Лайза листала путеводители и туристические брошюры, подолгу смотрела в иллюминатор, освещенный медовым сентябрьским солнцем.

— Мама, а в доме дедушки говорили о Венгрии? — спросила она Марийку.

— Откровенно говоря, не помню. Когда мне было одиннадцать лет, Чарли возмущался подавлением восстания против коммунистического режима в 1956 году. Я помню, как по телевизору показывали советские танки на улицах. Отец клял наших политиков, обещавших поддержать патриотов, более решительно осудить агрессию против венгерского народа, но о лондонском романе моей матери никогда не говорил ни слова.

— И в разговорах с тобой дедушка никогда не упоминал Венгрию?

— Никогда. Правда, у нас иногда готовили острый гуляш с красным перцем, после которого все никак не могли напиться воды. Конечно, это был гуляш в ирландском варианте, его готовил наш повар О'Хоул. — Марийка, задумавшись, молчала несколько минут, потом сказала: — Уверена, что мама рассказала бы о моем венгерском отце, если бы прожила дольше. Она умерла такой молодой… Мне сейчас кажется, что я совсем ее не знала.

В будапештском аэропорту их встретил гид.

— Миссис и мисс Вентворс? — услышали они приветствие молодого темноволосого парня, как только прошли таможенный осмотр. — Меня зовут Ласло Хорват, я к вашим услугам.

На нем были фирменные джинсы и белая футболка с гербом Джорджтаунского университета.

— Вы совсем не похожи на коммуниста! — улыбнулась ему Лайза.

— Как вы нас так сразу узнали? — спросила слегка удивленная Марийка. — В самолете летели, по крайней мере, шестьдесят женщин.

— Мне сказали в турагентстве, что я должен встретить двух очаровательных американок, мать и дочь. Для меня не составило труда понять, что это именно вы.

— Флиртует, как все европейцы, — заметила Лайза.

Ласло уложил их багаж в "ситроен", и они помчались по современной автостраде, разглядывая типичный для всех стран пейзаж дороги из аэропорта в город. Вскоре они достигли Пешта — деловой части города. Ласло рассказывал гостям, где они проезжают, и они задавали ему массу вопросов.

Он сказал, что женат, у него двое маленьких детей, живет их семья с родителями в небольшой квартирке, что учится в университете и подрабатывает в турагентстве.

— Раз мы уже в городе, позвольте провести вас по более симпатичной части города, мимо моего любимого парка, — предложил Ласло.

— Конечно, — согласились Марийка и Лайза.

Ласло припарковал машину на стоянке. Людей поблизости не было. На лужайке они увидели памятник.

— Его воздвигли совсем недавно, — объяснил гид. — Его обязаны были поставить на сорок лет раньше.

Женщины ближе подошли к бронзовой фигуре на постаменте из красного мрамора.

— Кто это?

— Рауль Валленберг, он помогал спасаться евреям во время Второй мировой войны. Великий человек! Он был шведским дипломатом, лютеранином, спасал жизни евреев, помогая им избежать газовых камер в нацистских концлагерях. Его схватили русские и обвинили, что он американский агент. Подозревают, что он погиб в сталлинских лагерях, но никто точно не знает, где и когда.

Они прошлись немного по парку и решили ехать в отель, чтобы принять ванну и немного отдохнуть до ужина после перелета. Они переехали через старинный мост.

— Мы пересекаем Дунай по цепному мосту, ночью он сверкает как бриллиантовое ожерелье. Вы можете совершить здесь позднее романтичную ночную прогулку.

Они поселились в роскошном отеле "Хилтон" на средневековой площади с видом на Замковый Холм. По другую сторону реки располагалось массивное серое здание парламента.

Поездка оказалась все же утомительной, и Марийка с Лайзой заказали ужин в номер, а около девяти часов обе спали, когда зазвенели колокола на башне церкви короля Матьяша.

В семь утра они уже завтракали в уютном кафе, смакуя крепкий черный кофе со свежеиспеченными булочками. Через час Ласло поджидал их в своем "ситроене", припаркованном прямо у стеклянных дверей отеля. Марийка и Лайза уселись на заднее сиденье.

— Миссис Вентворс, в агентстве мне сказали, что у вас есть своя туристическая программа. Что бы вы хотели посмотреть в первую очередь? — спросил Ласло.

— Мы никому не говорили, Ласло, о цели своего визита в Венгрию, но думаю, что вы можете нам помочь, — я расскажу вам о причине нашего путешествия, — ответила Марийка. — Мой отец, которого я никогда не знала, был венгром, а приемный отец-американец умер в декабре прошлого года. Он рассказал мне, что мой настоящий отец погиб во время войны, а мать скончалась очень молодой и не знала ничего о семье своего возлюбленного Иштвана Бокани, кроме того, что он был родом из местечка Дьёидьёш, — вот и вся история. Мне бы хотелось побольше узнать о нем, возможно, найти кого-нибудь из родных и съездить в город, где он родился.

— О, миссис Вентворс, необычная история! Я знаю этот город, Венгрия небольшая страна, и мы доедем туда за несколько часов.

Всю дорогу до Дьёидьёша Марийка молчала, а Ласло и Лайза болтали о студенческой жизни в Штатах и Венгрии. Лайзе понравился этот красивый парень, бегло говорящий по-английски.

Дьёидьёш оказался небольшим провинциальным городком, живущим повседневными заботами. На центральной площади стояла красивая старинная церковь, окруженная цветочным газоном. Марийка с Лайзой любовались домами, сохранившимися, наверное, с XIII–XIV веков. Они оставили машину на площади и узкими улочками направились в сопровождении Ласло на поиски неведомой конторы, где им могли бы дать хоть какую-то информацию.

Наконец Ласло нашел то, что искал. Они вошли в обшарпанное конторское помещение, заставленное шкафами, поцарапанными столами и ветхими стульями. Ласло объяснил, что "две важные американские дамы" хотят получить информацию, и главный регистратор, женщина лет сорока с невыразительным лицом и тусклыми глазами, вызвалась им помочь.

Ласло попросил показать книги регистрации рождения и смерти. К их удивлению, любезная регистраторша заговорила на английском.

— Когда родился ваш знакомый? — спросила она Марийку.

— Думаю, примерно между восемнадцатым и двадцать третьим годами.

— Как его звали?

— Иштван Бокани.

Минут пятнадцать она листала ветхие желтые страницы, тщательно ведя пальцем по строкам записей.

— Я нашла одного Бокани, — сказала она.

У Марийки перехватило дыхание. Ласло перевел ей запись:

"Бокани Иштван. Дата рождения: 4 октября 1920 года. Место рождения: Дьёидьёш. Родители: Томаш и Вера Бокани". В последней колонке Ласло прочитал: "Умер во время войны в декабре 1944 года".

— Больше мы здесь ничего не узнаем, миссис Вентворс, — сказал Ласло, переговорив с регистраторшей по-венгерски.

Она поискала в книгах записи о других Бокани, но ничего не нашла, видимо, они родились в других местах.

— Она говорит, что есть возможность, правда, шанс небольшой, что владелец местного ресторанчика, который примерно тех же лет, может быть, что-то вспомнит.

Они быстро нашли ресторан, и Ласло минут пять разговаривал с хозяином, затем записал на салфетке его имя и адрес.

— Нам нужно снова вернуться на центральную площадь, — сказал американкам Ласло.

Они отыскали домик за длинным каменным забором, свежевыкрашенным известью и обросшим хмелем. Рядом в гараже мужчины возились с автомобилем, на узкой улочке сидели, разговаривая, у дверей домов женщины. Ласло спросил, где он может найти человека по имени Латки. Кто-то позвал седовласого старика с загорелым лицом в рабочих штанах, заляпанных краской.

"Да, он примерно тех же лет", — подумала Марийка.

Ласло разговорился со стариком, несколько раз в их беседе звучала фамилия Бокани. Старик позвал их в свой дом, где познакомил с женой в окружении целого выводка черных смешных щенят.

— Этот человек знал Иштвана Бокани, — сообщил Ласло. — Я не стал ему говорить, что вы — дочь Иштвана. Он думает, что вас кто-то из друзей просил найти своего родственника.

— Продолжайте, — взволнованно попросила Марийка. — Перескажите, что вы от него узнали?

Ласло еще о чем-то спросил старика, потом перевел Марийке.

Бокани был капитаном, когда Латки служил лейтенантом. Он видел Иштвана в Будапеште недалеко от шведского посольства два или три раза. Старик ничего не знает о его семье, кроме того, что мать Иштвана вроде была шведских кровей. Он слышал, что Бокани погиб в доме, снятом Раулем Валленбергом, где прятались евреи.

— Как он погиб? — спросила Марийка.

Ласло перевел вопрос и выслушал ответ.

— Он не может сказать с уверенностью. Возможно, что его убили боевики из "Перекрещенных стрел". — Кто это такие?

— Я вам объясню позже.

— Спросите, не был ли Иштван евреем.

— Он говорит, нет, Бокани был лютеранином, как и Валленберг. Он еще вспомнил, миссис Вентворс, что в организации сопротивления, куда входил Латки, знали о поездке Бокани в Лондон на несколько дней, — это было примерно в ноябре 1944 года.

— Как ему удалось выбраться из страны во время нацистского режима?

Ласло снова стал расспрашивать старика.

— Очевидно, у него был шведский паспорт, только так он мог уехать и вернуться легальным путем. Старик думает, что Бокани выполнял поручения Валленберга и ездил в Лондон за деньгами для переправки евреев. Он говорит, что Бокани погиб, как герой, и ваши американские друзья, которые его разыскивают, могут им гордиться.

Глаза Марийки и Лайзы наполнились слезами. Марийка с благодарностью сжала руку старика.

— Еще один вопрос, Ласло. Спросите у мистера Латки, знает ли он что-нибудь о родителях Иштвана Бокани, о его семье?

— Он снова повторил, что они уехали из Дьёидьёша после войны, и он ничего не знает об их судьбе, возможно, они эмигрировали в Швецию. К сожалению, он больше ничего не может сообщить, фотографий Иштвана у него не осталось. Еще Латки сказал, что в городе нам вряд ли кто-то расскажет больше его. Он снова повторил — это был очень смелый человек.

По дороге к площади Марийка зашла в цветочный магазин и попросила отнести в дом старика Латки букет прекрасных темных роз. Ласло написал по-венгерски на карточке слова благодарности.

На обратной дороге в Будапешт все молчали, погруженные в невеселые размышления. Марийка первая прервала молчание:

— Спасибо, Ласло, вы очень помогли нам сегодня. Расскажите, пожалуйста, о "Перекрещенных стрелах", кто они были такие?

— В октябре 1944 года немцы, отступавшие под натиском русских, вынуждены были вывести свои войска из Венгрии, но они поставили у власти горстку предателей, арестовали фашистского диктатора Хорти. Гестапо и СС заменили боевики из организации, которая по-английски звучит, как "Перекрещенные стрелы". Это были чудовищные подонки — венгры-нацисты. На их черной униформе было изображение перекрещенных стрел. В их рядах были и убийцы, и садисты.

Он замолчал, и Марийка попросила:

— Продолжайте, прошу вас.

— Тогда же, в конце сорок четвертого года, они схватили евреев, которых прятал Валленберг, отвели их на берег Дуная и убили. Судя по тому, что сказал Латки, тогда же погиб и ваш отец. Говорят, Дунай был красным от крови. Валленберг перед тем многим помог спастись — он доставал евреям фальшивые шведские паспорта, пока его не схватили нацисты. Он потратил все семейные драгоценности, спасая чужие жизни. Я рассказал вам все, что знаю.

Марийка попросила Ласло высадить их где-нибудь в центре Будапешта, чтобы они могли пройтись до отеля пешком. Ей хотелось размять затекшие ноги, подышать свежим воздухом и немного успокоиться. С Ласло они договорились встретиться на следующее утро и совершить поездку по городу.

Но их приключения в этот день поездкой в Дьёидьёш не закончились. Марийка и Лайза медленно брели по улице, когда заметили сгорбленную старуху в странном одеянии, пристально смотревшую в их сторону. Ее кожа была дубленной от солнца. Она была вся в черном. Взгляд ее темных проницательных глаз остановил Марийку.

— Черная мадонна! — воскликнула Марийка. — Что-то в этой старухе мистическое. Правда, Лайза?

— Похожа на цыганку.

— Почему она так смотрит на нас?

— Пойдем, мам, не смотри на нее, не обращай внимания.

Но старуха, увидев, что Марийка остановилась, направилась прямо к ним.

— Покажи мне свою руку, красавица, всю твою судьбу расскажу, — произнесла цыганка, подойдя поближе.

— Восхитительно! — воскликнула Лайза. — Она еще и говорит по-английски! Не могу поверить… Уйдем, мама!

Но было уже поздно. Старуха подошла к ним вплотную и ткнула в Марийку желтым прокуренным пальцем:

— Ты — венгерка.

— Наполовину, — сказала удивленная Марийка.

Лайза потянула ее за руку, но она не могла так просто уйти — цыганка гипнотизировала ее своим взглядом.

— Клара! Ты должна найти Клару! — сказала она резким гортанным голосом и снова повторила: — Клара!

Марийка сунула ей в руку несколько форинтов.

Цыганка заметила приближавшегося полицейского, увидевшего, что она пристает к двум иностранкам, и поторопилась уйти.

— Все в порядке! — крикнула Марийка полицейскому, и они с Лайзой пошли дальше, гадая, что это все могло значить.

— Клара?! — удивился Ласло, когда на следующее утро Лайза рассказала ему о цыганке. — Я знаю магазин "Клара", он находится недалеко от вашего отеля на Вачи-утка.

— Не думаете же вы, что это серьезно? — возмутилась Лайза.

— Я должна посмотреть, — твердо сказала Марийка, до конца не уверенная, что должна поступить именно так.

— Вам будет интересно, — заверил Лайзу молодой венгр. — Это магазинчик французской одежды, но там все дорого. Раньше там покупали платья только жены коммунистических лидеров, но не думаю, чтобы хозяйка наняла цыганку, чтобы приваживать иностранцев.

Марийка расплатилась за завтрак в кафе, и они пешком направились на Вачи-утка. Магазин "Клара" отыскать было легко, он расположился на первом этаже, в витрине были выставлены манекены в изысканных нарядах и реклама бижутерии. Они вошли внутрь.

Интерьер магазина был изящен. Стояли кресла в стиле Людовика XV, обитые голубым шелком. Можно было примерить платье перед большим венецианским зеркалом в бронзовой раме.

— Конечно, это была глупая затея, — шепнула Марийка Лайзе, — но давай хотя бы посмотрим что-нибудь для тебя.

К ним подошла продавщица и спросила по-немецки, что им угодно. Марийка стала объяснять, что они хотят выбрать платье для Лайзы, но продавщица по-английски не понимала.

— Я позову директрису, мадам Бокани, пожалуйста, пусть гости подождут, — сказала она, обращаясь к Ласло на венгерском.

Марийка и Лайза удивленно переглянулись.

— Это уж слишком, давай уйдем отсюда, мама, — предложила Лайза.

— Нет! Я должна ее увидеть. — У Марийки срывался голос от волнения. — Я ничего не понимаю! Как могла эта цыганка?..

Симпатичная, элегантно одетая женщина лет шестидесяти спускалась к ним по лестнице со второго этажа. Марийка уловила знакомый ей с детства аромат французских духов "Хейр Блю". Ее мать их очень любила, Марийка помнила их запах с детства.

— Меня зовут Клара Бокани. Что бы вы хотели посмотреть в моем магазине? — спросила по-английски с мягким венгерским акцентом владелица магазина, точно угадавшая в посетительницах американок.

— Меня зовут Марийка Вентворс, а это моя дочь Лайза. Я узнала о вашем магазине еще в Нью-Йорке.

— Мне очень приятно это слышать, ко мне заходят много американцев. У нас хороший выбор и значительно дешевле, чем в Париже.

— Мы бы хотели посмотреть, что у вас есть.

— Да, да, конечно, а я пока приготовлю для вас по чашечке чая. Вы можете отдохнуть и посмотреть каталоги.

Марийка никак не могла понять, что же происходит? Они прошлись по вешалкам, внимательно разглядывая платья.

Через несколько минут мадам Бокани предложила им подняться на второй этаж в ее кабинет — небольшое уютное помещение с кожаным диваном, старинным письменным столом и несколькими акварелями с видами Парижа. Клара предложила им присесть на диван, поставила на складывающийся десертный столик чашки с ароматным чаем.

Лайза молча листала каталог французских фирм. Марийка же решила поддержать ни к чему не обязывающий разговор и ничего не говорить этой женщине об Иштване Бокани.

Они поговорили о французской моде, Марийка рассказала, что модно сейчас в Нью-Йорке.

— Я видела на улицах элегантно одетых женщин, — заметила она.

— Да, это так, — согласилась Клара Бокани. — Ведь в начале века Будапешт был одним из городов-законодателей европейской моды.

Марийка больше не хотела терять времени на светскую болтовню.

— Вы всегда жили в Будапеште, мадам Бокани? — спросила она.

— Перед войной и во время войны я жила в маленьком городке, о котором вы даже не слышали, в Дьёидьёше, а после войны открыла этот магазин в Будапеште.

— Наверное, трудно одной вести дела? Вы замужем, мадам Бокани?

— Я вдова, мой муж погиб совсем молодым в конце 1944 года. Мы были женаты всего два года.

— У вас есть дети?

— К сожалению, нет, была война…

Марийка чувствовала, что нужно остановиться с расспросами, глаза Клары Бокани повлажнели от нахлынувших воспоминаний.

— Извините меня. Вы были очень добры, но мы отняли у вас столько времени, мадам Бокани. У вас прекрасный выбор товаров. Я посоветую всем своим знакомым, которые поедут в Венгрию, заглянуть в ваш магазин. Мы еще к вам зайдем перед отъездом из Будапешта.

— Ловлю вас на слове, — улыбнулась Клара Бокани.

Марийка тепло пожала ей руку. Когда они вышли из магазина, она заметила, что Клара наблюдала за ними из окна своего кабинета, но ее мысли сейчас были заняты другим. Она видела на столе фотографию своего отца и теперь знала, как он выглядел. Она правильно сделала, что ничего не сказала Кларе Бокани.

— Почему ты не призналась, что ты дочь Иштвана Бокани? — спросила ее Лайза. — Ты еще зайдешь к ней?

— Нет. Ее муж погиб, как герой. Не надо ворошить прошлое, это причинило бы ей боль, видимо, она его очень любила.

— Ты разочарована? Я имею в виду, что у него был роман с бабушкой, когда он был женат.

— Лайза, ты все как-то упрощенно понимаешь. Я совсем не разочарована. Мужчины и женщины ведут себя во время войны совсем не так, как в мирное время. Особенно, когда знают, что на следующий день их могут убить. Это понимал и дедушка, и он не осуждал мою мать.

Джонатон позвонил в агентство из брюссельского аэропорта. Гортензия ответила ему резко и холодно.

— Почему вы решили, что она одобрит, если я дам номер ее телефона? Насколько я понимаю, вы стали персоной нон грата несколько месяцев назад.

— Гортензия, знаю, что вы думаете обо мне, но я сам себе противен, поверьте мне.

— Меня это не интересует. Вы очень обидели Марийку, и я не хочу, чтобы это произошло снова. Вы бросили ее, не подумав о последствиях. Теперь вы снова хотите причинить ей боль?

— Поймите, я люблю ее, и не могу без нее жить. Меня сейчас ничто и никто не остановит. Я должен ее найти и поговорить. Я знаю, что она сейчас в Венгрии…

— Каким образом вам это стало известно?

— От Эви Уотсон. Она сказала, что Марийка еще в Будапеште. Вы должны мне сказать, в каком она отеле, иначе я отменю вылет в Чикаго и найду ее, чего бы мне это ни стоило.

"Значит, это миссис Уотсон сказала ему, что Марийка в Европе, у нее были, видимо, на то свои причины". Ситуация стала проясняться.

— Я не просто хочу ее увидеть. У нее там роман с каким-то венгром. Я должен это остановить… пока еще не поздно.

Гортензия довольно ухмыльнулась: "Поздравляю вас, миссис Уотсон! Вы заставили Джонатона Шера мучиться от ревности. Отличная работа!"

— Вы найдете ее до телефону 8-30-30 в отеле "Хилтон", — сообщила она почти ласковым голосом. — Она улетает послезавтра в полдень.

Повесив трубку, Гортензия подошла к двери кабинета Марийки и дернула за веревку колокола. Когда сбежались сотрудники агентства, она со смехом объявила:

— Просто мне хотелось услышать звук колокола, вот и все!

Марийка была полностью удовлетворена результатами поездки и не ожидала, что ей вообще что-то удастся разузнать о своем настоящем отце. Впервые с тех пор, как она рассталась с Джонатоном, Марийка почувствовала прилив энергии и оптимизма. Странно, но именно поездка в Венгрию позволила ей почти цинично взглянуть на свой роман, и это принесло облегчение — она стала лучше понимать себя.

Новые сведения об Иштване Бокани, встреча с его женой вытеснили боль утраты. Надолго ли? Этого она не знала, но новое глубокое чувство наполняло ее сердце. Марийка гордилась своим кровным отцом — это был храбрый и красивый человек. Теперь понятно, почему ее мать влюбилась в него без памяти. Знала ли она, что Иштван был женат? А какое это имеет значение? То была настоящая страсть, усугубленная ужасами войны. Ни у кого нет права осудить эту любовь.

Марийка вышла на балкон, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Она отпустила Лайзу с Ласло в последний раз прошвырнуться по ночному Будапешту. Ласло пообещал свозить ее в старинный кабачок, где умопомрачительный скрипач исполнял любую мелодию всех стран мира, какую заказывали посетители. Марийка с легким сердцем разрешила Лайзе поехать с молодым венгром, считая, что легкий флирт только будет полезен для выяснения ее отношений с Серджио. Клин клином вышибают. По крайней мере, этот парень сам за себя платит.

На следующее утро они должны были ехать в аэропорт, у них были забронированы билеты до Нью-Йорка. Нужно возвращаться и приниматься за дела. Подготовка рекламной кампании по контракту с "Люсксфудс" требовала ее личного участия.

Марийка услышала стук в дверь.

"Наверное, официант привез заказанный в номер ужин".

— Входите, дверь не заперта! — крикнула она, возвращаясь в комнату.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, когда она его увидела. Он мялся в дверях в строгом темном двубортном костюме и старомодном темном галстуке.

— Мне можно войти или меня не пустят дальше порога? — спросил Джонатон неуверенно.

— Входи, — тихо сказала Марийка. Она все еще толком не могла прийти в себя.

Она не знала, как реагировать на его появление, ее словно из горячей ванны бросили в ледяную воду.

— Извини, я не одета.

Она стояла у раскрытой балконной двери в тонком шелковом халате, распахивающемся при порывах ветра, такая сладкая, желанная…

Джонатон готов был кинуться к ней и сжать в объятиях, но боялся, что будет отвергнут.

— Я и раньше видел тебя неодетой, ничего… — На его лице появилась виноватая улыбка.

— Действительно, видел. — Она, не находя нужных слов, показала ему рукой на диван, а сама села в кресло напротив, поджав под себя ноги, как делала это в детстве, когда отец усаживался рядом, чтобы рассказать ей сказку.

— Тебе холодно? — Джонатон заметил, что она поеживается.

— Нет, я постояла немного на балконе, а к вечеру становится прохладно.

Джонатон присел на ковер рядом с ней.

— Я должен был тебя увидеть.

— После стольких месяцев, когда ты обходился без меня? Зачем?

— Гортензия меня тоже об этом спросила. Я звонил, чтобы выяснить, где ты остановилась.

На глазах Марийки навернулись слезы, она отвернулась, чтобы не видеть его молящих глаз, потом вскочила, чтобы пройти в ванную, чтобы умыться холодной водой. Но он тоже встал и перехватил Марийку, обняв ее, и они стояли молча, обнявшись.

— Вот возьми платок, он понадобится нам обоим.

Она вытерла слезы и себе, и ему.

— Я — идиот, дурак, кретин… Я люблю тебя. Больше я не мог ни дня ни ночи без тебя. О, Боже, как же мне было одиноко, особенно по ночам! Я хочу тебя!.. И убью твоего венгра!

— Какого венгра?!

— Твоего ухажера! Эви мне все рассказала, я несколько раз звонил ей, узнавал, как ты…

— О-о-о! — только и смогла выговорить Марийка, давясь от смеха.

"Чертовка Эви! Она использовала старый трюк. Что лучше отрезвляет мужчину, чем ревность? И как сработало!"

— Что он для тебя значит? — спросил недоумевающий Джонатон. — Марийка, скажи мне, ради всего святого, что я не пришел слишком поздно, что все еще можно исправить.

— Ты, к сожалению, стал для меня почти всем, — произнесла Марийка, чувствуя, как силы оставляют ее. — Не так-то легко тебя забыть…

Они отложили полет на целые сутки, чем только порадовали Лайзу, снова улизнувшую куда-то с Ласло. И целый день ели, пили шампанское, занимались любовью.

— Нет никого чудеснее тебя на свете. — Джонатон поцеловал ее груди и стер простынью пот со лба.

— Ты неугомонный, — она поцеловала его в кончик носа.

Они оделись и пошли слоняться по ночному городу.

К утру они подписали в каком-то ресторанчике пакт о примирении. Его главными пунктами значилось:

Чикаго — место совместного проживания, куда переносится главный офис "Стьювейсант коммьюникейшнз".

Покупка квартиры для Лайзы в Чикаго.

Семья Шеров проводит уик-энды с Лайзой.

Оставить квартиру на Саттон-плейс для Лайзы, где она будет жить после замужества.

Энтони Гаррет становится президентом "Стьювейсант коммьюникейшнз".

Джонатон Шер берет с собой свою супругу во все дальние поездки для поисков новых возможностей, чтобы расширить деятельность "Стьювейсант коммьюникейшнз".

Марийка Шер отказывается от принудительного присутствия ее супруга на светских приемах.

Дважды в год, на Рождество и Пасху, Джонатон Шер уезжает проведать своих родственников и мать, Ребекку Шер.

В будние дни Марийка Шер может использовать фамилию Вентворс, но во время командировок своего мужа, в выходные дни и по ночам она становится только миссис Шер.

Медовый месяц супруги Шер проведут в Швейцарии в доме Виктории Стьювейсант в полном одиночестве, деловые звонки и встречи на это время отменяются.

— Надо еще записать, что мы можем разлучаться не больше чем на две ночи, — заметил Джонатон.

— И мы ничего не записали о финансах, — напомнила ему Марийка.

— Я богат.

— Вот и оставайся таким, я не хочу транжирить твое состояние. Счета в банке у нас будут раздельные.

— Хорошо, миссис Предосторожность. Только пообещай мне не флиртовать ни с кем в банке.

— С условием, если ты пообещаешь мне брать на работу только самых страшненьких секретарш, — согласилась Марийка.