За полметацикла до рассвета Брим кое-как оделся и вышел на холодную, слякотную улицу. Все лучше, чем сидеть в своей конуре, где свежа еще память о его последнем и самом болезненном провале. Он не в силах думать об этом снова и снова.

Долгий срок спустя он, потерявший всякое чувство времени и продрогший, оказался у озера Мерсин, у материкового конца дороги, ведущей на остров, к Авалонскому космопорту. Он устал и проголодался, но никакая сила во Вселенной не заставила бы его вернуться на место своего позора. Хуже всего был холод — обогревательные элементы в одежде Брима давно уже истощились, а без них легкая куртка плохо защищала от резкого озерного ветра. Если бы «Джеймстаун» продержался еще один рейс, Брим выкупил бы у старьевщика свой костюм с подогревом. А теперь, как видно, остается радоваться тому, что он вообще хоть во что-то одет.

Брим оглядел убогие приозерные улицы. Он не бывал в этой части города с кадетских времен, когда ходил сюда в поисках… развлечений. Брим решительно потряс головой — неуместно думать об этом после того, что случилось сегодня ночью. Его внимание привлекла длинная очередь. Стоящие в ней плохо одетые люди ежились под мокрым снегом, засунув руки в карманы и прижимая локти к бокам, чтобы сохранить тепло. Дождавшиеся своей очереди входили по одному в какой-то закопченный склад — такие строения тянулись вдоль всего берега — и время от времени выходили в другую дверь. Одни при этом присоединялись к кучке, собравшейся на конце короткого мола, другие же, шаркая ногами, исчезали в окрестных улицах.

Те, что собирались на молу, чем-то отличались от прочих. Брим нахмурился, пытаясь сообразить, чем же. Внезапно он понял: они ходили враскачку, как профессиональные космонавты, умеющие приспособиться к любой силе тяжести.

Брим встал в конец очереди за тощей, угловатой женщиной с крючковатым носом, торчащим подбородком и рябинами на лице. Но глаза ее сразу выдавали космолетчицу — они были сощурены, как у всех людей, постоянно глядящих в пустоту космоса. Она была одета в линялый имперский китель без знаков различия, плотные шерстяные брюки и поношенные флотские сапоги, на стриженных седых волосах — фуражка.

— Что дают? — спросил ее Брим.

— В наше время даром ничего не дают, — фыркнула она, — особенно бывшим Синим Курткам. Где вы были после Гаракского договора, мистер? О КМГС слыхали что-нибудь?

Брим посмотрел ей в глаза и ответил без всяких эмоций:

— Сдается мне, я был там же, где и вы. И о КМГС очень даже хорошо наслышан.

Женщина, притопывая ногами, устремила взгляд к началу очереди.

— Я так и думала.

— Вы так и не сказали мне, за чем эта очередь.

— А вы и не спрашивали.

— Верно — не спрашивал. Так за чем очередь? — Он и сам уже стоял, не зная еще, за чем. За ним уже заняли очередь с десяток оборванных фигур. Женщина презрительно засмеялась.

— Вам, я вижу, в таких стоять еще не приходилось, мистер бывший офицер. Но с каждым днем вашего брата становится все больше.

— Вы так и не сказали мне…

— За работой очередь, вот за чем. МГЛ. Межгалактические Линии. Они набирают людей для физической работы. Матросами — понятно?

Брим кивнул. Он слышал об этом, но раньше ему действительно не приходилось… Зато теперь, похоже, самое время, — нахмурился он. Его финансы почти совсем истощились после ужина с Марго и бутылки логийского. Он долго боролся с ней за право оплачивать расходы, и наконец она сдалась — затем, видимо, чтобы сохранить остатки его гордости. Дорого эта гордость ему обошлась. Он задолжал недельную плату за квартиру, а от хозяйки сочувствия не дождешься. В такой ситуации надо либо браться за любую работу, либо принимать чью-то помощь. Иначе он вольется в растущие ряды бездомных ветеранов, ночующих у чужих дверей или под мостами. Хотя даже это предпочтительнее, чем быть объектом благотворительности.

Брим остался в очереди и стал двигаться с ней. Почти все, что у него имелось, было на нем, и он не мог себя принудить вернуться домой. В конце концов он вошел в сравнительно теплое, но крайне убогое помещение. На облупленных стенах висели голоплакаты, рекламирующие лайнеры МГЛ. Один из них, расположенный под голой лампочкой и изображающий город с целой сетью каналов, возвещал:

Авалон — Азурн

Корабль «Одиссей»

Отправление каждые две недели.

Заблаговременно покупайте билеты

На

ГОНКИ МИТЧЕЛЛА

В Магеллане, столице Азурна

Брим стиснул зубы. Гонки Митчелла. Вместо плаката перед ним вдруг возникла обнаженная Марго — она спала с Ла-Карном и зачала от него ребенка после покупки у «Горн-Хоффа» машин, предназначенных для участия в этих самых гонках!

— Послушайте, мистер, — обратился к нему человек за ободранным письменным столом, — время всем нам дорого. Ваш космический стаж? — У клерка был жирная ряшка, и он носил полувоенную форму Межгалактических Линий. Он сильно потел в своем теплом кителе, близоруко вглядываясь в допотопный компьютерный дисплей.

— Двадцать два года, из них почти пять во Флоте, — ответил Брим, стараясь не смотреть на плакат. Он рано начал летать, даже для карескрийца.

Толстяк, скорчив фимасу, поднял на него глаза.

— Даже если допустить, что я вам поверю, какого рода работу вы ищете?

Брим заставил себя сосредоточиться. Что он, собственно, умеет? Пилотов в таком месте, конечно, нанимать не станут.

— Скорее, мистер, — поторопил клерк. — Думайте быстрее или пропустите следующего. — Он вытер нос толстым пальцем.

— Грузчиком могу быть, — пробормотал Брим. До того, как он выучился летать на опасных рудовозах, обеспечивших ему допуск в Академию Космогации, Брим занимался физическим трудом.

— Грузчики. — Толстяк забарабанил пальцами по клавиатуре. — Вам повезло: есть пара мест на корабле «Процветающий» — большой лайнер, отправляется сегодня вечером на Гадор-Гелик, в город Аталанту. На вид вы парень крепкий — им должны подойти. Но в МГЛ вы прежде не служили — по крайней мере не под фамилией «Брим». Поэтому вам дадут дополнительную работу на камбузе.

Брим подумал немного: по крайней мере у него будет сухое, теплое место для ночлега. Если исходить из нынешних обстоятельств, уровень его жизни даже улучшится.

— Да шевелись же, Брим. Там снаружи стоят люди, которые возьмут эту работу не раздумывая.

— Согласен, — сказал Брим.

— Где ваши вещи? — спросил клерк. — Вам нужно будет отправиться со следующим катером.

— Все мое при мне, — ответил Брим.

— Хорошо, — толстяк снова склонился над пультом, — все в порядке. Запомните: вы нанимаетесь в оба конца, и существуют законы, запрещающие покидать корабль в середине рейса. Никто не станет обеспечивать вам бесплатный проезд в Аталанту, сколько бы рабочих рук там ни требовалось в связи с восстановлением города, ясно?

— Ясно, — сказал Брим — ему не терпелось отправиться хоть куда-нибудь.

Почти весь следующий метацикл он провел в грязной, засиженной мухами конторе МГЛ, стараясь не смотреть на плакат и не думать об открытой ране, нанесенной ему Марго. В этом ему помогало заполнение тысячи и одной анкеты, требуемых для работы на космических линиях Империи. Затем он получил нагрудную табличку с надписью «НОВЫЙ РАБОТНИК» и вышел на холодную набережную. Перед тем как явиться на пирс, он должен был сделать еще одно дело.

Потратив последние кредитки на электронную почту, он послал краткое сообщение (текстовое, самое дешевое из всех возможных) по адресу, который дала ему Марго для подобных оказий.

Дорогая Марго,
Вилф

Прошлая ночь доказала со всей очевидностью, что я должен наконец начать новую жизнь, чтобы сохранить право смотреть тебе в лицо. Пожалуйста, верь что у меня все хорошо, что моя любовь к тебе неизменна и когда-нибудь я обязательно вернусь. Позаботься о себе так, как заботился бы о тебе я, будь это в моих силах.

С любовью,

Через два метацикла он уже стоял на обледенелой палубе катерка, скользящего по краю колоссального гравибассейна, где помещался «Процветающий», знаменитый лайнер МГЛ. На большой высоте виднелся конический нос корабля, а чуть пониже — искаженная перспективой внушительная надстройка. Звездолет, полностью переделанный после войны, сверкал ослепительной белизной, на мостике выделялась яркая эмблема МГЛ. Когда Брим видел его в последний раз, его одевали в темную военную броню, а сам Брим отправлялся на Азурн, в свою первую планетную экспедицию.

Катер причалил к самой нижней платформе, и Брим, задрав голову, увидел, как пассажиры поднимаются на борт по эскалаторам внутри стеклянных, украшенных позолотой шахт. Ежась от ледяных брызг, он подумал: чем же таким надо заниматься, чтобы позволить себе такую роскошь в мирное время? И пожал плечами: ему источники их благосостояния все равно недоступны.

— Ну-ка, ребята, — гаркнул крутой офицер МГЛ из грузового лифта, — заходите попарно сюда. У нас тут много работы для вашего брата.

Прежде чем ступить на скользкую платформу, Брим еще раз задрал голову, чтобы взглянуть на высокий мостик иралах в ста пятидесяти над собой. Но тут он получил тычок в бок и увидел рядом двух офицериков — лощеных, щеголеватых, какими часто бывают офицеры из нелетного состава. Один из них помахивал стеком.

— Чего вылупился, матрос? Проходи живее — на этот мостик ты попадешь разве что со шваброй в руках. — Офицер посмеялся собственной шутке.

— Это верно, — поддержал другой. — Ты что, пилотом себя возомнил?

Рокот и гул, предвещающий посадку, стоял в ушах Брима, который что есть мочи бежал по направлению к кубрику. Он ушел с камбуза последним, потому что должен был прибрать вокруг сливных люков и мусородробилки. Гигантские гравигенераторы уже урчали на холостом режиме — Брим знал, что их того и гляди переведут на задний ход и у него осталось всего несколько циклов, чтобы пристегнуться. Сейчас здесь всем чертям тошно станет.

— По местам! — загремело из динамиков. — К посадке готовьсь!

Пробегая мимо иллюминатора, Брим увидел краешек знакомого городского пейзажа. В этот самый миг пилот десятью палубами выше включил модификаторы полета и увеличил градиент силы тяжести. Брим слишком хорошо знал, что за этим последует, но ничего не мог поделать, кроме как приготовиться к неизбежному. В следующий момент могучий поток гравитронов, прокатившийся по коридору невидимой волной, швырнул его на металлический пол и треснул головой о переборку. Перед глазами заплясали искры, а после навалилась чернота.

Очнулся он от того, что кто-то больно дергал его за руку — офицер, что ли? Перед глазами все плыло.

— Вставай, лодырь хренов, — гремело расплывчатое видение. — Благодари свою счастливую звезду, что не убился при посадке! Живо вали на свой пост!

Оглушенный Брим взгромоздился на ноги и побрел по коридору, придерживая гудящую голову руками. Чувство было такое, будто ему вышибло мозги метеором.

— Эй, матрос, — окликнул сзади офицер, — следи за собой получше. От тебя несет, как от мусорного бака.

Брим стиснул зубы, продолжая ковылять своей дорогой, и в десятитысячный раз напомнил себе, что взялся за эту работу по собственной воле. Да и погрузка багажа, которой он занимался почти полностью первые два дня, — нормальная, честная работа. Ему даже понравилось. Но когда он наконец расставил по местам тысячу и один чемодан, его тут же отрядили на необъятный корабельный камбуз в качестве уборщика. После этого каждый свой рабочий метацикл он имел дело с мусором всякого рода, консистенции и запаха — порой даже погружался в него по колено. Слово «невыносимо» лишь в слабой степени отражало то, чем был для него остаток рейса.

Теперь Бриму стало ясно, почему уборщиков всегда недостает. Бедняги либо поскальзываются у сальных люков и следуют за тем самым мусором, который выбрасывают, либо разбиваются в лепешку, не успев пристегнуться при взлете или посадке.

Миновав очередной иллюминатор, он нахмурился. За колоссальным боком «Процветающего» зажигались вечерние огни Аталанты — города, который Брим когда-то помог спасти. Он окинул взглядом городской холм, уже сливающийся с темным небом. Даже в сумерках было видно, что город после двух с лишним лет еще не залечил боевые шрамы, и многочисленные новостройки бросались в глаза — там и сям торчали краны.

Тянуть больше нечего, сказал себе Брим. Не может быть, чтобы в городе не нашлось работы при таких-то масштабах строительства. И не важно, какого сорта эта работа: самая тяжелая, по определению, все-таки лучше, чем чистить помойные люки. Собственно говоря, Брим принял это решение после первого же дня в должности уборщика.

Глянув через плечо, он убедился, что коридор пуст, и повернул туда, куда направлялся с самого начала: в кубрик. В голове у него складывался план — тот самый, что уже сослужил ему службу во время войны, когда Брим оказался на вражеском корабле.

* * *

В неприглядном помещении, где Брим спал, было почти пусто — но хотя большинство матросов разошлись по своим местам, здесь все-таки стоял тяжелый запах натруженных, немытых тел. Брим быстро разделся и облачился в то, что было на нем в день отлета. Поверх он натянул единственную чистую робу МГЛ, которая имелась у него в запасе. Потом небрежно скомкал одеяло на своей койке и направился в багажный трюм.

По дороге он завернул в отсек с табличкой «Багажное отделение». Деловой походкой он прошел мимо четырех офицеров — трех мужчин и женщины, — которые сидели перед экраном, явно настроенном на один из каналов Аталанты. Брим, даже не взглянув, что показывают, направился к стеллажу с логопланшетками — обязательной принадлежности любого, кто занимается инвентаризацией или исполняет заказ. Выбрав себе ветерана, проделавшего несколько сотен трансгалактических рейсов, Брим быстро стер текст и вышел — опять-таки незамеченным, а после припустился рысью по коридору.

Дойдя до люка в багажный трюм номер четыре, где ему следовало находиться по расписанию, Брим заглянул внутрь, опасаясь напороться на инспектора, убедился, что путь свободен, и нырнул в лабиринт стеллажей, где ждали выгрузки чемоданы. Выбрав большой, дорогой на вид кофр, Брим спустил его на пол, включил транспортное устройство, вызвал на дисплей планшетки бланк «Доставить лично» и проставил в нем регистрационный номер чемодана. Потом с росчерком расписался на бланке «Питер Мейсон» — он сам не знал, откуда взял это имя, — и как ни в чем не бывало зашагал через багажную палубу, ведя за собой чемодан.

По дороге к выходу для персонала Брима допросили не менее пяти бдительных должностных лиц. Четверых он миновал, предъявляя планшетку — никто даже не читал, что написано.

Однако на пятом, с двумя нашивками, дело застопорилось. Он не только взял у Брима планшетку, но и внимательно прочел ее. Дойдя до подписи «Мейсон», он нахмурился, явно припоминая, кто это может быть.

— Кто такой Питер Мейсон, матрос? — осведомился он с брюзгливо-подозрительным выражением на узком лице. Он хорошо выглядел для человека на седьмом десятке, и в его рыжей шевелюре не было ни сединки. На руке у него красовалось большое кольцо КМГС с ярким камнем.

У Брима пот выступил на лбу. Может, этот Питер Мейсон в самом деле существует?

— Не знаю точно, сэр, — ответил он, прикидывая, на какой бы струне сыграть. — Я увидел четыре нашивки у него на рукаве и решил, что дальше разбираться не стоит. Он велел вынести чемодан наружу, а зачем — не мое дело.

— Четыре нашивки, говорите?

— Так точно, сэр. Я не очень-то разбираюсь в МГЛовских званиях, но, по-моему, с людьми такого ранга лучше не спорить. У него и вид суровый…

— Ясно. — Офицер, нахмурясь, поразмыслил еще немного — все это время Брим напоминал себе, что нужно дышать, — и вернул планшетку назад. — Выполняйте, матрос, — неохотно вымолвил он, — да не бездельничайте, возвращайтесь сразу.

— Есть, сэр. — Брим приложил руку к виску и бегом понесся по коридору, а чемодан полетел за ним. — Вам не придется видеть, как я бездельничаю на борту этого корабля, сэр, — пообещал он через плечо и помчался вниз по трапу, перескакивая через две ступеньки.

Еще несколько циклов — и он добрался до служебного люка. Снаружи ярко-желтые лампы Карлесона освещали длинные крытые сходни. Свобода ждала его в какой-нибудь сотне иралов, но оставалось последнее препятствие: сторожевая будка, обойти которую было нельзя. Брим, собрав всю свою отвагу и наглость, двинулся к выходу.

Охранник, высокий костлявый детина с туповатым взором, бугристым носом и выпирающей челюстью, по которой так и хотелось двинуть, вел по дисплею оживленную беседу с потрепанного вида женщиной, чьи обильная косметика и фантастически зеленые веки выдавали представительницу древнейшей профессии. Не прерывая диалога, охранник выставил из окошка начальственную длань и загородил Бриму дорогу.

— Спешное дело, офицер, — громким шепотом оповестил его Брим. — Уже пять кликов, как этот багаж ждут у люка пятьдесят один. Какую-то дамочку будто бы застали в постели не с тем мужиком… — Брим взмахнул своей планшеткой. — Видите? Ярлык на чемодане соответствует.

Пульт в будке сердито заверещал. У Брима упало сердце, а охранник вытаращил глаза на дисплей.

— Я про себя таких слов никому не позволяю говорить — а уж тебе и подавно, шлюха!

Та ответила шумно и неразборчиво, между тем как охранник, не находя слов от ярости, смотрел на Брима невидящим взором.

У Брима душа ушла в пятки, и он опять помахал перед стражем планшеткой, шепча театрально:

— Я спешу.

Охранник махнул ему рукой и излил по селектору поток брани. Брим, не слушая, снова обогнал чемодан — так не терпелось ему убраться со служебной территории МГЛ. Через пять циклов его желание исполнилось.

Он чувствовал себя немного виноватым, но надеялся, что похищенный чемодан скоро найдут и вернут владельцу. Брим оставил его вместе с форменной робой за огеттовой изгородью в людном порту и теперь поднимался на холм вдоль одного из трамвайных путей. Эти каменные желобки пересекали весь город, и трамвайные вагончики сновали по ним в обоих направлениях с устрашающей быстротой. Когда между ним и МГЛ осталось не меньше пяти кленетов, Брим свернул в старую часть города и укрылся от вечерней весенней прохлады на крыльце какой-то лавки. Время от времени он постукивал зубами, но не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. Он словно домой вернулся.

* * *

Он проснулся, когда большая звезда Гадор разукрасила горизонт Гелика красными и пурпурными полосами. Маленькие местные кораблики жужу, слетая с ночного неба, садились на воду. Маяк указывал им путь. Аталанта! Брим снова проголодался и отдал бы многое за чашку горячего кф'кесса. Зато он был свободен — за одно это стоило проделать чуть не доконавший его рейс.

Со своего места на холме он видел весь гражданский порт и громадный корпус «Процветающего» — лайнер стоял в обширном гравибассейне у канала, среди многочисленных складов и причалов МГЛ. Мириады позиционных огней и люков светились, как маленькая галактика. Брим покачал головой: красавец, одно слово. Он влюбился в этот корабль еще несколько лет назад, когда впервые его увидел, и горький матросский опыт ничего не изменил. Тех, кто любит звездолеты и сами звезды так, как Брим, не так-то легко обескуражить.

Наверное, портовые власти уже объявили розыск. Скоро он как беглый украсит своей фамилией стены полицейских участков в дюжине портов Империи. Но тем скорее всего дело и ограничится: пропажа одного из уборщиков не столь уж невосполнима. Кроме того, МГЛ еще и заработали на нем — матросам платят только по возвращении. Он отработал свой проезд — это честная сделка. В придачу они могут оставить себе весь свой мусор.

Один из миллиона городских боекотов потерся о его ноги, и Брим вспомнил, как впервые увидел этот город два с лишним года назад. Власти Аталанты многое успели восстановить после отражения последнего штурма Лиги. Брим повсюду видел новые черепичные крыши — красные, коричневые, оранжевые и зеленые, новые стены рядом со старыми и купола, залатанные новым блестящим металлом. Но, как он заметил еще вечером, многие раны до сих пор остались не залеченными — на его космический глаз, их было даже больше, чем залеченных. Город изобиловал пустырями, грудами щебня, выбитыми окнами и обгоревшими остовами зданий. Быть может, самым разительным напоминанием о жестокой битве за город служил пустой утес, где некогда стоял монастырь градгроут-норшелитов. Брим с почтением вспоминал его громадный шпиль в форме языка пламени и девиз над массивным порталом:

В разрушении возрождение.

Лишь через истину лежит путь к силе.

Когда первые лучи Гадора окрасили оплавленную верхушку утеса в коралловый цвет, Брим увидел там леса и начатую постройку огромной круглой стены. Он кивнул, улыбаясь. Значит, градгроуты уже взялись за восстановление своего знаменитого храма. Братья никогда не боялись разрушения — Брим знал это по опыту.

А вот его жизнь изменилась в корне. В былые времена градгроутский монастырь интересовал его, даже интриговал. Теперь его интересует совсем другое: чем бы наполнить пустой желудок и где бы переночевать. Брим посмотрел через гавань на флотскую базу, где как раз поднимался над заливом легкий крейсер. Даже издали Брим распознал в нем звездолет класса «Возмездие». Корабль с ревом устремился в небо, и по спине у Брима пробежал холодок. Множество воспоминаний связывало его с этим обширным флотским комплексом — и он не мог отделаться от них, несмотря ни на что. Особенно дорога была память о Клавдии Вальмонт, прекрасной интендантке, бывшей ему другом и дарившей ему любовь, когда К.И.Ф. «Непокорный» возвращался в порт приписки Аталанту. Брим усмехнулся уголком губ, глядя, как Гадор постепенно озаряет гавань. Даже теперь ему трудно определить, кем стала для него Клавдия — другом, любовницей или чем-то большим — в те первые безумные месяцы после свадьбы Марго. Одно несомненно: она была первейшей кухаркой в известной ему Вселенной. У него и теперь текли слюнки от воспоминаний о ее стряпне.

Клавдия тоже ушла из его жизни — он сам так захотел. Он просто перестал отвечать ей, когда понял, что его дела в Авалоне не сулят ничего хорошего. Утрата ее искрящихся бодростью писем была высокой платой за гордость, но лучше уж так, чем дать ей понять, какой крах он потерпел на гражданке.

Поразмыслив еще немного, Брим сунул руки в карманы и зашагал вниз с холма — на этот раз к старой припортовой части Аталанты, где думал поискать работу. Быть может, когда-нибудь он еще решится увидеться с Клавдией — но не раньше, чем утвердится немного в этой новой послевоенной жизни, которая так долго его отвергала.

* * *

Меньше чем через полметацикла быстрой ходьбы он оказался в полузнакомой путанице темных улочек и мутных каналов, где стояли ветхие дома из древнего кирпича и камня. Воздух насыщали таинственные и узнаваемые запахи товаров, свезенных со всей галактики. За булыжником и мерцающими трамвайными путями виднелся старый склад, где когда-то висела фиктивная вывеска Космоспасательной Службы Со Скидкой. Это здание, теперь необитаемое, тогда служило штабом одной из самых блестящих за всю войну разведывательных операций. Брим получил за нее Императорский Крест — и вот теперь старая развалина сама напомнила ему о себе.

Брим осмотрелся. Если он собирается найти работу, то лучше всего начать отсюда. Даже в этот ранний час улицы здесь кишели прохожими, явно спешащими по делам. Интересно, чем они занимаются? Раньше, насколько он помнил, в Аталанте так одевались рабочие: мешковатые штаны или широкие юбки с яркими рубашками и блузами. Верхней одеждой служили широкие куртки или безрукавки с высоким воротом. К этому часто добавлялись пестрые шляпы и богато разукрашенные передники различных гильдий. Веселый, яркий народ эти аталантцы. Брим помнил это и стремился как можно скорее стать одним из них. Помимо всего прочего, КМГС так и не обрел большого влияния в этом пострадавшем от войны городе. Здесь люди понимают, что без силы не обойтись.

Работу здесь скорее всего нужно искать на стройке, решил Брим, глядя на новый дом, растущий в нескольких кварталах от него. Там люди точно нужны, даже если строительство идет вполовину так быстро, как кажется. Но куда обращаться, вот вопрос? Брим уже миновал три заведения, смахивающие на конторы по найму. Они повсюду одинаковы — на Авалоне, в Аталанте, даже на Карескрии. Вся беда заключалась в том, что он с трудом изъяснялся и совсем не умел читать и писать на галасийском диалекте, которым пользовались местные жители. И это оказалось серьезным препятствием. Брим убедился, что на языке жестов о работе не столкуешься: он побывал в каждом из агентств и нигде ничего не добился. Если бы он только мог заставить себя разыскать Клавдию! Она бы ему помогла — он знал, что помогла бы. Но гордость была единственным, что у него осталось, — он не мог отказаться заодно и от нее.

За несколько следующих метациклов он нашел еще два агентства по найму и добился там не больше, чем в других. Каждый раз он выходил на улицу совсем убитый — и все более голодный. Утро тем временем переходило в день. Остановившись перед каким-то кафе, чтобы сориентироваться, он вдохнул восхитительный аромат свежезаваренного кф'кесса, и у него потекли слюнки. У него давно уже не было и маковой росинки во рту.

Брим нахмурил брови. Через улицу от кафе находилась одна из градгроутских миссий, которых в Аталанте было пруд пруди. Как это он раньше о них не подумал? На войне он часто имел дело с монахами этого ордена и ни разу не встречал ни одного, кто хотя бы немного не говорил по-авалонски. В то время он над этим не задумывался. Офицеру Имперского Флота все равно, кто на каком языке говорит. Тогда он был таким большим человеком, что в собственных бриджах не помещался, и не усваивал того, что могло бы пригодиться в будущем. Ничего — такие уроки даже полезны, если он хочет вылезти из дыры, в которую загнала его жизнь.

Перебежав через оживленную улицу, Брим толкнул дверь и оказался в простором круглом помещении. Он улыбнулся. Все здесь странным образом напоминало и погибший градгроутский монастырь, и орбитальные форты, сыгравшие столь важную роль в спасении Аталанты.

Однако в этой скромной миссии у канала все было лишь иллюзией, которую создавала умелое применение голопанелей. На полу размещались блестящие кольца Разрушения, Возрождения и Истины, а столб света, означающий Силу, опускался от линзы в потолке к центральному кругу, где круглый письменный стол замещал драгоценный конус подлинного храма. Но все это, кроме стола и сидевшего за ним человека, было голограммой.

За столом сидел дородный монах с курчавой черной бородой, закрывающей пол-лица. Его нос напоминал мясистый клюв, темные глаза смотрели испытующе. У него был вид человека, который навидался в галактике немало всего: и хорошего, и дурного. На нем было длинное багровое одеяние градгроут-норшелита, а в руке он держал дымящуюся кружку кф'кесса, от запаха которого Брим чуть на стену не полез. Монах приветливо кивнул и сказал что-то, чего Брим не понял.

— Тут… кто-нибудь говорит по-авалонски, отец? — нерешительно спросил Брим.

— Я говорю на многих языках, молодой человек, — ответил монах на безупречном авалонском — так говорили только при дворе Императора. — Добро пожаловать в миссию на Можжевеловой улице. Я отец Ампс, к вашим услугам.

— Б-благодарю вас, — пробормотал Брим, не в силах отвести глаз от кружки.

— Чем я могу вам помочь? — помолчав, спросил Ампс. — Чашечку кф'кесса, быть может? Брим сглотнул и сказал:

— Хорошо бы. — Собственные просительные интонации удивили его. Скоро он уже прихлебывал обжигающе-горячий, приторно-сладкий напиток, и это напомнило ему мостик военного корабля — в долгие метациклы боя он жил практически на одном кф'кессе. — Спасибо, отец, — тихо сказал Брим. — Вы не имеете представления, как это вкусно.

— Может, и имею. — Взгляд Ампса на миг сделался отсутствующим. — Когда-то, в другой жизни, мне приходилось голодать. Так чем же я могу вам помочь, мистер…

— Меня зовут Брим, отец. Вилф Брим. И я ищу работу. — Он выбрасывал из себя слова так, будто они его отравляли. — Мне нужна работа, чтобы есть, — но я недостаточно знаю галасийский, чтобы объясниться.

— Не стану спрашивать, как вы попали в Аталанту, — мягко сказал Ампс, — но, полагаю, вы недолго здесь пробыли.

— Весьма здравое рассуждение.

— И когда же вы ели в последний раз?

— В подаянии я не нуждаюсь, святой отец. Предпочитаю сам зарабатывать на жизнь. И чем скорее я начну это делать, тем скорее смогу поесть.

— Вы не ответили на мой вопрос, молодой человек. Когда вы ели в последний раз?

— Давненько, — признался Брим. — Но это не важно. Что мне нужно, так это…

— Я понимаю — но вам будет еще труднее найти, что вы ищете, если вы будете постоянно думать о еде. — Монах достал из стола коробку с шоколадными батончиками. — Угощайтесь, Вилф. А потом мы попробуем найти агента по найму, который говорил бы по-авалонски.

Брим запротестовал было, но монах жестом остановил его.

— Можете считать себя должником ордена, — усмехнулся Ампс. — Вряд ли этот расход окажется роковым для нашего бюджета, учитывая даже строительство, которое мы ведем. Это входит в обязанности норшелитов, — уже серьезно добавил он. — Одни из нас несут службу в орбитальных фортах, другие проповедуют, третьи, как я, оказывают помощь своим ближним. Но все мы служим ордену, каждый на свой лад.

— Но я-то не градик… — начал Брим и тут же спохватился.

— Я вижу, что вы не градик, — усмехнулся Ампс, повторив жаргонное словечко Брима. — Зато я догадываюсь, что вы были офицером Имперского Флота, а теперь остались не у дел. И если продолжать угадывать, то я сказал бы, что вы сбежали с корабля «Процветающий», совершившего здесь посадку вчера вечером.

В груди у Брима шевельнулась тревога. Неужели он угодил в ловушку МГЛ? Он Напрягся и стрельнул глазами в сторону выхода.

— Успокойтесь, мой мальчик, — хмыкнул Ампс. — Будь я на жалованье у МГЛ, вас уже вели бы обратно на корабль. Присядьте-ка вот сюда, за стол, и съешьте пару батончиков. А пока вы будете их есть, я постараюсь устроить вас на работу. Если вы не возражаете поработать на стройке, трудностей в нашем городе у вас не будет.

Брим посмотрел монаху в глаза и решил, что может ему довериться.

— Не возражаю — еще мягко сказано, отец мой, — заверил он.

Ампс засмеялся, глядя, как Брим приканчивает третий батончик.

— А вы и правда здорово проголодались, Вилф.

— Мне уже легче, отец, — усмехнулся с набитым ртом Брим.

— Вот и ладно. Суньте еще несколько штук в карман и гляньте вот сюда. — Монах развернул свой дисплей к Бриму. — Контора этого агента находится кленетах в десяти отсюда, по ту сторону холма. Я дам вам денег на трамвай. Можете вернуть их через любой ящик для пожертвований — когда дела у вас пойдут на лад. Только не вздумайте кидать туда шоколадные батончики. Летом у нас слишком жарко — хороши они будут, когда растают.

* * *

Через два метацикла Брим уже сидел перед крепышом в зеленой клетчатой рубашке и светло-коричневых брюках из похожего на парусину материала. Длинные рыжеватые волосы он завязывал на затылке черной ленточкой, имел сильный подбородок, нос картошкой, лохматые оранжевые брови и водянистые зеленые глаза, которые так и впивались в собеседника. Табличка на его столе гласила:

АРДЖИЛ С. БИВЕРТОН,

АГЕНТ ПО НАЙМУ

— Кто вы по профессии, Брим — то есть кем были раньше?

Брим безнадежно пожал плечами:

— Я космический пилот.

— Гм-м, — насмешливо протянул Бивертон, — мы еще не записывались на Гонки Митчелла, но, когда запишемся, вы нам, безусловно, понадобитесь.

— О большем я и не прошу, — буркнул Брим. Как видно, ему уже никуда не деться от этих треклятых Гонок Митчелла и от воспоминаний о беременности Марго и о своей мужской несостоятельности. Он принудил себя вернуться к настоящему. — А не найдется ли для меня, случайно, еще какого-нибудь занятия? — спросил он, выдавив улыбку.

Агент сверился со своим компьютером.

— Ну что ж — на строительстве у нас столько вакансий, что и за миллион лет не заполнить.

Гравигрузовик, к примеру, когда-нибудь водили? Я мог бы дать работу хоть сотне водителей. Брим воспрял духом.

— Как же! Я гонял на них еще мальчишкой. Куда мне явиться?

— Я, наверное, не так выразился, — нахмурился Бивертон. — Мне следовало бы спросить, есть ли у вас права на вождение гравигрузовика.

— Права? У нас дома для этого никаких прав не требовалось.

— Здесь они, к сожалению, требуются. Гильдия неукоснительно соблюдает свои правила.

— Гильдия… — повторил Брим. — Как я понимаю, вопрос о гравигрузовиках отпадает.

— Ничего, другой работы тоже хватает. Имели когда-нибудь дело с синтетической черепицей?

— Боюсь, что нет.

— А прорабом пойдете?

— Н-нет.

— Плотничные и столярные работы?

— Это уже ближе, но…

— Стекольщиком?

— Нет.

— Угу. А как насчет садового дела?

— Ну…

— Ясно. С опытом у вас неважно.

— Я могу управлять всем, что движется.

— Без выданных гильдией прав не можете. А гильдия требует, чтобы кандидат проработал здесь не меньше года. Вы же, как я понял из разговора с братом Ампсом, у нас недавно.

— Да, верно.

— Ага… — Бивертон задумался и щелкнул пальцами. — Держу пари, вы запросто освоите лучевой бур. Знаете, такая клетка размером с масляный цилиндр, с рукоятками сверху и по бокам. Внутри у него катодная спираль-инжектор и усилительная кольцевая трубка. Ими режут траншеи под фундамент в узких местах — вместо того чтобы взрывать.

Брим нахмурился. Он не слишком разбирался в строительной технике, но любой мальчишка, выросший рядом с рудником, знает, что лучевой бур производит больше шума, чем сверхновая, вспыхнувшая в ста иралах от тебя.

— Знаю, — сказал он наконец. — Питание они, кажется, получают от портативного беатрона, который помещается на грависалазках.

— Точно. Одно с другим соединяет такой толстый кабель. — Бивертон отвел глаза от дисплея. — Самая грязная, тяжелая и шумная работа из всех возможных. Гильдии бурами не занимаются — слишком опасно. Но платят хорошо, если вы сможете вынести пыль и шум — ну и не убьетесь сразу.

— Хорошо, говорите?

— Куда деваться. Иначе и вовсе никто не пойдет. Вон сколько вакансий.

— Мне это подходит, — в приступе внезапного озарения сказал Брим. — Похоже, это самое я и искал.

* * *

Голый до пояса Брим стоял под полуденным солнцем, вытирая лоб большим красным носовым платком (который теперь всегда носил с собой). Над головой возмущенно вопили морские птицы, потревоженные грохотом тяжелых строительных машин. Стройка, где он работал сейчас, располагалась около гавани, недалеко от базы Имперского Флота. Сквозь клубы пыли до Брима часто долетал свежий запах моря. Пыль скрипела у него на зубах весь рабочий день.

Рядом прорабы в ярких желто-зеленых цветах своей гильдии измеряли угол, который он только что пробурил в скале под фундамент правительственного здания. Брим полагал, что неплохо справился со своей работой, несмотря на тесноту. Углы труднее всего — они требуют ювелирной точности, а этот особенно, из-за не правильной формы будущего здания.

Отдыхая, Брим улыбнулся — не без некоторой доли превосходства. Строительная компания специально пригласила его для этой работы. Управление громоздкой машиной оказалось плевым делом для человека, привыкшего водить аппараты размером со звездолет, и Брим быстро прославился как лучший бурильщик. После пяти месяцев тяжелого труда он снял себе постоянное жилье, прилично — для рабочего — зарабатывал и вновь обрел отменную физическую форму, которую поддерживал во Флоте. Он даже вносил небольшую еженедельную лепту в ящики для пожертвований — в городе они стояли на каждом углу.

Брим поднял глаза. Черный эсминец снялся с залива и круто ушел в небо над стройкой, Его многочисленные башни и антенны отчетливо прорисовывались на яркой синеве. Он поднялся еще недостаточно высоко, пролетая над Бримом, и тот через гиперэкраны мостика увидел пилота. У Брима захватило дух, когда земля содрогнулась от рева тяжелых гравигенераторов, и он долго еще смотрел вслед кораблю, пока тот не скрылся из глаз.

Чуть повыше, на краю котлована, стояли пестро одетые люди, пришедшие поглядеть на стройку в свой обеденный перерыв. С базы, наверное, подумал Брим. Он уже привык к публике — стройка почему-то всегда привлекает зевак.

— Угол вышел на славу, как всегда, — объявил старший прораб, оторвавшись от окуляров своего прибора. — Можете начинать следующий, когда вам будет удобно.

Брим кивнул и взвалил свой бур на плечо.

— Благодарствую, — подмигнул он. — Увидимся на этом самом месте через метацикл. — Он повел грависалазки с беатроном через котлован, где был размечен следующий угол, и тут ему показалось, что кто-то зовет его по имени.

— Вилф! Вилф Брим!

Он растерянно оглянулся на толпу зрителей. Вряд ли кто-то может знать его в Аталанте, кроме Клавдии Бальмонт.

Брим прикусил губу. Да, это она — в короткой желтой пелерине, подчеркивающей пышную грудь, тонкую талию и красивые ноги. Она махала ему из-за пыльной прозрачной загородки для зрителей — маленькая фигурка с длинными, почти до талии, каштановыми волосами. На долю клика ему показалось, что она здесь, рядом с ним, и буря чувств стеснила его грудь.

— Вилф! Это ты? — кричала она, улыбаясь во весь рот.

Брим застыл на месте, крайне злой на себя самого. Допрыгался! Мог бы сообразить, что, работая так близко от базы Флота, он непременно на нее наткнется. С горящими от стыда ушами он отвернулся, как будто в первый раз видел эту женщину. Потом спрятал лицо за буром и поплелся дальше, таща за кабель беатрон. Эта роскошная женщина, занимавшая видную должность на базе, любила его, когда он был первым пилотом легкого имперского крейсера. Что она подумает о нем теперь?

Дойдя до места работы, он сразу же врубил беатрон, чтобы не слышать за его воем голос Клавдии. Бур вошел в скалу, и Брим сосредоточил все свое внимание на работе. Он вкалывал без передышки, пока совсем не обессилел. Когда он выключил свой агрегат, Клавдия уже ушла.

Он чуть не уморил себя, чтобы закончить свою часть работы к концу дня, и поклялся, что никогда больше не станет бурить так близко от базы. Для него Вилф Брим умер — временно, возможно, но все-таки умер. Он твердо решил избегать всех, кого знал по прошлой жизни, пока не вернет себе хотя бы часть былого престижа.

* * *

Когда комиссия приняла последний угол, Брим отключил беатрон, свернул кабель, поставил бур в гнездо на грависалазках и потащил их к выезду для транспорта, чтобы отвезти на новое место работы.

Да, работа по договору — вот что самое лучшее в его новом существовании. Раньше он никогда не работал на вольных хлебах, без начальника. А теперь люди сами ищут его, и он заключает контракт, как выгодно ему, а не начальнику. Это хорошая жизнь, и вместе с премиями он зарабатывает даже больше, чем когда был пилотом.

Осмотрев напоследок беатрон и бур, которые брал напрокат, Брим натянул рубашку и пошел через пыльный котлован к проходной, где стоял древний гравицикл, купленный им в этом месяце. Это была его первая личная машина за все тридцать восемь лет, и Брим прямо-таки гордился ею — особенно усиленным двухлучевым генератором, поставленным одним из прежних владельцев. Брим вдохнул морской воздух, мечтая поскорее добраться домой — сегодня он вымотался до предела. Здорово будет принять душ.

Идя к воротам, он никак не мог изгнать из памяти лицо Клавдии. За эти годы он забыл, как она красива, — как забывал и на войне каждый раз, когда они разлучались на пару недель. Он точно не хотел верить собственной памяти. Брим усмехнулся и пообещал себе, что когда-нибудь, поправив немного свои дела, он обязательно увидится с ней снова.

Не успел он выйти из ворот, как из-за угла подсобки появилась Клавдия. Она обняла его за шею и крепко поцеловала прямо в губы.

— Тебя многие ищут, Вилф Брим, — выговорила она, когда они прервались, чтобы глотнуть воздуха.

Захваченный врасплох Брим только и смог выдавить:

— Я н-не знал, что кто-то…

— Врешь, — сказала она, сердито глядя карими глазами, и снова впилась ему в губы.

На этот раз Брим прижал ее к себе и вернул ей поцелуй, так что они оба совсем задохнулись.

Наконец она мягко отстранила его от себя, чтобы разглядеть как следует.

— Вилф, — взволнованно шепнула она, — почему же ты… — И вздохнула. — Да, знаю — потому что ты Вилф Брим. — Она взяла его лицо в ладони, привлекла к себе, и они снова слились в поцелуе. — Вилф Брим, — сказала она позже, высвобождаясь из его объятий, — я начинаю чувствовать знакомое возбуждение, а это не годится.

На миг Бриму показалось, что и он испытывает то же самое. А ведь он старательно отгонял от себя такого рода мысли после последней ночи с Марго. Его охватила мгновенная паника: а что сделала бы Клавдия, обнаружив, что он не может? Нет уж, лучше умереть, чем позволить такому случиться снова. Он уже подыскивал оправдания, чтобы не провожать ее домой, когда до него дошли ее слова:

— Я теперь замужем и не должна…

— Что-что? — перебил он.

— Да слушай же, Вилф. Мне бы очень хотелось пригласить тебя к себе, но я теперь замужем. Этих поцелуев мне достаточно, чтобы понять, что мои чувства к тебе не изменились, и… — Она развела руками. — Все прочее было бы нечестно по отношению к нему — и к тебе. Да и ко мне тоже, — хмуро добавила она, глядя на свои туфельки.

Брим вспыхнул от смущения. Ее слова принесли ему облегчение — и обиду, причем обида, надо сознаться, преобладала. Не то чтобы она хоть когда-нибудь принадлежала ему всецело. Во время их краткого романа она не отказывала своим многочисленным поклонникам, но он по крайней мере знал, что его отличают особо. Он перевел дух и промямлил:

— П-поздравляю, Клавдия, — надеясь вопреки всякой надежде, что его лицо выражает одну только радость. — Я его знаю?

— Вы встречались однажды. Помнишь кабачок Нестерио в Рокоццианском квартале? Мы провели там свой первый вечер — и проговорили чуть ли не всю ночь.

— Конечно, помню, — кивнул Брим, вернувшись в военные годы. — Это было после вечеринки на борту тяжелого крейсера… как же его? Ага, «Неодолимый», — щелкнул пальцами Брим. — Один из самых незабываемых моих вечеров. — Он не кривил душой, говоря это.

Она опустила глаза и улыбнулась странно, почти печально.

— Моих тоже.

— Значит, твой муж там был?

— Кто? — встрепенулась Клавдия, точно вернулась откуда-то издалека.

— Парень, за которого ты вышла, — мягко напомнил Брим, помимо воли взяв ее за руку. — Ты сказала, что мы с ним встречались у Нестерио.

— Ах да, — засмеялась Клавдия, не сразу отняв руку. — За Нестерио я и вышла.

Брим кивнул — это его почему-то не удивило.

— Хороший парень. Он ведь спас тебе жизнь, да? После бомбежки.

— Да, спас, — снова потупилась Клавдия. И все безопасные темы для разговора внезапно иссякли.

После долгого неловкого молчания Клавдия снова посмотрела на Брима.

— Мне пора, Вилф. Но мы обязательно должны остаться друзьями. Дай мне свой адрес. Я свяжусь с тобой — вот только приведу свою голову в порядок.

Брим замер. Как сказать ей, что он не выдержит еще одной встречи, что он стыдится своего теперешнего положения? И вдруг он понял, что ничего говорить не надо. Ей все равно, кто он такой. В разговоре они даже не упомянули об этом — не только ей, но и ему это в голову не пришло. Не успев сообразить, правильно ли поступает, он назвал ей свой адрес, и она ушла — уже без поцелуя.

Он посмотрел, как ее глайдер исчезает за углом. Она водит все ту же престарелую машину, которой пользовалась всю войну. Непонятно, как это они оба выжили при ее манере езды. Упиваясь свежими впечатлениями от ее прекрасного лица, Брим еще немного постоял на месте. Что, если бы он настоял на своем первоначальном решении отказаться от Марго после ее замужества?

Были бы они с Клавдией вместе или нет?

Он тут же отогнал эту мысль. Человек сам выбирает свою дорогу, напомнил он себе, садясь в потертое седло гравицикла, и по ней нужно идти, не оглядываясь назад.

* * *

Чуть больше недели спустя Брим вышел утром из своей квартирки и в свежих предрассветных сумерках направился к гравициклу. Машина вся блестела от росы, и Брим старательно вытер сиденье своим большим красным платком. Делая это, он смахнул пластиковый листок, заткнутый между рулем и приборной доской. Опять реклама. Дня не проходит, чтобы ему что-нибудь не подсунули. И это в гравицикл — что же было бы, имей он, скажем, лимузин?

Гравитационный механизм, как обычно, заедал, а когда наконец завелся, то заработал с перебоями и только спугнул боекота, который поблизости охотился за ночной бабочкой. Генератор чихал и фыркал. Брим слез и заглянул через крохотное отверстие в ионную камеру. Оба плазменных луча, как всегда, совершенно рассинхронизировались. Брим хмыкнул. Погода, что ли, опять переменилась? Эту тачку что угодно может выбить из колеи. Он полез в футляр, взял пару ключей и почти на ощупь подкрутил сначала правый луч, потом левый, пока они не совпали. Ему и не нужно было их видеть — он на слух понимал, что все в порядке. Диспептическая отрыжка сменилась бархатистым урчанием, которое порадовало бы даже содескийского механика. Чертовски славная машинка, довольно подумал Брим, а уж быстрая какая.

Пряча ключи на место, он задел рукой за нагретое ребро охладителя и с ругательством выронил инструмент. Ключ упал прямо на листок с рекламой, которая вблизи на рекламу вовсе не походила. Ни картинки, ни заголовка — просто сложенный вдвое листок, а на нем… Брим включил фару — снаружи стояли инициалы: К.В.Н.

К.В.Н.? Брим распечатал письмо.

Вилф,
Клавдия Вальмонт-Нестерио.

У нас на базе есть вакансия, которая больше подошла бы тебе, чем работа бурильщика, хотя ты и завоевал себе недурную репутацию в строительной сфере — я интересовалась. Это место космонавта-испытателя, и на него требуется человек, умеющий летать на всем, что поступает к нам для ремонта. Пост не из важных, зато работа постоянная — притом это начало.

Если тебя заинтересует, приходи к главному туннелю нашего нового штаба завтра в начале утренней вахты. Не доходя до левого турникета, увидишь дверь с табличкой «Дежурные экипажи». Нажми на звонок для посетителей и назови свое имя. Тебя будут ждать.

У Брима все внутри сжалось от унижения. Этого он и боялся! Он стал объектом благотворительности. Он даже зажмурился, так ему сделалось скверно. Какая нелегкая его дернула дать ей свой адрес? Скомкав письмо, он кинул его в потертый футляр за сиденьем и включил генератор, открыв его на полную мощность еще до того, как сел. Заставляя себя не думать о Клавдии и ее записке, он с грохотом понесся к месту своей стройки. Лучше работать кем угодно, чем принимать милостыню. Особенно от бывшей любовницы.

Однако вскоре он понял, что не может так просто отмахнуться от возможности снова стать пилотом при всех его стараниях думать о чем-то другом. Прошла почти половина стандартного года с тех пор, как он управлял звездолетом, и почти вчетверо больше с тех пор, как он летал на чем-то, что не разваливалось бы на ходу. Если бы он получил это растреклятое предложение лично, а не через Клавдию…

— Осторожно, Брим! — в панике заорал кто-то. — Куда ты лезешь? Где разметка, а где ты!

Вырванный из задумчивости Брим обнаружил, что его бур в опасной близости от фундаментной опалубки.

— Да, отклонился немного, — пробормотал Брим, сгорая со стыда. Раньше с ним такого никогда не случалось.

— Эй, Брим, — окликнул с платформы тощий помятый прораб в ярко-красной рубашке и голубом комбинезоне, — ты в порядке? — У него были скорбные, с мешками, глаза, нос как груша, и во рту не хватало переднего верхнего зуба.

— В порядке, — заверил Брим. — Камень под ногу подвернулся — вот этот. — Он пнул камень рядом с собой.

— Ну-ну, — протянул прораб, поверивший в камень не больше Брима. — Гляди теперь в оба.

Поломаешь опалубку и всю жизнь потом будешь возмещать убыток. Ясно?

— Ясно, — покаянно ответил Брим. — Больше это не повторится, поверьте.

Весь остаток утра Брим следил за буром так, словно от этого зависела его жизнь. Что не мешало ему мечтать о работе пилота весь обеденный перерыв и каждый клик, когда бур не работал. Чем больше Брим думал об этой работе, тем больше желал ее, особенно когда в небе стали появляться все летательные аппараты, известные галактической цивилизации.

Его решимость не продержалась и до конца рабочего дня. В послеобеденные часы он вытер лоб красным платком и подошел к платформе прораба.

— Завтра я не смогу прийти, — сказал он в открытую дверь подсобки.

— То есть как это не сможешь?

— Вот так и не смогу. У меня личное дело.

— Кто же, по-твоему, закончит эту яму? Работы еще полно — и сделать ее способен только мастер-бурильщик. Где я найду другого за такой короткий срок?

Брим кивнул. Этот человек прав — работа по договору влечет за собой определенные обязательства.

— Искать вам никого не придется. Я сам все закончу сегодня — не уйду, пока не закончу.

— Борода Вута, Брим! Гляди сам себя не прикончи. С буром шутки плохи! Я видел, как эти игрушки уделывали за одно утро мужиков и покрепче тебя.

— Ничего, выживу.

— Все может быть — но кто примет твою работу?

— Да кому это надо? Разве я хоть раз напортачил?

— А, Зоркт! Ты не был таким важным, когда намедни чуть не снес опалубку. И потом, порядок есть порядок — всякая работа должна быть принята.

— Ну, это не моя забота. Не хотите, чтобы я доделывал котлован один, — как хотите. Не вам одному нужен хороший бурильщик.

— Ладно… — Прораб почесал седой затылок, и Брим понял, что последнее слово осталось за ним. — А ты что думаешь на этот счет? — спросил прораб пожилого бригадира, сидевшего за компьютером.

— Пусть заканчивает, — ответил тот. — Все будет в порядке, можешь не сомневаться.

Прораб подождал продолжения, но его не последовало.

— Ладно, — сказал он тогда, — давай заканчивай. Но запомни: если напортачишь, я платить не буду, понял?

— Понял, — со смехом ответил Брим. Под палящими лучами Гадора он вскинул свой инструмент на плечо и нажал на пуск. День обещал быть долгим и жарким.