С обреченностью брошенной тряпичной куклы Даша смотрела, как волк несется на Стасика. Десятилетний пацан вместо того, чтобы хотя бы попробовать защититься, в ужасе присел и закрыл голову руками. Через секунду истошный, но недолгий крик пронял всех, Даша его даже не услышала – почувствовала. Несколько капель крови долетели до ее щеки. А через секунду она видела перед собой лишь желтые глаза, приближающиеся со звериной скоростью, и ощутила себя Стасиком. Паника парализовала. Ладонь зачем-то сжимала палку, но Даша не могла ею даже пошевелить.

Неожиданно послышался знакомый мягкий баритон. «Давай, дочка, подбородок подними, ладони вперед, правую ногу назад и громко, по слогам: «Зам-ри!»

Даша с удивлением обнаружила в шаге перед собой серую статую, с клыков которой еще капала слюна. Судорожно всхлипнула – оказывается, она забыла, что надо дышать, – и оглянулась. Отца, конечно же, рядом не было – это память вовремя подсказала слова давнего домашнего задания. Тогда, два года назад, казалось ненужным помимо обычной школы и музыкальной ходить еще и в магическую, но отец настоял. Он лично отрабатывал с ней каждое заклинание. Сейчас очень хотелось сказать за это спасибо, вот только где он? Жив ли?

Поляна выглядела, будто великаны-людоеды ушли с пикника, побросав все, что не доели. По большей части – животных, но не только. Кое-где бой еще продолжался. Зоя, по локти в крови, вонзала огромный ледяной шип волку в пасть. Витя катался по траве и визжал, а зверь отрывал от него куски. Даша закусила губу, топнула и швырнула в тварь «зам-ри!», но заклинание не долетело, рассыпавшись по пути. Что за дела?! Резко развернулась – взметнулись растрепанные косы – глянула за круг и тут же притихла.

На краю поляны стоял незнакомый офицер лет сорока и недовольно качал головой. Говорили, что в школу на вступительный экзамен приехал куратор аж из самого Абвера. При виде фашиста со свастикой на рукаве Дашу бросило в жар. Такой слово скажет – и их всех сметет в один миг.

Он погрозил ей пальчиком. Мол, не вмешивайся, это индивидуальный бой. Затем перевел взгляд на замершего волка:

– Schlag ihn nieder!

Тут уже их школьный переводчик подсуетился:

– До смерти! Волка надо добить! – как неразумному ребенку пояснил молодой белобрысый парень, которому захотелось плюнуть в морду.

– Я не буду, – тихо ответила девочка.

– Что?

– Не буду убивать! Волк ни в чем не виноват! – Вдруг откуда-то взялась злость и смелость так заявить.

Белобрысый покрутил пальцем у виска, мол, девка, ты сошла с ума, после чего заговорил с высоким начальством. Ученице московской школы № 127 оставалось лишь ждать, как среагируют на ее наглость.

За спиной раздался рык. Даша отпрыгнула, и вовремя: волк, еще секунду назад напоминавший чучело, продолжил бег, не заметив остановки. «Замри!» – закричала девочка, но без толку. Слово рассыпалось на буквы, теряя силу, и даже ребенку было понятно, кто тому причина. Не сработало и заклинание замерзания, и даже защитный кокон стремительно покрылся трещинами. Больше времени на эксперименты не было. Влажное и жаркое дыхание обдало ухо – и инстинкт самосохранения сам вытолкнул из глотки: «Ме-е-еч!» Девочка все еще держала в руках подобранную палку, которая теперь острым концом заточенной стали вошла между ребер огромного зверя.

Тот захрипел, дернулся, клацнул клыками над ухом, но поймал лишь воздух. Пионерка, отличница, перехватила тоненькими пальцами, более привычными к смычку, эфес и воткнула клинок до гарды. Волк рухнул, накрыв ее пятидесятикилограммовой тушей, вдавив в мягкую от августовских дождей землю. Медленно, по сантиметру, извиваясь и изредка заглатывая воздух, Даша выползла. Сил встать уже не было. Тяжело дыша, сквозь буханье крови в ушах она разобрала аплодисменты. Скосив глаза, увидела перед собой черные блестящие сапоги.

– Герр Зелигер весьма доволен твоими способностями. Он считает тебя перспективной, – склонился белобрысый.

Увы, в этот удобный момент у нее не оказалось ни сил, ни слюны, чтобы исполнить давешнее желание. Единственное, что она могла, – корить себя за несдержанность. Отец ей сто раз говорил, что о способностях менять сущность предметов надо помалкивать. Вместо этого она продемонстрировала их в лучшем виде куратору из Абвера! Ну не идиотка ли?!

Юрий Николаевич, директор спецшколы, выстроил оставшихся в живых перед офицером. Дашины ноги подогнулись, и она шлепнулась, но пинков не последовало: немецкий маг в отличие от советского перебежчика знал, что значит выложиться полностью. Чуть скрипнули сапоги, и он присел рядом с девочкой, положил ладонь на ее каштановую макушку и на секунду замер.

Даша почувствовала, как силы стремительно вливаются в нее, будто кто-то наверху открыл кран. Было так странно и неожиданно получить что-то хорошее от немца, это так не соответствовало всем дням и годам войны и оказалось так приятно, что сама собой возникла благодарность. Но затем перед глазами мелькнула черная свастика на рукаве «благодетеля», и Даша вспомнила, кто перед ней и чего на самом деле от нее хотят. В строй она встала со сжатыми добела губами.

– Поздравляю вас всех с зачислением в спецшколу Гемфурт, – белобрысый предатель выкрикивал за капитаном слова, копируя не только интонации, но и пафос. – Здесь вы будете учиться два месяца, а затем вам предстоит выпускной экзамен. Думаю, вы уже поняли, как вам повезло попасть на территорию Германии – страны, которая строит великое будущее. Теперь вам надо доказать, что вы полезные члены общества, готовые трудиться на благо Рейха. После выпускного экзамена вы отправитесь на территорию Советского Союза. У каждого будет свое задание. Справитесь – вернетесь в Германию полноправными гражданами, на деле доказавшими верность стране и фюреру.

Даша со смесью восторга и ужаса разглядывала капитана из Абвера. Спортивное, атлетическое тело, куда запрятали пару бочек энергии пятилетнего ребенка, – фриц не мог спокойно стоять на месте, покачивался с мыска на пятку и, казалось, только и ждал возможности сорваться с места. Темные, бездонные глаза старика, в которых плещется не только мудрость и понимание, но и знания, накопленные столетиями. А исходящий от него магический фон просто пугал. Пионерка привыкла считать отца самым сильным магом, но немец, кажется, был сильнее…

Перевела взгляд на форму. Раньше она такую видела лишь на картинках да в кино. Фуражка с гербом и орлом, такой же орел на груди, справа, широкий ремень, за который Зелигер заложил большие пальцы, повязка члена НСДАП и нашивка в виде дракона, сжимающего в когтях свастику. Метка мага? В СССР все маги обязаны были состоять в партии, но в качестве символа своей принадлежности носили значок с изображением Ленина. Непосвященные считали его просто знаком отличия за заслуги, но Даша знала. Знала она и то, что это не просто символ, а настоящий артефакт, вот только в подробности отец ее не посвящал. Заключена ли магическая сила в нашивке Абвера? Проверять не хотелось.

– Вопросов нет? – спросил Евтухович, директор с лицом уголовника. Если к страху перед Зелигером примешивалось восхищение его умом и магическими способностями, то Юрия Николаевича дети просто боялись до икоты, и Даша не была исключением. Но сегодня что-то произошло, и вот уже во второй раз она пошла наперекор:

– Есть. А что, если я не хочу учиться в вашей школе?

Воцарилось молчание. Даже белобрысый открыл рот от неожиданности и забыл о своих обязанностях. Серые, как шерсть волка, глаза Евтуховича метали молнии. Но немецкий капитан лишь чуть улыбнулся, услышав сбивчивый перевод.

– Я просто напомню, что все, находящиеся по другую сторону фронта, объявлены советским правительством врагами народа. Вас всех ждет наказание, и единственный путь возвращения на родину – вооруженная борьба против Красной Армии, – ответил он.

– Еще вопросы?

Вопросов больше никто не задал, и детей строем повели переодеваться. Их осталось пятнадцать, разных возрастов, от десяти до шестнадцати. Даша держалась рядом с Зоей. Хотя та была на год ее младше, они за неделю успели сдружиться. Худенькая и стеснительная белоруска убила троих фашистов, ворвавшихся в дом в селе Аладинка, прежде чем ее скрутили и отправили в Дрезден. Если бы не строжайший приказ брать детей-магов живыми, Зоя уже давно бы лежала в земле, вместе со своими родителями и братьями-партизанами.

Раздеваться заставили прямо в общем зале. Девочки постарше шипели: «Сволочи! Мрази!» – и жались к стенкам. Младшие просто присели на корточки, обхватив себя за голые тощие плечи. Парни прикрылись ладонями и уставились на собственные коленки. Наконец, вошли два солдата со стопками одежды, свалили их на пол и вышли, заперев засов.

Кто-то из ребят крикнул:

– Сначала девочки! Мальчикам отвернуться!

Даша вместе со всеми полезла рыться в куче и, вытянув серую куртку подходящего размера, обомлела.

– Это же фашистская форма!

На левом рукаве красовался красно-белый ромб со свастикой. На блузе на груди была вышита еще одна эмблема – дракон, сжимающий в когтях свастику.

– Я это не надену, – отшвырнула от себя вещи Даша.

– Я тоже!

– И я! – послышалось со всех сторон.

Одна Зоя молча оделась. Светленькую, в этой униформе ее нельзя было отличить от местных из «Союза немецких девушек».

– Что? – хмуро посмотрела она на окружающих. – Думаете, нам фрицы принесут какую-то другую одежку? Или будем голышом ходить?

Девочки потянулись за юбками и гольфами.

– Хочу сказать, что вам оказана большая честь, – продолжил немецкий капитан, когда ученики вернулись на плац и встали по стойке «смирно». Глядя на шеренгу парней и девчат в форме, никому бы и в голову не пришло, что это советские школьники. Лишь при виде черных, как сажа, волос Марата да узких глаз Егордана можно было заподозрить что-то.

– В этой форме ходят парни и девушки из Гитлер-югенда. Не так легко заслужить ее, если вы не немцы. Но мы не просто ставим вас вровень с родными детьми. Вы, наверное, удивились, увидев на рубашке дракона. Мало кто знает, что означает эта эмблема, а те, кто знает, не болтают на каждом углу. Это символ второго управления Абвера-М. М – значит «Магический». Каждый из вас теперь находится под защитой и покровительством магов Абвера. Это высочайшая честь, и, надеюсь, вы все ее оправдаете.

– Зиг! – вскинул руку в приветственном жесте Евтухович.

– Хайль… – вяло и нестройно ответили ученики, с неохотой поднимая руки. Все знали: не ответишь на приветствие – останешься без еды. Даша, как обычно, решила, что ужин ей не нужен.

Зелигер склонил голову к уху Юрия Николаевича и что-то сказал, явно указывая на нахальную девчонку. Директор кивнул, приказал солдатам отвести учеников в барак, а сам пошел провожать капитана до подъехавшего черного «Мерседеса».

– На, вот, поешь. – Зоя протянула спрятанный в карман во время ужина кусок хлеба. – Вадик, ты принес?

– Я не удержался и съел, – виновато шмыгнул он носом.

– Он маленький, ему надо есть, – заступилась Даша.

Некоторое время в тишине слышалось лишь жевание да стрекотание кузнечиков. Ученики почтили погибших товарищей, еще не успевших стать друзьями или врагами, порадовались, что остались живы сами, по несколько раз рассказали, как справились с волком, и, уставшие, уснули. Лишь к троице сон никак не шел.

– Не понимаю, чего ты хочешь добиться? Чтобы тебя убили? – прошептал, свесившись с верхней кровати, Вадик.

– Чтобы от меня отстали! Пусть посадят в карцер или куда хотят, только не заставляют убивать своих. – Даша уже полчаса ковыряла нашивку на блузке, пытаясь оторвать, но ничего острого не нашлось, а обломанные ногти для этого не годились.

– Не посадят они тебя в карцер. Им нужны либо маги, которые сражаются за них, либо мертвые маги.

Даша фыркнула:

– Для своих одиннадцати лет ты слишком много умничаешь!

– Вадик прав, – вступилась Зоя. – Ты ведешь себя просто глупо. Не хочешь воевать на стороне фрицев – делай вид, будто за них, и сбеги при удобном случае. Как я собираюсь поступить.

– Противно! Противно орать «Хайль Гитлер», противно носить эту мерзкую свастику – все противно!

– А мне противно было жрать лебеду и смотреть, как насилуют мою мать, – прошипела Зоя.

– Но ты ведь убила этих гадов!

– Да. И где я из-за этого? Лучше бы не убивала…

– Не смей так говорить! – вспыхнула Даша. – Если мы не будем бороться, то можно просто пойти и застрелиться.

– Ты революционерка, как Клара Цеткин. Я не такая.

Они замолчали, задумавшись каждый о своем.

– А помните, как нас водили в ресторан в Дрездене? Сразу после зоопарка? – мечтательно протянул Вадик. – Там даже пиво разрешили пить! Хотя оно, если честно, мне не понравилось. А вот еда понравилась. Особенно тот здоровенный кусок мяса…

– Вадик, ты за еду родину продашь, – шикнула на него Даша.

– Да ну тебя! – обиделся паренек и отвернулся.

Москвичка, наконец, бросила ковырять нашивку и легла, натянув тонкое одеяло до носа. Невольно начала вспоминать Дрезден и как там оказалась.

Пятый класс она закончила на одни пятерки и в августе должна была поехать в Артек. Ух, как ей завидовали одноклассники! Особо противные мальчишки распустили слух, что в Артек ее на самом деле взяли благодаря отцу, и слышать такое было ужасно обидно. Ни один учитель с нее не спрашивал строже, чем отец, и если бы он сомневался в успехах дочери – не видать ей Черного моря, будь у нее хоть две путевки. Но до августа еще надо было дожить, и в конце мая Дашу отправили на два месяца в деревню к тетке в Полтавскую область.

Ей там нравилось: река, корова Зорька, лохматый и смешной пес Цыган, котята, которые уже подросли, но, как успокоила тетя Света, все равно играют с бумажкой на веревочке… А еще можно было валяться в траве сколько вздумается, играть с мальчишками в «Казаки-разбойники» и даже вырезать лук и стрелы! Дядя Коля впервые обещал взять ее на рыбалку, и Даше не терпелось поскорей по-настоящему забросить удочку.

По иронии судьбы война началась именно тогда, когда они выбрались на реку. Даша хорошо помнила белое, будто обсыпанное мукой, лицо тети по возвращении. Сердце екнуло: неужели что-то с родителями? Вся радость от пойманных карасей мгновенно испарилась. Когда узнала про нападение немецко-фашистских войск, даже почувствовала облегчение. В одиннадцать лет сложно представить, что такое война, и казалось, это где-то там, далеко, в Испании, но не в ее дворе.

Страшно стало, когда убили Зорьку. Пугающая отрывистая речь, лай Цыгана, переходящий в предсмертный хрип, громкие раскатистые выстрелы и вопль отчаяния тети Светы: «Как же мы без кормилицы?!»

Даша сидела на лавке, прижимая к себе двух котят, Белыша и Черныша, чьи тельца тряслись так же, как ее, и безостановочно шептала: «Мамочка, мамочка, мамочка».

Как она так быстро привыкла к суровому «Шнелле, шнелле»? За два года жизни в оккупации начало казаться, что так будет всегда. Надо только соблюдать некоторые правила, и можно дальше играть в «Казаки-разбойники». Только постоянно хотелось кушать, и еще Даша очень скучала по родителям. По ночам она тихо плакала в подушку и разговаривала с папой. Он ведь маг, самый сильный на свете! Когда уже он ее найдет и заберет?

Даша играла с сыном Черныша – худющим, но крайне энергичным котенком, когда увидела, что к ним идет целая процессия: возглавлял ее дед Степан, за ним двое фрицев с автоматами, а за их спинами охали и причитали еще несколько деревенских.

– Это она, – выставил узловатый указательный палец Степан.

Даша в испуге вскочила и начала перебирать в памяти, что в последние дни сделала не так. Прегрешений вроде не было, но автоматчики схватили ее под руки, больно заведя локти за спину.

– Те-е-етя! – заорала девочка, но та уже и сама выскочила во двор. Из сарая примчался и дядя Коля, пре-вратившийся за эти два года в сгорбленного старика.

– Что происходит?! – рявкнул он.

– Твоя девка – маг, а у немцев приказ: всех детей-магов забирать и отправлять в Германию, – прошамкал беззубым ртом Степан.

– Ты знаешь, чья это дочь? – прошипел Николай, сжимая кулаки.

– А то! Но по мне, хошь это дочь самого Сталина будет – не собираюсь из-за нее помирать. За сокрытие магов наказание такое же, как за сокрытие партизан.

Дяде Коле оставалось лишь в бессильной ярости сжимать и разжимать кулаки, сдерживая слезы.

Потом был спецвагон в поезде: без окон, закрытый от магического воздействия, битком набитый детьми, зато кормили трижды в день, и казалось, что вкуснее еды они в жизни не ели!

Встреча с Дрезденом оказалась на удивление слезливой, не от чувств, а из-за страшной рези в глазах. Столько дней провести в темноте – и выйти на залитый солнцем перрон!

Непонятно откуда взялся слух, что всех, кто не пройдет экзамен на магические способности, убьют. Мол, фрицам нужны только маги, а примазавшихся просто расстреливают. Так Даша передумала делать вид, будто в этом поезде случайно, и впала в панику, вдруг не сдаст экзамен. Но тот оказался прост до примитивности: девочка еще не успела зайти в кабинет, как в нее метнули водяной шарик. Инстинктивно Даша выставила щит, после чего ей выдали номер, что-то записали в большой толстой книге и выгнали на улицу.

Что стало с теми, кто не прошел проверку, Даша так и не узнала. Оставшихся же принимали как дорогих гостей: выдали новую одежду, кормили, водили по городу, показывая его красоты, и чуть ли не любое желание исполняли. Именно тогда она познакомилась с Зоей и Вадиком. По дороге в деревню под названием Гемфурт рассказала им по секрету все, что знала о советских магах, кто ее отец и что он наверняка приедет ее спасать и, конечно, их тоже спасет. Даша и сейчас на это надеялась, вот только… когда он приедет? И доживет ли она до этого?

* * *

Подняли их затемно. Холод и мелкая морось пробирались за шиворот, и ежились все, даже мальчики. Им вообще не позавидуешь: в шортах до колена и гольфах хорошо в жару, но не сейчас. С появлением Евтуховича про холод забыли, забыли даже, как дышать, – вытянулись в струнку, хотя команду «смирно» никто не произносил. За директором шли двое в форме, лет тридцати, с красной повязкой со свастикой на руках и драконом на груди.

– Зиг! – вскинул руку Евтухович.

– Хайль… – вяло отсалютовали ученики, но не все. Несколько промолчали. В эту секунду в них полетели огненные шары. Даша выставила щит, но шар пробил его будто промокашку. От удара она чуть не упала, грудь обожгло, на куртке остался черный след.

– Зиг! – будто не заметив, что происходит, рявкнул директор.

– Хайль! – теперь уже бодрее поддержали его дети, все, кроме двух.

На этот раз Даша подготовилась и соорудила вокруг себя кокон, но и шар прилетел с большей силой. Защита не устояла против атаки мага Абвера, и куртку пришлось тушить об землю. Рядом повалился и Марат в дымящейся гимнастерке.

– Зиг!

– Сте-на! – заорала Даша, сдвигая перед собой согнутые в локтях руки.

Фашисты не стали придумывать что-то новое, а просто запустили по огненному шару. Девочка каталась по траве и орала от боли, пытаясь потушить одежду, но сухая земля плохо сбивала магическое пламя. Вдруг на нее, как бальзам, вылилось ведро воды, заливая огонь и остужая раны. В следующую секунду два шара полетели в стихийного мага Егордана, посмевшего вмешаться, а у Даши уже не осталось сил ни помочь товарищу, ни защищаться самой.

– Дура, они тебя убьют, – прошептала Зоя, помогая подняться.

– Зиг!

– Хайль! – одними губами произнесла Даша, поднимая руку, будто бетонную балку.

Дни проходили однообразно и очень насыщенно. Ранний подъем, зарядка, завтрак и сплошные уроки магии с перерывом на политинформацию о германских победах, обед и многокилометровые забеги, так что после ужина ученики могли только рухнуть от усталости на кровать и уснуть.

Двое фашистов, кидавшихся огненными шарами, оказались преподавателями. Все их обучение сводилось к тому, как выявлять советских магов и уничтожать их. Дети не вызывали у советских военных особого подозрения, а потому могли относительно свободно перемещаться по территории, что фашистам и было нужно. Они заставляли заучивать наизусть карты местности, дороги, населенные пункты, рассказывали, что отвечать, если юных диверсантов спросят, кто они и куда направляются. Учили, как скрывать свою магическую сущность и как незамеченными подойти к магу.

Конечно, в советские штабы, где находятся серьезные специалисты, диверсанты бы не попали, но этого от них и не требовали. С началом войны в СССР первым делом призвали всех, мало-мальски способных владеть словом, и битва на магическом фронте велась даже посерьезней, чем на обычном. Поэтому уничтожение любого, даже слабого мага, склоняло весы в ту или иную сторону. К тому же в Абвере появилась информация о том, что русские готовят масштабную битву за Днепр, поэтому немцы использовали все возможности ослабить Красную армию.

Обороняться и защищаться учеников Гемфурта практически не учили. После выполнения задания требовалось перейти линию фронта и, предъявив пароль любому немецкому солдату или офицеру, попросить доставить в штаб армии, но Даша понимала, что если их убьют – в Абвере плакать не станут.

Столько заклинаний, сколько они выучили за два месяца, Даша не проходила и за два года в московской школе магии. Голова пухла от знаний, дети постоянно падали в обмороки, выложившись на тренировках полностью, но фрицы вливали в них силы и заставляли вновь и вновь отрабатывать удары. Один, что пониже и позлее, любил повторять, что второго шанса у них не будет. Если не повергнуть цель (он так и говорил про убийство советских людей – «повергнуть цель») сразу, то маг успеет принять меры и, с большой вероятностью, этой мерой станет ответный удар.

Москвичке доставалось больше всех: помимо основной программы ее, как особо способную, учили еще по спецпрограмме, где она из подручных предметов типа палок и карандашей создавала ножи, стилеты, веревки и прочее оружие.

Даша практически перестала общаться с друзьями – некогда было, да и силы оставались только до по-душки доползти. Но замечала в них перемены, особенно в Вадике. Как тот сам, без особой необходимости, приветствовал преподавателей вскидыванием руки, как с интересом и даже удовольствием слушал обязательную политинформацию, а однажды, после того как смог, наконец, освоить трудное заклинание, поцеловал нашивку со свастикой на рукаве.

Зоя же замыкалась все больше. Она неоднократно делилась планами о том, как сбежит после отправки в СССР, спрячется где-нибудь и не высунет носа до конца войны – когда-нибудь ведь война должна закончиться? И ей все равно, кто победит. Кто выиграет, тот и выиграет, она не собирается больше терпеть мучения и унижения, рисковать жизнью ради абстрактной победы. Немцы, в конце концов, тоже неплохие, если ты на их стороне. Но после пламенных речей Даши о том, что надо бороться до конца, а если придется, то и умереть, перестала с ней разговаривать.

* * *

В день выпускного экзамена им разрешили поспать аж до девяти утра. После необычайно сытного завтрака – о чудо! – дали свободное время, и отвыкшие от такого ученики не знали, чем заняться, строя предположения о том, что же их ждет на экзамене.

За ними прислали грузовик. Впервые за два месяца дети куда-то выезжали из Гемфурта. Впрочем, ехали недалеко. Их выгрузили около двухэтажного здания, похожего на школу, выстроили в шеренгу и оставили ждать. Ерзая и кусая ногти от напряжения, ученики не замечали ни на удивление ласкового октябрьского солнышка, ни пения птиц – здесь ничего не напоминало о войне. Кроме фашистов, чью форму и автоматы видно было издалека. Даша сразу узнала того самого капитана Абвера-М по походке. Конечно, он не мог не приехать на экзамен!

– Зиг!

– Хайль!

На сей раз немцы остались полностью довольны приветствием.

– Сегодня у вас великий день! – начал Зелигер, и белобрысый предатель выкрикивал за ним перевод. – Вы хорошо потрудились, и теперь осталось применить полученные знания во благо нашего фюрера. Если вы успешно сдадите экзамен, то станете действующими солдатами Третьего Рейха! Надеюсь, каждый из вас понимает, что это значит, какой это почет и ответственность. Я желаю вам удачи и верю, что вы будете хоть и приемными, но достойными сынами и дочерьми моего отечества!

После этих слов детей погнали внутрь. Там действительно оказался длинный школьный коридор и множество классов, каждого ученика поставили перед своей дверью. У Даши сердце стучало, как безумный барабанщик: чего же эти сволочи хотят? В чем состоит экзамен?

Гулко раздавались шаги капитана, пока он шел по коридору, чуть поодаль следовали директор Гемфурта, переводчик и два верных пса-телохранителя. Даром что маги, у каждого в руках по автомату. В звенящей тишине куратор, наконец, выкрикнул то, чего так ждали и боялись выпускники: последнее задание.

– За дверью вы увидите человека, советского мага. Убейте его. У вас две минуты. Вперед! – С этими словами прозвучал звонок.

Даша рванула ручку, вошла, с шумом захлопнув дверь за собой, и привалилась к ней спиной.

Из класса вынесли столы и стулья, лишь доска да портреты великих немецких писателей и поэтов на стенах напоминали о том, что когда-то это была школа. Девочка не сразу заметила человека у противоположной стены, настолько он был тощ, слаб и бледен, буквально сливался с белой штукатуркой. Он не нападал, он вообще ничего не делал, просто стоял, и Даша растерялась. Сама мысль, что надо убить беззащитного человека, да еще и своего, советского, вызывала в ней отвращение. Но что делать? Провалить экзамен? От этого ее прошиб холодный пот. Никто не знал, что будет, если не сдать экзамен, но дети не сомневались, что случится что-то ужасное.

– Здравствуйте, – сказала девочка. – Меня зовут Даша, и я не хочу вас убивать.

– Тебе придется, наверное… – тихо ответил живой скелет. – Подойди ко мне, Даша.

Она как зачарованная двинулась вперед и остановилась лишь в шаге от него. Захотелось зажать нос: шибануло вонью немытого тела и экскрементами. Неожиданно костлявая ладонь вцепилась в ее ладонь, что-то кольнуло, и Даша отшатнулась, вырывая руку. Скосила глаза, боясь оторвать взгляд от того, кто внушал ей страх и жалость, и тихо охнула. В зажатом кулаке оказался ленинский значок, такой же, как у ее отца. Не раздумывая, Даша сунула его в карман и судорожно обернулась. В окошке двери увидела глаза. Видели ли они, что девочке что-то передали? Скорее всего, да, а это значит, что ей конец…

– Теперь убей меня, – попросил маг.

– Нет-нет-нет, я не могу!

– Убей. Меня все равно убьют, но если это будешь не ты, тебе достанется.

Умом Даша понимала, что он прав, и даже приготовилась произнести заклинание ледяной стрелы, но вся ее сущность взбунтовалась. Ученица открыла рот, но закрыла, так и не выговорив смертельные слова.

– Я не могу.

В это время снова прозвенел звонок. Время экзамена кончилось, и в класс вошел один из телохранителей. Оценив обстановку, он что-то прокричал, и вот уже живой скелет оседает, рассеченный наискось невидимым лезвием, а Дашу хватают под руки и куда-то тащат, не обращая внимания на попытки вырваться и слезы. Так ее и волокли через весь коридор под молчаливым взглядом остальных четырнадцати учеников, успешно справившихся с экзаменом.

Грузовик фыркнул и укатил, увозя новых солдат вермахта, а Даша смотрела, как кролик на удава, на Зелигера, вышагивающего из угла в угол. Маг Абвера был зол, и даже наглый переводчик будто прижал уши.

– Ты же понимаешь, что, если откажешься на нас работать, нам придется тебя убить? – остановился он на секунду.

Чуть дыша от страха, девочка кивнула. Она все понимала и не хотела умирать, но и убить не могла. Зелигер вновь начал мерить шагами комнату. Неожиданно он подошел почти вплотную, положил ладони девочке на плечи и по-отечески произнес:

– Глупенькая, я же пытаюсь тебя спасти. Ты хорошая, верная девочка, сильный маг, тебя ждет прекрасное будущее. Ты не виновата, что родилась в такой стране, не виновата в том, что делает твое правительство. Но сейчас мы тебе показываем другую жизнь, достойную жизнь. Она кажется тебе предательством? Но это не так. Это не предательство, а осознанный выбор взрослого человека. Дети считают правильным все то, в чем убеждают их родители, но когда дети вырастают – они сами решают, что правильно, а что нет. Ты же упрямишься, будто тебе пять лет. Да, идет война и мы враги, но разве мы обращаемся с вами как с пленными или людьми второго сорта? Мы даем вам не только еду, одежду и крышу над головой, мы даем вам много больше: знания и уважение.

Дашу поразили эти слова, на которые она не нашла что возразить, этот мягкий голос, сильные и заботливые руки, это так не вязалось с ее ожиданиями, что она чуть не разрыдалась, уткнувшись в китель мага Абвера. Пелена застилала глаза, пришлось часто-часто моргать, чтобы удержать слезы, но Даша сдержалась. Не заплакала и не уткнулась.

Зелигер вздохнул, отпустил ее, крикнул Евтуховича, оставил ему указания и уехал.

Даша всю дорогу назад чувствовала себя котенком, понимавшим, что его везут топить. Но худшее не оправдалось: ее просто бросили в сарай. Единственное, что оставляло надежду, – сохранившийся значок. То ли соглядатай не заметил, то ли забыл сообщить в этой кутерьме, но сейчас несостоявшаяся диверсантка сжимала в руке изображение Ленина, как утопающий фанеру: понятно, что намокнет и пойдет ко дну, но все же еще несколько часов жизни. Как пользоваться этим артефактом, Даша понятия не имела. Об этом ей отец не рассказывал.

Если бы не еда дважды в день, арестантка решила бы, что о ней забыли. Прошла неделя, но ничего не менялось. Кроме ее мыслей. Они неслись, будто осенние листья по ветру, закручиваясь, сменяя друг друга, не остановить. Арестантка то упрямо сжимала губы и готовилась умереть за родину, то корила себя за глупость и детские фантазии, то строила планы по уничтожению Гемфурта, то хотела работать на Абвер. Да, она ненавидела фашистов, но в глубине души, так глубоко, что сама себе боялась признаться, восхищалась капитаном Зелигером. Он ей напоминал отца. Просто так получилось, что он родился в другой стране… От него не было зла, наоборот, всегда только добро в отличие от советского перебежчика Евтуховича. Если бы она повстречала капитана два года назад в Москве – умоляла бы отца разрешить у него учиться. Но тут на ворох мыслей-листьев вновь налетал ветер, рисуя магический поединок между отцом и Зелигером, и Даша ежилась от холода и страха. Она не знала, кто победит, и очень боялась за отца. Перейти на сторону Германии – это все равно что лично стрелять в родных и близких.

За ней пришли, когда испортилась погода. Всю ночь и утро дождь барабанил по крыше, а днем вместо куска хлеба она получила по спине прикладом, руки скрутили и больно стянули сзади, в рот впихнули пропахшую соляркой тряпку, так что Дашу чуть не вывернуло. Похоже, ее начали воспринимать всерьез как мага, вот и лишили возможности колдовать, так, на всякий случай. Впрочем, увели недалеко. В кабинете директора, который сейчас занимал, конечно, Зелигер, руки развязали и кляп вынули. Капитан даже благородно дал стакан воды.

Даша поперхнулась, увидев, кто вошел следом: Вадик. Это был он и не он. Что-то в нем так сильно поменялось, что это отразилось даже во внешности: он стал напоминать лощеного белобрысого переводчика. Впрочем, гадать о причинах столь радикального превращения долго не пришлось. Зелигер приказал ему рассказывать.

Выяснилось, что Вадик первым из учеников выполнил задание и даже перевыполнил: уничтожил целых две цели на берегу Днепра! Притворившись беспризорником, сбежавшим из детдома, что было правдой до попадания в Гемфурт, он разжалобил двух советских солдат-магов. Те принесли ему галет и полбанки тушенки; он показушно уплетал за обе щеки, будто на самом деле не ел неделю, а затем вонзил в глаза обоих по ледяной стреле: одно из самых простых и действенных заклинаний на убийство. После чего бежал чуть не до самой линии фронта: не просто так учеников Гемфурта заставляли наматывать километры. Пришлось потратить еще два дня, чтобы незаметно перебраться на ту сторону, а дальше дело техники: сказать пароль, попросить проводить к командиру, и вот он опять в Германии.

Даша не могла поверить своим ушам. Вадик действительно продал родину за еду… Хотелось плакать и в бессилии колотить кулаками об стену. Так хладнокровно убить своих, тех, кто принес тебе пищу, кто был готов помочь!

– Даша, ты умная девочка, ты же видишь, что происходит. Линия фронта продвигается на восток, мы одерживаем победы, и даже твои друзья теперь наши союзники, – ласково произнес фашист. – В Гемфурт сегодня вернулись Марат и Дмитрий – они тоже отчитались в успешном выполнении задания. Чего ты добиваешься? Чтобы тебя убили? Хорошо, мы это сделаем. Но твоя смерть ничего не изменит и будет напрасной.

– Они мне не друзья! И да, вы побеждаете, пусть так! Но зато еще один наш маг останется жив и будет уничтожать вас! – бросила в отчаянии Даша.

– Хочешь, чтобы убивали немцев? Хорошо, – не-ожиданно согласился Зелигер и крикнул Ганса. Тут же на пороге появился один из его псов-телохранителей.

– Убей его. Разрешаю. Он не будет сопротивляться, – предложил он Даше. Та опешила. Да, конечно, она ненавидела фашистов, но вот так вот убить человека, который даже не пытается защитить себя…

– Только вначале я заберу у тебя то, что тебе передал заключенный, – добавил фашист, похлопал девочку по карманам и вытащил ленинский значок. Покрутил в руках, рассматривая, и бросил на стол. Немцы не догадывались, что это артефакт. К счастью, капитан не заметил, как расширились от удивления глаза Вадика. Он-то понял, что это, вспомнив рассказы бывшей подруги.

В эту секунду капитан Абвера отдал команду Гансу, и тот запустил в Дашу удавку. Она отбила ее, но следом уже летел град игл, так что пришлось срочно ставить защиту. Девочка провозилась с ней чуть дольше, чем требовалось, и приготовилась к очередной атаке, но ее не последовало. Вот он, момент, когда можно ударить самой, и Даша даже швырнула огненный шар, но в последнее мгновение передумала, и огонь лишь чуть опалил мундир солдата.

Ученица Гемфурта догадалась, что задумал Зелигер, и осознала, что его расчет верен. Если она сейчас убьет вот этого немца, поставленного здесь как жертвенное животное, она не просто выполнит приказ капитана, она сможет убивать. Кого угодно. Маг из Абвера понял Дашу правильно: она уже не верила в победу советских войск, не верила, что, как в сказке, придет отец и спасет ее, не представляла, за что борется, если даже друзья перешли на сторону врага, устала от голода и страха, от пинков и побоев, от сопротивления. А ведь можно сытно есть, учиться, чувствовать себя человеком, которого ценят, – надо всего ничего: убить. Применить одно из сотен заклинаний, что в нее вложили за два месяца: «удушение», «отравление», «разрыв аорты», «огонь», «ледяные» или «стальные шипы», «ядовитый дождь», «удар молнией», «тиски» или что-то еще.

Осознав все это в одно мгновение, Даша на удивление спокойно и просто приняла решение умереть. Даже улыбнулась от того, как стало легко, и сняла защиту. В этот момент ее жизнь и оборвалась бы, если бы Зелигер не увидел улыбку и не среагировал молниеносно, прикрыв ее от удара своего телохранителя.

А вот Вадик не понял, что произошло. Он видел, как в девочку с одной стороны солдат швырнул иглы, а с другой – что-то бросил капитан. Не разобравшись, пацан решил, что ее хотят убить, и в эту секунду забыл, какая на нем форма, забыл два месяца муштры, забыл, что в Гемфурте каждый за себя… Из глубины сознания вылезло: «Наших бьют!» Он схватил ленинский значок и просто выставил его вперед, всеми силами захотев, чтобы тот сработал и остановил магов Абвера.

Такой силы и мощи не ожидал никто. Запрятанная внутрь платиновой пластины энергия вырвалась на свободу, ударив лучом в Зелигера. Немец бросил все силы на защиту, но куда там! Жидкий огонь пробил броню, как картонку, вонзаясь в грудь, в дракона, сжимающего свастику. Но энергия пожирала не только капитана. Значок плавился, опаляя детские руки, обдавая нестерпимым жаром грудь и лицо. Это оказался обоюдо-острый меч. Ученики не знали второе, более популярное название значка – «Последняя надежда», не знали, что он создавался не для спасения жизни. Наоборот, активация означала смерть мага.

– Вадик! Бросай его! Ты же погибнешь! – в ужасе заорала Даша, но в ответ то ли услышала, то ли прочитала по губам:

– Мне все равно дороги назад уже нет. Спасайся!

Вадик был прав. На родине за убийство советского мага отправляли за решетку, диверсанту же грозила высшая мера.

Он ненадолго пережил Зелигера, буквально на несколько секунд, но запах горящей плоти и нечеловеческий крик боли Даше еще долго не давали покоя, особенно по ночам. В эти же минуты осознание ужаса происходящего еще не накрыло, тем более за окном давно раздавались крики и звуки автоматных очередей и взрывов.

Выскочив во двор, куда до этого рванул Ганс, ученица Гемфурта застала конец битвы: группа из пяти немецких магов теснила оставшихся в живых работников спецшколы к карцеру, и те, ничего не понимая, медленно поднимали руки. Оба учителя, телохранители и Евтухович были мертвы. Так же как Марат и Дима, бросившиеся защищать новых хозяев.

Даша судорожно всхлипнула и отвернулась. Убитые огнем – зрелище не для слабонервных.

– Папка! – заорала она, вдруг разглядев одного из магов в фашистской форме, и бросилась к нему.

– Дочь! Живая! – Отец обхватил ее одной рукой, крепко прижал к пахнущей махоркой гимнастерке, но вторую руку держал наготове: возможно, бой еще не закончен.

– Зоя?

Рядом с отцом стояла худенькая светленькая девочка и улыбалась. Только сейчас Даша поняла, что до этого ни разу не видела улыбки подруги.

– Ты как тут оказалась?

– Видишь, я решила не прятаться, а бороться. Когда меня забросили за линию фронта, первым делом пошла сдаваться нашим и рассказывать им о засланных диверсантах. Меня быстро передали по цепочке в магическое управление контрразведки «Смерш», а там, оказывается, работает твой отец… Вот он и бросился тебя спасать!

Даша хотела было еще кое-что спросить, но прикусила язык. О выпускном экзамене лучше не вспоминать.

Когда стало понятно, что больше в школе никто не прячется и удара в спину можно не ждать, большой грузный мужчина с ленинским значком на груди обнял тринадцатилетнюю девчушку, покрывая ее голову поцелуями.

– Я боялся, что потерял тебя. Когда добрался до брата и узнал, что тебя увезли в Германию, – решил, что это конец.

– А я боялась, что ты так и не придешь за мной, – расплакалась было Даша, но, всхлипнув, взяла себя в руки. – Пап, знаешь, я теперь ого-го какой маг! Нас столькому научили в этой школе!

– Даш, поехали отсюда. Помнишь, ты все просила, чтоб я покатал тебя на черной машине? Готов исполнить просьбу! Зоя, не отставай!

– Пап, у меня еще одна просьба.

Тот удивленно поднял бровь, но дочь махнула, мол, погоди, я сейчас. Подбежала к пленным, среди которых выделялась белобрысая макушка, и, набрав побольше слюны, смачно плюнула переводчику в глаз. Со связанными за спиной руками предатель даже не мог утереться, что девочку устраивало. Вот теперь можно и уезжать!

Пока они шли к дороге, у Даши никак не выходила из головы одна мысль: что было бы, если бы отряд пришел чуть раньше? Остался бы Вадик жив? Победил бы папа немецкого капитана? Очень аккуратно, как учили, она начала прощупывать его магический уровень, а закончив, закусила губу и мысленно поблагодарила одиннадцатилетнего мальчишку за свою жизнь и жизнь своего отца. И поняла, что уже не маленькая беспомощная девочка и не позволит, чтобы с ее семьей или с ее страной что-то случилось. Даже если для этого придется убивать.