БИТВА ПРИ ЙАРМУКЕ

Рис. 6. Схема сражения при Йармуке

Оставление Дамаска было не только ударом по престижу мусульманских командующих и потерей важного стратегического пункта — оно повлекло за собой укрепление воли к сопротивлению у той части населения Палестины и Иордании, которая еще не сложила оружия. Но это тяжелое для командующих решение давало выигрыш во времени, необходимый для соединения всех сил воедино, без чего сопротивление византийской армии, втрое превосходившей численностью сирийскую группу, было невозможно.

Однако византийцы не стали навязывать сражения, а, верные той же тактике оттеснения арабов от прибрежных областей на восток, в степь, начали обход с запада по дороге на Тивериадское озеро в сторону вади Руккад. В этой ситуации оставаться в Джабии стало опасно, и Халид с 2000 кавалеристов и лучников бросился наперерез византийцам, а остальное войско, спешно собрав верблюдов, пасшихся в степи, начало отступление на юг (рис. 4, б; 6). Оставшись с пешими лучниками в засаде, Халид послал во главе кавалерии Кайса б. Макшуха, тот завязал бой и заманил кавалерию византийцев к позиции лучников, этот маневр обеспечил разгром византийского отряда и сорвал попытку окружения мусульманской армии [+1]. Она беспрепятственно отошла на 15 — 20 км и встала «спиной к Азри'ату», опираясь левым флангом на каньон Йармука и прикрываясь с фронта одним из многочисленных вади, стекающих со склонов Джебел Друз, скорее всего современным вади Эль-Харир. Позиция византийцев определяется достаточно точно: от Дейр Джабал до Джаулана, или, по другому источнику, — от Дейр Аййуба [+2]. В тождестве Дейр Джабал и Дейр Аййуб вряд ли можно сомневаться: развалины Дейр Аййуб, сохранившиеся до наших дней на южной окраине селения Шейх Са’д, расположены на высоком холме (джабал) и могли называться по нему. Под Джауланом в данном случае подразумевается не вся область Джаулан, а селение, носящее название Сахм Джаулан (см. рис. 6). Подробная карта местности и схема сражения, основывающаяся на ней, составленная Л. Каэтани, до сих пор остаются непревзойденными [+3].

На Йармуке к армии Халида присоединился Амр б. ал-Ac, который при известии об отступлении арабской армии снял осаду с Иерусалима [+4].

Сведения арабских историков об общей численности мусульманской армии не слишком надежны, так как они сами реконструируют ее численность, суммируя частные сведения, не заботясь о степени их достоверности: например, к 24000 сиро-палестинской армии добавляют 9000 воинов, якобы пришедших с Халидом из Ирака, или дважды прибавляют одни и те же цифры [+5].

Л. Каэтани относился к этим цифрам весьма скептически и считал, что мусульманская армия была менее 20000 человек [+6]. Сложность заключается в том, что первоначальное ядро должно было сократиться из-за боевых потерь, но в то же время происходил приток добровольцев из самой Аравии и из числа сирийских арабов-христиан. Видимо, численность мусульманской армии в течение двух первых лет оставалась стабильной и колебалась около тех 24 — 27 тысяч, о которых говорят, многие информаторы, т. е. была в полтора-два раза меньше византийской. Она была в состоянии, опираясь на удобную позицию, отбивать атаки византийцев, но не могла нанести им поражение.

Халид (или Абу Убайда?) запросил подкреплений у Умара, но, как мы знаем, все свободные силы Аравии поглотила армия Са’да. Халиф сумел сколотить лишь небольшой отряд в одну или две тысячи человек (говорится и о трех тысячах, но боюсь, что это просто результат сложения: вместо «одна или две» было прочитано «одна и две») под командованием Са’ида б. Амира ал-Джумахи [+7], что не могло изменить соотношения сил. Началось стояние на Йармуке. Мусульмане могли только препятствовать византийцам переправиться через Йармук и беспокоить их набегами. Однако византийцы не предприняли серьезных попыток атаковать арабов, предпочитая выжидать, когда те поймут бесполезность сопротивления и сами уйдут из Сирии. Эта пассивность работала против византийцев. Дело не только в том, что мусульмане могли получить пополнения и лучше укрепиться, а в том, что длительное бездействие не воодушевленной большой идеей армии в условиях вседозволенности в поле разлагает ее. Так что та из сторон, которая имеет в этом отношении хоть какое-то преимущество, в конце концов берет верх. У мусульманской армии было по крайней мере два преимущества: добровольное участие в борьбе за веру (тогда как византийская армия была наемной, а частично состояла из мобилизованных крестьян) и национальная однородность (при всех различиях между кочевниками и оседлыми, северными и южными арабами) в противоположность очень пестрой по национальному составу византийской армии. Ко всему прочему византийские солдаты и их командиры не очень-то стеснялись в отношении местного населения и грабили его ненамного меньше завоевателей, поэтому византийская армия не пользовалась всеобщей поддержкой. Можно не принимать безоговорочно на веру рассказы арабских историков о том, что обиженные византийскими солдатами становились помощниками и проводниками мусульман [+8], но какую-то долю реальности они отражают.

В конце концов, 20 августа 636 г. византийский командующий решился дать бой [+9]. По сведениям арабских авторов, правым флангом византийцев командовал Ибн Канатир (Абу Канатир =букинатор [*1]), левым — Друнаджар (друнагарий — тысяцкий), а в центре стояли армянские отряды под командованием Джирджира (Григорий или Георгий). Византийские авторы упоминают только двух командующих — сакеллария (казначея) евнуха Феодора и Ваана/Вагана, который ревниво относился к тому, что общее командование было поручено Феодору. Арабские же авторы считают командующим Вагана (Бахана) и лишь в отдельных случаях упоминают сакеллария [+10].

В арабском войске, вышедшем из своего лагеря навстречу, центром командовал Абу Убайда, правым флангом — Му’аз б. Джабала; в качестве командующего левым флангом называют разных лиц [+11]. Во главе пехоты (видимо, сводного отряда из мелких групп разных племен) стоял Хашим б. Утба (племянник Са’да б. Абу Ваккаса). Внутри эти основные корпуса делились на мелкие племенные отряды, каждый из которых имел свое знамя. Объезжая строй перед боем, командующий обращался к каждому отряду отдельно со словами ободрения и наставления. В центре стояли сводный отряд из тысячи сподвижников пророка, сводный отряд пехоты и аздиты. На правом фланге стояли йеменские племена хадрамаут, мазхидж, азд, хаулан, хамир. На левом фланге — в основном североарабские племена: кинана, кайс, джузам — и североаравийские и сирийские племена с южноарабской генеалогией: лахм, гассан, куда’а, амила, хас’ам.

Важнейшей ударной силой армии, кавалерией, командовал сам Халид б. ал-Валид. Он разделил ее на четыре группы, по одной за каждым из трех основных корпусов, а четвертый оставил в своем распоряжении как общий резерв. Лагерь со всем имуществом и семьями находился за центральным корпусом на высоком холме. Возможно, что это — Телл Аш’ари между современными селениями Джиллин и Тафас.

После кавалерийских атак с обеих сторон византийский левый фланг атаковал правый фланг арабской армии, две атаки были отбиты, но после третьей йеменцы побежали в сторону лагеря. Оставались лишь отдельные островки сопротивления вокруг племенных знаменосцев. Византийцы ворвались было в лагерь, но беглецы, которых женщины встречали руганью и кольями от палаток, остановились и оборонили лагерь. Подоспевшая кавалерия отбросила византийцев на исходную позицию. Попытка византийцев опрокинуть левый фланг также потерпела неудачу, и в этом случае им удалось прорваться до лагеря (если только это не вариант рассказа об одном и том же прорыве) [+12].

Византийским атакам сильно мешали пыльный ветер из пустыни и солнце, светившее в глаза. Воины завязывали рот и нос, чтобы спастить от пыли. Во время контратаки Халида погиб командующий правым флангом византийцев, букинатор; арабы нашли его потом с закутанной в плащ головой, и это родило рассказ о том, что он закутал лицо, чтобы не видеть позора поражения [+13].

Арабские источники отметили существование соперничества в стане византийцев: будто бы Джирджир приказал букинатору (или наоборот) [+14] атаковать мусульман, но тот сказал, что он такой же командир, и не подчинился приказу. Видимо, так очень косвенно отразилось в арабском историческом предании событие, упомянутое в «Истории» Феофана Исповедника: после поражения, нанесенного арабами сакелларию, войска Вагана восстали и объявили своего командующего императором. Воспользовавшись этим, мусульмане напали и разгромили Вагана [+15]. Возможно, что шумное ликование в лагере византийцев, услышанное однажды ночью и вызванное будто бы прибытием почты с жалованьем [+16], также смутно отражает торжества по случаю провозглашения Вагана императором.

Наибольшего накала сражение достигло на следующий день, когда вся тяжесть атаки пришлась на центр, подавшийся под натиском византийцев. Успешная контратака мусульман захлебнулась под интенсивным обстрелом армянских лучников. В этот день, оставшийся в памяти ветеранов как «день окривения», 700 мусульман окривели от армянских стрел. Ваган бросил в бой тяжелую пехоту, скрепленную по 10 человек цепями, но не смог опрокинуть мусульман. Только к исходу третьего дня арабская кавалерия совершила прорыв по правому флангу и, видимо, вышла в тылу византийцев к переправе через вади Руккад (по другим данным, заслуга принадлежит засаде у места, удобного для переправы). Возможно, что успеху мусульман способствовал сильный ветер со спины, ослаблявший точность обстрела и убойную силу стрел византийских стрелков.

Утомленная многодневным сражением, византийская армия бросилась в паническое бегство в густой пыли в предвечернее время (арабские историки говорят о густом тумане); беглецы, преследуемые конницей, не выбирали дороги и, падая с обрывистого берега вади Руккад и Йармука, разбивались. Вагану с отрядом кавалерии удалось оторваться от преследователей, но его военная и политическая карьера была кончена — вернуться к императору после всего случившегося он не мог. Последним его приютом стал монастырь на Синае, где он закончил свои дни под именем Анастасия, занимаясь толкованием псалмов [+17].

Победа досталась мусульманам дорогой ценой. На поле боя было похоронено 4000 убитых [+18], да в три раза больше того должно было выбыть из строя из-за ран. Таким образом, из двадцатисемитысячной армии осталось 10 — 12 тысяч боеспособных. Правда, к ним надо добавить отряд арабов-христиан Джабалы б. Айхама, перешедший на сторону мусульман (не это ли облегчило прорыв мусульманской кавалерии в последний день?). Сведения о потерях византийской армии менее определенны. Арабские историки, приписывая византийской армии численность в несколько сот тысяч человек, соответственным образом завышают ее потери: от 70 до 102 тыс. человек [+19]. Сирийский фрагмент говорит о 50000 убитых, но в этой цифре скорее можно видеть общую численность византийской армии, чем ее потери.

Видимо, оценивая их, следует исходить из потерь мусульманской армии: в первые два дня потери можно предположить равными и только на исходе битвы при бегстве они должны были возрасти. Реальнее всего говорить о 10000 убитых. Невероятно и число пленных — 40000, но несколько тысяч пленных могло быть. В целом, если учесть и раненых, оставшихся на поле боя (из того же расчета: в три раза больше убитых, но часть легкораненых могла спастись бегством, поэтому примем коэффициент 1:2), то из 50000 спаслось около 20000 человек, остатки византийской армии сопоставимы с мусульманской армией, но с одной стороны была цельная организованная масса, а с другой — множество мелких групп, совершенно подавленных морально.

Разгром был полный. Восстановить армию из этих остатков было невозможно, а для формирования равноценной новой армии требовалось много и времени и денег. Поэтому Ираклий отказался от таких попыток и предпочел, уехав из Антиохии в Константинополь, предоставить оборону сиро-палестинских городов их гарнизонам и жителям. Мусульманские историки вкладывают в уста уезжавшего императора слова: «Прощай навсегда, Сирия!» Но вряд ли Ираклий, терявший все азиатские провинции и сумевший отвоевать их у Сасанидов, считал в этот момент, что навсегда прощается с Сирией: для него борьба вступала в новую фазу — и только. Более того, по некоторым сведениям, Ираклий не сразу покинул Сирию, а только перебрался из Антиохии в Руху (Эдессу) [+20].

Одержав победу, мусульманская армия снова рассыпалась на составные части, и каждый из амиров ушел в свою область: Амр б. ал-Ас — в Палестину, Шурахбил — в Иорданию, Абу Убайда и Халид двинулись на север — отвоевывать города, оставленные полгода назад.

Дамаск, в котором, несомненно, укрылась часть разгромленной византийской армии, не открыл своих ворот перед победителями и сопротивлялся 70 дней; на этом основании сдачу города можно отнести к середине ноября 636 г. Н. А. Медников считал, что при этом договор был заключен на более суровых условиях, включавших передачу завоевателям половины домов и церквей, но, как говорилось выше, ал-Вакиди в IX в., читая подлинный договор, не нашел в нем таких условий и пояснил: «Дело в том, что когда Дамаск был завоеван, то большое число его жителей бежало к Ираклию, который был в Антакии, и осталось много свободных жилищ, в которых и поселились мусульмане» [+21].

Из Дамаска по распоряжению Халида был отправлен отряд из 700 человек во главе с Хашимом б. Утбой на помощь Са’ду б. Абу Ваккасу [+22].

0 сдаче Химса определенных сведений нет. Ат-Табари помещает сообщения об осаде Химса во время зимних холодов под 15 г. х., что хронологически соответствует порядку событий, но поскольку рядом повествуется о сражении при Аджнадайне, то приходится (как мы сделали выше) отнести эти сведения к первой осаде Химса. Согласно ал-Азди, жители Химса, как и дамаскинцы, вышли навстречу Халиду и согласились сдаться на прежних условиях [+23]. Видимо, также без сопротивления сдались другие города между Химсом и Киннасрином, которые заключили договоры в предыдущем году. Лишь в Киннасрине Халид встретил сопротивление. На подходе к городу его встретило византийское войско под командованием Минаса (Мины), которого ат-Табари называет вторым по значению после Ираклия. В ожесточенном бою Минас был убит, а отряд поголовно истреблен. Горожане укрылись за городскими стенами, а жители арабского пригорода (из племени танух) сдались Халиду, сказав, что они тоже арабы, что у них не было намерения воевать с ним, но их мобилизовали; Халид принял оправдания и не тронул их [+24]. Горожанам, надеявшимся отсидеться за городской стеной, Халид заметил: «Если бы вы были в облаках, то Аллах перенес бы нас к вам или спустил бы вас к нам». Убедившись в безнадежности сопротивления, киннасринцы запросили мира «на условиях Химса» (динар с человека и джериб пшеницы с джериба земли). Но Халид в наказание за упорство обещал пощаду только с условием разрушения городской стены [+25].

0 завоевании Халеба сведения еще менее определенны. Завоевание его приписывается то Халиду б. ал-Валиду, то Ийаду б. Ганму (который выдвинулся одним-двумя годами позже). Ал-Балазури сохранил любопытную деталь, которую, правда, нечем подтвердить, будто бы горожане (несомненно, только верхушка, магистраты) бежали в Антиохию и оттуда вели переговоры об условиях сдачи города; в Халеб они вернулись только по заключении договора на тех же условиях, что и с Химсом [+26]. Арабы, жившие в пригороде Халеба, как и в Киннасрине, частично приняли ислам, частично остались христианами, согласившись платить джизью. Это может свидетельствовать о значительном отходе их от традиций и психологии кочевых арабов, которые решительно отвергали возможность уплаты подушной подати, считая ее оскорбительной для себя.

Дальнейший ход военных действий на севере Сирии неясен. Историки не приводят ни одной даты завоевания городов в этом районе, а хронология ат-Табари мало надежна. Так же неясно и то, что происходило в Палестине. С одной стороны, известно, что уже в конце 634 г. арабы подходили к стенам Иерусалима, с другой стороны, тот факт, что Иерусалим за три года так и не был завоеван, свидетельствует о том, что мусульмане в Палестине не были до 637 г. такими хозяевами положения, как в Южной Сирии или Заиорданье. Только после Йармука Амр б. ал-Ас окончательно овладел всей Палестиной и приступил к решительной осаде Иерусалима, а Йазид б. Абу Суфйан осадил Кайсарийу.

 

СРАЖЕНИЕ ПРИ КАДИСИИ

Рис. 7. Район Кадиссии

В тот момент, когда арабская конница после Йармука рассеялась во все стороны в погоне за византийскими беглецами, армия Са’да б. Абу Ваккаса все еще находилась в степи у Шарафа. Внешних препятствий к движению на Хиру не было. Внезапного нападения иранцев на марше в степи быть не могло, они не отважились бы углубиться в степь, к тому же вдоль всей границы между степью и долиной Евфрата стояли заслоны Джарира и ал-Мусанны. Остается только предполагать, что основной причиной была сложность отношений с ал-Мусанной. Несомненно, после ал-Бувайба он был очень популярен в приевфратских степях и считал ниже своего достоинства являться к Са’ду в Шараф в качестве подчиненного, а Са’д не решался требовать этого, чтобы не оттолкнуть ал-Мусанну и тысячи бакритов на сторону Кабуса, внука лахмидского царя ал-Мунзира, которому персидский наместник Азадмард сын Азадбе предложил престол его дедов в Хире, бакриты тоже стали объектом заигрывания Ктесифона [+27].

Существовала и объективная причина — во время походов минувшего года у ал-Мусанны открылись старые раны, и, возможно, ему трудно было ехать из Зу-Кара за триста километров в Заруд. Состояние его все более ухудшалось, и наконец делегация шайбанитов во главе с ал-Му’анной, братом ал-Мусанны, доставила Са’ду в Шараф весть о его кончине и предсмертный завет опытного воина: не углубляться на территорию противника, а давать бой на границе степи, чтобы в случае неудачи скрыться от преследования [+28]. Скорее всего этот завет — изобретение шайбанитского предания, возвеличивавшего своего знаменитого сородича, но в нем точно отражен опыт многолетней войны на границе оседлости и степи.

Са’д распорядился обласкать семейство покойного, утвердил ал-Му’анну амиром войска покойного брата и женился на вдове. Нам уже приходилось говорить (т.1, с.197), что таким образом выражалось уважение к вдове покойного, забота о ее будущем.

Вскоре после этого (будто бы точно в день, назначенный халифом) Са’д повел свою армию к Узайбу. Основные подразделения войска: правое и левое крыло, авангард и арьергард, резерв и так далее — были сформированы еще в Шарафе, однако после присоединения войск ал-Му’анны и Джарира эти структуры должны были измениться, хотя ни в одном из источников об этом не говорится. Единственное соединение из сформированных в Шарафе, несомненно сохранившееся до сражения, — авангард под командованием Зухры б. Абдаллаха.

Зухра продвинулся до Узайб ал-Хиджанат (который А. Мусил отождествляет с источником Айн ас-Саййид) [+29] и не встретил противника. По свидетельству одного из воинов авангарда, в пограничном форте Узайб оказался всего один персидский наблюдатель, который пытался бежать, но был настигнут и убит. Между тем в форте оказалось много военного снаряжения, стрел, копий, кожаных щитов. Удостоверившись в отсутствии противника, Са’д подтянул армию к Узайбу, а авангард выдвинул к Кадисии (рис. 7).

Следующей ночью арабский разъезд проник до Сайлахина и захватил там свадебный поезд дочери марзбана Хиры [+30]. Это сообщение вызывает некоторое сомнение — как могли в Хире не знать о приближении армии, которая формировалась в течение нескольких месяцев, как могли (уже после ее прибытия) быть столь беспечными в часе езды от вражеского лагеря? Если же все-таки персы были настолько не готовы к войне, то почему ал-Мусанна или Джарир, располагая по крайней мере 10000 воинов, в течение долгого времени не могли воспользоваться случаем и вернуть Хиру? Наконец, если Са’д подошел к Кадисии, когда персы отвели войска из Хиры, то почему и он надолго застрял в Узайбе? [+31].

Арабские историки много пишут о личном руководстве Умара армией Са’да: он предписывает время отправления из Шарафа, указывает, в каком месте нужно стать лагерем, лично назначает уполномоченного по разделу добычи и так далее. Как полагают некоторые исследователи, все подобные рассказы являются продуктом творчества ранних компиляторов, рисующих халифа не таким, каким он был, а каким должен быть [+32]. И все же в этих рассказах есть любопытные детали.

Так, Умар будто бы потребовал от Са’да: «Опиши нам места расположения (маназил) мусульман и так опиши страну, которая между вами и ал-Мада’ином, чтобы я словно увидел ее». В ответ Са’д прислал описание района, которое поражает топографической точностью: «Ал-Кадисийа находится между рвом и [каналом] ал-Атик. А в левую сторону от ал-Кадисии — зеленое море в узкой впадине, [тянущейся] до ал-Хиры, между двух дорог. Одна из них идет по гребню, а вторая — по берегу канала, называемого ал-Худуд, проводящая того, кто едет по ней между ал-Хаварнаком и ал-Хирой. А в правую сторону от ал-Кадисии до ал-Валаджи — [низина], залитая их сбросовыми водами» [+33] (см. рис. 7).

За тысячу триста лет, конечно, многое изменилось, но проезжавший здесь в начале века А. Масул отмечали две дороги: по краю плато и по берегу, — видел и остатки каналов, упоминаемых в этом описании, но, к сожалению, не зафиксировал свои наблюдения графически [+34], в результате мы лишились редкой возможности привязать рассказы о ходе сражения под Кадисией к реальной местности.

Появление многочисленной арабской армии вызвало тревоу в Ктесифоне. Сасанидский главнокомандующий Рустам начал собирать в Сабате (7 — 8 км южнее Селевкии) большую армию, которая должна была положить конец посягательствам, арабов на сасанидские владения. На помощь были призваны воинские контингенты со всего Ирана, от Систана до Дербента [+35]. Всего собралось около 40000 воинов, которых подкрепляла мощь 30 или 33 боевых слонов, против 25 — 30 тысяч арабов [+36].

Покинув лагерь в Сабате, Рустам остановился в Куса, выслал оттуда в сторону Хиры сильный авангард под командованием Джалинуса, затем остановился в Бурсе и, наконец, прикрывшись передовыми отрядами на линии Наджаф — Хаварнак, стал с главными силами в Хире.

Ни одна из сторон не торопилась завязывать сражение, ограничиваясь столкновениями передовых отрядов в течение двух или четырех месяцев [+37]. При этом не только арабы, но и персидские солдаты вели себя с местным населением как в завоеванной стране, что вызывало его глухое недовольство. Рустам вызвал к себе знать Хиры и обвинил в том, что она радуется приходу арабов, что жители Хиры служат мусульманам разведчиками и укрепляют их, платя им дань. Тот же Абдалмасих б. Букайла, с которым три года назад вел переговоры Халид б. ал-Валид (см. т. 1, с. 218), ответил ему: «Ты говоришь, что мы радуемся их приходу? А каким их делам? Чему из того, что они делают, нам радоваться? Тому, что они утверждают, что мы — их рабы? А как относятся они к нашей вере? Ведь они обвиняют нас в том, что мы будем ввергнуты в адское пламя [*2]. Ты говоришь: «Вы служите их шпионами», — а зачем им нужно, чтобы мы были их шпионами, когда ваши воины (асхабукум) бежали от них и оставили им селения, и не защищает их никто от того, кто пожелает их. Хотят — берут справа, [хотят] — слева. Ты говоришь: «Мы укрепляем их своим имуществом», — так ведь мы этим имуществом откупаемся от них. И если бы не удерживал нас страх, что нас возьмут в плен, будут воевать и поубивают наших людей, — а с ними не справились и те из вас, кто встречался с ними, а ведь мы еще беспомощнее, — то — клянусь жизнью! — вы нам милее, чем они, и лучше ведете себя с нами, и лучше защищаете нас, да будет вам помощь, — но ведь мы в положении мужичья ас-Савада — рабы тех, кто возьмет верх» [+38].

Выслушав эту речь, Рустам вынужден был признать правоту Ибн Букайлы, действительно очень точно охарактеризовавшего положение арабов-христиан в этом районе, уже несколько раз переходившем из рук в руки.

Видимо, Рустам еще надеялся разрешить конфликт переговорами. В устах ветеранов первых войн рассказы о них приобрели чисто эпическую окраску, превратившись в прения о вере то в Ктесифоне, то в лагере Рустама, неизменно кончающиеся изумлением персов благочестием мусульман, их непритязательностью и мужеством. Фабула рассказов, шаблонность доводов — все доказывает их легендарный характер [+39]. Однако кое-где проскальзывают проблески истинного содержания переговоров: Рустам, считая, что арабы предприняли грабительский поход, хотел откупиться и предлагал торговые льготы и субсидии [+40]. Решительный отказ мусульман заставил его начать сражение [+41]. Персидская армия продвинулась в сторону Кадисии, запрудила канал Атик, орошавший этот район водой из Евфрата, и заняла позицию южнее канала. Арабская армия расположилась между Кадисией и Узайбом, имея за спиной оборонительную стену и ров, сделанные Сасанидами для защиты Хиры от набегов бедуинов. О распределении сил по отдельным подразделениям и командовании ими арабские источники не сообщают ничего определенного. Можно сказать только, что, несмотря на существование крупных подразделений (центр, фланги и т. д.), основной организационной единицей был племенной отряд во главе со своим вождем, выступающий под собственным знаменем. В сражении принимало участие более 1000 сподвижников Мухаммада, но о их роли в сражении нет сведений, быть может, потому, что основу всех сведений у средневековых историков составили племенные предания, заинтересованные лишь в сохранении подвигов соплеменников.

Са’д в этот ответственный момент оказался в незавидном положении: его одолели ишиас и чирьи, это мешало ему сесть на коня и возглавить армию так, как это требовалось у бедуинов. Он избрал своим командным пунктом крепость Кудайса [+42], откуда прекрасно видел все поле боя, и распоряжался через своего адъютанта. Понятно, что это не украшало его в глазах ветеранов ал-Мусанны, а его вдова открыто упрекала своего нового мужа [+43].

После обычных поединков персы ввели в бой слонов. По одному из сообщений, 18 находились в центре, 7 на одном фланге и 8 — на другом. Основной удар пришелся по участку, где находилось племя баджила, конница отступила, но пехота устояла до подхода асадитов во главе с Тулайхой, которые восстановили положение, но понесли большие потери [+44]. Жестокое сражение длилось до ночи и окончилось тем, что арабам удалось повредить большинство башен на слонах.

На следующее утро, когда обе стороны были заняты погребением убитых, к мусульманам прибыл авангард отряда, посланного на подмогу из Сирии, что очень их ободрило. Этот отряд, численностью от 300 до 700 человек [+45], сразу же принял участие в битве, снова разгоревшейся к полудню. На этот раз слоны в ней не участвовали, а мусульмане обрядили часть верблюдов таким образом, чтобы пугать вражеских коней. К вечеру мусульмане в центре обратили в бегство персидскую конницу, и только стойкость пехоты спасла Рустама от плена. Сражение продолжалось некоторое время и после захода солнца. Как выяснилось утром, мусульмане за день и вечер потеряли 2500 человек.

Третий день остался в памяти участников как «день ожесточения». Персы вновь ввели в бой слонов. Храбрейшие из мусульманских витязей с самыми длинными копьями выходили против них, выкалывая глаза или отрубая хоботы. Сколько слонов было выведено из строя — неизвестно; во всяком случае, к вечеру слоны уже не участвовали в бою. Для вечерней атаки большинство арабских всадников спешилось, чтобы усилить пехоту, без которой кавалерии не удавалось опрокинуть ряды персов. В темноте битва распалась на схватки отдельных отрядов. Никто не представлял общей картины боя. Са’д с беспокойством прислушивался к доносившимся до него звукам сражения, не зная, что происходит, и не имея возможности повлиять на его ход.

В эту ночь упорство мусульманских воинов сломило дух персидской армии. Когда утром ал-Ка’ка’ возглавил атаку на центр сасанидской армии и увлек за собой вождей племен, ее строй дрогнул и началось отступление. Рустам вынужден был спасаться за Атиком, в пылу сражения его убили, не зная даже, с кем имеют дело, из-за чего потом появилось очень много претендентов на эту честь.

В середине дня мусульмане захватили Кадисийу и, очистив от противника южный берег Атика выше и ниже места битвы, вернулись в Кудайс; лишь небольшой отряд конницы преследовал отступавшего Джалинуса по главной дороге за Атиком, на котором персы разрушили плотину, чтобы затруднить преследование. Этот отряд дошел до Сайлахина и к вечеру тоже вернулся в лагерь. Видимо, в этот день подошли главные силы отряда, посланного из Сирии, его воины стали потом требовать долю добычи, а иракцы не хотели делиться тем, что далось им такой кровью. Спор решило только вмешательство халифа, постановившего, что если они подошли до погребения павших в битве, то им полагается доля добычи, как и участникам [+46].

Победа действительно досталась арабам дорогой ценой. Только в последние сутки погибло 6000 человек, кроме того, в предыдущие дни еще по крайней мере 2500 человек, т. е. почти треть армии (не говоря уж о раненых) [+47]. Но главное было уже сделано — крупнейшая персидская армия перестала существовать, как серьезная сила и лишилась решительного полководца. Правда, Са’д не сразу понял это: видимо, персы отступали достаточно организованно и арабы опасались их возвращения; только на следующий день, когда оказалось, что противник ушел из этого района, Са’д осознал себя победителем и известил халифа о победе.

Битву при Кадисии современные исследователи датируют очень различно: от февраля до июня 637 г. [+48]. Но, видимо, она произошла раньше, наиболее вероятная дата ее начала — понедельник 27 шавваля 15 г. х. (понедельник 2 декабря 636 г.). Эта дата согласуется со сведениями о прибытии подкрепления из Сирии через месяц после взятия Дамаска и не противоречит сообщению ат-Табари о прибытии Са’да в Ирак через два с небольшим года после Халида [+49].

Тяжелые потери и большое число раненых вынудили армию Са’да задержаться в Кадисии почти на месяц, чтобы восстановить боеспособность [+50], а в Хире все это время находился персидский заслон под командованием Нахирджана (Нахиргана). Умар настолько опасался повторного нападения персов, что приказал Са’ду держать обоз и семьи в старом лагере за Атиком.

Опасения рассеялись только после того, как Нахирджан без боя отступил из Хиры перед сильным передовым отрядом Са’да, что произошло скорее всего 25 декабря [+51]. Затем сюда перебрался сам Са’д, а авангард переправился через Евфрат, следуя за отступающими персами. Первое столкновение произошло под Бурсом, после чего разгромленный персидский заслон отошел к Вавилону, где стояли основные силы персидской армии, отступившей от Кадисии.

Са’д продвигался в глубь Савада с большой опаской, расчленив войска на несколько эшелонов. После занятия Бурса авангард получил подкрепления и выдвинулся к Вавилону, после чего Са’д с основными силами перебрался в Бурс. Персидская армия, сохранявшая еще значительные силы, видимо, утратила боевой дух, потому что под Вавилоном мусульмане легко обратили ее в бегство. Часть персидских военачальников со своими отрядами ушла в свои провинции, заботясь лишь о том, чтобы сохранить владения в условиях развала империи, а остатки большой армии во главе с Хурразадом, братом Рустама, поспешили прикрыть столицу.

 

ПАДЕНИЕ КТЕСИФОНА

После двух незначительных столкновений у Куса и Дейр Ка’ба мусульмане подошли к Сабату, который был сдан его правителем без боя, более того — он помог арабам соорудить 20 камнеметных машин, которые стали обстреливать Селевкию. Через два месяца в городе кончилось продовольствие, начался голод [+52].

К этому времени Йездигерд со всем двором и сокровищами перебрался в Хулван под защиту гор. Хурразад ночью тайно вывел гарнизон из Селевкии в Ктесифон, уничтожил за собой мосты и угнал все лодки, надеясь спасти остатки армии за широко разлившимся в конце марта Тигром [+53].

Но эта надежда оказалась напрасной — воодушевленное небывалыми победами, мусульманское войско рискнуло переправиться через трехсотметровую реку. Из множества противоречивых рассказов об этом незаурядном событии можно восстановить такую, более или менее близкую к истине картину: узнав от местных жителей удобное для переправы место, Са’д отрядил несколько сот добровольцев, которые успешно переправились через реку и опрокинули вражеский заслон, застигнутый врасплох дерзостью противника. Вслед за этим переправилась, и остальная армия. Сохранилось сообщение, что Хурразад сам вышел ей навстречу, но после короткого боя укрылся в Ктесифоне, а затем, не надеясь выдержать осаду, оставил его, отступив в верховья Диялы. Посланный вдогонку отряд нагнал у Нахравана хвост обоза и захватил ценную добычу, в том числе будто бы царские одежды и корону [+54].

Итак, столица одной из величайших держав средневековья почти без боя досталась мусульманам. В ней они захватили добычу, превосходившую самое пылкое воображение обитателей аравийских степей: ковры, посуду, деньги, невиданные товары; кто-то пытался солить драгоценной камфарой пищу, кто-то менял золотую чашу на серебряную, не зная, что золото дороже… Это анекдотические случаи, сообщаемые арабскими историками, действительно могли происходить с отдельными простаками, становившимися мишенью насмешек, но нельзя думать, что вся мусульманская армия состояла из одних бедуинов, не видавших в жизни ничего лучше верблюжьего молока и ячменной лепешки.

Оценка добычи в 3 миллиарда дирхемов (около 12000 тонн серебра) [+55], конечно же, совершеннейшая фантазия, к тому же Иездигерд все-таки вывез из Ктесифона сокровищницу, но и без того в спешно покинутой столице оставалось немало всякого добра, как во дворце, так и в домах бежавшей знати. Не успели вывезти даже гигантский ковер размером около 900 кв. м, застилавший тронный зал, ковер, на котором золотом, серебром, драгоценными камнями и жемчугом был вышит цветущий сад. Как предмет, не подлежащий разделу, он был отослан в Медину в составе пятой части добычи, но там его по предложению Али все-таки разделили на куски [+56].

Говоря об оценке добычи, следует сказать несколько слов: о технике ее раздела. Все захваченное во вражеском лагере и найденное на поле боя (кроме трофеев, снятых с лично убитого противника) складывалось вместе, и специально назначенный уполномоченный с несколькими помощниками производил оценку всех вещей. Для этого нередко устраивали аукционы, в которых принимали участие и местные жители, не упускавшие случая поживиться на дешевой распродаже (как мы видим, понятия патриотизма и сотрудничества с завоевателями были весьма своеобразными, если только существовали в ту пору вообще); затем по стоимости выделялась пятая часть (хумс), отправлявшаяся в распоряжение халифа (к ней добавлялись отдельные особо уникальные предметы), оставшиеся 4/5 делились на доли из расчета — одна доля пехотинцу и три кавалеристу; таким образом, в отряде из 3000 человек, в котором было 500 кавалеристов, делили добычу на 4000 долей. Право на участие имели не только воины, непосредственно участвовавшие в сражении, но и те, кто способствовал его успеху: разведчики, охранение и даже те, кто шел на помощь, но опоздал принять участие (см. предыдущий раздел).

Наиболее близкую к реальности оценку добычи, захваченной в Ктесифоне (ал-Мадаине), позволяет сделать сообщение Сайфа, согласно которому кавалеристы получали по 12 000 дирхемов [+57]. Армия Са’да в это время насчитывала не более 20 — 25 тыс. человек, но часть ее была разбросана по междуречью и во взятии Ктесифона могло участвовать не более 15 тыс. [+58], из которых не более трети были кавалеристами. Это даст огромную, но вполне возможную сумму в 125 млн. дирхемов [+59].

Кроме огромной добычи завоеватели получили жилища бежавшей с Йездигердом знати, что само по себе делало их богачами. Легко доставшееся богатство кружило голову победителям, запросы их становились все больше. Порой завоеватели не знали уже, что придумать, чтобы потешить свое тщеславие за счет побежденных. Ал-Ка’ка’ б. Амр додумался, например, потребовать от правителя Махруза дать деньги не по счету, а мерой, которой мерили зерно (джериб) [+60]. Находились желающие угнать все сельское население в рабство, и местные феодалы, изъявившие покорность завоевателям, вынуждены были объяснять им, что крестьян выгоднее не брать в плен, а оставлять работать на земле и брать с них налог [+61].

Пока арабы наслаждались победой, у городка Джалула, в 150 км к северу от Ктесифона, в предгорьях Загроса, стала собираться иранская армия под командой Михрана из Рейя или Хурразада, брата Рустама [+62]. Здесь она прикрывала от внезапного нападения царский двор, стоявший в Хулване, и, изготовившись, могла сама нанести удар в сторону Ктесифона. Ее лагерь, окруженный рвом и валом вынутой из него земли, скорее всего мог находиться либо у теснины, через которую Дияла пересекает гряду Хамрина, либо севернее Джалула, где долина Диялы снова становится уже.

Получив известие о концентрации иранской армии в районе Джалула, арабский командующий в конце того же месяца сафара, в котором был завоеван Ктесифон (т. е. в начале апреля 637 г.), отправил навстречу ей добрую половину имевшихся у него сил (12 или 14 тыс. человек) [+63] под командованием своего племянника Хашима б. Утбы. О численности иранской армии, мы можем только догадываться, так как участники сражений под Джалула, к которым восходят сведения историков, охотно преувеличивали численность противника, чтобы прославить себя, и своих племенных героев, и называют совершенно невероятные цифры — 80000 иранцев и даже 100000 убитых в решающем сражении [+64]. Но, судя по тому, что иранцы не смогли опрокинуть двенадцатитысячную армию Хашима, они численно ее не превосходили и единственным преимуществом их был хорошо укрепленный лагерь.

В изложении арабских источников бои под Джалула предстают одним сражением, в котором иранцы были наголову разя громлены, хотя в них же говорится о длительности осады джалулского лагеря, о восьмидесяти попытках взять его (или восьмидесяти отбитых вылазках?), о том, что стояние под Джалула длилось от шести до девяти месяцев. Хашим обращался за помощью, но Са’д смог прислать ему лишь три отряда по 200 всадников, так как значительная часть оставшихся у него сил (около 5000 человек) была занята осадой Текрита, который захватили византийцы при поддержке местных арабов-христиан. Здесь также осаждался не город, а защищенный рвом лагерь. Бои длились сорок дней, осажденные выдержали 24 атаки, но исход боев решился переходом на сторону мусульман арабов-христиан. Датируется это в пределах двух месяцев джумада [+65] 16 г. х. (31 мая — 28 июля 637 г.). После взятия Текрита мусульманская армия приступила к завоеванию земель выше по Тигру и в равнинном Курдистане.

Таким образом, внешне безуспешные действия группы Хашима способствовали успехам мусульман в других районах Ирака.

Развязка наступила в конце ноября (начало зу-л-ка’да 16 г. х.) [+66]. Во время очередной вылазки иранцев завязалась ожесточенная битва, в которой были израсходованы все стрелы, а рукопашная схватка затянулась до темноты. Ал-Ка’ка’ б. Амр захватил проход внутрь лагеря, и это решило исход сражения [+67]. Ожесточенность сражения участники сравнивали с последней ночью битвы под Кадисией.

В захваченном лагере мусульманским воинам досталась большая добыча, будто бы такая же, как в Ктесифоне. По одним данным, она равнялась 30 млн. дирхемов, по другим, более скромным (а значит, и более вероятным), — 18 млн., одновременно сообщается размер доли кавалериста — 9000 дирхемов и девять голов верховых животных (давабб). Однако эти цифры не согласуются друг с другом, свидетельствуя, что либо добыча была больше (что сомнительно), либо меньше число участников сражения и размер каждой доли [+68].

Остатки разгромленной иранской армии отошли в Ханакин. Там, видимо, произошло еще одно сражение, когда передовой отряд мусульман под командой ал-Ка’ка’ нагнал беглецов, поскольку сообщается, что там был убит Михран [+69]; теперь путь к резиденции Иездигерда был открыт, но при первом известии о поражении под Джалула он покинул Хулван и уехал в Хамадан или Рейй.

Наши источники не позволяют установить порядок дальнейших событий. По одним данным, получается, что тогда же арабские войска достигли Кармасина (Керманшах) и даже Файрузана (в 25 — 30 км от Хамадана), а, вернувшись оттуда, завоевали Масабадан, район в долине реки Сеймерре, с городами Сирван (Ширван) и Саймара, по другим данным — Джарир покорил в том году только Масабадан, но эти события будут подробнее рассмотрены в третьей главе.

 

СДАЧА ИЕРУСАЛИМА

Трудно сказать, почему после взятия Халеба Халид и Абу Убайда свернули военные действия на севере Сирии и оказались под Иерусалимом, который осаждал Амр б. ал-Ас. У ат-Табари под этим годом приводится сообщение, что когда Абу Убайда ушел зимовать в Химс, ставший базой мусульманской армии на севере Сирии, то византийцы воспользовались этим и при поддержке отрядов из Верхней Месопотамии возвратили часть потерянных ими территорий и подошли к Химсу. Обеспокоенный этим, Умар распорядился перебросить подкрепления из Ирака и сам выехал из Медины в Сирию, чтобы разобраться на месте со всеми сложностями, возникшими в управлении завоеванными областями [+70]. Ал-Балазури также упоминает какой-то неуспех мусульманской армии на севере Сирии, не приводя никакой даты.

Конечно, участники событий, по рассказам которых писалась история этого периода, не любили вспоминать собственные неудачи и поражения. Поэтому история завоеваний по арабским источникам выглядит сплошным успехом. Вероятно, какая-то частная неудача действительно имела место. Но она явно относится к более позднему периоду. Войска Халида и Абу Убайды не могли после завоевания Киннасрина и Халеба провести зиму 636/37 г. в Химсе, так как в это время они уже были в Палестине. Да и трудно предполагать, чтобы оба командующих, потеряв какую-то часть завоеванной территории на севере Сирии, вместо того, чтобы организовать оборону своей провинции, бросили ее на произвол судьбы и заторопились помогать в осаде города на другом конце страны, где было достаточно собственных сил. Видимо, в памяти участников событий произошло, во-первых, смещение во времени, а во-вторых, войско Халида и Абу Убайды ушло не в Химс, а на юг Сирии, в район Джабин. Амр б. ал-Ас в это время продолжал осаждать Иерусалим, а Йазид б. Абу Суфйан — Кесарию (Кайсарийу). Здесь же, в Палестине (а может быть, и в Джабии), находился Шарахбил.

Версия с приездом Умара в Палестину специально для подписания договора с Иерусалимом по просьбе осажденных — тоже следствие какого-то позднего переосмысления событий и давно признана несостоятельной [+71]. Но истинные причины до сих пор не были ясны. В используемых источниках содержатся неясные сведения о необходимости раздела каких-то средств, об установлении жалованья сиро-палестинской армии и продуктовых пайков. Нет определенного мнения исследователей о том, кто был инициатором поездки: сам Умар или кто-то из вождей мусульманского войска.

Конкретных сведений о самой поездке очень немного, она служит лишь нитью, на которую нанизываются рассказы о решениях Умара по различным религиозно-правовым казусам. Тут и решения о человеке, женатом на двух сестрах, и о старце, который делился своей женой с пастухом в виде платы за его работу [+72], и рассказы о поразительной непритязательности праведного халифа в пище и одежде. Принимать все эти рассказы за чистую монету нельзя, хотя они дают какое-то общее представление о взглядах Умара и отношении к тому, что привелось увидеть в завоеванной стране[[+73].

Несомненно, часть рассказов об аскетизме Умара в связи с этой поездкой (вроде единственной рубахи, которая сопрела от пота) [+74] является плодом благочестивых измышлений, но какая-то основа под ними должна быть. Похоже на то, что в Сирии и Палестине Умар ощущал себя глубоким провинциалом, попавшим в столицу, а это могло заставлять его бравировать аскетизмом, пренебрежением к внешнему блеску, излишне придираться к своим сотоварищам, перенявшим местный образ жизни.

В Азри’ате, где Умара встречали вожди мусульманской армии, местные жители чествовали его игрой на бубнах и пением. Умар потребовал прекратить и успокоился только после уверения, что запрещение подобного проявления верноподданничества может привести местных жителей к подозрению, что он хочет аннулировать договор с ними [+75]. Умар должен был с удивлением смотреть на старых соратников по вере: шелковые и парчовые одежды, дорогая сбруя на конях, драгоценные украшения — не такими были они три года назад, уходя из Медины в неизвестность. Слезши с верблюда, Умар поднял с земли камень и бросил во встречавших со словами: «Быстро же отвернулись вы от своих взглядов. Встречать меня в такой одежде! Ишь, отъелись за два года. Быстро же совратило вас чревоугодие…» Соратники оправдались тем, что, несмотря на все это, — они в броне и при оружии (и, следовательно, свой долг не забывают) [+76]. Сцена живая и вроде бы возможная, да только термин, обозначающий броню (или кольчугу), йаламак, несомненно, тюркского происхождения и не мог в VII в. проникнуть в арабский язык (кстати, он больше не встречается в рассказах о завоевательных походах арабов).

По другому рассказу, Умар приказал забросать пылью лица арабов, форсивших в византийских одеждах, «чтобы вернулись к нашему облику и нашим обычаям». На что Йазид б. Абу Суфйан заметил: «Одежд и коней у нас много, и жизнь у нас легкая, и цены у нас низкие, оставь мусульман жить, как хотят. Да и тебе надо бы надеть эти белые одежды и поехать на таком скакуне — это возвеличило бы тебя в глазах неарабов» [+77].

Из Азри’ата Умар направился в Джабийу, где зимовали основные силы сирийской армии. Как ни странно, в памяти современников не сохранилось никаких воспоминаний ни о встрече с войском, ни о времени прибытия, ни о длительности пребывания. Запомнились отдельные фразы из речи на пятничном молении, связанные с разделом каких-то средств («воистину, Аллах сделал меня хранителем этого богатства (мал) и делителем его…»), а более всего запомнилось осуждающее отношение к роскоши, которой окружили себя предводители мусульманской армии. Они наперебой приглашали халифа в гости и, вероятно, старались блеснуть приемом. Лишь быт Абу Убайды, не имевшего ничего, кроме войлочной подстилки, пролил бальзам на душевные раны халифа. Скудной же жизни большинства мусульманских воинов не из благочестия, а по бедности Умар не замечал, пока ветеран ислама, муаззин пророка Билал, не сказал ему без обиняков: «Предводители сирийских войск едят только птичье мясо и белейший хлеб, а у простых воинов ничего этого нет» [+78].

Этим Билал, как считают арабские источники, раскрыл глаза Умару, и тот принялся наводить порядок в распределении доставшихся богатств и учредил диваны, т. е. списки воинов, которым причиталось жалованье (‘ата’), и установил пайки, которые должны были гарантировать прожиточный минимум, определенный будто бы опытным путем: местный землевладелец сказал, что на месяц человеку надо два модия пшеницы. Это количество пшеницы смололи и испекли из нее хлеб, посадили тридцать человек, и они досыта наелись этим хлебом [+79].

К сожалению, это сообщение не помогает нам узнать, сколько же хлеба съедал в один присест проголодавшийся арабский воин, так как неизвестна величина модия, которым мерили пшеницу (о размере пайка в других областях, где величина меры известна лучше, мы скажем дальше, в гл. 5). К хлебу полагался еще кист (ксест) оливкового масла, т. е. 1 л.

Главным результатом посещения халифом Сирии (кроме заключения договора с Иерусалимом) всегда называется установление диванов, т. е. списков воинов с указанием размера жалования (но поскольку при этом указываются и пенсии вдовам пророка, то можно думать, что имеется в виду мероприятие, проведенное позже в Медине), и учреждение военных округов — джундов [+80].

Один из рассказов о посещении Умаром Джабии, сохранившийся в сравнительно недавно вошедшем в научный оборот, сочинении современника ал-Балазури, содержит прямое указание на главную цель поездки. Поэтому процитируем его полностью: «Абдал’азиз ибн Марван [*3] спросил Курайба ибн Абраху: «Ты присутствовал, [когда] Умар ибн ал-Хаттаб был в Джабии?” Он ответил: “Нет». — «А кто расскажет нам об этом?” Курайб ответил: “Пошли за Суфйаном ибн Вахбом ал-Хаулани, чтобы он рассказал тебе». Послали за ним. Абдал’азиз сказал: “Расскажи нам о речи Умара ибн ал-Хаттаба во время пребывания в Джабии». Суфйан сказал: “Когда собрали фай’, амиры войск послали [письмо] Умару ибн ал-Хаттабу, чтобы он сам приехал. Он приехал. И восславил и возблагодарил Аллаха, а потом сказал: “А после этого — воистину, эти деньги (мал) мы по справедливости разделим между теми, кому даровал Аллах, кроме этих двух племен: лахм и джузам. Они не имеют на него права"». Это вызвало возмущение сирийских арабов, и Умар должен был согласиться, что они не виноваты в том, что воюют близко от дома [+81].

Ключевым в понимании ситуации являетея употребленный в речи термин фай’. Им обозначались средства, полученные от сбора податей (джизьи и хараджа) в отличие от добычи. С добычей все было ясно: 4/5 — войску, 1/5 — халифу. А здесь впервые были собраны деньги, которые не были непосредственно связаны с боевыми действиями, непонятно было, как их делить. Не исключено, что еще до Умара начались споры с местными арабами о праве на эти средства. Именно проблема распределения налоговых поступлений заставила амиров звать халифа. Прямых свидетельств о том, как он поступил с ними, нет, но упоминание диванов говорит о том, что деньги поступили не в раздел, а были превращены в общий фонд, из которого выплачивалось жалованье. Из того же источника явствует, что было принято частное решение на данный случай, так как сумма выдач была еще заметно меньше жалований, которые были установлены в конце того же года, — всего лишь полдинара в месяц (5 — 6 дирхемов) одинокому и динар семейному, тогда как позже низшая ставка составляла 200 дирхемов в год.

Весть о прибытии главы мусульман дошла, конечно, и до жителей Иерусалима, и они решили воспользоваться этой возможностью, чтобы получить более твердые гарантии, которые не хотели им дать осаждавшие военачальники. С этой целью их делегация прибыла в Джабийу для переговоров, здесь же и был заключен договор, пространный текст которого, близкий к оригиналу, сохранила «История» ат-Табари.

«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного.

Вот те гарантии неприкосновенности (аман), которые раб Аллаха Умар дал жителям Илии. Он дал им гарантию неприкосновенности им самим, их состояниям, их церквам и их крестам, их больным и здоровым [+82] и всей их общине. Поистине, в их церквах не будут селиться и не будут они разрушены, не будут умалены они, ни их ограды, ни их кресты, ни их достояние, и не будут притеснять их за их веру и не нанесут вредя никому из них; и не будет жить с ними в Илии ни один еврей.

И обязаны жители Илии платить джизью, как платят жители [других] городов, и обязаны изгнать из города ромеев и разбойников [+83], а тот из них, кто выедет, будет в безопасности, он сам и его имущество, пока не прибудет в безопасное для него место. А тот из них, кто останется, — тоже в безопасности, на нем, как и на жителях Илии, лежит джизья. А если кто-то из жителей Илии пожелает выехать сам со своим имуществом вместе с ромеями и покинет свои церкви и свои кресты, то они неприкосновенны и сами, и их церкви, и их кресты [+84]. А кто находился в нем (в городе) из сельских жителей до… [+85], то кто хочет остаться [в городе], тот обязан платить ту же джизью, какую платят жители Илии, а кто хочет — уедет с ромеями, а с тех, кто захочет вернуться к своим, не будут брать ничего, пока не будет убран урожай.

Все, что [написано] в этой грамоте, [находится] под покровительством Аллаха и защитой его посланника, и под защитой халифов, и под защитой верующих, если они будут платить ту джизью, которая возложена на них.

Засвидетельствовали это; Халид ибн ал-Валид, Амр ибн ал-Ас, Абдаррахман Ибн Ауф, Му’авийа ибн Абу Суфйан — и написал и присутствовал (?) в пятнадцатом году» [+86].

В тексте договора при всей его пространности не содержится никаких особых условий (кроме недопущения евреев, которые были выселены Ираклием за пособничество персам) или привилегий для горожан, не оговорен статус мест поклонения. Это является еще одним доводом в пользу того, что приезд халифа не был вызван просьбой горожан, такой же договор мог подписать любой амир. Дата подписания договора явно приписана одним из компиляторов, не сообразившим, что в 15 г. х. еще не существовало счета по хиджре.

Тогда же, вероятно, был подписан близкий по содержанию договор с другим крупным палестинским городом, Луддом.

В договоре с Иерусалимом интересен не только сам текст, но и имена свидетелей. Первой стоит подпись Халида б. ал-Валида, хотя во всех источниках он фигурирует только как командир авангарда Абу Убайды (который почему-то не числится среди свидетелей), нет и Йазида б. Абу Суфйана, видимо занятого тогда осадой Кайсарии.

Естественно, что после подписания договора Умар пожелал посетить город, к святыням которого одно время пророк обращал лицо во время молитвы. Подойдя к Иерусалиму, он со свитой и сопровождающим войском стал лагерем, и к нему явились с изъявлением покорности патриарх Софроний и губернатор или комендант города (битрик). В город он вступил только на следующий день, во вторник. Патриарх Софроний показал ему главные храмы Иерусалима и провел на развалины ветхозаветного храма. Здесь Умар, показав своей свите личный пример, начал расчистку от мусора и обломков небольшой площадки под мечеть. Поскольку упомянутая в Коране «дальняя мечеть» (Масджид ал-Акса) связывалась в представлениях мусульман с Иерусалимом, то и мечеть, основанная здесь Умаром, стала называться Масджид ал-Акса. Восстановить объективную картину происходившего в Иерусалиме очень трудно, так, как в конце VII в. при Абдалмалике велась политика возвеличения Иерусалима как мусульманской святыни и была несомненная тенденция изложить рассказы о посещении его Умаром именно в этом духе.

К пятнице на той же (или на следующей) неделе место было приспособлено для молитвы [+87]. Умар провел праздничное богослужение и покинул Иерусалим [+88].

Казалось бы, дата такого уникального события, как единственное посещение халифом Иерусалима, должна была запомниться. Но нет — источники называют и 16 год хиджры, и 17-й. Наиболее определенная дата у ат-Табари — раби’ II 16/2.V — 30.V 637 г. [+89] — не согласуется с более достоверным сообщением, что Софроний умер вскоре после завоевания Иерусалима, в марте 637 г. [+90]. Следовательно, сдача Иерусалима произошла зимой 637 г., не позднее начала марта.

 

ВТОРЖЕНИЕ В ДЖЕЗИРУ

После овладения мусульманами в 16 г. х. Халебом с одной стороны и Текритом — с другой Северная Месопотамия (Осроена), носившая у арабов название Джезиры, оказалась в полуокружении и неизбежно должна была стать объектом атак мусульманской армии после того, как высвободились ее основные силы в Палестине и Ираке. Активные военные действия здесь развернулись в 18/639 г., но этому предшествовала попытка византийцев нанести контрудар в Северной Сирии.

Произошло это скорее всего в начале 17/638 г., когда Халид и Абу Убайда со своими воинами зимовали в районе Джабии. Хронология событий 16 — 17 гг. х. в Северной Сирии и Верхней Месопотамии очень ненадежна. Христианские историки (сирийские, византийские и армянские) пишут о них более чем лаконично и не всегда точны в датировках, арабские авторы сообщают более подробные сведения, но некоторые версии абсолютно исключают друг друга. Поэтому наш рассказ об этих событиях не может претендовать на абсолютную точность.

После сражения под Джалула (точнее датировать не удается) [+91] византийцы при поддержки гарнизонов городов Осроены повели наступление одновременно в Месопотамии и Северной Сирии. В Месопотамии они дошли до Хита, но были остановлены Умаром б. Маликом ан-Науфали. Оставив половину своего войска осаждать Хит, он с другой половиной пошел вверх по Евфрату на Киркисийу. После сражения под городом жители согласились платить джизью и сдались. Узнав об этом, гарнизон Хита, оставшегося в глубоком тылу мусульман, вступил в переговоры и добился права беспрепятственно покинуть город. Ат-Табари датирует битву под Киркисией раджабом 16/августом 637 г. [+92], но, видимо, эти события следует отнести к следующему году, когда, по сведениям того же Сайфа, византийцы договорились с жителями Джезиры о совместном выступлении против арабов, находившихся в Химсе.

Византийская армия сконцентрировалась между Ма’аррат Мисрин и Халебом, угрожая отрезать группу Халида б. ал-Валида, находившуюся в Халебе или Киннасрине [+93]. Абу Убайда отозвал все дальние гарнизоны в Химс, туда же пришел и Халид. На помощь химсскому гарнизону Умар будто бы послал ал-Ка’ка’ б. Амра с 4000 кавалеристов, одновременно другие мусульманские отряды из Ирака совершили рейды вверх по Евфрату, развивая успех, достигнутый под Киркисией [+94]. В сражении под Ма’аррат Мисрин мусульмане одержали победу, захватили много пленных и овладели всем районом восточнее Оронта (Нахр Аси), городами Ма’аррат Мисрин, Мартахаван, Тизин, Бука, Сармин; из Хунасиры, лежавшей в стороне от района военных действий, также прибыла делегация для заключения мирного договора [+95].

С выходом мусульманской армии в долину Оронта создавалась непосредственная угроза крупнейшему городу Сирии, ее столице Антиохии. Падение ее лишало Ираклия всякой надежды на восстановление византийской власти над Сирией. Тем не менее он не смог собрать сил, необходимых для обороны города. Еще более странно, что христианские источники не уделяют должного внимания захвату Антиохии арабами, как, впрочем, не придают особого значения этому событию и арабские авторы (ат-Табари вообще не упоминает ее завоевание). Возможно, это объясняется тем, что после разрушительного землетрясения 589 г. и последней ирано-византийской войны она пришла в полный упадок [+96].

В Антиохии нашли убежище беженцы из многих городов Сирии, стянулись сюда и остатки византийских войск. Они пытались остановить арабов на подступах к городу, потерпели поражение и укрылись за городскими стенами. Арабы встали лагерем у Железных ворот (восточных) и перерезали все коммуникации. Попыток деблокировать город, видимо, не было.

Величина территории, обнесенной мощной оборонительной стеной Антиохии, охватывавшей кроме самого города также обширные сады и поля, позволяла выдержать длительную осаду, но сколько она длилась, ни один из источников не говорит. Ясно только, что горожане пошли на переговоры и сдались на обычных условиях: гарантии сохранения жизни и собственности, свободы вероисповедания и неприкосновенности церквей при условии выплаты подушной подати в размере одного динара деньгами и одного джериба пшеницы, все не желавшие оставаться под властью завоевателей получали право беспрепятственно покинуть город [+97].

Дату вступления арабов в Антиохию большинство мусульманских и христианских историков не приводит, а те, что имеются, вызывают сомнения в надежности [+98]. Единственная дата с указанием месяца и даже дня вступления арабов в Антиохию приводится в «Футух аш-Шам» Псевдо-Вакиди: 5 ша’бана 17/22 августа 638 г. [+99]. Обширное повествование о боях под Антиохией в этом сочинении явно легендарно, но, учитывая психологию передатчиков всех этих рассказов, можно поручиться, что дату они могли только исказить, а не выдумать, как придумывались рассказы о поединках, благочестивых речах и бессчетности поверженных врагов. Не вызывает особых возражений и приводимая там же сумма дани — 300000 динаров [+100], но поскольку она взималась не только с города, но и с административно подчиненного ему богатейшего сельскохозяйственного района.

Войска, высвободившиеся после сдачи города, двинулись на север и восток. К концу года были захвачены Балис, Манбидж и Никабулус (Никополь), расположенный у одного из горных проходов через Тавр из Сирии в Малую Азию [+101]. По данным того же «Футух аш-Шам», Манбидж сдался Халиду во второй декаде мухаррама 18/конце января 639 г., обязавшись заплатить 15000 динаров [+102].

Два обстоятельства заставляют нас сомневаться в достоверности этой даты: чума в 18 г. х. и смещение Халида б. ал-Валида.

На смещении «Меча Аллаха», Халида б. ал-Валида, следует остановиться подробнее. Мы знаем, что под договором с Иерусалимом первой стояла подпись Халида, из чего следует, что он еще был первым лицом в Сирии (хотя и неясно — главнокомандующим или же наместником всей Сирии) [+103]. Все рассказы о завоевании Сирии представляют его командующим авангардом Абу Убайды или наместником Северной Сирии с резиденцией в Химсе. Но даже если он был только наместником Северной Сирии, престиж его как полководца был неизмеримо выше, чем у всех остальных, и слава его была вполне заслуженной, (хотя вряд ли его можно ставить наравне с Наполеоном [+104], так как мы не всегда можем сказать, какие его победы определялись полководческим талантом, а какие — общей ситуацией, ведь и другие мусульманские военачальники шли тогда от победы к победе).

Но во всяком случае Халид был любимцем армии: именно такой вождь мог завоевать симпатии воинов-бедуинов — энергичный и храбрый, всегда в самом опасном месте битвы, умеющий наградить и наказать по заслугам. Иначе должны были относиться к нему старые сподвижники пророка, находившиеся у него в подчинении, — для них он был слишком независим и самостоятелен в решениях. В конце концов кто-то донес халифу, что Халид делает непомерно большие подарки военачальникам, не считаясь с нормами наделения добычей, что ал-Аш’асу б. Кайсу (см. о нем: т. 1, с. 203 — 205) он дал 10000 динаров. Умар сместил Халида и вызвал в Медину. Узнав, что дар сделан из собственных денег, которых у Халида накопилось 60000, халиф не смягчился, а потребовал 2/3 отдать в казну [+105].

Другая версия позволяет думать, что вольное обращение с общественными средствами все-таки имело место, поскольку Умар оправдывал смещение «Меча Аллаха» таким образом: «Я приказал ему, чтобы он сохранял эти деньги для бедняков-мухаджиров, а он отдал их могущественному, богатому и родовитому (зу-ш-шараф). Я сместил его и назначил Абу Убайду ибн ал-Джарраха».

Присутствовавший при этом двоюродный брат Халида, Абу Амр б. Хафс, возмущенно заметил: «Ты сместил амира, которого назначил посланник Аллаха, и вложил в ножны меч, который обнажил Аллах, и отобрал знамя, которое водрузил посланник Аллаха, ты порвал узы родства и позавидовал сыну дяди [*4]». Умар оборвал его: «Ты близкий родственник и молод еще, ты просто злишься из-за своего двоюродного брата!» [+106].

Но, видимо, Абу Хафс выразил мнение многих, так как Умар счел необходимым разослать письмо с объяснением: «Я сместил Халида не по злобе или коварству, а оттого, что люди восхищались им, и я боялся, что они будут уповать и полагаться [только] на него, а я хочу, чтобы они знали, что все совершает Аллах, — иначе они невольно впадут в соблазн» [+107].

Халид предстал перед халифом, доказал, что деньги были его собственными, а не общественными, и был вынужден отдать в казну часть того, что имел, чтобы получить прощение [+108].

Через некоторое время Халид вернулся в Химс и еще несколько лет участвовал в походах на Джезиру, но непонятно, командовал ли он автономно своими отрядами или был в подчинении Ийада б. Ганма, возглавлявшего завоевание этой области. Имя Халида исчезает из рассказов о военных действиях после 18 г. х. Самое поразительное, что в больших биографических словарях Ибн Абдалбарра, Ибн ал-Асира, Ибн Хаджара о смещении Халида нет ни слова [+109].

Сайф относит смещение Халида к 17/638 г., ко времени после его набега на Малую Азию через один из горных проходов, когда была захвачена большая добыча. Но такой набег был возможен только после завоевания Никополя, т. е. в конце 638 г. Ал-Балазури приводит разные версии относительно первого набега через Баграс, совершенного самим Абу Убайдой или по его приказу Майсарой б. Масруком либо Умайром б. Са’дом, но не Халидом б. ал-Валидом [+110]. Может быть, стоит поверить «Футух аш-Шам», что он после завоевания Антиохии был занят в районе между Халебом и Евфратом, а заодно поверить и приводимой там же дате. К сожалению, несколько важнейших событий 18 г. х. в Аравии и Сирии, по которым можно было бы проверить эти даты, сами нуждаются в уточнении.

 

ЧУМНОЙ ГОД

18 год хиджры, 639 год по нашему летосчислению, запомнился современникам чумой и страшным голодом. Чума охватила Ирак и Сирию, но особенно свирепствовала в Палестине, где в это время находилась значительная часть мусульманской армии с ее главными вождями. Как мы уже говорили, в зимнее время военные действия затихали и часть войск с севера Сирии перемещалась в Южную Сирию и Палестину. На этот раз она зимовала в районе Амваса, между Луддом и Иерусалимом, поэтому и чума, поразившая мусульманскую армию, получила название «амвасской».

Как сообщают многие историки, Умар, узнав о гибели многих мусульман и наличии бесхозного имущества, выехал в Палестину, но в Сарге, между Табуком и Ма’аном, его встретили амиры сирийского войска и убедили возвратиться, чтобы не заразиться.

Предосторожность была нелишней: первым из амиров заболел Абу Убайда. У него еще хватило сил вывести армию из Амваса и повести ее в более здоровую местность, но по дороге в Джабийу он скончался, оставив заместителем Му’аза б. Джабалу. Му’аз также вскоре заболел и скончался, за ним последовал Йазид б. Абу Суфйан. Наконец наместничество перешло, к его брату Му’авии [+111]. За несколько месяцев чума унесла около 25000 человек (считая, видимо, не только воинов, но и членов их семей), некоторые большие семьи вымирали почти целиком. Об одном роде рассказывается, что в нем из 70 человек осталось лишь четверо [+112].

Чума, видимо, была спровоцирована неурожаем, так как в то же время в Аравии не выпали зимние и весенние дожди, остатки старой травы сгорели под палящими лучами солнца и мертвые степи лежали, словно присыпанные пеплом, отчего и год получил прозвание «год пепла». Скот был съеден, и кочевники остались без главного продукта питания — молочных продуктов. Десятки тысяч отчаявшихся людей устремились в мединский оазис в поисказ пропитания и в надежде получить помощь от халифа. В какой-то момент в Медине собралось 60000 беженцев. Умар обязал состоятельных мединцев кормить определенное число беженцев, сам раздавал муку и масло, устраивал коллективные трапезы для голодающих. Запасов Медины не хватало, и Умар требовал от наместников Сирии, Палестины и Ирака присылать продовольствие [+113].

Сведения о присылке продовольствия Абу Убайдой и Амром б. ал-Асом не слишком надежны; например, некоторые информаторы путают доставку продовольствия из Египта после его завоевания (т. е. после 639 г.) с поставками из Палестины [+114].

Несмотря на все старания Умара, 2/3 беженцев умерли от голода, не дождавшись зимних дождей. С их началом Умар поспешил удалить беспокойную толпу голодных беженцев в их родные кочевья. Естественно, что в том году сбор заката не производился, скота осталось так мало, что в следующем году в племени фазара собрали всего 60 голов скота [+115].

Большинство историков относит эту засуху к 18 г. х., не указывая точных дат. Только у Ибн Са’да мы встречаем сообщение, что голод длился 9 месяцев и начался после хаджжа 18 г. х. [+116], но в этом случае голод почти целиком придется на 19/640 г., что не подтверждается какими-либо другими данными. Видимо здесь вкралась ошибка: голод начался после хаджжа 17 г. х., в 18 г. х., т. е. в январе 639 г., и длился до ноября, когда действительно возможно выпадение дождей.

Сведения Ибн Са’да, уделившего рассказу об этом голоде много страниц, показывают, что Умар в течение всего этого времени безотлучно находился в Медине и, следовательно, не ездил в Сирию летом 18 г. х. после окончания чумы. Арабские авторы уже через полтора века настолько запутались в противоречивых и недатированных рассказах о поездке Умара в Сирию, что им пришлось увеличить их число до четырех, чтобы как-то распределить противоречивые версии.

К сожалению, никаких данных, даже косвенных, для синхронизации этих двух трагических для мусульманского государства событий в наших источниках не содержится: мы имеем две независимые линии рассказов, никак не пересекающиеся друг с другом.

Вряд ли можно сомневаться, что чума, проредившая ряды мусульманской армии в Сирии и Палестине, сказалась на ее активности. Можно думать, что была снята осада с Кайсарии и временно задержалось завоевание Джезиры.

 

ЗАВОЕВАНИЕ ДЖЕЗИРЫ

После смещения Халида б. ал-Валида на первый план выдвигается Ийад б. Ганм, бывший до того в Ираке. Появление его в Сирии объясняется различно. По одним данным, он с отрядом в 4000 человек прибыл в Сирию, чтобы помочь сирийцам отбить наступление византийцев. По другим данным, получается, что он начал завоевание Джезиры непосредственно из Ирака [+117]. Неясно и то, когда и кем был назначен наместником Северной Сирии — то ли Абу Убайдой, то ли Умаром после гибели Абу Убайды. Во всяком случае, Ийад заменил Халида на посту наместника Химса, Киннасрина и Халеба.

Первым его шагом было заключение договора с Иоанном, префектом Осроены (Джезиры), который обязался выплатить 100000 динаров, если арабы не будут переходить Евфрат, из чего вытекает, что вторжение в Джезиру шло со стороны Сирии, а не из Ирака. Согласно Феофану, договор был заключен в 6128 г. от сотворения мира, т. е. в 635/36 г. [+118]. Как уже говорилось, полагаться на его датировки нельзя, а в арабских источниках этот договор не отмечен. Естественнее всего ожидать, что готовность Ийада идти на соглашение определялась малочисленностью арабской армии, еще не оправившейся от удара, нанесенного ей чумой.

Ираклий счел поступок Иоанна изменническим и отозвал его, заменив более воинственным губернатором. Прекращение выплат послужило Ийаду прекрасным поводом для вторжения в Джезиру. По сведениям ал-Балазури, Ийад выступил в поход в четверг 15 ша’бана 18/21 августа 639 г. [+119]. По некоторым сведениям, одной из групп войска Ийада командовал Халид б. ал-Валид.

Первым подвергся нападению Калинник (Ракка). Арабская армия блокировала город с севера, захватила неукрепленный пригород, жители которого бежали под защиту городских стен. Взять город с ходу не удалось. При приближении арабов к стенам их обстреляли из луков и камнеметных машин. Ийад стал лагерем и разослал отряды грабить окрестности, они захватили пленных и доставили продовольствие. Через 5 — 6 дней глава городской администрации (битрик/патрикий) заключил договор о сдаче города на обычных условиях [+120].

Отсюда Ийад двинулся на север к столице Осроены — Эдессе, (Рухе). Лежавший на пути к ней Харран не сдался. Жители соседней ал-Харнании на предложение сдаться ответили, что разделят судьбу столицы. Оставив в покое Харран, Ийад пошел к Эдессе. Гарнизон сделал вылазку, был разбит и укрылся в городе. Не желая подвергаться превратностям осады, епископ Эдессы вступил в переговоры с Ийадом и сдал город, обязуясь платить по динару и два модия пшеницы с каждого налогоплательщика, оказывать помощь арабам и содержать в порядке дороги и мосты [+121]. После сдачи Эдессы на тех же условиях сдался и Харран. Сдача без боя крупных и хорошо укрепленных городов сравнительно небольшой (пятитысячной) армии Ийада в очередной раз свидетельствует о том, что победы арабов определялись не столько их численностью или талантом полководцев, сколько отсутствием боевого духа у византийской армии и безразличием горожан к судьбе Византии.

Следующей пришла очередь Самосаты (Сумайсат), которая была уже осаждена отрядами Сафвана б. ал-Му’аттала и Хабиба б. Масламы. После ее сдачи Ийад вернулся в Эдессу, которая стала его базой при дальнейших военных действиях в Джезире.

На следующий год нападению подвергся район Хабура. Движение шло по древнему магистральному пути из долины Балиха в долину Хабура и далее к Тигру. Первой в следующей кампании, начавшейся скорее всего весной 19/640 г., была Батна (Сарудж), взятая без особых затруднений, за ней последовала Рас Кифа. Серьезное сопротивление Ийад встретил под Рас ал-Айном. Сам город был сдан в раби’ I 19/марте 640 г. с условием выплаты 20000 динаров и 30000 дирхемов [+122].

В течение 19 г. х. большинство городков этой области после непродолжительного сопротивления один за другим сдавались арабам. Многие монастыри в горах были разграблены, а монахи убиты [+123]. Серьезное сопротивление оказала только Дара, которая была построена византийцами как важный опорный пункт на границе с Ираном. Арабы понесли большие потери (о чем арабские источники умалчивают). Наконец, убедившись в бесполезности сопротивления, защитники крепости сдались на милость победителей и были пощажены [+124]. Видимо, именно эта верность мусульманских командующих слову и договору и побуждала горожан предпочитать сдачу упорному сопротивлению.

 

ВТОРЖЕНИЕ В АРМЕНИЮ

Рис. 8. Закавказье в середине VII в.

Перевалив через хребет Тур Абдин (современный Джебель-Мардик) и завоевав Амид, арабы оказались на территории Армении, той византийской провинции, которая носила название Четвертая Армения.

До начала арабских завоеваний Армения была разделена между Ираном и Византией. Удары, нанесенные обеим империям в 637 — 639 гг., ослабили их реальную власть в Армении. В момент, когда арабы вступили в Джезиру, нахарары [*5] византийской части Армении восстали и свергли византийского наместника, ишхана, Давита Сахратуни. Верховным правителем Армении стал марзбан и спарапет (испехбед) иранской части Армении Теодорос Рштуни, объединив таким образом Армению. Он энергично принялся за формирование армии, но судьба отпустила ему слишком мало времени для того, чтобы организовать сопротивление вторжению извне [+125]. Главным препятствием этому была феодальная раздробленность страны, поддерживаемая ее географической расчлененностью. Средние и мелкие феодалы и представители древних княжеских родов ставили собственные интересы выше общенародных и опасались прежде всего ущемления своей личной власти.

Захватив летом 640 г. Амид, Ийад двинулся на столицу Четвертой Армении Мартирополь (Майафарикин) и, как сообщает ал-Балазури, заключил с ним договор на тех же условиях, что и с Эдессой, но, видимо, сдаче предшествовала длительная осада [+126]. К началу 641 г. весь бассейн верховьев Тигра до хребта Армянского Тавра оказался во власти арабов. С изъявлением покорности прибыл владетель Андзеравацика (аз-Завазан), области к юго-востоку от оз. Ван, примыкавшего непосредственно к владениям Теодороса Рштуни. Можно думать, что причиной этого было какое-то недовольство политикой последнего.

По сведениям ал-Балазури, завоевание этого района завершилось в мухарраме 20/21.XII 640 — 19.I 641 г. [+127]. С наступлением весны и открытием горных перевалов Ийад предпринял поход на север. Теодорос Рштуни, видимо, не успел подойти с войском и закрыть проход к Бидлису. Владетель Тарона (область к северо-западу от оз. Ван) Тиран Мамиконеан с 8000 воинов встал на пути более многочисленной армии арабов, но в решительный момент Сахур Андзеваци (не тот ли самый «битрик аз-Завазана»?) перешел на сторону арабов и этим решил исход сражения [+128].

Ийад заключил договор с владетелем Хлата и продвинулся до «Кислого источника», который А. Н. Тер-Гевондян локализует в районе Феодосиополя. Отсюда, как утверждает ал-Балазури, он повернул назад и, проходя мимо Бидлиса, обязал его владетеля поручиться за выплату дани правителем Хлата. После этого Ийад возвратился в Химс, где и скончался в том же году [+129].

Христианские источники связывают с этим походом нападение на Двин. Согласно Себеосу, арабское войско прошло северным берегом оз. Ван и от Беркри повернуло на северо-восток к столице Армении — Двину, в то время как Теодорос Рштуни ожидал арабов около Нахичевана (рис. 8). Князья области Айрарат разрушили мост через реку около города и, задержав таким образом арабов, успели собрать свои войска и укрыть жителей, рассеявшихся по окрестностям для сбора винограда, за городскими стенами. Однако кто-то из армян, находившихся в арабском войске, помог найти переправу, и арабы принялись опустошать окрестности. На пятый день после переправы, в пятницу 6 октября, они штурмом взяли город, перебив 12 000 мужчин, в том числе и духовных лиц, а множество женщин и детей (будто бы 30 000) увели в плен. Теодорос Рштуни пытался, перехватить арабов на обратном пути, чтобы хотя бы освободить пленных, но не сумел это сделать [+130].

А. Н. Тер-Гевондян, следуя Я. Манандяну, датирует взятие Двина 6 октября 640 г., однако, если верить ал-Балазури, поход на Хлат не мог произойти раньше весны 641 г., и, кстати, 6 октября 641 г. расходится с 6 октября 640 г. всего на один день (суббота вместо пятницы). Значительные сбои в хронологии этого периода у Дионисия и Гевонда (последний относит нападение на Двин ко второму году царствования Константа, т. е. к 642 г.) не позволяют опираться на этих авторов, а арабские историки почему-то этот поход не упоминают совершенно.

Успех арабов можно объяснить только отсутствием единства армянских князей, многие из которых, видимо, не признавали Теодороса и в трудный момент не оказали ему поддержки. Не на это ли намекал Гевонд, когда писал: «Хотя и видели они, что жен и детей их уводят в плен, но по малочисленности своей не могли противостоять им, а сидя только оплакивали своих жен и детей вздохами и стонами».

В том же году католикос Нерсес III обратился к императору Константу, с просьбой признать Теодороса Рштуни и император присвоил ему титул патрикия и признал верховным правителем Армении и главнокомандующим (спарапет).

В 643 г. владения арабов в Джезире подверглись одновременному удару с двух сторон. Действия византийской армии, возглавляемой Валентином, оказались неудачными; Валентин, боясь арабов, как и его предшественники, видимо, избрал тактику выжидания и потерпел поражение. Арабы захватили брошенный им лагерь со всеми богатствами. Теодорос, в помощь которому был прислан византийский отряд под командованием Прокопия, действовал успешнее. Ему удалось проникнуть до Саруджа, захватить и ограбить этот город [+131].

Об этих событиях мы знаем лишь по краткой заметке у Дионисия Теллмахрского, который происходил из этих мест, ни армянские, ни арабские источники ничего об этом не знают. Но, судя по рассказам о военных действиях преемников Ийада, им пришлось снова завоевывать Джезиру, о чем свидетельствует тот факт, что преемнику Ийада, Умайру б. Са’ду, пришлось вновь завоевывать Рас ал-Айн [+132], этим же, вероятно, можно объяснить и то, что в «Футух Дийар Бакр» взятие Киркисии датировано 1 рамадана 22/24 июля 643 г. [+133]. Не исключено, что тогда же и Антиохия вышла из-под власти арабов, хотя о датировке ее повторного завоевания и имени командующего информация арабских историков противоречива.

 

Примечания

[+1] Азди 1, с. 159; Азди 2, с. 178 — 179; И. Асак., т. 1, с. 532 — 53. Совпадение содержания сообщений двух источников при отсутствии текстуального тождества убеждает в достоверности этого эпизода, отсутствующе в других источниках. Возможно, тот же эпизод в ином оформлении уапц в «Футух аш-Шам» [Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 2, с. 119 — 120; Пс. — Вак. 2, т.1, с. 118 — 119].

[+2] И. Асак., т. 1, с. 533.

[+3] Caetani, 1910, с. 512 — 513; карта на вклейке между с. 544 и 545. О развалинах Дейр Аййуб см.: Baedeker, 1904, с. 140. В книге М. Талас [Талас, 1978, схема 21] схема настолько абстрактна, что ее трудно привязать к реальной топографии. Книги Л. Каэтани он или не знал, или не пользовался ею.

[+4] Согласно ал-Азди, когда Амр б. ал-Ас получил приказ Абу Убайды, то, чтобы скрыть свой уход, пошел к Иерусалиму, разбил лагерь в двух милях от города и потребовал сдачи города [Азди 1, с. 146 — 147; Азди 2, с. 65]. Логики в подобные действиях нет: если Амр находился под стенами Иерусалима, то зачем ему был нужен этот обманный ход? Ясно только одно — ему пришлось снять осаду, если же этому действительно предшествовало послание горожанам с предложением сдаться, то это может свидетельствовать об успешности осады.

[+5] Ибн Асакир приводит несколько вариантов: 1) основная армия, пришедшая из Аравии, насчитывала 21000 человек (три отряда по 7000), к ним присоединилось 6000 человек резерва под командованием Икримы и 3000 беглецов из отряда Халида б. Са’ида, Халид б. ал-Валид приходит с 10000 воинов из Ирака [И. Асак., т. 1, с. 546] — всего 46000 человек; 2) к основной армии и группе Икримы присоединился только отряд Халида (9000 человек), и общая численность мусульманской армии в Сирии на этом основании определяется в 36000 человек [И. Асак., т. 1, с. 560]. Есть и другие варианты, но все они сходятся на том, что, так или иначе оперируя разными слагаемыми, стремятся получить одну из этих двух сумм.

[+6] Caetani, 1910, с. 41.

[+7] Ал-Азди пишет, что у Са’ида б. Амира была одна или две тысячи человек [Азди 1, с. 164, 166; Азди 2, с. 184 — 186]; Халифа только упоминает его прибытие, не указывая численности подкреплений [Халифа, с. 100]; согласно ал-Куфи, отряд под командованием Амира б. Хизйама (вместо Са’ ида б. Амира б. Хизйама) численностью 3000 человек прибыл к Абу Убайде в Дамаск задолго до сражения [Куфи, т. 1, с. 228], - а на помощь войску, стоявшему на Йармуке, Умар послал другой, также трехтысячный отряд под командованием Сувайда б, Самита [Куфи, т. 1, с. 233]. В «Футух аш-Шам» Са’ид б. Амир привел в Медину 1000 мекканцев и сакифитов из Таифа и вади Нахла, а в Медине к нему присоединились 6000 йеменцев во главе с Джабиром б. Хаулом ар-Риб’и [Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 2, с. 147 — 148;.Пс. — Вак. 2, т. 1, с.131].

[+8] Азди 1, с. 155; Азди 2, с. 175.

[+9] 20 аба 947 г, селевкидской эры [Сир. фрагм.]. По арабским источникам — в раджабе 15 г. х. [Медников, 1903, с. 496], более точно — в понедельник 5 раджаба 15/13 августа 636 г. [Азди 1, с. 246; Азди 2, с. 272; Халифа, с. 100], правда, 13 августа — вторник. Можно предположить, что в последней дате выпало число десятков и следует читать «15 раджаба», тогда можно думать, что дата сирийского источника относится к началу сражения, а вторая — к завершающему дню. Понедельник 23-го числа (6126 г. от сотворения мира = 634/35 г.) называет и Феофан [Феоф., т. 1, с. 338]; смущает в этой дате не ошибка в годе (обычная для Феофана и Дионисия), а месяц — лой (26 мая — 24 июня [Wilcken, 1963, с. LVI]) или (по одной из рукописей) — июль, а также то, что 23-е число определено как первый день третьей недели [Кривов, 1982, с. 222], который никак не может быть позднее 15-ro. Поэтому Феофана следует или отбросить, как считал де Гуе [de Goeje, 1900, с. 108, примеч. 1], или относить к первому столкновению у Джабии.

[+10] Сакелларий как главнокомандующий византийцев [Халифа, с. 100; Таб., I, с. 2347]; согласно ал-Балазури, византийцами командовал императорский евнух, т. е. тот же сакелларий [Балаз., Ф., с. 135].

[+11] По ал-Азди и Псевдо-Вакиди, правым флангом командовал Мy’ аз, а по ал- Куфи — Йазид.

[+12] Азди 1, с. 203 — 207; Азди 2, с. 222 — 226; Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 2, с. 200; Пс-Вак. 2,т. 1, с. 154. За то, что прорыв был один, говорит конец обоих эпизодов — при контратаке Халида убит византийский военачальник, закутавший голову плащом (в одном случае букинатор, и другом — друнагарий).

[+13] Феоф., т. 1, с. 338; Азди 1, с. 203, 207; Азди 2, с. 223, 226; Пс. — Вак. 1, т. 2, ч.2, с. 200; Пс. — Вак. 2, т. 1, с. 154; Таб., 1, с. 2049 («многие румы»), с. 2126 — так убит кубикуларий, в битве при Аджнадайне.

[+14] Азди 1, с. 203; Азди 2, с. 223; Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 1, с. 201; Пс. — Вак. 2, т. 1, с. 154.

[+15] Феоф., т. 1, с. 338.

[+16] Азди 1, с. 154 — 155; Азди 2, с 174. Согласно Евтихию, правитель Дамаска Мансур, привезший деньги для армии, подошел ночью к лагерю византийского войска с факелами под звуки труб и барабанов, византийцы решили, что арабы напали с тыла и бросились бежать [Евтих., с.14].

[+17] Евтих., с. 15

[+18] Куфи, т, 1, с. 270; Пс. — Вак. 1, т. 2, ч, 2, с. 238. Согласно Сайфу, при Йармуке погибло З000 мусульман [Таб., I, с. 2101], но само сражение отнесено им к 13 г. х.

[+19] 70000 [Балаз., Ф., с. 135; Таб., I, с. 2349]; больше 80000 упавших в вади и 50000 во время преследования [Азди 1, с. 207; Азди 2, с. 231]; 100000 или 105000 убитых и 40000 пленных [Куфи, т. 1, с. 269; Пс. — Вак. 1, т. 2, ч с. 238 — 239]; 120000 погибших в Вакусе [Таб., I, с. 2099].

[+20] Азди 1, с. 213; Азди 2, с. 237.

[+21] Балаз., Ф., с. 123.

[+22] Таб., I., с. 2154.

[+23] Азди 1, с. 208; Азди 2, с. 231.

[+24] Таб., I, с. 2393.

[+25] Там же, с. 2394.

[+26] Балаз Ф., с. 147.

[+27] Таб., I, с. 2226.

[+28] Там же, с. 2227.

[+29] Musil, 1927.

[+30] Taб., I, с. 2231 — 2232.

[+31] По сведениям Халифы, мусульманские войска стояли около месяца, затем Са’д послал Зухру в набег, тот встретил Ширзада (в тексте: Шарзада) б. Азадбеха в Сайлахине и разгромил его. Ширзад был убит, и арабам досталась богатая добыча — «много украшений и драгоценных камней» [Халифа, с. 101 — 102].

[+32] Noth, 1973, с. 75 — 77, 109.

[+33] Таб., I с. 2229 — 2230.

[+34] Musil, 1927.

[+35] Рустам обращался за помощью к своему брату Биндавану, марзбану Баб ал-Абваба (Taб., I, с. 2251] (он или его тезка был потом убит в сражении (там же, с. 2306]); в сражении участвовали «один из царей Баб [ал-Абваба]» [Таб., I, с. 2296], будущий царь Аррана Джуаншер [Каланкатуаци, пер., с. 95 — 96] и какой-то Шахрийар или Шахрбараз из Сиджистана [Таб., I, с. 231l; Mac’ уди, т. 4, с. 213].

[+36] Сведения арабских авторов о численности обеих армий противоречивы и имеют тенденцию к преувеличению сил противника и преуменьшению размеров арабской армии, что должно было подчеркнуть величие победы. Наиболее скромные данные: арабская армия — 6000 воинов, персидская — 30000 [Таб., I, с. 2236] (в одном из источников Халифы — 40000 [Халифа, с. 101] численность арабской армии от 6000 до 11000 дают также различные и информаторы Халифы [Халифа, с. 101]. Наиболее контрастное соотношение 10000 арабов и 120000 персов [Балаз., Ф., с. 255 — 256]. На этом основан Л. Каэтани полагал, что арабская армия насчитывала 6000 человек [Caetani, 1910, с. 710], Ф. Мак Гроу Доннер тоже считает, что с обеих сторон действовали незначительные силы [Мас Grow, 1981, с. 205]. Однако даже при самом критическом отношении к сведениям ат-Табари численность войск Са’да не могла быть меньше 12000 человек (см. конец гл. 1), в Кадисии к ним присоединились воины ал-Мусанны и Джарира (7 — 8 тыс.), т. е., арабская армия при Кадисии не могла быть меньше 20000, а с учетом притока добровольцев, подкрепления из Басры и т. д. вполне могла достигать 25000.

Согласно независимой от арабских источников армянской исторической традиции, у персов было 30000 кавалеристов и 10000 пехотинцев, а у арабов — «многочисленная конница и 10000 пехоты» [Каланкатуаци, пер., с.95]. Сходные данные мы находим и в арабских источниках: Са’д пришел с 20000, к которым присоединились иракские войска [Динав., с. 125], общая численность армии — З0 или 40 тыс. [Таб., I, с. 2222; Мас’уди, т. 4, с. 208 — 209].

[+37] Рустам стоял четыре месяца между Хирой и Сайлахином в Дейр ал-А’вар [Балаз., Ф., с. 255; Динав., с. 125 — 126].

[+38] Таб., I, с. 2256.

[+39] Noth, 1973, с. 109.

[+40] Таб., 1, с. 2267 — 2268. Об этих предложениях в «Шах-наме» см.: Колесников, 1982, с. 87.

[+41] Таб., I, с. 2285; по ал-Балазури, сражение разрослось из стычки мусульманских фуражиров с авангардом Рустама [Балаз., Ф., с. 257 — 258].

[+42] Эту крепость в районе ар-Рухбы (или ар-Рахбы, на наших современных картах — Хан-Рухаба) называют то Кудайс, то Каср Узайб [Таб., I, с. 2232].

[+43] Таб., I, с. 2287 — 2290, 2304; Динав., с. 128. Дж. Глабб считает, что Са’д не участвовал лично в сражении, чтобы лучше со стороны руководить боем [Glubb, 1966, с. 46]. Однако его болезнь отмечена разными информаторами.

[+44] Таб., I, с. 2298 — 2301 — всего в этот день погибло 500 асадитов. Упомянутый здесь Тулайха — Талха б. Халид, претендовавший на пророчество в конце жизни Мухаммада и во время ридды (см. т. 1, с. 184, 192 — 194, 196).

[+45] По одним сведениям, весь отряд состоял из 700 человек [Балаз., Ф., с, 256; Таб., I, с. 2321], по другим — из 6000 человек, а авангард — из 1000 или 300 человек [Таб., I, с. 2321]; у ад-Динавари весь отряд — 1000 человек (Динав., с. 129].

[+46] Балаз., Ф., с. 256.

[+47] Таб., I, с. 2337 — 2338. Кроме того, после второго дня было похоронено две или две с половиной тысячи убитых и умерших от ран (неясно только — за два первых дня или только за второй) [Таб., I, с. 2316]. Это опровергает сведения о малочисленности арабской армии. Чтобы избежать этого противоречия, Л. Каэтани предпочитает сведения историка XIV в. аз-Захаби, будто и битве ежедневно гибло только 120 — 200 человек [Caetani, 1910, с. 710].

[+48] Арабские источники сильно расходятся в датировке сражения: от начала 14 г. х. до конца 16 г. х. (ср.: Мас’уди, т. 4, с. 209 — 210; ЕI2, vol. 5, c. 386). Ат-Табари помещает все рассказы о нем в разделе о 14 г. х.; ал-Балазури относит его к концу 16/637 г. [Балаз., Ф., с. 255 — 256] (приводимая им там же другая дата — 18 г. х. — совершенно невероятна); Илья Нисибинский относит его к джумаде I 16/31.V — 29.VI 637 г. [Илья, с. 132, пер., с. 64]. Полную дату указывает только Халифа (по ал-Мадаини) — понедельник, когда осталось три дня шавваля 15 г. х. = 2.XII 636 г. [Халифа, с. 102], этот день действительно приходится на понедельник, что вызывает доверие к дате; у ат-Табари Са’д обращается к войску перед битвой также в понедельник, но в мухарраме 14/25.II — 26.III 635 г. [Таб., I, с. 2289].

Исследователи также не имеют единой точки зрения: Л. Каэтани датирует сражение весной 637 г. [Caetani, 1910, с. 633], К. Беккер — маем — июнем 6:17 г. [Becker, 1912, с. 346 — 347], А. И. Колесников — концом сентября 636 r. [Колесников, 1982, с. 96] и др.

Уточнить дату позволяет сообщение, согласно которому подкрепление из Сирии пришло через месяц после взятия Дамаска [Таб., I, с. 2305], т. е. не раньше середины декабря 636 г. Каланкатуаци, совершенно не зависящий от арабской исторической традиции, сообщает, что битва произошла в рождество (без указания года) [Каланкатуаци, пер., с. 95]. Простудный характер заболевания Са’да также свидетельствует в пользу того, что битва произошла зимой. 25 декабря 636 г. приходится на среду, но это не противоречит сведениям о начале битвы в понедельник, так как может относиться не к первому, а к последнему дню битвы.

[+49] Таб., I, с. 2246.

[+50] Там же, с. 2419.

[+51] Ат-Табари говорит, что арабы стояли на Атике два месяца [Таб., I, с. 2419]; если это так, то вступление в Хиру придется на начало февраля 637 г. или на конец того же месяца (если верить дате Каланкатуаци), но второй вариант расходится с датами последующих событий (см. ниже, примеч. 53).

[+52] Таб., I, с. 2426 — 2428.

[+53] По сведениям Сайфа, Селевкия (Бахурасир) была взята в сафаре 16/4.III — 1.IV 637 г. [Таб., I, с. 2431, 2434, 2451]; Халифа рассказывает о взятии Ктесифона в 15 г. х., не указывая даты [Халифа, с. 103 — 104]; ал-Балазури говорит, что Ктесифон был взят через 9 или 18 месяцев после Кадисии [Балаз., Ф., с. 262], ад-Динавари считает, что Бахурасир взят через 28 месяцев (явная, замена ‘амара = «десять» на ‘ишруна =»двадцать») — [Динав., с. 133], и оба отмечают, что арабы дважды ели свежие финики, т. е. прошло два лета. А. И. Колесников, датируя взятие Селевкии, исходит из первой даты ал-Балазури [Колесников, 1982, с. 98] и полагает, что сюда входят два месяца осады, а следовательно, Ктесифон был взят не ранее конца июня. Это совпадает с датой взятия Ктесифона у Ильи Нисибинского — джумада 16/30.VI — 28.VII 637 г. [Илья, с. 132, пер., с. 64] — и не противоречит такому объективному критерию, как паводок Тигра, осложнявший переправу арабской конницы, — уровень паводка одинаков в марте и июне (максим приходится на апрель — май).

В пользу взятия Ктесифона в сафаре говорит свидетельство Сайфа, битва при Джалула произошла в начале зу-л-ка’да 16/конце ноября 637 г., через девять месяцев после взятия Ктесифона [Таб., 1, с. 2470].

[+54] Динав., с. 134; Таб, I, с. 2445.

[+55] Таб., I, с. 2436.

[+56] Там же, с. 2452 — 2454. Свою долю Али продал за 20000 дирхемов (?).

[+57] Таб., I, с. 2451.

[+58] Как говорилось выше, в сражении под Кадисией погибло не менее 8500 человек. Кроме того, не вернулась в строй часть тяжелораненых. Из оставшихся 10 — 15 тысяч часть рассеялась по гарнизонам, но взамен после победы в армию должны были влиться иракские бедуины, не участвовавшие в сражении [Таб., I, с. 2461], В походе на Джалула участвовало 12000 человек (это — значительная часть всей армии). Часть оставалась в распоряжении Са’да. Учитывая, что сведения о численности участников сражения под Джалула могут быть преувеличены, мы считаем, что во взятии Ктесифона участвовало около 15000 человек.

[+59] По сообщению Сайфа, все участники завоевания Ктесифона были конниками (фарис), пеших среди них не было, и многие из них имели еще сменных лошадей (джана’иб) [Таб., I, с. 2451]. Если поверить этому, то 12000х15000 даст 180000000 дирхемов. Если же предположить, что в воспоминаниях очевидцев верно только то, что среди них не было пеших, но, как и всюду, значительная часть воинов была на верблюдах (скажем, 2/3), то 5000 воинов будут иметь право на 12000 дирхемов (12000х5000=60000000), 10000 всадников на верблюдах, которых при разделе добычи приравнивали к пехотинцам, — на 40000000. Эти 100 млн. составляют 2/3 всей добычи.

[+60] Ат-Табари [I, с. 2461] говорит, что ал-Ка’ка’: потребовал выложить дирхемами джериб земли, что составило бы не менее миллиона монет — сумма маловероятная для небольшого района (тассудж). У ал-Балазури в логичном сообщении говорится о джерибе дирхемов [Балаз., Ф., с. 265], т. е. о мере объема (около 50 л =100000 дирхемов).

[+61] Таб., 1, с. 4226 — 4227.

[+62] Командующий — Михран ар-Рази [Таб„I, с. 2457, 2463, 2473; Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 179], Хурразад б. Хурмихр [Халифа, с. 107], Хурразад б. Хурмуз [Динав., с. 133], Хурразад, брат Рустама (т. е. Хурразад б. Фаррухзад) [Балаз., Ф., с. 264]; у ат-Табари Хурраз б. Хуррхурмуз — командующий коннцей в армии Михрана [Таб., I, с. 2462]; у ал-Куфи [т. 1, с. 273] — Хурразад сын Вахруза — командующий правым флангом, а Хурмузан — командуют центром. Различаются и герои сражения с мусульманской стороны: у ал-Куфи — Амр б. Ма’дикариб и Джарир б. Абдаллах, у ат-Табари ч ад-Динавари — ал-Ка’ка’ б. Амр.

[+63] Таб., I, c. 2456.

[+64] Куфи, т. 1, с. 271 — 272; Таб., I, с. 2456 — 2461.

[+65] Таб., I, c. 2474.

[+66] Там же, с. 2470. Ат-Табари отмечает, что это сражение произошло через 9 месяцев после занятия Ктесифона. Халифа (со ссылкой на Сайфа), относит битву к 17 г. х. [Халифа, с. 108].

[+67] Таб., I, с. 2462; Динав., с. 135.

[+68] Таб., I, с. 2459 — 2460; по данным Халифы [с. 108], добыча в Джалула была разделена на З000 долей!

[+69] Таб., I, с. 2473.

[+70] Там же, с. 2499 — 2504; Ю. Веллхаузен, отрицающий почти всякую достоверность сообщений Сайфа, считает, что эпизод с выступлением византийцев выдуман, чтобы показать„что сирийцы не могли обойтись без помощи иракцев [Wellhausen,1899, с. 85 — 87]. Однако сходное сообщение есть у ал-Балазури [Балаз., Ф., с. 149], оно не датировано, но ясно, что описываемые события происходили после завоевания Халеба и до сдачи Иерусалима.

[+71] De Goeje, 1900, с. 137; Медников, 1903, с. 510 — 511.

[+72] Азди 1, с. 238 — 239

[+73] Конкретные случаи могут быть и не связаны с этой поездкой. Рассказ о том, как Умар увидел недоимщиков, выставленных на солнцепек [А. Йyc., с. 46; Азди 1, с. 238; Азди 2, с. 260], не может быть связан с поездкой в Сирию, так как она приходилась на зимнее время.

[+74] Таб., I, с. 2522 — 2523.

[+75] Балаз., Ф., с. 190. В тексте говорится, что они вышли с мечами и бубнами. Возможно, это какой-то отголосок торжественных шествий военизированных организаций горожан.

[+76] Таб., I, с. 2402. Йаламак означает и кольчугу, и шапочку, носимую под шлемом (ср. рус. яломок). Ср.: Медников, 1897, с. 1794.

[+77] Азди 1, с. 229; Азди 2, с. 253.

[+78] Йа’к., т. 2, с. 168.

[+79] Фас., с. 465. У ал-Азди — джарибайн («два джериба») [Азди 1; с. 232; Азди 2, с. 253].

[+80] Округа, на которые административно делилась Сирия. Амир джунда был одновременно и командующим войсками соответствующего округа. В первые годы слияние этих двух функций было полным.

[+81] Фас., с. 464. Начало этого сообщения в более подробной форме приводится у Ибн Абдалхакама с несколько иным иснадом. Курайб отвечает, что присутствовал при речи, но был маленьким ребенком и не помнит, а Суфйан был уже взрослым, — рассказ о речи отсутствует [И. Абдх., с. 113; И. Абдх., пер., с. 134 — 135], Ситуация, сопутствующая рассказу, вызывает доверие к рассказчику.

[+82] Сакймиха ва барй’иха. В тексте ан-Нунайри, которым до издания всего текста ат-Табари пользовался Н. A. Медников, вместо этого стоит мукимиха ва баррййиха («находящихся на месте и тех, кто снаружи»). Поэтому он переводил: «тем, кто живет н городе, и тем, кто живет за городом» [Медников, 1897, с. 1265].

[+83] Лусус. Вероятно, имеются в виду не обычные грабители, а представители городских вооруженных организаций — «димов» (см, т, 1, с. 19).

[+84] Имеется в виду, что за их отъезд не пострадают церкви, прихожанами которых они были.

[+85] В тексте: кабла мактали фулан («до убиения имярек»). Фулан могло появиться при переписках, когда переписчик не понял имени или не счел нужным его вписать, но непонятна связь с убийством какого-то лица. Предложить разумную конъектуру не удается.

[+86] Таб., I, с. 2405 — 2407.

[+87] Конечно, ни о какой постройке даже самого примитивного здания за несколько дней не могло быть и речи. Даже в 670 г., по описанию европейского паломника Аркульфа, мечеть представляла собой полуруину, в которой балки перекрытия лежали на остатках древних стен.

[+88] По данным ал-Азди [Азди 2, с. 261] (в издании Лиса это место отсутствует), Умар вошел в город но вторник и покинул его в пятницу после молитвы. В «Футух аш-Шам» [Пс. — Вак. 2, т. 1, с. 182] говорится о десяти днях пребывания в Иерусалиме. Возможно, что в этих источниках поразному сообщается об одном и том же: ведь вариант ал-Азди допускает, что Умар оставался не до первой пятницы (4 дня), а до следующей, т. е. 11 дней.

[+89] Таб., I, с. 2208.

[+90] De Goeje, 1900, с. 155 — 156.

[+91] Таб., I, с. 2479. Ат-Табари относит описываемые здесь события к середине 637 г. (раджаб 16 г. х. = 29.VII — 27.VIII 637 г.), но отмечает, что они произошли после битвы при Джалула, которая закончилась в ноябре 637 г. (см. выше). Поэтому я предполагаю, что наступление, о котором говорится здесь, приходится на период после того, как Халид был в Джабии и подписывал договор с Иерусалимом.

[+92] Taб., I, с. 2478 — 2479.

[+93] Балаз., Ф., с. 149 — сообщение не датировано, но логически оно связанно с событиями, описываемыми у ат-Табари.

[+94] Таб., I, с. 2499 — 2504. Эти сообщения вызывают большие сомнения, так как в них очевидно желание информаторов показать, что сирийцы не могли справиться с противником без помощи иракцев. Ал-Балазури не упоминает каких-либо подкреплений со стороны Ирака.

[+95] Балаз., Ф:, с. 146.

[+96] Курбатов, 1971, с. 111.

[+97] Балаз, Ф., с. 147. В одном из вариантов сообщается о разделе пополам домов и церквей, но это так же неверно, как и сведения о разделе домов и церквей при завоевании Дамаска, о чем говорилось выше в этой же главе.

[+98] Феофан, даты которого для этого периода ошибочны [Кривов, 1982, с. 218 — 219], относит завоевание Антиохии к 6129 г. от сотворения мира (636/37 г. н. э.); если учесть, что сдача Иерусалима у него датирована 6127 г. (634/35 г. вместо 637 г.), а смерть Ираклия — 6132 г. (639/40 г. вместо 641 г.), то интересующая нас дата скорее всего будет соответствовать 638/39 г. У ал-Балазури и ал-Йа’куби даты завоевания Антиохии нет, а у ат-Табари вообще не упомянуто. Халифа относит его к 16/637 г. [Халифа, с. 105].

[+99] Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 3, с. 133; Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 26. Любопытно, что византийский военачальник, противостоящий арабам, называется здесь Валентином, как и военачальник, атаковавший арабов в 643 г. [Дион., с. 7, пер., с. 6]. Что это — имя реального лица, приложенное к легендарному персонажу, действующему в другое время и в других обстоятельствах, или один и тот же человек?

[+100] Несомненно, что сам текст письма Абу Убайды Умару, в котором сообщается эта сумма, недостоверен.

[+101] Балаз., Ф., с.149,

[+102] Пс. — Вак. 1, т. 2, ч. 3, с. 138; Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 29.

[+103] По-видимому, со времени пребывания Умара в Джабии Сирия и Палестина были разделены на четыре самостоятельных наместничества (сообщения об изначальном, еще при Абу Бакре, разделе сфер правления в этом регионе скорее всего отражают более позднюю ситуацию, когда обширность завоеванных земель потребовала разделения его на несколько областей).

[+104] «Меч Аллаха Халид ибн ал-Валид, витязь бану махзум, без сомнения является самым блестящим полководцем, который появлялся когда-либо течение тысячи лет, пока не пришел Наполеон Бонапарт» [Талас, 1978, с. 11].

[+105] Таб., I, с. 2527.

[+106] И. Абдалбарр, с. 691, № 3033. Этот же рассказ в сокращенной форме см.: Таухиди, т. 2, с. 101. Оба относят это заявление Умара ко времени пребывания его в Джабии, что вызывает сомнение, так как ни в одном из сообщений о пребывании Умара в Сирии не упоминается смещение Халида (всюду Абу Убайда оказывается уже главой мусульман), более того — он первым засвидетельствовал договор с Иерусалимом. Несколько иной вариант этого рассказа в «Футух аш-Шам» переносит действие в Медину, причем в соответствии с распространенным убеждением историков относит смещение к моменту прихода Умара к власти [Пс. — Вак. 1, т. 1, с. 15 — 16; Пс. — Вак. 2, т. 1, с. 66].

[+107] Таб., I, 2528.

[+108] Там же, с. 2149, 2527.

[+109] У Ибн Са’ да раздел с биографией Халида дефектен — нет начала и конца [И. Са’д, т. 4, с. 1 — 3].

[+110] Балаз., Ф., с. 164; по другим данным, первым был набег Майсары в 20/641 г. [Таб., I, с. 2594].

[+111] Это — наиболее вероятная последовательность. О противоречивых сведениях источников см.: Медников, 1903, с. 624631.

[+112] Таб., I, с. 2577, 2524; у Халида б. ал-Валида умерло 70 родственников [И. Кут., М., с. 136].

[+113] И. Са’д, т. 3, ч. 1, с. 223 — 231., Таб., I, с. 2513 — 2514.

[+114] Ибн Са’д говорит о присылке продовольствия из Египта на 20 судах [И. Са’д, т. 3, ч. 1, с. 227], но из такого же числа судов состоял первый караван судов из Египта, прошедший по каналу в Красное море [Йа’к., т. 2, с. 177].

[+115] И. Са’д, т. 3, ч. 1, с. 233.

[+116] Там же, с. 223. О возможной датировке начала голода и чумы см.: Медников, 1903, с. 619 — 620.

[+117] Таб., 1, с. 2479.

[+118] Феоф., т. 1, с. 340; Мих. Сир., т. 2, с. 426; по сведениям Агапия, префекта Осроены звали Павлом [Агап, с. 476]. По хронологии Феофана, договор включен за год до взятия Антиохии и за два — до взятия Эдессы.

[+119] Балаз., Ф., с. 172, Феоф., т. 1, с. 340; Мих. Сир., т. 2, с. 340, Агап., с. 477.

[+120] Балаз., Ф., с. 173.

[+121] Там же, с. 174.

[+122] Единственный источник сведений об этом — «Футух Дийар Бакр» Псевдо-Вакиди [Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 132 — 137). Кровопролитность сражения под Рас ал-Айном, несомненно, эпически преувеличена (80750 убитых врагов ислама), но дата не могла быть выдумана, следует только вместо 17 г. х. читать 19 г. х., за сумму же дани поручиться нельзя.

[+123] Кн. халифов, с. 148, лат. пер., с. 114. Дата 947 г. селевкидской эры (635/36 г.) явно неверна.

[+124] Дион., с. 7, пер., с. 6.

[+125] Тер-Гевондян, 1977, с. 23 — 26. Там же указан обширный круг источников.

[+126] Тер-Гевондян, 1977, с. 25.

[+127] А. Н. Тер-Гевондян считает, что Ийад перевалил через Тавр и завоевал Бидлис и Хлат осенью 640 г., ссылаясь на ал-Балазури, но у того определенно говорится, что Дара, Карра и Базабда заключили договоры, «и пришел к нему битрик аз-3авазана и заключил с ним договор относительно своей земли на условии выплаты дани, и все это — в девятнадцатом году и в дни мухаррама двадцатого года. Затем он пошел на Арзан и завоевал его на условиях [договора с] Нисибином и вошел в горный проход и достиг Бидлиса» [Балаз., Ф., с. 176), Мухаррам 20 г. х. приходится на самый разгар зимы, поэтому трудно предполагать, что арабы решились в это время входить в горы.

[+128] Тер-Гевондян, 1977, с. 23 — 24.

[+129] Там же, с. 125; Балаз., Ф., с. 176.

[+130] Себеос, пер., с. 92 — 93; Тер-Гевондян, 1977, с. 25 — 26; Дион., с. 7, пер., с. 6; Гевоид, пер., с. 5 — 6.

[+131] Дион., с. 7, пер., с. 6 — 7.

[+132] Балаз., Ф., с. 178 — 179.

[+133] Пс. — Вак. 2, т. 2, с. 110.

Комментарии

[*1] Букв. «трубач».

[*2] Букв. «что мы люди пламени (ахл ан-нар)».

[*3] Наместник Египта (685 — 703).

[*4] "Сын дяди" (ибн ‘амм) означает здесь просто «родственник», так как мать Умара была двоюродной сестрой как Халида, так и Абу Хафса.

[*5] Феодальные владетели, князья.