Вернувшись в свой офис, Марийка нашла на столе непрочитанную корреспонденцию и вырезку под рубрикой "Бизнес-новости" из канзасской городской газеты, помеченную красным карандашом ее помощницей Гортензией.

Только недавно расставшись с Сидни Миллером, она рассмеялась, прочитав свое собственное высказывание, приведенное в заметке репортером газеты. Два дня назад в Канзас-сити она сказала: "Мы все больше становимся нацией нуворишей и поклонников роскошной жизни, которые ничего не создают для развития рыночной экономики, и только разлагаются".

Она подумала о том, что хорошо бы послать ксерокопию статьи Сидни, но, по здравому размышлению, пришла к выводу, что эта шутка будет стоить ей потери контракта и шестисот тысяч долларов.

Гортензия любовно, даже с гордостью, называла ее снобом, но она даже не представляла, насколько была права. Марийка часто презирала тех, кто присылал ей приглашения на презентации и деловые встречи, но принимала их предложения, рассчитывая найти новых клиентов. Снобизм оправдывал неприятные ей контакты, и некоторые об этом догадывались.

"Конечно, я знаю Марийку Вентворс, президента "Стьювейсант коммьюникейшнз", мы являемся клиентами ее фирмы. Она с трудом разрушает преграду, отделяющую элиту, к которой принадлежала ее семья, от нас, простых смертных…" Другой скажет: "Между тобой, Джо, и миссис Вентворс, мне кажется, это различие еще не стерто".

И Марийка только вежливо улыбнется, они даже не представляют, насколько раздражают ее своей напыщенной бравадой.

Иногда она все же отказывалась от важных деловых встреч, всегда лично по телефону приносила свои извинения, заставляя их думать: "Марийка Вентворс хотела прийти сегодня, но только загруженность помешала ей это сделать".

Или же она посылала на встречу кого-то из своих опытных сотрудников.

"Вам будет там интересно, сходите", — говорила Марийка, представляя своему персоналу возможность приятно провести время на коктейлях в дорогих отелях и ресторанах, на борту арендованного судна или в таких прелестных местах, как парк Купер-Хьюит или Могановская библиотека. Если поход был абсолютно безрезультатным, она успокаивала служащего: "Видимо, это просто не наши клиенты, они еще не дозрели до нашего участия".

Вместо того, чтобы терять время в бессмысленных светских беседах, куда лучше было пораньше вернуться домой, поудобнее устроиться в кровати и почитать книгу. Людям ее профессии редко удается почитать что-нибудь для собственного удовольствия.

Марийке не пришлось добиваться социального статуса, она унаследовала элитную социальную нишу, родившись в семье, представляющей старый истэблишмент Восточного побережья Соединенных Штатов. Это оказывало большое влияние на ее профессиональную деятельность. Представители элиты хорошо знали, что они, откуда появились и кто люди их круга. Им были предопределены многие возможности, которых не надо было добиваться, включая престижное высшее образование, поездки за границу, культурный уровень, которым кое-кто бравировал, и безупречные манеры, когда не приходится задумываться, как вести себя за обеденным столом. Конечно, были и такие, кто всем этим в меру своей развитости не воспользовался.

Марийка была благодарна, что с детства ее приучили к безупречному поведению, что стало неотъемлемой частью ее натуры и основой делового стиля. Она уверенно шла по жизни.

Она подшила вырезку из газеты в досье, поняв, что была слишком резка в разговоре с журналистом в Канзас-сити. Можно быть снобом, не стоит только это афишировать.

Полуденное солнце золотом отражалось за окном, играя на стеклах зданий Мэдисон-авеню. Марийка откинулась в удобном рабочем кресле, глядя в окно. Зарабатывание денег в Нью-Йорке вызывало привкус горечи. Лицо этого прекрасного города покрыто толстым слоем дешевой косметики. За последние несколько лет социальный престиж превратился в вульгарное преклонение перед богатством новых лидеров чистогана, чьи имена пестрели на страницах прессы, реальные новости отступали на второй план, на первом же были их дома, наряды, светские пирушки, путешествия, реки шампанского…

Каждый день она легко и свободно обсуждала денежные вопросы, когда речь шла о бизнесе, но все ее воспитание было основано на принципе: в обществе нельзя говорить о деньгах, спрашивать о цене, обсуждать, кто сколько заработал или потерпел убыток.

Нью-Йорк приучал, как она замечала, к тому, чтобы неприлично проявлять скромность и просто говорить правду, когда речь идет о твоих материальных возможностях и достатке. Однажды, во время одного официального ужина, ее сосед за столом, которого она впервые видела, позволил себе дать ей совет: "Если вы хотите добиться успеха в этом городе, а я знаю, о чем говорю, вы должны производить впечатление очень обеспеченной женщины. Только таким образом вы сможете дать ускорение росту своей фирмы. Побольше говорите о своих прибылях".

Когда же Марийка спросила его, что будет, если она все же станет говорить только правду, он усомнился — выживет ли ее бизнес через пару месяцев.

С улицы доносился приглушенный шум города. Марийка отредактировала пресс-релиз агентства и информационное письмо клиентам, просмотрела бухгалтерский отчет, удивляясь, как увеличивающиеся расходы перекрывают прибыль, сделала кое-какие пометки в блокноте.

Она позвонила Гортензии по интеркому и разрешила соединить ее в случае телефонных звонков через пять минут. У нее разболелась голова и появилась резь в глазах. Марийка помассировала виски и, закрыв глаза, стала медленно вращать головой то в одну, то в другую сторону. Обычно эти антистрессовые упражнения ей помогали, но спину ломило — это были первые признаки артрита.

Она открыла глаза и улыбнулась своему отражению в большом венецианском зеркале. В последнее время она перестала в достаточной степени следить за собой. Раньше каждое утро Марийка занималась на ковре в спальне упражнениями и аэробикой, включив кассету с видеозаписью инструктора или Джейн Фонды. Сейчас ей оставалось только завидовать тем, кто регулярно посещал гимнастический зал или бассейн. Правда, не понимала, какой волшебный рецепт позволяет им так составить свое расписание на неделю, чтобы оставалось время на тренировки и занятия спортом.

Марийка восхищалась предпринимателями вроде Джима Робинсон, который мог себе позволить открыть в офисе гимнастический зал, чтобы поддерживать "дух, здоровье и продуктивность" своих сотрудников. Марийке удалось только приобрести пластиковый мат для небольшой комнаты, где обычно собирались попить кофе, да дезодорант для туалета, чего, конечно, было недостаточно для поддержания духа, здоровья и продуктивности.

И все же она была еще в полном порядке, казалось, говорило ей изображение в зеркале, никто бы не дал ей сорока четырех, может, лет тридцать с небольшим хвостиком. Что бы сказали ей те, кто расточал комплименты, если бы увидели ее мотающую головой и прислушивающуюся к хрусту позвонков?

Со стороны могли бы подумать, глядя на нее, что у Марийки безоблачная жизнь с красавицей дочерью, ей сопутствует успех в бизнесе, ее все жалуют и охотно приглашают в свое общество, о чем так плакался Сидни. Знали бы они, как ошибаются. Ее жизнь далека от безоблачного счастья. Она одинока, лишена любви и мужской ласки с тех пор, как шесть лет назад умер ее муж. Улыбающаяся шикарная Марийка Вентворс, которую все знали, независимая, уверенная в себе, на самом деле была одинокой страдающей женщиной.

Да, у нее есть дочь, Лайза, — живая, динамичная милашка, унаследовавшая характер Дейвида. В ее присутствии Марийка чувствовала, что и Дейвид жив. Если бы у нее не было "Стьювейсант коммьюникейшнз" и преданных ей тридцати шести сотрудников, она бы давно скурвилась в своем одиночестве. А это тоже была ее семья и значительная часть ее жизни.

Что бы она делала без агентства? Без Гортензии, ее правой руки, ее опекуна и самого честного критика. Без черноглазого лохматого пса-охранника, Фу Манцу, и без всех остальных.

Марийка подумала, что сейчас Гортензия отбивается от настойчивых телефонных звонков, давая ей передохнуть. Для нее не нашлось даже маленькой клетушки, секретарской ниши, она сидела за столом в предбаннике прямо за дверью Марийки. А между тем, босс во многом была обязана Гортензии за успех фирмы. Случалось, что она заменяла свою шефиню и в роли матери, и деловой женщины, и участницы на переговорах с клиентами. И она никогда ни на что не жаловалась. Ее круглые черные глаза наливались яростью, если кто-то позволял себе в ее присутствии отпустить шутку или острый комментарий по адресу Марийки Вентворс.

Гортензия закручивала свои тонкие длинные черные волосы в "рогалик" посредине головы, закрепляя его двумя серебряными заколками. Охранительница Гортензия, казалось, всегда была в трауре, она носила только черные платья, изредка украшая их ювелирными украшениями.

Гортензии было уже около пятидесяти, но она сохранила необычную привлекательность, никогда не была замужем, боялась мужчин и была всецело предана работе. Серджио, миланский приятель Марийки и Эванжелин, называл ее "милая рабыня".

Марийка хорошо ей платила — шестьдесят тысяч долларов в год, но никакие деньги не могли быть достаточной оплатой за то, что Гортензия семь дней в неделю старалась сделать жизнь Марийки более комфортабельной, спокойной, хорошо организованной и защищенной от непредвиденных случайностей.

Когда журналистка еженедельника "Деловая женщина" спросила миссис Вентворс, в чем главный секрет ее успеха, она честно призналась:

— Гортензия Омейли, — без всяких объяснений.

Она знала, как управлять людьми, как брать их в оборот, очаровать и заставить делать то, что ей надо.

Один только пример. Она умела читать мысли Марийки. Двух минут разговора, "как прошла встреча за ужином вчера вечером", и на столе Марийки появлялось письмо с благодарностью в самых изысканных выражениях, подготовленное Гортензией, так что шефине оставалось только поставить свою подпись.

Гортензия также умело избавляла Марийку от нежелательных встреч, но так, что люди не чувствовали, что получили отказ.

Был только один человек, которого Гортензия не могла контролировать, — отец Марийки, Чарльз Рассел. Ее глаза загорались, когда он просил позвать дочь к телефону. Марийка делала вид, что ничего не замечает, а спрашивать Гортензию не решалась, опасаясь влезать в личный мир своей помощницы. Гортензия сохла по ее отцу. Марийка не набралась храбрости сказать об этом родителю, это могло его смутить и вызвать дискомфорт в их отношениях. А может быть, и нет. Кто знает? Возможно, они чувствовали взаимное притяжение. Все возможно в этой жизни.

Марийка решила перенести свой бизнес из Бостона в Нью-Йорк спустя месяц, как умер Дейвид. Не раздумывая, она подписала договор на аренду офиса в районе Мэдисон-авеню. Трейлер перевез ее мебель в Нью-Йорк, дизайнеры тут же занялись обустройством, а Марийка принялась искать потенциальных клиентов и набирать штат. Когда отец осудил ее за торопливость, Марийка ответила:

— Я никогда не набралась бы храбрости это сделать, если бы не использовала повышенную дозу адреналина и появившуюся во мне энергию после смерти Дейвида. Меня словно Всевышний или еще кто-то подталкивает. Не ругай меня, отец, сердце подсказывает, что мне делать.

Гортензия и Энтони переехали с ней из Бостона, она наняла еще двух сотрудников — Грега Уиллиса и Стефана Лэмптона. Чарли Рассел посоветовал ей "набрать штат преимущественно из мужчин, так как у женщины-боса контора может превратиться в загон для кудахтающих куриц".

Подразумевалось, что интеллигентный тихий Энтони, всегда аккуратно одетый и выбритый, с тщательной прической и надраенными до блеска ботинками, однажды возьмет на себя управление фирмой. Ему было тридцать пять лет, юридическое образование и мягкие манеры, — он мог повести дело твердой и опытной рукой.

Ее второй помощник, Грег, живой, темноволосый, вечно в темных очках от солнца, которые он не снимал даже в офисе и по вечерам. "Грег, люди не видят ваших глаз, — сказала ему однажды Марийка. — Они не знают, о чем вы думаете". — "Это меня устраивает, — последовал ответ. — Я не хочу, чтобы все читали мои мысли".

Видимо, насмотревшись голливудских кинолент, Грег носил двубортные пиджаки, кашемировые свитера "по горло", темно-коричневые замшевые английские туфли. Гортензия, которой Грег не нравился, как-то заметила Марийке, что ей удалось заполучить Гарри Гранта, "встав из могилы, он продолжает борьбу за свою репутацию". "Тише, говори тише, Гортензия", — смутилась Марийка, для которой промывать косточки ближним было признаком дурного тона. "Не беспокойся, он не услышит, — отвечала Гортензия. — Я не доверяла бы ему, есть что-то скользкое в этом парне".

Любимчиком Марийки был Стефан, высокий и худощавый, с копной песочных волос, висячими усами, — он был самым большим выдумщиком в Нью-Йорке. Вечно он ходил в джинсах и спортивных тапочках, на поясе — широкий кожаный ремень с серебряной пряжкой, на котором была выгравирована сцена родео. Двадцатисемилетний Стефан легко вписался в команду Марийки благодаря мягкости, доброте и необычайному чувству юмора.

Еще была Сара, художница, в прошлом балерина. Увлекаясь астрологией, она по совместительству стала предсказательницей, гадая по картам Таро и на кофейной гуще. На ее столе лежали камни и кристаллы, по которым она ей одной ведомым образом определяла повороты судьбы. Сара открывала маленькой компании мистический мир. Она могла предсказать самые невероятные вещи. Так, например, контролеру Биллу она нагадала развод, и даже назвала сумму алиментов, что впоследствии полностью подтвердилось. А одной из секретарш, Дженни, сообщила, что той предстоит познакомиться с высоким блондином, — так оно и вышло.

Сара всегда носила джинсы и свитера, в свои шестьдесят лет она выглядела как битница, "дитя цветов", с распущенными длинными волосами. Марийка заподозрила, что она курит марихуану, и предупредила, что выгонит ее, если та не бросит. Сара протестовала с выражением невинного ангела:

— Ничего подобного, ото всего лишь сандаловая палочка.

— Как только я снова почувствую этот "сандаловый дух", можешь считать себя уволенной.

Все знали, насколько Марийка не терпит употребление наркотиков.

Что, собственно, все эти люди знали о ней самой? О личной жизни — очень мало. Марийка догадывалась, что они судачат за ее спиной, есть ли у нее мужчина? Может, они считали ее фригидной? Возможно, как-то она услышала мужской голос в соседней комнате, назвавший ее "льдышкой". Жаль, она не разобрала, чей это голос, хорошо было бы ему всыпать. Скорее всего они считали ее скрытной женщиной, озабоченной своим деловым имиджем.

Она не была такой. Одного взгляда на фото, стоявшее у нее на столе, со смеющимся Дейвидом, было достаточно, чтобы успокоить ее, вызвать прилив приятных воспоминаний. Снимок запечатлел молодого, сильного, красивого мужчину, чей взгляд не давал потухнуть огню в ее сердце. Воспоминания о нем помогали бороться с одиночеством, она воспитывала их дочь. И еще у нее было это агентство. Ради этого стоило жить. В ее жизни был смысл, и она не роптала на судьбу.

Дейвид был ее первым и единственным мужчиной. У Марийки умерла мать, когда она была еще совсем маленькой. Отец любил ее, но только в замужестве она ощутила семейный уют.

Она работала в двух фирмах, и это Дейвид уговорил ее открыть собственное дело и придумал название будущему агентству — "Стьювейсант коммьюникейшнз инкорпорейтед". Он заставил поверить в собственные силы, как жены, матери и деловой женщины. Дейвид был нежным и заботливым, всегда угадывал ее настроение, "борьбу положительной и отрицательной энергии", как он говорил, старался помочь ей перешагнуть через страх и неуверенность. В их доме царили доброжелательность и взаимопонимание.

Одного звука его голоса и присутствия в доме было ей достаточно, чтобы избавиться от плохого настроения и дурных мыслей. Когда Дейвид был жив, она не страдала от стрессов. Марийка часто думала о том, сохранился бы тот дух супружества, если бы он не умер. Может, все вдовы думают об этом? Во всяком случае, она не могла забыть Дейвида и была уверена, что такое уже никогда не повторится в ее жизни.

Шесть лет назад случилась беда — автомобильная катастрофа, Дейвид возвращался поздно ночью из деловой командировки. Когда он позвонил из аэропорта, его голос звучал счастливым и довольным, он подписал выгодный контракт и соскучился по дому. Он спросил о Лайзе, Марийка рассказала о дочери, только что перед его звонком она заглядывала в детскую, Лайза мирно спала. Перед тем как повесить трубку, Дейвид сказал нежным шепотом: "Согрей для меня постель, Марийка, и жди меня", — потом раздались гудки отбоя.

Марийка уже стала беспокоиться, почему он задерживается, когда услышала шум подъехавшей машины. В дверь позвонили. Дейвид никогда не звонил в дверь, никогда не забывал ключи, он был очень аккуратный человек.

Офицер дорожной полиции сообщил ей, что смерть была мгновенной. Машина, в которой ехал Дейвид, врезалась в мчавшийся на большой скорости грузовик. Это произошло прямо на выезде из аэропорта. Полицейский попросил ее поехать на опознание тела.

Однажды Дейвид рассказал о своем близком друге, потерявшем жену: "Часто люди не понимают, как велика их любовь, пока кто-то один из них не умирает, — сказал Дейвид. — Счастливые люди, как мы, воспринимают любовь как нечто само собой разумеющееся, не задумываясь о потере".

И через шесть лет после его смерти она помнила эти слова. Тринадцать лет они были счастливы вместе. Такое бывает один раз в жизни. Больше она никогда не сможет ни в кого влюбиться, тем более выйти снова замуж.

С большим усилием и неохотой она принимала приглашения на вечеринки и дни рождения. Встречавшиеся с ней мужчины считали ее холодной, и никогда дело не кончалось постелью. Она их просто никого не хотела. И если ни один мужчина за эти шесть лет не прикоснулся к ее телу, таково было ее желание, никто не возбуждал ее, не вызывал страсти, чтобы потом лежать вместе в темноте обессиленными триумфаторами, лаская друг друга.

Марийка знала, что она всех мужчин будет сравнивать с Дейвидом, и всегда сравнение будет в пользу мужа, ее первого мужчины. Казалось, мужчины, окружавшие Марийку, чувствовали, что она наложила на секс внутреннее табу. И они не назначали ей повторные свидания.

Одни мужчины были не в том возрасте, чтобы быть откровенными с ней. Другие говорили, что загружены работой. Третьи предпочитали более доступных женщин, которые становились для них призом за приятно проведенное время, секс для них становился таким же естественным продолжением ужина, как чашка кофе после сладкого десерта. Все эти мужчины появлялись и быстро исчезали из ее жизни. Она так хотела. Это отвечало и их желаниям.

Только однажды Марийка посчитала, что пора внести коррективы в свою интимную жизнь. Президент одной рекламной фирмы, Коннор Мортон, стал обхаживать ее, и Марийка почувствовала все возрастающее физическое влечение. С ним было очень приятно проводить время. Интеллигентный динамичный весельчак, Коннор умел создать вокруг себя атмосферу беспроблемности, словно налетевший ветер разрывает туман. Кроме того, он был очень одаренным человеком в своем деле, их интересы переплетались в бизнесе.

Она почувствовала, как Коннор все больше влюбляется. Настало время и ей любить и быть любимой. Ее тело готово было к новой страсти, такой, какую вызывал в ней Дейвид. Это не было бы предательством, она хранила о Дейвиде самые светлые воспоминания и достаточно долго гнала от себя других мужчин.

Марийка очень много работала, подолгу засиживалась в офисе. Таким же был и Коннор, те немногие часы, которые они могли провести вместе, оба ценили. Они все время веселились, когда были вместе. Коннор смешил ее и себя. В последний раз, прощаясь с Марийкой, Коннор поцеловал ее, и она испытала огромное желание отдаться ему, но он не торопил события и умел ждать, видимо, понял, что этот приз можно получить, если двигаться к нему очень медленно.

Гортензия одобрила появление Коннора, но была бы не против любого другого — удачливого, привлекательного, одинокого мужчины, появившегося в жизни Марийки.

Как-то Марийка и Коннор в очередной раз оторвались от дел, чтобы встретиться за поздним ужином в ресторане "У Мортимера". Они заказали жаренную с картофелем и помидорами курицу и бутылку сильно охлажденного "Монтраше".

— Вас дозваться на ужин почти невозможно. — Коннор накрыл своей теплой ладонью ее руку.

Его нога коснулась ее под столиком, и это было не случайно, в том не было сомнения. В этот вечер им предстояло заняться любовью. Сидя друг напротив друга за небольшим круглым столиком на мягком кожаном диване, отделявшем их от других посетителей, оба чувствовали, как их все больше охватывает страсть.

Разговор неожиданно прервался, оба молчали, медленно ели, смакуя вино, или разглядывали танцующих — симпатяшек, в коротких обтягивающих платьях, и молодых людей, заигрывающих со своими подружками, но не забывавших поглядывать по сторонам, не появится ли кто получше.

— Что выберем на десерт? — спросил Коннор.

Официант унес грязную посуду, оставив на столе счет.

— Спасибо, больше ничего не хочу, — ответила Марийка.

Коннор оторвался от счета.

— У меня дома специально по такому случаю припасено шампанское.

— Заманчивое предложение, — рассмеялась Марийка. — У меня в холодильнике только лимонад без сахара. Но, думаю, Лайза и Серджио уже и его употребили.

— Думается, шампанское ляжет на курицу лучше, чем лимонад.

Они поймали такси на Семьдесят пятой улице до Трамп-тауэр, где жил Коннор, уселись на заднее сиденье, и Коннор поцеловал Марийку.

— Это лучше защищает от аварии, поскольку таксисты всю дорогу пялятся в зеркало заднего обзора на пассажиров, не обращая внимания на другие машины.

— Они рассчитывают увидеть что-нибудь любопытное, — отозвалась Марийка.

— Если он будет так медленно ехать, то скоро увидит.

Квартира Коннора была современно и уютно обустроена: застекленные стены, скрытая подсветка, черная кожаная мягкая мебель, восточные ковры и бронзовые скульптуры диких животных на постаментах. Коннор поставил на кофейный столик из черного мрамора два бокала-баккара и охлажденную бутылку "Дом Периньон" в хромированном ведерке со льдом.

Подняв бокалы, они немым тостом приветствовали друг друга. Также молча отпили шампанское и сидели, смотря в окно на ночной город.

Затем поцеловались, два усталых человека, жаждущих покоя. Их губы встретились без сопротивления, но прикосновение было слишком коротким, чтобы зажечь пламя. Их поцелуи становились все более страстными.

Внезапно Коннор оторвался от Марийки, резко встал и вышел из гостиной. Ее несколько покоробило такое поведение.

Он вернулся, спрятав что-то за спиной, и улыбался, как мальчишка.

— Попробуй это. — Он поставил на столик хрустальную табакерку с белой пудрой и воткнул в нее соломинку.

Марийка с содроганием смотрела на его приготовления.

Он подошел к ней, протянул руки, чтобы обнять, но она оттолкнула их, встала с дивана и холодно сказала:

— Коннор, я не люблю этого. Ты предлагаешь мне наркотик и хочешь, чтобы я накачалась им вместе с тобой.

— Это доставит нам еще большее удовольствие, Марийка, — запротестовал он.

Коннор притянул ее на диван и стал жадно целовать в шею и плечи.

— Я не хочу никаких наркотиков, — гневно сказала Марийка и с силой оттолкнула его так, что Коннор чуть не свалился с дивана.

— Зачем тебе это, Коннор? Зачем?

— Потому… что от этого получаешь гораздо больше наслаждения, — объяснил он обиженным тоном. — Меня… так больше возбуждает… я смогу доставить больше удовольствия.

— Я устала от тебя. — Марийка снова встала и направилась к двери, бросив через плечо: — Так знай же, Коннор, когда я ложусь с мужчиной в постель, ему не нужен кокаин, героин, таблетки или еще что-то в этом роде, ему просто со мной хорошо.

И она резко захлопнула за собой дверь.

Марийка слышала, что он звал ее, протестовал, кинулся за ней, но, к счастью, лифт быстро поднялся на нужный этаж. Как только за ней закрылись двери, она расхохоталась. Только что она уверяла Коннора, что спит с мужчинами и им не нужны стимуляторы. Какие мужчины?! С кем она спит? Потеха! Если кому и нужны стимуляторы, так ей самой. И ничего смешного в этом нет.

Марийка закрыла дверь в свой внутренний мир, где остались физическое желание и страсть. Не важно, если она не сможет вспомнить комбинацию цифры, чтобы открыть ее снова. У нее есть дочь, работа и друзья, и этого вполне достаточно. Она не должна жалеть себя. Нынешняя жизнь ее вполне удовлетворяет, и ей сопутствует удача.

Придя домой, Марийка с полчаса посидела в кресле, собираясь с мыслями, потом взяла свой мини-компьютер, чтобы посмотреть, какие встречи назначены на предстоящий день. В файле "Неотложные дела" первым номером значилось: "Лайза — Серджио".

Она должна поговорить с дочерью. Неугомонное очаровательное юное существо. "Красива, как мать", — говорили знакомые, но Марийку беспокоило, что девочка гораздо хуже ее приспособлена к жизни. Может, это вина матери? Она была бы более стойкой, если бы мать больше времени оставляла на дом, а не посвящала себя полностью карьере. На такие вопросы нет ответов.

Марийка занесла разговор с дочерью в раздел неотложных дел потому, что Лайза звонила накануне утром из штата Колумбия и объявила драматическим голосом, что ее роман с Серджио неожиданно закончился. Конец всему, единственный выход — в монастырь. Лайза склонна была все преувеличивать, и Марийка попросила ее не делать глупостей, по крайней мере, еще сутки, пока они не смогут все спокойно обсудить вдвоем. Лайза тут же согласилась…

Глубокий вдох и очень медленный выдох, поворот головы вправо, поворот влево — боль не проходила, она пронзала весь позвоночник от спины до затылка.

Марийка закончила упражнение и досмотрела расписание на день. Заседание в конторе в шесть вечера — нужно обсудить несколько срочных деловых предложений. Двух крупных потенциальных клиентов они потеряли за последнюю неделю. Причина — непростительная расхлябанность и неумелая демонстрация возможностей ее агентства.

Откинуть голову назад, наклонить налево, наклонить направо, сделать несколько круговых движений, чтобы позвонок встал на место…

Итак, Сидни Миллер продлил наконец их контракт со значительным увеличением суммы вознаграждения, даже если ей придется вести себя как шлюхе, она пообещала "вывести в свет" Рейчел.

С персоналом придется обсудить болезненный вопрос — сокращение расходов на содержание фирмы. Об этом она объявит вечером на заседании.

Голову повернуть налево и откинуть…

Упражнения прервал телефонный звонок. Марийка подняла трубку.

— Алло! Это Матильда Кауфман.

"Матильда Кауфман? Что ей от меня нужно? Она решила мучить меня до конца жизни".

Она и ее муж Льюк были владельцами крупной швейцарской компании по производству продуктов "Люксфудс". Это был один из крупных провалов Марийки за последние две недели, она потеряла многомиллионный контракт на рекламу шоколадных изделий Кауфмана, который перехватили конкуренты "Хилл и Нольтон".

Даже если бы контракт достался "Стьювейсант коммьюникейшнз", Марийка и тогда бы не испытывала особого удовольствия, теряя время на болтовню с Матильдой. Она достаточно потрудилась, разрабатывая концепцию рекламной компании для "Люксфудс", потом Грег и Стив доработали детали. Ей пришлось уехать по делам в Лондон, но она была уверена, что все будет доведено до конца и сделка состоится. Ее фирма всегда тщательно продумывала каждый шаг. Марийка ставила цели и подробно расписывала, как их достигнуть, причем тщательно подсчитывались все будущие расходы, чтобы у клиента не было иллюзий, насколько дорого ему обойдется весь проект. Затем уже давалась воля фантазии. Система общественных связей подразумевает создание имиджа. Все это должно найти отражение в конечной цифре, оценивающей усилия агентства.

Марийка представила себе полную фигуру Матильды Кауфман, она была похожа на стянутый ремнями набитый пуфик. Супруги явно не заботились о своей диете, видимо, пожирали в огромных количествах произведенный ими шоколад.

— Добрый день, миссис Кауфман. — Марийка старалась сдерживаться.

— Миссис Вентворс, Льюк и я очень сожалеем, что ваша фирма не получила контракта.

— Я еще больше сожалею об этом, миссис Кауфман.

— Вы единственная из руководителей восьми компаний, проигравших борьбу за наш контракт, кто прислал нам письмо с выражением благодарности, мы такого не ожидали.

— Очень рада, что письмо вам понравилось. — Марийка всегда посылала такие письма, даже если дело не выгорело. Можно прекратить разговор, и она была готова положить трубку.

— Это письмо… в таких изысканных выражениях… Короче, мы решили с Льюком дать вашей фирме еще один шанс. Нам приятно работать с такими… с такими… необидчивыми людьми, как вы.

— Вы имеете в виду рекламу вашего шоколада?

— Нет, кое-что получше. Наша новая продукция пока секрет. Мы организуем новые производственные линии. Это будет нечто грандиозное, но я не хочу обсуждать это по телефону. Надеюсь, вы меня понимаете, миссис Вентворс? У нас очень крупный концерн и сильные конкуренты, такого рода разговор должен остаться сугубо между нами.

— Конечно, конечно, миссис Кауфман. — Марийка разве что не подпрыгивала от радости — такое выгодное предложение сулило баснословные доходы, в новый вид товара вкладывались огромные суммы на рекламу, чтобы завоевать место на рынке. Нужно было срочно договариваться о встрече, чтобы никто не обскакал ее.

— Когда мы сможем увидеться?

— Мы едем в Цюрих на пару недель. Как у вас двадцатого, во вторник? Мы могли бы встретиться в нашем офисе в Уайт-плейнс.

Марийка сверилась со своим мини-компьютером.

— Двадцатого? Отлично.

— Договорились, увидимся двадцатого в девять утра. Вы уже знаете, где мы расположены. Угостим вас особым какао. Я знаю, стройные изящные леди предпочитают не употреблять этот продукт, но, уверяю вас, наше какао — это нечто особенное!

Они распрощались. "Миссис Кауфман, — сказала себе Марийка, — будьте уверены, я готова выпить даже литр вашего какао, и, если дело выгорит, я буду пить его всю жизнь…"

Марийка не любила использовать конференц-зал в своем офисе для неофициальных встреч. Она предпочитала проводить здесь встречи с клиентами, сам зал настраивал на деловую атмосферу. Совещания с персоналом обычно проходили в кабинете Энтони, который мог вместить кучу народа.

Гортензия известила всех служащих о срочном совещании. Кто-то был расстроен, что ему придется задержаться на работе. Марийка без причины не объявляла срочный сбор.

Марийка постучала и вошла в кабинет вице-президента. Энтони Гаррет, удобно расположившийся в своем кресле, закинув ноги на стол, быстро принял деловую позу. В кабинет потянулись и другие сотрудники фирмы.

Грег Уиллис, Стефен Лэмптон, Сара Фишер сели рядом с Энтони в начале стола. Гортензия, готовая вести запись, устроилась с блокнотом на своем обычном месте в углу. Все знали, что и оттуда она не пропустит ни одного слова.

Марийка решила начать с плохого известия.

— Дело в том, что мы больше не можем быть настолько же расточительны, как раньше. Наши доходы отстают от роста расходов. Это непозволительно. Мы прозевали два выгодных предложения, пока я отсутствовала. Эти контракты перехватили другие фирмы, которые отнюдь не лучше нашего агентства. Вот что меня тревожит. Если так пойдет дальше, мы вынуждены будем сократить персонал и снизить зарплату. Это печально, но неизбежно. Я не понимаю, что происходит. Если кто-то понимает больше меня, пусть скажет.

Все молчали. Не похоже было, что босс их дурит. Первым заговорил Энтони:

— Мы просто… я бы сказал, размагнитились. В том, что происходит, есть вина каждого из нас. Лично я чувствую свою персональную ответственность, и я скажу прямо, что могу делать значительно больше, черт возьми!

— Мне кажется, это моя вина, Марийка, — прервал его Стефен. — Мы упустили контракты потому, что плохо были подготовлены наши предложения. Я был последним, кто читал их в офисе, перед тем как послать клиентам, и понимал, что мы выглядим не на высоте. Значит, это моя вина.

— Не надо нас выгораживать, — вступила в разговор Сара. — Это не только твоя вина. Я компоновала материалы для рассылки и не вычитала итоговое заключение, так что я тоже виновата.

— Я готовила заключение по обоим проектам, — раздался из угла голос Гортензии. — В фирме я работаю с первого дня и, как никто другой, разбираюсь, насколько хорошо мы обработали наши предложения. Я должна была указать Энтони на имеющиеся просчеты — это моя вина.

Марийка посмотрела на Грега, который до сих пор отмалчивался. Он смотрел в окно, казалось, не вслушиваясь в то, что говорили его коллеги. Теперь все поглядывали на него, но Грег не реагировал.

— Итак, вы все понимаете, что это наша общая вина, — насколько напыщенно произнесла Марийка. — Мы команда, слава Богу, все успехи — наши общие победы, у нас и общие поражения. Это и тебя касается, Грег. Я рассчитываю на твои творческие способности.

— Подождите, Марийка, — остановил ее Грег, выйдя из сомнамбулического состояния. — Я не чувствую себя виноватым. Вы уехали и поручили мне изучить пять перспективных проектов, чем я и занимался. Я не несу ответственности за провал этих двух. — Он укоризненно посмотрел на Стефена, тот нервно крутил свои висячие усы.

Марийка проигнорировала его вспышку.

— Вы все такие одаренные люди и всегда гордились своим профессионализмом, высоко оценивали свои способности. Что же теперь случилось с нашей командой? — Никто не произнес ни слова, и Марийка продолжала: — Не моя вина, что мне пришлось уехать, когда готовились эти предложения, и вы отослали их клиентам. Вы могли бы передать мне их по факсу в Лондон. Я хотя бы прочитала документы перед их отсылкой, если у вас были сомнения. Раньше мы координировали общие усилия.

Марийка чувствовала, что все с ней согласны и чувствуют свою ответственность за произошедшее.

— Нам нужна была эта накачка, Марийка, — сказал Энтони. — Думаю, я выражу общее мнение присутствующих, что подобное не повторится, мы этого не допустим. — Он неожиданно улыбнулся и спросил менее официальным тоном: — Вы сказали, что сначала будут плохие новости. Есть и хорошие?

— Наши шведские шоколадные друзья звонили мне вчера поздно вечером.

Сотрудники удивились.

— Они решили не подписывать контракт с "Хилл и Нольтон"? — спросила Сара, так как больше других работала над этим проектом.

— Нет, наши конкуренты представили лучшие предложения, но Кауфманы хотят дать нам еще один шанс.

— Каким образом?

— Все дело в том небольшом письме с благодарностью, которое я им отправила, обычное вежливое письмо с сожалением, что наше сотрудничество не состоялось.

— Ну и что, скажите же скорее! — не выдержал Энтони.

— Матильда Кауфман сказала, что они собираются производить совершенно новый продукт, но пока это секретная информация. Она хотела бы предложить мне контракт на рекламу.

Все стали переглядываться, выпуск новой продукции — мечта для рекламной фирмы. Это сулило огромные доходы.

— И все же я хотел бы знать, почему они снова обратились к нам?

— Я уже объяснила почему. Когда мы получили от них телекс, что соревнование за контракт выиграла фирма "Хилл и Нольтон", я отправила им обычное вежливое письмо с благодарностью, что они сочли нас достаточно солидной фирмой, чтобы претендовать на подписание такого контракта. Оно произвело на них сильное впечатление — вот и все.

— Господь всемилостивейший! — Стефен не мог поверить, что это единственная причина. Может, Марийка что-то не договаривает?

Она заметила, что в последнее время он сам не свой. Обычно одетый как денди, Стефен перестал следить за собой и был чем-то сильно озабочен.

Совещание закончилось, и Марийка попросила Стефена зайти к ней в кабинет. Она прикрыла дверь и присела на край стола.

— Стефен, с тобою что-то происходит, я это чувствую. Выглядишь ты неважно, какой-то потерянный. Куда делась твоя обычная энергия?

— Плохо себя чувствую.

— Может, тебе следует обратиться к врачу? Пусть проведет обследование за счет фирмы.

— Хорошо, если вы так считаете.

— Да, конечно.

— О'кэй, Марийка… — Он хотел было уйти, но задержался.

— Что, Стефен?

— Я боюсь, что мы… не справимся с этим новым проектом. Боюсь нового провала…

— Мы все дали маху. Думаю, другие чувствуют то же, что и ты, но нельзя опускать руки.

— Вы по-прежнему верите в возможности нашей команды?

— Да, без сомнения.

— Но вы говорили о возможном сокращении штатов. Думаю, мне первым придется уйти.

— Скорее одним из последних. Я очень рассчитываю на твою изобретательность. Что я буду делать без тебя? Ты рождаешь все те идеи, которые дают нам возможность двигаться вперед. Мне часто кажется, что большая часть наших изобретений стала возможной именно благодаря тебе.

— Нет, это ваша заслуга. — Стефен не скрывал своего восхищения. — Вы рождаете идеи, мы их только развиваем. Всем это хорошо известно.

Марийка, положив руку на плечо Стефена, проводила его до дверей и попрощалась. На ужин, куда ее пригласили, Марийка уже опоздала. В ее кабинет заглянула Гортензия.

— Что ты думаешь о нашем совещании?

— Все были подавлены, я, во всяком случае.

— А Грег не чувствовал никакой вины. Ему, кажется, было все равно.

— Я заметила. Когда ты уехала в Европу, то оставила наброски проекта по рекламе продукции Кауфманов и сберегательного банка на его столе, и он должен был принять участие. А теперь считает, что не несет никакой ответственности?

— Вот это-то мне и не понравилось.

— Его не волнует твое благополучие, босс. И не только это… — Она не договорила, опасаясь, что задерживает Марийку, та куда-то опаздывает. — Ладно, иди, уже поздно.

Но Марийка не хотела уходить, не выслушав мнение Гортензии.

— Продолжай. Что ты хотела сказать?

— Я слышала краем уха, что Грег подыскивает себе новую работу. Очевидно, считал, что именно он должен был стать твоим партнером, а не Энтони, но и это еще не все.

— Бога ради, Гортензия! Что ты говоришь? — Она не могла поверить, что ее ближайший помощник подыскивает себе место на стороне.

— До меня также дошли разговоры, что он не держит язык за зубами, и нашим конкурентам становятся известны идеи по проведению рекламных кампаний, которые разрабатываются в фирме.

— Гортензия! Ты что, начиталась шпионских романов? Ты уже никому не веришь! — С этими словами она вышла из офиса, не желая больше выслушивать эту чушь.

Через десять минут после ухода Марийки зазвонил телефон. Гортензия взяла трубку и услышала голос Санд. Их обеих объединяла общая неприязнь друг к другу. Когда Санд узнала, что миссис Вентворс уже ушла, она не очень убедительно объяснила свой звонок желанием узнать, где их общий с Марийкой знакомый организует коктейль сегодня вечером.

Гортензия объяснила, что ни на какой коктейль ее босс не собиралась, но ей присылали приглашение на вечер, организуемый литературным обществом.

— Разве Наташа Вандерлип не ее близкая подруга?

— Миссис Вентворс никогда не принимает приглашения на вечер во вторник и в четверг, — резко ответила Гортензия. — Все ее друзья знают об этом, миссис Вентворс очень серьезно относится к своим обязанностям волонтера литературного общества. Она считает, что люди, которые преуспели в бизнесе, должны помогать тем, кто нуждается в такой помощи. — Гортензия на одном дыхании произнесла эту тираду.

— Хорошо, я просто хотела узнать о вечеринке Вандерлип, — ответила обескураженная Санд.

— А вы что же, не получили приглашения? — спросила Гортензия издевательским тоном.

Санд не обратила никакого внимания на подтекст вопроса.

— Гортензия, голубушка, возможно, вы сможете мне помочь. Вы не знаете, Марийка в последнее время контактировала с Белым домом? — елейным голоском поинтересовалась Санд.

— О-о… Если вы хотите получить комментарии по этому поводу от миссис Вентворс, вам придется долго ждать.

— Как долго? — спросила непрошибаемая журналистка.

— Возможно, вечно, миссис Санд.

— Не называйте меня миссис Санд, я просто Санд.

— Хорошо, Санд, — Гортензия выдержала — многозначительную паузу, — дорогая… — и положила трубку.

Марийка чувствовала усталость, день выдался трудный. Прогулка от офиса до здания банка, где волонтеры нью-йоркского литературного общества проводили свои занятия, не доставила никакого удовольствия. Обычно она с энтузиазмом предпринимала этот поход, уверенно вышагивая своими длинными ногами по мостовой.

Тут она вспомнила, что на ее жакете приколота бриллиантовая рыбка. Она не может появиться с такой брошью в литературном классе, даже если все решат, что это ненастоящие камни. Марийка остановилась и, отвернувшись к витрине, расстегнула пальто, отколола брошь и положила в сумку.

Учителя и ученики уже были в полном сборе, все приветливо здоровались, называли друг друга по именам. Некоторые перекусывали в банковском буфете, другие небольшими компаниями толпились у столов для занятий, кто-то раскладывал книги и тетради. Ученики были самых разных возрастов, они приходили на эти занятия, чтобы научиться читать и писать, поскольку каждый из них по какой-то своей причине был лишен такой возможности раньше в жизни, что могло бы показаться нереальным.

К Марийке подошла инспектор курсов Грейс Форман и дружески пожала ей руку.

— Вы прекрасно справились с Алонцо. Мы дадим вам нового ученика, сегодня он придет в первый раз.

— Новенький? Отлично. Как его зовут?

— Билл Карвер, он приехал из горного района в Кентукки, никогда не учился в школе. Сейчас работает швейцаром в Квинсе, но опасается, что потеряет работу, если узнают, что он не может прочитать инструкции, которые дает хозяин.

— И он только поэтому хочет учиться?

— Вот вы это и выясните. Он появился…

Билл, разглядев единственное знакомое ему здесь лицо, с улыбкой двинулся к мисс Форман. Когда он здоровался с Марийкой, она почувствовала, как он волнуется. Рука была теплой и потной, он смущенно переминался с ноги на ногу.

— Давайте присядем, Билл, — предложила Марийка.

Он отодвинул для нее стул, и она села.

— Вам не надо этого делать здесь.

— Моя жена… она сказала, что я должен стараться… показать хорошие манеры, — еще больше смутился парень.

— Я не сказала, что вы что-то сделали неправильно. Расслабьтесь. Я хочу задать вам несколько вопросов, мы просто немного поговорим. Ладно?

Марийка расспросила Билла, где он жил раньше, о семье и работе, записывая его ответы.

Парень был симпатичный, очень высокий, атлетически сложен. Густые темные волосы, большие карие сверкающие глаза, замечательная улыбка. Он был очень привлекателен, вот только не умел ни читать, ни писать.

Марийка поймала себя на мысли, что слишком залюбовалась им, и не спросила, что заставило его начать учиться.

— Почему вы решили начать занятия?

— Потому что я — дубина и не могу найти приличную работу. Я даже не могу прочесть названия улиц и вывески магазинов. — Он впал в уныние.

— Это вполне достаточная причина, — поддержала его Марийка. — Что-нибудь еще?

— Моя маленькая дочь ходит в школу. Она столько раз просила почитать ей сказки на ночь, и я каждый раз извинялся, что не могу это сделать. Пусть тебе мама почитает, я говорил. И вот теперь… — Он осекся, глядя на свои нервно подергивающиеся руки.

— Продолжай, Билл. Что теперь?

— Дочка сказала, что теперь сама будет мне читать. Она усадила меня на кровать, взяла книжку и стала мне читать из нее… Меня это просто убило. Мой ребенок читает своему отцу, а он не понимает ни слова. — Его красивое лицо исказила гримаса боли, кажется, он готов был плакать.

Марийка взяла его за руку, стараясь успокоить. Билл как-то странно посмотрел на нее. Она сразу же отдернула руку, этот фамильярный жест еще больше расстроил его, но она сделала это просто из симпатии и желания поддержать.

— Хорошо, Билл, я постараюсь вам помочь. Вы научитесь читать. Вы сможете, я уверена. У вас очень важная причина, чтобы учиться. Давайте прямо сейчас и начнем.

— Да, мадам. Прямо сейчас? Я думал, что сегодня будет просто знакомство. — Он снова улыбнулся.

— Нет, не будем терять время, приступим к занятиям. — Марийка дала ему тетрадь, положила на стол магнитный алфавит и начала урок.