Рождение и развитие ислама и мусульманской империи (VII-VIII вв.)

Большаков Олег Георгиевич

Глава 12. Великая смута

 

 

Борьба вокруг присяги

Случилось невероятное святотатство – в городе, где все жило памятью о пророке, был убит глава созданной им общины, и никто из его жителей не выступил против убийц, которые к тому же не позволили похоронить убитого. Все это должно бы было поднять мединцев-ансаров против святотатцев, но этого не произошло.

Действительно, у многих людей имелись причины быть недовольными Усманом, и многие в Медине могли со злорадством смотреть, какие лишения испытывает он в осажденном доме, но между недовольством главой государства (а все им никогда не бывают довольны) и его убийством дистанция огромного размера. Но после его гибели недовольная им мусульманская аристократия увидела свой город во власти пришлых мятежников, к которым присоединились беглые рабы, городская беднота и окрестные бедуины, рассчитывавшие чем-нибудь поживиться в богатом городе. Еще до гибели Усмана «жители Медины рассеялись по своим усадьбам и домам. Никто не выходил и не сидел [дома] без меча, чтобы было чем защищаться от бесчинств этих людей», – говорит историк ат-Табари. Так что противостояние существовало не только между сторонниками различных претендентов на халифский престол, но и между верхушкой и низами общества.

Даже похороны убитого халифа превратились в политическую проблему. Живую картину накала страстей вокруг бездыханного тела халифа рисует рассказ Абдаррахмана ибн ал-Азхара, племянника Абдаррахмана ибн Ауфа, особенно ценный для нас тем, что принадлежит очевидцу, занимавшему в этих событиях нейтральную позицию.

«Я совершенно не вмешивался в дело Усмана, [не был] ни за, ни против. И вот, сижу я во дворе своего дома вечером следующего дня после убиения Усмана, как вдруг приходит ко мне ал-Мунзир ибн аз-Зубайр и говорит: "Брат зовет тебя". Я пришел к нему, а тот говорит: "Мы хотим похоронить Усмана. Ты согласен?" Я ответил ему: "Клянусь Аллахом, я совсем не вмешивался в то дело и в это не хочу"– и ушел от него. А потом пошел следом за ними и вижу: идет он с группой людей, среди которых Джубайр ибн Мут‘им, Абу Джахм ибн Хузайфа, ал-Мисвар ибн Махрама, Абдаррахман ибн Абу Бакр и Абдаллах ибн аз-Зубайр. Несут они его на двери, а голова, [болтаясь], стучит: тук-тук. Они положили его в месте, где ставят погребальные носилки. Тут подошли к ним несколько ансаров и сказали им: "Клянемся Аллахом, не будете вы читать над ним молитву!" Абу Джахм сказал: "Вы не позволите нам читать над ним молитву, когда уже помолились над ним Аллах Всевышний и его ангелы?!" Тогда сказал ему один из этих людей: "Если будешь молиться, то Аллах отправит тебя туда же, куда и его". А он ответил: "Да соединит меня Аллах с ним!" А тот сказал: "Соединит тебя Аллах с шайтанами! Клянусь Аллахом, если мы пропустим вас с ним, то Аллах отступится от нас". Люди сказали Абу Джахму: "Не разговаривай с ним, отступись", и он замолчал. Они подняли Усмана и быстро удалились, а я слышал, как голова его бьется о доску. Они унесли его к ал-Баки. Там подошел к ним Джабала ибн Амр ас-Са‘иди из ансаров и сказал: "Нет, клянусь Аллахом, не похороните вы в Баки посланника Аллаха, не дадим вам читать над ним молитву". Абу Джахм ответил ему: "Если мы и не прочитаем над ним молитву, то Аллах уже помолился за него". И они ушли. А с ними была Аиша, дочь Усмана, со светильником в сосуде. И пришли они к Джиср Каукаб и выкопали могилу. Потом они прочитали над ним молитву, которую вел Джубайр ибн Мут‘им, и положили его в могилу. При виде этого его дочь начала вопить, а Ибн аз-Зубайр прикрикнул на нее: «Если не замолчишь, то ударю по тому, в чем твои глаза». Они не положили его как следует, в подбой, а просто засыпали землей".

Погребение Усмана в субботу, на следующий день после убиения, подтверждается другими очевидцами. Другие рассказы, не восходящие прямо к участникам или свидетелям событии, расходясь в дате погребения и описании некоторых обстоятельств, связанных с ним, подтверждают основные моменты рассказа Абдаррахмана. Некоторые рассказы об обстоятельствах погребения явно тенденциозны. Таково сообщение, что похороны состоялись только благодаря разрешению Али, а затем его вмешательству, когда он узнал о противодействии мятежников. Больше доверия вызывает сообщение, что Наила просила разрешения на похороны у Абдаррахмана ибн Удайса, одного из руководителей мятежных египтян, но тот только обругал ее, после чего Абдаллах ибн аз-Зубайр и его единомышленники решили ночью похоронить Усмана.

Перечень инициаторов и участников похорон настолько красноречив, что на нем стоит остановиться.

Абу Джахм Амир ибн Хузайфа, принадлежал к курайшитскому клану бану ади (из которого происходил Умар ибн ал-Хаттаб) и являлся типичным представителем курайшитской аристократии: считался одним из четырех лучших знатоков курайшитских генеалогий, сражался против Мухаммада при Ухуде и принял ислам только после завоевания Мекки Мухаммадом.

Джубайр ибн Мут‘им представлял род бану науфал в совете старейшин Мекки, участвовал в сражении при Ухуде. Приняв ислам только после сдачи Мекки, Джубайр оказался среди той знати, которую Мухаммад старался задобрить, закрывая глаза на ее прежнюю враждебность.

Абдаррахман ибн Абу Бакр хотя и был сыном ближайшего друга пророка и братом Аиши, тем не менее долго оставался его врагом: сражался против Мухаммада при Бадре и Ухуде и принял ислам лишь незадолго до взятия Мекки вместе с Халидом ибн ал-Валидом и Му‘авией.

В некоторых сообщениях среди лиц, провожавших Усмана в последний путь, упоминается также Хувайтиб ибн Абдал‘узза. Он входил в совет старейшин курайшитов и был среди подписавших договор с Мухаммадом со стороны мекканцев. На следующий год во время хаджжа Мухаммада приходил к нему с другими знатными курайшитами, чтобы напомнить, что договоренный срок пребывания в Мекке закончился и пора ее покинуть. Приняв ислам после сдачи Мекки, он ссудил Мухаммада 40000 дирхемов для похода против хавазин.

Последний в этом списке, ал-Мисвар ибн Махрама, был самым младшим из них – в год сдачи Мекки ему было только шесть лет, отец же его, принадлежавший также к курайшитской верхушке, принял ислам лишь после сдачи Мекки. Будучи племянником Абдаррахмана ибн Ауфа, ал-Мисвар активно помогал дяде в организации выборов халифа – все переговоры происходили в его доме.

Как мы видим, всех этих людей объединяла принадлежность к курайшитской племенной аристократии, сохранившей и после победы ислама независимое положение: авторитет и богатство позволяли им не гнаться за военно-административными постами и не подвергать себя превратностям военной карьеры. Именно этот слой людей, независимых и стоящих в стороне от борьбы за власть, мог позволить себе вступиться за честь своего соплеменника и отдать ему последний долг, невзирая на угрозы мятежников. Усман был для них прежде всего курайшитом и человеком, близким им по духу и жизненным устремлениям. Они хоронили не халифа, а собрата, которого хотела унизить чернь. Борьба вокруг похорон Усмана была лишь тенью, отбрасываемой борьбой за власть в столице, а из нее – на весь Халифат. Вопреки встречающимся иногда утверждениям о существовании чуть ли не заговора с Али во главе, организованного для захвата власти у Усмана, длительный период междуцарствия свидетельствует о том, что возникшая ситуация оказалась неожиданной для всех.

Недовольные халифом были и среди мусульманской элиты, но открытую враждебность проявляли лишь немногие, вроде Талхи ибн Убайдаллаха, большинство же занимало выжидательную позицию. Али в последний момент также отстранился от Усмана, но до этого, как уже отмечалось, приложил немало усилий, чтобы смягчить конфликт. Его пассивность на последнем этапе трагедии можно понять: если история с перехваченным письмом соответствует действительности, то Али мог воспринять этот поступок Усмана как откровенное пренебрежение всеми его усилиями – есть какая-то грань, за которой желание человека лезть на рожон, не обращая внимания на старания окружающих удержать его, заставляет предоставить его своей судьбе.

Сами мятежники не претендовали на выдвижение халифа из своей среды, поскольку среди них не было человека, имевшего законные (с точки зрения большинства общины) основания на такую власть, ни по заслугам, ни по происхождению. Ансары, выступая против Усмана, также не предполагали выдвинуть своего халифа – они уже смирились с идеей исключительных прав на халифат курайшитов. А из курайшитов наиболее легитимными претендентами могли быть четверо оставшихся в живых членов совета выборщиков, назначенных Умаром: Али, аз-Зубайр, Талха и Са‘д ибн Абу Ваккас, за ними следовал Абдаллах ибн Умар, участвовавший в выборах халифа в качестве наблюдающего. Первым из них, безусловно, был Али – уже хотя бы потому, что при выборах он получил такое же количество голосов, как Усман, кроме того, на его стороне было близкое родство с Мухаммадом, воспитание в его семье и известное всем расположение к нему пророка. Его преимуществом было и то, что он не занимал прежде никаких административных постов и не мог настроить против себя мединцев или мусульман провинций. Это обеспечивало ему поддержку многих ансаров и жителей гарнизонных городов. В то же время отношения Али с курайшитской знатью, поднявшей голову при Усмане, как можно догадываться, были не очень сердечными. Вряд ли случайно, что, кроме Фатимы и Умамы – дочери и внучки пророка, остальные шесть его жен не были курайшитками. Отсутствие брачных связей с курайшитской верхушкой, вне зависимости от того, какая сторона избегала их, позволяло ансарам надеяться, что Али, став халифом, не будет отдавать предпочтение курайшитской знати и задвигать их на задний план, и делало его наиболее приемлемым кандидатом в халифы. Поэтому они и были инициаторами движения за присягу Али.

Первые два-три дня никто из возможных кандидатов не заявлял открыто претензий на власть, хотя их сторонники убеждали своих фаворитов принять от них присягу. Ситуация осложнялась отсутствием признанного всеми способа легализации выдвижения претендента на пост халифа и последующей присяги ему, так как предшественник был убит, а убийцы активно участвовали в процессе определения преемника. Многие считали, что для этого следовало бы по примеру Умара образовать избирательный совет, шуру, или просто поручить выбор преемника оставшимся в живых членам умаровской шуры.

По словам Мухаммада ибн ал-Ханафии, третьего сына Али, отец ответил пришедшим с предложением присягнуть ему, что согласится на это только по решению шуры или, по другой версии, по решению шуры и участников битвы при Бадре. На необходимость совета ссылались и другие претенденты. Однако использование умаровской шуры было невозможно, так как трое из четверых ее членов сами оказывались претендентами на избрание, а четвертый, Са‘д ибн Абу Ваккас, решительно отказался участвовать в выборах халифа и марать свою честь, заявив, что лучше быть голым, чем позориться, надев оскверненную одежду. Его примеру последовал и Абдаллах ибн Умар.

Лишь в четверг 23 июня видные ансары, поддерживавшие Али, среди которых были Абу-л-Хайсам (один из двух оставшихся в живых накибов Мухаммада, и три участника битвы при Бадре, Аммар ибн Йасир, Рифа‘а ибн Рафи и Абу Аййуб Халид, – обратились в мечети к присутствующим с призывом присягнуть Али. "Ансары, – воззвал Аммар, – вы видели, как с вами еще вчера обращался Усман! И теперь может случиться подобное, если вы не позаботитесь о себе. А для этого самый достойный из людей – Али, по его достоинству и первенству". Присутствовавший при этом Али не решился начать принимать присягу и предложил отложить до утра и подумать. Были ли при этом Талха и аз-Зубайр – неизвестно. В любом случае после этого должны были произойти переговоры, в результате которых Талха и аз-Зубайр согласились отказаться от своих притязаний в обмен на какие-то выгодные предложения.

На следующий день, в пятницу, 24 июня, в саду рода амр ибн мабзул состоялось предварительное рукобитие под пальмой с целью обеспечить поддержку влиятельнейших людей Медины перед официальной церемонией в мечети. Главным было то, что здесь совершили рукобитие аз-Зубайр и Талха. Это действо должно было происходить в узком кругу на случай каких-нибудь инцидентов. Али даже распорядился закрыть ворота в сад, но люди, собравшиеся снаружи, ворвались в сад и столпились вокруг Али, «теснясь, как верблюды у водопоя», чтобы присягнуть ему.

Затем присягнувшие в саду направились во главе с Али в главную мечеть для проведения официальной присяги. Первыми присягнули Талха и аз-Зубайр, публично демонстрируя отказ от притязаний на власть. Затем стали присягать главы группировок и родов от лица своих подопечных. Торжественность нарушил один из мятежников-египтян, которого среди прочих обвиняли в убийстве Усмана, сказав: «Эй, Абу-л-Хасан, мы присягаем тебе с условием, что если ты будешь обращаться с нами, как Усман, то мы убьем тебя».

Присяга Талхи и аз-Зубайра не сняла всех противоречий. Многие влиятельные люди, в том числе и старые сподвижники пророка, отказались присягать Али. Перечень этих «отказников» в разных источниках не совпадает ни по количеству, ни по составу. Особенно болезненным ударом для Али, несомненно, было отсутствие при присяге Са‘да ибн Абу Ваккаса и Абдаллаха ибн Умара. Али распорядился, чтобы их привели в мечеть. Абдаллах заявил, что присягнет, когда присягнут все остальные мусульмане. То же сказал и Са‘д, добавив, что, несмотря на это, с его стороны не будет противодействия. Ал-Аштар порывался пустить в ход меч, но Али остановил его.

В тот же день Али произнес свою первую пятничную речь в качестве халифа. Многочисленные свидетельства современников позволяют нам представить внешний облик четвертого заместителя пророка. На минбар взошел и сел широкоплечий и тучный, очень смуглый человек среднего роста. Ему, по разным сведениям, должно было быть 56–58 лет, но выглядел он старше из-за совершенно белой широченной бороды, закрывавшей грудь от плеча до плеча, обширную лысину окаймлял венчик таких же белых, «как хлопок», волос, свисавших сзади гривой. Большой живот, следствие четвертьвековой безмятежной и малоподвижной жизни (к замечаниям по поводу которого он относился с юмором) не мешал ему при случае предпринять дальнюю поездку верхом. Воинственность, которой Али, по его собственным словам, отличался в молодости (он и первенца хотел назвать Харб, т. е. «копье», да дед пожелал назвать внука ал-Хасаном), ушла в прошлое. Теперь он был главой обширной семьи: от восьми жен у него было девять своих и трое приемных сыновей и десятка полтора дочерей (вместе с рожденными от невольниц, которых биографы не слишком жаловали вниманием); если прибавить к этому внуков, внучек, клиентов-мавлов и слуг, то число обитателей его дома превысит сотню человек.

Гораздо трудней представить себе его характер и взгляды. Панегирические жизнеописания его позднейших почитателей дают нам перечень добродетелей, а не характер живого человека. О поведении и взглядах Али до избрания его халифом историки не сообщают ничего примечательного. Судя по его дальнейшим поступкам, он не принимал многие «новшества», появившиеся после Мухаммада.

Содержание его первой речи, как и события тех дней, излагается различно, и трудно остановиться на каком-то одном варианте. Ее текст в передаче правнука Али состоит из одних общих положений о необходимости следовать правильному пути, предначертанному Аллахом в Коране, и совершенно не касается вопросов, которые волновали в этот момент всех мединцев. Можно, конечно, предположить, что до нас в данном случае дошла лишь вводная часть, непременно содержащая такие общие места.

Гораздо больше соответствует ожидаемому содержанию «тронной речи» выступление в мечети на следующий день после присяги. Она пространна, и здесь имеет смысл привести только наиболее важные для понимания намерений Али отрывки.

«Когда был взят посланник Аллаха – да благословит его Аллах и да приветствует, – то люди сделали его заместителем (халифом) Абу Бакра, потом Абу Бакр сделал своим заместителем Умара, который шел по его пути. Потом он назначил совет из шестерых, и они решили это дело в пользу Усмана, который делал то, что было вам ненавистно, а что – вы знаете [сами]. Затем его осаждали и убили. А затем вы по своей воле пришли ко мне и просили меня. А я – такой же, как вы: мне полагается то же, что вам, и на мне лежат те же [обязанности], что на вас. Аллах открыл врата между вами и убийством, и наступили смуты, как наступает ночная тьма. И не справиться с этими делами никому, кроме терпеливых и прозорливых ипонимающих ход дел. Я поставлю вас на путь пророка вашего и исполнения того, что он повелел, если вы будете повиноваться мне и Аллаху…

Воистину, Аллах с высоты своих небес и трона видит, что мне не хотелось власти над общиной Мухаммада, пока ваше мнение не было единым, но когда ваше мнение стало единым, то я не мог оставить вас…

Если завтра кто-то из вас, из тех, кого поглотил этот мир, кто заводит поместья и проводит каналы, ездит на породистых конях и приобретает красивых слуг… скажет: «Сын Абу Талиба сделал запретной для нас нашу законную собственность», то пусть каждый мухаджир и ансар из сподвижников посланника Аллаха поймет, что его награда среди равных ему – его сподвижничество, а сияющая награда у Аллаха – в будущей жизни… Вы – рабы Аллаха, и богатство (мал) – богатство Аллаха, они делятся поровну, и нет в этом преимущества одного перед другим. А для благочестивых у Аллаха уготовано в будущей жизни лучшее богатство и вознаграждение – Аллах делает наградой не этот мир, а мир будущий, если захочет Аллах, чтобы у нас было завтра, мы разделим те деньги, которые у нас имеются, и не обойдем никого из вас, будь то араб или неараб, получающий жалованье, если только он свободный мусульманин. Я это сказал. И да помилует Аллах меня и вас».

Тут же Али обещал, что все незаконные дарения Усмана будут возвращены в казну и на следующий день эти обещания были выполнены. Из дома Усмана забрали все имущество, которое было присвоено из садаки или добычи: оружие, кони, драгоценности. Наличность, находившаяся в казнохранилище, была разделена между теми, кто имел право на жалованье. Раздачу начали с мухаджиров, за ними последовали ансары, потом – все остальные. Но эта очередность оказалась единственным преимуществом ветеранов ислама, так как все вне зависимости от прежних заслуг получили по три динара, что равнялось двухмесячному жалованью рядового воина. Кого-то такая сумма могла удовлетворить, но для верхушки мусульманского общества, привыкшей распоряжаться тысячами динаров, подобная выдача имела чисто символическое значение. Городскую верхушку больше, чем эти деньги, интересовало установление порядка в городе. Группа сподвижников пророка пришла к Али с требованием обуздать бесчинства черни и наказать убийц Усмана в соответствии с мусульманским правом. Али откровенно признался в своей беспомощности, утешив их только тем, что власть шайтана не вечна.

Курайшиты стали подумывать об отъезде в Мекку. Тогда Али предпринял решительный шаг: объявил, что не вернувшиеся к хозяевам рабы будут казнены. Затем он обратился к мединцам с призывом изгнать бедуинов, а тем посоветовал «вернуться к своим водопоям».

Оставалось выполнить требование о наказании убийц Усмана. Установление их, казалось бы, не составляло трудности (тем более что некоторые даже хвастались своим участием), но для обвинения и приговора требовались свидетельские показания. Али обратился к главной свидетельнице убийства, Наиле, с вопросом, кто убил Усмана, и получил ответ, что было несколько мужчин, которых она не знает, и с ними был Мухаммад ибн Абу Бакр. Али вызвал Мухаммада, тот сказал, что входил к Усману, но не убивал его и не притрагивался к нему, а ушел, когда тот пристыдил его именем отца. Наила подтвердила это, добавив: «Однако он привел их». В письме Наилы Му‘авии (которое трудно счесть подделкой) с рассказом об убийстве также назван только Мухаммад ибн Абу Бакр.

Убийц должен был знать Мухаммад ибн Абу Бакр, но он никого не назвал. Вряд ли это могло серьезно помешать выявить по горячим следам одного-двух убийц и казнить их, если бы Али в тот момент обладал достаточной реальной силой. Ему приходилось идти на компромиссы, чтобы не нарушить неосторожным решением с трудом достигнутого примирения в Медине.

Весть о гибели Усмана и избрании Али была встречена в провинциях по-разному. В Египте во время описываемых событий власть в Фустате была захвачена главным противником Усмана в Египте, Мухаммадом ибн Абу Хузайфой, естественно, что он сразу же присягнул Али. Однако часть египетских мусульман во главе с Му‘авией ибн Худайджем отказалась присягать и ушла в район ал-Бахнаса. Мухаммад послал туда отряд для их подавления, но он был разгромлен, а Му‘авийа ушел оттуда и обосновался в Харбите в 60–70 км восточнее Александрии.

В Сирию в качестве наместника был послан Сахл ибн Хунайф. В Табуке, где стоял передовой сирийский пост, его задержали и велели отправляться обратно.

В Куфе сразу же по получении известия о переменах в Медине началась борьба между сторонниками и противниками нового халифа. Наместник, Абу Муса ал-Аш‘ари, назначенный Усманом по требованию куфийцев, колебался и предлагал подождать, пока обстановка окончательно прояснится. Племянник Са‘да ибн Абу Ваккаса, Хашим, выслушав в мечети этот призыв Абу Мусы, язвительно спросил: "Каких еще известий ты ждешь, когда Усман уже убит? Ты думаешь, он вернется с того света?" – и, хлопнув левой ладонью по правой, сказал: "Левая – это я, а правая – Али ибн Абу Талиб", имитируя таким образом присягу. Его поддержали другие сторонники Али, и Абу Муса вынужден был также присягнуть.

Не зная об этом, Али послал наместником в Куфу Умару ибн Шихаба. В Зубале (300 км не доезжая Куфы) он встретился с Тулайхой ибн Хувайлидом, спешившим с отрядом добровольцев в Медину, чтобы наказать убийц Усмана, который заявил, что у куфийцев есть свой амир и менять его они не собираются, поэтому ему лучше убраться в Медину, если он не хочет неприятностей. Умара вернулся в Медину, и Али пришлось смириться с реальностью и утвердить Абу Мусу на прежнем посту.

В Басру был назначен Усман ибн Хунайф. Беспрепятственно достигнув Басры, он не встретил противодействия со стороны Абдаллаха ибн Амира и большинства басрийцев, хотя и здесь часть жителей заявила, что воздержатся от присяги до окончательного выяснения обстановки в Медине.

Назначение наместниками в важнейшие провинции Усмана и Сахла ибн Хунайфа, а также Умары ибн Шихаба (хотя его и не приняли куфийцы) должно было продемонстрировать ансарам, что с засильем курайшитов в высших сферах власти покончено и что надежды, возлагавшиеся ими в этом отношении на Али, оправдались.

При всех сложностях власть Али в короткий срок была признана во всем Халифате, кроме Сирии и Палестины, которыми почти двадцать лет бессменно управлял Му‘авийа ибн Абу Суфйан. Его реакция на события в Медине была неоднозначна. Осуждая убийц Усмана, он в то же время не оказал ему реальной помощи во время осады и не предотвратил убийство. Не признав избрание Али, он не заявил претензий на халифат и не предложил иной кандидатуры. По-видимому, сначала он готов был удовлетвориться сохранением своего наместничества, но прямолинейность Али настроила его более жестко. Когда же Али решил пойти на компромисс и обещал сохранить за Му‘авией Сирию и Палестину, то Му‘авийа, ознакомившись с посланием, отправил посланца обратно, пообещав прислать ответ со своим человеком. Он явно выжидал, что произойдет дальше. И не ошибся.

 

Рождение внутренней оппозиции

Пока Али налаживал отношения с провинциями, в самой Медине среди присягнувших ему росло недовольство. Причины были разными: родственники Усмана возмущались тем, что убийцы не были наказаны, верхушка мухаджиров чувствовала себя оскорбленной тем, что ее принизили и сравняли с остальными. Уже во время раздачи запасов казначейства начались обиды, а миллионеры Талха и аз-Зубайр вообще не пришли за жалкими тремя динарами, чтобы не ронять своего достоинства.

Когда их резкие высказывания стали известны Али, он вызвал обоих к себе и спросил, как можно вести такие речи, после того как они принесли присягу. Они ответили, что приносили присягу с условием, что он будет во всем советоваться с ними и не будет ничего предпринимать без их ведома, а он произвел такой несправедливый раздел денег, не учитывая их заслуг. По другим свидетельствам, Талха и аз-Зубайр рассчитывали получить наместничества Басры и Куфы, но Али отказал в каком-либо наместничестве, опасаясь, что они станут слишком независимыми, и это вызвало их недовольство.

Так или иначе, но оба соперника продолжали открыто выражать недовольство неблагодарностью Али. Аз-Зубайр говорил в кругу курайшитов: «Вот она – награда Али. Мы стояли за него в деле с Усманом, возлагая на того обвинения и доведя его до убиения, а Али сидел у себя дома и все забрал себе. А когда получил с нашей помощью то, что хотел, то дал другим, а не нам». Рассорился Али и с Абдаллахом ибн Умаром, когда пошел к нему выяснять причину отказа от присяги. Разговор кончился тем, что Абдаллах упрекнул его: «Ты заботишься о религии, а сам отказался от проведения совета мусульман». Али в ответ вспылил: «Чтоб тебе! А разве требование [людей], чтобы я принял их присягу, не значит для тебя, что совет состоялся? Уходи от меня, дурак! Что еще за слова от тебя!» Абдаллах буквально последовал его словам и уехал из Медины.

Мекка постепенно превращалась в центр притяжения всех недовольных новым халифом. Одной из видных фигур в оппозиции становится Аиша. Она прибыла в Мекку с караваном паломников и задержалась с отъездом на несколько дней. Большинство паломников отправилось в обратный путь до того, как в Мекку пришло известие о гибели Усмана. Аиша якобы узнала об этом на обратном пути и сразу вернулась в Мекку.

Мысль о том, что человек, который хотел развести ее с любимым мужем, будет теперь халифом, превратила ее из противницы Усмана, которого она последнее время называла не иначе как На‘сал в ярую поборницу мести за Усмана, только чтобы досадить Али. Могла быть и вторая причина: разрушенная надежда видеть халифом своего двоюродного брата Талху.

Эта перемена на многих произвела неприятное впечатление. Когда она однажды упрекнула Масрука ибн Аджда‘, одного из куфийцев – противников Усмана, что они бросили халифа, как старые обноски, и его зарезали, как барана, тот не выдержал и сказал: «Это твоя работа. Ты писала людям, призывая к восстанию против него». Аиша отговорилась: «Я не писала ничего черного вместо белого и сидела дома».

Несмотря на противоречивость поведения Аиши, ее резкие высказывания по поводу Али находили слушателей и способствовали формированию враждебного отношения к нему.

Главная опасность грозила Али с другой стороны. Му‘авийа, получив от него послание с предложением присягнуть, продолжал молчать. Сведения о раздорах в окружении Али убеждали его, что новая власть не укрепляется, а скорее слабеет. Два месяца задержки с ответом Му‘авийа использовал для подготовки сирийцев к мысли о неизбежности выступления против Али. В мечети Дамаска была выставлена окровавленная одежда Усмана, присланная Наилей, и проповедники подогревали чувства слушателей рассказом об убийстве праведного халифа и призывали отомстить убийцам.

Лишь после этого Му‘авийа принял решение. В конце августа он вручил свиток своему посланцу, приказав ему по прибытии в Медину держать свиток так, чтобы можно было видеть адрес: «От Му‘авии ибн Абу Суфйана Али ибн Абу Талибу», что свидетельствовало, во-первых, о том, что Му‘авийа не признает Али халифом, а во-вторых, ставит его ниже себя. Посланец прибыл в Медину 28 августа прошествовал мимо любопытных, держа на виду адрес на грамоте, и предъявил его Али в присутствии приближенных. Сломав печать и развернув свиток, Али обнаружил внутри только начальную формулу «во имя Аллаха, милостивого, милосердного». Это было открытое оскорбление, требовавшее решительной реакции.

Сгоряча Али хотел тут же начать сбор войска для похода на Сирию, но его отговорили от этого опрометчивого решения. Али обратился за поддержкой к Талхе и аз-Зубайру, сказав: «То, о чем я вас предупреждал, случилось. И то, что случилось, можно исправить, только уничтожив его, ведь смута… как огонь: чем больше раздуваешь, тем больше разгорается». Однако они не выразили желания поддержать его в этот решительный момент, а вскоре попросили разрешения поехать в Мекку для совершения малого хаджжа. Отказать в осуществлении такого благого намерения Али не мог, хотя прекрасно сознавал, что это лишь предлог, чтобы выйти из-под его контроля.

В середине сентября они уже были в Мекке, где к этому времени собрались многие недовольные новым халифом: Умаййады, уехавшие из Медины во главе с Марваном ибн ал-Хакамом и Са‘идом иби ал-Асом, бывшие наместники Усмана Абдаллах ибн Амир (Басра) и Йа‘ла ибн Умаййа (Йемен), а также Мугира ибн Шу‘ба, покинувший Медину после того, как убедился, что Али не собирается приблизить его к себе. Была здесь, как уже говорилось, и Аиша с ее гневными выступлениями против Али.

Средневековые историки явно преувеличивают роль Аиши в организации похода против Али, превращая ее чуть ли не в главную фигуру оппозиции. Действительно, она была незаурядной женщиной, славившейся не только близостью к пророку и хранением его сунны в виде хадисов, но и личными качествами: красноречием и прекрасным знанием поэзии (могла, не задумываясь прочитать поэму в сотню строк), а главным образом – своей энергией, из-за которой прославилась в памяти потомков как «муженщина (раджула) арабов». Судьба обрекла ее, овдовевшую в 18 лет, на одиночество до конца дней, которое не компенсировалось ни богатством, ни почетом, а ее энергия не находила применения в узком кругу полудюжины вдов пророка, которые в отличие от нее имели детей и внуков от предшествующих браков, – отсюда ее желчность и резкость. Мятеж против Усмана и избрание ненавистного ей Али предоставляли возможность разрядки накопившейся и не находившей выхода энергии. Но она не сразу решилась участвовать в восстании. Талхе и аз-Зубайру пришлось ее уговаривать. Недовольные, собравшиеся в Мекке, не имели единого плана действий. Абдаллах ибн Амир убедил всех идти в Басру, где он несколько лет был наместником и, по его словам, имел сторонников.

Даже согласившись, Аиша не решалась ехать одна среди мужчин, что было особенно неприлично вдове пророка, и пыталась уговорить Умм Саламу сопровождать ее. Однако Умм Салама, старейшая из вдов пророка по возрасту и стажу в исламе, дала ей резкую отповедь, напомнив, что Аиша при жизни Усмана насмехалась над ним и порочила его, а теперь хочет выступить мстительницей за него. Потерпев неудачу у Умм Саламы, Аиша уговорила поехать с ней другую вдову пророка, дочь Умара Хафсу, с которой была очень дружна, но брат Хафсы, Абдаррахман, запретил ей вмешиваться не в свое дело, и Аише пришлось решиться на путешествие с мужчинами. Талхе и аз-Зубайру удалось собрать вокруг себя около 700 человек, среди которых было много бедняков, не имевших ни верховых животных, ни оружия. Богатые участники похода обеспечили их верблюдами. Отряд вышел в ночь, стараясь изобразить обычный караван путешественников. Эта маскировка никого не могла обмануть, тем более что Умм Салама отправила со своим сыном Умаром письмо Али с сообщением о подготовке похода. Независимо от нее сообщение о подготовке выступления отправила и Умм Фадл, вдова Аббаса.

Отойдя на два дневных перехода, Талха и аз-Зу-байр устроили смотр войску перед дальним походом и отослали несовершеннолетних; вдовы пророка, поехавшие проводить Аишу, вдоволь поплакали и вернулись в Мекку.

Известия о переходе недовольных к решительным действиям застали Али за подготовкой похода на Сирию. Сбор войска шел туго. Лишь остатки мятежников, активно содействовавших его приходу к власти, с готовностью откликнулись на призыв участвовать в походе. Мединцы же, особенно знатные ансары, не горели желанием сражаться с собратьями по вере. Такая важная политическая фигура, как Са‘д ибн Абу Ваккас, ответил, что пойдет с Али, если тот даст ему меч, который сам отличит истинно верующего от неверующего, а Мухаммад ибн Маслама сказал, что, следуя завету пророка не сражаться с мусульманами, сломал накануне свой меч о скалу на горе Ухуд. В результате в Медине и ее округе нашлось всего шестьсот-семьсот добровольцев.

Ансары были против ухода Али из Медины. Укба ибн Амир от их лица убеждал Али последовать примеру Умара и назначить командующим какого-нибудь авторитетного человека.

С войском, собиравшимся для похода на Сирию, Али вышел на перехват мекканских мятежников. На выезде из Медины его остановил Абдаллах ибн Садам и умолял не покидать Медину, иначе из нее навсегда уйдет власть над исламом, но Али был непреклонен. Выступление Али из Медины можно приблизительно датировать концом раби 1/24–25 сентября 656 г. Узнав, что мятежники направляются на Басру по западной дороге, он рассчитывал перехватить их в ар-Рабазе, обнаружил, что они уже миновали ее и повернули на восток и теперь их догнать невозможно, а двигаться за ними следом до Басры, где они могли значительно пополнить свои ряды, и вступать в бой с наличными силами было бессмысленно. Ждать подкреплений из Медины было бесполезно. Найти их можно было только в Куфе. Настроения ее жителей были неоднозначны, а наместник холодно относился к новому халифу. Поэтому Али решил остаться в ар-Рабазе, пока не уверится в поддержке со стороны куфийцев. В Куфу к Абу Мусе с призывом помочь в борьбе с клятвопреступниками был послан племянник Са‘да ибн Абу Ваккаса, хорошо известный куфийцам победитель персов под Джалула. Для того чтобы обернуться в два конца, гонцу требовалось около 20 дней. Али использовал это время для того, чтобы доставить из Медины недостающее снаряжение и вооружение.

 

Борьба за Басру

В конце первой декады октября Талха, аз-Зубайр и Аиша с отрядом, выросшим по пути до 3 000 человек, подошли к Басре и встали лагерем в ал-Хуфайре в 3 фарсахах (около 18 км) южнее города. Усман ибн Хунайф послал к ним для выяснения их намерений двух авторитетных басрийцев – сподвижников пророка Имрана ибн ал-Хусайна, неоднократно замещавшего Абу Мусу в бытность его наместником Басры, и Абу-л-Асвада ад-Дуали.

Обе стороны обменялись взаимными упреками и не добились никакого результата.

Вернувшись, посланцы сообщили Усману ибн Хунайфу о безрезультатности переговоров, и он решил напасть на мятежников первым. Поднятые кличем глашатаев, басрийцы собрались на площади около главной мечети. Абу-л-Асвад рассказал о переговорах и предупредил об угрозе со стороны прибывших. Собравшиеся выслушали его и двинулись к Мирбаду, южному пригороду Басры. Здесь на обширном пространстве, где останавливались караваны, к прибывшим присоединились жители пригорода, которые изменили общее настроение толпы. Одному из ораторов, начавшему убеждать, что прибывших из Мекки надо туда же и прогнать, не дали говорить, а другого за подобные призывы забросали камнями.

В этот момент в Мирбаде появились вожди мятежников. Талха начал свою речь с восхваления достоинств покойного халифа, который поначалу был достойным преемником Абу Бакра и Умара, но потом перестал считаться с людьми и превратился в притеснителя. Тогда люди восстали и, забыв о боге и благочестии, убили его, когда он уже исправился. «И вот, мы пришли к вам, о люди, добиваясь мести за кровь Усмана, и зовем вас добиваться мести за его кровь. А мы, если Аллах позволит нам, убьем его убийц и предоставим это дело совету (шура) мусульман, ведь власть любого, кто возьмет ее самовольно, без одобрения (рида) всех людей и без совета с ними, будет властью захватнической и изобилующей неприятностями». То же говорил и аз-Зубайр. На возмущенный вопрос, как могут они выступать против человека, которому присягнули, последовал ответ, что присягу приносили под угрозой смерти.

Мнения толпы разделились: одни одобряли сказанное, другие возмущались. Шум толпы перекрыл пронзительный голос Аиши: «Эй, люди! Кончайте крик и замолчите!» В наступившей тишине она повторила прежние доводы, что Усман совершал ошибки, но раскаялся и был убит уже безгрешным, и каковы бы ни были его ошибки, они не позволяли пролить его кровь. Она закончила речь тем же обещанием наказать убийц и созвать совет. Речь Аиши подлила масла в огонь. Одни ее одобряли, другие кричали, что женщине нечего встревать в такие дела – ей надо сидеть дома. Началась потасовка, в ход пошли камни и сандалии (ухваченные за длинные завязки, они служили таким же подручным оружием, как армейские пояса с бляхами в наши дни). С этого момента горожане открыто распались на две партии, и город оказался разделенным на две части: центр оставался в руках наместника, а южные пригороды приняли сторону его противников.

Такое двоевластие не могло длиться долго. Вскоре Талха и аз-Зубайр вознамерились полностью овладеть городом. Мятежники столкнулись у начала плотной городской застройки со стражниками Усмана ибн Хунайфа и его сторонниками, а когда углубились в город, с крыш домов их начали забрасывать камнями. Перевес сторонникам наместника обеспечило участие на их стороне конницы. Сражение прекратилось только с наступлением темноты. Наместник со своей охраной ушел во дворец, а поддерживавшее его племенное ополчение разошлось по домам. Ночью к Талхе пришел Абу-л-Джарба Асим ат-Тамими, руководивший разбивкой Басры при ее основании. Он указал обходный путь в центр города по дамбе. Утром неожиданно для Усмана ибн Хунайфа противник оказался около центральных провиантских складов. В завязавшемся сражении наместник стал одерживать верх, и Талха предложил заключить мирное соглашение.

По договору обе стороны должны были оставаться там, где находились в момент заключения договора и не нападать друг на друга. В Медину направлялся гонец, который должен был узнать, присягали ли Талха и аз-Зубайр по принуждению или добровольно, и в зависимости решать, что делать.

Талха и аз-Зубайр прекрасно понимали: с чем бы ни вернулся Ка‘б из Медины, окончательное решение все равно будет принято силой оружия. До тех пор перевес был на стороне наместника, которого поддерживала хорошо вооруженная конница, но основная часть воинов племенных ополчений, получавших жалованье, оставалась пока в стороне от схватки. Талха и аз-Зубайр направили послания вождям племенных объединений и племенной знати с призывом присоединиться к ним. Откликнулись все, кроме ал-Ахнафа ибн Кайса, вождя кайситов, который заявил о своем нейтралитете.

Пока шла эта борьба за преобладание в Басре, в Куфу прибыл Хашим ибн Утба с посланием Али Абу Мусе, в котором предлагалось поднять куфийцев и выступить против мятежников. Абу Муса, не желая втягиваться в междоусобицу, задержал посланца и не позволил широко оповестить куфийцев об обращении Али за помощью. Хашима не выпускали из Куфы, но он нашел человека, который взялся доставить в ар-Рабазу письмо с сообщением о неудаче переговоров. Получив это известие, Али послал в Куфу своего племянника Мухаммада ибн Джа‘фара и Мухаммада ибн Абу Бакра.

Вскоре после этого, в пятницу, вероятнее всего, 28 октября, в Медину прибыл Ка‘б ибн Сур и при общем сборе молящихся в мечети задал вопрос: по принуждению или добровольно присягали Талха и аз-Зубайр. Все промолчали. Лишь Усама ибн Зайд, один из отказывавшихся присягать, вскочил и закричал: «О боже! Конечно, они присягнули только по принуждению!» Таммам ибн Аббас, оставленный Али в Медине вместо себя, приказал схватить Усаму. Но товарищи Усамы из числа сподвижников пророка поспешили вывести его из мечети. Это убедила Ка‘ба, что с присягой не все было гладко, и он поехал обратно с решением в пользу противников Али.

Этот инцидент заставил Али поспешить с походом на Басру. Он оставил ар-Рабазу и направился в сторону Куфы, к Зу-Кару, не дожидаясь известий о результатах миссии двух Мухаммадов. Этот восьмисоткилометровый поход был совершен за восемь суток. Одновременно Али написал Усману ибн Хунайфу, чтобы он выяснил возможности примирения с мятежниками. На пути к Куфе к отряду Али присоединилось 2600 человек, но этого подкрепления все равно было недостаточно для того, чтобы справиться с мятежниками, если бы к ним присоединились басрийцы.

Возвращение Ка‘ба с благоприятным для мятежников решением узаконило их претензии на власть над Басрой, и они потребовали от Усмана покинуть город. Усман возражал, что Али прислал ему иной приказ. Открытого столкновения не пришлось долго ждать. Ранним утром перед началом предрассветной молитвы аз-Зубайр явился в мечеть с группой сторонников в кольчугах, которые хорошо скрывала верхняя одежда, надетая по случаю холодного дождливого утра. Усман прошел в мечеть первым, и его стража оттеснила аз-Зубайра. Люди аз-Зубайра, в свою очередь, оттеснили Усмана. В конце концов аз-Зубайр прошел первым и провел моление, а затем распорядился схватить Усмана. Усман обнажил меч и вступил в схватку с Марваном ибн ал-Хакамом, но получил ошеломляющий удар, упал, на него набросились, выдрали бороду и волосы на голове. Его охрана из 70 пленных индусов и цыган (зутт) схватила сандалии и бежала, но их поймали и убили. Часть стражи укрылась в казнохранилище, надеясь продержаться за его крепкими стенами до прибытия Али. Их судьба оказалась столь же плачевной. Та же участь угрожала и Усману, но потом победители вспомнили о своих оставшихся в Медине родственниках, которые могли пострадать в ответ на его казнь, и ограничились временным арестом.

В тот же день началась раздача жалованья из захваченного казнохранилища и пайков (ризк). Поддерживавшие победителей получили кроме положенного жалованья еще какие-то дополнительные выдачи. Туда, где происходила раздача зерна, явился Хукайм ибн Джабала со своими людьми и потребовал выдать им пайки и восстановить Усмана ибн Хунайфа. Получив отказ, он собрал остатки собравшихся в походе на Медину.

Произошла схватка, в которой погиб Хукайм и большинство его сторонников. Укрывавшихся у родственников разыскивали и казнили. Такие массовые казни единоверцев случились впервые в истории ислама и мусульманского государства, положив начало тому ожесточению и беспощадности, без которых ни одна гражданская война не может получить развития.

После разгрома Хукайма победители сочли Усмана ибн Хунайфа неопасным для себя и позволили ему покинуть Басру. Он приехал к Али в Зу-Кар и, поведав о случившемся, печально пошутил: «Ты посылал меня старцем, а я возвратился безбородым юношей». Вести, полученные в это время из Куфы, тоже не могли обрадовать Али: Абу Муса отказывался поддержать его, пока не будут наказаны убийцы халифа, и советовал своим подопечным подумать о себе и потусторонней жизни и не втягиваться в борьбу за мирские блага.

Али послал в Куфу еще более представительную и энергичную делегацию: идеологическое воздействие должен был оказать его сын ал-Хасан, а для решительных практических действий ему был придан Аммар ибн Йасир и верный Малик ал-Аштар. Куфийские сторонники Али встретили посланцев около Кадисии и провожали их до Куфы. Учитывая прежние неудачи, посланцы обратились не к наместнику, а непосредственно к горожанам в главной мечети.

По одной версии ал-Хасан выступил в мечети, перечисляя заслуги Али и право его на халифат, приводя в частности довод, который родился в шиизме позже – что Али получил особый завет от пророка. По версии, заслуживающей большего доверия Абу Муса вышел к приехавшим, подошел к ал-Хасану и обнял его, а Аммара осыпал упреками. ал-Хасан прервал их препирательство и спросил: «Абу Муса, почему ты удерживаешь людей от нас? Клянусь Аллахом, мы хотим только все уладить. Разве можно бояться чего-то [дурного] от такого человека, как амир верующих?» Абу Муса привел высказывание пророка о необходимости воздерживаться от участия в смуте. Когда же Аммар осказал, что это относится только к самому Абу Мусе. Абу Муса поднялся на минбар и потребовал тишины. В этот момент Зайд ибн Сухан доставил письмо от Аиши, в котором она призывала куфийцев сидеть дома, и, зачитав его, заметил: «Это ей предписано сидеть дома, а нам предписано сражаться, чтобы не было смуты». На него закричали: «Эй ты, оманец! Ты украл в Джалула, и Аллах отрубил тебе [руку], а ты нападаешь на мать верующих, Аллах убьет тебя!»

Абу Муса с минбара обратился с призывом не браться за оружие и сидеть дома, закончив словами: «Поверьте моей искренности, не подозревайте меня в обмане, и сохранится в неприкосновенности ваша вера и ваша бренная жизнь, а того, кто будет виновен в этой смуте, пыл ее ввергнет в несчастья». Зайд ибн Сухан ответил ему, что он не сможет остановить выступления куфийцев, как невозможно повернуть вспять Евфрат. В разгар перепалки в мечеть вбежали два гулама Абу Мусы и сообщили, что Малик ал-Аштар захватил резиденцию и выгнал их. Абу Муса поспешил туда, но ал-Аштар не пустил его даже переночевать, и Абу Муса покинул Куфу.

Такой поворот событий заставил сторонников нейтралитета замолчать, а сомневавшихся и колебавшихся – взяться за оружие и выступить на помощь Али. Добровольцев набралось то ли семь, то ли девять с небольшим тысяч. Две с лишним тысячи из них отправились водой вниз по Евфрату, а остальные пошли сушей к Зу-Кару. Узнав о сборах куфийцев, Талха предложил совершить неожиданное ночное нападение на лагерь Али, пока не подошли подкрепления, но его не поддержали. Али простоял в Зу-Каре в общей сложности 15 дней и в начале декабря пошел к Басре. Видимо, уже на подходе к ней он послал туда для переговоров ал-Ка‘ка‘ ибн Амра. Переговоры были бессмысленными, так как обе стороны заверяли друг друга, что их целью является наведение порядка в мусульманской общине, только понимание путей к нему было прямо противоположным. Единственное, на чем сошлись стороны, что происходящее – небывало и серьезно. Это позволило ал-Ка‘ка‘ надеяться на возможность примирения, с чем он и вернулся к Али. Басрийцы также прислали к Али несколько делегаций.

Пятого или шестого декабря Али подошел к Басре и остановился в ал-Хурайбе. Талха и аз-Зубайр покинули центр города и устроили лагерь, окопанный рвом, в пригороде аз-Завийа. В распоряжении Али было около 12000 человек, его противники располагали несколько большими силами, при этом басрийцы знали, что за их спинами родные дома и семьи, которые надо защищать, и это должно было повышать их боевой дух. Подогревая эти чувства, Талха и аз-Зубайр распространяли слухи о расправе над семьями в случае победы Али. Поэтому ал-Ахнаф ибн Кайс при посещении Али первым делом спросил, собирается ли он в случае победы обращать в рабство жен и детей побежденных. Али заверил его, что подобное недопустимо в отношении мусульман.

Три дня оба войска стояли в отдалении друг от друга, и все эти дни между соплеменниками, находившимися в разных лагерях, шел обмен посетителями, выяснявшими намерения и настроения противников. Общее настроение клонилось к примирению. Али тоже направил своим соперникам несколько посланий, рассчитывая на примирение. В четверг, 8 декабря, войска сошлись на близкое расстояние. По-видимому, к этому моменту относится встреча Али с вождями мятежников на нейтральной полосе, на виду у войск. Содержание переговоров осталось неизвестным, но похоже, что, как принято теперь выражаться, позиции переговаривающихся сторон сблизились, так как вечером Талха и аз-Зубайр созвали верхушку своих сторонников и то же сделал Али, не пригласив наиболее воинственно настроенных своих почитателей и участников осады Усмана.

Это вызвало беспокойство обойденных приглашением. В ту же ночь они собрались на тайный совет. На нем были Малик ал-Аштар и Ибн Саба, один из создателей идеи обожествления Али. Ал-Аштар четко охарактеризовал ситуацию; после долгих споров было решено спровоцировать сражение, пока еще не произошло примирение.

На исходе ночи заговорщики напали на басрийцев. Те возмутились предательством собратьев, только что заверявших в дружелюбии. Талха и аз-Зубайр стали выяснять, что случилось. Им сообщили, что куфийцы совершили ночное нападение. «Так и знали, – воскликнули они, – что Али не успокоится, пока не прольет кровь!» Они кинулись к своим воинам, которые тем временем отбросили нападавших в их расположение. Али, узнав о схватке, также не усомнился в вероломстве своих противников и стал готовиться к сражению. Оно, как обычно, началось с перебранок и перестрелки наиболее горячей молодежи, в которую втянулись и рабы, за ними в бой вступили основные силы.

Военное счастье вскоре изменило противникам Али. Наиболее энергичный и воинственный Талха в первой половине дня был ранен стрелой в ногу; стрела, видимо, перебила артерию, так как сильное кровотечение не удалось остановить, и он умер от потери крови. Скорее всего, после гибели командующего басрийцы дрогнули и стали отступать. Аз-Зубайру не удалось их остановить, и он, отчаявшись, покинул поле боя, направившись из Басры на юг к Вади ас-Сиба, и был там вскоре убит одним бедуином.

Казалось, бегство басрийцев, оставшихся без вождей, никто не сможет остановить. Вдруг, когда сторонники Али уже готовы были торжествовать победу, наступил перелом. Первая волна бежавших достигла места, где на рыжем верблюде в паланкине, обитом железом, сидела Аиша; кое-кто из них остановился, чтобы защитить «мать верующих», которая одна не покинула их; вокруг нее образовалось ядро сопротивления.

Решающая схватка разгорелась вокруг верблюда, на котором сидела Аиша, ставшего своеобразным знаменем, из-за которого вся битва получила название «битвы у верблюда» («дня верблюда»). Поэтому почти все сведения о ходе битвы состоят из рассказов о поединках около него. Здесь погибло несколько десятков человек из тех, кто по очереди держал его поводья. Один из последних на этом почетном посту, Абдаллах ибн аз-Зубайр, схватился с Маликом ал-Аштаром. Сцепившись друг с другом, они катались по земле, и Абдаллах кричал: «Убейте его вместе со мной!» Их еле разняли и развели. Наконец воинам Али удалось пробиться к верблюду и перерезать ему поджилки. Огромный верблюд со страшным ревом рухнул на землю, паланкин, утыканный стрелами, «как дикобраз», опрокинулся, накрыв собой Аишу. Падение верблюда оказалось равнозначным потере боевого знамени – битва на этом по существу закончилась. Мухаммад ибн Абу Бакр вытащил свою слегка ушибшуюся старшую сестру из-под обломков паланкина, Али выговорил ей за то, что взялась за неженское дело, и распорядился отвезти ее в дом, где она жила. Началось преследование бегущих, но Али запретил убивать тех, кто не оказывает сопротивления или укрылся в домах, а также добивать раненых, уродовать убитых и грабить дома.

Потери с обеих сторон были очень большими. Наименьшее, а потому и наиболее надежное число убитых с обеих сторон – 5000 человек. Только знатных курайшитов, павших в этой битве было 30, кроме Талхи и аз-Зубайра – Мухаммад ибн Талха, Абдаллах ибн Хаким ибн Хизам и Абдаррахман ибн Абу Салама. Всю ночь раненые тянулись с поля боя в город. Аиша послала людей подбирать раненых и приютила многих в доме, в котором жила. Там нашел временный приют и Марван ибн ал-Хакам.

Три дня Али оставался в своем лагере, пока не были похоронены все убитые. Вырыть такое количество могил было невозможно, поэтому всех, кроме курайшитов, сложили в одну большую братскую могилу, и Али прочитал над всеми молитву. Все имущество, брошенное на поле боя и в лагере басрийцев, было собрано и выставлено для обозрения, чтобы хозяева могли вернуть его себе, кроме оружия с клеймом казны. Этим необычайным жестом щедрости он хотел примирить оставшихся в живых участников битвы со своей победой.

В понедельник, 12 декабря, Али вступил в город. В речи, произнесенной в тот же день в мечети, он осудил мятежников, но после этого не предпринимал никаких преследований. Единственным реальным наказанием басрийцев оказался раздел 6 млн дирхемов, хранившихся в казне Басры, между победителями.

Али почтительно обошелся даже с одной из главных подстрекательниц смуты, Аишей, посетив ее в доме Абдаллаха ибн Халафа, погибшего в бою против него. Его вдова набросилась на Али с проклятиями, пожелав, чтобы он умер, и дети его остались сиротами, но он промолчал и, не обращая внимания на проклятия, прошел к Аише. Лишь на обратном пути, проходя через двор, заметил в ответ на возобновившуюся брань: «Я ведь не подумал открыть эти двери, – и показал на комнаты, в которых лежали раненые, – и не приказал их убить». Когда же один из сопровождавших его, желая выслужиться, сказал: «Эта женщина не уйдет от нас», тот получил резкую отповедь. Позже Али приказал наказать плетьми двух человек, произнесших у ворот дома обидные для Аиши стихи.

1 раджаба/24 декабря 656 г. Аишу отправили с почетным эскортом басрийских женщин и под присмотром ее брата Мухаммада в Мекку, где она прожила пять месяцев до следующего сезона паломничества, а потом возвратилась в Медину. По одной из версий, Аиша и Али перед отъездом обменялись изъявлениями симпатии друг к другу и Али оказал ей честь, проехав с ней несколько миль.

Кровавая драма братоубийственного сражения, участницей которой Аише довелось быть, навсегда отбили у нее охоту активно вмешиваться в политическую жизнь. Оставшиеся 22 года жизни она провела в Медине тихо и в почете, став одним из авторитетнейших передатчиков рассказов о делах и словах пророка, о которых она повествовала слушателям-мужчинам из-за завесы. И нужно отдать ей должное – ее рассказы о Мухаммаде, как ничьи другие, дают наиболее живое представление о нем как о человеке.

Али постарался сделать все возможное, чтобы излишне не озлоблять бывших врагов и привлечь на свою сторону занимавших нейтральную позицию. Так он предложил Зийаду ибн Абихи стать наместником Басры. Зийад отказался и посоветовал назначить на это место Абдаллаха ибн Аббаса. Ибн Аббас, став наместником, не забыл услугу Зийада и назначил его ведать финансами Басры.

Не простыми оказались отношения Али с наиболее восторженными почитателями, последователями Ибн Сабы. Али был потрясен, узнав позже, что Абдаллах ибн Саба утверждает, что он, Али, воплощение божества, и приказал казнить его за богохульство. Заступничество влиятельных людей вынудило его заменить казнь ссылкой.