мы сумеем договориться...

Рокти молчала. Сама мысль работать на кого-то за деньги, да еще телохранителем, казалась ей чудовищной. Она опрокидывала все привычные представления о достойном поведении. И все-таки Рокти не могла отказаться. У нее просто не было выбора. И потому Ведьма терпеливо ждала, пряча улыбку за маской смущения.

***

Стремительно шагая по бесконечным коридорам, Воин тяжелыми подкованными сапогами впечатывал в пол свою ярость. Прохладные зеленые глаза недобро светились. Семенившие навстречу придворные спешили вжаться в стену, пропуская главнокомандующего.

Разговор с королем вставал в памяти во всех отвратительных подробностях. Пригласив Воина на аудиенцию перед собранием Совета, Ллерий заставил его в течение двух часов выслушивать доклад казначея о влиянии армии на экономику страны.

Белая борода домового спускалась по синему камзолу и ложилась на дрожащие листы пергамента, очки постоянно сползали на нос. Казначей был стар уже во времена Орланда, и никакие перемены в стране не могли отразиться на нем. Он бережливо копил деньги, урезал расходы, драл с населения налоги при Августе и теперь собирался спокойно транжирить накопленное, повинуясь прихотям Ллерия. Только Бог, король и казначей знали, сколько добра хранится в подвалах замка. Ллерий мог позволить себе быть расточительным. Но, черт подери, он не хотел тратить и медяка на армию.

— Разве мы собираемся с кем-нибудь воевать? Приграничные королевства слишком малы и разрознены, их земли — пусты и бесплодны. С Белгром нас связывают братские узы, которые мы собираемся укреплять. Что же касается Накана, то лишь безумец поведет армию через взгорье и пустоши. Караваны в Накан, и те снаряжаются раз в полгода.

Изот, личный секретарь Его Величества, чистил кинжалом ногти и цедил сквозь зубы.

— Пора, наконец, армии стать на службу государству и государю. Ваши капитаны нанимают рекрутов за плату! Говорят, вы обучаете дружинников грамоте и счету? Кому нужен солдат, знающий грамоту и арифметику? Солдат должен получать деньги за службу, а не за то, что его имя стоит в списках, пока он читает в казармах книжки!

Ллерий, держа на коленях вазочку со сладостями, брезгливо копался в ее содержимом, не соблазняясь сахарными конфетами и рассыпчатым печеньем.

— А те бедолаги, которых вы отправили на виселицу? — Воин удивленно вскинул голову и увидел кривую ухмылку Изота. Ллерий не поднял взгляда. — Вы никогда не думали о том, что армия могла бы вернуть этих бедняг обществу? Тюрьмы переполнены. Вместо того, чтобы тратить деньги на бесполезных заключенных, следовало бы сделать из них приносящих пользу солдат.

Воин молчал. Он понял, что шаг этот был задуман Ллерием еще тогда, на лобном месте, в виду виселицы с пятью качающимися на ветру трупами. Воин молчал. Он мог бы привести тысячи доводов, но все они канули бы втуне или обернулись бы против него самого. Как?! Ссаром не питает никаких симпатий к своему племяннику, а сестра Ллерия, Бронислава, ненавидит коронованного братца? Да как вы смеете так отзываться о членах королевской семьи? Враг короля Ссарома — мой враг! Оба королевства со времен Орланда жили в братской любви и дружбе, которая с годами только крепла! Как?! В скитах подготавливают монахов-воинов, которые обучаются не только грамоте, но и баллистике, фортификации, тактике и стратегии, а страты разрабатывают бесчисленные планы оборонительной и наступательной войн? Может быть, вы подозреваете Белгр в агрессивных намерениях? Или же вы сомневаетесь в способности доблестной армии Далиона отразить любое нападение? Как?! В скиты отбирают детей уже c одиннадцати лет, они проходят жесточайший контроль, а обучение продолжается всю жизнь? Не хотите ли вы сказать, что мы наполняем армию отбросами общества? Или вы сомневаетесь в патриотических чувствах наших подданных? Да вы думаете, что говорите?! Воин думал. И потому молчал.

Единственное, что он мог сделать — это уйти, сославшись на неотложные дела в казармах. Воин не желал присутствовать на предстоящем совещании. Это чуть утешало его, и он, легким наклоном головы, даже поприветствовал спешащего навстречу градоначальника.

***

Лорд Адольф, проклиная все на свете, опаздывал на аудиенцию к Его Величеству. Но встретив по пути главнокомандующего, лорд лишь чуть прибавил шагу. Черное бархатное платье оттеняло бледность лица, которая отнюдь не делала его интересным. Полупрозрачные кружева почти скрывали тонкие длинные пальцы. Глухо застегнутый воротничок заставлял держать голову неестественно высоко. Туфли нестерпимо жали, но мерное постукивание совсем маленьких, почти незаметных каблуков облегчало переносимые страдания. Обувных дел мастер сбился с ног, пытаясь в кратчайшие сроки обеспечить заказчика этим новомодным введением. Конечно, заказана новая пара, лучше и удобнее, но уже сейчас Адольф оглашал сводчатые залы звонким цоканьем, заставляя придворных стыдиться своих плоских подошв и тихого пошаркивания.

Личный секретарь его величества или просто собутыльник и поверенный, безродный проходимец по имени Изот, приплясывал на месте и корчил страшные гримасы опоздавшему. Адольф, разрываясь между необходимостью поторопиться и чувством собственного достоинства, мелко засеменил. Секретарь, открывая дверь и шипя по-змеиному, затолкал Адольфа в покои.

Совещание уже началось. Его Величество заметил появление опоздавшего брезгливым шевелением усыпанных сахарной пудрою пальцев. Тихо ступая по мягкому ковру, Адольф занял свое место. Казначей легким полупоклоном завершил доклад. Ллерий слегка постукивал перламутровыми ногтями по витым подлокотникам кресла. Адольф скосил глаза на ноги монарха. Траурные туфли щеголяли маленькими позолоченными каблучками. Лорд Адольф остался доволен.

— Я пригласил вас сегодня, чтобы поговорить о намеченных мною реформах в государстве. Я не собираюсь придерживаться политики покойной матушки. Настало время перемен.

Ллерия понесло. Выкручивая изящный батистовый платок, Его Величество говорил о справедливом правлении, процветании торговли, снижении налогов, меценатстве, развитии искусств, учреждении академии, взаимном уважении и успешной торговле с соседями. Впрочем, учитывая пространные пояснения секретаря и сдержанные вставки казначея, монаршие планы выглядели не так уж и утопично.

«Определенно. Смена власти пойдет всем на пользу», — подумал Адольф, удобно откинувшись в кресле.

***

По звонку колокольчика Никита положил на место перо, закрыл пенал, плотно закрутил чернильницу, отсортировал бумаги и, сложив их ровными стопками, отправился на выход. Любовь к порядку — плод горького опыта, и каллиграфический почерк — плод воспитания, пригодились ему в самом неожиданном месте. К сожалению и в этом мире протекция при устройстве на работу сыграла не последнюю роль, и смотритель королевских архивов согласился принять его лишь после многих часов обильных возлияний со своим старым университетским приятелем — Ролом.

Во дворике, на мощенных светлым камнем дорожках, не спеша расходиться, столпилась сотня таких же писцов, кто-то схватил Никиту за руку и громко зашептал в ухо:

— Никита, вечер, графиня, приближенные особы, меня приглашают, поехали вместе, а? Одному скучно, а вместе, а?

Никита обернулся и, увидев перед собой нового своего начальника — долговязого и нескладного архивариуса Анатоля — удивленно ответил:

— Куда? Не знаю я никого тут, я и двух дней здесь не был.

Писцы, толпившиеся рядом, кидали заинтересованные взгляды. Кто-то перешептывался, ухмыляясь. Никита почувствовал, что снова влезает в какую-то авантюру. Анатоль тем временем склонил голову набок, взгляд нежно-зеленых глаз из-под рыжих ресниц оценил Никиту во всех измерениях.

— Поедем. Я костюм достану. По твоей фигуре. Завезу. Ну?

Никита замотал головой, силясь придумать хоть какую-нибудь отговорку, но Анатоль уже хлопнул его по плечу и со словами «Поедем!» развернулся, затерявшись в толпе.

«Вот и началось», подумал Никита с ужасом. Работа. Знакомства. Стараниями Рола он, кажется, действительно определился. Только вот с чем? Он, можно сказать, нашел девочку. Необходимости спасать ее больше не было. Но оставалась Рокти. Он обещал ее брату присмотреть за ней, а теперь даже не знает, вернулась ли та домой? Вздорная девчонка могла сотворить любую глупость. Его собственный дом казался теперь далеким, как никогда.

Выйдя за витую чугунную решетку ворот, Никита поплелся вдоль по узким улочкам, полным суетящихся горожан. Мимо громыхали повозки, лоточники хватали за рукава, крича что-то в ухо, и Никита невольно прибавил шагу, спеша добраться до таверны.

— Здравствуй, Никита.

Он так накрутил себя по дороге домой, что даже не ответил на приветствие девушки, выбежавшей на крыльцо со стопкой свернутых скатерок, и спохватился только уже поднимаясь по лестнице. Нинель. Красивая девушка. Если не обращать внимания на жутковатый, рубиново-алый взгляд — альбинос. Она прислуживала в трапезной.

В длинном коридоре на втором этаже таверны Никита остановился, услышав горячий спор за дверью.

— Господин домовой! Да куда ж это годится? Ни кола, ни двора! А у меня? Хозяйство крепкое, стол — из лучших в городе, знатные особы заказы присылают, деньжата водятся. Да за мной как за каменной стеной!

Послышалось нечленораздельное мычание. Никита сообразил, что Рол еще не отошел от вчерашних возлияний. Прокашлявшись, домовой пояснил:

— Приняв участие в судьбе молодого человека, я не считаю себя в праве оставлять его без поддержки. К тому же предпринятое мной путешествие носит временный... даже вынужденный характер. У меня есть дом, куда я твердо намерен вернуться. — Послышался горестный вздох хозяина. — Однако, — здесь была выдержана веская пауза, Никита так и видел, как домовой надувается от осознания собственной важности, — я понимаю ваше положение. Такое крупное хозяйство...

— И растущее, господин домовой, у меня есть еще две таврены, и я думаю прикупить четвертую!

— Даже растущее, — снисходительно согласился Рол, — трудно вести одному. Пожалуй... Я пошлю письмо племяннику. Мальчишка вырос. Негоже ему сидеть на шее у родителей. А пока он не приедет, я, возможно, смогу помочь вам в чем-то. Конечно, насколько это не будет мешать научной работе, которую я веду.

— Вот спасибо, господин Рол! Уважили вы меня, уважили! Даже и не знаю, как вас благодарить. Так что прошу, будьте моими гостями. И вы, и парнишка ваш.

Представив, что Рол сейчас вытянется на табурете и, протирая очки, начнет строить сложнейшую фразу полную достоинства и любезности, Никита поднял руку и решительно постучал в дверь.

Лучше бы он ушел дальше бродить по городу. Стоило ему переступить порог комнаты, как Рол, уступивший табурет гостю и чинно взгромоздившийся на низенький подоконник, поманил его пальцем.

— Великолепно! — Никита замер, подумывая о бегстве, настолько довольным выглядел домовой. — Мы ждали тебя. Хозяин, — трактирщик приподнялся на табурете и изобразил нечто вроде поклона, Никита нерешительно кивнул в ответ, — любезно предложил нам стол и жилье за мое покровительство дому и небольшую помощь по хозяйству.

— Понимаешь, сынок, — на фамильярное обращение Никита внимания не обратил, просто прошел мимо, к своей кровати, и принялся стаскивать новую, купленную накануне в лавочке специально для выгодной рекомендации его персоны на должность писца, рубаху, — подвал у меня затопило, городские власти-то канализацию починили, а стоки в подвалах велят за свой счет чистить.

— Угу, — он вынул выцветшую косоворотку, которую когда-то ему подарила Рокти, и с которой он в душе уже распрощался. Стало ясно, кто именно по соображениям Рола станет помогать хозяину справляться с хозяйством. — Поесть мне потом дадут? Я, между прочим, целый день работал.

***

Когда через два часа, подталкиваемый снизу хозяином, Никита, кряхтя, выбрался из подвальчика, то дал себе слово никогда больше не соглашаться на авантюрные предложения Рола и всегда платить за постой только живыми деньгами. В сапогах хлюпала вода, рубашка липла к телу и неприятно холодила. Нинель улыбалась, глядя на него:

— Раздевайся! Я тебе тут приготовила воды умыться и белье чистое.

Хозяин уже вовсю обливался, тряс головой и шумно фыркал. Никита с тоской поглядел на грязную воду, стекавшую в лохань.

— Нинель, будь ласкова, слей мне.

Девушка закатала рукава, обнажив тонкие хрупкие руки, их прозрачную кожу. С трудом подняв полный ковш, она запрокинула голову, откидывая на спину снежно-белые пряди волос. Никита с удовольствием почувствовал теплую влагу на разгоряченной спине. Старуха, холодно и невидяще глядя из-под густых серых бровей, подала кусок полотна — вытереться, и чистую рубашку. Хозяин, разломив круглый золотистый хлеб, протянул половину Никите и завел надоевшую еще в подвале песню о дурной и бедной своей жизни. Пропуская его стенания мимо ушей, Никита вплотную занялся ужином. После двух часов работы по колено в воде страшно хотелось есть.

Гомон, доносящийся из общего зала, внезапно усилился, послышались звуки падения и дружный гогот. Открылась дверь и в кухню, чертыхаясь и пытаясь выпростать ногу из табуретки, влетел Анатоль. Скромный архивариус в потертых холщовых штанах преобразился до неузнаваемости. Черный костюм со звездой, туфли с перламутровым блеском, лихо сдвинутый на ухо берет с пышным белым пером, завитые рыжие локоны, опускающиеся на широкий кружевной воротник. Никита замер, не донеся ложки до рта.

— Ужинаешь? Правильно. Там тебе не дадут. Скупые все.

— Где это «там»?

Анатоль оставил табуретку, вытаращился озадаченно:

— Вот те на! А вечер?

Никита начисто забыл о недавнем разговоре.

— Нет, Анатоль. Не пойду я никуда. Сам посуди. Извозился, как черт. От меня за милю болотом разит. Если не чем похуже.

Нинель уже помогала Анатолю высвободить застрявший каблук. Тот цеплялся за перекладину и никак не поддавался.

— Тем лучше! Дамы любят! Раньше — амбра, теперь — болото. Или что похуже. Романтика! ...— Анатоль радостно осклабился, когда Нинель бесцеремонно стянула с него башмак. Тот сразу упал на пол, освободив Анатоля из ловушки. Прыгая на одной ноге, Анатоль расстегивал тугие новые пряжки и подмигивал улыбающейся девушке. — Нимфа! ...Здесь костюм. — Он, наконец, обулся и перестал беспорядочно скакать по комнате, похлопал по тугому свертку под мышкой.

— Сапоги свои наденешь. Каблук есть. Писк моды! Это главное.

Никите пришлось-таки спешно переодеваться, чтобы сопроводить Анатоля на его светский раут. Еще со времен школы Никита не терпел подобных мероприятий. Слушать пустые бабские разговоры, молчать, мучительно подыскивая подходящую тему, курить на балконе, делая вид, что тебе это нравится...

Вечер начался достаточно живо, веселье было всеобщим, а настроение приподнятым, но вскоре, как это и происходит на подобного рода вечеринках, разговоры зашли в тупик, поток свежих шуток иссяк, всевозможные игры затевались уже по третьему кругу. Графиня, немолодая, но все еще привлекательная вдовушка, оказывавшая Анатолю недвусмысленные знаки внимания, отчего у того лицо становилось такого же морковного цвета, как и волосы, видя уныние среди гостей, хлопнула в ладоши, привлекая внимание, и объявила:

— Сегодня мы едем к Ведьме, господа!

Анатоль, почуяв возможность спасения, засмеялся:

— Браво! Неподражаемо! Действительно оригинально!

Никита ухмыльнулся, сообразив свою роль в мелкой интрижке Анатоля. Остальные заметно оживились. Ведьма. Это действительно звучало привлекательно.

У крыльца особняка уже ждали экипажи. Графиня затащила Анатоля в свою карету, и Никита не посмел бросить друга. Взяв под локоть старого и потому — детски непосредственного придворного, он помог тому взобраться по ступеням откидной лесенки, и они заняли два места напротив. Всю дорогу старичок пытался рассказать какой-то древний анекдот, но, постоянно отвлекаясь на посторонние темы, не сумел добраться и до половины.

Дом Ведьмы выглядел точно так, как и следовало выглядеть дому Ведьмы. Даже Никита, навидавшись архитектурных монстров готического кино, был потрясен открывшимся зрелищем. Отворив низенькие чугунные воротца и пройдя под крыльями окаменевших гарпий, притихшая компания очутилась в крохотном садике. Карликовые деревья и розовые кусты с черными бархатными бутонами, гранитные беседки и темные, затянутые ряской водоемы, мелкий гравий, мягко хрустящий под каблуком. Внезапная вспышка озарила стены, и многочисленные горгульи и упыри бросились с карнизов вниз, но, не успев развернуть крылья, окаменели в неутоленной ярости. Кроваво-красная черепица крыши не вносила светлого штриха в общую картину дома.

Внезапно над огромной дубовой дверью загорелась неоновым светом яркая вывеска. Замысловатой вязью было выведено имя Ведьмы. Наина. Никита остановился так резко, что Анатоль слету врезался ему в спину. Потирая ушибленный нос, он неуверенно улыбнулся:

— Страшно?

Никита поднял взгляд на горевшие над входом веселенькие огни. Мягкий электрический свет успокаивал, возвращал домой. Еще совсем недавно, до того, как удалось получить работу по профилю, он помогал другу открывать бизнес и оформлял для его магазина точно такую же неоновую вывеску....

— Да не так чтоб... — пробормотал Никита.

— Не бойся, — Анатоль хлопнул его по спине, подбадривая.

Графиня медленно поднялась по ступеням на крыльцо, и дверь предупредительно распахнулась перед ней. Вздрогнув, графиня замерла на мгновение, но, пересилив свой страх, шагнула в темный провал даже не оглянувшись. Кавалерам пришлось идти за ней, дабы не упасть в глазах дам, дамы же боялись оставаться на улице одни. Дверь захлопнулась с легким, точно рассчитанным щелчком. Никита почувствовал вдруг, как в его руку испуганно метнулась нежная женская ладонь, он обернулся, но не смог различить в темноте, кто это был. Сжал крпче пальцы и получил такое же пожатие в ответ. Где-то далеко раздался звук падающей воды. Вплетаясь в метроном срывающихся капель, зазвенели под легким ветром колокольчики. Зашуршали листья и какая-то птица, может быть даже соловей, настраивая свой камертон, пропела то, что обещало стать трелью. Далеко на болте стройным хором заквакали лягушки. Сверчок крутанул свою трещотку прямо над ухом, и дружным потрескиванием откликнулись многочисленные цикады. В воздух поднялись мерцающие зеленые искорки. Протянув свободную руку, Никита поймал одну. В кулаке сердито жужжал и тыкался в пальцы толстый светлячок.

Вода побежала быстрей и теперь в темноте, где-то справа журчал ручей. Колокольчики смолкли, успокоились лягушки, стихло пронзительное стрекотание, и невидимый певец начал-таки свою полуночную трель. Узкий луч света, упавший откуда-то сверху, на секунду выхватил из темноты ветвь дерева, длинную рыжую тень и хищные рысьи глаза. Зрители невольно вскинули голову, узнать, не луна ли то бросила взгляд из-за стремительно несущихся туч.

А странная светомузыка тем временем продолжалась. Тигр бесшумно резал грудью потоки трав, позволяя им сомкнуться за собой, филин, страшно сверкая огромными глазами, пикировал на убегающую мышь, сцепившись рогами, кружили на месте олени, оскалив зубы и вздыбив шерсть на загривках, рвали друг друга волки — и все это под аккомпанемент крохотного лесного певца.

Светлячки прекратили броуновское движение и выстроились двумя параллельными линиями, обозначив тропу. Люди, испуганные и восхищенные, робко потянулись вдоль этой мерцающей дорожки. Женская ладонь тихонько выскользнула вон из руки Никиты.

Вспышки засверкали чаще, ближе. Здесь, на расстоянии вытянутой руки, велась борьба за жизнь. Одних или других. Взгляд выхватывал из темноты летучую мышь, преследующую мотылька и змею, подстерегающую лягушку.

Следующая комната поразила Никиту больше, чем все, что он видел до сих пор. Нежно-голубая мраморная плитка, воздушные драпировки на стенах, ровный свет, текущий отовсюду, круглый водоем посередине и надпись, тянущаяся по берегу, четыре моста, взбегающие к возвышению в центре бассейна. Комната казалась уменьшенной копией пещеры Лабиринта. Над постаментом на едва заметных серебряных паутинках покачивалось ложе. Тонкая, унизанная перстнями рука откинула полог, и Ведьма ступила босыми ногами на мрамор. Высокая стройная женщина поражала правильностью черт и красотой лица. Она подобрала длинное облегающее платье. Затрепетали алые атласные ленты. Водные блики заплясали по обнаженной коже, когда Наина, едва касаясь изогнувшегося мостика, порхнула на берег, навстречу гостям. У Никиты екнуло сердце. На минуту ему показалось, будто он видет Юлию. Но эта женщина была еще более красива.

— Рада приветствовать вас в моем доме. — Голос Ведьмы обволакивал подобно туману. Графиня улыбнулась в ответ.

— Мы уже имели возможность восхититься вашим мастерством. Браво!

Наина, обворожительно улыбаясь, взяла графиню за руку.

— Как я могу предлагать моим гостям кота в мешке?

— В таком случае, вы отрекомендовали себя с лучшей стороны.

Ведьма опустила глаза, пряча лукавую улыбку.

— Прошу вас, пройдемте в мой кабинет.

Рука об руку они прошли за драпировки.

Кабинет Ведьмы поражал своей воистину рабочей обстановкой. Ноги утопали в тумане, лившемся из реторт. Коробочки и склянки на полках вдоль стен были выстроены ровными рядами и снабжены этикетками. Пучки трав свисали со специальных крючков. Инструменты, слишком уж напоминавшие хирургические, холодно поблескивали на столиках. Яркий голубой огонь весело плясал в огромном камине, и целая гора котлов и котелков чугунных, медных, бронзовых, серебряных и даже золотых выставляла на показ свои круглые бока из ниши за камином. Одну стену занимала оккультная символика, изображения и статуи древних божков, обширная коллекция амулетов, от простого пучка перьев, вымазанных глиной, до изделий, искусно выполненных из драгоценных камней и металлов. В огромном застекленном шкафу хранились образцы горных пород и минералов. Особо расположилось развешанное на стене оружие. На специальных подставках, тумбах и крюках покоились кремниевые ножи, копья с костяными наконечниками, каменные топоры, мечи, кованные из меди, алебарды, пращи, луки и стрелы. Длинная булавка сверкала рубинами. Острый конец ее был воткнут в подушечку алого бархата. Едва заметное голубоватое свечение окутывало все здесь.

Ведьма пригласила всех за круглый деревянный стол, покрытый сложной резьбой. В центре, в небольшом углублении покоился непременный хрустальный шар. Как заботливая хозяйка, Ведьма разлила по крошечным чашечкам черный, обжигающий кофе, сама обслужила гостей. Заняв свое место, она положила руки на стол.

— Начнем с самого простого. Карты.

Едва она произнесла это слово, прямо в воздухе, перед каждым, появилась новенькая, запечатанная колода. Карты слегка проворачивались вокруг своей оси. Подготовленный неоновой вывеской, Никита даже не попытался взять голограмму в руки. Анатоль, подобно многим гостям, доверчиво хватал руками пустоту. Ведьма посмотрела Никите прямо в глаза и улыбнулась с намеком. Он рискнул так же откровенно улыбнуться в ответ. Лишь раз ему доводилось видеть подобного качества изображение. На какой-то презентации, в Москве. Вечер перестал казаться безнадежно пропавшим. Никита почуял возможность вернуться домой. Ему показалось вдруг, что Ведьма знает, кто он такой.

С тихим шелестом исчезла обертка с колод. Молниеносно перетасовавшись, карты выстроились несколькими рядами, рубашками — к сидящим людям. Каждый мог видеть карты своих соседей, но не свои.

— А теперь, выберите одну карту. Вам достаточно слегка коснуться ее...

***

Три часа спустя, смеясь и обмениваясь впечатлениями, все, подобно толпе школьников, высыпали на улицу. В четыре утра еще темный город уже начинал оживать. Проезжали редкие экипажи, хозяева мели мостовые перед своими лавками, ключницы спешили на рынок за покупками. Гости подходили к графине прощаться, благодарили за незабываемый вечер, восхищались ее умом и отвагой. Возницы, завидев толпу перед домом, наперебой предлагали свои услуги. Наконец, Анатоль усадил графиню в карету. Одной рукой она придерживала атласную шторку, пальцы второй нежно поглаживали ладонь Анатоля. С поволокой глядя на молодого архивариуса, она уговаривала того присоединиться к ней. Анатоль тщетно пытался вырвать слабеющие пальцы, мучительно краснел и неопределенно отговаривался.

— Воздух. Пешком. Проводить Никиту. — Его красноречие иссякло, и он глубоко вздохнул.

— Вы так милы, Анатоль... — Казалось, ей нравилась его болезненная застенчивость. Никита не без удовольствия глядел на эту игру. — Вы не присоединитесь к нам, Никита? — Этот многообещающий взгляд был ему прекрасно знаком, и Никита уже знал свою роль.

— Был счастлив познакомиться с вами, графиня. — Он отвесил что-то вроде полупоклона. — Но завтра меня ждут неотложные дела. — Вспомнив о полузатопленном подвале, он решил, что говорит чистую правду. — Я мог бы, конечно, отпустить Анатоля с вами... — Никита сглотнул улыбку, увидев полный панического ужаса взгляд Анатоля. — ...но я не смогу обойтись без его помощи. Не сегодня. Прошу простить меня, графиня. — Он вновь склонил голову.

Вдовушка смерила его оценивающим взглядом.

— Наш Анатоль отрекомендовал вас студентом. Мне нравятся ваши манеры. Как друг нашего очаровательного Анатоля, вы всегда можете рассчитывать на мое расположение и дружбу. — Последний раз сжав пальцы горе-дон-жуана, она махнула перчаткой, крикнула звонко, — пошел!

Фыркнув, рванули кони, закружились спицы в колесе.

— Студент... — Никита покачал головой. Обернулся к Анатолю. — Ну, разбиватель сердец?

Анатоль не казался смущенным. Скорее обрадованным.

— Пронесло? А? Пронесло! — Схватив Никиту за руки, он вдруг заплясал, высоко вскидывая острые колени. — У-р-р-р-а!

Никита расхохотался и легонько оттолкнул его прочь. Вскоре они действительно медленно шли вдоль улицы, решив вернуться домой пешком..

— А, правда! — кричал Анатоль, — к нам! Студентом! Познакомлю. Сейчас! «Веселый архивариус»! Профессора, академики. Недалеко. Ученый труд напишешь.

Никита невольно вспомнил все прелести студенческой жизни. Перед внутренним взором пронеслись лица друзей, которые на всю жизнь, дни, переполненные событиями, бурлящие университетские страсти. Но глаза Анатоля, светящиеся энтузиазмом, и пальцы, все сильнее стискивающие локоть, вернули его с небес на землю. Никита Соколов, почетный член Академии, лауреат Нильсоновской премии, автор трактата «Ум как не бытие, а представление об оном...». Никита невольно усмехнулся, представив себе это.

— Спасибо тебе, Анатоль. В кабачок пойду, а студентом не стану. Уволь.

Пожимая плечами, Анатоль отпустил его локоть, сделал шаг в сторону и, поворачиваясь, нос к носу столкнулся с подвыпившим капитаном королевской дружины.

Звон разбившейся вдребезги бутылки привлек внимание стража порядка на противоположной стороне улицы. Капитан, сделав несколько неверных шагов, грохнулся-таки оземь, покатился по мостовой шлем. Постовой принял решение и направился к ним. Анатоль опустился на колено, помочь офицеру, Никита же подобрал шлем и встряхнул конский хвост на его гребне. В свете фонарей заплясали пылинки.

— Прошу вас, капитан, — он подал шлем изрыгающему проклятия офицеру.

Опираясь на Анатоля в неуклюжих попытках встать на ноги, капитан потянулся за шлемом, поднял голову. Ярость на его лице сменилась удивлением и ожесточенной радостью. Рука, протянутая к шлему, скользнула выше, впившись Никите в плечо.

— Я узнал тебя!

Этой фразы хватило, чтобы Никита тоже узнал безграничную, замешанную на беспросветности, усталость во взгляде Вадимира. С силой двинув пьяного, Никита вырвался и побежал, но удар подоспевшего постового отправил его на землю. Падая, он еще успел услышать истошный вопль быстро трезвеющего капитана:

— Стой, су-у-ука!

Удар о мостовую выбил из тела дух. Пытаясь подняться, Никита почуял на шее так хорошо знакомую по обозу хватку — пальцы впились в ключицы — он взвыл. Подбежавший Анатоль был оттеснен патрульным. В отделение городской милиции Никита был препровожден с руками, скрученными за спиной, под аккомпанемент замысловатых проклятий капитана Вадимира. Не слишком-то красноречивый Анатоль семенил рядом, не умея вставить и слова.

Так они миновали два квартала и перешли мост. В управлении охраны Никиту провели сразу во внутренний двор — за решетку.

А затем, со всеми доступными удобствами разместив ночной улов, управление охраны урвало часок-другой для того, чтобы выспаться и набраться сил перед новым рабочим днем. Неудобно развалившись на стуле, стражник спал, запрокинув голову, и его храп руладами переливался под низким сводчатым потолком темницы. Отчаявшись докричаться до Анатоля, Никита прислонил опухший и заплывший глаз к стальной решетке. Приятная прохлада заставила пульсирующую боль отступить.

— Бита!

Послышался горестный вздох проигравшего. Заключенные развлекали себя карточной игрой. Лишь Никита да маленькое чумазое существо, устрашающе и злобно скалившее крупные белые зубы в ответ на любые попытки заговорить с ним, не принимали участие в этой забаве.

— Подставляй лоб.

Вор-карманник, одетый лучше многих в камере, тщательно прицелился и отпустил первый щелчок профессиональному слепцу. Звон пошел по темнице. Аккуратный старичок тоненько ойкнул. Темные очки соскочили на самый кончик носа.

— Еще раз!

Согнутые кольцом большой и указательный пальцы выписали замысловатую дугу, но так и остановились, не достигнув цели. Боязливо съежившийся старичок рискнул приоткрыть один глаз.

За спиной сладко спящего стража стоял, мерно раскачиваясь на каблуках, начальник городской милиции. Красные воспаленные глаза внимательно изучали запрокинутую физиономию и открытый рот спящего. Широкие брови насмешливо изогнулись, и нога в черном подкованном сапоге с силой выбила из-под охранника стул. Внезапно потерявший точку опоры страж прервал свой храп на самой пронзительной ноте и всем своим немалым весом оглушительно грохнулся на пол.

Чумазое черноволосое существо, забившееся в угол камеры, первым нарушило молчание. Круглые синие глаза сощурились, тонкие губы раздвинулись в широкой улыбке, обнажив неимоверное количество зубов, и смех, на удивление ясный и звонкий, мячиком заплясал по камере, легко отскакивая от стен. Потревоженная смехом, из-за пазухи существа вдруг высунулась и тут же спряталась обратно здоровая черная крыса. Никита присвистнул.

Светильник под потолком бешено раскачивался из стороны в сторону, и маленький язычок пламени, конвульсивно дернувшись, погас. Жидкий утренний свет позволил увидеть, как начальник городской милиции отцепил ключи от пояса беспомощно барахтающегося любителя поспать.

— Сокол! На выход.

— Соколов, — пробормотал Никита, почувствовал вдруг внезапную тревогу.

На выходе ему безжалостно заломили руки за спину, заставили низко опустить голову. Плюнув на все, он безропотно поспешил вперед, ожидая увидеть Анатоля. Пока его волокли в камеру, Никита все пытался крикнуть Анатолю, чтобы тот привел Рола, но напуганный архивариус лишь повторял «я не брошу тебя тут одного!».

Анатоль был тут как тут. Он отчаянно препирался с кем-то, кто, судя по замызганным чернилами пальцам, был писцом, и окончательно протрезвевшим капитаном. Не заботясь о текущей на пол воде, офицер намочил в глиняной кружке и выжал кусок полотна, приложил его к глазу, черному и заплывшему. Никита невольно поднял руку к собственному лицу. Увидев его, капитан зло оскалился.

— Что, брат? Больно? Это тебе вперед наука.

Никита быстро отдернул руку. Анатоль, очевидно, продолжая прерванный разговор, затянул:

— Да ну и что, что...

— Хватит! — рявкнул начальник городской милиции. — Раскудахтались тут, как куры... Дел на пять минут, а они полчаса квохчут. Всем сесть!

Тяжелая рука пристава опустила пленника на скамью.

— Писарь! Готово?

— Так точно!

— Ну, так какого дьявола ты молчишь?!

Писарь поспешно схватил измусоленный лист пергамента и с тем, что должно было бы считаться выражением, начал:

— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, приговор. Грабителя, убийцу, бежавшего из под стражи Никиту по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, казнить удушением, произведенным посредством куска намыленной веревки длиной 7 локтей ровно.

Никите понадобилось какое-то время, чтобы понять — его собирались вешать!

— Что?!!!

Пристав не дал ему вскочить на ноги, стиснув плечо. Анатоль кивал, радостно улыбался и подмигивал. Глядя на это, Никита решил, что сходит с ума.

Писарь, тем временем, торжественно обвел взглядом аудиторию и послюнявил грязные пальцы, взял следующий лист из стопки.

— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из-под стражи Никиты по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, поправка. Помиловать и приговорить к семи годам каторжных работ на серебряных рудниках по особому распоряжению Его Величества Ллерия по случаю его воцарения на престоле.

Никита уже не пытался встать. Потирая ноющее плечо, он терпеливо ждал продолжения. Анатоль глядел веселей некуда, что вселяло некоторую надежду. Писарь, удостоверившись, что его не собираются прерывать, продолжил:

— Года 729 от воцарения Орланда, первого от воцарения Ллерия, к поправке к приговору грабителя, убийцы, бежавшего из-под стражи Никиты по прозвищу Сокол, года рождения не знающего и родства не помнящего, дополнение. Ввиду особого распоряжения Его Величества короля Ллерия относительно убийц и грабителей, умеющих обращаться с оружием, означенное лицо зачислить рядовым в победоносную армию его величества Ллерия, державного властителя сорока провинций королевства Далион, повелителя златотронной Мадры. Подпись рядового Сокола, подпись командира рядового, подпись свидетеля. Печать.

— Все! — хлопнув ладонью о стол, начальник городской милиции поднялся с места.

Никита, наконец, немного успокоился.

— Где мне там расписываться?

— Подпись уже стоит и заверена, — писарь премерзко ухмылялся. — Можете переходить под начало капитана Вадимира.

Никита с ужасом взглянул на широкую улыбку и распростертые объятия своего командира.