Никита настолько привык просыпаться в чужой постели, что сперва не удивился ни жесткому матрасу, ни низкому потолку с толстыми темными балками поперек, и лишь услышав гуд голосов да бряцание амуниции, вспомнил, где находится. Он так устал, что не смог бы проснуться сам, и потому оглянулся в поисках того, кто его разбудил, но возле низенькой солдатской койки никого не было, и после минутного замешательства Никита вскочил на ноги. Бок дернуло обжигающей болью, но, застонав, он все же выпрямился. Поясницу охватывала тугая повязка. Ломило все мышцы, Никита чувствовал каждую кость в теле, а ладони просто горели, но он рисковал опоздать на утреннюю поверку и потому лишь сцепил зубы покрепче. Набегу разгладил смятую рубаху, затянул ремень, спотыкаясь на затекших за ночь ногах и пытаясь нырнуть в петлю перевязи.

Накануне он рухнул на застеленную серым постель даже не разувшись. Скатанное одеяло так и осталось в ногах, всю ночь мешая вытянуться на, и без того коротком, ложе. Мышцы свело, но не только из-за этого.

***

Вечерняя поверка во внутреннем дворе казарм не окончилась, когда капитан дворцовой стражи выкрикнул имя последнего солдата в списке, и тот ответил: «Здесь!». Свернув пергамент в трубочку, капитан прошелся вдоль строя, выдергивая из него одного, второго... «Ты!» — дошла очередь до Никиты, и он подтянулся, сделал шаг вперед. По правую руку стоял Алан. Никита скосил глаза — Алан едва заметно улыбался, и Никита позволил себе расслабиться.

И потому, когда остальные, после команды «Разойдись!» разбрелись по двору, не спеша уходить, но выбирая место, где можно было бы посидеть, развалившись в лучах заходящего солнца, Никита не почуял подвоха. Даже когда капитан приказал разбиться на пары, и Никита шагнул к Алану, как к единственному, кого знал здесь, а тот в ответ скривился и спросил: «ты уверен?» — Никита кивнул беспечно. Лишь когда первой паре предложили подойти к стойке — выбрать оружие для поединка — Никита вполне осознал, что его ждет.

— Незавидный из тебя противник.

Сощурившись, Алан смотрел, как двое занимают позиции перед боем. Косые лучи бросали алые отсветы на чистый белый песок площадки. Вековые дубы шелестели ажурной листвой, скрывая в глубокой тени расположившихся у корней солдат. Никита сразу представил, как хорошо — тихо и прохладно — там, и перевел взгляд на бойцов. Они мало чем отличались. Два крепко сбитых крепыша, один другого не выше, с одинаковым — мягким, крадущимся шагом. Бойцы сближались, проявляя явное уважение друг к другу. Оба выбрали короткие мечи — стандартное вооружение гвардейца, столь удобное в узких коридорах старой части дворца — каждый защищался легким круглым щитом. Еще ни один удар не нарушил тихого шелеста листвы да стрекота невидимых сверчков.

— Алан.

Никита сглотнул... и вздрогнул, когда один, только что крабом двигавшийся по площадке, сделал шаг вперед, послав меч по широкой дуге вверх и наискось — вниз. Второй сделал шаг назад, и лезвие прошло вскользь, не задев даже поднятого для защиты щита.

— Алан, — повторил Никита. — Алан, я никогда не брал в руки оружия.

— Я знаю. — Алан следил, как двое продолжают кружить по площадке. Они успели обменяться парой ударов, но не торопили схватку. Никита уже не мог бы сказать, который нанес удар первым, так похожи были они в неверном предзакатном сумраке. — Не говори, что я не предупреждал тебя. Поверь, я тоже не в восторге. Говорю же — ты незавидный противник, я едва ли успею показать все, на что способен, а капралы именно сегодня будут отбирать себе бойцов из новоприбывших.

— О! — Никита не нашелся, что ответить.

На площадке уже слышался перезвон клинков, глаз едва успевал фиксировать размытые движения противников, клацали, встречаясь, щиты. Солнце еще не село, но уже ушло за гребень крепостных стен, полумрак сгустился, подбадривающие восклицания из-под дубов на той стороне, казались приглушенными. Фигуры замерли вдруг на секунду, когда один, отброшенный мощным ударом щита, упал спиной на серый песок, а второй прыжком оказался рядом, приставил меч к горлу.

Поединок был окончен. Вторая пара пошла к стойке, солдат выбежал разровнять песок, а победитель помог подняться поверженному.

— Братья Тарвин, — комментировал Алан. — Знают друг друга так хорошо, что победа в этом поединке — дело случая. Теперь будет повеселей, другие бойцы не так умелы и опытны.

Поединок на площадке начался со звуком гонга. Бойцы сходились стремительно. Маленький юркий мечник, отказавшийся от щита ради двух клинков, бежал, мелко семеня ногами. Второй — косая сажень в плечах — передвигался длинными скользящими шагами, перетекая с места на место почти с той же скоростью.

— Алан, — в данной ситуации Никита видел лишь одно преимущество на своей стороне. Вряд ли он решился бы попросить кого другого о том же, — Алан, помоги мне...

Бойцы схлестнулись. Их движения не были так прямы и открыты как у предыдущей пары. Клинки двигались по сложным, едва различимым траекториям — настолько высока была скорость перемещений. Два коротких меча крошили щит, откалывая мелкие щепы, щуплый мечник пока без труда уходил от длинного жала противника, но и ударить самому ему не удавалось.

— Не беспокойся. — Тяжелая мозолистая лапа опустилась на плечо, похлопывая. — Это в моих интересах, позволить тебе нанести пару ударов. Более того, — Алан приобнял Никиту, склонившись к уху и почти шепча, — я помогу тебе выбрать оружие. Готовься!

Последнее он сказал так громко, что Никита отшатнулся невольно. Во дворе зажигали факелы. Медленно двигались по периметру стен желто-красные огоньки, оставляя за собой очаги света. Вспыхнули ярким пламенем четыре широкие чаши по краям тренировочной площадки, одновременно с ними запылали огни на далеких башнях дворца. Грозовые тучи над головой, обычные в это время года здесь, уже потемнели на востоке, хотя еще сияли отраженным багрянцем на западе. Двое на площадке продолжали кружить на крохотном пятачке в центре. Щуплый успел уже нанести с десяток колющих ударов, высокий не обращал на них внимания, методично защищаясь от наскоков, подставляя щит под особо смелые выпады.

— Какие правила, Алан?

Их двойка была следующей, и Никита надеялся, что солнце успеет зайти до той поры. Ему казалось, что тьма, разбавленная светом факелов, лучше, нежели сумрак.

— Никаких правил, Никита. Лезвия не заточены, так что не бойся бить во всю силу. Покажи, — в голосе Алана скользнула насмешка, — все, на что способен.

Никита проглотил поднявшуюся было обиду на напарника. Это было самое разумное, что он мог сделать.

— Какое оружие мне лучше взять?

— Топор, я помогу подобрать по руке.

Высокий вдруг перешел в наступление. Прижав щит плотно к корпусу, он направлял жало вперед, рубил сверху и снизу, но доставал только воздух, хотя и теснил постепенно щуплого к краю площадки. Но мечник не мог отступать вечно.

— Щит?

— Только если сумеешь управиться. Возьмешь самый легкий, попробуешь, как оно.

С долгим, ударившим по ушам лязгом три клинка вошли в клинч, на секунду бойцы замерли, а в следующий момент звон наполнил пространство от стены до стены. Красно сверкнули в отблесках пылающего огня уходящие куда-то во тьму короткие клинки, и высокий воин сделал шаг, приставляя меч к груди противника.

— Идем, — толкнул плечом Алан, и Никита, словно во сне, последовал за ним.

Мимо пробежал солдат с деревянными граблями — разгрести сбитый ногами дерущихся песок — оставил за собой ровную цепочку следов, ярко полыхнул в глаза, очертив тесный круг, поглотив своим светом все, что находилось вне его, огонь в каменной чаше. Желтая полированная стойка играла алыми бликами, клинки светились кроваво. Алан снял топор на длинной рукояти, чуть присел, размахнулся, и, хакнув, вдруг вогнал лезвие в коротко скрипнувшее дерево стойки. Никита вытаращился во все глаза: лезвия не заточены? — а Алан вынул топор, дернув за рукоятку раз, морщась неодобрительно, убрал обратно, в вертикальное ложе, и перешел туда, где расположились рядком мечи. Никита как зачарованный протянул ладонь к гладко полированной рукояти, обмотанной у основания широкими кожаными лентами. Подумав, продел руку в свободную ременную петлю — уж лучше вывернуть сустав, чем потерять оружие в первые же секунды боя. Прикинул вес топора, качнув кистью, небольшое по виду лезвие оказалось тяжелым. Взглянув на Алана — тот стоял спиной, в каждой руке по мечу, взмахивал то одним, то другим — Никита поежился, обернулся к стойке и, точно так же хакнув, ударил. Лезвие соскочило, скользнув по полированной поверхности, а удар, волной поднявшийся от самых кончиков пальцев, почти парализовал руку. Охнув, Никита повел плечом.

Опустив топор, он прошел к щитам. Маленькие, круглые, большие, квадратные. Никита вспомнил, что все бойцы до этого выбирали круглый щит: деревянный, обитый металлическими полосами — располагаясь на локте, он прекрасно защищал торс. Попробовав взять один, понял, что просто не вынесет его веса. Двигаться по площадке, прикрываясь такой махиной... он закатил обратно выпуклое колесо щита.

— Готов?

Алан стоял позади. Ярко освещенный, на фоне сгустившейся за спиной тьмы — пламя играло в черных, гладко зачесанных волосах, смуглая кожа казалась медной, рука сжимала длинный клинок. Алан тоже отказался от щита, и Никита испытал мгновенный прилив благодарности.

— Бить во всю силу? Уверен?

Алан расхохотался, подошел, хлопнул по спине.

— Ты готов, раз это единственное, что тебя беспокоит! Идем, я поставлю тебе лучшей выпивки по эту сторону границы, если ты хотя бы заденешь меня!

Плечом к плечу они шли в центр площадки, и Никита видел медленно проступающие из тьмы кроны столетних дубов, крыши казарм и проблески первых звезд среди клубящихся на небосводе туч. От побережья дохнуло свежим морским бризом, и Никита почувствовал испарину, выступившую на лбу. Поднял руку, промакнув рукавом пот — волосы слиплись и сосульками повисли над глазами. Он тряхнул головой, чтобы убрать их, и за всем этим не заметил, как они с Аланом вышли на место.

— Не бойся, — Алан толкнул плечом, прошел на два шага дальше, развернулся — хрустнул под каблуками белый песок.

Никита впился в рукоять, приподняв лезвие.

«Бей!» — шепнул Алан одними губами.

Чувствуя, впрыснутый в жилы адреналин, широко раздувая ноздри, Никита втянул свежий ночной воздух, и, по-мужицки, подымая топор из-за головы, ринулся вперед.

Алан ушел в сторону, не сделав и шага. Просто уклонившись корпусом. Дрожь от удара топора о землю еще ломала ключицы, а Никита уже слышал сдавленные смешки по периметру. Кровь прилила к лицу, он почувствовал, как жар заливает шею и уши, ощутил биение синей жилки над переносицей. Ярость белой пеленой застлала взгляд — ничего подобного не чувствовал он до сих пор, реальная угроза жизни казалась ничем по сравнению с этой насмешкой. Сдерживая себя, Никита развернулся, глянул на Алана и кивнул, демонстрируя, что готов продолжать.

Противник подобрался. Это обнадеживало. Никита отвел руку в сторону. Чуть присев, пружиня, он наступал длинными скорыми шагами, посылая топор из стороны в сторону: вверх, вниз, по диагонали — не всегда успевая доворачивать лезвие, но вкладывая в удары всю силу, начиная движение от плеча к кисти, пока не понял, что скорее замотает себя, нежели коснется Алана.

Тот еще ни разу не поднял меч, чтобы отбить приближающийся топор — просто уходил от него всем корпусом, передвигаясь по площадке прогулочным шагом.

Забыв о бесполезном в его руках оружии, Никита прыгнул, надеясь хоть плечом достать противника, и был отброшен назад ударом в грудь. Алан двинул его в солнечное сплетение рукоятью меча. В глазах потемнело, полусогнутый, Никита пятился назад, не видя ничего перед собой, не в силах глотнуть воздуха, а в ушах уже раздавался свист приближающегося клинка.

Никита скорее почувствовал, чем увидел, блеск стали, дернулся инстинктивно в сторону, но получил верный удар в бок — короткий, с протяжкой — пропоровший кожу. Дикая боль моментально прочистила мозги. Он распахнул глаза, разом, до последней крупицы разглядев белый песок под собственными сапогами и капли крови, растекающиеся черными кляксами. Топор в опущенной руке сам вяло трепыхнулся в попытке подсечь плотно обтянутые черной кожей армейских сапог лодыжки — полшага назад и выпад, уколовший плечо в ответ.

Никита взвыл. Не разгибаясь, сжавшись в тугой снаряд, он ринулся под ноги противнику, надеясь, если не сбить, то хоть привести того в замешательство, упал, покатился, не выпуская из рук топора. Почувствовав как Алан перепрыгнул через него, Никита извернулся, пытаясь одновременно встать на колено и достать противника если не лезвием, так хотя бы обухом.

Лезвие чиркнуло по песку, очертив полукруг, взметнув облако белой пыли — Никита стоял на одном колене, держа топор обеими руками, и не видел никого перед собой. Сзади в спину колко упирался кончик длинного меча.

— Сдаюсь, — сказал Никита, подтягивая топор ближе, поднимаясь, опершись на него. Дыхание вырывалось из груди со свистом. Руки предательски дрожали.

— Давай, — Алан уже стоял перед ним, поддерживая под локоть, помогая встать.

***

Алан нагнал Никиту в узком коридоре, по которому в обоих направлениях бежали, гремя амуницией, солдаты, хлопнул по спине, заставив прикусить губу от боли.

— Как ты? Отошел? Это я разбудил тебя.

— Спа-си-бо, — Никита пытался втянуть воздух сквозь стиснутые зубы.

— Отвратительно выглядишь. Ну, еще увидимся, — и он нырнул, пересекая встречный поток, и скрылся в боковом коридоре. Никита понял, что он уже получил какое-то распоряжение, и на утренней поверке его не будет. Это означало, что сегодня Никиту могут назначить в наряд с любым другим солдатом крыла. Никита с удивлением понял, что уже привык к человеку, едва не покалечившему его.

— Стой!

Капитан Вадимир появился с другой стороны. Шел навстречу, будто невидимым щитом раздвигая сплошной поток солдат. Никита замер, и сразу ткнулись в спину, наступили на пятку, толкнули в бок. Капитан схватил за предплечье, задвинул в услужливо распахнувшуюся дверь и вошел сам. В комнате было темно и пыльно, с притолоки свисала паутина — сразу неудержимо захотелось чихать. Никита почесал нос, удивляясь, с каким трудом дается ему это простое в принципе действие. Вадимир вышел в открытую дверь, вынул факел из паза в стене коридора и зашел обратно, задвинул за собой засов.

— Где ты родился?

Никита стоял на неестественно прямых ногах, преодолевая дрожь и желание скрутиться в комок, обхватить дергающий болью живот руками. Факел коптил. Сажа срывалась с длинных языков пламени, поднималась к потолку, но, подхваченная сквозняком, резко дергалась, уносилась во тьму, где угадывались лавки, столы и кафедра. Никита понял, что находится в заброшенной классной комнате, или неком подобии её.

— Я говорил уже. — Слова все еще давались с трудом, а навязчивое желание чихать мешало сосредоточиться. — Соколов Никита Александрович. Гражданин Российской Федерации. Моя записная книжка, вы должны её помнить. Там мои имя и адрес.

Светло-желтые волосы казались медными, карие глаза смотрели пристально. Вадимир не шевелился, лишь плясало пламя факела, бросая на стены причудливые тени.

— В Новом Эрине нет такого государства... Ты знаешь грамоту и счет, правильно говоришь, но не держал в руках оружия... Чем еще можешь похвастаться?

— Я знаю горное дело.

— Да-а-а? — Капитан ухмыльнулся. — А вот это уже неплохо.

В два шага он подошел ближе, навис, обдавая жаром пылающего факела и запахом ременной кожи.

— Сейчас ты встретишься кое с кем. Если тебе будут задавать вопросы... Отвечай честно.

Развернувшись, он громыхнул засовом, распахнул дверь и, водрузив факел на его место в стене, пошел по опустевшему уже коридору.

Никита поспешил за ним. По пути к ним присоединились новые офицеры. Вадимир коротко приветствовал каждого, Никита молчал, ловя на себе внимательные взгляды.

Они прошли в смотровую башню, откуда был виден не только весь дворец, но и город, и большая часть залива. Но не поднялись наверх, а спустились, миновав пару пролетов винтовой лестницы, в сухое подземелье. Вадимир стукнул трижды в массивную черную дверь, и ему отворили.

Никита вошел последним.

Жарко пылал камин, служивший одновременно источником света. Маленький человечек, которого Никита принял сперва за ребенка, как раз подбрасывал дров из сложенной рядом поленницы. Лишь когда он встал и потянулся за кочергой — разворошить уголья, подтолкнуть поближе к жару короткие березовые полешки — Никита увидел окладистую ржаную бороду и сильные, заросшие жестким рыжим волосом руки. Никита решил, что это домовой, а когда все расселись вокруг небольшого стола — шестеро, считая Никиту и Вадимира, человечек опустился на достаточно высокую для него ступеньку камина и остался сидеть там, вытянув подошвы немалого размера сапог к низенькой каминной решетке.

Стол был пуст. Не имея возможности занять руки кружкой, Никита сцепил пальцы над столешницей, надеясь, что хотя бы внешне выглядит спокойным. Капитан Вадимир был в самом высоком чине среди присутствующих. Молодой, немногим старше Алана, сержант тоже заметно нервничал. Тишина, подчеркнутая шипением капающей смолы, да редким треском прогорающих поленьев, казалась гнетущей. Наверное, именно это заставило его заговорить первым, в то время как остальные не спешили, пристально разглядывая Никиту.

— Посольство из Белгра...

Сержант замолчал выжидающе. Капитан Вадимир понял его нерешительность.

— Говори. Чем раньше мы введем его в курс дела, тем лучше.

— Его молчание?

Сержант даже не взглянул в сторону Никиты, но тот прекрасно понял, о ком идет речь.

— В его же интересах.

Никита нахмурился. Он понял вдруг, что вообще не хотел бы присутствовать здесь. Молодой перевел взгляд как раз вовремя, чтобы заметить это. Усмехнулся.

— Так вот. — Он прокашлялся прежде чем продолжить, — посольство из Белгра прибудет в конце недели, а если ветер будет попутным, то и раньше.

— Морем? — спросивший, старый фельдфебель с густо посеребренными висками, не удивился, просто уточнил, как уточнил бы срок и пути поставки провизии для летнего лагеря.

— Почему бы нет? — Офицер, звание которого Никита не смог определить, очевидно принадлежал к портовым службам, имевшим слабое отношение к дворцу, но, вероятно, не к дворцовым интригам. — Женщины не любят пыльных дорог, а я слыхал, будто и Бронислава вознамерилась навестить братца.

Вадимир нахмурился, постучал пальцами по столешнице.

— Она не должна войти в город.

Эти слова он произнес одновременно с маленьким человечком, гревшим ноги у камина. Вадимир замолчал, позволив коротышке продолжать.

— Если в душе она осталась той самой девушкой, что двадцать с лишним лет назад проводила на эшафот старшего брата, мы не должны пускать её в город. Она смела и изобретательна. Ей почти удалось... убить свою мать.

Минутная заминка показала, что раньше он никогда не говорил этого вслух. Но никто из присутствующих не выказал удивления.

— Она хотела отмщения. Ее мать мертва. Что ей делать тут теперь? — Судя по интонации, Вадимир высоко ценил мнение этого человечка.

— Люди живут так мало... — Никита окончательно уверился, что это домовой, — ...так спешат жить. За двадцать лет они могут измениться до неузнаваемости. Думаю, прежде всего, она едет посмотреть на могилу матери, — он усмехнулся нехорошо. — Но даже если это — единственная цель её визита, она не сможет не вмешаться в наши действия, и мне трудно представить, что именно она способна предпринять сегодня. Я предпочел бы не решать эту задачу вовсе.

— Хорошо. — Вадимир сжал пальцы в кулак, обхватил ладонью. — Это предельно уточняет сроки. Подготовка к торжественному приему посольства великолепно замаскирует нашу собственную подготовку, а момент, когда вы, капитан, — реплика была обращена к моряку, — поднимете цепи, закрывающие ход в гавань, станет сигналом к началу переворота.

Никита наконец услышал слово, которое не выходило у него из головы с самого начала этого заседания заговорщиков. Высокие армейские чины затевали смену власти. Никита еще и глазом не видел их короля, но уже успел почувствовать недовольство, царящее в казармах. Армия поддержит переворот, и вполне возможно в этой комнате собрались далеко не все участники заговора. Капитан гвардейцев, вчерашний дружинник, сержант — еще один представитель дворцовой гвардии, интендантский чин, капитан, отвечающий за безопасность столицы с моря, снова капитан, на этот раз в форме городской стражи, плюс этот человечек в синем камзоле без всяких знаков различия. Никита гадал, какая роль отведена во всем этом ему. Тем временем Вадимир продолжал:

— Мы не должны допустить паники и беспорядков в городе. Если все пойдет, как задумано, горожане ничего и не заметят. Празднества начнутся задолго до намеченного срока, и должны будут продлиться, как и планировалось, неделю. Обывателю, когда он сыт и пьян, все равно, кто именно будет править им.

— Народ любит молодого короля... — Это сказал один из тех, что молчал до сих пор.

— Плешивого пьяницу, взявшего в советники мошенника и вора? Помилуйте, полковник! Последний отпрыск короля Августа, — Вадимир вдруг хлопнул Никиту по плечу, — вернувшийся с запада, дабы править страной, понравится им еще больше!

Никита настолько ошалел от резкой боли в боку, что, не сразу сообразил, о ком идет речь, а когда понял — во все глаза уставился на Вадимира. Тот не обращал на него внимания. Теперь он говорил с капитаном в форме городской стражи:

— Вы сумеете обеспечить порядок на улицах?

— C учетом сегодняшних событий это будет не просто. — Стражник покачал головой. — Что-то странное творится в городе.

— Что случилось? — Вадимир насторожился, и Никита невольно подался вперед.

— Нынче утром мы отправились в «Топор и удавку». Прямым распоряжением Изота, причем сам он пошел с нами.

— Взяли кого-нибудь?

— Никого неожиданного, — стражник усмехнулся, — Огрызок, Безносый, Дикарь, Кладовщик... Все те, кто нам нужен на свободе, и ничего интересного... кроме пьяных бредней старика Смурого... Ты кого привел с собой в город?

Капитан городской стражи обернулся к Никите.

— Я?!

— Да, ты. Вы подошли к южной стене, со стороны Эдгаровой топи. Смурый следил за вами. По его словам — это тот самый ублюдок, что был помилован на казни, и мы действительно нашли у трактирщика серебряную монету королевской чеканки. Это тот, Вадимир, кого ты держишь за Ката. А еще, — капитан городской стражи оглянулся и понизил голос до зловещего шёпота, — Смурый божится, будто насадил его на перо, клянется, что пропорол ему почку, и тот умер... а затем воскрес прямо у него на глазах.

Никита смутно припомнил вывеску той грязной забегаловки, на пороге которой последний раз видел Сета. На паре криво сколоченных досок действительно красовались топор и удавка.

— Этого не может быть, — убежденно ответил Никита, вспоминая страх, мелькавший во взгляде Сета при одном только слове «колдун».

Уверенность в голосе Никиты убедила стражника. Он кивнул.

— Сегодня, когда Смурый хорошенько проспится, я допрошу его еще раз. Лично. Но, думается, это будет пустой тратой времени...

— Изот, — Вадимир вклинился в разговор. Он казался обеспокоенным. — Изот знает о Никите?

— О нет, — стражник откинулся на высокую спинку стула, и тесный круг склоненных над столом голов моментально распался. — Я вымарал из протокола все, что Смурый говорил о нем. Более того, мне кажется, Изот принимает за него Ката! По крайней мере, он убежден, что это именно его уже неделю требует выдать прибывший в столицу страт.

Никита закатил глаза, обессилено сползая по спинке стула. Усмехнувшись, подумал, что ему еще повезло встретить на улицах столицы именно Вадимира, а не одного из черных.

— Изот отдаст Ката черным? — Вадимир был не на шутку обеспокоен.

— Сперва его надо поймать. Ни одна живая душа в Трущобах не смогла сказать нам, куда подевался смертельно раненный человек с приметным посохом в руках. А ведь вплоть до глубокой ночи его видели валяющимся посреди улицы. Я просто в толк не возьму, куда он мог подеваться... — Судя по отчеркнувшей переносицу морщинке, вопрос и впрямь занимал капитана стражи не на шутку.

— Ищите, но не слишком-то усердствуйте в поисках. Нам совсем не с руки ворошить Трущобы. И сделайте что-нибудь со стратом.

Стражник взглянул удивленно.

— Обязательно сделайте что-нибудь со стратом, — подчеркнул Вадимир, — он единственный, кто знает Никиту в лицо. Он может серьезно спутать нам карты.

— У Изота есть собственные люди, которых мы не можем контролировать. Они тоже будут искать.

— Что ж, Изот, — усмешечка искривила губы Вадимира, — пусть он погоняется за этим неуловимым Катом, атаманом О’Ктранского леса.

Заседание заговорщиков было окончено, Вадимир кивком отпустил всех собравшихся и, переговариваясь достаточно тихо, чтоб ничего нельзя было расслышать, они, одергивая амуницию и задвигая стулья, собрались тесной группой и покинули комнату все вместе, намереваясь, очевидно, продолжить разговор по дороге.

Вадимир не шелохнулся, человечек у камина пошевелил носками сапог, положил ногу на ногу, придвинув подошвы ближе к огню. Никиту никто не отпускал, да он и сам не спешил уходить. У него было о чем спросить Вадимира.

— Какого черта? — вскочил Никита, едва лишь закрылась входная дверь.

— Замковые стены так холодны... — протянул человечек у камина, растирая ладони. Вздохнув, он поднялся, наконец, со ступеньки и уставился на Никиту ярко-голубыми, словно вода южных морей, глазами. — Хотел бы я знать, почему тебя ищут так по обе стороны от границы?

— Познакомься, Никита, — Вадимир встал, — это Калкулюс, комендант замка, гном. Наш незаконнорожденный наследник, — Вадимир приобнял Никиту за плечи, подтолкнул к человечку, — говорит, будто разбирается в горном деле.

Человечек улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд крупных белых зубов, и протянул широкую, испещренную мелкими морщинками руку.

— Гном? — тупо переспросил Никита, пожимая её.

— Гном. — Подтвердил Вадимир. — Он ответит на все твои вопросы, и сам задаст несколько, а мне, извини, пора бежать. Служба. — Вадимир вдруг подмигнул весело, развернулся на каблуках и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Вадимир сказал, я могу задержать тебя на пару часов, а потом тебе надо будет вернуться в казармы. Ты ел сегодня? — Не дожидаясь ответа, гном вразвалку прошел в темный угол комнаты и загремел там чем-то, приговаривая, — пусто, пусто. Погоди, а вот и вчерашняя каша.

Обратно он прошел, волоча большой, в половину своего роста котелок — ни разу не чищенный, наверное, со дня своего создания, а потому аспидно-черный снаружи, с присохшей по стенкам комковатой массой внутри. Никита решил, что не слишком уж голоден.

Гном прицепил котелок на специальный крюк в дальней стенке камина. Сильные узловатые руки не боялись жарко пылающего огня. Вынув из-за голенища деревянную ложку, гном поскреб стенки котелка, сгребая кашу к днищу. К шипению плавящейся смолы присоединилось шипение моментально закипевшего жира. По комнате разнесся на удивление приятный запах гречки с бараниной. Никита подумал, что, пожалуй, сможет протолкнуть в себя пару ложек.

—Так где ты, говоришь, родился? — Гном помешивал кашу. — Да, и собери на стол, там должна была остаться чистая посуда. — Он неопределенно ткнул ложкой за спину, и Никита пошел в тот угол, откуда был добыт котелок.

—Россия. Страна славян. К востоку от Англии.

Ситуация казалась мучительно знакомой, хотя кавардак, царивший в темном углу едва ли напоминал ухоженную, освещенную цветным витражным окном и оттого особенно уютную книжную полку Рола в библиотеке Цитадели. Никита на ощупь пытался найти хотя бы одну миску, но отдергивал пальцы, тычась в жирное и липкое. Под ногами гремело при каждом шаге. Колени ударялись об острые углы.

—Что ж ты так возишься? — Гном не выказал и доли удивления. — И давно ты вышел из подземелья?

Никита схватил первую попавшуюся под руку посуду, поспешил к яркому огню камина.

—Откуда ты знаешь?

—О лабиринтах? Я сам строил последний, — принимая посуду, он задержал ладони Никиты в своих, посмотрел внимательно, будто гадая. — Мда-а-а... — протянул он, поджав губы.

Отвернув скрипнувший крюк от огня, гном зачерпнул из котелка по три полных ложки. Липкая, комковатая каша медленно растекалась по не слишком чистым мискам. Но густой ароматный дым раззадоривал недюжинный аппетит. Никита вынул из-за голенища свой уже привычный по болоту шанцевый инструмент.

— Человек с такими руками как у тебя не может знать душу камня, ты и дня не работал в шахтах, — гном улыбался, глядя, как Никита зубами снимаю горячую кашу с ложки. Сам он ел так, будто стряпня уже давно остыла. — Но ты — знаешь. Камень примет тебя, а, значит, у тебя был добрый наставник.

Никита пожал плечами, вспомнив старых профессоров кафедры. Присел на ступеньку камина. Да, он любил свое дело, но не мог бы сказать, кому обязан был этой любовью. На ум вдруг пришла блестящая залысинами, загорелая до черноты, обрамленная светлым нимбом редких выгоревших на солнце волос, макушка староватого уже для своей должности доцента, руководителя его первой студенческой практики. Тот любил карту, густо утыканную красными гвоздиками особо опасных участков, и леденящие душу истории о сорвавшихся в пропасть студентах. Гречку, консервированную с тушеным мясом, он тоже уважал. Никита покосился на гнома.

Калкулюс ел, больше не прерываясь на разговоры. Никита прикрыл глаза, сосредоточившись на вкусе и запахе. Каша была более чем съедобна. Эта каша могла бы посоперничать со стряпней Рола.

— Жалко Вадимира.

Голос согнал секундный сон. Согревшись и придремав, Никита не заметил, как дочиста отскреб миску. Наученный походной жизнью, зачерпнул краем остывшей золы из камина, вынул из-за пояса промасленную тряпочку. Сперва принялся чистить ложку. Гном смотрел с любопытством и одобрением.

— Почему? — закончив с ложкой, Никита принялся за миску.

— Он рассчитывает на тебя. Ты и не представляешь, насколько удобно и своевременно твое появление. Даже черные рясы, идущие за тобой по пятам, пока играют нам на руку. — Гном голой рукой подтолкнул перегоревшее полено в огонь. — Бог знает, в чем будет обвинять тебя страт, когда Вадимир при всем народе отправит его на лобное место... — Никиту передернуло. — Я думал подучить тебя. Рассказать о городе, о старике Августе, да вижу без толку. Ты — действительно Ключ, твой Путь уж начат. Ты не задержишься здесь. Путь уведет тебя дальше... Об одном прошу: дождись переворота.

— Зачем?

Никита был рад, что хоть кто-то не хочет его задерживать. Одновременно это внушало смутное беспокойство.

— Вадимир помешан на наследнике. Августа давно уже стояла одною ногой в могиле, а ее единственный оставшийся в живых законный наследник ни на что не годен. Если же Бронислава вдруг заявит свои права на престол... Вадимир ведь действительно долго искал — сначала короля Августа, потом хоть слух о нем. Он убежден, будто народу нужен законный правитель. Но ты — Хранитель Ключа. Это тоже дает тебе некоторое... право. Если ты станешь во главе Далиона, Белгр будет повержен.

— Почему? Я не вождь и не полководец.

— У тебя в руках Ключ. Ты сможешь провести войско в любую из Цитаделей, хоть в центр самого Храта, столицы Белгра.

Никита задумчиво кивнул, вспомнив, как очутился на другом конце Великого Тракта, всего лишь ступив в очерченный гномьими письменами круг.

— Но ты уверен, что я не останусь тут. Путь уведет меня дальше? — Никита чувствовал себя удивительно свободно с этим маленьким человечком, неуловимо, контрастно напоминавшим Рола. — Куда?

— К вратам! — Гном грустно улыбался. — К главным вратам между мирами. Ты либо дойдешь туда, либо погибнешь. Но повернуть назад тебе уже не дано.

Из подземелья Никита вышел с твердым намерением взять, наконец, ситуацию в свои руки.