Весьма любопытной развилкой в истории Германии могло бы стать любое из успешных покушений на Гитлера. Но, увы, все они с треском провалились. Говорить о довоенных попытках правых, левых и полусредних не имеет смысла, в этом случае война почти наверняка не началась бы, и сказать что-то определенное о путях развития истории Европы просто невозможно. Единственное, что могло быть реализовано — так это любимая тема ополоумевших от переизбытка патриотизма фантастов: война Единой Европы, а то и Объединенных Наций против СССР, хотя такое было возможно только после неспровоцированного нападения Советского Союза на Польшу и Германию. Негитлеровская Германия войну не развяжет, при всем желании взять реванш за Версаль, а вот про Сталина такого не скажешь. Вспомним, что даже вторжение в Финляндию вызвало крайне резкую реакцию мирового сообщества, если бы к этому времени основные игроки на мировой шахматной доске не увязли по уши в войне, результат мог оказаться более чем неожиданным. Однако даже здесь следует сделать одну оговорку. Это был явно не тот повод, который президент Рузвельт мог бы использовать для

вовлечения Соединенных Штатов в войну, да и американские интересы все это не особо задевало. Впрочем, агитаторы, заходящиеся бешеной пеной при одном только упоминании проклятого Пиндостана, но обучающие своих детишек, конечно же, во всяких там гарвардах и йелях, здесь со мной, разумеется, не согласятся.

Гораздо интереснее варианты успеха покушений, предпринятых в годы войны. Речь идет о покушении фон Трескова 13 марта 1943 года и о знаменитом покушении фон Штауффенберга 20 июля 1944 года.

Прежде всего следует отметить, мягко говоря, осторожность, которую проявляли заговорщики. Не очень понятно, чего они хотели больше — устранить фюрера или, в первую и главную очередь, уцелеть самим. Как ни странно, но почти до самого конца в ставке Гитлера никто офицеров не обыскивал и оружие у них никто не отбирал. Казалось бы, чего уж проще — доставай личный «вальтер», и всю обойму в проклятого диктатора! Так ведь нет же! Почему-то избираются хитрые и ненадежные адские машины, которые закладываются туда и сюда (кстати, без особых проблем! Вот так Гитлера охраняли) и не срабатывают. И ведь не скажешь, что заговорщики люди трусливые, тот же фон Штауффенберг свое мужество на фронте доказал. Или мы имеем дело с достаточно распространенным явлением: вражеские пулеметы — это вещь совсем нестрашная, а вот неудовольствие начальников никак не пережить? Как ни относись к народовольцам, но в марте 1881 года они прекрасно понимали, на что идут, и не колебались. То же самое можно сказать и о Каляеве, убившем великого князя Сергея Александровича. Впрочем, зарубежные покушения также удавались, если исполнитель думал об успехе покушения, а не о гарантиях собственной безопасности. Леон Чолгош, убийца американского президента МакКинли, никак не мог рассчитывать на спасение. Гаврила Принцип, Владо Черноземский или Мехмет Али Агджа тоже не питали никаких иллюзий относительно своей судьбы. А вот германские генералы как-то не рвались восходить на Голгофу. Понятно, что «вальтер» в изуродованной левой руке Штауффенберга будет смотреться дико, но полковник вполне мог взорвать бомбу без всякого замедления. Однако он так не поступил.

Почему мы выбрали именно эти два даты: март 1943 года и июль 1944-го? Потому что стратегическая картина войны, какой она представлялась немецким генералам в эти моменты, различалась кардинально. Итак, март 1943 года. Только что завершилось последнее успешное наступление вермахта, Харьковская операция. Советским войскам нанесен тяжелый удар, хотя немцы очень сильно преувеличивали его значение, ни о каком коренном переломе на Восточном фронте не могло быть и речи. Немцы начали подготовку наступления на Курской дуге, положение на Средиземноморском театре оставалось сложным, но далеко не безнадежным. Сложно сказать, насколько искренним был оптимизм немецких генералов перед последней попыткой генерального наступления, однако он все-таки имел место быть.

И совершенно иная ситуация сложилась к июлю 1944 года. Прежде всего, это разгар операции «Багратион». Советские войска ведут успешное наступление в Белоруссии, Группа армий «Центр» превращена в пыль, фактически перед Красной Армией открылась прямая дорога в Польшу и далее на Берлин. Союзники к этому времени уже высадились в Нормандии, и хотя их первые действия были не совсем удачными, тем не менее Германия получила то, что всегда было кошмаром ее военного командования, — второй фронт. Авиация союзников начинает массированные бомбардировки немецких городов, Битва за Атлантику к этому времени проиграна окончательно и бесповоротно. То есть положение Германии к этому времени стало откровенно плачевным, и в этот момент...

А что в этот момент? Здесь нам придется немного отвлечься от дел чисто военных и попытаться проанализировать роль Адольфа Гитлера в государственном механизме и общественной жизни Германии. И если присмотреться повнимательней, то без труда можно обнаружить, что Третий рейх был государством одного человека. Не первым, к слову сказать, вспомните хотя бы империю Александра Македонского. Она ведь после смерти основателя не просуществовала и трех дней, диадохи сразу перегрызлись между собой, договариваясь, кому что достанется, тут империи и конец пришел. Или та же империя Чингисхана... Заметьте, что обе гнилые демократии поменяли своих правителей в годы Второй мировой войны, однако это никак не повлияло на политику Соединенных Штатов и Великобритании и на действия их армий. А вот Третий рейх, несмотря на наличие официально назначенного преемника — Германа Геринга, все равно оставался государством одного человека. И наличие официального преемника сильно осложняло задачу «вчерашних», так можно назвать, заговорщиков: отставной обер-бургомистр Лейпцига Герделер, отставной фельдмаршал Витцлебен, отставной генерал-оберст Бек. Собственно, единственной крупной фигурой из действующих военных, поддержавших заговорщиков, был командующий оккупационными войсками во Франции генерал Штюльпнагель, который вдобавок оказался единственным, кто начал было активные действия.

Может показаться, что второй из предложенных вариантов совершенно фантастичен, но я бы поостерегся выносить столь категорические суждения. Вспомните, что происходило в Кремле и вокруг него после смерти Сталина. Если бы в этот момент у действующих лиц прямо под рукой оказались бы верные войска, смена диктатора вполне могла вылиться в вооруженную междоусобицу. Ну а про устранение Берия я уже вообще промолчу. Ведь в Москву танки ввели! И только если бы этот «величайший шпион всех времен и народов» не проглядел первый же заговор против себя, если бы его не ослепила самоуверенность, верные ему войска МВД/МГБ вполне могли схватиться с армейскими частями.

Следует также сказать несколько слов о настроениях немецких генералов. Да, они поддерживали Гитлера, особенно в период военных успехов Германии, но нет свидетельств того, что старая аристократия и кадровые военные питали к нему особо теплые чувства. Скорее всего, просто мирились и терпели выскочку ефрейтора. Но когда читаешь нечто вроде: «В конце 1943 генерал фон Тресков попросил фельдмаршала Эриха фон Манштейна, который высоко ценил его как способного штабного работника, перевести его в штаб Группы армий «Юг», рассчитывая на то, что это также поможет ему в организации покушения. Однако Манштейн, зная о ярко выраженных ан-тинацистских взглядах фон Трескова, отказался удовлетворить его просьбу», невольно берет оторопь. Да не был Манштейн ни фашистом, ни антифашистом! Он был всего-навсего германским фельдмаршалом. Зато когда положение Германии пошатнулась, отношение генералов к Гитлеру резко ухудшилось. И уж совершенно смешной выглядит попытка приплести Роммеля к антигитлеровскому заговору. Это бывшего начальника личной охраны Гитлера! Между прочим, ни одного прямого или даже косвенного доказательства его причастности к заговору не имеется. Просто в обстановке паранойи, охватившей Германию после 20 июля 1944 года, малейших сомнений в лояльности хватало для смертного приговора.

Дело в том, что профессиональные военные понимали, что затягивание войны ведет лишь к новым жертвам, но ее исход предрешен, никакие крики о «тотальной войне» и «чудо-оружии» результата не изменят. Однако они в подавляющем большинстве своем предпочитали помалкивать. И если бы Роммель-42, герой Тобрука, услышал о заговоре, не сомневаюсь, он тут же нашел бы способ известить «компетентные органы». Но Роммель-44 предпочел промолчать, как и Клюге-44. В результате простое бездействие привело обоих фельдмаршалов к печальному концу.

Альтернатива-1

Итак, 13 марта 1943 года Гитлер прилетел в Смоленск на совещание в штабе Группы армий «Центр». Причина для этого имелась: немецкие войска под командованием фельдмаршала Моделя только что завершили операцию «Буффель» — отход с Ржевского выступа. Они выровняли линию фронта, и положение на этом участке стабилизировалось. В это же самое время завершилась и другая успешная операция немцев на Восточном фронте — контрнаступление Манштейна под Харьковом. В общем, у немецкого командования имелись основания для оптимизма, однако требовалось выработать план дальнейших действий, но для этого требовалось личное присутствие фюрера, потому что уже давно никто не смел ничего предпринимать без его одобрения.

Но именно в это время группа заговорщиков из числа армейских офицеров решила совершить очередное покушение на Гитлера. Главным действующим лицом его был полковник Хеннинг фон Тресков. Как все это было сделано, сегодня точно не известно, потому что все участники событий погибли. Предположительно фон Тресков или его единомышленники, сотрудник абвера Ханс фон Донаньи и лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф, сумели подложить бомбу в самолет Гитлера. Предполагается, что это могла стать «посылка» для их общего знакомого генерала Хельмута Штифа. Но вместо коньяка в ящике находилась бомба с химическим взрывателем. Фон Шлабрендорф сломал ампулу с кислотой, и теперь следовало лишь дождаться, пока она разъест медный стерженек и освободит взрыватель. Единственное неудобство таких взрывателей заключается в том, что точная регулировка времени взрыва невозможна. В данном случае предполагался взрыв через полчаса.

Два самолета FW-200 «Кондор» с Гитлером и его охраной вылетели из Смоленска. Взрыв произошел уже в районе Каунаса — из-за низкой температуры кислота действовала гораздо слабее, чем предполагалось. Но, так или иначе, желаемый результат был достигнут. Взрывом был разрушен фюзеляж самолета, и он рухнул на землю, никто из находившихся на борту не спасся.

Немецкое командование впало в столбняк, Гитлер слишком долго и старательно приучал своих генералов к мысли, что буквально все крупные и мелкие решения принимает только он. В результате генералы, оставшись без руководящей и направляющей силы, растерялись, хотя военная машина по инерции катилась дальше, в частности, продолжалась подготовка к операции «Цитадель», но при этом фюрер так и не успел подписать решающую директиву.

Еще больше осложняла положение немцев внезапно вспыхнувшая свара в политическом руководстве. Как мы уже говорили, официальным преемником Гитлер назначил Геринга, и после смерти фюрера толстый Герман принял на себя обязанности главнокомандующего вермахтом и рейхспрезидента. Рейхсканцлером был назначен Йозеф Геббельс. Склока началась, когда свои претензии высказал Гиммлер, который больше не хотел довольствоваться вторыми ролями и захотел выйти на первые. Однако все первые роли были заняты. Попытка спекулировать войсками СС оказалась бесполезной, армейское командование давно точило зуб на постоянно набирающие силу Ваффен СС, которым доставалось лучшее вооружение и техника. Вот и сейчас совершенно внезапно Гудериан, который занимал вроде бы номинальный пост инспектора бронетанковых войск, потребовал ограничить передачу новых тяжелых танков дивизиям СС и направить «Тигры» и «Пантеры» в армейские танковые дивизии. Министерство вооружений и лично Шпеер поддержали его, попытки Гиммлера протестовать успеха не имели. От Гиммлера уплыла и должность начальника Верховного командования сухопутных войск (ОКН), освободившаяся после смерти Гитлера, армейская верхушка выступила против него единым фронтом, после чего ее члены перегрызлись между собой. Многие хотели видеть на этом посту Манштейна или Роммеля, зато против выступили Кейтель и Йодль, которые опасались, что яркий и энергичный командующий сухопутными войсками оттеснит в сторону эти посредственности, даром, что ли, Кейтель получил язвительное прозвище Лакейтель. В результате снова из нафталина был вынут Гальдер, хороший, квалифицированный, аккуратный генерал, но... Но без искры гения. Хотя в одном вопросе немецкие верхи были совершенно едины: никаких переговоров, никакого мира на выдвинутых союзниками условиях.

Дело в том, что еще в январе 1943 года на конференции в Касабланке принцип безоговорочной капитуляции нацистской Германии был выдвинут президентом США Рузвельтом и принят главами правительств США и Великобритании. Парадоксально, но советское руководство медлило высказаться по этому поводу. Да, имелись трескучие лозунги типа «Враг будет разбит, победа будет за нами», однако четкого заявления об условиях завершения войны Сталин до сих пор не сделал. То, что территория Советского Союза должна быть очищена от захватчиков, подразумевалось само собой, а дальше? Лозунг «Добьем фашистского зверя в его логове!» пока еще оставался в будущем. А в Германии слишком силен был миф о так называемом «ударе в спину», из-за которого страна потерпела поражение в Первой мировой войне, и немцы были полны решимости не допустить повторения этого.

Еще больше запутала ситуацию внезапно вспыхнувшая распря между Гиммлером и Кальтенбрунне-ром. Свежеиспеченный шеф Управления имперской безопасности решил воспользоваться удобным случаем и окончательно оттереть в сторону рейхсфюрера СС. При помощи Геббельса, который всегда относился к Гиммлеру очень плохо, он сумел добиться передачи себе службы безопасности СД. В общем, при отсутствии ярко выраженного лидера (Геринг был харизматичной фигурой, но не обладал и тенью гитлеровского авторитета) германское руководство немедленно превратилось в стаю пауков в банке. Чем грозит подобное положение в военное время, да еще если ход войны принимает откровенно неблагоприятный оборот, совершенно очевидно.

В результате всех этих разногласий и противоречий летнее наступление 1943 года сорвалось, даже не начавшись. Модель, который командовал группировкой на Орловском выступе, был категорически против наступления вообще. Манштейн, возглавлявший южную ударную группировку, поддерживал идею наступления, хотя и с массой оговорок. В общем, получилась иллюстрация к известной басне Крылова. С одним только принципиальным различием: если раньше Гитлер мог своим волевым решением пресечь все споры и заставить лебедя, рака и щуку действовать по единому плану, то теперь это было невозможно. Геринг не обладал нужным авторитетом, да и не особо стремился ввязываться в дела армейские.

В результате в тот самый момент, когда нужно было сосредоточить все силы на решении одной задачи, немецкая военная машина пошла в разнос. Нет, на фронте армии продолжали действовать умело и жестко, военные заводы продолжали штамповать танки и самолеты, но была потеряна сверхзадача. Слишком много противников было у летнего наступления, и слишком много вариантов этого наступления было предложено. Гитлер мог положить конец любым спорам в одно мгновение, чего сейчас не мог сделать вообще никто. В результате продолжалась подготовка к некой абстрактной «летней кампании», целей и смысла которой сейчас не представлял никто. А ведь сейчас буквально каждый день был на вес золота, недаром же Манштейн требовал начинать наступление немедленно, если его решено вообще начинать.

Однако отсутствие железной воли (или ослиного упрямства) Гитлера сразу сказалось на общей ситуации — Манштейн сумел продавить оставление криворожского «балкона» для сокращения линии фронта. Оно было проведено успешно, немецкие войска оставили за собой выжженную пустыню, и теперь следовало приступать к выполнению второй части плана немецкого Верховного командования: дождаться наступления Красной Армии, чтобы измотать и обескровить наступающие группировки. Кстати, никто не замечает ядовитого зерна, заложенного в основу этого плана. Ну остановили, а дальше что? Ждать следующего наступления? И удастся ли остановить его? Обороной войны не выигрывают, а к лету 1943 года наступательные возможности вермахта были окончательно подорваны, а тут еще над головой подобно топору постоянно висит угроза высадки союзников на континент. В общем, ситуация — не позавидуешь.

И еще одна очень важная деталь. За все шесть лет войны стратегическая разведка лишь один раз сумела угадать, где именно будет нанесен удар, во всех остальных случаях действия противника оставались тайной за семью печатями. Союзники пропустили удар немцев в Арденнах и в 1940-м, и в 1944 году, немцы поочередно прохлопали наступление под Сталинградом в 1942 году, в Белоруссии в 1944 году, высадку в Нормандии, советская разведка не сумела сказать ничего внятного о планах немцев в 1941 году, не предупредила о летнем наступлении вермахта в 1942 году, и так далее до бесконечности. Единственным исключением было наступление под Курском, но там заслуга разведки минимальна, сама конфигурация фронта диктовала такой способ действий, не оставляя немцам никаких иных вариантов. Вот и сейчас предугадать, где именно Красная Армия нанесет удар, было для немецкой разведки задачей непосильной. И действительно, где могло начаться наступление?

Не угадали немцы и в этот раз. Манштейн сумел убедить всех, что основное наступление начнется на южном крыле фронта, в районе Донбасса. Именно там были сосредоточены основные танковые резервы, в том числе танковые дивизии СС, выделенные для несостоявшегося наступления. Вероятной считалась попытка ликвидации Орловского выступа, но это наступление должна была парировать 9-я армия фельдмаршала Моделя. Хотя Манштейн и предполагал возможность наступления на фронте Группы армий «Север», этот вариант считался наименее вероятным. Однако именно здесь и было решено нанести удар силами Западного и Калининского фронтов с целью освободить Смоленск, что оказалось для немцев неожиданностью. Видя, что ожидаемое наступление немцев так и не начинается, для усиления удара Ставка взяла часть сил из состава резервного Степного фронта. И хотя операция «Суворов», начавшаяся

5 июля 1943 года, не увенчалась ожидаемым успехом, это наступление вынудило немецкое командование перебросить на север часть сил с Орловского выступа, прежде всего LVII танковый корпус Лемельсена. Между прочим, уже одно название говорит о значении, которое придавал Сталин этому наступлению. Ранжировка совершенно четкая: операция «Суворов», операция «Кутузов», операция «Румянцев».

Но большим сюрпризом, как для советского командования, так и для рядовых солдат, стало поведение противника. Нет, немцы не думали сдаваться без боя, но их сопротивление стало каким-то формальным, как предписывает устав, и не более того. Упорство и ожесточение, которые немцы демонстрировали во время боев под Сталинградом, куда-то исчезли. 10 июля союзники высадились в Сицилии, что еще больше осложнило положение Германии, потому что было ясно — вслед за этим последует высадка в самой Италии. Поэтому, не дожидаясь нарастания проблем на Средиземноморском театре, немецкое командование отправило туда II танковый корпус СС, раз уж операция «Цитадель» не состоялась. В результате все планы союзников в Италии могли полететь под откос, ведь эсэсовские дивизии появились бы там не потрепанными и обескровленными в предыдущих боях, а наоборот — свежими и полными сил. Как следствие — высадка союзников в Анцио принесла бы не неудачу, а настоящую катастрофу. Но в любом случае это всего лишь локальный успех, и судьба войны решалась совсем не в Италии.

Что же в это время происходило на Восточном фронте? А там происходило постепенное отступление немецких войск, которые продолжали огрызаться, но не более того. Вслед за операцией «Суворов» последовала операция «Кутузов», в ходе которой был освобожден Орел, причем план создания котла на Орловском выступе провалился потому, что немецкие войска начали откатываться назад при первом же серьезном натиске и бежали чуть быстрее наступающих советских танков. Операция «Полководец Румянцев» также завершилась успешно, Харьков был освобожден, и опять сопротивление немцев было не слишком упорным и затяжным. Почему происходило все это? Объяснение простое. Солдаты и младший офицерский состав слишком привыкли в ответ на любой вопрос орать «Хайль Гитлер!» и сейчас просто растерялись. Оказалось, что воевать не за что. Защищать родной Фатерланд на берегах Днепра? Ну не смешите. А кричать «Хайль Геринг!» как-то не хотелось. Вермахт потерял внутренний стержень, волю к борьбе и теперь просто исполнял свои обязанности, в результате чего наступление Красной Армии резко ускорилось. Она вышла на старые границы Советского Союза уже к зиме 1943 года и появилась вполне реальная перспектива окончания войны в 1944 году. И если в 1943 году вопрос о капитуляции Германии даже не поднимался, то в 1944 году он вполне мог появиться на повестке дня. «Умеренные» фашисты, вроде Геринга и Бормана, могли попытаться откупиться головами «твердолобых» типа Гиммлера, Кальтенбруннера, Штрайхера ради того, чтобы спасти то, что можно было спасти. Другой вопрос, что получилось бы из такой попытки и кто вообще стал бы договариваться с Германией в 1944 году. Вопли советских пропагандистов о том, что Черчилль и Рузвельт спали и видели, как бы поскорее договориться о мире с Гитлером и тут же начать совместную войну против Советского Союза, оставим на том, что у них называется совестью.

То есть результатом устранения Гитлера в 1943 году будет продолжение войны, хотя сопротивление немецких войск резко ослабнет. Но при сохранении у власти фашистов никакой речи о немедленном прекращении войны быть не может, хотя тот же Геринг вполне способен капитулировать, когда союзные войска войдут на территорию Германии.

Альтернатива-2

А вот этот вариант представляется гораздо более интересным, но и в то же время и гораздо более запутанным. Положение Германии к лету 1944 года стало критическим, и хотя политическое руководство продолжало делать бодрые заявления насчет тотальной войны и чудо-оружия, которое все изменит в мгновение ока, полагаю, у военного руководства иллюзий уже не осталось. Ну а самоослеплению политиков удивляться не следует, вспомним, что рейхспалач Генрих Гиммлер до самого последнего момента верил, что с ним кто-то собирается вести переговоры.

Итак, что же произошло в четверг, 20 июля 1944 года, в ставке Гитлера «Вольфсшанце» недалеко от Растен-бурга в Восточной Пруссии? На очередном совещании по различным вопросам должен был выступить полковник граф фон Штауффенберг, начальник штаба армии резерва, с докладом о формировании двух новых дивизий и подготовке их к отправке на Восточный фронт. Штауффенберг намеревался подложить бомбу, взрыв которой покончил бы с Гитлером.

Ирония судьбы также заключалась в том, что план «Валькирия» был утвержден лично Гитлером! Этот план, разработанный совершенно официально, предусматривал меры по переходу управления страной к Штабу резерва сухопутных войск в случае внутренних беспорядков, если связь с ОКВ будет нарушена. По планам заговорщиков, именно на Штауффенберга была возложена задача по установлению связи с командирами регулярных воинских частей по всей Германии после планируемого покушения на Гитлера и отдаче распоряжений об арестах руководителей местных нацистских организаций и офицеров гестапо.

Но с самого начала у заговорщиков кое-что пошло наперекосяк. Предполагалось, что на совещании будут присутствовать Геринг и Гиммлер — их не было. Время совещания было сдвинуто на полчаса вперед, а доклад Штауффенберга сокращен по времени. Генерал-майор Хеннинг фон Тресков и его подчиненный майор Иоахим Кун, военный инженер по образованию, подготовили для покушения два взрывных устройства, которые Штауффенберг положил в свой портфель. Перед началом совещания полковник раздавил плоскогубцами ампулы с кислотой, приведя в действие химические взрыватели обеих бомб (заметим, самый ненадежный тип взрывателя), находящихся в его портфеле. Бомбы должны были взорваться через 30 минут после этого. Кстати, взрывчатка была английской, хотя англичане даже не подозревали, что оказались случайно замешаны в покушении на фюрера. Эта взрывчатка принадлежала захваченным британским агентам и была взята со складов абвера. Остается неизвестной степень участия во всем этом бывшего начальника абвера адмирала Канариса, ведь он был снят со своей должности еще в феврале 1944 года. Но нельзя исключить возможность того, что адмирал хотел получить дополнительную страховку, создав ложный заграничный след, так как анализ продуктов взрыва мог раскрыть происхождение взрывчатки.

Штауффенберг пришел на совещание вместе с фельдмаршалом Кейтелем, а его адъютант фон Хеф-тен и начальник связи вермахта генерал Фелльгибель остались ждать его в помещении узла связи.

Погода была жаркой, и совещание перенесли из бетонного бункера в легкий павильон, стоящий в парке. Еще одна неприятность — это значительно ослабляло воздействие ударной волны. Они вошли в барак, где уже находились офицеры и куда вскоре пришел сам Гитлер. На столе были разложены карты: слева — Восточного фронта, справа — карта Южного фронта, а на середине стола — карты Центрального и Северного фронтов.

Штауффенберг приветствовал Гитлера и поставил портфель на пол, прислонив его к правой ножке стола, немного поговорил с генералом Буле и вышел из помещения к узлу связи под предлогом необходимости разговора по телефону с Берлином. За это время обсуждение вопроса о положении на Южном фронте закончилось, и Гитлер подошел к середине стола, где находилась карта Центрального фронта. В это же время генерал Буле вызвал Штауффенберга, так как хотел ему передать какие-то распоряжения. Полковник Брандт, которому мешал портфель Штауффенберга, просто оттолкнул его ногой и не стал передвигать, поэтому бомба так и осталась рядом с фюрером.

Когда Гитлер наклонился над столом, а Буле также подошел к этому столу, последовал взрыв. Гитлер был буквально разорван на куски, погиб стоявший рядом с ним фельдмаршал Кейтель, погибли генералы Шмундт и Кортен, тяжелые ранения получил генерал Йодль. В результате кроме фюрера германской нации этим же взрывом был обезглавлен вермахт, так как погибли начальник ОКБ и начальник оперативного отдела штаба. Мало того, погиб стоявший рядом с Гитлером заместитель начальника штаба сухопутных войск генерал Хойзингер, фактически возглавлявший этот штаб по причине болезни генерала Цейтцлера. Генерал Кортен был начальником штаба Люфтваффе, поэтому в деятельность этой организации тоже на время был внесен хаос. Несмотря на все шероховатости, создалась идеальная исходная ситуация плана «Валькирия»: Гитлер мертв, а вермахт оказался обезглавлен.

Немедленно после взрыва Штауффенберг, Фелль-гибель и Хефтер выехали на автомашине на аэродром, не узнав подробности о результатах произведенного покушения. Но настоящий хаос в Германии начался, когда стало известно об успехе покушения. Как немедленно выяснилось, менее всего были готовы к успеху операции «Валькирия» сами заговорщики. После убийства Гитлера планировалось сформировать временное правительство: Бек должен был стать главой государства (президентом или монархом), Герделер — канцлером, Витцлебен — Верховным главнокомандующим. Задачами нового правительства были заключение мира с западными державами и продолжение войны против СССР, а также проведение демократических выборов внутри Германии. Герделер и Бек разработали более подробный проект устройства новой старой Германии, основываясь на своих монархических взглядах. В частности, они полагали, что народное представительство следует ограничить (нижняя палата парламента будет формироваться в результате непрямых выборов, а верхняя, в которую войдут представители земель, — вообще без выборов), а главой государства должен быть монарх. Помилуй бог, какой монарх?! Возвращение Гогенцоллернов на престол было форменным вздором, никто их не понял бы и не принял. Это лишь еще раз подтверждает определение заговорщиков как вечно вчерашних. Точно таким же вздором выглядела и попытка заключить мир на Западе, чтобы продолжить войну на Востоке. Если с Германией не желали вести переговоры в 1943 году, то летом 1944-го это было невозможно в принципе.

То, что последовало дальше, описать сложно, хотя, между прочим, имелся вполне реальный исторический прецедент. Это произошло в другом государстве, которое, как и гитлеровская Германия, было империей одного человека. Мы говорим, разумеется, о мятеже генерала Мале. В октябре 1812 года он бежал из тюрьмы и единолично с помощью фальшивых бумаг сумел убедить гарнизон Парижа в том, что Наполеон погиб в России. В результате Мале выбрал сам себя председателем сената и главой Франции, мимоходом арестовав министра полиции Савари. Военный министр генерал Кларк бежал из Парижа, префект департамента Сены граф Фрошо подчинился Мале. Но все закончилось так же быстро, как и началось. Во время визита в штаб-квартиру военного правительства Парижа он был схвачен благодаря решительности шефа батальона (майора) Секуан де Лаборда. И тем не менее полдня бывший заключенный правил Францией. При всей анекдотичности этот случай очень хорошо показал, насколько хрупкой является империя одного человека, настоящий колосс на глиняных ногах, готовый рухнуть при первом же толчке. Тем более что положение Франции осенью 1812 года очень сильно напоминало положение Германии летом 1944 года.

Во всяком случае, происходившее в Берлине очень сильно напоминало парижские события. Когда Штауффенберг прибыл к командующему армией резерва генералу Фромму и попытался его убедить подписать приказы войскам, чтобы привести в действие план «Валькирия», Фромм начал медлить и мямлить. Спешно вызванный по телефону фельдмаршал Витц-лебен не сумел убедить его, Фромм вполне резонно заявил, что не собирается подчиняться отставному офицеру. Участник заговора генерал Ольбрихт сумел поднять по тревоге батальон пехотной школы и занять Дом радио, чтобы обеспечить передачу программного заявления, один взвод был направлен на помощь Штауффенбергу.

Охранный батальон под командованием майора Ремера отправился нейтрализовывать министров, хотя сам майор о заговоре даже не подозревал. Он просто исполнял приказ, как и положено нормальному немецкому офицеру. Однако дело застопорилось на первом же министре — докторе Геббельсе, все-таки колченогий Йозеф недаром руководил Министерством пропаганды. Он сумел переубедить майора и остался на свободе, но сам не знал, что делать дальше, так как по линии связи СС из «Вольфсшанце» сообщили, что Гитлер мертв.

События понеслись прихотливым зигзагом. Ольбрихт и Штауффенберг подняли по тревоге учебные танковые роты в лагере недалеко от Берлина и приказали им выдвигаться в столицу «для подавления мятежа, поднятого войсками СС». Но глава СД Каль-тенбруннер, узнав об успехе покушения, поднял по тревоге караульный батальон дивизии СС «Адольф Гитлер». В результате танкисты столкнулись с эсэсовцами, и начался бой, причем каждая из сторон была искренне убеждена, что сражается с заговорщиками. Давно и тщательно скрываемая неприязнь между войсками СС и вермахтом вспыхнула, точно сухое дерево.

Одновременно с этим командующий войсками в оккупированной Франции генерал Штюльпнагель отдал приказ об аресте представителей СС, СД и гестапо в Париже. Это оказалась самая успешная операция 20 июля, без единого выстрела было арестовано 1200 человек, включая руководителя СС в Париже генерал-майора СС Карла Оберга. После этого Штюльпнагель помчался в штаб командующего Группой армий «Д» фельдмаршала фон Клюге, чтобы убедить его присоединиться к заговору, начать активные действия против верных покойному фюреру частей СС и открыть фронт англо-американским войскам. Но и здесь активный участник заговора столкнулся с пассивным неповиновением, Клюге не хотел принимать ни ту, ни эту сторону, отговариваясь сложным положением на фронте.

По мере того как известие о смерти Гитлера распространялось по Германии, страна постепенно превращалась в большой сумасшедший дом. Командующий Группой ВМС «Запад» адмирал Кранке, штаб которого также находился в Париже, приказал подчиненным ему морским подразделениям направить часть сил в Париж для подавления мятежа. Не мог остаться в стороне Герман Геринг, который своей властью остановил переброску в Италию 20-й штурмовой дивизии Люфтваффе и приказал ей готовиться к наступлению на Берлин, одновременно подняв по тревоге части зенитных дивизий, развернутых вокруг столицы. В конце концов, пока еще не был отменен указ Гитлера о том, что его официальным преемником является рейхсмаршал. С этим был категорически не согласен Генрих Гиммлер, который решил, что наконец-то настал его час, тем более что его Ваффен СС пылали желанием показать армейским изменникам, кто чего стоит. Но единственное, что он сумел найти сразу, — это остатки 9-й панцер-гренадерской дивизии «Гогенштауфен», которые после понесенных потерь были сведены в один полк. Все-таки войска снимать с линии фронта Гиммлер не решился, зато, вспомнив историю формирования дивизии «Тотенкопф», он приказал немедленно мобилизовать охрану концлагерей.

В результате сложилась следующая ситуация. В самом Берлине и вокруг него шли вялые стычки между частями армии резерва, которых поддержала полиция, выполнявшая приказ генерала Небе, примкнувшего к заговору, и частями СС. С северо-запада из Дании на Берлин начала наступать 20-я штурмовая дивизия Люфтваффе. С запада, с границы с Францией, наступала дивизия СС «Гогенштауфен», по дороге присоединяя к себе солдат «черных СС». Сводный полк моряков адмирала Кранке двигался на Париж, который готовилась оборонять 116-я танковая дивизия, направленная туда по приказу Клюге, который оказался, что называется, на горячей сковородке. Дело в том, что его подчиненные — командующий 5-й танковой армией генерал Эбербах и командующий 7-й армией обергруппенфюрер Хауссер — смотрели друг на друга точно волки, и здесь вырвалась наружу неприязнь между СС и вермахтом!

Все это играло на руку союзникам. Напомним, что в июле 1944 года была в разгаре операция «Багратион», только что завершилось уничтожение немецкой 4-й армии в районе Минска, и войска маршала Рокоссовского продолжали наступать на запад. Фельдмаршал Модель отчаянно пытался сделать хоть что-то, чтобы залатать огромную дыру в Восточном фронте, но в самый критический момент командованию вермахта вдруг стало совершенно не до событий, происходящих на фронтах. А на Западном фронте обстановка также начала стремительно ухудшаться, поскольку 24 июля американская 1-я армия генерала Брэдли начала операцию «Кобра» и прорвала немецкую оборону в районе города Сен-Jlo. Посыпался и Западный фронт.

Самым страшным для немцев в этой ситуации оказалась именно потеря единого командования. Если на Западе еще сохранилось подобие порядка, так как там руководство операциями осуществляло Верховное командование «Запад» во главе с фельдмаршалом Клюге, то руководство действиями на Восточном фронте было утеряно в критический момент, ведь здесь первую скрипку играло ОКВ, а Кейтель и Йодль погибли. И это произошло тогда, когда требовались быстрые и решительные действия в связи с крахом Группы армий «Центр». Но в результате на головы командующих армиями и группами армий посыпались противоречивые приказы сразу с нескольких сторон. Геринг и Гиммлер объявили себя преемниками Гитлера и, вообразив себя спасителями отечества, принялись командовать, не имея даже отдаленного представления о ситуации на фронте. Приказы принялся отдавать и формальный глава заговорщиков генерал-оберст Бек, объявивший себя рейхсканцлером. Хотя его и Витцлебена никто не собирался слушать, их выступления вносили свою долю путаницы. Генерал Гудериан, занимавший сугубо административную должность инспектора танковых войск, попытался командовать от имени ОКВ, так как болевший генерал Цейтцлер по-прежнему оставался вне игры.

Окончательно запутали ситуацию события в Берлине. Бои между эсэсовцами и резервными частями не приносили успеха ни одной из сторон, и, как это часто бывает, все решилось за кулисами. Временно нейтрализованный доктор Геббельс сумел договориться с оказавшимися поблизости генералами: тем же Гудерианом и коротавшими время в отставке фельдмаршалами фон Боком и фон Манштейном. Эти люди в отличие от Витцлебена, Бека, Ольбрихта и других заговорщиков в генеральских чинах обладали реальным авторитетом. Они все вместе надавили на командующего армией резерва Фромма, в руках которого оставалась реальная сила, находившаяся в этот момент в Берлине, и тот не выдержал. 25 июля по его приказу были арестованы и тут же расстреляны основные заговорщики: Штауффенберг, Бек, Витцлебен, Герделер, Фелльгибель и другие рангом поменьше. Геббельс выступил по радио с сообщением о восстановлении порядка, что, к сожалению, совершенно не отвечало планам Геринга и Гиммлера, которые к этому времени уже начали маленькую локальную войну между собой, пытаясь выяснить, кто именно будет дальше наступать на столицу рейха. При этом Кальтенбруннер категорически отказался подчиняться новоявленной военной хунте, заявив, что будет поддерживать Гиммлера, хотя ни секунды не собирался этого делать. Финалом этого бардака стал арест гросс-адмирала Деница. Он явился в штаб Клюге, чтобы попытаться предотвратить столкновения между частями адмирала Кранке и генерала Штюльпнагеля. Клюге, который до сих пор так и не заявил официально о своей позиции, предпочел на всякий случай изолировать гросс-адмирала, известного своими прогитлеровскими настроениями. Итак, словно мало было всего прочего, был обезглавлен и военно-морской флот.

Все это не могло не сказаться на положении на фронте. На востоке Группа армий «Север» после прорыва в Белоруссии оказалась подвешенной в воздухе, вдобавок она сама в это время потерпела поражение в ходе Вильнюсской операции Красной Армии. Советские армии вышли к берегам Рижского залива, возникла реальная угроза окружения Группы армий «Север» в Эстонии и Латвии. Генерал-оберсту Фрис-неру предстояло решить непростую задачу: как спасти свои дивизии, причем решать предстояло самостоятельно. Никакой помощи и совета из Берлина, в силу упомянутых выше обстоятельств, ждать не приходилось. Вдобавок произошло то, чего давно следовало ожидать, — солдаты 16-й армии, находившейся на южном фланге Группы армий «Север», были поражены эпидемией «котлобоязни». И поскольку железная воля Гитлера, сдерживавшая и солдат, и генералов, исчезла, 16-я армия просто в панике бежала на запад. Советские войска беспрепятственно вошли в Ригу, отрезав 18-ю армию и армейскую группу «Нарва». Весь северный участок Восточного фронта просто растаял, брешь шириной 400 километров заделать

было уже невозможно, тем более что северный фланг Группы армий «Северная Украина» тоже начал колебаться.

Отсутствие сдерживающего фактора сказалось и на том, что окруженные войска не проявили привычной стойкости. Командующий 16-й армией генерал Лаукс, принявший командование котлом на себя, растерялся под потоком противоречивых приказов: держать позиции, сократить линию фронта, прорываться в Курляндию — и в результате просто капитулировал, освободив 2-й и 3-й Прибалтийские фронты для дальнейших операций. Советское командование решило воспользоваться исключительно благоприятной ситуацией и повторить то, что делали немцы в 1941 году. На основе 5-й гвардейской танковой и 11-й гвардейской армий была сформирована мобильная группа, которая получила приказ наступать в направлении Ольштын — Торунь — Познань, обходя с севера Варшаву. Если бы этот маневр удался, возникала прямая угроза Берлину. 1-й Белорусский фронт должен был наступать, не ввязываясь в затяжные бои и обходя узлы сопротивления, через Белосток на Варшаву.

А тем временем продолжались разборки между различными немецкими группировками. Геринг, используя численное превосходство, сумел остановить и отбросить ударную группу Гиммлера, но при этом сам безнадежно потерял темп. Оказавшийся в полной изоляции генерал Штюльпнагель решил, что для него единственным спасением является капитуляция перед союзниками, ведь Гиммлер обещал его повесить, а Геринг — расстрелять. Ничего хорошего не

следовало ждать и от стихийно возникшей в Берлине военной хунты. Поэтому Штюльпнагель поспешно объявил Париж открытым городом и постарался связаться с генералом Брэдли, попросив того как можно быстрее ввести войска в город. Фельдмаршал Клюге все никак не мог решиться ни на что, хотя постепенно склонялся к мысли подчиниться возглавившему хунту фон Боку. В то же время никак не могли договориться между собой Эбербах и Хауссер, Хауссер пытался связаться с Гиммлером, Эбербах ссылался на Клюге. А в результате чего обе армии начали довольно быстрое отступление на северо-восток к границе Германии. Немцы могли только порадоваться, что из этой сложной головоломки выпала фигура фельдмаршала Роммеля, который буквально неделю назад получил серьезные ранения во время атаки английских самолетов, потому что тогда развитие событий на Западе приняло бы вообще непредсказуемый характер.

В общем, ситуация складывалась катастрофическая, и в такой обстановке военное руководство — я особо подчеркну: военное! — могло принять единственное решение: капитулировать, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Верхушка немецкой армии могла с легкостью сдать фашистских бонз, к которым никогда не питала особой любви, судьба Гиммлера, Кальтенбруннера, Штрайхера, Лея вряд ли волновала Гудериана или Манштейна. Да, среди генералов и маршалов имелись убежденные фашисты вроде Моделя, но они составляли незначительное меньшинство, остальные были все-таки кадровыми офицерами, со всеми плюсами и минусами, которые следуют из такого определения.

После этого следует ждать, что пришедшие к власти генералы постараются стянуть к Берлину какие-то дивизии, проходящие доукомплектацию и переформирование, чтобы постараться утвердить свою пока откровенно шаткую власть. Следующим шагом военной хунты будет запрос об условиях мира, слова «капитуляция» немцы будут избегать, как черт ладана. При этом не следует думать, что генералы предпримут попытку договориться о мире только с западными союзниками, чтобы продолжить войну против Советского Союза. Летом 1944 года на счету был каждый день, даже каждый час, потому что Германия стремительно катилась в пропасть, и военные это понимали, тем более что на Западе у них имелись серьезные неприятности, а на Востоке — катастрофа. И, скорее всего, союзники (под словом «союзники» мы здесь понимаем и Запад, и Восток) согласятся на прекращение военных действий, хотя отвертеться от капитуляции немцам вряд ли удастся. Гадать об условиях мира, который может быть предложен Германии летом 1944 года, крайне сложно, хотя можно предположить, что такой ход военной верхушки может вывести из-под удара немецкую армию, и все грехи будут свалены на эсэсовцев. Германский Генеральный штаб вряд ли объявят преступной организацией, подлежащей расформированию, коль скоро именно германские генералы положили конец войне.

Предсказать будущее политическое устройство этой страны невозможно вообще. Будет ли полная оккупация территории страны или нет — абсолютно непонятно, но, может быть, как и после Первой мировой, все сведется к занятию особо важных областей, типа Рура и Восточной Пруссии. Совершенно понятно, что ни Англия и Америка, ни Советский Союз не оставят у власти фельдмаршалов, скорее всего будет создана некая временная администрация под контролем союзников, возглавить которую могут относительно нейтральные фигуры, вроде Шпеера или фон Папена. Ну, а дальше будет то, что будет...