Поздно вечером — после того как новую шлюпку вместе с элементами крепления благополучно установили на шлюпочной палубе «Непокорного» — Брим заглянул в список дежурств и обнаружил, что полностью свободен весь следующий день. Ничего подобного не случалось с ним со времен Менандр-Гаранда, но тогда у него был шанс повидаться с Марго. Он пожал плечами. За один день до Авалона не доберешься.
Сунув руки в карманы, Брим слонялся по кают-компании, по коридору мимо своей одинокой каюты и в конце концов вышел на палубу, в вечернюю прохладу. Гадор как раз окрашивал небо всеми оттенками красного и оранжевого, прежде чем скрыться за горизонтом. Пока Брим прогуливался по палубе, светлый металл корпуса «Непокорного» тоже приобрел красноватый оттенок, превративший корабль в фантастическое сочетание обтекаемых светящихся тел и глубоких теней. А потом, прежде чем он дошел до носа корабля, яркие краски разом померкли, а в далеком городе под холмом начали загораться огни. Брим повернулся полюбоваться на надстройку «Непокорного» — темно-лиловую громаду на фоне еще голубого неба. Сквозь гиперэкраны мостика виднелись отблески разноцветных дисплеев; глаза Брима уловили там какое-то движение, но разобрать, что это такое, в сгущавшейся темноте он уже не смог. Повернувшись опять в сторону города, Брим ощутил на щеках первые дуновения свежего вечернего ветра с суши. Он принес собой причудливую смесь запахов старины, каменной кладки, пыли и — совсем чуть-чуть — зелени в полях за городом. Прищурившись, Брим решил, что разглядел Рокоццианский квартал, где провел предыдущий вечер, но, разумеется, утверждать это наверняка не мог. На вершине нависшего над городом холма сиял тысячами огней огромный градгроут-норшелитский монастырь, увенчанный светящимся золотым шпилем. От подобной красоты у Брима перехватило дух. Аталанте почти не грозили налеты, пока на базе квартировала 12-я эскадрилья линкоров адмирала Цорн-Хобера. Увы, ему было доподлинно известно, что завтра эскадрилья снова уходит в космос. После этого город будет погружаться ночью в темноту до тех пор, пока 12-я (или кто-то другой, способный обеспечить более-менее надежную защиту) не вернется на базу.
Брим тряхнул головой. Война! Как кстати она пришлась для него — и сколько горя принесла остальным. На него вдруг навалилась усталость. День выдался довольно тяжелый, вот и все.
Так и не вынимая рук из карманов, Брим вернулся по темной палубе к входному люку, а оттуда в свою каюту. Последней мыслью его перед сном было то, что следующий день он должен посвятить хотя бы беглому знакомству с городом и его обитателями — пешком, по-карескрийски, а не на туристическом автобусе. Если Аталанта смогла породить кого-то вроде Клавдии Вальмонт, это знакомство вряд ли разочарует его…
* * *
Второе утро подряд Брима выдергивали из койки ни свет ни заря — на этот раз его разбудила судовая сирена и повторяющийся сигнал «Свистать всех наверх!», мигающий на табло у двери. Автоматически натянув боевой скафандр, он бегом бросился по коридорам и лестницам на свой боевой пост — на мостик.
Вряд ли Урсис прибежал сюда намного раньше, но он уже подал энергию на подъемные генераторы «Непокорного». Когда Брим плюхнулся в левое пилотское кресло, корабль уже был готов выруливать из гравибассейна (корабль-то готов, а вот он сам?) Брим сокрушенно вспомнил старую поговорку:
«Крепкий сон — это тот, из которого тебя будят»… или что-то подобное. Одним словом, он сам являл собой живую иллюстрацию этой истины.
Примерно в кленете по правому борту пылали на своих гравибассейнах два транспортных корабля. А пока он смотрел на это безобразие, где-то на полпути к монастырю вспыхнуло еще несколько взрывов. В городе целыми кварталами гасли огни. По ведущим на базу дорогам санитарные и пожарные машины отчаянно петляли между серыми флотскими автобусами, везущими экипажи на корабли.
Однако странное дело — по крайней мере странное для Брима, — в темном небе не было видно ни одной вспышки заградительного огня. А раз так, источник разрушений оставался загадкой — ведь корабль, ведущий огонь из разлагателя, просмотреть нельзя. Брим заломил бровь… В гуле голосов на мостике у себя за спиной он ясно различал голоса Коллингсвуд и Колхауна, озабоченно переговаривавшихся со штабом базы.
— Мистер Водитель, — произнес он, когда в кресло второго пилота плюхнулась заспанная Вальдо, — будьте добры, соедините меня с диспетчерской.
— Минуточку, лейтенант Брим, — откликнулся механический голос. — Все каналы связи с диспетчерской пока заняты.
Неожиданно на плечо Бриму легла чья-то рука. Он едва не подскочил от неожиданности.
— Извини, что напугал тебя, парень, — мягко произнес Колхаун, — но начальство дало отбой. Пожалуй, тебе лучше отменить приказ Водителю.
Брим нахмурился и повернулся в кресле.
— Отбой? — недоверчиво переспросил он. Над Аталантой в нескольких местах поднимались языки пламени. — Я что-то не понимаю…
— Штаб назвал это скоординированной диверсией, — пояснил Колхаун. — Что здесь, что в городе. Нигде поблизости кораблей Облачников не засекли. Это подтверждают все станции и разведчики.
Озадаченный рулевой повернулся обратно к пульту:
— Мне больше не нужна связь с диспетчерской, мистер Водитель. Запрос отменяется.
— Слушаюсь, лейтенант, — отозвался Водитель. — Запрос отменен.
Неожиданно Брим резко повернулся к Колхауну.
— Диверсия, как же! — воскликнул он. — Готов поспорить, это был невидимка! Колхаун посмотрел на Коллингсвуд.
— А ведь в этом что-то есть, скажи. Ре гула? Брим довернулся в кресле, чтобы видеть реакцию капитана.
Коллингсвуд молча хмурилась.
— Ну… — произнесла она наконец, — если честно, я и сама думала о такой возможности. Но ведь надо учесть и другое, — добавила она, в упор глядя на Брима. — На всем протяжении этого, так сказать, налета, никто не заметил никаких силовых лучей. Если только Облачники не изобрели какой-нибудь новый тип разлагателей, без них бы не обошлось, вам не кажется?
Бриму пришлось согласиться.
— Так точно, капитан, — произнес он. — Не обошлось бы.
— Впрочем, нельзя сказать, что я верю в эту историю с саботажем, — добавила Коллингсвуд, вставая из-за пульта. — Но пока мне приходится придерживаться этой точки зрения, тем более что сама я все равно не могу ничего поделать. — Она улыбнулась. — У меня еще есть возможность соснуть немного, и мне не хотелось бы терять время зря. С вашего позволения, джентльмены…
Брим улыбнулся:
— Спокойной ночи, капитан.
— Спокойной ночи, — эхом повторил Колхаун, — и спокойной ночи вам всем, ребята. — Он тоже поднялся на ноги. — Пожалуй, шкипер подала ценную идею.
Спустя всего несколько тиков мостик опустел.
— Спокойной ночи, Вальдо, — сказал Брим своей симпатичной напарнице, которая направилась к выходу, а про себя улыбнулся. Поздороваться они так и не успели.
Поднявшись из-за своего пульта, он подошел к Урсису, не спеша отключающему системы корабля.
— Недолгий же у нас вышел полет, — сказал он, положив руку на плечо медведя.
— Воистину так, — буркнул Урсис, щелкнув тумблером главного делителя и заглушив дисплей. — Честно говоря, — он улыбнулся, блеснув алмазными коронками, — я тут невольно подслушал твою теорию насчет невидимок.
— Тебе тоже кажется, что это были невидимки? — спросил Брим, выходя с мостика.
— Вот именно, — ответил Урсис, пропуская Брима вперед. — Пусть даже у нас и нет доказательств…
Брим покачал головой.
— Жаль только, я не понял, что за оружие они использовали. Коллингсвуд права — разлагатели не могут не оставлять видимых ионизационных следов. — И это тоже верно, мой нетерпеливый друг, — улыбнулся медведь. — Впрочем, мы только вчера впервые услышали о существовании невидимок — я имею в виду настоящих. — Он задержался у входа в свою каюту и покачал головой. — Конечно, это загадка, но в свое время кто-нибудь обязательно разрешит ее. Возможно, даже мы с тобой. Но для этого нужно хорошенько выспаться…
— Спокойной ночи. Ник, — кивнул Брим. — И спасибо за поддержку.
— Спокойной ночи, Вилф, если то, что осталось, можно назвать ночью. Мы поговорим с гобой завтра за стаканчиком вина, идет?
— Договорились, Ник.
Брим повернулся, чтобы идти дальше, однако — странное дело — спать ему уже расхотелось. Открывая свою дверь, он знал, что любая попытка уснуть обернется пустой тратой времени — тем более что он все равно собирался обследовать город. Переодевшись в летнюю форму, он запер каюту и зашагал к выходу. Несмотря на ранний час, он был готов к открытиям…
* * *
Гадор еще только-только окрасил горизонт первыми лучами зари, когда Брим расписался в книге увольнений и шагнул из люка на свежий воздух. Далекие пожары в Аталанте уже утихли, а от двух разбитых транспортных кораблей остались только искореженные остовы на дне гравибассейнов. Тем не менее база вернулась в нормальный ритм работы почти сразу же после отмены тревоги. Брим сел на трамвай, идущий до центрального пересадочного узла базы, — маленький вагончик опоздал всего на несколько циклов. Когда он проезжал мимо двух разбитых гравибассейнов, пассажиры начали возбужденно перешептываться — воронки еще дымились, а на причале стояли пожарные машины. Однако, пока трамвай добрался до конечной остановки, он несколько раз пустел и снова наполнялся энергичного вида рабочими, шутившими и болтавшими так, словно они возвращались с самой заурядной ночной смены. Да, геликанцы были удивительно стойким народом — это Брим понял сразу. А Кабулу Анаку это еще предстояло узнать — и очень скоро. Судя по донесениям разведки, адмирал Облачников перенес свой флаг на новый мощный линкор «Ренгас». До открытого нападения оставалось совсем немного;
Брим ощущал это нутром.
Когда трамвайчик остановился на последней станции, до конца ночной смены оставалось еще два метацикла, и в станционном здании было почти пусто. Над булыжной мостовой у перрона парили два больших городских трамвая.
Эти старомодного вида вагоны имели примерно двенадцать иралов в высоту, восемь или десять в ширину и почти семьдесят в длину. Два плоских гравиблока поддерживали их на весу, так что пол вагона находился примерно на уровне груди. Спереди три скругленных в плане окна спускались от уровня крыши на половину высоты; такие же по размеру окна шли по бокам вагонов, причем верхняя треть их была выполнена из закаленного зеленого стекла. Между лобовыми стеклами и большими медными цифрами размещались мощные фары. Вход для пассажиров размещался в середине боковой стороны, и к раздвижным дверям вела высокая складная лесенка. Лесенки у распахнутых дверей на концах вагона были круче и уже и явно предназначались для вагоновожатого. На вагоне номер 312 красовались три оранжевые полосы; на вагоне 309 — одна синяя. В остальном вагоны выглядели почти одинаково, если не считать табличек под лобовым стеклом, гласивших: одна — «Монастырь», а вторая — «12-й кольцевой».
Брим нахмурился. Было совершенно ясно, что первый трамвай пойдет на холм, к монастырю градгроут-норшелитов. Но вот что такое «12-й кольцевой»? Он задумчиво потер подбородок, потом шагнул к трамваю, направлявшемуся в монастырь. Если весь город такой, как его Рокоццианский квартал, лучше провести время, осматривая обычные туристские достопримечательности до тех пор, пока не найдется новый провожатый из местных.
Брим оглянулся на пустой павильон. В воздухе пахло несвежей пищей, потом, дымом му'окки, но сильнее всего — озоном от жужжащих в ожидании отправления трамваев. Брим предположил, что в час пик здесь будет вообще не продохнуть.
Кассир, одетый в зеленую форму, дремал за билетной стойкой, зато над его головой висела большая, красочная схема города. И — о чудо из чудес! — на ней были обозначены все остановки общественного транспорта. При ближайшем рассмотрении Брим обнаружил, что кольцевой маршрут номер двенадцать огибает холм по периметру, петляя в лабиринте узких улочек — самое подходящее место, чтобы заблудиться. Окончательно приняв решение, он осторожно разбудил спящего кассира, купил билет до монастыря и обратно и направился к трамваю номер 312.
В пустом салоне пахло горячим машинным маслом, пластиком обшивки и озоном; сиденья с плюшевой обивкой располагались по четыре в ряд с проходом посередине. Как ни странно, в трамвае было безукоризненно чисто. Брим уселся у окна в переднем ряду — так он мог смотреть вперед, через ветровые стекла — и принялся ждать.
На протяжении следующих циклов к нему присоединились несколько рабочих, по той или иной причине прервавших смену (судя по всему, из-за травм). Один проковылял в трамвай со свежей повязкой на глазу, двое коренастых мужчин в одежде грузчиков появились с забинтованными головами, а высокая, недоброго вида тетка взгромоздилась на сиденье, несмотря на шину, закрывавшую ногу аж до колена. Следом за ней в трамвай вошли двое угрюмых, усталых градгроут-норшелитских монахов, насквозь пропахшие дымом. Брим сразу же догадался, откуда они возвращаются. На двух разбитых гравибассейнах, должно быть, хватало работы и для монахов. Судя по виду обломков, вряд ли из экипажей уцелела хотя бы четверть.
Наконец появились кондуктор и вагоновожатый в темно-зеленых куртках и брюках, белых рубахах с узкими зелеными галстуками, блестящих черных башмаках и фуражках с оранжевым околышем и эмблемой: что-то вроде колеса, пронзенного маленькой золотой молнией. Они заняли свои места, тренькнул звонок, двери со стуком закрылись, и пол под ногами у Брима начал дрожать, по мере того как древние гравиблоки набирали обороты. Трамвай номер 312 качнулся, выехал со станции и свернул на основную магистраль, ведущую из порта на сушу. Набирая скорость, он начал мерно раскачиваться, что в сочетании с монотонным жужжанием машин здорово убаюкивало.
Удобно устроившись на своем месте, Брим с любопытством осмотрел окно. Вытянутое по вертикали, оно было заключено в деревянную раму с медными рукоятками и задвижками, позволявшими открывать его нижнюю часть, — да что у них тут, закона по охране среды нет? Прозрачная нижняя створка была даже сделана из закаленного стекла! Тем временем трамвай пересек мост через Большой Канал — Брим хорошо помнил его по тому вечеру с Клавдией.
На мгновение правильный овал ее лица и мягкие каштановые волосы встали у него перед глазами — ему померещился мускусный запах ее духов. Странное дело, после того вечера ее образ встревал в его мысли гораздо чаще, чем стоило бы. Честно говоря, Брим чувствовал себя несколько виноватым из-за того, что так привязался к ней, — ведь сердце его принадлежало другой.
Он передернул плечами. Хорошо это или плохо, дела обстоят именно так. Он расслабился и приготовился наслаждаться предстоящей увольнительной. О моральных аспектах можно подумать и завтра…
Гравиблоки трамвая номер 312 завыли под полом громче, когда машина начала подниматься по склону холма. Улица шла между трехи четырехэтажных зданий, по большей части сложенных из кирпича. В маленьких палисадниках цвели цветы всех мыслимых форм и размеров. Дома стояли так близко к мостовой, что едва не касались друг друга балконами. В результате создавалось впечатление, что трамвай идет по туннелю. Местами пыльная улица превращалась в узенький проезд, запруженный собаками, какими-то животными незнакомых Бриму пород, монахами, рыбаками, лавочниками, строителями, боекотами, портовыми грузчиками, редкими звездолетчиками в форменных синих куртках и местными жителями обоего пола в разноцветных одеждах. Никто из них и не думал освобождать дорогу трамваю, пока кондуктор не начинал дергать за веревку пронзительного, чуть осипшего свистка (что ему приходилось делать практически постоянно).
Довольно часто трамвай проезжал мимо выгоревших, лишенных крыш строений, брошенных и зияющих пустыми глазницами окон. Многие боковые улицы были завалены непроходимыми грудами битого камня и кирпича. Порой разрушенными оказывались целые кварталы, и только узкие пыльные тропинки вели в глубь развалин. Брима пробрала нервная дрожь. Какое уж тут великолепие — только обугленные скелеты зданий, серая пыль и прочие приметы войны. Он покачал головой. В правительственных кварталах такого почему-то не было. Наверное, их и защищали получше…
Чуть позже трамвай пересек глубокий овраг. Отсюда открывался вид на порт, лежавший уже далеко внизу. Адмирал Цорн-Хобер выводил свои линкоры в космос: «Йейт Галад», «Оддеон» и «Беньюэлль» огромными птицами парили над морской гладью.
На глазах у Брима «Беньюэлль» начал разбег. Даже на таком расстоянии окна старого трамвая задребезжали от грохота. При виде этого величественного зрелища рулевой невольно заерзал от возбуждения. Линкоры до сих пор оставались для него пределом мечтаний. Особенно «Беньюэлль», построенный взамен «Нимуйни», на котором больше пяти лет назад пропал без вести легендарный адмирал сэр Мерлин Эмрис. Как всякий юнец в Империи (не исключая даже Карескрию), Брим буквально боготворил Эмриса и его огромный, матово-черный линкор, внезапно появлявшийся то в одном, то в другом порту, наглядно демонстрируя мощь Галактической Империи Грейффина IV. Их исчезновение потрясло его до глубины души. Теперь имя адмирала и название корабля почти затерялись в бесконечных списках боевых потерь, но в сердце у Брима они занимали свое, особое место.
Наконец трамвай прогрохотал по двум ажурным металлическим эстакадам, вдоль длинной колоннады и остановился на просторной площади, обсаженной древними деревьями с золотистой листвой и вымощенной красно-коричневыми камнями. С одной ее стороны возвышался колоссальный гранитный утес — не меньше двухсот иралов в высоту и полкленета в окружности. Живописная лестница, ступени и балюстрада которой были высечены прямо в скале, вела наверх, к монастырю. Несмотря на довольно ранний час, по ней вверх и вниз сновало довольно много людей: жрецы в черных одеждах с высокими оранжевыми воротниками, монахи и монахини в длинных алых хламидах, послушники в коротких рубахах из грубой мешковины и несколько мирян в обычных ярких нарядах.
С противоположной стороны площадь замыкалась такой же резной балюстрадой из розового гранита, которая с равными промежутками прерывалась цветочницами в два человеческих роста.
Отсюда Бриму открывался захватывающий вид на порт и базу Имперского Космофлота в тысячах иралов внизу. Утренний ветер приятно холодил лицо. Приглядевшись, Брим нашел «Непокорного» и улыбнулся. Ему не часто удавалось полюбоваться на свой корабль с такого расстояния. Эпитет «изящный» первым приходил в голову. Действительно, звездолет выглядел великолепно — длинный, стремительный, как бы нетерпеливо ожидающий минуты, когда он сможет вернуться в родную стихию, с которой временно разлучен.
Поскольку спешить Бриму было некуда, он постоял у балюстрады еще несколько циклов, с высоты изучая крыши Аталанты. За спиной его со стуком закрылись двери трамвая, и вагон с жужжанием двинулся в обратный путь. Его отправление словно оборвало невидимые нити, связывавшие Брима с войной. Рулевой неожиданно ощутил себя свободным — хотя бы на время — от смерти и разрушения, охвативших Галактику. Он набрал полную грудь воздуха, и дух умиротворения сошел к нему на этой тихой площади высоко над городом.
Справа, иралах в пятидесяти, другая лестница, также врезанная в склон холма, спускалась вниз, к городским улицам. Движение по ней тоже было удивительно оживленным. Высоко над головой пестро окрашенный монастырский жужу взмыл вверх и исчез в утреннем небе. Судя по пологой траектории взлета, архаичный маленький кораблик был набит пассажирами под завязку. Брим покачал головой и усмехнулся. Корабль полный градгроутов, летевших обслуживать орудийные системы, которые уже много поколений адмиралтейских чиновников считают ни к чему не пригодными артефактами, недостойными даже изучения… И после этого кто-то еще говорит о нерациональном использовании людских ресурсов! Тем не менее форты заинтересовали его. Подумав, Брим пообещал себе, что, если получит еще пару выходных, постарается слетать туда и увидеть все собственными глазами. Он рассмеялся. Шанс получить более-менее долгий отпуск в таком месте, как Аталанта, представлялся более чем призрачным.
В конце концов он повернулся и, цокая подковками башмаков по пятнам солнечного света на камнях, зашагал к лестнице, ведущей наверх. Он поднимался по гранитным ступеням следом за тройкой монахов и очень скоро обнаружил, что градгроут-норшелиты преодолевают подъем в весьма быстром темпе. Брим подсмеивался над собой, но понемногу начинал задыхаться. Впрочем, для монахов эта лестница наверняка была ежедневным упражнением, и, уж конечно, ни один из коридоров «Непокорного» и отдаленно не мог сравниться с ней по длине.
На верхней площадке он все-таки остановился перевести дух. Отсюда ему было видно, как трамвай номер 312 с тремя оранжевыми полосами петляет по улочкам, спускаясь с холма. Брим прикинул, какими улицами ему идти, чтобы попасть на нижнюю остановку. К его удивлению, идти оказалось сравнительно немного. Склон был такой крутой, что трамвай спускался вниз петлями, и хотя прошло уже довольно много времени, он не удалился от нижней лестницы больше чем на кленет. Брим решил, что, осмотрев монастырь, он вполне сможет вернуться на базу пешком. Однако, одолев оставшийся лестничный марш, он и думать забыл о пеших прогулках — да и обо всем другом тоже — при виде открывшегося его глазам зрелища Сияя в лучах Гадора чистым золотом, исполинский шпиль главного собора огненным языком возвышался над двумя дискообразными объемами, служившими ему основанием. Подиум был примерно в четыре раза ниже верхней части, и все это окружалось легкой ордерной аркадой высотой не меньше ста иралов. Остальные постройки растворялись в роще огромных золотолистных деревьев, тенистые дорожки вели к фонтанам и тихим ручейкам.
А прямо перед Бримом широкая дорога через парадный портик вела к массивным матово-черным воротам храма (тоже не меньше шестидесяти иралов в высоту!). Не веря своим глазам, карескриец тряхнул головой. Нигде и никогда еще он не видел ничего подобного. Даже дворец Грейффина IV бледнел по сравнению с этим.
Врезанная в камне над входом надпись на ксантосе (древнем всеобщем языке, который полагалось учить даже карескрийским школьникам) гласила:
В РАЗРУШЕНИИ ВОЗРОЖДЕНИЕ;
ЛИШЬ ЧЕРЕЗ ИСТИНУ ЛЕЖИТ ПУТЬ К СИЛЕ.
Перешагивая порог полутемного притвора, Брим усмехнулся: по части любви к девизам градигроуты не уступали медведям с Содески. Когда глаза его немного привыкли к полумраку, он распахнул внутреннюю дверь и.
У него невольно перехватило дух. Сознательно или нет, главный зал храма производил не меньшее впечатление, чем весь монастырь в целом.
Откуда-то с балкона хор мужских голосов выводил слова древнего норшелитского гимна, трогавшего сердца верующих и любого случайно услышавшего их:
Брим никогда не был приверженцем какой-либо религии, но и его захлестнула волна эмоций. Слова гимна оказались близки ему как человеку, с детства бредившему звездами.
Впереди, подобно сказочной хрустальной равнине, светился вогнутый пол, испещренный фигурками людей — крошечных в этом чудовищном зале Его детальное изучение выявило следующие особенности: на деле пол состоял из трех концентрических, понижающихся к середине ярусов. Стену внешнего яруса украшали три золотые надписи на ксантосе, гласившие: «РАЗРУШЕНИЕ». Точно так же на ступени между внешним и средним ярусами виднелись три надписи «ВОЗРОЖДЕНИЕ». В центре же нижнего яруса возвышался золоченый конус, украшенный беспорядочными узорами из разноцветных пятен, на поверку оказавшихся драгоценными камнями. Иероглифы, означавшие слово «ИСТИНА», были вырезаны на гладкой металлической ленте, опоясывавшей конус у основания.
Высоко над балконом поверхность огромного купола имитировала ночное небо над Аталантой. В его центре сиял Гадор, окруженный иероглифами, составляющими на ксантосе слово «СИЛА». Брим невольно нахмурился. В этом было что-то странное… Он щелкнул пальцами. Ну конечно же! Купол сооружен из какого-то прозрачного материала, и то, что градгроуты использовали для обозначения Гадора, светило со значительного расстояния ЗА его поверхностью. Брим улыбнулся. Хитро придумано. Чрезвычайно мощный луч искусственного света падал вертикально вниз на украшенный самоцветами конус и, отражаясь от них, высвечивал на поверхности купола «звезды». Брим восхищенно кивнул, внимательнее приглядываясь к конусу. Расположение камней вовсе не было случайным! Интересно, подумал он, что за источник света они используют?
Странным казалось и то — по крайней мере Бриму, — что, хотя сама башня имела в высоту почти тысячу четыреста иралов, внутренний купол в верхней своей точке едва достигал трехсот иралов. Если подумать, это даже разочаровывало. Интересно, конечно, на что потратили градгроуты остаток пространства — окон на наружной поверхности башни он не заметил.
Размещенные по периметру зала дисплеи высвечивали картины, повествующие о долгой и богатой событиями истории ордена. Брим дал себе слово, что найдет время познакомиться с ними поближе — особенно с теми, что описывали тринадцать орбитальных фортов с их фантастическими разлагателями. Веллингтон это наверняка бы понравилось, думал он, продолжая осматривать храм.
* * *
На протяжении нескольких метациклов Брим бегло ознакомился со всеми достопримечательностями, которые предлагал любознательному посетителю монастырь: обилием живописи, библиотекой с уникальным собранием раритетов, музеем, галереей искусств и замечательными тенистыми парками. Все это потрясало по-своему; в придачу — к большому его удивлению — никто из монахов не делал попыток обратить кого-либо в свою веру (хотя, кроме Брима, по монастырю слонялось только несколько семей). Война, предположил он, заметно подорвала туристический бизнес. В конце концов он опустил в один из специальных ящиков щедрое — по карескрийским меркам — подаяние и начал спускаться к остановке трамвая. Времени было еще хоть отбавляй. Теплый ветер доносил до него хор монахов из храма:
Облокотившись на балюстраду, Брим еще раз посмотрел на городские крыши. Полуденный ветер с моря оказался неожиданно свежим, а на небе появились редкие белые облачка. Он лениво разглядывал трамвай, скользивший с холма по узким улицам, бросил еще один взгляд на далекий «Непокорный», потом посмотрел на хроноиндикатор и твердо решил не возвращаться на борт ровно столько, сколько позволено — до самого последнего миллитика. Потом довольно улыбнулся и начал спускаться в город…
* * *
Когда он спустился к основанию лестницы, ему уже не терпелось оказаться в тени городских зданий — слишком уж сильно палило солнце. Зато теперь небо виднелось в просветы побеленных известковой штукатуркой домов узкой щелью, и Брим — вместе с остальными пешеходами — старался не выходить из спасительной тени. Точно так же, как в Рокоццианском квартале — интересно, в какой стороне отсюда он находится? — большинство домов украшали балконы, нависающие карнизы и замысловатые рельефы, причем некоторые из них лично Брим постеснялся бы выносить на фасад. Повсюду весело чирикали птицы, влетавшие и вылетавшие из отверстий под крышами, судя по всему, сделанных именно с этой целью. По улицам вальяжно прогуливались боекоты, с урчанием теревшиеся об ноги прохожих. Забавные зверьки. И как и положено в жилом квартале, нюх Брима дразнили тысячи ароматов Какой-то крупный мужчина с носом картошкой копался в крошечном палисадничке перед домом — солнечный свет падал на его цветы всего пару метациклов в сутки. Чуть дальше по улице бригада рабочих с гиканьем тянула из люка в мостовой какой-то красный кабель. К своему огромному удивлению, Брим обнаружил, что уже чисто автоматически отвечает на традиционное геликанское приветствие, поднимая руку открытой ладонь вверх — так, будто делал это всю жизнь. Все-таки было что-то уютное в Аталанте — и ее жителях. Он дошел уже до торговых кварталов, и улица постепенно наполнялась людьми с корзинками и сумками. Запахи из открытых дверей и уличных кафе напомнили Бриму, что он проголодался и хочет пить. Улыбаясь, он выбрал самую симпатичную на, вид забегаловку, когда воздух внезапно прорезал пронзительный вой, от которого задребезжали стекла в деревянных рамах, а птицы стаями взлетели в воздух. Брим замер на месте; звук не прекращался. Казалось, он исходит со всех сторон, отдаваясь эхом от каменных стен узкой улицы, и тембр его звучал тревожно. Что это?..
Спустя мгновение его чуть не сбила с ног толпа перепуганных людей, выбегающих из таверны. Худая женщина с седыми волосами, выбивающимися из-под остроконечной поварской шапки она даже не успела снять с плеча полотенце, — оглянулась на Брима.
— Давай Синяя Куртка! — крикнула она ему через плечо. — Ты что, сирены не слышишь?
Сирена! Сердце у Брима тревожно забилось — линкоры покинули базу утром. Конечно, Облачники только и ждали этого. Забыв про пустой желудок, он побежал за толпой вниз с холма, надеясь только, что все бегут к укрытию, а не туда, куда гонит их слепая паника.
Вспышки заградительного огня заполыхали в небе и залили улицы зловещим зеленым светом. Оглушительный грохот ударил в барабанные перепонки, а со стен посыпалась штукатурка. Брим припомнил слова инструкторши из посольства:
«Немедленно спешите к ближайшему укрытию». Что ж, он вроде бы делал это — вместе со всеми горожанами.
Добежав до небольшого скверика, он вырвался из толпы и, отбежав в сторону, задрал голову, вглядываясь в небо. Он успел увидеть «Непокорного», почти отвесно взмывающего в небо; с палубы его срывались и, кувыркаясь, падали вниз ремонтные подмостки и прочий хлам — у экипажа наверняка не было времени избавиться от него перед стартом. Ничего, зато теперь огневая мощь крейсера добавится к заградительному зенитному огню. Интересно, кто сейчас сидит в кресле рулевого? Забыв на мгновение про опасность, Брим исполнился гордостью и досадой одновременно. Вселенная, как же ему хотелось быть сейчас на борту!
Но прежде чем крейсер успел скрыться из вида, земля вздрогнула от первых взрывов. Огромные фонтаны огня, жирного черного дыма и обломков взмыли над крышами. Люди на улице с визгом разбегались в стороны: под деревья, в подворотни… Собаки истошно лаяли, разлагатели палили в воздух, кто-то в панике выбегал из дома, кто-то бросался обратно. Какая-то женщина словно слепая налетела с разбегу на стену, выкрикивая нараспев норшелитские молитвы, которые Брим только что слышал в храме. Рулевой бросился ей на помощь, но, прежде чем он протолкался сквозь охваченную паникой толпу, женщина исчезла.
Забыв о собственной безопасности, Брим всматривался в небо, выискивая атакующие корабли. Вон… далеко-далеко на большой высоте три эскадрильи звездолетов заходили с севера на базу. На мгновение в облаках мелькнул «Непокорный», полыхнувший огнем своих разлагателей. Два корабля Облачников тотчас же превратились в огненные шары, от которых во все стороны разлетались дымные обломки. Остальные нападавшие бросились врассыпную. Третий эсминец Облачников задымился и, помедлив, развалился пополам, взорвавшись через мгновение подобно праздничному фейерверку. Облачники явно не учли присутствия на базе нового легкого крейсера или недооценили мощи его разлагателей.
И тут землю потрясло несколько близких разрывов. Брим удивленно шарил глазами по небу в поисках ведущего огонь корабля, но не видел ровным счетом ничего. А ведь он считал себя неплохим наблюдателем — собственно, все рулевые гордятся этой способностью. И потом, звездолет — не такой уж маленький объект, чтобы его не заметить. Брим нахмурился. Ведь не могут же все эти взрывы грохотать просто так, ниоткуда!
Только тут рулевой заметил, что стоит в самом неудачном месте — на открытой лужайке. Мгновенно среагировав, он бросился на землю и распластался ничком у древесного ствола — за пару миллитиков до того, как мощные взрывы разнесли в пыль здание на противоположной стороне улицы, осыпав его землей и каменной крошкой. От жуткого грохота заложило уши.
Брим слышал разрывы со стороны базы, но где же, Гратц подери, те Облачники, что продолжают разносить в пух и прах весь город? Он отполз от деревьев, чтобы увидеть небо — однако на нем не было ничего угрожающего.
Неожиданно в прозрачном воздухе словно материализовался какой-то объект. На мгновение Бриму померещилась пара створок, распахнувшихся в пустоте и тут же скрывшихся за крышами уцелевших домов, а на их месте остались и стремительно понеслись к земле несколько каплевидных объектов. Спустя несколько мгновений они исчезли из глаз, и сквер содрогнулся от новой серии взрывов, взметнувших в небо фонтаны огня и дыма в нескольких кварталах от Брима.
Брим сморщил нос и щелкнул пальцами. Так вот, значит, на что похожи эти невидимки! И вот как они нападают! Неудивительно, что Коллингсвуд не заметила ни одного энергетического луча во время утреннего налета. Весь ущерб наносился бомбами'. Старомодными авиабомбами… Брим покачал головой. Каким бы устаревшим ни было это оружие, защиты от него он не знал. В следующую секунду ему пришлось зажмуриться: еще одна серия взрывов осыпала его ветвями и листвой. Убитая собака, вертясь, пролетела в воздухе и шмякнулась оземь, разбрызгав вокруг себя кровь. Брим едва не закричал от бессильной ярости. Волна горячего воздуха от очередного разрыва обожгла ему спину, и тут его пронзила новая догадка. Чертовы ублюдки! Атака Облачников на базу служила только прикрытием, отвлекавшим внимание от главной цели: запугать гражданское население Аталанты, без поддержки которого база Имперского Флота просто не сможет существовать!
Брим так и лежал беспомощно посреди всего этого хаоса и разрушения, когда воздух снова наполнился знакомым грохотом, заглушившим все остальные звуки. Мгновением спустя в небе показался «Непокорный», идущий параллельным курсом с одним из кораблей Облачников. Внезапно крейсер метнул огонь из всех своих разлагателей правого борта. Его противник, мощный эсминец класса НФ-110, словно застыл на месте, а потом взорвался: ослепительные языки желтого и зеленого огня вырвались из всех отверстий его корпуса, который быстро превратился в дымящийся клубок. «Непокорного» уже и след простыл.
Оглушительные взрывы продолжали сотрясать Аталанту еще десять циклов, и лишь потом в городе воцарилась относительная тишина, нарушаемая лишь лаем перепуганных собак и сердитой какофонией птичьих криков. Снова загудели сирены, а на усыпанных обломками улицах начали появляться люди и спасательная техника всех форм и размеров. Полуоглушенный Брим, шатаясь, побрел по улице, чтобы доложить обо всем, что видел, но теперь он шел по другому городу — в совсем другой Вселенной. Повсюду лежали люди, их позы не позволяли усомниться в том, что они мертвы. Мертвая детская рука еще держала за ошейник скулящего щенка. Стиснув зубы, Брим отогнал от окровавленного лица мух, потом освободил перепуганное животное — щенок тут же бросился в горящие развалины ближайшего дома.
Немного дальше по дымящейся улице он наткнулся на развалины большого жилого здания, рухнувшего прямо на улицу. Вокруг собралась молчаливая толпа, наблюдавшая за отчаянными действиями спасателей. Санитары вытащили из-под обломков молодую женщину и положили ее на тротуар рядом с Бримом. Она подняла полные ужаса глаза и раскрыла рот — вернее, то, что от него осталось, словно пытаясь сказать что-то. Охваченный жалостью, рулевой опустился рядом с ней на колени и взял ее за руку.
— Скажите мне, — прошептал он, — я выслушаю… я не брошу вас… — Но прежде чем она смогла вымолвить хоть слово, ее рот наполнился кровью. На мгновение глаза женщины расширились от отчаяния, потом помутнели, и рука бес, сильно обвисла в его руке.
Мухи облепили тело, прежде чем Брим успел отойти. Его глаза наполнились слезами бессилия.
Еще дальше по улице, на том самом перекрестке, где стояла трамвайная остановка, команда пожарников только что погасила то, что еще совсем недавно было трамваем. Теперь в искореженном, обугленном остове в поисках выживших рылись спасатели, однако Брим прекрасно понимал, что они только зря тратят время. От вагона осталась только почерневшая торцевая панель с большой разбитой фарой и медными цифрами «312». Брим зажмурился. Если бы он закончил свою экскурсию по монастырю хоть на полметацикла раньше…
В двух кленетах вниз по холму разрушения загадочным образом прекратились — так, словно облачники намеренно бомбили только один район. Брим с омерзением поморщился. На его взгляд, стратегии Облачников не было оправдания, особенно их нападениям на гражданские объекты.
В конце концов ему удалось поймать армейскую машину, подбросившую его до квартала правительственных зданий. Дальше он пошел пешком; если память не изменяла ему, до базы оставалось идти не больше шести кленетов. Впрочем, уже через тысячу иралов он снова очутился в районе сильных разрушений, на этот раз среди маленьких частных домов и лавок, лет на сто старше соседних правительственных кварталов. Пробираясь сквозь груды обломков, он не увидел ни одного здания, оставшегося нетронутым после бомбежки. Повсюду слышались голоса спасателей, копошившихся в развалинах, словно муравьи в разворошенной куче. В воздухе стоял запах гари и омерзительная вонь горелого мяса.
Неожиданно сердце у Брима замерло: ему показалось, что он узнает стоящую у обочины машину — знакомый запыленный, помятый глайдер с выцветшим брезентовым верхом… Клавдия? Он бросился к глайдеру и с тревогой заглянул в салон.
Так и есть! Ее красная кожаная сумочка и на полу меню из кабаре Нестерио. Брим прикусил губу. Неужели она тоже погибла? С остановившимся сердцем он направился к груде дымящихся развалин рядом с тем местом, где Клавдия припарковала машину.
И тут он увидел ее — с двумя другими женщинами она пыталась поднять тяжелую деревянную балку.
— Клавдия!
Не отпуская балки, она только слегка повернула голову.
— Вилф! — Голос ее дрожал от натуги. — Благодарение Вселенной!.. Помогите нам передвинуть это… и побыстрее!
Не размышляя, Брим взялся за тяжелое бревно, и вчетвером им удалось сдвинуть его в сторону, уложив на кучу битого кирпича. Женщины сразу же вернулись в образовавшуюся яму и принялись лихорадочно откидывать в сторону обломки до тех пор, пока оттуда не послышался стон и не показалось чье-то окровавленное лицо, покрытое каменной крошкой. Мужчину явно придавило упавшей балкой, так что сам он не мог выбраться наверх, хотя и остался жив. Когда пострадавшего благополучно передали на руки изможденным санитарам, Брим, наконец разглядел Клавдию в совершенно новом для себя обличье. Она заметно изменилась со времени их вечера у Нестерио. В данный момент ее длинные каштановые волосы были сильно растрепаны. Лицо покрывал толстый слой пыли, прорезанной струйками пота, а одежда зияла горелыми прорехами в самых неподходящих местах. На ногах у нее красовалось нечто вроде галош чудовищного размера, и вдобавок ее покрывала запекшаяся кровь — слишком много крови для того, чтобы быть ее собственной, иначе она давно уже лежала бы в длинном ряду тел, выложенных для опознания.
Клавдия тоже смотрела на него.
— Что ж, — произнесла она устало. — Похоже, теперь вы имеете полное представление о том, каково приходится жителям Аталанты. — На мгновение она нахмурилась. — Мне показалось, я видела, как взлетал «Непокорный»…
— Вы не ошиблись, — кивнул Брим, едва отдышавшись. — Меня не было на борту. Это ее встревожило, — Почему? — спросила она. — Ведь вы старший рулевой…
Брим улыбнулся — тревога Клавдии тронула его.
— Насколько мне известно, я им пока остаюсь, — объяснил он. Спасатели вытащили из-под обломков еще одного пострадавшего и бегом отнесли его к машине «скорой помощи». — Но я с утра в увольнительной, ездил в монастырь, знакомился с вашим прекрасным городом…
Брим тут же пожалел, что сказал это: лицо Клавдии исказилось, а из глаз покатились слезы. Она быстро отвернулась.
— Он утратил значительную часть своей красоты, — произнесла она наконец, совладав с собой.
— Мне ужасно жаль, — пробормотал Брим, дотронувшись до ее руки. Ему хотелось обнять ее, но их окликнули.
— Давайте сюда! — кричал незнакомый Бриму мужчина. — Мы нашли еще!
— Это дети! — крикнул кто-то другой. — Быстрее!
— Вы можете нам помочь? — Клавдия в отчаянии заглядывала ему в лицо. — Вселенная знает, любая пара рук сейчас на вес золота.
Брим кивнул. «Непокорный» еще не возвращался — наверное, преследовал остатки эскадры Облачников. — Конечно, — произнес он, закатывая рукава своего безнадежно испорченного мундира. — Я останусь и постараюсь помочь.
* * *
На протяжении нескольких следующих метациклов — Брим не знал, скольких именно — они с Клавдией помогли вытащить из-под развалин пятерых детей, правда, двое умерли, прежде чем их донесли до машин «скорой помощи», и восьмерых отставных звездолетчиков. Дети попали в западню, ожидая школьного автобуса; звездолетчики жили в специально выстроенном доме для престарелых.
Ближе к утру, когда они с другими спасателями повторно прочесывали развалины в поисках пострадавших, которых могли не заметить в спешке, Брим услышал приближающийся гул мощных гравигенераторов. «Непокорный» прошел над ними со стороны материка, развернулся и, разрезая ночную мглу лучами прожекторов, пошел на посадку. Брим почувствовал на своем плече чью-то руку. Это была Клавдия.
— Это ведь «Непокорный», верно? — устало спросила она.
— Верно, — ответил Брим. — И это значит, что мне пора. Мне еще несколько кленетов идти пешком.
Клавдия улыбнулась, и улыбка ее, несмотря на грязь и запекшуюся кровь на лице, показалась ему прекрасной.
— По-моему, сегодня мы сделали все, что могли, — сказала она, указывая на большой трамвай, выезжающий из-за поворота. — Новая смена добровольцев. Они сменят нас, хотя не знаю, многих ли им удастся еще спасти.
Брим смотрел ей в лицо.
— Они должны попытаться, — мягко произнес он. — Даже если они спасут только одного человека, это все равно будет стоить затраченных усилий.
— А если не будет и одного?
— Все равно стоит, — упрямо повторил Брим. Клавдия заглянула ему в глаза.
— Неплохо сказано для такого кровожадного вояки, как Вилф Брим. — Она мягко прикоснулась к его щеке. — Как вы сюда попали?
— Пришел… нет, точнее, прибежал, — ответил Брим. — Трамвай ушел от монастыря немного раньше расписания.
— Облачники накрыли квартал перед конечной остановкой, да? — спросила она.
— Угу, — кивнул Брим. — Не слабее, чем здесь. Я был там.
— И вы проделали весь путь оттуда пешком?
— Нет, — улыбнулся Брим. — Меня подвезли до правительственного квартала.
— Что вы скажете, если вас подвезут сегодня еще раз?
Брим осторожно взял ее за руки и привлек к себе.
Она не противилась, только многозначительно посмотрела ему в глаза.
— Вы не против проехаться со мной до «Непокорного»? — спросила она. — Боюсь, ни на что другое меня сейчас просто не хватит — полагаю, вас тоже, мистер Брим. — Я буду счастлив доехать до «Непокорного», да и куда угодно — если ехать с вами, — ответил Брим, поразившись искренности этих слов, и снова ощутил угрызения совести, вспомнив о Марго.
Клавдия улыбнулась и поцеловала его в губы.
Брим расплылся в улыбке.
— Может быть, когда-нибудь потом мы…
— Когда-нибудь потом, — сказала она, открывая ему дверцу глайдера, — у нас будет время поговорить о том, что может быть когда-нибудь потом…
Меньше чем через пятнадцать циклов они снова стояли на причале у гравибассейна «Непокорного». Светало. Брим заглянул в усталые глаза Клавдии. Волосы ее растрепались и сбились окончательно, умыться она так и не успела, и все же оставалась такой же прекрасной.
— Еще один поцелуй, — попросил он. — «Непокорный» вылетает завтра, и я не знаю, когда вернусь сюда…
И вдруг Клавдия оказалась в его объятиях, жадно прижавшись к его рту. Долгое мгновение он удерживал ее так, пока она не отстранилась мягко.
— Я же сказала, лейтенант Брим, — прошептала она, — когда-нибудь потом у нас будет время поговорить о том, что может быть когда-нибудь потом.
Брим отступил на шаг и отсалютовал ей.
— Значит, договорились, — сказал он.
Клавдия развернула глайдер, послала ему еще один воздушный поцелуй и вырулила с причала.
И снова Брим стоял в смятении, глядя вслед удаляющимся красным огням ее глайдера. Он тряхнул головой. Может, ему и не стоит пытаться навести порядок в собственных чувствах — пусть судьба рассудит сама? Вполне возможно, Клавдия Вальмонт усложняет его жизнь, но он вдруг понял, что не имеет ни малейшего желания бороться с этим. Нет уж, пусть время рассудит…
Рано утром Бриму пришлось подробно изложить результаты своих наблюдений за невидимками нескольким высокопоставленным — и весьма дотошным — офицерам из флотской разведки. А потом, на втором метацикле дневной вахты, он вывел «Непокорного» в космос проводить очередной конвой. Война и строгий адмиралтейский график почти не давали ему времени перевести дух.