Совсем недавно в Екатеринбурге проходил ежегодный фестиваль фантастики «Аэлита-2010», лауреатом которого стал один из зачинателей жанра альтернативной истории в России питерский писатель Андрей Лазарчук. В то время, когда историки еще только рассуждали на тему: а допустимы ли в принципе какие-то альтернативные построения, содрогаясь от мысли о возможных победах Гитлера (сильны были кандалы Главпура и 5-го управления КГБ СССР), писатели-фантасты уже вовсю строили эфемерные дворцы разнообразных альтернатив. Но было в этих альтернативах что-то, что всегда заставляло рассматривать их как некую игру ума, а не как реальную альтернативу, как бы парадоксально ни звучало подобное определение. Вот и сейчас мы с Андреем заспорили на извечную тему: а могла ли Германия победить СССР? Он утверждал, что летом 1942 года это было более чем реально. Когда я попросил изложить логическую цепочку, которая привела к подобному выводу, он бодро начал: «Весной 1942 года немецкие войска повернули из Москвы на юг...» Стоп! Вот тут все и закончилось, не успев начаться. Это общая беда всех альтернатив — одно фантастическое допущение объясняют с помощью другого, еще более фантастического. То есть победа Гитлера в 1942 году начиналась с того, что еще в 1941 году он занял Москву. Приехали.

Словом, он меня не сумел убедить, потому что я принадлежу к тем, кто уверен, что Россию/СССР/Россию невозможно победить военными средствами. Поражение этой страны может быть лишь результатом внутреннего политического краха, как в XIII веке, когда русские князья наперебой приглашали татарские орды, чтобы устранить брата-конкурента, и пример этому подал Александр Батыгович Невский, с помощью темника Неврюя превративший в пепелище половину Руси, только чтобы отобрать княжеский венец у родного брата Андрея. Дело в том, что Россия представляет собой идеальный пример одного из постулатов диалектики: переход количества в новое качество. Ее колоссальная территория лишает завоевателя возможности победить как на западный манер (заняв столицу), так и на восточный (прирезав очередного деспота). Занять столицу (не обязательно Москву) сложно, однако вполне возможно, но что делать с остальной территорией страны?! Ну, а гоняться за очередным лидером нации по одной шестой земного шара и вовсе бессмысленно, жизнь потратишь, но не догонишь. В Москву враги приходили, хотя лучше бы они этого не делали, мы ведь помним, чем это кончилось хотя бы для Бонапарта, не говоря уже о том, что к этому времени Россия превратилась в нечто невообразимое. Помните выражение «русский медведь»? Так вот, это «легендарное чудище, крылатое такое, с двумя головами. Оно налетает и похищает прекрасных юношей, а рыцари их потом освобождают. Говорят, когда-то оно во множестве водилось. Потом пропало», по крайней мере, так утверждает другой фантаст — Александр Бушков. И если отрубить медведю московскую голову, это ничего не решает, еще торчит голова питерская. Подошедшие к Москве осенью 1941 года гитлеровские генералы этого не понимали, они надеялись, что после взятия Москвы все закончится. И действительно, оно там бы и закончилось, правда, не так, как это видели фон Бок, Гудериан и иже с ними.

Причем достижение политической победы осложняло еще одно обстоятельство. Немцы получали какие-то шансы на успех лишь в одном случае — если бы они объявили, что целью Восточного похода является только уничтожение большевизма. Собственно, многие немецкие генералы и предлагали это Гитлеру, однако фюрер не был бы фюрером, если бы не потребовал немедленно приступить к реализации свой расовой политики на просторах Остланда. Ну и, разумеется, сразу появились разнообразные территориальные претензии. После этого говорить о политической победе на Востоке было просто смешно. Несколько утрируя, можно сказать, что Бабий Яр поставил крест на завоевательных планах Гитлера. Народы СССР убедились, что ничего хорошего немецкая армия не несет, и осенью 1941 года война начала постепенно превращаться в Отечественную. Теперь гитлеровцев встречали уже не хлебом-солью, а только пулями.

Но ведь и столицу СССР еще требовалось взять, с этим у немцев тоже не получилось решительно ничего. Снова сказались бескрайние русские просторы, и к стенам Москвы вермахт не дошел, а дополз на последнем издыхании. Для войны с Россией требовалась гораздо более крупная армия, что до немецкого командования дошло только к лету 1942 года, когда все было уже кончено бесповоротно. Ведь в 1941 году Германия даже не начала перестраивать свою промышленность на военный лад, а формирование новых дивизий шло в рамках реорганизации уже существующих, когда вокруг высвобождающихся избыточных полков строилась новая структура. Давайте сделаем минимальное допущение: немцы оказались чуточку более предусмотрительными, чем на самом деле, и сделали кое-какие шаги в правильном направлении. Однако предполагать, что — сим-салабим! — из ниоткуда в декабре 1941 года под стенами Москвы возникла 6-я танковая армия СС, мы все-таки не будем. Несерьезно это, господа, ей-ей, несерьезно.

Итак, попробуем последовать совету А. Лазарчука и посмотрим, что у нас получится после взятие Москвы немцами. Исходная точка 30 сентября 1941 года, начало операции «Тайфун», 2-я танковая группа генерала Гудериана переходит в наступление на московском направлении. Гудериан сразу добился больших успехов, взял Орел, но под Мценском продвижение немецких танков затормозилось. Вообще после блестящего рывка на юг в России главному панцер-генералу сильно не везло, как ни странно, генералы Гёппнер, Гот и Клейст добились более заметных успехов.

Однако немецкие войска продолжали наступление, 6 октября были захвачены Брянск и Карачев, в результате чего Брянский фронт оказался в окружении, в котел попали силы 3, 13 и 15-й советских армий: 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артиллерийских полков РГК и управления 50, 3 и 13-й армий Брянского фронта. Но на этом неприятности Красной Армии не завершились.

Группа армий «Центр» добилась заметных успехов и на других участках фронта. 4 октября были захвачены Спас-Деменск и Киров, 5 октября — Юхнов, немецкие танки вышли в район Вязьмы. Для флангового контрудара по наступающей группировке была создана фронтовая группа генерала Болдина, однако в результате танкового боя в районе южнее Холм-Жирковского советские войска потерпели поражение. И уже на следующий день, 7 октября, образовался новый крупный котел в районе Вязьмы, в который попали войска Западного и Резервного фронтов. Это были 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и управления 19, 20, 24 и 32-й армий (управление 16-й армии, передав войска 19-й армии, успело выйти из окружения).

Потери советских войск были колоссальными — только в плен попало около 700 тысяч человек. Однако странным образом все эти успехи никак не приближали немцев к их конечной цели — захвату Москвы. Более того, к концу октября появились первые признаки того, что немецкие войска выдыхаются. Начала сказываться недоукомплектованность дивизий, в особенности танковых. Во всяком случае, немцы еще сумели выдавить Красную Армию с Можайской оборонительной линии, однако при этом глубокие прорывы обескровленным танковым соединениям уже не удавались. Вдобавок в самый неподходящий момент вспыхнули споры в немецком Верховном командовании, причем сразу образовались целых три фракции, так сказать, лебедь, рак и щука. Первую скрипку в этих склоках играло командование Люфтваффе.

Командование Группы армий «Центр» обвинило летчиков в том, что они в недостаточной степени поддерживают наступательные операции сухопутных войск. Командующий 2-м Воздушным флотом генерал Кессельринг, который уже держал в кармане приказ о назначении командующим Южным театром, вообще настаивал на немедленной переброске главной ударной силы флота — II авиакорпуса — на Средиземное море, полностью потеряв интерес к наступлению на Москву. В результате Геринг получил серьезный нагоняй от Гитлера и приказал Кес-сельрингу «показать, на что способны доблестные германские летчики». Кессельринг, в свою очередь, приказал спешно подготовить и провести операцию «Доннершлаг» — серию массированных налетов на Москву, постаравшись при этом не заметить заявок того же Гудериана на поддержку наступления на Тулу. Правда, вмешалась погода, которая вынудила отложить начало операции.

Оно совпало с новым рывком вермахта: 13 октября пала Калуга, 16 октября — Боровск, 18 октября — Можайск и Малоярославец. И все-таки немцы были остановлены на рубеже рек Протва и Нара. 16 октября началось генеральное наступление вермахта на волоколамском направлении, где отличилась 316-я стрелковая дивизия генерал-майора Панфилова. Как раз в этот день и состоялся первый налет немецкой авиации на Москву.

Кессельринг выделил для этого самолеты KGr 100, KG 2, KG 3, KG 53, и также только что сформированную KG 4 из состава 1-го Воздушного флота, временно переданную ему Герингом. И хотя налету недоставало мощи лондонского блица, тем не менее центральные районы города серьезно пострадали.

Этот налет и распространяющиеся слухи о якобы стремительном продвижении немецких войск вызвали в Москве настоящую панику. Говорили, что немецкие танки уже ворвались в Москву с севера и ведут бои в районе Речного вокзала. Еще 15 октября Государственный Комитет Обороны СССР принял решение об эвакуации Москвы. На следующий день началась эвакуация из Москвы (в Куйбышев, Саратов и другие города) управлений Генштаба, военных академий, наркоматов и других учреждений, а также иностранных посольств. Осуществлялось минирование заводов, электростанций, мостов. Это еще больше усугубило воцарившийся хаос. Толпы людей в панике покидали город, не обращая внимания на заградительные заставы. По шоссе Энтузиастов на восток так просто валили валом. Начались грабежи и мародерство.

Военное командование, столкнувшись с совершенно неожиданным вариантом развития событий, окончательно растерялось. Началось судорожное обучение оставшихся жителей ведению уличных боев. Просто представьте на минутку: вот вам, граждане, граната, вот бутылки с зажигательной смесью, вот винтовка, а вот патроны. Ваш дом угловой. Обороняйте его, товарищи жильцы, стойко. Да следите, чтобы сигнальщики вражеские по ночам фонариками не светили, а то всех бомбами закидают. Сигнальщиков пускайте в расход сразу. А слухи, что, мол, товарищи из числа членов партии и правительства пятки смазывают, пресекайте немедленно. Хотя как раз правительство к этому времени уже покинуло Москву.

Степень паники и растерянности лучше всего характеризует предложение Берия, который вдруг выдвинул идею посыпать мостовые толченым тротилом, а когда появятся немецкие танки, взорвать его.

К сожалению, никто не знал, что в этот момент и немецкая армия находилась, что называется, «на последнем издыхании». К Москве она не подошла, а просто подползла из последних сил. Хотя 3-я танковая группа генерала Гота и сумела взять Калинин, она уперлась в спешно сформированный Калининский фронт генерала Конева, и дальнейшее продвижение ее застопорилось.

В этот момент Красная Армия получила неожиданную передышку — 18 октября пошли проливные дожди. В журнале боевых действий штаба Группы армий «Центр» 19 октября было записано: «В ночь с 18 на 19 октября на всем участке фронта группы армий прошли дожди. Состояние дорог настолько ухудшилось, что наступил тяжелый кризис в снабжении войск продовольствием, боеприпасами и особенно горючим. Состояние дорог, условия погоды и местности в значительной мере задержали ход боевых операций. Главную заботу всех соединений составляет подвоз материально-технических средств и продовольствия».

Оказалось, эту передышку лучше использовали немцы, и благодарить за это они должны были генерала Йодля. Еще в конце лета 1941 года он настоятельно потребовал начать формирование новых дивизий, как он тогда объяснил: «Для ведения боевых действий на новых театрах». В результате во Франции началось формирование 22-й и 23-й танковых дивизий на основе выведенных с фронта 204-го и 201-го танкового полков соответственно. Кроме того, он добился переформирования 141, 143 и 147-й резервных дивизий в настоящие пехотные дивизии. К осени 1941 года эти пять недоформированных дивизий и составляли все «стратегические резервы» вермахта. Понимая, что битва под Москвой складывается далеко не так, как хотелось бы германскому командованию, Йодль добивается их отправки на Восточный фронт, куда они прибывают как раз в момент этого вынужденного затишья.

Кстати, во время этой передышки немцы затеяли совсем неуместную организационную перестройку, танковые группы были переименованы в танковые армии, а генерала Гота сменил генерал Рейнхардт. Зачем это было сделано, вряд ли кто сумеет объяснить.

22-я танковая и 141-я пехотная дивизии были переданы 3-й танковой армии генерала Рейнхардта, который немедленно направил их в район Клина, где его войска были остановлены на самых подступах к Москве. Остальные дивизии получил Гудериан, который в этот момент уже завяз в кровопролитных и безрезультатных боях в районе Тулы. Эти жалкие подкрепления позволили командующему Группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Боку отменить уже отданный было приказ о приостановке наступления к северу от Москвы.

Но не все немецкие генералы смотрели в будущее оптимистически. Генерал Кессельринг открыто заявил: «Налеты на Москву вызвали у меня большую тревогу. Сбитые экипажи приходилось списывать, эффективность русских зениток и прожекторов производит впечатление даже на летчиков, участвовавших в налетах на Англию. Настало время, когда русские истребители стали появляться все в больших количествах, к счастью, пока только в дневное время. Результаты не полностью оправдали мои ожидания, однако с учетом размеров цели следует признать, что наши силы были недостаточно велики». Результат не замедлил себя ждать. 25 октября Кессельринг сдает командование 2-м Воздушным флотом командиру II авиакорпуса генералу Лёрцеру и отправляется на Средиземноморский театр, но без своих самолетов. Поговаривали, что он еще легко отделался, так как вполне мог попасть под трибунал за пораженческие настроения.

4 ноября наконец ударил мороз, период распутицы закончился, и увязающий в грязи транспорт перестал быть сдерживающим фактором для войск обеих сторон. Германское командование подтянуло резервы и произвело перегруппировку. Для возобновления наступления на Москву вермахт развернул 56 дивизий, в том числе 15 танковых и 7 моторизованных. По замыслу немецкого командования Группа армий «Центр» должна была разбить фланговые части обороны советских войск и окружить Москву. Вести бои в самом городе не планировалось.

Наступление немецких войск на Москву возобновилось с северо-запада 15 ноября, с юго-запада 18 ноября. На севере 3-я и 4-я танковые группы наступали в направлении Клин — Дмитров. В конце ноября немцы сумели захватить Клин, Солнечногорск, Истру и выйти к каналу Москва — Волга, они заняли Красную Поляну всего в 27 км от Москвы. У советского командования еще оставалась надежда остановить противника на рубеже канала, но именно в этот момент Гот ввел в бой свежие дивизии. Они одним ударом форсировали канал в районе Дмитрова, и наспех сформированная 1-я Ударная армия не сумела их остановить. 50-я и 44-я стрелковые бригады были смяты и рассеяны, и немецкие танки устремились к Загорску, где Гот намеревался повернуть на юго-восток к Ногинску, чтобы замкнуть кольцо окружения.

Хотя советское командование намеревалось взорвать водоспуски Истринского, Иваньковского водохранилищ и водохранилищ канала имени Москвы, чтобы сбросить воду в канал, после чего форсировать его было бы невозможно, но сделать это не удалось. Немцы получили информацию об этих планах из источника, до сих пор остающегося неизвестным, и выбросили на плотины диверсионные группы из состава полка «Бранденбург».

На юге наступление Гудериана развивалось менее успешно. Его войска сумели прорвать фронт 50-й армии, однако на этом успехи самого знаменитого панцер-генерала и завершились. В советском фронте образовалась брешь между 50-й и 3-й армиями, но это привело лишь к несоразмерному растягиванию фронта 2-й танковой группы. Главной проблемой Гу-дериана оставалась Тула, взять которую он никак не мог. Все атаки XXIV моторизованного корпуса были отбиты, а ведь Гудериана уже поторапливали, так как он должен был наступать на Каширу — Раменское — Ногинск, чтобы встретиться с Готом. Поэтому у него просто не оставалось иного выхода, кроме как бросить все силы вперед, не слишком заботясь о флангах. Он страшно рисковал, так как над его правым флангом нависала только что сформированная 10-я армия генерала Голикова.

В этот момент Гудериан вспомнил о своем успешном опыте взаимодействия с авиацией, который принес ему успех во Франции. Он лично отправился в штаб VIII авиакорпуса, чтобы договориться с генералом Рихтгофеном об авиационном ударе по позициям Красной Армии в Туле. Дело в том, что с помощью населения вокруг города были созданы три оборонительных рубежа, прорвать которые немцы пока так и не сумели. Одновременно ему пришлось договариваться с командующим 4-й армией фельдмаршалом Клюге, чтобы тот выделил войска для штурма Тулы, так как собственные силы Гудериана должны были двигаться на север, чтобы сохранить хоть какую-то надежду на успех операции.

Совещание проходило очень нервно, Рихтгофен доказывал, что оставшихся у него самолетов совершенно недостаточно для сокрушительного удара, подобного тому, что был нанесен под Седаном. II авиакорпус поддерживал наступление к северу от Москвы, и у Рихтгофена осталась только одна пикировочная эскадра StG 2 «Иммельман». Попытка найти еще хоть какие-то самолеты привела лишь к новой перепалке, в которую были вовлечены фельдмаршал фон Бок и генерал Гот, который заявил, что не позволит забрать ни одного самолета со своего участка фронта.

В результате «орлам» Рихтгофена пришлось обходиться своими силами. Пикировщики 18 ноября совершили по 6 вылетов и сумели-таки взломать оборону города на западном фасе, куда и нанесли удар моторизованный полк «Гросс Дойчланд» и 131-я пехотная дивизия. Немецкая 3-я танковая дивизия имитировала атаку с востока и отвлекла на себя часть сил обороняющихся, внеся свой вклад в успех штурма. Тулу удалось захватить, и нарыв на левом фланге танковой группы Гудериана был вскрыт. Однако немцы дорого заплатили за это, потому что 732-й зенитноартиллерийский полк нанес такие потери вражеской авиации, что StG 2 в дальнейших боях участия не принимала. Во многом это и определило исход битвы за Москву.

Но пока что ход сражения складывался не в пользу Красной Армии, советское командование поставило задачу: «Остановить теперь противника на подступах к нашей столице, не пустить его, перемолоть в боях гитлеровские дивизии и корпуса... Московский узел является сейчас решающим... Пройдет еще немного времени, и наступление врага на Москву должно будет захлебнуться. Нужно во что бы то ни стало выдерживать напряжение этих дней». Однако ценой огромных потерь немцы продолжали продвигаться вперед.

Гудериан ввел в бой полученные свежие дивизии и к 25 ноября сумел захватить Каширу. Одновременно немецкий XX корпус нанес удар в направлении Апрелевки, фон Бок направил туда 339-ю пехотную дивизию из резерва группы армий, а XXXIII корпус после захвата Тулы повернул на север в общем направлении на Серпухов, и южный фланг Московского оборонительного рубежа начал рушиться.

Советское командование усилило опасные участки фронта резервами и пополнениями. Ставка ВГК приказала, кроме переданных Западному фронту из резерва Ставки 1-й Ударной, новых 10-й и 20-й армий, включить в состав Московской зоны обороны 24-ю и 60-ю армии. Однако остановить набравшие ход немецкие танки не удалось, 23-я и 17-я танковые дивизии сумели захватить Раменское и форсировать Москву-реку.

После этого Западный фронт фактически рассыпался. При этом 16-я и 5-я армии просто оставили позиции и начали стремительный отход на запад, несмотря на грозные приказы Ставки. 43-я армия также отошла на запад, она даже проскочила в тылу у наступавших танковых дивизий Гудериана, не попытавшись нанести им удар в спину. 50-я и 33-я армии растаяли, словно кусок сахара в стакане кипятка. 49-я армия, державшая оборону севернее Тулы, оказалась в мешке в районе Серпухова. Ей удалось оттянуть на себя части немецкого XIII корпуса, который не смог принять участие в общем наступлении.

После развала Западного фронта судьба Москвы была решена, и 7 декабря практически одновременно в нее вошли с севера 11 -я танковая дивизия из 4-й танковой группы генерала Гёппнера, а с юга — 29-я моторизованная дивизия из 2-й танковой группы Гудериана. Немцы очень опасались того, что советские войска втянут их в затяжные уличные бои и Москва превратится в некий «красный Верден», но этого не произошло. Сталин и Ставка покинули город еще накануне, войска прошли через город не задерживаясь, и все свелось к нескольким хаотичным перестрелкам с милицией и отставшими бойцами.

Немцы ликовали, им казалось, что долгожданная цель великого Восточного похода достигнута, победа в их руках. Берлинское радио торжественно оповестило весь мир, что отныне флаг со свастикой развевается на Спасской башне Кремля, а фельдмаршал фон Бок принимает парад немецких войск на Красной площади, но именно этот самый парад вызвал у фон Бока самые нехорошие предчувствия. Дело в том, что дивизии, принимавшие в нем участие, находились в самом наиплачевном состоянии. Та самая 11-я танковая сейчас превратилась в пехотный полк неполного состава, так как не имела танков вообще. Генерал Гёппнер доложил командующему Группой армий «Центр», что имеет в своем распоряжении не более 90 танков, то есть его танковая группа превратилась в обычный танковый полк. Группы Рейнхардта и Гудериана выглядели немного лучше, но лишь потому, что получили недавно свежие дивизии и общая численность танков в них не превышала 20 процентов штатной. Хуже того, совершенно катастрофическим было положение с горючим. Именно из-за нехватки топлива сорвался план окружения советских армий в районе Москвы. Когда дивизии Рейнхардта и Гу-дериана кое-как доползли до Ногинска, выяснилось, что образовавшийся котел к этому времени был совершенно пуст. Более того, следовавшая в арьергарде советской 16-й армии 1-я гвардейская танковая бригада в коротком бою разгромила и фактически полностью уничтожила 204-й танковый полк последней из боеспособных дивизий Рейнхардта — 22-й танковой. Причина была простой — оставшиеся без топлива немецкие танки были вынуждены действовать как стационарные огневые точки и стали легкой добычей советских танкистов. Учитывая все это, фон Бок сумел убедить Гитлера не прилетать в Москву на торжественный парад, заявив, что город еще не очищен от диверсантов и он, фон Бок, не может гарантировать безопасность фюрера. В общем, победа была одержана, теперь следовало разобраться, что же делать с этой самой победой.

А сейчас посмотрим, какая ситуация сложилась на московском участке Восточного фронта к середине декабря 1941 года. Положение немецкой армии было на самом деле гораздо более опасным, чем могло показаться на первый взгляд. Если перед началом операции «Тайфун» немцы имели сплошную линию фронта, то теперь она была лишь обозначена, войска располагались отдельными группировками, причем связь между ними была почти символической. В наиболее опасном положении находились LVI и XLVI моторизованные корпуса, которые оказались в районе Ногинска и Орехова-Зуева, так как между ними и остальными силами Группы армий «Центр» имелся разрыв около 50 километров. 3-я танковая армия Рейнхардта пыталась организовать оборону на фронте от Калинина до восточных окраин Москвы, так как фон Бок, не дожидаясь приказов из Берлина, своей властью распорядился прекратить все наступательные операции и перейти к обороне. 4-я танковая армия и 4-я армия дислоцировались в треугольнике Москва — Серпухов — Волоколамск, причем командиры корпусов практически утратили контроль над своими дивизиями. Наиболее опасным было положение Гудериана. Его XXIV танковый корпус все еще торчал в районе Тулы, XLVII стоял в Москве, XXXV держал связь со 2-й армией генерала Вейхса, а самый слабый, XXXIV корпус, состоявший всего из двух дивизий, был растянут на фронте около 200 километров от Орехова-Зуева на юг до Сталиногорска. Это было самым слабым местом немецкого фронта.

Положение Красной Армии к этому моменту было ничуть не лучше. Катастрофа Западного фронта открыла зияющую брешь, сквозь которую немцы могли двинуться дальше, если бы только были в состоянии хотя бы просто пошевелиться. Эту брешь прикрывали такие же разрозненные группировки войск, и требовалось время, чтобы организовать сплошную линию фронта. Однако советское командование не собиралось делать этого, а предпочло сразу перейти в контрнаступление, благо к этому времени были подтянуты свежие резервы. Эта идея принадлежала маршалу Шапошникову, который резонно ссылался на опыт Гражданской войны, а также на успешные действия вермахта. В условиях маневренной войны этим можно было пренебречь, пока не образуется кольцо окружения вокруг вражеской группировки.

Правда, оставалась проблема: кто именно будет командовать наступлением? Разумеется, после катастрофы (размеры которой, между прочим, оказались меньше, чем представлялось сначала) были приняты меры. Сдачу Москвы простить было нельзя, поэтому никто не удивился аресту и расстрелу бывшего командующего генерала Жукова. Под раздачу попали командовавшие армиями генералы Власов, Говоров, Ефремов, как последыши Тухачевского, участники военно-фашистского заговора и наймиты гестапо. Однако логику сталинских решений не мог постичь никто и никогда, поэтому командующий 16-й армией генерал Рокоссовский не только не был наказан, хотя его армия отступала бок о бок с 5-й армией генерала Говорова, но даже был назначен командующим Московским фронтом, образованным вместо Западного. Перед ним была поставлена предельно ясная и конкретная задача — в кратчайший срок вернуть Москву. Рокоссовский сомневался в реальности этой задачи, но при этом понимал совершенно отчетливо: цена успеха или неуспеха — это его голова.

Но в то же самое время Рокоссовский видел, что предпосылки для успеха имеются, он решил попытаться нанести серию ударов, чтобы окончательно расчленить рыхлые боевые порядки Группы армий «Центр» и уничтожить по частям окруженные группировки. Первой жертвой были намечены вырвавшиеся вперед LVI и XLVI моторизованные корпуса. Между прочим, фон Бок предложил было ОКХ отвести их немного назад, к окраинам Москвы, однако Гитлер и Кейтель дружно запретили делать это, ведь на крайнем южном фланге Восточного фронта немецкие войска уже потерпели первое поражение под Ростовом и были вынуждены оставить город, отступив на рубеж реки Миус. После этого какие-либо разговоры об отступлении стали просто невозможны, более того, Кейтель приказал выдвинуть вперед XLVII корпус, чтобы готовить наступление на Куйбышев. Это был полный бред, но фон Бок выполнил приказ.

Линия фронта на южном фасе Московского выступа проходила от Орехова-Зуева на Коломну и далее к Серебряным Прудам, Епифани, Ефремову. Как мы уже упоминали, там находились всего 2 пехотные дивизии немцев. Лучше всего было поручить операцию Юго-Западному фронту генерала Тимошенко, однако Рокоссовский убедил Ставку в том, что руководство первым этапом операции лучше сосредоточить в одних руках и лишь позднее, когда речь пойдет непосредственно об освобождении Москвы, в котором будет участвовать Калининский фронт, следует привлечь генерала Конева. Более того, Рокоссовский добился того, что ему передали из состава Брянского фронта 61-ю армию в составе 5 стрелковых и одной кавалерийской дивизий, а также танковую бригаду. Впрочем, это не освобождало генерала Черевиченко от обязанности нанести вспомогательный удар, чтобы не дать возможности немецкому XXXV корпусу прийти на помощь.

Наступление началось 12 декабря, причем немцы к этому времени не успели не то что укрепить свои позиции, но хотя бы просто обозначить их. Растянувшиеся более чем на 50 километров завесы 45-й пехотной дивизии были прорваны в первые же часы наступления. 61-я армия наносила удар от Егорьевска на

Раменское с тем, чтобы там повернуть на север и в районе Ногинска соединиться с 30-й армией. Предстоящее наступление получило название «операция «Минин».

Этот удар застал немцев врасплох, после падения Москвы они совершенно не могли представить, что противник немедленно нанесет ответный удар. Из допросов пленных немецких офицеров выяснилось, что все буквально со дня на день ожидали капитуляции Сталина и были уверены в успешном окончании очередной войны. А этих пленных оказалось более чем достаточно, так как панцер-генералы окончательно потеряли осторожность. Как позднее выяснилось, командир XXXIV корпуса генерал Метц пропал без вести, он отправился на фронт, пытаясь выяснить, что же происходит, и более его никто не видел. По всей вероятности, машина генерала просто подорвалась на мине.

Немцы не слишком верили в серьезность угрозы, но все-таки отреагировали на нее достаточно быстро, командир XLVIII корпуса генерал Кемпф приказал своей 9-й танковой дивизии нанести встречный удар прорвавшимся русским частям и уничтожить их. Но к этому времени от дивизии фактически остались 2 танковые роты с очень ограниченным запасом топлива, поэтому исход боя с 2 стрелковыми дивизиями и танковой бригадой предсказать было несложно. Дивизия прекратила существование, а сам Кемпф, также отправившийся в район боя, попал в плен. Он стал первым немецким генералом, попавшим в плен к советским солдатам.

Не менее успешным оказался и северный удар. В распоряжение командующего 20-й армией генерала Короля (он заменил расстрелянного Власова) были переданы свежие части — 3 стрелковые дивизии и 2 бригады. Умело организовав артиллерийскую подготовку наступления, он нанес удар от Загорска на Ногинск и также сразу прорвал немецкую оборону, хотя здесь ему противостояли 23-я пехотная и 6-я танковая дивизии. Однако танков в дивизии генерала Рауса осталось ровно 6 штук, поэтому их можно было не принимать в расчет. Не выдержав удара, немцы начали отступать, из-за нехватки топлива уцелевшие танки и автомобили были взорваны.

В результате этих двух ударов уже 15 января войска 20-й и 61-й армий встретились в Ногинске, а в образовавшемся котле оказались остатки 10 немецких дивизий, причем если армия Рейнхардта еще сохранила свой XLI корпус, то все до единой танковые дивизии Гудериана попали в ловушку. Более того, там очутился и сам командующий 2-й танковой армией, который привычно руководил действиями своих солдат прямо из боевых порядков. И теперь многое зависело от того, сумеет ли Красная Армия быстро ликвидировать образовавшийся котел и развить первоначальный успех.

По приказу Ставки лобовой удар по немецким позициям вокруг Орехова-Зуева нанесла 5-я армия, командование которой принял генерал Пронин. Неподготовленность позиций, нехватка топлива и боеприпасов, а также жесткий приказ Сталина, который можно было сформулировать двумя словами «Любой ценой!», привели к тому, что уже через 3 дня котел был ликвидирован. Правда, Гудериан еще сумел организовать прорыв части сил на Ногинск — Люберцы, поставив во главе колонны сводную танковую роту. На большее просто не удалось найти топлива. Но спастись удалось не более чем пяти или шести тысячам человек. В котле были фактически уничтожены 3, 4, 7, 17, 18, 23-я танковые дивизии, 10, 14 и 29-я моторизованные, 129-я пехотная. Погибли командиры LV1 моторизованного корпуса генерал Ша-аль и XXIV танкового генерал Гейр фон Швеппен-бург, в плен попал командир XLVII танкового корпуса генерал Лемельсен. Сам Гудериан, руководивший короткой и безуспешной обороной Орехова-Зуева, отказался бросить своих солдат и, когда русские приблизились к дому, где находился его штаб, застрелился. В его предсмертной записке говорилось: «Наше наступление провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства Верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии надломлены». Слова Гудериана оказались пророческими.

Уже 13 декабря, когда обрисовались первые успехи Красной Армии, фельдмаршал фон Бок спешно вылетел в Берлин, чтобы убедить Гитлера в необходимости срочного отвода войск от Москвы. Результат оказался вполне предсказуемым. Фюрер устроил ему страшный разнос и прямо тут же отстранил от командования. Запланированное награждение «победителя Москвы» бриллиантами к Рыцарскому кресту так и не состоялось. Новым командующим был назначен фельдмаршал Клюге, который получил приказ любой ценой удержать в руках немцев Москву. Фельдмаршал был достаточно умен, чтобы понимать нереальность поставленной задачи, но спорить не посмел.

Самую большую опасность для немцев представлял огромный разрыв в линии фронта южнее Москвы, образовавшийся после гибели 2-й танковой армии. Единственный уцелевший XXXV корпус продолжал отходить на юг, постепенно загибая левый фланг, так как генерал Кемпф не хотел терять связь со 2-й армией генерала Вейхса, видя в этом единственный шанс на спасение своих солдат. Но в результате брешь продолжала расширяться.

В общем-то, ничуть не лучше было положение и самой Москвы, которую занимал только IX корпус генерала Гейера. Клюге должен был как-то укрепить позиции в ключевом пункте, не допустить образования разрыва между 3-й танковой армией в районе Калинина и 4-й армией у Москвы, но главное — любой ценой закрыть брешь. Это он приказал сделать 4-й танковой армии Геппнера, тыловые службы получили распоряжение любой ценой обеспечить ее топливом. Но это было проще сказать, чем сделать, к тому же мы не должны забывать о плачевном состоянии дивизий Геппнера.

И все-таки генерал-оберсту удалось сформировать боевую группу «Штумме» (Kampfgruppe Stumme), поставив во главе ее командира XL моторизованного корпуса. Фактически это был не более чем усиленный танковый полк, максимум сводная бригада, которой предстояло остановить две советские армии.

Дело в том, что Рокоссовский, не желая терять темп наступления, бросил в прорыв 49-ю и 10-ю армии, которые начали продвигаться на запад, не встречая сопротивления.

Положение немцев ухудшалось буквально с каждым часом. 19 декабря перешли в наступления войска Калининского фронта, 30-я и 31-я армии атаковали немцев в районе Дмитрова, успешно форсировали канал им. Москвы и начали продвижение в направлении Солнечногорска. Потрепанные дивизии 3-й танковой армии не сумели их остановить и начали откатываться на запад. 23-я пехотная дивизия, находившаяся в полосе наступления, просто исчезла. Увы, в дальнейшем ее судьбу разделили слишком многие немецкие дивизии.

К 20 декабря положение на фронте окончательно запуталось. Начались бои на восточных подступах к Москве, так как после ликвидации Орехово-Зуевского котла советские 5, 16, 20 и 61-я армии возобновили наступление. Конечно, они также понесли ощутимые потери, во многих дивизиях насчитывалось не более 3000 человек, но состояние немецкой 4-й армии, которую теперь возглавил генерал Герман Гейер, не оставивший командования своим IX корпусом, было заметно хуже. Многие ее дивизии теперь насчитывали по 3-4 сводных батальона, укомплектованных артиллеристами, шоферами, тыловыми обозниками. И все-таки Гейер начал энергичную подготовку к обороне, дома на окраинах города превращались в опорные пункты, рылись траншеи, хотя зимой это было очень нелегко. Гейер приказал VII корпусу своей армии также войти в город, тогда как XX корпус должен был обеспечить безопасность тылов на линии Волоколамск — Наро-Фоминск. Там же находились остатки танковой армии Геппнера, который и принял командование войсками.

Наступление Калининского фронта вынудило немецкий V корпус против его воли также отойти к Москве. Таким образом, гарнизон города формально состоял теперь из 3 армейских корпусов (12 пехотных дивизий) и разрозненных танковых рот и взводов 3-й и 4-й танковых армий. Но общая численность гарнизона не превышала 30 тысяч человек, а обеспеченность боеприпасами, продовольствием и топливом была совершенно неудовлетворительной. И все-таки немцы не собирались сдаваться без боя. В этом их укрепляли обещания Клюге прислать подкрепления, но надо заметить, что сам фельдмаршал при этом предусмотрительно перенес свою ставку в Гжатск, который пока находился в глубоком тылу.

А сейчас мы посмотрим, что получилось из единственной попытки немцев активно противодействовать советскому плану — контрудара группы «Штумме». 21 декабря она столкнулась с 342-й и 346-й стрелковыми дивизиями в районе Алексина. Первый натиск батальоны Штумме отбили, несмотря на численное превосходство русских. Противотанковые орудия немцев сумели уничтожить около двух десятков танков, казалось бы, этому следовало радоваться. Но ведь задачей Штумме было не отражение русского наступления, а восстановление линии фронта в районе Каширы — Венева, поэтому после некоторых колебаний он приказал возобновить движение на восток. Это стало роковой ошибкой, хотя Георг Штумме прекрасно понимал грозящие ему опасности. В результате группа, не пройдя и 10 километров, натолкнулась на импровизированную оборонительную позицию и при попытке штурмовать ее оказалась в мешке, так как теперь ей противостояли уже 4 стрелковые дивизии. А когда мобильная группа полковника Бахарова, сформированная на основе его 150-й танковой бригады, вышла в тыл немцам, все тут же и закончилось.

Однако, как выяснилось, неприятности Группы армий «Центр» только начинались. 23 декабря замкнулось кольцо окружения вокруг Москвы, но советское командование, прекрасно осознавая слишком малую мобильность окруженных корпусов, не стало останавливаться на этом, а продолжило развивать наступление на запад, не дав немцам времени закрепиться на планируемом рубеже. К наступлению подключился Северо-Западный фронт, которые нанес два удара по расходящимся направлениям. В нормальной обстановке это было бы рискованно, но когда немецкая армия разваливалась буквально на глазах, это было не просто правильно, но даже необходимо. В результате полетели клочья от немецкой 9-й армии, которая до сих пор сохраняла относительную боеспособность, потому что последнее время не участвовала в активных операциях. В районе города Демянск образовался еще один котел, в который попали 6 немецких дивизий, а южнее совместно с войсками Калининского фронта были уничтожены остатки 3-й танковой армии. После этого можно было с уверенностью сказать, что Восточного фронта как такового больше не существовало. Немецкая армия сохранила некое подобие порядка лишь на двух его участках: в

Прибалтике и Центральной России на северном участке фронта Группы армий «Юг». В результате нервы командующего Группой армий «Север» фельдмаршала фон Лееба не выдержали, и он приказал начать общий отход, так как его южное крыло теперь не имело никакой опоры, а советские армии выходили в тыл группы армий.

Попытка Гёппнера остановить русское наступление также провалилась с треском. Если в районе Ржева и Волоколамска советские войска удалось кое-как остановить, то на юге, пусть совершенно случайно, 49-я и 10-я армии Московского фронта вместо штурма Наро-Фоминска нанесли удар южнее на Медынь и Юхнов, обойдя слишком короткий оборонительный рубеж, и снова оказались в тылу у немцев. Вдобавок в этот момент Рокоссовский предпринял нестандартный ход — выбросил в тылу Гёппнера крупный парашютный десант — 4-й воздушно-десантный корпус. Причем опять же по случайному стечению обстоятельств районом высадки был назначен Гжатск, где находился штаб Группы армий «Центр». Фельдмаршал Клюге успел спастись, но управление войсками было окончательно нарушено. Уничтожение импровизированной группы Гёппнера не затянулось, и советские армии рванулись дальше, хотя к этому времени они тоже полностью исчерпали свой наступательный потенциал. Поэтому примерно к 7 января 1942 года наступление завершилось само собой с выходом Красной Армии на линию Великие Луки — Издеш-ково — Сухиничи — Мценск. Немецкая Группа армий «Центр» перестала существовать.

Ах да, мы забыли об окруженных в Москве 3 немецких корпусах генерала Гейера. Вопрос об отходе из Москвы даже не возникал, хотя фронтовые офицеры понимали, что надежд на спасение практически не осталось. Впрочем, в Берлине смотрели на ситуацию иначе. Гитлер высокопарно заявил, что германский флаг будет вечно развеваться над бывшей еврейско-большевистской столицей, объявил Москву городом-крепостью — Festung Moskau, присвоил Гейеру звание генерал-оберст, но это никак не могло помочь осажденным удержать город. Сначала Сталин потребовал было освободить столицу к Новому году, но первые попытки штурма с востока немцы сумели отразить, хотя при этом израсходовали остатки боеприпасов. Обрадованный Гитлер прислал поздравительную радиограмму:

«Мой генерал-оберст Гейер! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и принесет тягчайшие жертвы.

Мысленно всегда с вами и вашими солдатами.

Ваш Адольф Гитлер».

Но на этом помощь осажденным завершилась. Люфтваффе попытались было наладить снабжение гарнизона по воздуху, но плохая погода свела эти попытки почти к нулю. Поэтому оставались нерешенными только два вопроса: как долго продержатся немцы и какие разрушения при этом получит город? Гейер еще мог попытаться уничтожить исторический центр Москвы, во многом обесценив любые успехи русских. Собственно, Гитлер и приказал ему сделать это, в штаб 4-й армии пришла радиограмма с требованием приступить к планомерному подрыву зданий Кремля.

Однако эту проблему Сталин разрешил быстро, жестко и эффективно. На город были сброшены листовки, в которых говорилось, что, если пострадают Кремль и другие важные объекты, пленных брать не будут. Но если город будет сдан в сохранности, всем пленным гарантировался нормальный уход и медицинская помощь. Немцы ни на секунду не усомнились в том, что Сталин выполнит свои обещания, поэтому особого желания сражаться до последнего патрона ни у кого не возникло. И все-таки Гейер отверг предложение советского командования о капитуляции, но в то же время на совещании командиров устно приказал командирам V корпуса генералу Руоффу и VII корпуса генералу Фармбахеру только обозначать сопротивление и при малейшем усилении натиска русских сразу капитулировать. Поэтому, когда 6 января 20-я и 43-я армии начали второй штурм Москвы, он развивался неожиданно успешно. Вместо тяжелых боев имели место лишь вялые перестрелки, и уже 9 января в здании НКВД на Лубянке генерал-оберст Гейер со своим штабом сдался командиру 352-й стрелковой дивизии полковнику Прокофьеву. Битва за Москву завершилась, впереди был неизбежный полный разгром Германии.

Какие же выводы можно сделать на основе всех этих событий? Они лишь подтвердили то, что было известно заранее — материальные ресурсы любой европейской армии недостаточны для военной победы над Россией. Вермахту следовало бы иметь вдвое больше дивизий, танков и самолетов, прежде чем вторгнуться на территорию СССР. Хорошо известна фраза Гитлера: «Если бы я только знал, сколько у них танков, я бы еще подумал, начинать ли войну». Но это уже второй аспект проблемы: абсолютно неадекватная оценка мобилизационных возможностей СССР. И опять-таки винить в этом немцы должны лишь самих себя. Вообще, оценивая в исторической перспективе все попытки вражеского вторжения в Россию, можно с твердой уверенностью сказать, что российские расстояния являются важнейшим стратегическим фактором в таких войнах, и этот фактор не сумел правильно оценить никто из врагов. Любая победа любого агрессора к востоку от линии Днепр — Двина совершенно объективно становилась шагом в пропасть, а занятие Москвы является смертным приговором захватчику, исходя из этого и следует рассматривать исторические альтернативы.