Стоило немалого труда уговорить человека отправиться с нею в клан. Рокти призвала на помощь все свое красноречие, и хотя для нее, следопыта, все казалось очевидным и ясным как день, Никита по прежнему сомневался. Он был убежден, что по лесу с ним шел обыкновенный человеческий ребенок. Беря его за руку, Рокти и сама была готова поверить в это, настолько сильной была его уверенность, но следы на поляне свидетельствовали об обратном. И следам Рокти верила больше.

В конце концов она вынуждена была пообещать помощь клана в поисках девочки, кем бы та ни была, и лишь тогда Никита согласился.

Она повела его самой короткой тропой. Знала, что встретит там Ясеня, но солнце уже шло на закат, а столь важные решения принимались старейшими только при свете дня. Никита спешил, искренне беспокоился о девочке, о том, что ей предстоит провести в лесу еще одну ночь. Рокти тоже спешила. Если следы не врут, а следы не обманывали ее еще ни разу, значит где-то рядом бродит отступница, оставившая кланы вопреки обычаям, без позволения старейших. И с каждой минутой шансы поймать ренегата становились все призрачнее. Рокти видела, как ловко эта «девочка» запутала следы, сбив с толку следопыта далионской армии. Но ее так просто вокруг пальца не обведешь. В клане не было следопыта искуснее, а теперь, если только ей поручат настолько важное дело, может быть она сумеет пробиться в совет....

Она так спешила, что чужак едва поспевал за ней. Приходилось то и дело останавливаться, поджидая его. Взглядом она обшаривала лес вокруг, надеясь заметить Ясеня, и все равно он, как всегда, сумел хорошо спрятаться.

Стоило им двоим пройти неширокой прогалиной по едва обозначенной звериной тропке, как позади грузно спрыгнул с ветки Ясень.

Никита резко отпрянул в сторону, запнулся о древесный корень и чуть не упал. Рокти покачала головой, коря себя за то, что не предупредила его. Ясень косолапо протопал мимо, едва не задев чужака плечом, сграбастал ее в медвежии объятия.

— Не видишь! Не видишь! Я выиграл! — Огромные тяжелые лапы легонько похлопали Рокти по спине, Ясень осторожно отстранился, поглядел с улыбкой, спросил с надеждой — Я провожу?

— Тебе нельзя, — Рокти пятерней зачесала падающий на глаза желтый пух мелко вьющихся редких волос, открылся широкий, покатый лоб над глубоко посаженными бледно-голубыми глазами, — дождись, пока тебя сменят, и приходи к нам, познакомишься с Никитой.

— Тот чужак? — парень впервые глянул в сторону человека. Никита смотрел с неприязнью.

— Его зовут Никита. — С нажимом сказала Рокти, надеясь, что Ясень со своей привычкой говорить в лоб все, что думает, не испортит только-только зародившееся между ней и Никитой доверие.

Никита нахмурился. Ее ответ ему тоже не понравился. Рокти закусила губу с досады.

— Мой друг Ясень! — звонко представила она, надеясь замять неловкий момент.

Человек сдержанно кивнул.

Ясень моментально сник. Он-то считал себя больше, чем другом. Тяжко вздохнул, руки повисли безвольно, сразу став как будто лишними.

— Ну, иди, — он по-прежнему говорил только с Рокти, демонстративно игнорируя человека, — а вечером жди обязательно, в гости, да, — он развернулся и зашагал в чащу, нарочито шумно задевая ногами низко нависающие ветви кустов.

— Друг твой, да? — спросил Никита, глядя исподлобья.

— Друг. С детства. — Рокти почувствовала, чужак прекрасно понял и совершенно верно истолковал все только что увиденное. Толкнула его в спину чуть сильнее, чем требовалось. — Идем уже. Не долго осталось идти-то. И не беспокойся. Ты хоть и не принадлежишь кланам, но никто тебя тут не тронет. Ты пришел безоружным и не нарушил законов.

Никита хмыкнул.

— Не забудь мне рассказать, что тут у вас за законы, если вдруг придется задержаться подольше...

Она снова раздраженно ткнула его в спину, и вскоре они уже спускались с холма к просторной поляне, где неспешно текла средь деревьев спокойная здесь Рьянка. Прошли высокой, ни разу не кошеной травой к раскидистому вековому дубу, и, приложив ладонь к шершавой коре, Рокти шепнула ритуальные слова, открывая вход.

— Проходи, — обернулась она к человеку, сделав приглашающий жест в сумрачные медвяные недра дерева.

Никита замер на минуту в нерешительности, а потом его словно толкнуло через порог, и он вздохнул с облегчением. Рокти улыбнулась невольно. Опустила руку, позволив проходу медленно затянуться. Человек стоял, полной грудью вдыхая насыщенный густым, смолистым ароматом воздух, и, кажется, не мог надышаться. Рокти не раз видела, как точно так же, будто утопающие, глотали воздух впервые попавшие в клан торговцы с Великого Тракта. Ее это всегда забавляло.

— Идем, — она снова ткнула его в спину, но на этот раз сделала это почти ласково. Потянула за локоть, — сюда.

И они нырнули вниз, по едва наклонной плоскости вглубь поселения. Конечно, его макушка скребла потолок. Но он, казалось, не замечал этого. Смотрел, разинув рот, на сложно ветвящиеся, словно корни, коридоры с многочисленными ответвлениями.

— Лабиринты не хуже гномьих, — пробормотал Никита, когда она потянула его за локоть в очередное ответвление, и тут же Рокти почувствовала, как напряглись его мышцы.

Им навстречу шел ктран.

Исток. Он был старше нее на две весны, но уже участвовал в рейдах и занимал кресло в совете Старейших. Она кивнула ему, и он кивнул в ответ, скользнув по чужаку заинтересованным взглядом.

— Ждем тебя на совете, Рокот, — бросил он, проходя мимо, и она снова кивнула.

— Рокот? — спросил Никита, когда Исток скрылся за плавным поворотом главного корня.

Рокти поморщилась, не ответив. Она терпеть не могла, когда ее называли полным именем.Пихнула Никиту чуть в сторону, направляя в нужное ответвление главного корня, и уже через минуту они были на месте.

***

После гладкого дерева длинных, извилистых коридоров, будто светящихся изнутри медовым светом, винтовая лестница удивила. Никита замер на секунду, но Рокти настойчиво толкала его вперед. Ему пришлось пригнуть голову еще ниже, но взобравшись наверх, он смог наконец выпрямиться в полный рост.

Крутая спираль оканчивалась открытой площадкой в кроне дерева очень высоко над уровнем земли. Сотворенная явно искусственно, идеально ровная и правильная по форме, она все же казалась живым продолжением дерева, его естественной частью. Ноги ступали по толстой живой коре, а не по досочным спилам. Три мощные ветви расходились от центра в стороны, а густые переплетения молодой поросли скрывали площадку от посторонних глаз.

Сидя на одной ветке, облокотившись о другую и раскачивая ногой — третью, ктран рисовал что-то, расположив лист на сгибе колена. Длинные каштановые волосы падали на лицо, он принимался было насвистывать, но замолкал вскоре, сосредоточенный.

Рокти хмыкнула тихо. Ктран кинул взгляд из-под набегающих на глаза прядей. Зеленый и цепкий. Наверное, они с Рокти были погодки. Он казался чуть старше, но в остальном был точной ее копией.

— Это тот самый чужак, Лист, — его вновь передернуло от этого слова. — Его зовут Никита. Отведи его в дом. Пусть отдохнет и переоденется в чистое. Старейшие захотят увидеть его на закате.

— Все бегаешь по поручениям совета? Сама и отведи, я не вызывался быть у Старейших на побегушках, — ктран вновь склонился над рисунком.

— Лист, — Рокти не сменила тона, видно, такие пререкания были ей не в новость, — во-первых, ты очень этим мне поможешь, я не хотела бы откладывать разговор на завтра, а во-вторых, к нам вечером придет Ясень.

— О! Ясень и так таскается к нам через день. Если он не отстанет от тебя, пока ты не выйдешь замуж, его визиты придется терпеть о-о-очень долго!

— Ну, все! — Она наконец разозлилась. — Я ухожу, слышишь? — И она скользнула в провал винтовой лестницы, мигом скрывшись с глаз.

Никита слова не успел сказать, как остался один. Ктран рисовал все так же: рука летала над листом, не касаясь его, штрихи ложились широко и рвано.

— Подожди, — бросил он, почуяв его взгляд.

Никита несмело пошел к краю. Он не боялся высоты, но дерево раскачивалось едва ощутимо и тем существенно отличалось от привычных ему скал. При первой же возможности он уцепился за ветку и оглядывал окрестности уже крепко держась.

Лес волнами простирался во все стороны, на сколько хватало глаз. Чуть впереди и справа угадывалась свободная просека тракта... или, может быть, реки: слишком уж круто были заложены петли. Можно было угадать несколько просторных полян поблизости. Он подумал, что там, должно быть, тоже стоят деревья-входы.

Солнце шло на закат. Второй день... Или третий? Никита испугался вдруг, хлопнул себя по отсутствовавшим карманам отсутствовавшей куртки, запоздало вспомнил, что блокнот достался Вадимиру. Поднялась досада, погасившая панику. Блокнот ему нравился. В память о нем в заднем кармане джинсов завалялся огрызок карандаша. Он сосредоточился и сосчитал в уме: вечер третьего дня — не много, казалось бы...

— Так ты идешь? — художник стоял у отверстия в полу и смотрел заинтересованно. Рисунок, свернутый в трубочку, едва заметно стукал о бедро — ктран проявлял нетерпение.

— Да, конечно.

Обратно Никита шагнул уже уверенно, ни за что не держась. Лист пропустил его вперед, сам скользнул следом, дальше они шли бок о бок, благо коридор был широк, а навстречу им никто не попадался.

— Рокти — твоя сестра?

— Мы двойняшки, — Лист шагнул чуть шире, ушел вперед. То ли показывать дорогу на поворотах, то ли избегал разговора.

— Совет — это совет Старейших? — Никита не отставал.

— Конечно. — Снова заинтересованный взгляд искоса. — Другого совета нет. И прибавь шагу, до заката осталось не так уж много времени.

Никита покачал головой и замолчал. Миновав еще пару поворотов, они снова зашли в тупик, который на сей раз оканчивался обыкновенной дверью. Незапертая, она легко открылась с одного толчка и, перешагнув порог, Лист сделал широкий приглашающий жест, усмехнулся криво:

— Добро пожаловать! Коль скоро сестрица задалась целью проникнуть в совет, я полагаю, ты — первый из длинной череды незваных гостей. А значит, достоин особого приема.

— Очень любезно, — сарказм не помешал воспользоваться приглашением. Страшно гудели ноги, Никита хотел присесть куда-нибудь хоть на минуту.

Лист не предоставил ему такой возможности. Не успел еще гость окинуть взглядом просторную комнату все с теми же скругленными углами, овальный стол и дюжину полукресел по центру, как Лист потянул его в сторону, они снова нырнули в короткий теперь уже коридор и очутились в комнате поменьше, стены который были закрыты полками, а пол — заставлен тяжелыми с виду ларями. Лист открыл один, вынул рыжую плотную куртку из грубо выделанной замши — Никита примерил, и рукава оказались коротки — из другого сундучка Лист выудил щетку с жесткой щетиной и деревянную расческу с редкими зубьями, пару склянок и маленькую коробочку, перекинул через плечо отрез материи.

— Идем, солью тебе на руки, — так же бесцеремонно, как и сестра, он толкнул гостя в спину, направляя к другому ходу, и они очутились в маленькой кухоньке. В ней не было очага, но обилие посуды наводило на мысль о еде. Никита сглотнул. Сквозь очередной проход в кухне было видно центральную комнату.

Лист указал на медный таз на слишком низкой для человеческого роста тумбочке, открыл коробочку, поставил рядом. Взял глиняный кувшин и, сняв крышку с бочки, черпанул воды.

В коробочке лежал желтоватый порошок. Никита набрал горстку. Плотно спрессованный и мелкий, он и не думал разлетаться, прилип к пальцам. Вода из кувшина полилась на руки, и на ладонях запенилось, он принялся спешно мыть руки, рискнул и мазнул мокрым и скользким по лицу, шее — свежие порезы ожгло болью — хватанул воды за воротник, но зато почувствовал себя много лучше.

Слив воду, Лист принялся сочинять ужин: достал из-под длинных столов корзины, набрал овощей, в туесках нашлись зерна бобовых и крупа, бочка с водой не закрывалась и похоже была бездонна. Никита зачерпнул еще, кое-как вымыл голову, расчесался, взялся чистить жесткой щеткой джинсы и кроссовки. Куртка в плечах была очень узка и стесняла движения, он снял ее, отнес обратно и положил в ларь. Лист хмыкнул и тут же нагрузил его работой: вручил нож и велел чистить баклажаны. Беседа была сведена к коротким репликам «подай-принеси». За этим занятием их и застала скоро обернувшаяся охотница.

Едва взглянув в ее лицо, Никита потянулся ополоснуть руки. Рокти была чем-то сильно раздосадована, она не зашла в кухоньку, крикнула с порога:

— Скорей! — и тут же скрылась.

Никита бросился следом, едва догнал уже за дверью.

— Что стряслось? — Она не сочла нужным ответить, и Никита понял, что его начинает подбешивать это пренебрежение.

Отстав чуть, он следовал за ней молча. А она все прибавляла шагу, и вскоре они уже едва не бежали. Когда она резко сбавила темп, Никита понял, что они пришли. Невольно расправил плечи и вскинул подбородок.

Он ожидал старой голливудской декорации с просторной залой и старцами в белых одеждах по периметру — он обманулся. В комнате ничуть не больше размерами, чем та, куда привел его Лист, суетилась масса народу. Склонившись над маленькими круглыми столиками голова к голове, одни обсуждали что-то, другие писали , третьи читали длинные свитки, прислушиваясь к разговорам.

Рокти уверенно обошла две таких группы и заняла свободное место у третьей, Никита сел рядом. Без подлокотников, но с высокой спинкой, кресло вынудило его взгромоздить руки на стол, и вся его напускная уверенность будто просочилась в песок.

— Никита? — говоривший бесспорно был много старше Рокти, седина проблескивала на висках. Открытый взгляд успокаивал и не отпускал.

— Да.

— Я хотел бы услышать ответы на некоторые возникшие у совета вопросы. Можешь обращаться ко мне «Старейший». Ты позволишь? — спросил он непонятно, и Никита кивнул несколько нервно, — Успокойся, — ктран взял его за руку, заставив расцепить сплетенные крепко пальцы. Никита вздрогнул, но тут же расслабился. — Та девочка, ребенок, расскажи нам, как вы встретились, как она выглядела, что говорила. Все, что вспомнишь, и не страшно, если ты забудешь какие-то мелочи, мы понимаем, ты устал.

И Никита заговорил. Сбиваясь и путаясь сперва, и все увереннее — дальше. Скоро он видел ее будто перед собой — рыжее солнце в волосах, ясная улыбка, ладошки, прячущие задорный смех — и сердце невольно сжималось в тревоге. Росток сомнения, проклюнувшийся было у хибары, был выполот с корнем. Чем дольше он говорил, тем жарче разгоралось желание действовать, одна мысль о том, что он покинул тракт, углубился так далеко в лес, не начал немедленно поиски, жгла. Никита не окончил еще, когда ктран вдруг выпустил его руку.

— Ты бредишь, Рокти. Он не мог ошибиться. Это ребенок. Обыкновенный человеческий ребенок.

— Да послушайте же меня! Я видела следы!

— Нет. Это ты послушай меня, Рокот, — и она замолчала, разом сжавшись в комок, будто от окрика, — Ты — лучший следопыт клана. Не спорю. Но чтобы быть членом совета, этого не достаточно. Совет примет решение в строгом соответствии с обычаями народа Ктранов, — последнюю фразу он произнес тоном ровным и официальным, не позволяющим остаться за столом хоть на минуту дольше.

— Что будет со мной? — Никита бросил невольный взгляд на Рокти. Та клятвенно обещала ему, что совет поможет. Но он не посмел просить о помощи вот так, прямо. Теперь ему казалось, что Рокти обещала гораздо больше, чем могла исполнить на деле.

— Что будет? — ктран пожал плечами. — Да ничего. Отдохни немного, клан дарует тебе имя гостя, потом мы не станем задерживать тебя.

— Благодарю.- Он кивнул, постаравшись скрыть разочарование.

Рокти насупилась, молчала весь путь обратно, хмурилась и хмыкала неразборчиво под нос. Никита тоже молчал, тоска перехлестывала грудь, не отпускало ощущение стремительно утекающего времени. Он должен был начать поиски и не мог приступить к ним немедленно. Закат затухал над лесом, наступающая ночь не давала надежды на успех, а измотанный организм требовал сна.

За овальным столом их ждали уже. Лист развлекался компанией сумрачного Ясеня — глядел, ухмыляясь, как тот ковыряет ложкой овощное рагу. От глиняных горшочков шел пар.

— О! — Лист вскочил на ноги, едва открылась дверь, Ясень поднял взгляд, но улыбка его погасла, когда он увидел выражение лица Рокти, — наконец-то. Я, признаться, устал ждать. Что? — Лист прошел на кухню и вернулся с парой новых горшочков, — Совет опять не прислушался к твоим словам, Рокот?

Никита прошел к столу. Ему хотелось хотя бы сесть для начала.

— Ты! — Рокти вдруг требовательно обернулась к нему. — Скажи мне ты, ты был там и видел все, разве мог ребенок вести себя так, как повела себя эта... девочка?

С тяжелым вздохом Никита отложил ложку, которую взял было. Посмотрел в яростные зеленые глаза, ответил честно.

— Рокти, это был ребенок. Я знал это, даже соглашаясь с тобой. Да, я видел следы, они не сказали мне ничего, я не следопыт. И завтра, едва рассветет, я отправлюсь искать девочку, кем бы она ни была. Я и так уже потерял время.

— Я тоже пойду! — Зеленые глаза опасно сощурились. — Уверена, мы найдем ее. И, если я была права... совет пожалеет.

Хохот Листа заглушил робкие возражения Ясеня:

— Рокти, нехорошо угрожать совету. Ты не должна так говорить, не ходи, пусть чужак ищет сам, — Ясень пытался схватить ее за руки, умоляюще ловил взгляд.

Едва почувствовав руку Ясеня на запястье, Рокти вскочила, отступив на шаг.

— Что он найдет сам? Он же человек! — она коротко хохотнула.

Никита, так и не успевший притронуться к еде, резко встал.

— Спасибо за гостеприимство, кров и стол, так сказать. Где я могу лечь поспать? — спросил он глухо, глядя в сторону.

— Идем, покажу, — Лист стал вдруг серьезен. Обернувшись к Ясеню произнес тихо, — извини, друг. Не вышло посидеть сегодня. К себе пойдешь, или у нас останешься?

— Останусь, — буркнул Ясень, огладил колено, покосился на мясо в горшочке и решительно взялся за ложку

Лист пожал плечами, прошел и толкнул одну из дверок по периметру. Оглянулся выжидающе. Никита смотрел на Рокти. Та стояла поджав губы, глядя мимо. «К черту!» пробормотал он едва слышно, быстро прошел через всю комнату и перешагнул порог.

За порогом царил умиротворяющий зеленый полумрак.Воздух был свеж и призрачно ароматен. Плотные заросли плюща покрывали стены сплошь. Выступ, служивший кроватью, оказался слишком короток для человека, но достаточно широк, чтобы можно было свернуться калачиком: в изножье стоял сундук. Никита вздохнул, захотелось упасть и отключиться немедленно. Он шагнул к лежаку, стягивая косоворотку. Сзади хлопнула дверь, погрузив комнату в малахитовую темень. Щелчок пальцев. Никита обернулся — Лист стоял у входа, пара светляков вилась рядом, он щелкнул пальцами еще раз, и еще пара поднялась от стены, полетела на звук.

— Ну вот, они просыпаются от резких звуков. Не буди их без надобности. Они тускнеют бодрствуя. А я, признаться, давно не открывал спальни солнцу. К нам заходит только Ясень, да и тот остается редко — Рокти тяготится им, хоть и жалеет.

Он замолк — стоял у двери, скрестив руки. Светляки и впрямь быстро тускнели, и под тенью падающих на глаза волос нельзя было различить выражения лица.

— Ты... ты присмотри за сестрой, — тихо попросил Лист. — Ясень защитит ее от любой опасности, только от глупости ее собственной не сможет. Сделаешь?

— Да уж постараюсь. — Ответил Никита, понимая, что этим он взваливает на себя очередную обузу. Но отказать не повернулся язык. Лист кивнул, тронул дверь, собираясь уходить. — Подожди, — Никита поспешил остановить его. Лист вновь оперся о гладкий окаем дверного хода. — Рокти... чего она хочет?

— Рожна! — в голос вернулись прежние ехидные интонации. — Совет ей покоя не дает. У нас как? Все семейственно. Не пробьется Рокот в совет — придется весь век по над Рьянкой-рекой вековать, а тут ведь всего семь кланов, в лесу О’ктранском. И жизнь — везде одинаковая... скучная жизнь, прямо скажу, — он повесил голову раздумчиво. — А Старейшие по свету ездят, в столицах бывают, и хоть редко кто, а можно и с караваном за дикие земли уйти, в Накан, чудес повидать.

— Поня-а-атно, — Никита разом вспомнил собственную девушку, мечтавшую о великой его столичной будущности и никак не ожидавшую долгих командировок в провинциальную глушь. Усмехнулся невесело.

— Ясень ее сильно смущает, — продолжил вдруг Лист. — Не пара он ей, понимаешь? И она его не любит, вовсе не любит. Только увалень этот — сам не гам и другим не дам — кое-кому из женихов бока наломал уже. Боятся все Ясеня. Уедет Рокот из нашего леса — глядишь, и успокоится, найдет себе по нраву кого.

Лист снова замолчал, и Никита смотрел, не зная, что ответить. Светляки совсем затухли и едва различимыми фосфорными пятнышками опустились на стены. Наконец, Лист хмыкнул, толкнул створку. Мягкий медвяной свет разбавил зеленый сумрак спальни. В центральной комнате уже никого не осталось, стол стоял не прибран.

— Ты голодный небось? — Лист прошел, взял так и не тронутый горшочек, — остыло уж все, погреть?

— Оставь, — Никита тоже вышел из спальни, подцепил пальцами кусок баклажана. — Голод — не тетка, обойдусь холодным.

— Тебе в поход завтра, а ты на ногах еле стоишь. Пойдем погрею, так будет лучше. — Лист устремился на кухню. Никита вяло поплелся следом.

На кухне Лист присел на корточки у низенького шкафчика. Передняя его панель была украшена густым переплетением, напоминающим переплетение корней, только светлым, того же оттенка, что и стены. Лист дотронулся до узловатой поверхности, и та вдруг ожила, зашевелилась, открылось окошечко в центре и дохнуло жаром. Никита отшатнулся невольно. Лист, спеша и морщась, сунул горшочек внутрь, вынул скорее руку.

— И все. Подождем чуток только, прихват надеть не забыть.

Никита сидел, пялясь на медленно затягивавшееся оконце. В мареве жара видел янтарно-красное дерево, но ни одного язычка пламени не плясало внутри. Подумав, оглядел очаг со всех сторон. Он казался только созданным руками мастера. На самом деле, как и смотровая площадка на вершине дерева, он был ровен и гладок, и составлял единое целое с домом.

— Лист. Что это?

Он засмеялся добродушно.

— Очаг, сердце дома. В каждом поселке — домов по двадцать-тридцать, а то и пол сотни бывает, если земля позволяет, да вода близко. Каждый дом — это ядро, ствол, ветви и корни. Очаг — ядро, комнаты — ствол, переходы — корни, смотровые площадки — ветви. Сплетутся два дома корнями и вот тебе уже поселок.

— Площадка наверху, и очаг... Как вы это делаете?

— Все деревья растут. Дом — это дерево. Только растет он во всех направлениях и очень податлив. — Лист глядел с улыбкой, — неужто и впрямь не знаешь?

— Не знаю, Лист. У нас нет такого.

— Ну, скажем, видит мастер росток дома, — Лист надел толстую серую рукавицу, присел и снова провел по переплетениям неодетой рукой, — находит ядро в земле, стволик маленький, веточек пара всего, и начинает, — рука в рукавице достала из отворившегося очага разогретый ужин. Лист поставил горшочек на пол, взял две ложки и снова присел на корточки, протянул одну гостю, второй зацепил немного рагу, — начинает работу.

Никита машинально ткнул ложкой в дымящуюся массу, понял, что горячо, принялся дуть тихонько. Лист жевал, обжигаясь.

— Там обрежет, там привьет, скобы ставить начнет... направляющие. До десяти лет опытный мастер дом выращивает. Потом уж легче — когда первые семьи заселятся. Можно и подмастерьев к делу допустить, изнутри все растить легче, — он зачерпнул вторую ложку.

— А ваша? — Никита отправил порцию в рот, — что ваша семья? Вы ж не вдвоем здесь живете?

Помрачнев вдруг, Лист спешно поднялся.

— Вдвоем... Бывай. До завтра. — И ушел. Только дверью в спальню хлопнул.

Никита вновь обернулся к очагу и коснулся узорчатой вязи сам. Под пальцами так живо вздрогнуло, что он отдернул руку, испугавшись. Маленькое окошечко медленно открылось и медленно же затянулось.

Взяв горшочек, он ушел к себе. Почти автоматически прищелкнул пальцами на входе. Вяло и уже разморено присел, доел все, и выскреб дочиста. Мыслей не было, были какие-то соображения, обрывочные и неясные. Не рискнув ставить горшочек на сундук, чтобы не столкнуть ногами ночью, задвинул его подальше к стеночке, и опустился на покрывавший постель плющ. Жесткая зелень кольнула было кожу с непривычки, но он был слишком измотан, чтоб беспокоиться об этом, и сразу уснул.