Смерть Му‘авийи и начало политических конфликтов

Шел двадцатый год правления Му‘авийи. Годы брали свое: судя по некоторым сообщениям, восьмидесятилетний халиф, отличавшийся продуманностью решений, стал допускать промахи, которые можно объяснить скорее всего старческой неуверенностью в себе. Чувствуя это, он во время визита басрийской делегации во главе с Убайдаллахом ибн Зийадом в 679 г. пожелал, чтобы они подтвердили присягу Йазиду.

Весной 680 г. Му‘авийа занемог, стал терять силы и сильно похудел. Некоторые современники полагали, что он заразился лихорадкой от новой хорасанской невольницы, другие придумывали совершенно невероятные причины. Упоминание сильного отхаркивания скорее свидетельствует о воспалении легких. Под конец он настолько ослаб, что стал терять сознание и бредить. Готовясь к отходу в мир иной, он завещал половину своих денег казне (т. е., по идее, общинной кассе) и пожелал быть похороненным в рубахе, подаренной ему Мухаммадом, и с обрезками его ногтей, бережно подобранными полвека назад. В один из последних дней он попросил умастить его и подкрасить и через силу вышел к людям, чтобы опровергнуть слухи о безнадежном состоянии. Видимо, он боялся, что эти слухи могут вызвать политические осложнения до того, как Йазид успеет перенять бразды правления, но дождаться этого не успел и скончался в четверг 13 раджаба 60/19 апреля 680 г.

Его кончина возрождала старый спор о власти, временно погашенный договором с ал-Хасаном, молчаливо признанным затем ал-Хусайном. Взятое им обязательство не выступать против Му‘авийи и не претендовать на власть, пока тот жив, теперь становилось недействительным и ненужным, присяга Йазиду как наследнику (если ал-Хусайн ее формально принес) по сравнению с этим имела второстепенное значение, тем более что оно было обязательством перед Му‘авийей, а не перед Йазидом. Йазид не мог не понимать ответственность момента, но почему-то не был рядом с отцом в последние дни его жизни, уехав на охоту в свою любимую резиденцию в Хувварине.

Последнюю волю умирающего принял его начальник полиции ад-Даххак ибн Кайс, которому он передал власть до прибытия Йазида. На долю ад-Даххака выпало объявить о смерти халифа и организовать похороны. Впервые они проходили при большом стечении народа, честь нести погребальные носилки до Малых ворот разделили между собой курайшиты и сирийцы.

Йазид прибыл через три дня. Посетив могилу отца, он поехал во дворец и принял приближенных, принесших ему соболезнования и поздравления со вступлением во власть. Он принял присягу, щедро одарил присутствовавших, прибавил жалованье, а некоторых повысил в должности. Все наместники провинций были оставлены на своих местах и организовали присягу. Неприятностей можно было ожидать только из Медины, где находились три возможных претендента на халифство: ал-Хусайн, Абдаллах ибн аз-Зубайр и Абдаллах ибн Умар.

Йазид немедленно отправил гонца в Медину к ее наместнику ал-Валиду ибн Утбе с извещением о происшедших переменах, а к этому официальному тексту, который полагалось огласить в мечети, внизу очень мелким почерком, «как мышиное ухо», сделал приписку с распоряжением, во что бы то ни стало привести к присяге трех главных соперников.

Гонец, доставивший это послание 28 раджаба/4 мая, по его собственным словам, прибыл в Медину вечером, когда ал-Валид прекратил прием и удалился во внутренние покои. Узнав о смерти дяди, ал-Валид расплакался, не смог принять самостоятельного решения и послал за Марваном ибн ал-Хакамом. Марван сразу понял, что случилось, тотчас откликнулся на приглашение. Растерявшемуся наместнику он посоветовал немедленно вызвать Ибн аз-Зубайра и ал-Хусайна и заставить принести присягу, пока они не узнали о случившемся и не скрылись.

Чтобы не вызвать подозрений, ал-Валид послал за ними малолетнего внука Усмана, который нашел их в мечети. Отослав мальчишку сказать, что придут следом за ним, и, обменявшись мнениями, они решили, что умер халиф и от них потребуют присяги, иначе не вызвали бы в такой неурочный час. Ибн аз-Зубайр посоветовал немедленно уехать, ал-Хусайн же решил явиться в сопровождении вооруженных людей, которые в случае необходимости пришли бы ему на помощь.

Ал-Валид прочитал ал-Хусайну официальное послание и предложил присягнуть. Ал-Хусайн пожелал покойнику милости Аллаха и добавил: «Такие люди, как я, не присягают тайно, и не думаю, чтобы ты хотел получить от меня присягу тайно, в отсутствие предводителей людей». Ал-Валид подтвердил: «Конечно». – «Вот когда выйдешь к людям и призовешь их к присяге, призовешь и нас к присяге вместе со всеми». Успокоенный этим, ал-Валид отпустил его. Услышав это, Марван вскричал: «Если ты отпустишь его сейчас без присяги, то не добьешься этого никогда, пока не умножатся убитые между вами. Задержи этого человека, не дай ему выйти, пока не принесет присягу, или отруби ему голову!» ал-Хусайн вскочил и со словами: «Ты меня убьешь? Или он? Врешь, клянусь Аллахом, и грешишь!» – ушел домой. Марван обрушился на ал-Валида с упреками, а тот возражал, что отказ ал-Хусайна от присяги не заслуживает пролития его крови.

А Абдаллах ибн аз-Зубайр вовсе не удостоил наместника посещением; на все настояния и даже брань посланцев он отвечал: «Сейчас приду» – и не трогался с места. Кончилось тем, что Джа‘фар ибн аз-Зубайр пришел к ал-Валиду и сказал, чтобы брату перестали докучать и оставили в покое до утра. Тем временем Абдаллах послал сына в свое поместье в Зу-л-Хулайфе подготовить верблюдов, а глубокой ночью, когда весь город уснул, вместе с Джа‘фаром покинул дом, в Зу-л-Хулайфе они сели на верблюдов и направились в Мекку по горной дороге. Посланные утром в погоню за ними 70 всадников вернулись к вечеру ни с чем.

Весь этот день ал-Хусайн не покидал дома и отделывался обещаниями присягнуть позже, а вечером посулил («если захочет Аллах») появиться утром. Утра он дожидаться не стал, а по примеру Ибн аз-Зубайра тайно покинул Медину с сыновьями, женами, сестрами, братьями и племянниками. Это была ночь на воскресенье 30 раджаба/6 мая.

За ним не последовал только его брат, Мухаммад ибн ал-Ханафийа, сказав на прощание: «Если люди не поддержат его стремления к власти, то это не умалит его достоинства». Бегство ал-Хусайна нанесло тяжелый удар по самолюбию ал-Валида. Он арестовал сторонников Ибн аз-Зубайра, но сородичи освободили их. Йазид был разгневан попустительством ал-Валида и назначил вместо него умаййада Амра ибн Са‘ида ал-Ашдака прибывшего в Медину в рамадане (5 июня -4 июля). Он отставил прежнего начальника полиции и назначил Амра ибн аз-Зубайра, своего двоюродного брата по матери.

Хусайн и Ибн аз-Зубайр, отказываясь признать Йазида халифом, не предпринимали против него враждебных действий. Ибн аз-Зубайр ограничился тем, что отказался участвовать в общем молении, которое по должности проводил наместник халифа, и совершал отдельное моление во главе своих почитателей. О ал-Хусайне ничего подобного не известно, хотя число его сторонников в Мекке было больше, чем у Ибн аз-Зубайра.

Иначе обстояло дело в Куфе, где весть о смерти Му‘авии и отказе ал-Хусайна присягнуть его преемнику пробудила в сердцах почитателей его отца надежды на восстановление власти семьи пророка, а заодно и возвращение Куфе статуса столицы. Вскоре после этого в Куфе, в доме главы куфийских шиитов Сулаймана ибн Сурада, собрались вожди шиитов, обсудили новости и решили возобновить борьбу за халифа из рода пророка, а для этого позвать в Куфу ал-Хусайна. Тут же было составлено послание к нему, в котором звали его и обещали поддержку.

Это послание ал-Хусайн получил через месяц после появления в Мекке, 10 рамадана/14 июня 680 г. Через несколько дней прибыли новые посланцы из Куфы и привезли 53 индивидуальных и коллективных письма с выражениями преданности и призывами приехать и возглавить борьбу; поток писем на этом не прекратился, всего набралось будто бы две переметные сумы.

Хусайн не торопился с ответом, он хорошо помнил судьбу отца и брата, положившихся на обещания куфийцев. А Абдаллах ибн аз-Зубайр не мог дождаться, когда же ал-Хусайн покинет Мекку, – при сыне Али ему приходилось довольствоваться второстепенной ролью, – и убеждал его, что, имея столько сторонников, он бы непременно поехал к ним. Последней каплей, подточившей стойкость ал-Хусайна, вероятно, стало прибытие в Мекку представителя басрийских шиитов Йазида ибн Нубайта с двумя сыновьями. Обещание поддержки со стороны второй столицы Ирака укрепляло надежду на успех восстания. А тут еще пришел из Куфы отчаянный призыв поспешить: «Люди ждут тебя, и мнение их на твоей стороне. Поторопись! Поторопись, о сын дочери посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Зазеленели сады, и поспели плоды, покрылась земля травой, а деревья – листвой. Приезжай, если хочешь, ведь ты прибудешь к своему собравшемуся войску. И мир тебе и милость Аллаха и благословение, а до тебя – твоему отцу».

На этот раз ал-Хусайн решился ответить согласием, но послал с письмом своего двоюродного брата Муслима ибн Акила, чтобы он на месте убедился, соответствуют ли эти посулы истинному положению дел. В послании, врученном Муслиму для доставки и подтверждавшем его полномочия, сообщалось, что Муслим послан проверить истинность сообщений куфийцев и, если они в самом деле поддерживают ал-Хусайна, принять у них присягу.

В середине рамадана (около 20 июня) Муслим выехал из Мекки и, чтобы замаскировать истинную цель поездки, направился не прямо в Куфу, а через Медину, оттуда же – не по большой дороге, а окольными путями, на которых чуть не погиб от жажды, когда проводники сбились с дороги. 5 шаввала/9 июля он прибыл в Куфу и остановился у ал-Мухтара ибн Абу Убайда. Сюда стали приходить шииты: слушали чтение письма, плакали и клялись в верности. Сохранить многочисленные визиты в тайне от соседей было трудно, да и сами посетители, наверное, не раз проговаривались; по городу пошли слухи о посланце ал-Хусайна и дошли до наместника. Ан-Ну‘ман ибн Башир обратился к куфийцам с речью, в которой предупредил о тяжелых последствиях всяких смут, но не упомянул ни ал-Хусайна, ни Муслима и не предпринял мер для ареста Муслима. Двое приближенных упрекнули наместника за слабодушие, а затем написали Йазиду, что ан-Ну‘ман слишком слаб для своей должности.

Между тем ал-Хусайн послал письма и вождям басрийцев, в том числе ал-Ахнафу ибн Кайсу, Малику ибн Мисма‘ и некоторым другим, в которых напоминал о праве «семьи пророка» на замещение принадлежавшего пророку места в общине и обещал вести тех, кто последует за ним, праведным путем. Адресаты сохранили получение посланий в тайне даже друг от друга, лишь ал-Мунзир ибн ал-Джаруд, тесть Убайдаллаха ибн Зийада, доложил своему зятю о письме и указал на мавлу ал-Хусайна, доставившего это письмо. Мавла отказался отвечать на все вопросы и был казнен.

Это событие совпало с получением письма от халифа, в котором тот назначал Убайдаллаха ибн Зийада наместником Куфы с приказом найти и казнить Муслима, а голову прислать в Дамаск. Так Убайдаллах, подобно отцу, объединил в своих руках всю восточную половину Халифата.

Оставляя Басру на своего брата Усмана, Убайдаллах пригрозил басрийцам, что не потерпит смуты и будет казнить не только самих смутьянов, но и их родственников и старост подразделений (арифов). В Куфу он взял с собой Муслима ибн Амра ал-Бахили, привезшего приказ о назначении, нескольких знатных басрийцев, в том числе уже известного нам Шарика ибн ал-А‘вара, старого соратника Али, и вооруженный конвой. Тем временем стараниями Муслима ибн Акила несколько тысяч куфийцев (источники говорят о 12, 18 и даже 80 тысячах) присягнули ал-Хусайну, обещая положить за него жизнь. Окрыленный этим, Муслим отправил в Мекку гонца с извещением об успехе и возможности приехать в Куфу.

В эти дни, скорее всего в середине зу-л-ка‘да (16–18 августа) к Куфе подъехал Убайдаллах. В Кадисии он отделился от основного отряда и, пересев на мулицу, с закутанным лицом в сопровождении нескольких человек въехал в город под вечер со стороны, откуда ожидалось прибытие ал-Хусайна. Встречные принимали его за долгожданного имама и радостно приветствовали. Убайдаллах ехал молча, не отвечая на приветствия и с трудом сдерживая гнев. Наконец, ехавший рядом с ним Муслим ибн Амр не выдержал и на очередные благопожелания ответил: «Перестаньте! Это – ваш амир Убайдаллах ибн Зийад!»

Познакомившись таким необычным способом с настроениями куфийцев, Убайдаллах наутро обратился к ним в мечети с краткой, недвусмысленной речью:

« Так вот, амир верующих, да сохранит его Аллах, назначил меня правителем вашего города и вашего пограничъя и повелел мне восстановить справедливость для обиженных среди вас и наделить несчастных, быть добрым к тем, кто повинуется, и твердым к подозрительным и бунтующим. И я исполню его повеление относительно вас и осуществлю его предписание. Да, я благожелателен к вам и благодетелен, как щедрый отец, но у меня есть плеть и меч для тех, кто пренебрежет моим приказом и воспротивится моему распоряжению. Пусть каждый ответит за себя. Правдивость защитит тебя, а не страх».

После этого Убайдаллах перешел к решительным действиям: арифам было приказано составить списки всех приезжих, разыскиваемых, хариджитов и подозрительных; тот, у которого никто не будет записан, должен поручиться, что подозрительных действительно нет. «А тот ариф, в ирафе которого будет найден хоть один преступник против амира верующих, о котором он не дал нам знать, будет распят на воротах собственного дома, а эта ирафа будет лишена жалованья и сослана в дикие места Омана». Такой крутой поворот дел сразу охладил большинство горячих голов, еще вчера клявшихся жизнь отдать за внука пророка. Муслим побоялся навлечь беду на хозяев дома, где прожил больше месяца, и покинул его. Случайно или не случайно он оказался около дома Хани ибн Урвы ал-Муради, одного из вождей мазхиджитов, получил разрешение войти в дом и попросил у Хани покровительства (дживар). Просьба не обрадовала хозяина, но бедуинская этика не позволяла знатному человеку отказать в покровительстве вошедшему в его дом, о чем он прямо и сказал.

На некоторое время Муслим исчез из поля зрения Убайдаллаха, но настойчивые поиски в конце концов привели к дому Хани. Убайдаллах потребовал к себе Хани. Тот сначала все отрицал, но, когда ему представили неоспоримое доказательство ответил, что не может выдать гостя, попросившего убежища. Хани избили и заперли в одном из помещений резиденции. Слух об этом дошел до мазхиджитов, решивших, что Хани убит. Они стали рваться в ворота резиденции. Тогда Убайдаллах поручил кади Шурайху, пользовавшемуся в городе большим авторитетом, выйти и заверить что Хани не убит, а только задержан для выяснения наместником некоторых обстоятельств. Мазхиджиты успокоились и разошлись.

Арест Хани побудил Муслима к открытым действиям. Сразу после вызова Хани к наместнику Муслим послал Абдаллаха ибн Хазима узнать, чем кончится дело. Узнав, что Хани избили и арестовали, он поскакал к Муслиму и сообщил о случившемся. Рассказ о дальнейшем предоставим самому Ибн Хазиму. «Я первым въехал к Муслиму и увидел: во дворе собрались женщины-мурадитки и вопят: "О несчастье! О утрата!" Я вошел к Муслиму ибн Акилу с этим известием, и он приказал мне созвать его сторонников, а ими были полны окружающие дома. Ему присягнули восемнадцать тысяч, а в этих домах было четыре тысячи. Он сказал мне: "Возгласи: Помогающий, укрепи!" – и я воззвал: "Помогающий, укрепи!" И стали куфийцы созывать друг друга и собираться к нему». Муслим вручил знамена предводителям всех четырех племенных объединений Куфы. Ибн Зийад в это время произносил речь в мечети. Он услышал крики «Ибн Акил пришел!» и тотчас ушел во дворец, расположенный за южной стеной мечети. В его распоряжении оказалось тридцать своих охранников и десятка два знатных куфийцев. На площади у дворца бушевала толпа, понося самого Убайдаллаха и его отца. Убайдаллах поручил Мухаммаду ибн ал-Аш‘асу и некоторым другим выйти в город и убеждать соплеменников прекратить бунт. Посланные вскоре вернулись, приведя с собой подкрепление из верных людей. Гарнизон осажденного дворца вырос настолько, что Мухаммад ибн ал-Аш‘ас предложил сделать вылазку, Убайдаллах отверг это предложение, надеясь на действие своей агитации и угроз.

Бездействие Муслима, рассчитывавшего, что все произойдет само собой, погубило восстание – страх ссылки и лишения жалованья оказались сильнее желания потусторонней награды. К вечерней молитве с ним осталось около трехсот человек, а силы наместника значительно выросли. Увидев это, Муслим увел их от дворца, но по мере движения через город и эта горстка сторонников неудержимо таяла, и никто не предложил ему убежища.

Убайдаллах, удивленный тишиной вокруг дворца, послал людей подняться на крышу и посмотреть, в чем дело. Ему доложили, что на площади никого нет. Решили проверить, нет ли засады в мечети, оказалось – и там пусто. Тогда Убайдаллах распорядился созывать людей на ночную молитву. Когда мечеть наполнилась, он обратился к присутствующим с краткой речью: «Воистину, сын Акила – трус и дурак. Вы видели, какие произошли неповиновения и раздор. Не будет покровительства Аллаха человеку, в доме которого его найдут. А кто приведет его, тому будет выплачена цена кровной мести. Повинуйтесь Аллаху, рабы Аллаха!» Затем начальник полиции получил приказ поставить охрану в начале каждой улицы для проверки прохожих.

В это время Муслим шел на юг от Куфы и дошел до Хиры. Там он остановился около одного из домов и попросил напиться у хозяйки. Напившись, он не ушел. Женщина спросила, чего еще ему нужно, если уже напился. Муслим сказал, что его преследуют и ему нужно убежище на ночь. Женщина потребовала назвать себя; услышав, кто перед ней, она в отличие от мужчин, присягавших и заверявших в верности до гроба, не испугалась и дала ему приют. Пришедшего позже сына она просила сохранить в секрете имя человека, которому оказала гостеприимство. Однако сын наутро заявил о местонахождении Муслима, и Убайдаллах послал Мухаммада ибн ал-Аш‘аса с отрядом в несколько десятков человек арестовать его. Муслим встретил приехавших во дворе с мечом в руке и после жаркой схватки вытеснил их за ворота. Отбивая повторную атаку, Муслим получил удар по лицу, рассекший верхнюю губу, и все-таки сумел выбить всех со двора. Желавших еще раз встретиться с ним лицом к лицу не нашлось; нападавшие поднялись на крышу, стали кидать в него камни и бросили во двор связки горящего камыша. Муслим вышел на улицу и, прислонившись к стене, приготовился принять последний бой. Кажется, и здесь он еще сражался некоторое время. Рассказы о последнем бое Муслима явно страдают преувеличениями в его пользу, и трудно представить истинную картину. Длительное сопротивление может объясняться не только его мужеством и превосходным владением оружием, но и тем, что нападавшие на него не намеревались его убивать и не желали рисковать своей жизнью.

Увидев, что арест может стоить много крови, Мухаммад ибн ал-Аш‘ас стал уговаривать Муслима сдаться, гарантируя от себя сохранение жизни (аман). Обессиленный Муслим сдался. Его беспокоило только то, что ал-Хусайн, обманутый его оптимистическим письмом, может появиться в предательской Куфе, и он попросил Ибн ал-Аш‘аса сообщить ал-Хусайну, что нужно возвратиться в Мекку. Муслима доставили к Убайдаллаху. Услышав от Ибн ал-Аш‘аса, что тот гарантировал Муслиму пощаду, Убайдаллах разгневался: «Какое тебе дело до помилования?! Как будто мы посылали тебя давать ему помилование. Мы посылали тебя, чтобы ты доставил его нам!» Услышав приказ о казни, Муслим упрекнул Мухаммада ибн ал-Аш‘аса: «Если бы ты не гарантировал мне безопасность, я не сдался бы». Казнь была поручена тому человеку, который, ранив Муслима, сам получил от него удар и теперь мог отомстить. Ибн ал-Аш‘ас, искупая свою невольную вину в позорной смерти Муслима, выполнил предсмертную просьбу казненного и послал навстречу ал-Хусайну человека предупредить об опасности появления в Куфе.

Провал восстания Муслима и его гибель решили также судьбу Хани ибн Урвы. При его аресте Ибн ал-Аш‘ас выпросил у Убайдаллаха ибн Зийада помилование для него, предупреждая, что за него могут вступиться его соплеменники мазхиджигы. Но когда исчезла угроза со стороны Муслима и стало ясно, что куфийцы запуганы репрессиями, Убайдаллах приказал его казнить. Расчет наместника оказался верным: когда Хани вывели со связанными за спиной руками для казни на овечий рынок, никто из соплеменников не откликнулся на его отчаянные призывы о помощи. Лишь через некоторое время нашелся человек, который заколол копьем палача Хани. Тела Хани и Муслима были распяты на базаре, а головы отосланы халифу.

Ал-Мухтар оказался удачливее. О восстании он узнал, находясь в своем имении в ал-Хутарнии (около 30 км севернее Куфы), и поспешил принять в нем участие, но добрался до соборной мечети, когда в его провале не было никакого сомнения. Амр ибн Хурайс, командовавший отрядом, посланным защищать дворец от мятежников, предложил присоединиться к его отряду. На утро ал-Мухтар вместе со всеми явился на прием. Ибн Зийад обвинил его в участии в восстании, но Амр ибн Хурайс заверил, что он все время находился в его отряде. Отвергнуть это свидетельство Ибн Зийад не решился (Амр был главой мединцев в Куфе) и сорвал свою злобу, ударив ал-Мухтара палкой по лицу (и повредил глаз), а затем бросил в темницу. О судьбах других участников восстания и близких к Муслиму людей ничего не известно. Возможно, что публичных казней двух видных людей было достаточно, чтобы убедить всех, что Убайдаллах не остановится ни перед чем. Восстание датируется вторником или средой, 8 или 9 зу-л-хиджжа/9–10 сентября, но вероятнее всего, дата 7 зу-л-хиджжа, которое является средой.

 

Трагический поход ал-Хусаина

Полторы тысячи километров и две недели, требовавшиеся для передачи известий через гонцов, отделяли Мекку от Куфы, и когда ал-Хусайн получил от Муслима сообщение о том, что Куфа готова принять его с распростертыми объятиями, там все уже переменилось: вместо снисходительного ан-Ну‘мана ибн Башира появился непреклонный Убайдаллах, а Муслиму приходилось скрываться от него.

Ничего не зная о случившемся с Муслимом, ал-Хусайн выступил из Мекки 8 зу-л-хиджжа/9 сентября, совершив начальный обряд хаджжа, в сопровождении всех жен и детей, с двоюродными братьями и племянниками (всего с ним было 82 мужчины) и влился в общий поток паломников, двигавшийся к Арафату. Когда вдруг караван ал-Хусайна повернул влево на дорогу, которая одновременно выводила и на иракскую, и на мединскую дорогу, Амр ибн Са‘ид побоялся, что ал-Хусайн направляется в Медину, чтобы захватить ее в его отсутствие, и послал стражников остановить его. Произошла стычка, в которой обе стороны буквально схлестнулись плетями. Спутники ал-Хусайна оказались напористее, и стражники оставили их в покое.

В Тан‘име, в 10 км севернее Мекки, где расходились дороги на Медину и Ирак, ал-Хусайну повстречался караван, который вез халифу из Йемена благовония и ткани. Ал-Хусайн конфисковал груз, а сопровождавшим его предложил либо присоединиться к нему, и тогда он заплатит им то, что они должны были получить за доставку, либо возвращаться домой с оплатой проделанной части пути. Часть караванщиков согласилась присоединиться к нему.

На десятый день пути ал-Хусайн отправил гонца в Куфу с извещением о своем приближении. Только пройдя две трети пути, он узнал о судьбе Муслима. Наиболее достоверным представляется рассказ двух асадитов, которые по окончании хаджжа поехали вдогонку за ал-Хусайном, любопытствуя, чем кончится его поход. Они догнали его в Заруде и там заметили едущего из Куфы всадника, который, увидев ал-Хусайна, съехал с дороги и объехал его стороной. Асадиты обратили внимание, что ал-Хусайн хотел бы расспросить его о новостях, и погнались за проезжим. Он оказался также асадитом, охотно разговорился с соплеменниками и сообщил о гибели Муслима, добавив, что сам видел, как тела его и Хани волокли за ноги по базару. Асадиты присоединились к ал-Хусайну только на подъезде к ас-Са‘лабии, где и поведали печальную новость. Ал-Хусайн был потрясен – все рушилось, ехать в Куфу стало бессмысленно, и он уже решил было повернуть назад, но братья Муслима горели жаждой мести и потребовали идти на Куфу. Их поддержали другие, льстиво убеждая ал-Хусайна, что он не Муслим, и за ним-то куфийцы пойдут. С тяжелым сердцем ал-Хусайн продолжил путь.

Настояние братьев Муслима отомстить убийцам убедительно объясняет непонятное иначе упорство ал-Хусайна в достижении ставшей явно нереальной цели. Некоторые мусульманские исследователи объясняют это упорство решением пойти на мученическую смерть, чтобы совершить переворот в религиозном сознании мусульман, и именно это, а не достижение политической власти с самого начала было его целью.

Согласиться с этим никак нельзя. Человек, намерившийся пожертвовать собой ради идеи, не взял бы с собой жен и детей (если, конечно, психически здоров), к тому же борьба за политическую власть была в то же время и религиозной идеей восстановления справедливости, попранной врагами ислама. Ал-Хусайн потому и взял с собой всю большую семью, что опасался сделать ее заложницей в руках Умаййадов, когда он захватит Куфу и начнет открытую вооруженную борьбу против них. Действительно, ал-Хусайн начал поход, не располагая вооруженной силой, но он знал, что ему обещали помочь тысячи присягнувших куфийцев, а кроме того, он надеялся по примеру отца пополнить свой небольшой отряд за счет бедуинов. Но бедуины были более склонны присоединиться к большому войску, сулившему победу, чем к небольшой группе родственников. В пути к нему присоединились буквально единицы. При приближении к Куфе в его распоряжении было 45 конников и 100 пеших (которые, конечно, не плелись пешком позади каравана, а ехали на верблюдах). Рассчитывать на успех с такими силами было нельзя. Оставалось надеяться на чудо и уповать на Аллаха.

Вскоре после расправы с Муслимом Убайдаллах ибн Зийад выставил посты на южных подходах к Куфе для проверки выезжающих и особенно въезжающих. Одним из таких постов был задержан гонец ал-Хусайна, отправленный из вади ар-Рима к куфийцам. Его привезли к наместнику, и тот потребовал, чтобы он с крыши дворца объявил людям, что ал-Хусайн – лжец. Посланец, наоборот, ославил халифа и наместника, за что был сброшен с пятнадцатиметровой высоты. Страшные муки разбившегося оборвал какой-то куфиец ударом меча. Известие об этом привез через четыре дня посланец Мухаммада ибн ал-Аш‘аса, встретивший ал-Хусайна около Зубалы, в 320 км от Куфы.

Теперь отпала и последняя призрачная надежда, что призыв ал-Хусайна будет поддержан куфийцами. Не желая втягивать в безнадежную борьбу присоединившихся в пути, ал-Хусайн предложил всем, кто не готов идти на смерть, вернуться к семьям. И большинство покинуло его. Подступы к Куфе охраняли 4000 воинов, расставленных несколькими отрядами от Куткутаны до Кадисии и далее – до Евфрата у Хаффана, под командованием начальника полиции ал-Хусайна ибн Тамима. Зная о приближении ал-Хусайна, он выслал навстречу ему 1000 воинов под командованием ал-Хурра ибн Иазида ат-Тамими. Их встреча произошла в 100 км от Кадисии. Заметив на горизонте приближающийся отряд, ал-Хусайн хотел укрыться за горой обочь дороги, но не успел.

Ал-Хурр не проявил враждебности, а ал-Хусайн, со своей стороны, сделал жест, который должен был расположить к нему воинов ал-Хурра, проехавших по безводной пустынной дороге 75 км, – напоил их и их коней из своих запасов. Пришло время полуденной молитвы, ал-Хусайн переоделся для нее и обратился с речью к воинам ал-Хурра, объясняя, что прибыл сюда только потому, что жители Куфы призывали его, а если они против, то он вернется туда, откуда приехал. Воины не откликнулись на эту речь и предложили начать молитву. Ал-Хусайн спросил ал-Хурра, будут ли они молиться отдельно, тот ответил, что будут молиться вместе под его руководством. Затем отряды разделились, ал-Хурр ушел в палатку, а его воины уселись в тени своих животных, не выпуская поводьев из рук.

Когда спала жара, ал-Хусайн стал готовиться в путь, провел снова совместную молитву, а затем обратился к куфийцам с речью, в которой объяснил, что имеет больше прав на власть, чем нынешние притеснители, и что его призвали многочисленные письма из Куфы. Ал-Хурр ответил, что ни о каких письмах они не знают. Ал-Хусайн предъявил две переметные сумы писем. «Мы не из тех, кто писал тебе, – ответил ал-Хурр. – Нам приказано, если встретим тебя, не отпускать тебя и доставить Убайдаллаху ибн Зийаду». – «Смерть к тебе ближе, чем это», – бросил ему ал-Хусайн и стал поднимать свой караван в путь. Ал-Хурр дождался, когда проехали женщины с детьми, и предложил ал-Хусайну ехать с ним к Убайдаллаху. Ал-Хусайн только обругал его. Препирательство кончилось тем, что ал-Хурр сказал: «Мне не приказывали сражаться с тобой, а только не отпускать тебя, пока не доставлю в Куфу. Если ты отказываешься, то отправляйся своей дорогой, но не въезжай в Куфу и не возвращайся в Медину. Пусть будет среднее решение, пока я не напишу Ибн Зийаду, а ты, если хочешь, можешь написать Йазиду ибн Му‘авийи». Затем ал-Хусайну было предложено взять влево от дороги на Куфу. Так, следуя параллельно, оба отряда доехали до Узайба ал-Хиджанат, отсюда до Куфы оставалось каких-то 40 километров, но прорваться напрямую было невозможно, и ал-Хусайн решил обойти главный заслон и двинуться на север, а за ним неотступно следовал ал-Хурр.

Вечером 1 мухаррама/1 октября 680 г. ал-Хусайн достиг Каср ал-Мукатил (или Бану Мукатил), где-то за Куткутаной, и увидел там лагерь Убайдаллаха ибн ал-Хурра, бывшего соратника Му‘авийи, который из-за оскорбления, нанесенного ему Амром ибн ал-Асом, превратился во врага, а затем стал разбойничать в степи. Поддержка такого опытного бойца могла оказаться весьма полезной, и ал-Хусайн послал к нему человека пригласить к себе. Услышав о приглашении ал-Хусайна, Убайдаллах воскликнул: «Боже мой! Я из Куфы уехал только из-за того, чтобы не быть там, когда войдет ал-Хусайн. Не хочу его видеть и не хочу, чтобы он видел меня!» Узнав об отказе, ал-Хусайн обулся и сам пришел к нему с предложением соединиться, но Убайдаллах решительно отказался.

Посреди ночи, запасшись водой, ал-Хусайн поднял свой отряд и тихо двинулся на север, чтобы обогнать ал-Хурра и пройти к Куфе с другой стороны. Но утром ал-Хурр его догнал и несколько раз отражал попытки прорваться к Евфрату. К вечеру оба отряда подошли к селению Найнава у Кербелы. Здесь ал-Хурр получил приказ задержать ал-Хусайна там, где его застанет письмо, не подпускать к воде и не давать ему остановиться в укрепленном месте. Исполняя это распоряжение, ал-Хурр не позволил ал-Хусайну дойти ни до одного из трех ближайших селений, расположенных в культурной полосе. Один из соратников посоветовал ал-Хусайну напасть на ал-Хурра, пока еще не подошли подкрепления, но ал-Хусайн сказал, что первым нападать не будет, отверг он и предложение захватить ближайшее укрепленное селение на берегу Евфрата, сочтя его название дурным. Наутро это стало совсем невозможным – к Кербеле подошел с четырехтысячным войском Умар, сын Са‘да ибн Абу Ваккаса, поставленный возглавить арест и доставку ал-Хусайна к наместнику.

Для задержания семи-восьми десятков мужчин, обремененных обозом с женщинами и детьми, не требовалось такого количества воинов; совершенно очевидно, что для Ибн Зийада было важно привлечь к аресту ал-Хусайна как можно больше куфийцев, чтобы этим лишить их морального права поддерживать в дальнейшем Алидов. С этой же целью был выбран и командующий из курайшитской верхушки Куфы. Сына завоевателя Ирака совсем не привлекала позорная честь командовать арестом и, может быть, даже убийством внука пророка. Согласился он на это только потому, что Ибн Зийад пригрозил отменить его назначение наместником Реййа, если он откажется от задания. Ясно было, что Умар ибн Са‘д станет искать почетных условий сдачи для ал-Хусайна.

Умар начал с того, что послал к нему человека спросить, зачем он направляется в Куфу. Ответ был прежним: пришел по призыву куфийцев, которые писали ему. Хотя в этом не было ничего нового, Умар сообщил этот ответ Ибн Зийаду и спросил, что делать. Ибн Зийад ответил решительно и кратко: «Заставь ал-Хусайна присягнуть Йазиду ибн Му‘авийи, его и всех его спутников. Если сделает это – посмотрим, как быть». Затем, 6 или 7 мухаррама пришел приказ отрезать ал-Хусайна от воды, чтобы он так же страдал от жажды, как осажденный Усман. Прямое распоряжение Умар не мог не выполнить, и ему пришлось поставить заслон на дороге к Евфрату. Последствия этого в лагере ал-Хусайна ощутили очень скоро, и следующей же ночью ал-Хусайн поручил своему брату Аббасу с 30 конниками и 20 пешими при бурдюках прорваться к воде. Пока конники отвлекали на себя заслон, люди с бурдюками набрали воды. Обе стороны не проявили в бою большой горячности, поскольку после него оказался только один смертельно раненный.

На следующую ночь ал-Хусайн предложил Умару встретиться для переговоров. Они съехались между лагерями и, оставив свои эскорты по 20 человек на расстоянии, с которого их не могли слышать, долго беседовали друг с другом. После этой встречи Умар написал Ибн Зийаду, что ал-Хусайн согласен на три варианта: возвратиться в Мекку, уехать в какую-нибудь пограничную область и жить там рядовым мусульманином или лично встретиться с халифом для переговоров. Ибн Зийад будто бы был готов согласиться на эти условия, но Шамир Зу-Джаушан, давний соратник Му‘авийи, настоял на том, что следует требовать сдачи без всяких предварительных условий. Шамир и был послан к Умару ибн Са‘ду с приказом перейти к решительным действиям или сдать командование ему и распрощаться с наместничеством. Прибытие непримиримого Шамира расстроило Умара, еще надеявшегося на бескровное разрешение конфликта. Он упрекнул Шамира за то, что он расстроил дело, которое стало налаживаться. Шамир ответил: «А скажи-ка мне, что ты сделал? Ты исполнил приказ амира и убил его врага? А нет, так не стой между мной и этим войском». Уступать командование и наместничество Умар не пожелал и начал готовить войско к бою.

После предвечерней молитвы Умар ибн Са‘д предпринял последнюю попытку примирения и послал группу воинов с предложением сдаться. Ал-Хусайн ответил через своего брата Аббаса, что такое дело требует обдумывания, он просит отложить решение до утра.

Ночью на 10 мухаррама/10 октября люди ал-Хусайна стали готовиться к сражению: теснее составили шатры, крепко связав их веревками, чтобы защитить себя с тыла от нападения конницы, углубили находившуюся за ними ложбину или канаву, превратив в ров, и заполнили его сухим камышом и бурьяном, чтобы зажечь при нападении. У ал-Хусайна было около 80 бойцов (32 из них на конях) против 4 или 5 тысяч у Умара ибн Са‘да. При таком соотношении сил сопротивление соратников ал-Хусайна должно бы было быть подавлено за несколько минут, но для Убайдаллаха ибн Зийада желаннее была сдача ал-Хусайна, чем его смерть, к тому же в стане куфийцев было немало сочувствующих ему. Правда, среди них нашелся только один человек, который перешел на сторону ал-Хусайна после того, как войско было выстроено в боевой порядок.

Сражение началось с обычных поединков. Затем во главе кавалеристов подскакал Шамир. Ал-Хусайн приказал зажечь хворост. Шамир крикнул с издевкой: «Эй, ал-Хусайн, зачем ты поспешил разжечь огонь на этом свете, не дождавшись Судного дня?» В ответ раздалось: «Это ты, сын козятницы, больше заслуживаешь жариться в нем». Один из воинов ал-Хусайна приготовился выстрелить в Шамира, но ал-Хусайн остановил его: «Не стреляй, боюсь, как бы это не заставило их начать нападение». Видимо, он еще надеялся обойтись без большого кровопролития.

Сражение 10 мухаррама 61/10 октября 680 г., (йаум ал-‘ашура), и мученическая смерть в нем ал-Хусайна, сыгравшая важную роль в формировании шиитской идеологии, естественно, привлекала внимание к нему мусульманских (прежде всего куфийских) историков, которые собрали большое количество воспоминаний очевидцев, в которых на удивление мало фантастического элемента, вроде голосов с неба и помогающих герою ангелов. Однако этот обширный, но фрагментарный материал трудно расположить последовательно, а поэтому приходится ограничиться самым общим описанием этой странной битвы 80 человек с пятитысячной армией.

В первой половине дня на лагерь ал-Хусайна один за другим нападали небольшие конные отряды. Их каждый раз контратаковали, и куфийская кавалерия отступала, не ввязываясь в серьезные схватки. Командующий кавалерией, видя явное нежелание подчиненных сражаться, не щадя жизни, стал настаивать на введении в бой пехоты. Но командовавший ею Шабас ибн Риб‘и упорно отказывался повести ее в бой. Тогда Умар ибн Са‘д поручил ал-Хусайну ибн Тамиму возглавить отряд из 500 стрелков. Атака, по-видимому, не состоялась, но стрелки вывели из строя всех коней хусайновского отряда и убили несколько человек. Когда день переполовинился и куфийская кавалерия получила возможность беспрепятственно подъезжать к лагерю, Шамир прорвался до палатки ал-Хусайна, проткнул ее копьем и приказал поджечь. Перепуганные женщины выскочили из нее с воплями, ал-Хусайн стал позорить и проклинать его за это распоряжение. Шамир отказался от своего намерения, но не столько из-за проклятий ал-Хусайна, сколько из-за недовольства собственных воинов этим приказом. Ему было сказано, что его посылали не для войны с женщинами и детьми и что амир будет недоволен. Совершенно очевидно, что именно нежелание большинства куфийцев сражаться с внуком пророка позволило горстке бойцов ал-Хусайна продержаться полдня против подавляющих сил нападавших.

Тем не менее, во время одиночных схваток люди ал-Хусайна гибли, и приближалась неминуемая развязка. К сожалению, рассказы о финальном этапе боя разноречивы и в некоторых деталях вызывают сомнения. Он предстает в виде отдельных эпизодов, последовательность которых во времени трудно установить. Внешне наиболее связное повествование дает ад-Динавари. В его изложении ал-Хусайн после гибели своего брата Аббаса остался один перед лицом врагов. Его ударили мечом по голове, рана оказалась неопасной – ал-Хусайн лишь скинул разрубленный бурнус, ему принесли калансуву, он надел ее и поверх обвязался чалмой, взял на руки маленького сына и сел у шатра. Пущенной кем-то стрелой младенец был убит. Опечаленный ал-Хусайн продолжал сидеть, и никто не решался на него напасть. Затем он попросил напиться, ему подали чашу с водой, и в этот момент стрела ал-Хусайна ибн Нумайра влетела ему в рот. Ал-Хусайн выронил чашу и пошел по дамбе к Евфрату, ему преградили путь, и он вернулся к шатру. Здесь он был ранен стрелой в плечо, а Зур‘а ибн Шарик ударил его мечом. Ал-Хусайн инстинктивно прикрылся рукой, и удар пришелся по ней. Тут же Синан ибн Аус пронзил его копьем. Хаулий ибн Йазид пытался отрезать голову ал-Хусайна, но не смог, и дело довершил его брат.

По другой версии после рассказа о гибели младенца (названного Абдаллахом) говорится о схватках ал-Хусайна с врагами, гибели нескольких его близких, и только потом упоминается ранение в рот и попытка прорыва по дамбе на коне.

Тема жажды ал-Хусайна в этот день популярна в житийной литературе, и до наших дней в Ираке в «йаум ал-‘ашура» на бачках с водой, выставляемых для общего потребления на улицах, можно видеть надпись: «Пей и вспоминай жажду ал-Хусайна». Однако наиболее надежные источники эту тему не затрагивают. Жажда упоминается только раз, и то в связи с тем, что его ранили в момент, когда он открыл рот, чтобы напиться; не сообщается и о том, что кони были не поены перед боем. Но позже в том же материале так переставляются акценты и изменяется порядок изложения, что эта тема получает особое звучание. По-видимому, к моменту возвращения ал-Хусайна с дамбы относится рассказ о том, что ал-Хусайн оказался отделен от шатра, где помещались его жены и вся кладь, Шамиром с десятком пеших воинов. Он устыдил Шамира за попытку войти в шатер и потребовал: «Избавьте мою семью и кладь от вашего сброда и невеж!» Шамир внял его призыву и увел людей от шатра.

Это подтверждается рассказом о переодевании ал-Хусайна в ожидании гибели, когда у него осталось три или четыре человека: он надел штаны (саравил), предварительно продырявив их, чтобы никто не соблазнился снять с убитого, оставив позорно лежать с обнаженным срамом. Возникший при этом спор, что лучше надеть, показывает, что оставшиеся не участвовали в этот момент в бою.

Всем было ясно, что после гибели сыновей и братьев ал-Хусайн не сдастся и его придется убить, но все-таки убить этого израненного, фактически беспомощного человека никто не решался. Все надеялись, что это сделает кто-то другой. Наконец Шамир не выдержал и закричал: «Эй, вы! Что вы смотрите на этого человека, чтоб вас потеряли матери, убейте его!» Несколько воинов из его сопровождения бросились на ал-Хусайна. Один из них замахнулся мечом, ал-Хусайн закрылся рукой, и меч отсек ему кисть левой руки; тут же Синан ибн Анас (один из тех, кто с Шамиром намеревался войти в шатер ал-Хусайна и кого участник этой битвы, Хумайд ибн Муслим, характеризует как придурковатого поэта) пронзил его копьем и приказал Хаулию ибн Йазиду отрезать голову. У того так дрожали руки, что он ничего не смог сделать, тогда Синан сам отрезал ее.

Теперь убийц не останавливал ни страх, ни смущение. Тут же ал-Хусайн был раздет догола, стали добивать раненых и обезглавливать убитых, начался грабеж в шатрах, где укрывались женщины. С них срывали не только драгоценности, но и дорогие одежды. Подоспевший Умар ибн Са‘д остановил мародерство и потребовал вернуть личные вещи. Грабеж прекратился, но украденное никто и не подумал возвращать.

В одном из шатров лежал несовершеннолетний больной сын ал-Хусайна, Али Младший. Его спас Хумайд ибн Муслим, убедивший Шамира, что нельзя убивать несовершеннолетнего, да еще и больного. Кроме него пощадили, как несовершеннолетних, сыновей ал-Хасана – Умара и ал-Хасана. Спаслись также мавла дочери ал-Хусайна, выдавший себя за раба (а раб, как неполноправный человек, нес за все меньшую ответственность), и один из асадитов, взятый соплеменниками под покровительство на поле боя.

Голову ал-Хусайна, главный трофей, поручили доставить в Куфу Хаулию ибн Йазиду; остальные занялись погребением своих 88 павших товарищей, залечиванием ран и приведением себя в порядок, 72 убитых и обезглавленных соратника ал-Хусайна остались лежать на поле боя без погребения. Среди них было 26 ближайших родственников ал-Хусайна: три или четыре его сына, семь братьев, четыре брата Муслима ибн Акила и три его сына, три сына ал-Хасана и четыре сына Абдаллаха ибн Джа‘фара ибн Абу Талиба.

На следующий день победители отправились в обратный путь, везя с собой пленных вдов и сирот, перед которыми всю дорогу маячили вздетые на копья головы их мужей, братьев и отцов.

12 мухаррама/12 октября, в пятницу, войско возвратилось в Куфу. На приеме во дворце голову ал-Хусайна бросили к ногам Убайдаллаха, и он потыкал бамбуковой тростью в ее зубы. Старый Зайд ибн Аркам, ансар, сопровождавший пророка в 18 походах, не выдержал этого надругательства и сказал: «Убери свою палку от этих зубов! Я видел, как эти губы целовал посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует», – и залился слезами. Слова Зайда мало тронули Убайдаллаха – он был из другого поколения, которое считало, что раз уж власть дарована им Аллахом, то оправданны любые средства для ее защиты, – и он с презрением ответил: «Клянусь Аллахом, если бы это не был бред выжившего из ума старика, я отрубил бы тебе голову». Зайд покинул зал, сказав, что все они достойны презрения, если позволяют себя унижать человеку низкого происхождения. Здесь же присутствовали пленницы, из которых выделялась Зайнаб, дочь Али и Фатимы, демонстративно сидевшая в присутствии наместника. Тот не мог не заметить этого и с возмущением спросил: «Кто это такая уселась?» Зайнаб не удостоила его ответом, а потом вступила в спор, защищая правоту погибших родственников. Убайдаллах вышел из себя; приближенным пришлось напомнить ему, что женщины не отвечают за свои слова и не надо обращать внимание на ерунду, которую они говорят. Тогда он обратил внимание на Али, спросил, кто это, и приказал выяснить, достиг ли он зрелости. Страж заглянул ему под изар и сказал «да», и Убайдаллах приказал казнить его. Зайнаб вступилась: «Тогда убей и меня с ним», а Али с истинно аристократической выдержкой ответил: «Если у тебя есть родство с этими женщинами, то пошли с ними благочестивого человека сопровождать их, как полагается в исламе», – подразумевая, что он, Али, единственный здесь мужчина, правомочный по степени родства сопровождать и опекать своих родственниц.

Убайдаллах опешил, замолчал, посмотрел на пленников, потом – на приближенных и наконец изрек: «Поразительное родственное чувство!» – и распорядился отправить Али к халифу вместе с женщинами.

В мечети, где, видимо, в тот же день, в пятницу, Убайдаллах объявил о победе над «лжецом, сыном лжеца, ал-Хусайном, сыном Али» и о его гибели. В ответ один из присутствовавших, сподвижник Али, потерявший в боях оба глаза, крикнул ему, что он сам лжец и убийца сыновей пророка. Соплеменники отбили его от стражи и увели. Но все равно позже его все-таки забрали, отрубили голову и распяли на окраине Куфы.

Этим и ограничились открытые изъявления осуждения куфийцами убийства их имама, которого они сами же невольно завлекли в ловушку. Лишь по домам в кругу близких и единомышленников решались они выражать свои чувства.

Сразу же были посланы гонцы в Дамаск и Медину с извещением о победе. Медина огласилась воплями хашимиток, оплакивающих гибель многочисленных родственников, а Амр ибн Са‘ид с удовлетворением заметил: «Этот плач – за плач по Усману». Гонец, посланный к халифу, радостно доложил о поголовном истреблении врагов, но Йазид не выразил восторга, а только заметил: «Если бы я имел с ним дело, то простил бы его».

Когда пленных доставили в Дамаск (а везли их с нарочитым небрежением, на Али, например, был надет позорный железный ошейник), Йазид не знал, как с ними обращаться. Сначала он высказал Али недовольство его отцом и чуть было не отдал Фатиму, дочь Али, какому-то сирийцу без заключения брака, как рабыню (это курайшитку-то из знатного рода!), но получив полный достоинства ответ Али и гневную отповедь той же Зайнаб за то, что Йазид хочет поставить себя вне мусульманской общины, сменил гнев на милость. Трудно полностью довериться рассказам источников, но, во всяком случае, в Дамаске курайшиткам было разрешено открыто оплакать погибших, Али и Умар, сын ал-Хасана, присутствовали на трапезах халифа, а затем пленных достойно отвезли в Медину.

Гибель ал-Хусайна завершила кристаллизацию идеологии шиизма, которому до сих пор не хватало мученика. Павший герой всегда величественнее, чем живой, – он безупречен и идеален. Мученическая кончина ал-Хусайна стала для его почитателей примером, как надо бороться с безбожными правителями, не щадя жизни, и поставила его выше отца. Хотя еще при жизни стали подчеркивать то, что он сын Фатимы, т. е. прямой потомок пророка, в отличие от отца, который был лишь его двоюродным братом.

 

Мятеж Абдаллаха ибн аз-Зубайра

После отъезда ал-Хусайна из Мекки самым влиятельным человеком в ней стал Абдаллах ибн аз-Зубайр, опиравшийся на свой многочисленный клан асад и близкие к нему кланы зухра и джумах. К тому же мекканская аристократия видела в нем противовес господству Медины и Дамаска. Не присягая Йазиду, он долго не проявлял и открытой враждебности. Первое его резкое выступление, запомнившееся современникам, прозвучало после получения в Мекке известия о гибели ал-Хусайна. В нем досталось и изменникам-куфийцам, и его убийцам. Вероятно, чувства его были искренними, его и других курайшитов должно было потрясти убиение такого числа знатных соплеменников. Именно с этого момента он стал активно вербовать сторонников, тайно присягавших ему на верность. На этом этапе он не заявлял прямо своих прав на халифат, а призывал к созыву совета для избрания халифа.

Йазид поклялся сгоряча, что Ибн аз-Зубайра приведут к нему с цепью на шее, а потом будто бы прислал ему серебряную цепочку, которая не унизила бы его. В связи с этой полулегендарной цепочкой упоминаются два посольства, которые должны были склонить упрямца к присяге. Убедившись в бесплодности переговоров с Ибн аз-Зубайром, Йазид приказал наместнику Медины Амру ибн Са‘иду использовать вооруженную силу. Командовать походом на Мекку вызвался Амр ибн аз-Зубайр, который давно враждовал со своим братом Абдаллахом, оспаривая у него лидерство в родном клане бану асад.

Идея похода на Мекку не вызвала у мединцев энтузиазма. Многие воины на жалованье (джунд) предпочли выставить для участия в нем наемных заместителей. Амру удалось собрать 400 воинов джунда, некоторое число добровольцев и привлечь к участию в нем мавлов Умаййадов. Всего набралось около 2000 человек. Марван ибн ал-Хакам пытался отговорить Амра от похода, который нарушит неприкосновенность священной территории Мекки, но тот был непреклонен и сказал, что достанет Абдаллаха даже из Ка‘бы.

Весть о подготовке похода и движении отряда Амра вызвала в ответ приток в Мекку сторонников Абдаллаха ибн аз-Зубайра из соседних районов, Таифа и даже Медины. К приходу авангарда Амра из 700 человек под командованием Унайса ибн Амра ал-Аслами зубайровцы были готовы к отпору. Абдаллах ибн Сафван напал на него и разгромил: Унайс был убит, а его воины по большей части разбежались. Ту же судьбу разделил остальной отряд. Участвовавший в разгроме Амра Убайд ибн аз-Зубайр поспешил на помощь брату, взял его за руку, подвел к Абдаллаху ибн аз-Зубайру и сказал, что гарантировал ему защиту. Абдаллах заявил, что не может быть никакой защиты человеку, к которому у людей есть законные претензии, и арестовал Амра. Пострадавшие от него в Медине сторонники Абдаллаха стали требовать возмещения за незаконные наказания в виде того же количества ударов плетью или оплеух, которые они получили от него. От многочисленных бичеваний спина его не успевала заживать, загноилась, и он умер от этого, а после смерти был распят.

В провале экспедиции против Ибн аз-Зубайра был обвинен Амр ибн Са‘ида и на его место был назначен ал-Валид ибн Утба. Он вступил на пост наместника 1 зу-л-хиджжа 61/22 августа 681 г. и сразу же повел паломников в хаджж. На этот раз паломничество совершалось тремя группами: общей, во главе с ал-Валидом, группой сторонников Ибн аз-Зубайра и повстанцами из Йамамы под предводительством Наджды ибн Амира ал-Ханафи.

Возвратившись из хадджа в Медину, ал-Валид арестовал 300 мавали и рабов Амра ибн Са‘ида на том основании, что они были куплены на деньги, предназначавшиеся для жалованья, и поэтому являлись государственной собственностью. Амр выехал из Медины, а из Вади-л-Кура послал человека для организации их побега. Ночью они выломали дверь, сели в условленном месте на заранее приготовленных верблюдов и присоединились к своему хозяину и покровителю. В Дамаске Амр сумел доказать халифу, что предпринял все, что было в его силах для противодействия Ибн аз-Зубайру и получил прощение. Ал-Валид недолго продержался на посту наместника. Его место занял двоюродный брат Йазида Усман ибн Мухаммад, человек молодой и неопытный. Некоторые полагают, что таким образом Йазид пошел навстречу Ибн аз-Зубайру.

Усман ибн Мухаммад оказался в еще более трудном положении, чем его предшественники. Влияние Ибн аз-Зубайра в Хиджазе выросло, на его сторону стала переходить мусульманская аристократия. Так, Абдаррахман ибн Зайд, племянник Умара ибн ал-Хаттаба, наместник Мекки, перешел на сторону Ибн аз-Зубайра. Посланный взамен его Абдаллах ибн Му‘ин ал-Махзуми вряд ли контролировал обстановку, если Ибн аз-Зубайр смог подчинить себе Таиф, после того как там было подавлено сопротивление полусотни мавлов Умаййадов, составлявших гарнизон этого города. Тем не менее, Усман ибн Мухаммад мог беспрепятственно провести хаджж 62/18–22 августа 682 г.

Вскоре после этого Йазид пригласил к себе в Дамаск Мухаммада ибн ал-Ханафийу, который после гибели ал-Хусайна возглавил род Абу Талиба. Его позиция в тех условиях могла стать решающей для исхода борьбы с Ибн аз-Зубайром. Халиф принял его с почетом, выразил сожаление о трагической гибели ал-Хусайна и заверил, что это произошло не по его вине. Мухаммад не стал опровергать и согласился возобновить присягу Йазиду В знак признательности Йазид одарил его 300000 дирхемов для раздачи родственникам.

Таким же путем решил он привлечь сердца недовольных мединцев. Спустя месяц после возвращения из хаджа Усман ибн Мухаммад по его указанию отправил в Дамаск делегацию мединцев, в которую из влиятельных людей вошли: ал-Мунзир ибн аз-Зубайр, Абдаллах ибн Абу Амр ал-Махзуми и Абдаллах, сын Ханзалы ал-Гасили («Обмытого ангелами»), приехавший с восьмью сыновьями. После почетного приема все были щедро одарены: Абдаллах ибн Ханзала получил 100000 дирхемов, каждый из его сыновей – по 10000, остальные – по 50000, кроме денег все получили дорогие одежды и другие ценные подарки. Вместе с делегацией уехал в Медину и Мухаммад ибн ал-Ханафийа.

 

Восстание мединцев и битва на Харре

Результат посещения мединцами халифа оказался прямо противоположным тому, что он ожидал. Вместо того, чтобы преисполниться благодарностью, возвратившиеся (кроме ал-Мунзира, который из Дамаска сразу уехал в Куфу) стали с возмущением рассказывать о нечестивом поведении халифа, о его пьяных пирушках с музыкантами и певицами, о его забавах с охотничьими собаками и обезьянами. Правда, кое-кто из мединцев ехидно спрашивал, зачем же они принимали подарки от такого человека, на что Абдаллах ибн Ханзала ответил: «Чтобы укрепиться для борьбы с ним».

Эта пропаганда, конечно, не могла побудить мединцев к восстанию, как полагают некоторые исследователи, но увеличивала ряды недовольных Йазидом. Он попытался погасить недовольство, послав в Медину ансара ан-Ну‘мана ибн Вашиpa. Его призывы к единению были приняты холодно, и ансары упрекнули его за измену общему делу.

Весной 683 г. недовольство переросло в открытый конфликт. Причина была самой что ни на есть земной – земельные владения халифа. Их привилегированное положение в отношении водоснабжения и дерзкое поведение мавали халифа, обрабатывавших эти земли, и раньше вызывали конфликты, теперь они разыгрались на фоне всеобщего недовольства и ослабления власти.

Столкновения начались из-за прохода рабочих через земли бану балхарис. В течение месяца их то пропускали, то не пропускали на земли халифа. Последней каплей стало проведение через земли бану балхарис арыка для подвода дождевой воды с харры на его земли. Возмущенные этим владельцы участков заявили Ибн Мине, управляющему землями халифа в Медине, что это – новшество, которое наносит им ущерб, и прогнали его. Ибн Мина пожаловался Усману ибн Мухаммаду, тот вроде бы договорился с хозяевами, но на следующий день они снова не пустили Ибн Мину через свои владения. Тогда Усман придал ему вооруженный отряд, приказав пройти «хотя бы даже по их животам». Но на помощь балхарис пришли другие ансары и курайшиты. Стражники не решились напасть, и Ибн Мина вынужден был вернуться.

Опасаясь враждебности мединцев, Усман тайно покинул город. После его бегства мединцы публично в мечети низложили халифа: Абдаллах ибн Абу Амр вышел вперед и перед всеми скинул наземь чалму со словами: «Я скидываю Йазида, как скидываю эту чалму!». За ним последовали другие. Свергнув Йазида, мединцы не стали присягать Ибн аз-Зубайру, считая, что халиф должен быть избран советом. Пока же присягнули как амиру Абдаллаху ибн Ханзале.

Перепуганные Умаййады всем составом, с чадами и домочадцами, чуть ли не тысяча человек, перебрались в обширное подворье Марвана ибн ал-Хакама. Появляться на улицах они не решались – в них летели камни и комья земли. Марван сообщил о бедственном положении сородичей Йазиду. Йазид возмутился, что такое число мужчин даже не попыталось оказать сопротивление, и распорядился собирать войско для подавления мятежа. Командовать им было предложено Амру ибн Са‘иду ал-Ашдаку, который отказался, не желая сражаться с курайшитами. И поход пришлось возглавить старому и больному Муслиму ибн Укбе. Для привлечения добровольцев было объявлено, что каждый получит сразу на руки годовое жалованье и «пособие» (ма‘уна) в 100 динаров. Набралось около 5000 человек. Йазид приказал Муслиму ибн Укбе дать мединцам три дня на размышление, а затем атаковать, захватить город и отдать войску на три дня для разграбления.

Узнав о подготовке сирийцев к походу, мединцы изгнали из города Умаййадов, заставив их поклясться перед минбаром пророка, что не присоединятся к сиримской армии и не будут помогать ей советами. Мединцы подновили ров, выкопанный при Мухаммаде, и разделили линию обороны на четыре сектора – между ансарами, мухаджирами-курайшитами, мухаджарами-некурайшитами и мавлами. Проходы между домами были заложены. На все это ушло 15 дней.

Достигув Вади-л-Кура, где обосновались изгнанные Умаййады, Муслим предложил им присоединиться к войску и послужить проводниками, но все оказались верны присяге, и только Марван и его сын Абдалмалик согласились оказать содействие. В начале 20-х чисел августа 683 г. сирийское войско подошло к Медине. Муслим дал мединцам три дня на размышление. Мединцы ответили, что намерены сражаться. Попытки сирийцев ворваться в город с севера через ров оказались безуспешными, тогда Муслим по совету Марвана перевел войско на расположенную к востоку от города харру, а Марван повел переговоры с бану ал-харис о предоставлении прохода через их владения.

27 зу-л-хиджжа/27 августа 683 г. на границе харры и города началось сражение. Мединцы успешно противостояли атакам сирийцев и сами контратаковали их кавалерией, стараясь пробиться к Муслиму, который руководил боем, сидя в кресле или даже лежа. Сирийцы несли ощутимые потери.

В это время Марван с сотней всадников незаметно перешел через владения бану ал-харис и ворвался в город. Заслышав звуки сражения в городе, мединцы стали покидать поле боя и устремляться на защиту домов и семей. Сирийцы на их плечах ворвались в город с востока. Началось избиение разрозненных групп и отдельных мединцев, пытавшихся с оружием в руках защитить свои дома. Подавляя сопротивление, сирийцы врывались в дома, грабили их, случалось, насиловали арабок, а уж рабыням и совсем не было спуску. При этом погроме нередко слышалось презрительное: «У-у, евреи», как напоминание об иудаистском прошлом многих мединцев.

Потери мединцев были огромными, погибло 306 курайшитов и ансаров, перечисляемых поименно. Число других убитых было значительно больше, но назвать его точно невозможно – чем позднее источник, тем больше убитых в Медине. Преувеличения коснулись и описания бесчинств сирийцев в течение трех дней погрома. В частности, это касается надругательств над женщинами, одни говорят только о насилиях над рабынями, другие упоминают девственниц, родивших после этого неизвестно от кого, у автора начала XIII в. уже появляется конкретная цифра: 800 женщин, родивших от изнасилования, а у автора XV в. их становится 1000.

На четвертый день после захвата Медины Муслим созвал мединцев в мечети Куба и потребовал присягать Йазиду с условием предания в его распоряжение жизней и имущества. Формально это означало признание рабской зависимости от халифа. Несколько человек гордо отказались присягать на таких условиях и были казнены; среди них был Ма‘кил ибн Синан, сподвижник пророка, участник завоевания Мекки и битвы при Хунайне.

После двухнедельного пребывания в Медине Муслим в середине мухаррама 64/12–13 сентября 683 г. повел свое войско на Мекку. В пути Муслиму стало совсем плохо, он передал командование ал-Хусайну ибн Нумайру и умер. 27 мухаррама/25 сентября ал-Хусайн ибн Нумайр подошел к Мекке.

 

Положение на границах

Бурные политические события в Хиджазе мало затронули остальной Халифат. В Ираке порядок поддерживался твердой рукой Убайдаллаха ибн Зийада, Сирия была верным доменом Умаййадов, в Иране и Египте малочисленность арабских гарнизонов в море иноверцев заставляла мусульман сохранять внутреннее единство, необходимое для самосохранения и ведения пограничных войн.

В 61/680–81 г. Йазид сместил наместника Хорасана Абдаррахмана ибн Зийада, которого современники характеризовали как человека щедрого, но корыстного и слабого (не совершившего ни одного похода за два года). Йазид предложил оставить его, если он сдаст ему накопленные за время наместничества деньги. Абдаррахман предпочел расстаться с постом и сохранить 20 млн дирхемов. Заодно был смещен и наместник Сиджистана Ийад ибн Зийад. Наместником Хорасана и Сиджистана стал Салм ибн Зийад. Он прибыл в Басру с предписанием Убайдаллаху от халифа предоставить ему возможность отобрать лучших воинов для Хорасана. В предвидении богатой добычи басрийцы охотно записывались в поход. Из знатных басрийцев к Салму присоединились Абдаллах ибн Хазим, ал-Мухаллаб ибн Абу Суфра и Талха ибн Абдаллах.

Салм назначил своим представителем в Сиджистане Йазида ибн Зийада, а сам обосновался в Мерве и стал непосредственно управлять Хорасаном. Сразу же начались активные военные действия. Ранней весной 681 г. ал-Мухаллаб с четырьмя или шестью тысячами воинов напал на какой-то городок на юге Хорезма, в котором будто бы собирались хорасанские царьки для переговоров о совместных действиях, и получил по договору дань в 400000 дирхемов.

После этого Салм переправился через Амударью и совершил поход на Самарканд. Рассказы об этом и следующем походе путаны и полулегендарны. Салм дошел до Самарканда и получил с его царя выкуп 1–1,2 млн дирхемов. Оттуда он выслал отряд в сторону Ходжента, но отряд этот потерпел поражение. Арабам точно запомнилось только то, что жена Салма родила в походе сына, которого назвали Сугд, взяла у жены царя Согда поносить драгоценный венец и «забыла» его возвратить.

На следующий год Салм повторил поход за Амударью. Под Бухарой он встретил серьезное сопротивление: правительница Бухары, хатун, обратилась за помощью к согдийцам и тюркам. На ее призыв с большим войском прибыл некий тудун Согда, т. е. уполномоченный тюркского хакана по сбору дани. Сражение с тюркско-согдийским войском, в котором отличился командир арабского авангарда ал-Мухаллаб и был убит тудун, произошло северо-восточнее Бухары на канале Харкан-руд. Арабское войско тоже понесло тяжелые потери, и Салм не пошел на этот раз в глубь Мавераннахра.

В Сиджистане дела мусульман шли хуже. Во время первого же похода против восставших жителей Кабулистана Абу Убайда ибн Зийад был разгромлен и среди других попал в плен к победителям. Йазид ибн Зийад поспешил ему на выручку и погиб в неудачном для арабов сражении. Новому наместнику, прибывшему в 63 / 682–83 г., Талхе ибн Абдаллаху (известному также по прозвищу Талха ат-Талахат), удалось лишь выкупить Абу Убайду и других пленных за полмиллиона дирхемов. В начале 64/сентябре – октябре 683 г. Талха умер, а затем началась междоусобица.

В Синде арабы совершили в 61/680–81 г. очередные набеги на ал-Кикан, ал-Букан, Кандабил и Кусдар и вернулись с добычей.

В 681 г. возникла угроза стабильности азарбайджанской границы: был убит царь Албании (Аррана) Джуаншер, и хазары вторглись в Закавказье, чтобы отомстить за смерть зятя хакана. Правда, конфликт был быстро разрешен: хазары узнали, что преемник убитого, его племянник Вараз-Трдат, не убийца-узурпатор, а законно избранный знатью царь, не пошли дальше Утика и вернулись назад. Более того, при Вараз-Трдате установились более тесные отношения между Албанией и Хазарией, после того как миссия епископа Исраэла обратила в христианство хазарского правителя Варачана (Баланджара). Вараз-Трдата признал и Йазид, видимо, на тех же условиях, что и его предшественника.

На сиро-византийской границе военная инициатива по-прежнему принадлежала арабам. В 681 г. они, воспользовавшись тем, что император со всей армией ушел к низовьям Дуная, чтобы отразить вторжение болгар, и потерпел там сокрушительное поражение, совершили набег до Икония (Кунйа). На следующий год одному отряду удалось дойти только до Кайсарии, а второй отряд, под командованием ал-Хусайна ибн Нумайра, совершил «сирийский» поход; судя по названию, он был направлен против мардаитов-джараджима, восставших в горах севернее Антиохи.

Наиболее дерзкое военное предприятие этих лет совершил в Северной Африке Укба ибн Нафи, которого Йазид восстановил на посту наместника Ифрикии. В 681 г. Укба оставил в ал-Кайраване небольшой гарнизон для охраны семей, а сам со всем войском направился на запад, где сохранялись остатки бывших византийских владений. Первое столкновение произошло около городка Багайа (рис. 11). Укба осадил город, осада затянулась, и Укба отступился от него. После одного или двух сражений он подошел к Тахарту, где его встретило объединенное войско тахартцев и призванных ими на помощь берберов. После тяжелого сражения оно было разгромлено, и арабам открылся путь далее на запад. Не встречая сопротивления, Укба дошел до Танжера (Танджа), правитель которого, Юлиан, заключить с ним мирный договор.

Рис. 11. Ифрикийа и Магриб во второй половине VII в.

Отсюда Укба повернул на юг к главному городу края Валиле (Валубилису), разгромил встретивших его берберов, захватил город и, преследуя отступающих берберов, дошел до верховьев реки Дра, за которой начинались пески Сахары. После столкновения с санхаджами Укба повернул на северо-запад и совершил полукруг в районе между реками Сус и Тансифт от современного Марракеша до Атлантического океана. Многочисленные, хотя и победоносные бои за два года должны были значительно сократить войско Укбы, не получавшее подкреплений. В 683 г. отягощенное добычей арабское войско повернуло назад. Три четверти пути были пройдены без осложнений. В восьми днях пути от ал-Кайравана, около Тибны, Укба отослал вперед часть войска с захваченной добычей, а сам остался с 5000 воинов. Добыча, по-видимому, дошла до ал-Кайравана, но Укбе не довелось ею попользоваться. На пути от Тахуды на Укбу напал вождь местных берберов Касила, сын Камрама, принявший ислам при Абу-л-Мухаджире. Силы были неравными. Укба и Абу-л-Мухаджир погибли вместе с большей частью войска. Остатки его прорвались через Кафсу к ал-Кайравану. Одержав победу над Укбой, Касила подошел к ал-Кайравану. Как все города-лагери, он не имел оборонительных стен и не мог обороняться против превосходящего противника. Комендант города почел за благо покинуть его и увезти от опасности семьи погибших и добычу в Триполитанию.