Цитадель гудела с утра как растревоженный улей.

Отряд, выдвинувшийся в сторону границы за несколько дней до этого, вернулся, и теперь двор был полон черными рясами. С одной из облюбованных им полок библиотеки сквозь высокое стрельчатое окно Рол видел, как опустился мост и поднялась решетка, пропуская внутрь всадников. Клемент спрыгнул с коня, сам бросился помогать снимать с крупа другой лошади безвольное тело.

«Опять будут ставить свои опыты», подумал Рол раздраженно, но уже в следующий миг понял, что человек этот жив, лишь оглушен ударом по голове, а значит тут затевалось какое-то другое дело. Проснулось любопытство.

Четверо монахов потащили человека к восточной башне Цитадели, к библиотеке. Клемент семенил рядом, придерживая голову. Рол кубарем скатился с книжной полки, стряхнул пыль с рукава красного камзола и помчался туда, куда монахи несли раненного.

Он влетел в залу как раз вовремя, чтобы увидеть, как открывается дверь. Стал у длинного стеллажа, наблюдая. Клемент вошел первым, оглянулся, шагнул к дивану у окна и одним движением руки смел на пол разложенные там листы. Дернул головой, приказывая нести тело туда. Рол беззвучно поцокал языком. Монахи прошли прямо по свиткам. Смотреть, как мягкие черные сапоги давят и мнут бумаги, было больно. Рол отвел взгляд, посмотрев на лицо незнакомца.

Домовой ошибся. Да, след удара в затылок был все еще хорошо заметен, хоть и нанесли его несколько дней назад, но над ним едва уловимым флером витал дурманный след колдовских зелий. Человек этот был опоен до бессознательного состояния.

Поглаживая длинную черную бороду, домовой метнулся обратно, к своей заветной полке. Ловко, как белка, взобрался под самый потолок, и там открыл стоявший у изголовья постели сундучок. Перебрал несколько склянок, пока не нашел нужную.

Когда он вернулся, в зале уже никого не было. Оглушенный зельями человек все так же лежал на диване. Рол крепче сжал склянку, пальцы другой руки погладили рукоять кинжала на поясе. Вскочив на диван, он присел у изголовья, вглядываясь в бледное лицо, обрамленное темными волосами. Густая щетина на подбородке оттеняла эту бледность еще сильнее. Решившись наконец, Рол сковырнул пробку, поднес склянку к ноздрям спящего.

Человек резко вскочил, опрокинув домового на пол.

— Оооу, — протянул Рол, потирая занывшее колено, и с дивана ему ответил точно такой же стон.

Человек сидел, обхватив затылок руками. Под пальцами пульсировала острая боль, странно мешавшаяся в сознании домового с его собственной болью в колене. Голова у незнакомца кружилась.

— Люди! — бросил Рол с ноткой презрения в голосе. Заткнул фиал пробкой. — Вот так всегда, вот так вечно, — ворчал он, взбираясь обратно на диван. Выпрямился там во весь свой крохотный рост. Человек следил за ним взглядом из под полуопущенных ресниц. — Дай сюда! — раздраженно скомандовал домовой, силой расплетая сцепленные на затылке пальцы. — Возишься с ними, няньчишься, и никакой благодарности в ответ! — Он положил ладонь на затылок, снимая боль и головокружение. Почувствовал созревшую уже шишку, чуть разогнал ток крови, чтобы убрать и ее.

Человеку тут же стало намного легче. А вот боль в ноге никак не отпускала. Кряхтя, домовой осторожно сел на диван, привалившись к мягкой спинке. Вытянул короткие ножки, принялся разминать колено.

— Спасибо, — пробормотал незнакомец удивленно трогая затылок. — Где я? ...и кто вы? — он снова смерил взглядом Рола, посмотрев на этот раз уже более осмысленно.

Рол оживился.

Не так часто в этих стенах интересовались его персоной.

Сел на диване попрямее, стараясь, впрочем, не тревожить колено. Важно вынул из кармашка камзола очки, из рукава — платок. Протер стекла и, водрузив их на нос, начал:

— Имя мое Аланджир ти Онанья Оролик, из рода Онанья. Род мой один из самых древних и уважаемых. Основатель оного, Аланджир, долгие годы ходил в походы с норманнами, пока не осел в достославной Англии, в Даремском замке. В молодые годы он покрыл себя боевой славой и увековечил домовых в мифах и легендах викингов, а к старости — домовничал в замке да растил детишек. Кровь отважного Аланджира не раз вскипала и в жилах его потомков. История моих предков несет в себе немало героических моментов. Стоит вспомнить имена...

— Стоп! Я не просил вас рассказывать обо всем вашем семействе!

Это было грубо.

Домовой снял и спрятал очки.

— Я домовой, молодой человек, смотритель библиотеки, хранитель Цитадели. Можете звать меня Рол.

— Домовой?

Рол закатил глаза.

— Ну вот! Старая история! Прошу, только не надо креститься и кричать «изыди»! Это, между прочим, мой дом, а не ваш!

Человек заметно смутился.

— Простите, — повторил он. — А что это за библиотека и Цитадель?

Он впервые обвел взглядом залу. Высокие, уходящие под самый потолок стеллажи, полные книг и свитков, расставленные тут и там столы и кресла. Тронул рукой диван, на котором сидел, оглянулся за спину на окно с цветным витражом, где писец с выбритой на макушке тонзурой корпел над толстым фолиантом.

— Цитадель расположена у самой границы, на территории королевства Белгр. А вас принесли сюда черные и оставили лежать. Я всегда прячусь, когда они приходят. Черные плохо относятся к домовым и, как они выражаются, «всякой нечисти». Сначала я думал, ты — один из них, а потом смотрю, одежкой не вышел, да и вообще... — Рол бросил еще один скептический взгляд. — Тогда я решил привести тебя в чувство, а ты полез драться, — домовой обвиняюще ткнул человека пальцем в бок.

— Я ведь уже извинился! — в голосе незнакомца прорезалось легкое раздражение.

— Ладно, ладно. Я все забыл. — Рол поднял раскрытые ладони. — Я уже представился, теперь твоя очередь.

— А? — Человек поднялся, сделал пару осторожных шагов к двери и уткнулся в груду сваленных с полок книг. Рол с любопытством наблюдал, как осторожно тот ступает по густо усыпанному бумагой полу. Это ему понравилось, Домовой довольно кивнул. — Соколов Никита. — Человек развернулся и, аккуратно сдвигая листы ногой, направился к окну.

Домовой прищелкнул языком.

— Непобедимый сын Сокола. Красивое имя, но короткое. И каково твое происхождение?

— В смысле? — Сняв пару томов с низенького подоконника, человек встал на него, уперся лбом в стекло. Рол знал, что отсюда можно было увидеть лишь стоящего на стене часового.

— Э-э-э! Незнание генеалогии оскорбляет память предков. Кто твои родители? Где ты родился? Тут собраны метрические книги некоторых поселений Белгра, есть даже пара реестров из Далиона. Могу поискать что-нибудь о тебе.

— Вряд ли здесь что-нибудь будет, — человек обернулся к стеллажам. — Я издалека. Да и не важно...

Рол заинтересовано подался вперед.

— Откуда же ты? У тебя странный акцент...

— Россия. Есть такая страна. — Человек спрыгнул с подоконника.

А Рол спрыгнул с дивана.

— О, светлое небо! Какое счастье, какая удача! — Он носился по библиотеке, вздымая ногами бумажный снег, бесцеременно сбрасывая книги и свитки со столов. — Такого случая можно ждать тысячи лет, а тут он сам пришел ко мне в руки!

Замерев вдруг, он беспомощно оглянулся.

— Катастрофа! Где же оно?! И когда уже прекратится этот бардак?! — И принялся с удвоенной энергией ворошить пергамент, пока не воскликнул радостно. — Ага! Вот! Я нашел!

В высоко поднятой руке домовой держал перо и чернильницу. Схватив первый попавшийся чистый лист, он уселся в кресло, пристроил чернильницу рядом на подлокотнике, погрыз перо и склонился над бумагой....

— Чего же ты ждешь? — спросил он через минуту и поднял взгляд на человека.

— Я?! — Тот удивленно вскинул бровь. — А что я должен делать?

— Диктовать!

— Диктовать?! Что?!

— Все! Расскажи мне обо всем, что произошло за последние тридцать два года в вашем мире. Я хочу знать все об Азии, Китае, Африке, Европе, Америке и, конечно об Англии, старой, доброй Англии, родине моих предков!

Человек двинулся назад по расчищенной дорожке, поднимая и просматривая листы. Рол заерзал в нетерпении. В этом зале библиотеки не было ничего интересного. Всего лишь деловые письма, сметы, договора, отчеты о строительстве.

— Хорошо. — Ответил Никита, просматривая очередную страницу. — Я расскажу все, что только смогу вспомнить. Но я и сам хотел бы задать пару вопросов. В последнее время весь мир для меня просто сошел с ума, и я хочу иметь разумное этому объяснение.

— Великолепно, молодой человек! — просиял Рол. — Я готов ответить на любой твой вопрос. Будем задавать их по очереди. — Тут он улыбнулся и лукаво подмигнул. — Только, чур, рассказывать все подробно и точно. История любит ясность.

***

Аланджир ти Онанья Авил снял запорошенный мукой фартук и, повесив его на гвоздь, вышел под остывающее осеннее солнце. Мельница, большой птицей приземлившаяся на вершину холма, лениво взмахивала крыльями. Ветерок едва шевелил опавшие листья. Серебряные паутинки ткали что-то в хрустально-прозрачном воздухе. Это была осень тысяча двести двадцать девятого года от Рождества Христова. Отец Джеймс помог монахам загрузить последний мешок монастырской муки и пошел расплатиться с хозяином. Еще издали Авил замахал руками.

— Погоди, погоди распускать кошелек, отец. Вот к сочельнику родится у меня дочь, окрестишь ее, тем и расплатишься.

Отец Джеймс широко улыбнулся, увеличив числ морщинок у рта. Светло-серые глаза его ласково сощурились под густыми белыми бровями. Стар уже стал отец Джеймс.

— А не сын?

— Хватит! Сколько уж можно? Дочь! Назовем мы ее Кристиной, и пусть голосок у нее будет, что твои рождественские бубенчики, раз уж приспичило ей родиться в такое время! — Мельник подошел, оперся о телегу, настроившись поболтать со старым другом.

— Слыхал новости, Авил? — Отец Джеймс встал совсем рядом, заговорил тише, — что говорят о доминиканцах? «Псы Господни, что идут терзать тела врагов Его». — Джеймс, очевидно, повторял чьи-то слова.

— Доминиканская инквизиция? — Авил пятерней расчесал густую бороду. — Как же, наслышан.

— И что ты об этом думаешь? — Джеймс крутил в пальцах соломинку, через такие, бывало в детстве, пили собранный в берестяные баклажки березовый сок.

— А зачем мне об этом думать? — Авил успокоился, когда понял, куда клонит монах. Уже не первый год в окрестностях замка селились беженцы. Пришлые говорили на чужом наречии, а в остальном всем походили на местных. Толковали, будто бы те пришли из Кале, Руана, а иные — из самой Тулузы. — Мы в Бога веруем, в церковь всегда ходим, да и не мой ли дед отдал замок под монастырь, когда старый лорд помер?

— Да я-то все это знаю. Вот только станут ли меня слушать? Кто скажет, как оно повернется дальше? Генрих — никудышный король. Аквитания, Нормандия, Фландрия — все наши земли за каналом его отец отдал французам, а сын теперь раздает им высокие чины и деньги из государственной казны. Если в ближайшее время ничего не изменится... — Джеймс замолчал, выжидая.

Авил вынул соломинку из его пальцев, надкусил кончик, пожевал.

— Я участвовал в битве на реке Сенлак. Это было более ста лет назад, Джеймс. Я был так же молод, как и мои сыновья сейчас. Тогда тоже были плохие времена, Джеймс. Норманны пришли на землю саксов. Кто вспомнит теперь о тех днях? Кто расскажет, на чьей стороне я тогда выступал? Только пара стариков вроде меня. Не вечно же Джон сидел на престоле? Вот увидишь, бароны уже волнуются. Великая хартия, подписанная его отцом, не соблюдается... Все проходит, Джеймс. Перемелется — мука будет.

— Ну, как знаешь. — Джеймс не мог скрыть досады, отнял и бросил соломинку наземь, — если что... приходи в монастырь.

Вернувшись домой, Авил первым делом увидел Тома. Мальчишка всегда встречал его с мельницы. Крепкий и стройный как молодой тополь, паренек не бежал работы и обещал стать отличным помощником.

— Как отец, Том?

— Уже лучше, дядя Авил. Идемте, мама на стол собирает.

В большой столовой на первом этаже собрались обе семьи. Только мельник Джон, сломавший на днях ногу, обедал у себя в комнате. Авил наскоро вымыл руки, пригладил волосы и сел за стол. Прозвучала короткая молитва, и два десятка ложек одновременно ударили по мискам. Обед как всегда проходил в молчании, и даже дети не очень-то шалили. Лишь налив в кружку эля, Авил позволил себе откинуться на спинку стула и слегка распустить шнурок на жилете. Жена Джона принялась убирать со стола, ей помогали многочисленные дочери мельника. Провожая взглядом маленькую Юдит, которая также не хотела оставаться в стороне и потому несла корзинку с ножами и ложками, Авил подумал, что именно такой и будет его дочь. У него уже было шестеро сыновей, но, Боже, как приятно, когда по дому бегает маленький ясноглазый колокольчик, задорно смеется и вешается отцу на шею, не считая это глупыми нежностями. Улыбнувшись своим мыслям, он встал, поцеловал жену Софью и пошел наверх, навестить Джона.

Выпив эля и поговорив о делах в деревне и на мельнице, два старых друга погрузились в молчание. Авил лениво наблюдал за тем, как солнце, с трудом перевалив высшую точку своего пути, медленно падало куда-то за горы. Джон снова плеснул себе эля, жадно припал к кружке.

«Уже третья сегодня», — невольно отметил про себя Авил. Это было не похоже на мельника.

С грохотом поставив пустую кружку, Джон вдруг выпалил.

— Я хочу, чтобы ты ушел, Авил!

Авил выпрямился на стуле, пошевелил затекшим плечом.

— Я и так собирался. Дел еще невпроворот...

— Нет, я хочу, чтобы ты ушел совсем!

Джон тыльной стороной ладони вытер внезапно выступивший пот. Авил опешил. Ища и не находя причин, он старался заглянуть в глаза Джона.

— Да что же так?

Еще ниже опустив голову, Джон прошептал:

— Люди и так Бог знает что толкуют из-за того, что я мельник...

— Доминиканцы!

Авил понял все. Глаза застлала черная пелена ярости, горло сжимали мучительные спазмы. Он едва взял себя в руки.

— Могу я забрать лошадь и кое-что из вещей?

Джон вскинул голову. В глазах его стояли слезы.

— Боже, да бери хоть все!

Авил коротко кивнул в ответ. Спустившись в зал, понял, что никому ничего объяснять не нужно. Софья, зарыдав вдруг, кинулась упаковывать вещи, сыновья тащили сундуки и корзины к телеге, домовой вывел из стойла лучшую лошадь. Руки, словно забыв привычные движения, путали упряжь.

— Дядя Авил, дядя Авил!

Авил, проклиная все на свете и чертову упряжь в первую очередь, обернулся на зов. Томми, взмахнув руками, резко остановился, глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Помедлив, Авил протянул руку и взъерошил шевелюру мальчишки. Том привычно улыбнулся, но тут же нахмурился, сердясь на себя.

— Я тут подумал, дядя Авил, может мне к вашим сбегать, предупредить?

Два старших сына Авила уже обзавелись своими семьями и жили отдельно, один — в семье суконщика, другой — у печника.

— Ну что ж, беги.... Спасибо, Томми.

Тот тряхнул головой.

— До свидания, дядя Авил.... Возвращайтесь. А то без вас все как-то не так будет.... Уже как-то не так...

Дом мельника стоял на отшибе. Им не пришлось последний раз проехаться по центральной улице деревушки. Лошадь ровно шла в гору — к спрятавшемуся в зарослях можжевельника замку — сидя на передке, Авил спиной чуял тихий и печальный взгляд из занавешенных окон. У последнего поля стайкой воробьев на ограде нахохлились мальчишки. «Будто на ярмарку провожают», — подумалось домовому. Только вот никто не улюлюкал радостно и не подкидывал к небу плетеные из соломы шляпы.

Первое, что увидел Авил, въехав в ворота старого родового замка, были ряды телег, стреноженные лошади, костры, разложенные прямо на широком каменном дворе. Здесь собралась почти половина населения долины. В толпе беженцев перемешались бородатые домовые, невысокие и хрупкие лесные духи, кряжистые гномы, страшноватые гоблины и даже маленькие безобидные буки, которые только и умели, что ловить мышей, да вечером, свернувшись на стропилах, распевать свои бесконечные песни-сказки. Беззащитные твари путались под ногами, хныкая и просясь на руки.

Авила встретили сыновья. Оказалось, что они пришли сюда еще утром. Враз постаревший мельник всплеснул руками, увидав их. Кое-как устроив семью — братья францисканцы успокоили домового, пообещав скорый ужин и ночлег — Авил прошел к отцу Джеймсу, но не в его маленькую келью, а в главную залу замка, где старый лорд устраивал когда-то приемы, и где во время оно бывал весь цвет Англии.

— Я знал, что ты придешь. — Отец Джеймс печально улыбнулся.

Авил сокрушенно махнул рукой.

— Куда нам теперь? В горах мы не выживем, да и как нам без людей?

— Есть новые земли. Места всем хватит. — Отец Джеймс горестно вздохнул. Склонился над расстеленной на столе картой. Борей, надувая толстые щеки, гнал корабль сквозь Дуврский пролив прямо в пасть морскому чудовищу. — Ты думаешь, так только здесь? Так сейчас везде, куда дотягиваются руки Иннокентия и «псов» его.... — Джеймс взял перо и тонкой твердой линией очертил границы. — Ну, да ладно. Еще два дня ждем, может, ещё кто подтянется, а потом вас проводят. Ты удивишься, но это близко.

Когда Авил вернулся к семье, монахи уже успели разнести ужин, и его ждала дымящаяся тарелка. Маленький сынишка Авила держал на руках буку. Неотрывно глядя на огонь огромными золотыми плошками глаз с черными точечками зрачков, зверек мурлыкал свою песню. Мяукающие звуки постепенно превращались в четкие слова, сплетающие нехитрый узор сказки.

Начинался Исход.

***

Когда стопка исписанной бумаги достигла значительных размеров, домовой откинулся на спинку кресла и помахал уставшей рукой. Осторожно, будто боясь поломать, согнул и разогнул пальцы, подул на ладонь. Бросил взгляд на Никиту. Тот тоже устал, и язык у него уже заплетался как у пьяного. Головная боль, которую Рол снял на время, вернулась, хоть и не была уже такой сильной. А еще домовой понял вдруг, что человек очень голоден.

Рол нахмурился.

Не хотелось прерывать работу. Они только начали и не успели еще толком пройтись по девяностым годам двадцатого века. Вытягивать информацию приходилось едва не клещами. Познания человека в истории собственного мира оставляли желать лучшего, но выбирать было не из чего.

И если Рол хотел узнать что-нибудь еще, ему следовало прерваться и хотя бы накормить своего гостя.

Домовой горестно вздохнул, окинул Цитадель мысленным взором, и тут же соскочил с кресла. Принялся запихивать исписанные листы под него.

— Что ты делаешь? — спросил Никита, пальцами потирая разболевшийся лоб.

— Сюда идет Клемент, мне надо спрятаться.

Убедившись, что бумаги не привлекают внимания, Рол снова взгромоздился на кресло.

— Ро-ол! — позвал человек, — Ты вроде бы хотел спрятаться?

— Тише! — зашипел домовой. Клемент был уже совсем рядом. — Главное не смотри на меня, и никто меня не заметит.

— Не думай про белых обезьян, — пробормотал человек, усмехнувшись.

— Ш-ш-ш! — Раздраженно зашипел Рол, недоумевая, при чем тут обезъяны.

Дверь распахнулась. В проеме показался Клемент. Картинно замерев на входе, он переступил порог, радушно распахивая руки. Улыбка источала дружелюбие, а голос лился как мед из переполненных сот.

—Рад. Очень рад, что вы избежали смертельной опасности. Мне с трудом удалось вытащить вас из западни. — Монах уселся в кресло, сцепил пальцы и уставился на Никиту едва ли не с любовью. Рол почувствовал, что его мутит с этого напускного радушия. — Надеюсь, вам уже лучше? — осведомился Клемент с искренней заботой в голосе. — Вы, вероятно, голодны?

Не дожидаясь ответа, монах прищелкнул пальцами. Вошли двое черных, один нес низенький столик, другой — поднос с хлебом, мясом и зеленью. Рол удовлетворенно кивнул. Теперь не придется ничего красть на кухне.

Как только столик занял свое место перед диваном, Никита по-хозяйски набрал полные руки еды — ломоть хлеба, кусок буженины, пупырчатые огурцы, щелкнул крышкой серебряного кувшинчика, в ноздри ударил винный дух. — Если вас не затруднит... — он откусил здоровенный кусок мяса, — можно попросить воды?

— Воды? — тон монаха на долю секунды потерял свою медоточивост

— Голова и так трещит, крепко вы меня приложили по затылку. — Никита бросил хмурый взгляд исподлобья.

Клемент кивнул черным, и те удалились.

— Ах, Никита...

— То есть вы знаете мое имя?

Клемент снова досадливо поморщился, когда его прервали.

— Конечно. Мы знаем, кто вы и откуда. Вы даже не представляете, как жестоко вас обманули, какой опасности вы избежали благодаря моему своевременному вмешательству. — Никита скептически изогнул бровь. Клемент, не обратив внимания, продолжил. — Вас обманули! Лживыми путями заманили сюда, чтобы использовать в своих целях!

— Что вы говорите! — но даже явный сарказм в голосе собеседника не смог сбить черного с его патетического тона..

— Девочка! — Продолжал он на той же ноте, постепенно забирая все выше — Маленькая девочка обликом и воплощение Сатаны душой! — Этот выпад он завершил, низко нагнувшись над столом, практически ткнувшись длинным острым носом Никите в лицо. Глаза его горели фанатичным огнем. Он старался быть убедительным.

— Да, неужели? — Человек растерялся. Откинулся назад, избегая взгляда глаза в глаза. Он немного насытился, и слегка осоловел. Рол поджал губы. В таком состоянии монаху будет проще убедить своего пленника в чем угодно.

— Бесспорно! Воспользовавшись своим грязным колдовством, она очаровала вас. Вы пошли за ней, сами не понимая, куда и за чем вы идете! Судьба милостива. Если бы воины господа не шли за ней по пятам, не давая передышки, она, конечно же, не выпустила бы вас из своих цепких лап. Но мы смогли вовремя прийти к вам на помощь.

Никита молчал. Тело его расслабилось, домовой почти видел, как вяло текут его мысли.

Молчание пленника вдохновило монаха на новые откровения:

— А вы знаете, кто прислуживает этой ведьме? — Длинные желтые пальцы впились в края столешницы, глаза увеличились до размеров неестественных. — Оборотень!

Никита моргнул, выпрямившись. Дремота ушла. Он явно что-то вспомнил. Склонил голову набок, внимательнее вглядываясь в собеседника.

— Чем заслужил я такое внимание к своей особе? — Взгляд его скользнул по кувшину с вином. Воду так и не принесли, и Никита потянулся к подносу, оборвал несколько виноградин с покоившейся там пышной кисти.

— Как добрый самаритянин, я протягиваю руку помощи ближнему, — расплылся в улыбке Клемент.

Никита не сдержал досады, поморщился.

— Да нет же! Со стороны колдуньи?

— Кто может разобраться в ее темных замыслах? Мы давно охотимся за ней, вы — случайная жертва, мы не могли не прийти на помощь.

Человек не казался убежденным.

— А к чему была эта сказка? Еретик, дьяволопоклонник, убийца?

— Помилуйте, Никита, — у Клемента на все был готов ответ, это читалось в его маслянисто блестящих глазах, — как еще мы могли вырвать вас из лап Вадимира? Капитан возомнил себе бог весть что... Но мы-то знаем, кто вы и откуда. Долг ордена присматривать за путешественниками между мирами.

— Вы можете отправить меня домой?! — на минуту Никита поверил ему. Склонился навстречу, глядя в глаза с надеждой.

— Конечно! — Клементу не стоило так торжествующе улыбаться, увидев надежду и веру во взгляде пленника. Никита тут же уловил фальшь. Он был достаточно проницателен для человека. — Однако... вы, видимо, не осознаете всю глубину угрожающей вам опасности. Чары колдуньи очень мощны. Со дня на день сюда прибудет наш адепт. Святыми молитвами братьев и рукоположением он снимет с вас заклятье. Затем я лично прослежу, чтобы вы вернулись домой.

Поднявшись, монах направился к выходу. Дверь отворилась, и появился черный с кувшином в руках.

— А вот и ваша вода, — обернулся Клемент на прощанье.

Ключ провернулся в замке, как только дверь закрылась.