Рождение и развитие ислама и мусульманской империи (VII-VIII вв.)

Большаков Олег Георгиевич

Глава 21. На вершине могущества

 

 

Халифат ал-Валида ибн Абдалмалика

Абдалмалик правил уже 20 лет. И он, и его брат Абдал‘азиз, который должен был наследовать, состарились, и реально встал вопрос о наследовании. Абдалмалик видел своим наследником своего старшего сына ал-Валида, но провести присягу ему значило отступиться от клятвы, данной отцу, что могло вызвать возмущение. Он пытался уговорить брата отступится от престолонаследования, но тот тоже хотел, чтобы ему наследовал его сын Абу Бакр ал-Асбаг, о чем он прямо сказал Абдалмалику. Тогда Абдалмалик потребовал от брата не оставлять в своем распоряжении все налоги Египта, а отсылать часть доходов в Дамаск. Видимо, Абдал‘азиз вместо того, чтобы делиться с халифом, просто увеличил налоги, собиравшиеся с такой жестокостью в последние годы его правления. Трудно разрешимая проблема вскоре решилась естественным путем. 1 мая 705 г. умер Абу Бакр ал-Асбаг, а через две недели убитый горем скончался и Абдал‘азиз. После этого уже ничто не мешало объявить наследниками ал-Валида и Сулаймана и провести присягу им как будущим преемникам.

Этот важный политический акт прошел без осложнений. Лишь некоторые благочестивцы поворчали, что при живом халифе нельзя приносить присягу кому-то еще. Единственный скандал произошел в Медине, где почтенный хадисовед и правовед Са‘ид ибн ал-Мусаййаб отказался присягать сыновьям, когда оставалась в силе присяга их отцу. За это наместник Медины Хишам ибн Исма‘ил приказал дать ему 50 (или 100) ударов кнутом и облить холодной водой в холодное время года. Такое позорное наказание сына сподвижника пророка было встречено мединцами с неодобрением, а Абдалмалик сказал, что либо уж нужно было отрубить голову, либо вообще оставить его в покое, но только не наказывать таким образом.

Египет не достался сыновьям Абдал‘азиза. Управлять им Абдалмалик назначил своего сына Абдаллаха, который до этого был наместником Северной Сирии и последние годы вел войну с Византией. В Египте за 20 лет правления Абдал‘азиза сложилась своя элита, с которой Абдаллаху было бы сложно управляться, и он привез с собой из Химса своих людей. Они были назначены на ключевые посты начальника гвардии, начальника полиции и главы финансового ведомства. Новый наместник привез с собой не только сирийцев, но и сирийские представления и обычаи: он запретил арабам надевать египетские бурнусы (плащи с капюшонами) и начал заменять делопроизводство с коптского языка на арабский. Делопроизводства на греческом языке это не коснулось, возможно потому, что греческий для сирийца был более привычным.

На Дальнем Западе эти перемены были встречены спокойно. Муса ибн Нусайр стоял теперь достаточно прочно на собственных ногах, и кто будет править Египтом, его уже мало беспокоило.

Между тем, начало правления Абдаллаха в Египте началось неудачно: в 705 г. вода в Ниле поднялась на 13¾ локтя, а нормальным считался подъем воды только с 16 локтей. Урожай был очень плохим, цены подскочили, начался голод, а с ним, как обычно – эпидемии. Абдаллах проявил себя не лучшим образом – покинул вверенную ему страну и уехал в Сирию.

Назначение Абдаллаха не изменило в Халифате главного – Ближний Восток, как был, так и остался доменом рода Марвана: в Египте – Абдаллах сын Абдалмалика, в Палестине – Сулайман сын Абдалмалика, в Урдунне – Абу Усман, брат Абдалмалика, в Джазире и Закавказье – Мухаммад, брат Абдалмалика, только районом ал-Балка, в южном Заиорданье управлял сакифит Мухаммад ибн Умар, но район этот был маловажен и малодоходен.

Серьезные изменения в составе действующих лиц на высшем уровне произошли и на востоке Халифата. Во-первых, ал-Хаджжаджу удалось покончить с Абдаррахманом ибн ал-Аш‘асом. Уход его за пределы мусульманских владений и отказ от вооруженной борьбы не гарантировал, что при удобном случае он не появится вновь на сцене, быстро обрастая сторонниками. В Кабулистан он уходил с пятью сотнями верных сторонников, но и среди них многих не радовала перспектива жизни среди бывших врагов, да еще и язычников. Когда отряд Ибн ал-Аш‘аса дошел до Давара, один из предводителей, некий Алкама ибн Амр, предложил отказаться от ухода к рутбилу – покровительство его ненадежно, он может склониться на уговоры ал-Хаджжаджа и выдать их, а пятью сотнями воинов еще можно захватить какой-нибудь отдаленный город и ждать там смерти ал-Хаджжаджа, а если нет – умереть в бою. Ибн ал-Аш‘ас не принял этого предложения, позволил желающим уйти и остался с несколькими десятками воинов и родственников.

Алкама рассчитал верно. Ему удалось захватить какой-то укрепленный городок на границе мусульманских владений, выдержать две осады и получить, наконец, помилование.

Ибн ал-Аш‘ас был принят с почетом и приближен к рутбилу, который, соблюдая верность обещанию, отвергал попытки ал-Хаджжаджа добиться выдачи Ибн ал-Аш‘аса. Неизвестно, сколько продолжалось безмятежное пребывание его в Кабулистане до момента, когда один человек из его окружения, связавшийся с Умарой ибн ат-Тамимом, назначенным наместником Сиджистана, и с ведома рутбила, добился через Умару письменной гарантии от ал-Хаджжаджа не нападать в течение семи (или десяти) лет и не требовать уплаты дани. Это обещание перевесило договор с Ибн ал-Аш‘асом. Он был схвачен и с двумя десятками сторонников, скованных попарно, послан к Умаре. Ибн ал-Аш‘ас не дожил до казни, по одной версии – он заболел и в дороге умер, по другой – в Бусте бросился с крыши замка вместе с товарищем по цепи и разбился. Его голову и головы его родственников были отосланы ал-Хаджжаджу, а от него – Абдалмалику. Эти события произошли в 703 или 704 г.

У ал-Хаджжаджа оставались еще две занозы. Одна дальняя – мятежник Муса ибн Абдаллах, к которому стекались все недовольные элементы Хорасана, но он, доставляя беспокойство местным владетелям Мавераннахра, не трогал мусульманские владения, другая – собственный наместник Хорасана Йазид ибн ал-Мухаллаб. К его лояльности и деятельности трудно было придраться. Он, как и отец, безоговорочно поддерживал борьбу против Ибн ал-Аш‘аса и держал Хорасан в повиновении, но был слишком авторитетен и независим, а главное – щедр в ущерб казне, что для ал-Хаджжаджа было немногим лучше мятежа.

После разгрома Абдаррахмана ибн ал-Аббаса, Йазиду пришлось взяться за подчинение Бадгиса, горной области между Гератом и Серахсом, владетель которой Низек (или Тирек) – Тархан, прекратил платить дань. Владения Тирека были крайней западной оконечностью пояса тюрко-эфталитских княжеств, протянувшихся от Памира и сохранивших неясные нам формы связи, а иногда и зависимости от тюркских каганов. Арабское вторжение в эти области заставило Тирека, как и ряд других владетелей, признать вассальную зависимость от них с условием уплаты дани и участия в их войнах при сохранении внутренней самостоятельности. Это позволяло им при любом ослаблении арабской власти в регионе отказываться от своих обязательств.

Йазид выждал, когда Тирек покинет свою хорошо укрепленную резиденцию в горах, и осадил ее. Тирек вынужден был ради спасения семьи, оставшейся в крепости, согласиться на передачу крепости со всеми богатствами Йазиду. Всю эту добычу Йазид разделил между своими воинами. Щедрость Йазида вдохновила одного поэта в его окружении на такие строки:

Одной рукой подносишь яд врагам, Другой щедроты льешь дождем богатым, Йазида щедрость можем мы сравнить Лишь с плодородьем Тигра и Евфрата.

Правление Йазида скоро вызвало недовольство ал-Хаджжаджа. В числе причин называют его отказ предпринять поход на Хорезм. Адбалмалик долго не давал согласия на смещение героя боев с азракитами, но все-таки уступил.

Основной причиной смещения было независимое поведение Йазида, своей щедростью сокращавшего поступления в казну ал-Хаджжаджа, сильно потощавшую от расходов на строительство Васита.

Сместив Йазида, ал-Хаджжадж смягчил недовольство сторонников Мухаллабидов назначением на этот пост другого сына ал-Мухаллаба, ал-Муфаддала. Обрадованный выпавшему повышению, он стал торопить брата покинуть Мерв. Йазид охладил его пыл, предупредив, что и его скоро ждет та же судьба. В раби II 85/ 12.IV-10.V.704 г. Йазид покинул Мерв и уехал в Басру.

Ал-Муфаддал начал свое правление с похода на Бадгис и захватил большую добычу, которую без остатка разделил между воинами – по 800 дирхемов на каждого. После этого он направился на усмирение Ахаруна и Шумана и добился восстановления договора. Но самым важным было уничтожение Мусы ибн Абдаллаха, последнего представителя зубайридской оппозиции Умаййадам.

Стоит отметить, что уже в это время контакты между арабами и согдийцами были достаточно тесными, арабы не воспринимались как непримиримые враги, с ними вступали в союзы, предоставляли убежище беглецам и, видимо, существовала возможность общения без переводчиков. В борьбе с Мусой объединяются согдийцы, тюрки, тибетцы и эфталиты.

В Термезе у Мусы собралось несколько тысяч участников восстания Ибн ал-Аш‘аса, избежавших гибели в боях. Хорошо укрепленный город на берегу Амударьи служил надежной опорой. Ни ал-Мухаллаб, ни Йазид не решались предпринять поход против Мусы, Ал-Муфаддал нашел для этого человека – главу тамимитов, Усмана ибн Мас‘уда, двоюродного брата которого убил Муса. Усман был заточен Йазидом, но ал-Муфаддал уговорил его забыть обиду в благодарность за предоставляемую ему возможность отомстить Мусе. Чтобы привлечь добровольцев в этот поход, им было обещано включить их в диван и платить жалование. Кроме того, ал-Муфаддал приказал своему брату Мудрику, управлявшему Балхом, присоединиться к Усману. Объединенное войско стало лагерем на острове на Амударье напротив Термеза. На призыв к совместным действиям откликнулся царь (ихшид) Согда, Тархун, участвовавший в нескольких кампаниях против Мусы, и Сабл, владетель Хуттала, который больше всего страдал от набегов Мусы.

Плотная блокада города поставила Мусу в безвыходное положение, и он решил, как прежде, отчаянной атакой сломить осаждавших. Согдийцы бежали, оставив лагерь, воины Мусы стали переносить добычу, но согдийцы возвратились, атаковали Мусу и отрезали от города. Тогда в бой вступил Усман и довершил разгром. Конь Мусы был ранен, и ему не удалось пробиться к городу его окружили и убили. Все пленные были обезглавлены, казнили и мавлов – за то, что вмешивались не в свое дело, в борьбу арабов между собой. Племянник Мусы, оставленный в городе, сдал город и получил помилование. Последний уголок, в котором теплились остатки пожара большой гражданской войны, был затушен в конце 85/704 г.

Ал-Муфаддал не добился признательности ал-Хаджжаджа. Главной причиной этого было вольное обращение с доходами, раздача всей добычи и дани своим воинам в ущерб государственной казне.

Ал-Хаджжадж решил заменить ал-Муфаддала уже известным нам Кутайбой ибн Муслимом. Кутайба в этом отношении был надежнее: он, как и ал-Хаджжадж, был кайситом, доказал свою верность в нескольких критических ситуациях, а главное – принадлежал к небольшому племени бахила и, не имея в Хорасане надежной опоры, должен был всецело зависеть от ал-Хаджжаджа и не проявлять своеволия.

Кутайба прибыл в Хорасан в сопровождении дюжины братьев на исходе зимы, когда ал-Муфаддал собирал в Мерве армию для похода за Амударью. Он арестовал ал-Муфаддала и отослал к ал-Хаджжаджу.

Ал-Хаджжадж не ограничился арестом ал-Муфаддала, смещены и арестованы были и его братья: Хабиб – с поста наместника Кирмана, и Абдалмалик – с поста начальника полиции ал-Хаджжаджа. Главным ответчиком был старший, Йазид, с него требовалось шесть или семь миллионов задолженности по Хорасану. Йазид упорно отказывался уплатить долг, его пытали, и вопли истязаемого разносились по всему дворцу. Слыша их, начала вопить сестра Йазида, Хинд, бывшая замужем за ал-Хаджжаджем, за что тот развелся с ней. Упорство Йазида заставило ал-Хаджжаджа снизить постепенно свои требования до трех миллионов, но, видимо, и эту сумму он не уплатил, так как продолжал оставаться под арестом четыре года.

Назначение Кутайбы было встречено хорасанскими арабами неоднозначно: кайситов оно обрадовало, а южных арабов расстроило: «и принялся он арестовывать тех, кто любил ал-Мухаллаба, и мучал их, и насильственно и злобно добивался от них денег».

Вряд ли эти преследования начались сразу по прибытии – до похода оставалось несколько недель, возбуждать недовольство в войске, не оглядевшись и не утвердившись на новом месте, было опасно. И свой первый поход он направил туда же, куда намеревался пойти его предшественник – в долину Сурхандарьи и Кафирнигана, о котором подробнее будет сказано несколько позднее.

Словно подводя черту под всеми переменами, происходившими в 704–705 гг., 8 ноября 705 г., на двадцатом году правления, едва достигнув шестидесятилетия, в Дамаске скончался халиф Абдалмалик. Его похоронили на кладбище у Малых ворот, и тем же вечером дамаскинцы присягнули новому халифу, ал-Валиду ибн Абдалмалику, а затем и в провинциях присяга ему прошла без всяких осложнений.

 

Ал-Валид – строитель

Новому халифу было 33 года. В юные годы его, как первенца, баловали и мать, и отец, и не слишком удручали ученьем. Это, конечно, не означает, что он не получал образования, видимо, биографы имели в виду, что он не углублялся в дебри схоластики. Он был высок, крепко сложен, слегка приплюснутый нос и оспины не уродовали его в общем приятного лица. Энергичный и грубоватый, он бывал несдержан в гневе, но не отличался бессмысленной жестокостью; впрочем, историки оценивали его неоднозначно.

Ал-Валид не стал менять высшую администрацию, доставшуюся от отца, тем более что на западе почти вся она состояла из ближайших родственников, а восток находился в надежных руках ал-Хаджжаджа. Исключением было смещение наместника Медины, Хишама ибн Исма‘ила, обесславившего себя позорным наказанием Са‘ида ибн ал-Мусаййаба. Он был смещен 28 февраля 706 г., а в марте в Медину прибыл на смену ему Умар ибн Абдал‘азиз, двоюродный брат и шурин ал-Валида, сопровождаемый караваном из 30 верблюдов, нагруженных личными вещами.

Двадцатипятилетний франт проявил неожиданную административную мудрость, сразу же собрав у себя почтенных мединцев и заверив их, что ничего не будет предпринимать без совета с ними, будет действовать по справедливости.

О политических пристрастиях и экономической политике ал-Валида мало что известно. Заметный след в памяти потомков он оставил совсем в другой сфере – страстью его было монументальное строительство. Едва взяв в свои руки власть, он принялся за возведение в Дамаске большой соборной мечети на центральной площади, где располагалась церковь Иоанна Крестителя. Неприкосновенность ее, как и 11 других церквей Дамаска, была гарантирована договором дамаскинцев с Халидом ибн ал-Валидом, поэтому сначала ал-Валид предложил христианской общине продать ее за 40000 динаров, но когда в ответ на это предложение ему предъявили грамоту, подписанную Халидом, то рассвирепел и отобрал церковь без компенсации. Эта церковь стала частью мечети, обращенной к Мекке, а площадь перед ней – двором мечети (рис. 13, 14). Для ее отделки был использован мрамор, бронза, мозаики и позолота. Эта мечеть, гордость Дамаска, несмотря на все превратности судьбы и ремонты, хорошо сохранила свой первоначальный облик. Сохранила она и главную реликвию исчезнувшей церкви – голову Иоанна Крестителя, которая доныне хранится в мечети. И не важно, что это в действительности, важно, что христианская реликвия была сохранена.

Строительство мечети было начато в 706 г. и закончено в 708 г. Для строительства мобилизовались мастера из разных городов Сирии и Египта. Греческие документы из городка Афродито (Атфих) позволяют представить условия, на которых привлекались квалифицированные работники. Округу предписывалось, какого специалиста он должен прислать на определенный срок, обеспечить его средствами на проезд и оплачивать его пребывание на стройке, однако это не было дополнительной статьей расхода для местного бюджета, так как эти расходы вычитались из налоговых обязательств округа. Указываемая в документах оплата мастеров примерно соответствует обычной для этого времени, хотя нельзя исключить, что при вольном найме можно было договориться о большей оплате. Ал-Валид не ограничился возведением пышной мечети в столице. В раби I 88/9–10.III.707 г. по его приказу была начата перестройка и расширение мечетей в Медине и, видимо, около того же времени – в Таифе. Для этих построек из Византии были выписаны несколько десятков мастеров и 40 верблюжьих вьюков смальты, выломанной из развалин античных построек. Главной проблемой, с которой столкнулся при этом Умар, была необходимость сноса жилищ вдов пророка, располагавшихся по восточной стороне мечети, которые принадлежали теперь потомкам Фатимы и родственникам Хафсы, дочери Умара ибн ал-Хаттаба. Первые решительно отказались получить предлагавшиеся им семь или восемь тысяч динаров, вторые – после долгих препирательств получили в виде компенсации особый проход в мечеть и здание невольничьего рынка. Внуку аз-Зубайра, Хубайшу ибн Абдаллаху, протесты против разрушения старой мечети стоили жизни: начальник почты сообщил ал-Валиду о его оскорбительных криках в мечети, и ал-Валид приказал дать ему 100 плетей и вылить на голову бурдюк холодной воды; дело было зимой, Хубайш не выдержал наказания и умер.

Рис. 13. Мечеть ал-Валида в Дамаске. Вид на южную стену двора

В строительстве кроме византийских мастеров были заняты и копты. При облицовке мозаикой произошел скандальный случай: один из мозаичистов изобразил свинью, и Умар казнил его, а другие мозаичисты объяснили ему, что они обычно так изображали райский сад с различными животными.

Кроме расширения и перестройки мечети Умару было предписано благоустроить дорогу паломников: подравнять переезды, построить хранилища воды и сторожевые башни. Возможно такое же предписание получил и ал-Хаджжадж относительно дорог от Куфы и Басры на Мекку.

Единственным памятником строительного бума ал-Валида осталась мечеть в Дамаске. Мединская мечеть почти полностью перестроена. От дворца ал-Валида на западном берегу Тивериадского озера сохранились лишь остатки стен, позволяющие представить планировку, да прекрасные мозаичные полы, раскопанные немецкой экспедицией в 1937 г. Есть еще, правда, баня, оставшаяся от усадебного комплекса в Заиорданье, Кусайр Амра, о которой мы еще поговорим подробнее несколько позже.

Рис. 14. Мечеть ал-Валида в Дамаске. План

Пожалуй, не столько монументальное строительство раскрывает характер ал-Валида (кто из правителей после него не старался возвеличить себя постройками), сколько его внимание к нуждам несчастных: по его приказу Умар ибн Абдал‘азиз организовал в Медине лепрозорий, в котором прокаженные получали пропитание и денежное содержание, а самому ал-Валиду приписывают обеспечение паралитиков обслугой, а слепых – поводырями. Вряд ли эти меры распространялись за пределы столицы и касались, конечно, только мусульман, но сама мысль о необходимости таких мер говорит о многом. Не приходится сомневаться, что и госпиталь с бесплатным обеспечением лекарствами, созданный ал-Хаджжаджем, возник по инициативе ал-Валида.

Все имеет оборотную сторону. Интенсивное строительство требовало не только больших средств, что заставляло поджимать налоговый пресс, но и большого количества рабочих и мастеров. Для неквалифицированных работ использовались, конечно, рабы из пленных, тысячами захватываемых в непрерывных войнах, но для квалифицированных работ требовались специалисты, а не случайные люди. Мастеров мобилизовывали в провинциях, прежде всего в Египте, мастера оттуда работали в Медине и Дамаске.

 

Первые успехи Кутайбы

Правление ал-Валида отмечено не только активным строительством. С его приходом к власти начинается вторая волна завоеваний. С появлением Кутайбы ибн Муслима в Хорасане началось систематическое и целенаправленное завоевание Мавераннахра (рис. 15).

Смотр войска перед походом показал, что в хорасанской армии всего 350 кольчуг, то есть подавляющая часть была плохо защищена в бою, из последующих событий выясняется, что и наступательным оружием хорасанцы были недостаточно обеспечены. Кутайба выступил с речью, в которой напомнил, что павшие в бою не умирают, а продолжают жить в лучшем мире вечной жизнью, а в жизни ближней, предупредил он, предстоят немалые тяготы.

Первый поход Кутайбы был направлен на княжества Ахарун и Шуман (в районе современных Гиссара и Душамбе в Таджикистане). Эта цель была намечена еще ал-Муфаддалом. Около Таликана, в 10–12 днях пути от Мерва, к нему присоединились дихканы Балха. Отсюда они сопровождали Кутайбу до Балха, где ему пришлось подавлять восстание части местного населения, вероятно возглавленного жрецом Наубехара Бармаком, жена которого была взята в плен мусульманами и досталась брату Кутайбы, Абдаллаху. После заключения мирного соглашения пленные были возвращены, возвратилась и жена Бармака, но уже беременная.

За Амударьей Кутайбу встретил царь Саганйана (Чаганйана, области в долине Сурхандарьи) Биш (Тиш, Банас) Кривой и владетель Куфтана, области в верховьях Амударьи, с дарами и символическими ключами от своих столиц в знак покорности. Биш просил Кутайбу защитить его владения от нападения владетеля Ахаруна и Шумана, Гуштаспа. Кутайба прошел вверх по Сурхандарье и осадил столицу Гуштаспа. После недолгого сопротивления Гуштасп пошел на переговоры, заключил договор и выплатил контрибуцию. Тем временем Салих ибн Муслим вторгся в область между Хутталем и Ванджирдом, где неизвестный до того Наср ибн Саййар в награду за храбрость получил селение Тенджана.

Рис. 15. Хорасан и Маверананахр

Кутайба назначил Салиха наместником Термеза и с частью войска доплыл по Амударье до Амула, а основная часть войска пошла обычным путем в обход пустыни. За такой маневр он получил выговор от ал-Хаджжаджа, напомнившего, что при наступлении командующий должен идти впереди войска, а при отходе – позади, чтобы войско не погибло.

Возвратившись в Мерв, Кутайба принялся за наведение порядка в ближних краях. Владетель Бадгиса Тирек-тархан, несмотря на удары, полученные в предыдущие годы, вновь попытался избавиться от зависимости. Что произошло – неизвестно, но в результате какого-то успешного столкновения в его руках оказались пленные-мусульмане. Кутайба добился их освобождения и потребовал, чтобы Тирек явился в Мерв для заключения договора. Тирек колебался, опасаясь вероломства, но посланный к нему мавла Абдаллаха ибн Абу Бакры Сулайм, по прозвищу «Искренний советчик», убедил его поехать. В Мерве был заключен договор вассальной зависимости, по которому Тирек должен был участвовать со своим войском в составе арабской армии, а Кутайба гарантировал невмешательство во внутренние дела его владений.

Весной 706 г. Кутайба вновь отправился в поход за Амударью, в Бухарский оазис (рис. 16). На этот раз с ним шел Тирек с бадгисцами. Это и увеличивало численность войска, и гарантировало спокойствие в Бадгисе. Войско двигалось странным маршрутом; пройдя через пустыню к Амулу, он повернул вдоль берега вверх по течению и в Замме переправился через реку. Целью похода на этот раз был значительный по масштабам того времени торговый город Пайкенд (Байкенд), жители которого, благодаря его расположению на главной магистрали Средней Азии и при отсутствии земледельческой округи, достаточной для жизни города, специализировались на дальней торговле, доходя до Китая (или, по крайней мере, до Кашгара). Город славился богатством и получил прозвище «город купцов». Тут можно было надеяться на хорошую добычу, тем более что он, судя по ряду признаков, был самоуправляющейся городской общиной, независимой от правителей Бухарского оазиса и, следовательно, должен был рассчитывать, прежде всего, на свои силы, на тысячу с небольшим вооруженных мужчин.

Пайкендцы своевременно узнали о движении арабского войска и успели призвать на помощь согдийцев и тюрок. Когда Кутайба подошел к городу и осадил его, согдийцы и тюрки отрезали ему пути сообщения с Хорасаном. В течение двух месяцев он не имел сведений о том, что происходит в центре. Используя это, бухарцы подкупили Танзара, осведомителя, работавшего на него, и тот доложил, что ал-Хаджжадж смещен и назначен новый наместник, посоветовав поскорее воротиться в Мерв. Кутайба казнил Танзара, чтобы эта весть не деморализовала армию, и подготовился к решительному сражению.

Рис. 16. Бухарский оазис

Оно началось с утра и только во второй половине дня пайкендцы, понеся большие потери, отошли в город. Кутайба начал готовить подкоп. Пайкендцы, видимо, оставшись без союзников, пошли на переговоры, сдали город. Кутайба оставил в нем небольшой гарнизон под командованием одного из своих сыновей и ушел. Едва Кутайба удалился на один или два перехода, как пайкендцы, возмущенные поведением начальника гарнизона, перебили весь гарнизон и отрезали убитым носы и уши. Узнав об этом, Кутайба вернулся, чтобы отомстить. Вторая осада длилась месяц, никто не пришел на помощь осажденным. Кутайба согнал рабочих из местного населения (?), они подвели подкоп под городскую стену, стали ставить крепления, чтобы они поддерживали стену до момента, когда их подожгут, чтобы обрушить стену. Стена обрушилась раньше, задавив 40 рабочих. Пайкендцы поняли, что им не удержаться, хотели начать переговоры, но Кутайба теперь добивался не дани и смирения, а мести – город был взят штурмом, все защитники были убиты, начался грабеж города.

Добыча была огромной: деньги, драгоценная утварь, оружие. Общая сумма добычи не указывается, зато охотно рассказывается о двух огромных жемчужинах, найденных в храме огня, принесенных, по словам жреца, двумя птицами. Золотые сосуды, идолов и украшения храма из золота и серебра переплавили на скорую руку потом выяснилось, что много ушло в шлак, стали переплавлять его вторично. Набралось будто бы 150 или 50 тысяч мискалей, то есть почти четверть тонны, если исходить из меньшей цифры.

В отличие от предшественников, Кутайба отослал, как и полагалось, пятую часть добычи ал-Хаджжаджу. Доставшаяся воинам добыча позволила хорасанской армии пополнить вооружение и обзавестись конями. Спрос повысил цены на оружие: цена копья дошла до 70 дирхемов, а меча и кольчуги по 700 дирхемов.

Увезли победители с собой и некоторое число пленных, которых потом выкупали мужья и родственники, находившиеся во время осады в отъезде по торговым делам. Благодаря им город восстановился.

Следующей весной Кутайба вновь появился в Бухарском оазисе, на этот раз под Бумиджекетом в западной части оазиса. Печальный пример Пайкенда побудил жителей этого городка заключить соглашение, не доводя дела до осады и штурма. Следующим пришла очередь Рамитана, одного из крупнейших городов оазиса. Все это произошло так быстро, что согдийцы и тюрки, которых возглавлял племянник хакана Кюль Бага Чор, настигли лишь арьергард под командованием брата Кутайбы, Абдаррахмана. Кутайба с основными силами ушел сравнительно недалеко и успел вернуться на помощь до того, как арьергард был раздавлен превосходящими по численности противником. В этом сражении отличился Тирек-Тархан, участвовавший в походе Кутайбы.

В 708 г. Кутайба продолжил завоевание Бухарского оазиса. Идя к Замму через Мерверруд и Фарйаб, он присоединял к своему войску отряды местных владетелей, среди которых был и Тирек. На этот раз за Амударьей его поджидали объединенные согдийско-тюркские войска, пришли даже отряды из Ферганы. Активное участие согдийцев в защите бухарского оазиса можно объяснить опасением за судьбу транзитной торговли, проходившей через него. Кутайба одержал верх в столкновении и двинулся на северную окраину оазиса, к Вардане. Правитель Варданы, вардан-худат, соперничавший по могуществу с бухар-худатом, встретил его с большими силами на магистральном канале Харканруд. Двухдневное сражение закончилось вничью. В следующем, 709 году, Кутайба подошел к столице оазиса, Бухаре, и осадил ее. Бухара в ту пору представляла собой чуть вытянутый с севера на юг прямоугольник, площадью около 36 га, защищенный массивной глинобитной стеной; западнее города, на расстоянии сотни метров располагалась цитадель (3,96 га) с дворцом бухар-худата. Цитадель соединялась с городом виадуком. Возможно, в ту пору пространство между городом и цитаделью было также защищено стенами. Можно думать, что в самом городе, шахристане, тогда имелись колодцы, позволявшие выдерживать длительную осаду. Понятно, что если вдвое меньший Пайкенд арабы не могли взять без длительной осады, то Бухара была для них более твердым орешком.

Пока Кутайба стоял под Бухарой, на помощь ей пришли тюрки и согдийцы, и Кутайба расположил свой лагерь так, чтобы Зеравшан прикрывал его от внезапного нападения. Здесь разыгрался эпизод, иллюстрирующий племенное соперничество в арабском войске. Аздиты получили у Кутайбы позволение атаковать тюрков одним своим племенем. Но тюрки отбросили их и даже прорывались к его лагерю. Его войско не решалось идти в новую атаку, тогда он обратился к тамимитам, соперникам аздитов, и они, хотя и без большой охоты, переправились через реку и атаковали тюрков. Воинственность войска подогрело обещание выдать каждому, кто принесет голову врага, сто дирхемов. В этом бою были ранены хакан и его сын, и тюрки отступили, а ихшид Согда Тархун предпочел вступить в переговоры и купил мир согласием платить дань. Оставшись наедине с арабской армией, бухарцы тоже вступили в переговоры и сдали город, обязавшись ежегодно выплачивать 200 или 220 тысяч дирхемов.

Успехи Кутайбы заставили Тирека опасаться, что теперь удар будет направлен против него и, получив разрешение отделиться от войска, быстрым маршем ушел в сторону Балха, а затем через Хульмский проход на восток. Он надеялся, что за зимнее время удастся поднять против арабов других владетелей Хорасана. Тем временем Тирек овладел районом Самангана-Баглана и обезопасил себя от нападения Кутайбы, поставив свой гарнизон в крепости, закрывавший проход через Хульмское ущелье. Неизвестно, на каких правах он обосновался здесь. Не исключено, что джабгу (йабгу) предоставил ему эту территорию как беглому государю. Отсюда он разослал письма с призывом восстать против арабов владетелям Мерверруда, Таликана, Фарйаба и Джузджана, и они откликнулись на его призыв. Для арабской власти в Хорасане назревала серьезная угроза.

Весной Кутайба повел свое войско через Мерверруд. Марзбан Мерверруда Базам поспешно бежал, скорее всего, тоже в Тохаристан. Кутайба захватил и казнил (распял) двух его сыновей. Владетели Фарйаба и Таликана встретили его с повинной и были прощены, владетель Джузджана не смирился и укрылся в горах. Кутайба прошел Балх, задержавшись в нем лишь на один день, торопясь быстрее пройти Хульмское ущелье. Но оно оказалось надежно прикрытым. Тирек отошел дальше на восток к Баглану. Кутайба несколько дней пытался прорваться, но крепость надежно закрывала проход. Удача пришла нежданно – к Кутайбе явился хан, правитель Самангана и Руб‘а, которого Тирек явно ущемил в его правах, и сообщил Кутайбе дорогу в обход крепости в обмен на гарантии неприкосновенности, которую получил в письменном виде. Небольшой отряд ночью внезапно напал на крепость с неожиданной стороны, ворвался в нее и перебил находящихся в ней воинов. Отряд, стоявший в ущелье, после этого разбежался, и Кутайба беспрепятственно провел свое войско через теснину. Узнав об этом, Тирек отправил свой обоз с лишним имуществом и ценностями на сохранение к кабул-шаху, а сам ушел дальше на северо-восток за реку Фаргар (Фархар) и укрепился в неприступной горной крепости Курз. Авангард с Абдаррахманом ибн Муслимом перекрыл ущелье, ведшее к крепости, а Кутайба с основным войском встал в Искимиште в двух фарсахах от Абдаррахмана. Осада затянулась на два месяца, лето перевалило за середину, дожидаться зимы и даже осени на высоте около 2000 м было рискованно, а уходить, оставив мятежника победителем – позорно. Оставался один способ – выманить его из крепости обманом, тем более что осажденные стали испытывать нехватку продовольствия и тоже тяготились затянувшейся осадой.

Кутайба прибег к помощи своего советника и посла, по-видимому неараба, Сулайма, прозванного Советчиком, который получил приказ отправиться к Тиреку и не возвращаться без него. Сулайм явился к Тиреку и стал убеждать его сдаться. Тот отвечал, что знает Кутайбу и не сомневается, что он его убьет, и прямо спросил, обещал ли Кутайба сохранение жизни. Сулайм ответил, что сам факт посольства свидетельствует о мирных намерениях амира, и добавил, что его собственные изголодавшиеся воины могут его, в конце концов, сдать Кутайбе. Между тем слуги Сулайма стали раздавать осажденным вкусную пищу, которой они давно не пробовали, и стали уговаривать Тирека сдаться. С тяжелой душой он поддался на уговоры с двух сторон, покорившись судьбе. Кутайба почему-то не взял на себя решение судьбы Тирека, послал гонца к ал-Хаджжаджу. Ответ пришел через 40 дней, в нем, видимо, решение передавалось на усмотрение Кутайбы. Кутайба три дня не мог принять решения, затем собрал совет, на котором тоже не было единого мнения, наконец Кутайба приказал казнить Тирека и его племянников, а также 700 его воинов. Причину такой нерешительности решительного в других случаях Кутайбы можно объяснить только одним – он дал в какой-то форме гарантию неприкосновенности (аман), без которой Сулайм не выманил бы Тирека из крепости.

На обратном пути Кутайба столкнулся около Таликана со сборной разноплеменной группой тюрков, разбил и рассеял их, а тела убитых для устрашения распял. Следующей жертвой стал правитель Мерверруда, Базам. Неизвестно, оказал ли он вооруженное сопротивление, сообщается только, что Кутайба казнил его вместе со старшим сыном, племянником брата и матерью. После этого все мятежные правители горных областей Хорасана поспешили к Кутайбе с повинной и были прощены. Однако взаимное недоверие и настороженность были так велики, что любое недоразумение могло привести к трагическим последствиям. Так, правитель Джузджана согласился на мирные переговоры с наместником только после того, как тот прислал заложника. Правитель прибыл в Мерв, заключил договор. Стороны обменялись заложниками. На обратном пути правитель умер. Родственники сразу же заподозрили, что его отравил Кутайба, и убили его заложника. Кутайба ответил тем же.

Пока шла борьба сначала с Тиреком, а затем с хорасанскими мятежниками, царь Ахаруна и Шумана вновь прекратил выплату дани, и весной 710 г. Кутайба направился в эту область. Царь отказался вступать в переговоры и убил посланца. Кутайба послал к нему своего брата Салиха, находившегося в дружественных отношениях с царем, обещая помилование в случае сдачи. Но и тут он остался непреклонным, надеясь на неприступность своей крепости. Кутайба осадил ее, поставил камнеметные машины и разрушил часть стены. Тогда царь вышел из крепости и дал бой осаждавшим, в котором и погиб.

Собрав добычу, Кутайба не пошел сразу в Мерв, а направился к Кешшу через Железные ворота (Байсунский перевал). Отсюда он отправил Абдаррахмана ибн Муслима к ихшиду Согда, Тархуну, за получением дани, обусловленной договором, заключенным под Бухарой.

Все источники упоминают «завоевание» Кешша и Несефа, но не говорят об осаде или, что еще показательнее, о добыче. Видимо, все ограничилось договором и получением небольшой дани. Абдаррахман дождался получения дани от Тархуна, вернул заложников и присоединился к Кутайбе, который уже стоял под Бухарой, видимо, около селения Тававис («Павлины»), где находился храм какой-то богини с павлинами в качестве священной птицы.

На сей раз Кутайба принял решительные меры для закрепления арабской власти в этом важном центре. Он утвердил царем Бухары, бухар-худатом, малолетнего царевича Тохшаду, за которого до этого правила его мать, хатун. А чтобы власть его не оспаривали никакие соперники, оставил в городе гарнизон. С 710 г. Бухара, управляемая марионеточным малолетним бухар-худатом под присмотром начальника арабского гарнизона, стала главным плацдармом для завоевания Согда.

 

Выдвижение Масламы ибн Абдалмалика

Наступление Халифата в первое пятилетие правления ал-Валида развернулось на всех направлениях.

После жестокого подавления восстания армянских нахараров Мухаммадом ибн Марваном и высылки албанского царя Шерое с группой армянской и албанской знати в Дамаск, Закавказье не доставляло беспокойства Халифату. Вместе с тем, здесь, в отличие от Хорасана, арабы не предпринимали наступательных действий – Главный Кавказский хребет надежно разделял мусульманский и немусульманский мир. Единственная военная акция, известная нам, была направлена в другую сторону: в 707 г. Мухаммад ибн Марван предпринял поход на Гилян, поручив его, по-видимому, своему сыну Марвану ибн Мухаммаду. Поход был неудачным, и поэтому лишь один арабский источник упоминает его.

Встречающиеся в некоторых исследованиях упоминания похода Масламы ибн Абдалмалика на Дербент в 707 или 708 г. основаны на хронологическом недоразумении.

Иначе обстояло дело на границе с Византией, где наступательная инициатива перешла к арабской стороне. Сообщения о военных действиях с арабской стороны очень кратки и не дают возможности проследить их направленность и масштаб. Повторяющееся под разными годами упоминание завоевания одних и тех же крепостей позволяет думать, что арабы, захватив их, не всегда укреплялись в них, уходили на зимние квартиры с добычей и пленными, а на следующее лето совершали нападение на те же укрепленные пункты. Складывается впечатление, что именно добыча, а не территория была главной целью этой непрекращающейся войны.

С приходом к власти ал-Валида в войне с византийцами выдвигается его брат Маслама. Человек, несомненно, одаренный, он не мог рассчитывать на престол, поскольку мать его была невольницей, а в арабском обществе строго блюлась чистота крови аристократических родов. Впервые мы встречаемся с ним как с командующим походом в Малую Азию в 86/705 г., еще при жизни Абдалмалика. В результате этого похода была захвачена крепость Лулу у выхода из главного горного прохода Дарб ас-Салам к Тиане и Гераклее (араб. Тувана и Харкала). В следующем году Маслама завладел крепостью Кайкам (Кикам?) у Бухайрат ал-фурсан («Озеро витязей») или города Клавдиополя (?). По другим сведениям, он встретил у Сусаны в области Масисы византийское войско и разгромил его; по другой версии, Маслама с отрядом из 1000 воинов столкнулся под Туваной с большим отрядом «арабизированных» во главе с Мамуном ал-Джурджумани, перешедшим на сторону византийцев, и разгромил его. Эти две версии, возможно, не противоречат друг другу, а описывают различные этапы боевых действий одного года. В кампании этого года отдельной группой, но под началом Масламы, принимал участие его брат Хишам.

В следующие два года главным событием была борьба за Тувану, ее упоминают и арабские и христианские источники, расходясь в датировках на год. В 88/707 г. Маслама вновь пробился к Туване, разгромив значительные силы византийцев, потерявших будто бы 40 или 50 тысяч убитыми. Арабы, по-видимому, тоже понесли серьезные потери, так как сообщается о распоряжении ал-Валида прислать из Медины 2000 воинов в подкрепление Масламе. Но мединцы были уже не те, что при Абу Бакре или Умаре – борьбе за веру с оружием в руках они предпочитали сбор рассказов о тех временах и приобретение мирских благ от торговли или землевладения – набралось только 1500 человек. Маслама осадил Тувану, взять ее к зиме не смог и, оставив часть войска под Туваной, вместе с Хишамом перезимовал в Антиохии. Император весной 708 г. послал преторов Феодора и Феофилакта с большим войском на выручку Туване. Маслама, подошедший с основными силами к городу, встретил их и разгромил к отчаянию осажденных. Думается, именно это сражение имеется в виду, когда говорится о 50000 убитых византийцев. Феофан, рассказывая об осаде Туваны (Тианы) и разгроме преторов, определяет их потери в 1000 человек, чему можно поверить – ни с арабской, ни с византийской стороны не действовали группировки, сколько-нибудь превышавшие 10000, о чем уже говорилось ранее.

Вскоре после разгрома деблокирующей армии город, выдержавший девятимесячную осаду, был взят, и все население угнано в неволю. Падение Туваны открывало арабам путь в центр Малой Азии. В 709 г. Маслама с находившимся под его командованием ал-Аббасом ибн Марваном, захватил другой важный укрепленный город в том же районе – Гераклею, а также Сурийу и Никомедию (Камудийа).

На море в 90/709 г. арабы предприняли какую-то неудачную операцию, в ходе которой командующий флотом Халид ибн Кайсан попал в плен к византийцам. Важного пленника доставили к императору тот обошелся с ним милостиво и освободил его. Этот широкий жест мог быть сигналом желания начать мирные переговоры, но он не был принят или не был понят, и военные действия в Малой Азии не прекратились.

Кампанию 710 г., начатую совместно с ал-Аббасом, Масламе не пришлось довести до конца. Видимо, Юстиниан, разочаровавшись склонить арабов к примирению, обратился за помощью к своему союзнику и тестю, хазарскому хакану, и в этом году в Арран хлынули полчища хазар, которых будто бы было 80000. Удар с тыла достиг цели: Маслама был переброшен из Малой Азии в Закавказье, на его месте остался Абдал‘азиз ибн Валид, и военные действия на этом фронте утратили прежнюю активность. Одновременно Маслама сменил Мухаммада ибн Марвана на посту наместника северных провинций, что развязывало ему руки в борьбе против хазар. Масламе, по-видимому, пришлось сначала подавить какие-то волнения в Азарбайджане и оттуда направиться в сторону Дербента. Сведения об этом походе и взятии Дербента явно легендарны, и мы на них не будем останавливаться. Отсутствие упоминаний о громких победах и множестве поверженных врагов позволяет предполагать, что хазары, удовлетворившись захваченной в Арране добычей, без особого сопротивления ушли к зиме на родные пастбища, а Маслама в основном занимался завоеванием укрепленных резиденций мелких местных владетелей.

Результатом похода Масламы стало укрепление власти Халифата к северу от Куры, позволившее наместнику Арминии Абдал‘азизу ибн Хатиму перенести свою резеденцию в Партав (Барда‘а). Неизвестно, как долго оставался Маслама наместником беспокойного края – о его смещении сведений нет и во всех последующих событиях он выступает как лучший арабский полководец своего времени, а не как администратор. Невольно возникает ощущение, что он был из числа тех полководцев, которые неоценимы для высшей власти на поле боя, но опасны и нежеланны по соседству с государственным кормилом.

 

Продвижение в Магрибе

На западе арабской армии противостояло не мощная армия единого государства, как в Малой Азии, а отдельные, хотя и многочисленные племенные ополчения берберов, сокрушаемые поодиночке, или отдельные укрепленные города. Муса ибн Нусайр уже не нуждался в помощи из Египта и чувствовал себя совершенно независимым наместником. Пока был жив Абдал‘азиз, Муса, обязанный ему назначением и многим другим, сохранял лояльность, но с его смертью положение изменилось – новому наместнику Египта он не был ничем обязан и мог его игнорировать: он прекратил отчитываться перед ним, сносясь непосредственно с Абдалмаликом. Оскорбленный Абдаллах направил Мусе послание с упреками в неблагодарности за благодеяния, оказанные Бишром и Абдал‘азизом, и с угрозой сместить его. Муса прекрасно сознавал свою недосягаемость и независимость от помощи Египта деньгами или людьми и ответил, что не Абдаллах оказывал эти благодеяния и не ему решать его судьбу, а повелителю верующих. Абдаллах пожаловался отцу, переслав текст переписки, но Абдалмалик не успел познакомиться с жалобой, а ал-Валид, прочитав ее, только посмеялся и оставил все, как есть. Да и зачем ему было смещать победоносного наместника, принесшего присягу и присылающего богатый хумс и дары.

В самом начале 706 г. Муса послал Зур‘у ибн Абу Мудрика против берберов племени масмуда, обитавших в западных отрогах Атласа. Масмуда вступили в переговоры, и их вожди прибыли в Кайраван для заключения договора, подкрепленного оставлением заложников. Заложники различных племен, содержавшиеся в Кайраване в резиденции наместника на почетных условиях и постоянно общавшиеся с мусульманами, сами становились потом проводниками новой религии у соплеменников. И в силу договоров, и по религиозным убеждениям берберы очень скоро стали значительной силой в мусульманском войске.

В 87/706 г. в Кайраван прибыло из Египта последнее подкрепление во главе с Абдаллахом ибн Муррой. По всей видимости, это был не отряд воинов, состоявших на жаловании, а группа добровольцев, которые, наряду с желанием сражаться за веру, могли иметь желание покинуть Египет из-за начавшегося голода.

Успех первых морских набегов на Сицилию и ближайшие острова вдохновил Мусу на более дальние рейды. В том же 706 г. было совершено нападение на Сардинию. В 707 г. крупные операции не упоминаются. Видимо, после сдачи масмуда и далекого продвижения на запад требовалось время для закрепления на новой территории: поставить гарнизоны, подавить остающиеся мелкие очаги сопротивления.

Крупные операции возобновились в 89/708 г. Укрепив свои позиции в области масмуда, Муса направил своего сына Марвана с пятью тысячами воинов на жаловании покорить Дальний Сус, область на крайнем юго-западе современного Марокко. «Царь» (малик) вышел навстречу ему с большим войском, но погиб во время сражения, его войско рассеялось, и край стал легкой добычей Марвана, который, кроме всего прочего, увел будто бы 40000 пленных. В то же время Абдаллах совершил набег на Балеарские острова, а на обратном пути напал на крепость Нивала в Мурсии и захватил ее.

В 708–709 гг. мавла Мусы, Тарик ибн Зийад, вел завоевание крайнего северного полуострова Магриба с главным городом Танжер. Правитель соседней Сеуты признал вассальную зависимость от мусульман, сохранив свои владения. Правитель Сеуты, по сведениям арабских источников, носил имя Юлиан, то же, что и правитель Танжера, упоминаемый в связи с походом Укбы ибн Нафи в 682 г. Одно и то же имя, очень близко расположенные столицы, позволяют допустить, что перед нами одно и то же лицо, лишь на 28 лет старше. От Юлиана, который должен был хорошо знать ситуацию в вестготском королевстве, Тарик мог получить информацию о междоусобице в богатой стране, отделенной от Африки лишь узким проливом. Только что умер король Витица, передав власть своему сыну Ахиле, губернатору Септиманы (Южная Галлия со столицей в Нарбонне) и Тарраконы (Каталония). Пользуясь его отсутствием на полуострове, губернатор Бетики (с резиденцией в Кордове) Родерик, занял столицу, Толедо, и провозгласил себя королем. Ахила послал против него войско, оно потерпело поражение, и Родерик остался хозяином почти всего полуострова кроме Каталонии, оставшейся под властью Ахила.

Подробные сведения о положении дел в готском королевстве Тарик, а через него и Муса, могли получить от Юлиана, который, если и не был вассалом готских королей (как утверждают некоторые источники), то все равно знал о событиях в соседней стране от купцов и моряков. Он был полон желания отомстить Родерику за поруганную им честь своей дочери, посланной по обычаю знати на воспитание при королевском дворе. Единственным орудием мести для него могли быть мусульмане, вассалом которых он стал по заключенному с ними договору.

 

Прыжок через море

В одном анонимном арабском сочинении XI в. (?) рассказывается о прибытии к ал Валиду в один и тот же день известий о победах Кутайбы ибн Муслима и Мусы ибн Нусайра. Этот легендарный рассказ хорошо характеризует дух времени, наполненный ожиданием близкого достижения мирового господства. О том же свидетельствует одна из стен в росписях бани Кусайр Амра того же времени, где изображены фигуры четырех побежденных врагов Халифата – византийского императора, Родерика, сасанидского царя и негуса. Не все они были побеждены при ал-Валиде, не все были повержены и позже, но настрой последнего пятилетия правления ал-Валида был именно таков – победа над всеми врагами. Никогда еще после головокружительных побед при Умаре мусульманские войска не одерживали таких побед одновременно на востоке и на западе.

На западе Халифат достиг крайних пределов – берега Окружающего моря, за которым кончается мир. Арабская армия, избалованная легкими победами в Магрибе и богатой добычей, словно наткнулась с разбега на непреодолимое препятствие, сила инерции толкала еще вперед. Оставались острова Средиземного моря, на север от Сеуты – Пиринейский полуостров, южная оконечность которого в хорошую погоду туманной полоской проступала на краю горизонта, маня новыми победами и добычами.

В июле 710 г. мавла Тарика или самого Мусы, Тариф ибн Маллук (по некоторым свидетельствам, бербер) с тремя сотнями пеших и сотней конников переправился через пролив и высадился на самой южной оконечности полуострова, в месте, получившем у арабов название Остров Тарифа (Джазира Тариф), и возникший позже на этом месте город сохранил имя Тарифа (г. Тарифа в Испании). Пройдясь по побережью, грабя и убивая, Тариф возвратился с богатой добычей и с убеждением, что за морем мусульман ожидает успех и несметные богатства.

Следующий десант готовился более основательно и возглавил его сам наместник Танджи Тарик ибн Зийад, мавла Мусы, и, вероятно, бербер. Сведения о его подготовке полулегендарны, и это вполне понятно – готовился очередной рейд за богатой добычей, не заслуживавшей особого внимания, а когда он перерос в событие огромной важности, рассказчикам о нем пришлось придумывать интересные детали. 27 или 28 апреля 711 г. Тарик ибн Зийад с отрядом около 1700 человек высадился на длинном мысу, отгороженном от материка горой, получившей у арабов название Горы Тарика (Джабал, или Гебел Тарик), название которой сохранилось до наших дней в форме Гибралтар. Согласно одной из легендарных версий, Тарик сжег суда (чтобы показать войску, что пути назад нет), как и должен был поступить эпический герой, на самом же деле суда были отправлены обратно за новой группой войска. Спустя некоторое время, вероятно, после прибытия подкрепления, Тарик покинул место, где гора хорошо защищала от нападения, но сковывала возможности маневра, и продвинулся по побережью на десяток километров к юго-западу в район современного Алхисераса, в местности, названной арабами Зеленый остров (ал-Джазира ал-Хадра) или Остров Умм ал-Хакам (по имени наложницы Тарика). Здесь Тарик оборудовал укрепленный лагерь и некоторое время принимал новые подкрепления, состоявшие, в основном, из берберов, принявших ислам. О каких-либо грабительских набегах или завоевании соседних городков или крепостей в этот период не сообщается. Родерик, обеспокоенный высадкой Тарика, повернул навстречу ему с севера полуострова свое войско, подавлявшее в районе Помплоны восстание живших там готов, и двинулся навстречу Тарику. Узнав о приближении Родерика, Тарик, имевший в своем распоряжении 7000 воинов, запросил у Мусы подкрепления, получил еще 5000 и с 12000 вышел навстречу королю. Войско Родерика, по самой скромной оценке средневековых арабских авторов, насчитывало 40000 человек, но эта цифра представляется несколько завышенной. Можно думать, что численность мусульманского войска была заметно меньше, чем готского.

Оба войска сошлись у озера западнее Сидоны, в дне пути от лагеря Тарика. Первое столкновение произошло в воскресенье 28 рамадана 92/19 июля 711 г. Бои продолжались целую неделю, и параллельно с этим сыновья Витицы, находившиеся в войске короля, вели тяжелые переговоры с Тариком о сохранении за ними отцовских поместий.

О ходе сражения, решившего судьбу вестготского королевства и всей Юго-Западной Европы, арабские историки сохранили ничтожно мало информации. Их гораздо больше интересовали соблазнительные истории о сокровищах, доставшихся в добычу после победы. Видимо, исход сражения решил уход с поля боя двух сыновей Витицы с их отрядами. Соотношение сил резко изменилось, и мусульмане сломили готов. Родерик искал спасения в бегстве, но дальнейшая судьба его неизвестна: победители после боя нашли его коня под золотым (вернее, обложенным золотом) седлом и никаких следов его хозяина. Вероятнее всего, он погиб при переправе. Красивая легенда о короле-отшельнике, замаливавшем гнусный поступок с дочерью Юлиана, привлекший А. С. Пушкина, все же не более, чем легенда.

Мусульманам достался весь обоз и королевская казна. Четыре пятых богатой добычи были разделены между 9000 участников сражения («кроме рабов и присоединившихся»). Должно быть, эта цифра точнее всего определяет численность мусульманской армии за вычетом убитых.

Разгром королевского войска, начавшиеся грабежи и захват невольников в окрестных деревнях повергли сельское население в панику, люди бросились искать убежища в крепости и горах. Тарик брал крепости штурмом, подошел и осадил город Сидону. Несмотря на упорное сопротивление жителей, Сидона была взята штурмом и разграблена. От Сидоны Тарик пошел на север и через Марону вышел к Кармоне, городу на дороге между Кордовой и Севильей. О судьбе этих городов ничего неизвестно, а жители Севильи поспешили сдаться на условии уплаты джизьи. На принятие такого решения повлияли еврейские купцы, имевшие тесные контакты со своими контрагентами-единоверцами, от которых могли узнать, что новая власть не повредит их коммерческой деятельности, и там, где еврейские общины были многочисленны, их мнение могло повлиять на решение властей договориться с завоевателями о сдаче города на приемлемых условиях.

На очереди была Кордова, но путь к ней у Эсихи преградили собравшиеся и оправившиеся после поражения остатки королевской армии. В жестком сражении мусульмане понесли большие потери убитыми и ранеными, но все же они одержали верх. Правитель Эсихи сдал город по договору, путь на Кордову был открыт. Тарик отрядил два отряда для завоевания городов юго-востока Андалусии, а сам с основными силами поспешил к столице королевства Тулайтале (Толедо).

Один отряд из 700 кавалеристов под командованием Мугиса ар-Руми пошел к Кордове, другой, численность которого и имя командующего неизвестны, направился к Гранаде. Рассказ о взятии Кордовы достаточно подробен, но именно эта подробность, вернее, отдельные детали вызывают подозрение в том, что они являются эпическими шаблонами, применяемыми для возвеличения героя повествования. Рассказывается, что отряд подошел к Кордове темной дождливой ночью, скрывшей от городской стражи его появление. Встреченный по дороге пастух рассказал, что город хорошо укреплен, но стена в одном месте повреждена, и вызвался показать его. Пролом оказался неподалеку от городских ворот у реки. Самый ловкий воин взобрался на смоковницу, росшую около пролома в верхней части стены, и перебрался на нее. Мугис размотал свою чалму, и, пользуясь ею, как веревкой, через стену перелезло еще несколько воинов. Они подошли к воротам, перебили ничего не подозревавших стражников, открыли ворота и впустили остальных. В этом рассказе нет ничего невероятного. Рассказ в целом реалистичен. Правитель Кордовы (малик) не мог организовать оборону города, в котором так неожиданно появились захватчики, и с отрядом из четырех или пяти сотен воинов ушел из него через западные, Севильские, ворота, укрепившись в каком-то хорошо защищенном монастыре. Осажденные продержались три месяца, пока командующий не покинул их, спасаясь от тягот осады и опасности погибнуть. Беглец был пойман недалеко от монастыря, и честь пленения этого члена королевского рода приписывается Мугису. Кордова стала резиденцией Мугиса, воины получили наделы внутри города и, что отмечается особо, в Кордову были собраны евреи со всего округа.

Второй отряд завоевал Мурсию и Гранаду, видимо, не встретил серьезного сопротивления. Оставив с ними небольшой гарнизон, отряд двинулся на север вдоль побережья. Серьезное сопротивление он встретил только в области Мурсии у городка Оруэла, в 20 км северо-восточнее Мурсии. Правитель города встретил мусульман в поле, после короткого сражения, потеряв часть войска, отступил в город. Далее на сцену выходит расхожий сюжет: правитель города, чтобы скрыть от осаждающих малочисленность защитников, посылает на городские стены женщин, «вооруженных» палками, и вступает в переговоры с мусульманами и выторговывает благоприятные условия сдачи города. Обман раскрывается, победители сожалеют, но остаются верны договору. После этого отряд присоединяется к Тарику, занявшему к этому времени Тулайталу.

На этом кончается более или менее достоверная часть сведений о завоевании ал-Андалуса. Как была взята столица, не сообщается, говорится только, что Тарик пересек Гвадалахару (Вади ал-Хаджар) и дошел до городка, в котором будто бы был найден пресловутый стол, сделанный по приказу царя Соломона (Сулаймана ибн Дауда) из драгоценных камней. Что это за город и где был найден стол, ставший легендой, вокруг которой вращается все изложение последующих событий, неясно.

Головокружительный успех вольноотпущенника вызвал у его патрона Мусы ибн Нусайра ревность и недовольство. Весной 712 г. он покинул Кайраван, где оставил вместо себя своего сына Абдаллаха, и с восемнадцатитысячным войском направился в ал-Андалус. Упоминаются раджаб (13.IV-12.V.712 г.) и рамадан (11.VI-10.VII.712 г.). Дальше вступает в силу версия событий, призванная прославить араба Мусу ибн Нусайра и этим как-то принизить роль бербера Тарика. Муса повторяет в Андалусии путь Тарика: он осаждает и берет с боем Сидону, затем хитростью с помощью людей Юлиана была захвачена Кармона. Следующей, как у Тарика, была осаждена Севилья, сдавшаяся через несколько месяцев, и здесь также повторяется фраза о том, что евреи были собраны в Севилье. Только после этого дублирование прекращается – Муса идет к Мериде и осаждает ее. Осада затягивается. Попытка подкопаться под одну из башен под прикрытием большого щита (даббаба – «черепаха») закончилась неудачей: на людей, находящихся в почти завершенном подкопе, напали осажденные, и под обвалившейся черепахой погибло много мусульман. Крепость была взята только в рамадане 94/30.V-29.VI.713 г.

В это время в Севилье произошло восстание, были убиты 80 человек из мусульманского гарнизона. На помощь севильцам пришли жители Таги и Ньеблы (возможно, беглецы из Севильи). На подавление его Муса послал своего сына Абдал‘азиза и лишь после усмирения севильцев, в конце шаввала (конец июля 713 г.) направился в Толедо.

В этом рассказе о прибытии Мусы в ал-Андалус неверны, по крайней мере, две вещи: дублирование действий Тарика от высадки до взятия Севильи и годичная задержка встречи с Тариком. 94/713 г., как дата встречи, явно продиктован рассказом о многомесячных осадах Севильи и Мериды. Стоит предположить, что его встреча с Тариком действительно произошла в конце шаввала, но не 94, а 93 г. (начало августа 712 г.), как все встанет на место – между высадкой Мусы и прибытием в Толедо пройдет немногим больше месяца, тем более что мы не знаем, когда в рамадане началась высадка и сколько времени потребовалось, чтобы ее завершить. Этим снимается вопрос, чем занимался Тарик в течение года, придется лишь перенести осаду и взятие Мериды на время после встречи разгневанного амира и его возгордившегося вольноотпущенника.

Узнав о приближении Мусы, Тарик в сопровождении знати вышел ему навстречу к Тальмире, за 60 км от столицы. По одним сведениям, гнев Мусы ограничился ударом плетью по голове, по другим – Муса арестовал Тарика и хотел его убить, но его выручил гулам халифа ал-Валида, сказавший, что повелитель верующих будет недоволен этим.

Рассказы о происходившем после вращаются вокруг стола Сулаймана, который оказался без ножки, что будто бы вызвало подозрения относительно Тарика, и в одной из легенд рассказывается, что Тарик ее утаил, чтобы потом предъявить халифу в доказательство того, что именно он, а не Муса, захватил эту бесценную добычу.

После прибытия в Толедо, Муса с Тариком направились на север, достигли Сарагоссы, после чего возвратились. К этому мы можем добавить осаду Мериды в 713 г. и усмирение Севильи.

Приход на полуостров новой власти был обозначен началом чеканки новых динаров с двуязычной арабской и латинской легендой.

В 714 г. Муса получил распоряжение халифа явиться в Дамаск. Муса собрал долю добычи, причитавшейся халифу, и снарядил караван для ее перевозки. Она заняла 114 повозок, и с этим караваном будто бы были отправлены 30000 невольников. Первая цифра вызывает доверие своей неокругленностью, зато вторая, по всей видимости, преувеличена. Наместником всего Магриба остался Абдаллах ибн Муса, которому подчинялся Абдал‘азиз, управлявший ал-Андалусом. Тарика Муса взял с собой, видимо, авторитет его в ал-Андалусе был слишком велик и мог помешать спокойному существованию сыновей Мусы. Поехал к халифу и Мугис, желавший лично передать ему своего пленника королевской крови.

Магрибская делегация ехала представляться халифу-триумфатору, то и дело принимавшему в эти годы делегации с победными реляциями с дарами. Словно по капризу Истории – а в действительности благодаря политической стабильности и укреплению арабской власти на окраинах, – победоносное продвижение арабских армий развивалось не только на западе, но и на востоке.

 

На пути в Китай

На востоке Халифата 711 г. был отмечен прорывом в Индию. В этом году Мухаммад ибн Касим, назначенный ал-Хаджжаджем наместником Синда, области между Мекраном и низовьями Инда, которая только формально считалась давно завоеванной, собрав в Ширазе 6000 всадников весной повел это войско на восток. По пути к нему присоединялись различные мелкие отряды. Он подошел к городу Каннаджбуру и осадил его. Город упорно сопротивлялся и лишь через месяц был взят штурмом. Отсюда он повернул к морю и осадил город Армабил, жители которого вступили в переговоры и сдались. Здесь Мухаммад ибн ал-Касим задержался на несколько месяцев, пережидая сезон муссонных дождей.

Новую кампанию Ибн ал-Касим начал с наступлением сухого сезона, поздней осенью 711 г. От Армабила он повел свое войско вдоль побережья, прошел через Кандабил и подошел к столице Синда – Дайбулу, располагавшемуся в районе современного Карачи. Город был велик и хорошо укреплен. Мухаммад ибн ал-Касим приготовился к длительной осаде: соорудил укрепленный лагерь и изготовил осадные орудия. Была сооружена огромная катапульта, прозванная ал-Аруса («невеста», а может быть, с долей иронии – «кукла»), которую обслуживало 500 человек.

В центре города находился большой храм (бутт) с высоким шпилем, на котором развевалось знамя. Мухаммад придвинул катапульту к городской стене, чтобы камни долетали до храма, и начал его обстреливать. Когда шпиль со знаменем был сбит, конечно, пострадало и само здание. Осажденные предприняли вылазку. Мусульмане ее отбили и с помощью штурмовых лестниц преодолели стену города. Правитель Синда, Дахир, с остатками войска покинул Дайбул и ушел на север. Победители три дня грабили город, сокровища храмов составляли главную часть добычи, служители храмов были перебиты.

В захваченном городе Мухаммад устроил мечеть, разместил в опустевших домах значительный гарнизон (4000 человек) и ушел вслед за Дахиром к Инду. Жители города ан-Нирун в 150 км от Дайбула выслали навстречу ему делегацию для переговоров о мирной сдаче города и тем обезопасили себя и свое имущество. Где-то здесь его настигло послание ал-Хаджжаджа, побуждавшее к дальнейшим завоеваниям: «Ты амир всего, что завоюешь». Отсюда родилась легенда о том, что ал-Хаджжадж посулил ему и Кутайбе, что тот из них, кто первым дойдет до Китая, станет его правителем. Мухаммад ибн ал-Касим направился к Инду и переправился через него несколько выше современного Хайдарабада и пошел вверх по долине, не встречая серьезного сопротивления, и занял область Михран, на что ушло несколько месяцев. За это время Дахир успел собрать большое войско, усиленное боевыми слонами (по одному свидетельству, их было 28). Войско Мухаммада ибн ал-Касима в это время стало пополняться за счет местного населения, в частности после сдачи города Садусана к нему присоединилось 4000 зуттов (цыган). Мухаммад не стал ожидать нападения Дахира, а сам пошел на него, наводя мост через Инд. Жестокое сражение длилось весь день; Дахир сражался верхом на слоне, но тот, под конец замученный жаждой, заупрямился, Дахир слез с него, стал сражаться пешим и был убит или бежал. После этого индийское войско обратилось в бегство. Место сражения и его дата не указывается. Лишь Халифа хоть как-то ориентирует его во времени, упоминая его среди событий. Скорее всего это происходило в середине 712 г.

Рассказ о дальнейших событиях позволяет приблизительно представить место этого решающего для судеб Синда сражения. Остатки разбитого войска Дахира, отходя вверх по Инду, укрепились в городе Брахманабаде, находившемся в двух фарсахах (10–12 км) от места будущей столицы мусульманского Синда, ал-Мансуры, следовательно, сражение, вероятнее всего, произошло в сотне километров выше современного Хайдарабада. Город был взят штурмом, при этом погибло 8000 индусов. Оставив в городе наместника, несомненно, с гарнизоном, Мухаммад двинулся дальше, к ар-Руру. Лежавший на его пути Савендери сдался по договору, его примеру последовал Басмед, город в двух переходах от Мултана, отсюда до ар-Рура, где укрылась вдова Дахира, оставалось три перехода. Этот город, расположенный на горе, оказался крепким орешком, его осада затянулась на несколько месяцев, и рассказ о ней заставил бы нас забежать вперед по отношению к событиям, происходившим в это время в Мавераннахре.

В то время как Мухаммад ибн ал-Касим успешно продвигался в Синде, Кутайба ибн Муслим собирал хорасанских воинов для похода на Самарканд, чтобы наказать согдийцев за нарушение договора и свержение и смерть Тархуна, который согласно договору, находился под покровительством Халифата и лично Кутайбы. Однако новое непредвиденное обстоятельство заставило его изменить прежнее намерение: к нему прибыли посланцы хорезмшаха Джинфара с тайным поручением – пригласить Кутайбу в Хорезм для расправы с непокорным младшим братом Хурразадом, который вышел из повиновения и притеснял подданных, отбирая у них понравившееся имущество и женщин. За помощь он готов был заплатить и признать зависимость от Халифата.

Отказаться от такого предложения было невозможно. Кутайба ответил согласием, но сохранил его в тайне даже от своего окружения. Войско двинулось, как обычно, по дороге на Бухару через Амул, от которого до границ Хорезма оставалась неделя пути. Только здесь он объявил об изменении цели похода, отсюда весть о его движении опередила бы его появление дня на три, а за это время организовать сопротивление было уже нереально.

Выступление Кутайбы из Мерва не вызвало беспокойства в Хорезме – известно было, что арабы за одну летнюю кампанию совершали только один дальний поход, и шах поспешил успокоить свое окружение, что Кутайба в этом году не нападет на Хорезм и самое время насладиться весной (можно думать, что имелось в виду празднование навруза – дня весеннего равноденствия). «Они стали пить и наслаждаться жизнью», и весть о приближении арабов повергла хорезмийцев в отчаяние. Придворные бросились к шаху за советом и получили ответ, что сделать что-то уже поздно, лучше откупиться от Кутайбы, а если хотят, то могут обратиться к Хурразаду. Хурразаду стало ясно предательство брата. Он взял на себя защиту Хорезма, собрал людей и вышел навстречу Кутайбе. Противники расположились неподалеку от столицы Хорезма, Каса. Неизвестно, как развернулись бы события, если бы хорезмшах не сдал Кутайбе два внешних кольца города. Хурразад со своими сторонниками укрылся в центральной, наиболее укрепленной части города, а хорезмшах перешел в лагерь Кутайбы. Хурразад обратился к Кутайбе с просьбой о пощаде, говоря, что будет его верным рабом. Кутайба ответил, что с этой просьбой следует обратиться к брату. Хурразад понял, что обречен, и решил сражаться до последней возможности. Сражение было недолгим, цитадель пала, и пленного Хурразада привели к Кутайбе, приказавшему его казнить.

Затем Кутайба по просьбе хорезмшаха передал ему пленных, и они были казнены по его приказу, их имущество было конфисковано и отдано Кутайбе. Кроме того, Кутайба должен был получить какую-то заранее оговоренную сумму за помощь, которая никем не упоминается. После расправы с Хурразадом и его сторонниками хорезмшах обратился к Кутайбе с просьбой нанести удар правителю Хамджерда, области в самых низовьях дельты Амударьи, нападавшему на Хорезм. Абдаррахман ибн Муслим успешно справился с этой задачей и привел 4000 пленных, которых Кутайба приказал обезглавить. Массовое убийство пленных (как и рассказы о пиршестве среди трупов), по представлениям племенных преданий того времени, черта, украшающая героя. Казнили обычно мятежников, а простых пленных предпочитали обращать в рабство и считать частью добычи – ведь раб мог стоить до 20 динаров.

Дорогой ценой заплатил хорезмшах за избавление от соперника – он потерял независимость и должен был подчиняться наместнику. Обремененное добычей, мертвой и живой, арабское войско дошло до дороги из Мерва в Самарканд. Воины предвкушали возвращение домой. Был конец мая – начало июня, оставалось месяца четыре удобного для ведения военных действий, и Кутайба принял неожиданное решение – использовать это время для выполнения первоначальной цели похода, наказания самаркандцев.

Кутайба отправил обоз в Мерв, а сам повел войско к новой славе и добыче. В Бухаре он задержался на три дня для включения в свое войско отряда бухарских дихканов. Он догнал конный авангард примерно на полпути к Самарканду а около города Рабинджана (Арбинджана) путь ему преградили согдийцы во главе с ихшидом Согда Гуреком, призвавшим на помощь тюрков. Упорное сражение длилось несколько дней, согдийцы даже прорвались к лагерю арабов и все-таки вынуждены были отступить к Самарканду, а тюрки покинуть Согд.

По-видимому, вскоре после того, как арабы обложили Самарканд, Гурек обратился за помощью к северным соседям, ферганцам и шашцам, предупреждая, что после падения Самарканда жертвами будут они. На помощь был послан отряд дихканов в несколько сот человек. Это была серьезная помощь: нас не должно обманывать упоминание армий в десятки тысяч воинов – большинство из них не имели серьезного защитного вооружения и оружия, главной ударной силой были сравнительно немногочисленные отряды тяжеловооруженных всадников, и у Кутайбы их было, может быть, 2–3 тысячи. Этот отряд дихканов намеревался ночью напасть на лагерь Кутайбы. Подобные нападения нередко приводили к разгрому заспавшегося войска. Замысел провалился из-за хорошо поставленной разведки Кутайбы, которая заранее сообщила о приближении отряда. Той же ночью он послал несколько сотен отборных воинов под командованием своего брата Салиха. В десятке километров от лагеря он преградил дорогу, спрятал с обеих сторон засады и встретил ничего не подозревавших дихканов; завязался бой, исход которого решило нападение с тыла двух засадных отрядов. Почти весь отряд, шедший на выручку Самарканду, погиб, воины Салиха вернулись с головами убитых дихканов на копьях, показывая самаркандцам, что им больше нечего надеяться на помощь извне.

Началась плотная осада города. Для разрушения стен и обстрела защитников было поставлено множество камнеметных машин. Самарканд был для своего времени большим городом, его окружность составляла примерно 11 км (считая с тогдашним, защищенным стеной, пригородом), а собственно город, то, что арабы называют мединой, а иранцы – шахристаном, имел периметр 6,5 км. Оборону города облегчало то, что с севера естественным рвом служило русло большого канала, впрочем, внешняя стена и с востока возвышалась над каналом. Город снабжался водой с юга, где через широкую ложбину был переброшен акведук из обожженного кирпича, по которому в свинцовом желобе текла вода. В руках арабов находился мощный рычаг воздействия на самаркандцев – возможность лишить город воды, отведя канал в сторону или просто разрушив акведук, но они не воспользовались им, в отличие от монголов, разрушивших акведук и обрекших древнюю часть города на запустение.

В осаде Самарканда активно участвовали хорезмийцы и бухарцы. Гурек даже послал Кутайбе упрек: «Ты сражаешься против меня при помощи моих братьев и родичей неарабов, выставь против меня арабов». Укол попал в больное место, и Кутайба начал штурм города силами отборных арабских войск. Когда им удалось захватить пролом в стене, согдийцы предложили прекратить бой и наутро вступить в переговоры о сдаче. Видимо, захват части городской стены достался арабам дорогой ценой, поскольку Кутайба принял это предложение. На следующий день Кутайба, как было договорено, с двумя тысячами воинов въехал через южные, Кешшские, ворота, пересек город и выехал через северные, Китайские, ворота, обозначив этим завоевание Самарканда. Затем Гурек устроил трапезу для победителей, и уж на сытый желудок был составлен договор, который стоит привести целиком, так как это единственный полный (или почти полный) текст подлинного договора подобного рода.

«Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного.

Это то, на условиях чего заключили мир Кутайба сын Муслима сына Амра ал-Бахили с Гураком, сыном Ихшида, афишном ас-Сугда, взяв обязательство обеспечить соглашение с Аллахом и его верность и покровительство его посланника, – да благославит его Аллах и да приветствует его и его род, и защиту со стороны амира верующих ал-Валида сына Абдалмалика и амира ал-Хаджжаджа сына Йусуфа сына Хакама и защиту верующих и защиту Кутайбы сына Муслима. А он заключил мир от /лица/ Самарканда и его рустаков Кисса и Насафа, их земель и пашен и всех их пределов на условии выплаты двух тысяч тысяч дирхемов сразу и двухсот тысяч дирхемов каждый год и трех тысяч голов невольников (ракит), среди которых нет малолетних и стариков, и на условии, что они будут слушаться и подчиняться рабу Аллаха ал-Валиду сыну Абдалмалика сыну Марвана и амиру ал-Хаджжаджу сыну Йусуфа, и амиру Кутайбе сыну Муслима, и на условии того, что то, что выплачивает Гурак сын Ихшида, афшин Самарканда, из чего заключил мирный договор Кутайба сын Муслима из ценностей (мал) и невольников, так то, что он даст из этого в счет джизьи его земли, из невольников, (саби) засчитывается ему за каждую голову двести дирхемов, а то, что будет из тканей большими /кусками/, то каждый кусок (сауб) за сто дирхемов, а малые – за шестьдесят, а те, что будут из шелка – каждый отрез (шикка) за двадцать восемь дирхемов; а червонное золото – каждый мискаль за двадцать дирхемов, а белое серебро – мискал за мискал. На Кутайбе сыне Муслима лежит соглашение и обязательство, что он не поступит против Гурака сына Ихшида, никогда, ни в чем не будет вероломен и не возьмет с него больше того, на условии чего заключен мир. А если выступит против Гурака сына Ихшида афшина Согда какой-нибудь враг, то на Кутайбе сыне Муслима обязательство помочь и содействовать ему против его врагов. И говорит Кутайба сын Муслима, что во власти твоей, о Гурак, сын Ихшида, афшин Самарканда, его земля, и его пределы и Кисс и Насаф, их области (биладуха) и крепости, тебе предоставляется распоряжение их делами и твоя печать действенна для них; и не проверяет тебя проверяющий; и что после тебя власть будет принадлежать твоему сыну, пока длится моя власть над Хорасаном. (Далее следуют подписи 13 свидетелей Кутайбы ибн Муслима). Писал ас-Сабит сын Абу Сабита, секретарь Кутайбы сына Муслима в году девяносто четвертом».

Не слишком точная дата составления договора дает все-таки некоторое представление о длительности осады Самарканда: 94 г. х. начался 7 октября.

В договоре не был затронут очень важный для взаимоотношения мусульман с покоренными иноверцами вопрос о судьбе храма или храмов города. Кутайба приспособил для моления какое-то здание и провел пятничное моление, но существование мечети в одном городе с языческим капищем было несовместимо, и Кутайба принял решительные меры: приказал своим людям вынести из храма статуи богов и сжечь их. Это, видимо, явилось неожиданностью для Гурека, на коленях умолял он Кутайбу не делать этого, пугая местью богов. Но Кутайба был непреклонен и поджег сваленные в кучу деревянные статуи в золотых и серебряных окладах собственной рукой. Кары не последовало, а из кострища, оставшегося от прекрасных произведений искусства, победители выбрали опаленные остатки окладов из серебра и золота. Кутайба не остановился на этом; нарушая договор, верность которому, по его уверению, гарантирована Аллахом, он заставил согдийцев вместе с царем покинуть медину Самарканда, и поселил в опустевших домах оставленный им гарнизон. Комендантом города он поставил своего брата Абдаллаха, дав ему строгий наказ не пускать согдийцев в медину: «Не позволяй ни в коем случае войти многобожнику в какие-либо из ворот Самарканда без печати на руке; если глина высохнет до того, как он войдет, то убей его, если найдешь у него что-либо железное, вроде ножа или [чего-то] другого, то убей его, если запрешь ворота на ночь и обнаружишь [в городе] кого-либо из них, то убей его».

Завоевание сразу двух богатых областей небывало прославило Кутайбу. Кайситские (североарабские) поэты прославляя его, противопоставляя его роду аздита ал-Мухаллаба. Восхваляя его, поэты подчеркивали то, что в наши дни пытаются маскировать.

Каждый день Кутайба собирает добычу И к богатствам прибавляет новое богатство. Он – бахилит с возложенной на него короной И черные его макушки поседели. Опустошил он Согд конными отрядами, Так что Согд сидит на голом месте. Плачет сын, потерявший отца, И страдающий отец плачет по сыну. И в каком бы месте не остановилась или не прошла Его конница оставляет глубокий след.

Для нас эти строки звучат как сатира, а современники Кутайбы так выражали восхищение своим героем: жестокость по отношению к врагам считалась доблестью. Отсюда и преувеличения числа убитых, пленных и обращенных в рабство.

Этот год был годом фантастических успехов: на западе кончалось завоевание ал-Андалуса, на востоке шло к концу завоевание Синда, и завоеваны были сразу два царства. На западе ислам вышел к Окружающему морю, на востоке оставался только Китай. Казалось вернулись времена Умара и нет преград воинам халифа.

Триумф Кутайбы был несколько подпорчен восстанием хорезмийцев зимой 712/13 гг. Сведения о нем скупы и противоречивы. Одни авторы сообщают, что хорезмийцы убили хорезмшаха-предателя, другие просто говорят о посылке войска.

Весной 713 г. Кутайба вновь ведет свое войско в Мавераннахр на Фергану и Шаш. По мере продвижения к нему присоединялись отряды хорезмийцев, бухарцев и согдийцев из Несефа, Кеша и Самарканда. Сведения об этой кампании скудны. Сообщается, что под Ходжентом были бои, но о судьбе города не говорится. Затем Кутайба с частью войска пошел на Касан, бывший, видимо, резиденцией царя Ферганы, а другую часть отправил в Шаш, пройдя по нему огнем и мечом. Этот отряд соединился с Кутайбой под Касаном. О взятии его также не сообщается.

Вероятно, на обратном пути Кутайба остановился в Бухаре и принялся всерьез за ее исламизацию. В цитадели (арке) была сооружена мечеть, и стали проводиться пятничные моления с участием новообращенных бухарцев. Для привлечения новых мусульман сначала даже была объявлена премия за присутствие на молении – два дирхема, премия немалая, хлебом можно было обеспечить себя на неделю.

Значительное расширение территории, подвластной Кутайбе, потребовало для контроля над ней дополнительного контингента арабских воинов, и ал-Хаджжадж прислал из Ирака подкрепление, численность которого не указывается. Подкрепление требовалось и потому, что установить контроль над Ферганой и Шашем не удавалось, хотя есть сообщение, что в этом году Кутайбе удалось прорваться до Исфиджаба.

За эти два года и в Синде шло неуклонное движение вперед. Наибольшие затруднения доставил Мухаммаду ибн ал-Касиму ар-Рур, где укрылась вдова Дахира. Убедившись в бесполезности сопротивления, защитники города через несколько месяцев вступили в переговоры с Мухаммадом и сдали город с условием личной неприкосновенности и сохранения буддийского храма. Мухаммад согласился: «Действительно, буддийский храм подобен христианским церквам и еврейским синагогам».

После сдачи ар-Рура Мухаммад продолжил движение на север, прошел через ас-Сикку и Байас и приблизился к Мултану, где путь ему преградило местное ополчение. Столкновение окончилось победой мусульман, которые осадили город. Длительная осада была тяжела для обеих сторон: даже у осаждающих кончились припасы и им пришлось есть ослятину. Не выдержал и кто-то из горожан: выговорив себе сохранение жизни, он указал Мухаммаду начало водопровода, снабжавшего город водой, и когда подача воды прекратилась, измученные жаждой горожане сдались на милость победителя. Сражавшиеся с оружием в руках были казнены, их жены и дети обращены в рабство, в рабство были обращены и служители храма (якобы 6000), сокровища храма стали добычей победителей. Захваченные драгоценности заполнили помещение в 20 кв. метров, а Мултан получил прозвище «Золотой город».

Из всех этих событий датировано только завоевание Мултана, да и то весьма приблизительно – 95 г. х., что может относиться и к концу 713 г. (год начинался 26.IX.713 г.), и к первой половине 714 г.

Завоеванием Мултана кончается период быстрых успехов Мухаммада ибн ал-Касима в Индии. За четыре года, с 711 по 714 г., владения Халифата увеличились примерно на 600000 кв. км, а число налогоплательщиков не менее чем на миллион; потеряли независимость два государства и два исчезли совсем. Инерция наступательного порыва мусульманского общества превратила ал-Валида Строителя в Завоевателя без всяких усилий с его стороны.

Маслама в 711 и 712 гг. вел боевые действия в районе Малатийи и Сусийи, а в 714 г. он совершил поход на Ширван и завоевал Дербент.

 

Смерть ал-Хаджжаджа

Праздник не может длиться вечно. Десятилетию побед должен был прийти конец. Объективно это было связано с необходимостью освоения вновь завоеванных земель, а внешне это связалось с почти одновременной смертью двух главных действующих лиц.

Средневековые историки, характеризуя правление ал-Валида, говорят, прежде всего, о его строительной активности и совершенных при нем завоеваниях, и мало о нем самом, его внутренней политике, отношении к людям и просто о поведении в быту. В поведении его не было заметных крайностей, которые служат предметом восхищения или осуждения. Он не был образцово благочестивым, но и не подвергался осуждению за небрежение религией; ему не чужды были все радости жизни, но и в пьянстве его не упрекали. При его дворе искали счастья и даров и поэты, и знатные курайшиты, они получали дары, но не в таких размерах, чтобы это становилось легендой, он был не скуп и не расточителен, разве что на строительство тратил не в пример больше, чем его предшественники.

Десятый год правления ал-Валида оказался несчастливым. Ему шел лишь сорок пятый год, но начались какие-то болезненные явления. Судя по одному сообщению ат-Табари, с ним как-то случился глубокий обморок. Ал-Валид стал подумывать о передаче права наследования своему сыну Абдал‘азизу и предложил Сулайману отказаться от наследования в его пользу. Сулайман соглашался лишь на признание за Абдал‘азизом права возглавить Халифат после себя. Оба понимали, что такое решение ничего не стоит. Ал-Валид предложил наместникам провести присягу Абдал‘азизу как наследнику, но согласились на это только ал-Хаджжадж и Кутайба, и от этого плана пришлось отказаться. А 9 июня 714 г. последовал новый удар – после какой-то болезни умер ал-Хаджжадж. Верный своему принципу пользы дела, а не личной выгоды, он назначил преемником не своего сына, а поручил власть в военно-политической сфере начальнику полиции Йазиду ибн Абу Кабше, а ведать финансами поручил Йазиду ибн Абу Муслиму.

Для ал-Валида это была не просто потеря одного из наместников, а утрата надежной опоры государства, двадцать лет обеспечивавшей стабильность на востоке Халифата. Ал-Валид утвердил назначенцев ал-Хаджжаджа, хотя оба они вместе ни в коей мере не могли заменить умершего.

Больше всего смертью ал-Хаджжаджа был обеспокоен Кутайба ибн Муслим. Он в это время года ушел в поход на восток, на этот раз в Фергану, прошел через нее до ущелья, по которому шла дорога в Китай. Получив известие о смерти ал-Хаджжаджа, Кутайба поспешил возвратиться в Мерв, чтобы не застать свое место занятым. Опасения его оказались напрасными: его встретило послание ал-Валида с похвалой его действий и подтверждением полномочий.

Со смертью ал-Хаджжаджа кончилась целая эпоха в истории восточной половины, а может быть и всего Халифата. Не было более преданного надежного слуги умаййадских халифов, чем он. Правда, разобраться в том, что представляла собой эта незаурядная личность, непросто. Была ли исключительная жестокость, приписываемая ему, подлинной чертой его характера, или эти проявления жестокости лежали в границах обычного для того времени бесцеремонного отношения к человеческой жизни, а сатанинские черты приписывали ему те социальные круги, с которыми ему приходилось бороться для укрепления центральной власти: с военно-племенной верхушкой, не привыкшей беспрекословно подчиняться приказам, и мусульманскими религиозно-правовыми авторитетами, претендовавшими быть наставниками наместников, а не исполнителями их воли. К этому добавлялся жесткий финансовый контроль: должная доля налогов и добычи должна была неукоснительно поступать в центральную казну. Здесь ал-Хаджжадж не спускал никому – ни победителю хариджитов ал-Мухаллабу, ни его сыновьям. И речь шла об огромных суммах, как уже говорилось выше. На его требования военно-аристократическая верхушка отвечала мятежами, а религиозные авторитеты – обвинениями ал-Хаджжаджа а неверии. Против этого решительно возражал один из главных авторитетов того времени, Хасан ал-Басри, поясняя, что, может быть, ал-Хаджжадж специально послан Аллахом, чтобы испытать веру мусульман, и выступать против него – выступать против воли Аллаха; надо терпеливо сносить испытания, не поступаясь верой, увещевать и наставлять тирана, а окончательное решение примет Аллах в Судный день.

Ранние историки вплоть до начала X в. лишь констатируют его смерть и приводят дату и возраст умершего, без какой-либо характеристики его правления, его заслуг или его недостатков. Только автор середины X в. ал-Мас‘уди, сообщает о страшном итоге правления ал-Хаджжаджа: были казнены 120000 человек, не считая убитых в войнах, в момент его смерти в тюрьмах находилось 50000 мужчин и 30000 женщин, из которых 16000 «неприкрытых» (муджаррада). Женщины и мужчины были заточены в одних и тех же местах, места заключения не имели укрытия от солнца, дождя и холода. Цифры эти вызывают немало сомнений, не понятно, за что могло быть арестовано такое число женщин, да еще посаженных вместе с мужчинами? Тот же автор сообщает, будто новорожденный ал-Хаджжадж питался не молоком матери, а кровью свежезарезанных животных. Отсюда понятно, какой злодей должен был вырасти из подобного младенца. Эта жуткая история настолько очевидно фантастична, что не заслуживает критики. Невероятны и сообщения, что из-за жестокости его правления поступления с Ирака упали с 118 млн дирхемов до 18 млн.

Имеющиеся у нас сведения о расправах ал-Хаджжаджа с мятежниками сообщают более скромные цифры. Наиболее массовая казнь – уничтожение 4000 пленных, захваченных после разгрома Ибн ал-Аш‘аса на Дуджайле; других подобных казней больше не было. Видимо, эта была казнь для устрашения неарабов, чтобы они не вмешивались во внутриарабские дела. С мятежниками мусульманами он обращался иначе. Участники хариджитского восстания Шабиба, сложившие оружие после поражения под Куфой, получили помилование; басрийцы, участвовавшие в мятеже Ибн ал-Аш‘аса, получили помилование, как и участники сражения под Дайр ал-Джамаджиме. Лишь наиболее непреклонные мятежники подвергались казням, но число их ограничивалось десятками. После подавления мятежа Ибн ал-Аш‘аса крупных выступлений против власти не было, не было, соответственно, и массовых казней. Конечно, если включать сюда жертв подавления восстаний в Хорасане при Кутайбе, то картина изменится, хотя до ста тысяч казненных будет еще далеко.

Главным было то, на кого поднимал руку ал-Хаджжадж – он казнил представителей высшей аристократии, если они шли против верховной власти. Наиболее непримиримых врагов он преследовал даже за пределами подвластной ему территории. В 93/712 г. он пожаловался ал-Валиду на то, что Умар ибн Абдал‘азиз укрывает в Мекке и Медине преследуемых им лиц, и это стоило Умару наместничества, а назначенный на его место по совету ал-Хаджжаджа Усман ибн Хаййан арестовал и выслал в Ирак преследуемых.

Ал-Хаджжадж не был патологически жесток – он казнил во имя высшей цели – укрепления власти халифа. Он был суровым проводником новой государственной идеи: не государство для людей, а люди для государства, государства, воплощенного в халифе. Государство-община все больше превращалась в монархию, новая идея требовала новых деятелей, спсобных ее реализовать, и таким деятелем стал ал-Хаджжадж. Той же цели служила и его фискальная политика. Не для личного обогащения пытками выколачивал он из Йазида ибн ал-Мухаллаба шесть миллионов, а для халифской казны. Для того же следил он за тем, чтобы крестьяне не бежали в города, а сидели на земле, высылая из городов даже тех, кто принял ислам. Неукоснительно требуя от наместников выполнения обязательств перед государственной казной, ал-Хаджжадж снисходительно относился к некоторым прегрешениям Кутайбы. Когда дальний родственник Кутайбы Абдаллах ибн Ахтам, неоднократно замещавший его в Мерве во время походов, был обижен и донес ал-Хаджжаджу о многочисленных злоупотреблениях, то ал-Хаджжадж переслал донос Кутайбе. Узнав об этом, Абдаллах немедленно бежал в Сирию и несколько лет скрывался под видом кривого торговца-разносчика. Гнев Кутайбы обрушился на его сыновей и других родственников: часть из них была заточена, а девятеро – казнены.

Смерть ал-Хаджжаджа не вызвала в Ираке волнений, и, более того, поэты не откликнулись на нее сатирическими стихами – официально она была большим горем и перенявший власть ал-Хаджжаджа его начальник полиции следил за тем, чтобы ее воспринимали правильно.

Ал-Хаджжадж был самым заметным ревнителем интересов халифа по размерам управляемой территории и по длительности правления, но не единственным по непреклонной строгости соблюдения этих интересов. К сожалению, о деятельности других мы имеем меньше сведений, исключая лишь наместника Египта Курру ибн Шарика, о котором с ужасом писал один из христианских авторов.

 

Египетские страсти

Для ал-Валида, как и для ал-Хджжаджа главной провинностью и тягчайшим преступлением наместника была задержка поступлений в центральную казну, о чем свидетельствует судьба его брата Абдаллаха, правившего Египтом, который систематически присваивал себе часть налогов. 13 раби I 90/30.I.709 в Фустат в отсутствие Абдаллаха, пировавшего за городом, неожиданно явился секретарь ал-Валида, Курра ибн Шарик. Он потребовал у казначея ключи от сокровищницы, а примчавшемуся Абдаллаху предъявил грамоту о своем назначении. Собрав обширное имущество, накопленное за пять лет наместничества, Абдаллах покинул Египет. В Иордании его встретил посланец ал-Валида, конфисковавший по его приказу все нажитое в Египте богатство.

Правление Курры интересно для нас тем, что освещается как источниками со страдательной, христианской стороны, так и подлинными документами канцелярии Курры, поступавшими к управляющему (пагарху) округа Афродито (Атфих, около Файюма). Они сохранились в мусорных кучах вокруг этого городка и были найдены в начале XX в. Самые ранние из них относятся буквально к первым дням правления Курры, с раби I. 90 г. х. Письма этого месяца касаются самого больного вопроса – недоимок за прошлые годы, в частности упоминается неуплата джизьи за 88 г. х. Требуя от пагарха своевременной и полной уплаты хараджа, наместник напоминает, что год был урожайным и отговорок не может быть. Несколько писем содержат распоряжения о поимке беглых крестьян. Но его внимание привлекают и другие темы: например, разбор жалоб местных жителей друг на друга за невозврат долга и неуплату аренды. Его заботой было и обеспечение Фустата своевременным подвозом зерна. В раби I 91/7.1–5.II.710 г. он пишет Василию о торговцах зерном: «Прикажи каждому торговцу привезти половину того, что у него есть из зерна в Фустат и пиши мне с каждым из купцов, который приезжает от тебя, сколько он привез».

В письмах не указывается, какие меры надо применять для своевременного получения налогов и выколачивания недоимок – местные администраторы имели в этом достаточный опыт, и учить их не требовалось.

По свидетельству церковного историка Севера ибн ал-Мукаффы, когда патриарх Александр приехал в Фустат поздравить нового наместника со вступлением в должность, Курра потребовал от него уплаты 3000 динаров. За отказ платить из-за отсутствия денег патриарх был арестован, был подвергнут телесному наказанию и отпущен собирать деньги в Верхнем Египте. В конце концов, патриарх получил скидку в 1000 динаров. Получение налога с епископа Афродито зафиксировано и в одном из документов, хотя сумма и характер налога не указывается.

Для лучшего учета налогооблагаемой собственности при нем был составлен новый кадастр, третий после арабского завоевания. Наряду с этим по приказу халифа Курра разрушил пятничную мечеть, построенную Абдаллахом и в 711–713 гг. выстроил новую.

Помимо денежных и натуральных выплат местное население отправлялось для работ за пределами места проживания: на строительство мечетей в Фустате и Дамаске, дворца халифа, на строительство судов в Фустате, Александрии, Димйате (Дамиетте) и Клисме (Суэц) и для участия в военных действиях египетского флота против Византии. Материалы для строительства судов, металлический лом, дерево, канаты и прочее должны были поставлять провинциальные власти, и, главное, поставлять своевременно и спешно. Такие расходы зачитывались в счет уплаты налога, но все это в совокупности было тяжелым и подчас невыносимым бременем для рядового населения, особенно, если учесть, что Курра добился увеличения общей суммы налоговых поступлений на 100000 динаров. Многие не выдерживали, и в одиночку или целыми семьями покидали родные селения. Это рассматривалось как тягчайшее преступление, лишающее государство части доходов. Побеги не были следствием правления Курры, оно только усилило их. Беглых не просто возвращали на место постоянного жительства – их жестоко избивали, иногда до смерти. Судя по всему, в Египте существовал очень строгий учет налогооблагаемого населения, не исключено даже, его полные списки имелись в центральном ведомстве в Фустате, иначе трудно понять, как из него могло появиться распоряжение, касающееся возвращения беглых по два человека из трех округов. Бежали и мобилизованные на службу во флоте: сохранился запрос Курры по поводу мобилизованных во флот, посланный в Ифрикийу к Мусе ибн Нусайру, и не возвратившихся оттуда.

От налогового гнета страдали не только рядовые египтяне: различные дополнительные поборы касались и богатых налогоплательщиков, но они могли отыграться на арендаторах и рабочих. Это умножало тяготы последних. В письмах Курры нет конкретных указаний, как следует добиваться выполнения его распоряжений, это уже было делом местных властей, и те к требованиям центральной власти добавляли свои, в свою пользу. Сохранилось письмо к Василию, пагарху Афродито, в котором Курра требовал прекратить дополнительные поборы, о которых ему сообщил начальник почты.

Стремление получить максимальные поступления заметно даже в том, что Курра напоминал Василию о наступлении времени обработки земли после паводка и необходимости засеять максимальную площадь. В то же время Курра пытался регулировать цены на пшеницу в Фустате. В конце января – начале февраля 709 г. с целью привлечь продавцов пшеницы он отменил торговый сбор с ее продажи. Это, конечно, было продиктовано заботой прежде всего об арабах, составлявших основное население Фустата, однако подобные меры годились только для корректировки сезонного колебания цен, не спасая от катастрофической дороговизны в неурожайные годы.

Диапазон и разнообразие деятельности канцелярии Курры, работавшей на двух языках, арабском и греческом, не может не вызвать удивления – ведь случайно сохранившаяся часть документов касается только одного из сорока округов Египта.

Повидимому, требовательность Курры задевала интересы и арабов Египта, поскольку в 92/711 г. в Александрии возник заговор, в котором приняло участие более ста человек, сговорившихся убить его при посещении Александрии. Курре своевременно донесли об этом, и он арестовал заговорщиков. Случай был непростой. Казнить своей волей столько воинов он не решился, и пока арестованные сидели в подвалах александрийского маяка, собрал командную верхушку, и та постановила казнить преступников, что и было сделано. Последним важным административным актом Курры было составление нового, третьего по счету, реестра (дивана), определявшего размеры жалований и число пайков для лиц, состоящих на службе.

Осенью 714 г. в Египте разразилась чума, особенно свирепствовавшая среди арабов. Ее жертвой пала семья Курры в четверг 7.ХII.714 г., а затем и он сам, хотя и пытался укрываться в более безопасных местностях. Власть над Египтом он перепоручил своему начальнику полиции Абдаллаху ибн Рифа‘и, и ал-Валид не отменил этого решения, да к тому же и времени для того, чтобы разобраться с этим, у него оставалось мало – вскоре он заболел, поселился для лечения в монастыре Дайр Мурран на горе Касйун, возвышающейся над Дамаском, и в субботу 24.11.715 г. скончался. Его преемник Сулайман утвердил Ибн Рифа‘а, но поручил только религиозно-политическую власть, ведать финансами и сбором налогов было поручено другому лицу, некоему Усаме, о котором арабские источники не упоминают, а христианский историк пишет как об исчадье сатаны. Говоря о его деятельности, мы немного забежим вперед, чтобы не разрывать дальнейшее повествование.

Чума в начале 715 г. пошла на убыль, но на смену ей появилось другое бедствие – страшный голод, унесший едва ли не больше жизней, чем эпидемия. Новый урожай пшеницы (обмолот в мае) принес бедствие противоположного характера – чрезвычайно низкие цены, за 25 артаб (6,5 ц) можно было получить только один динар, а поскольку арендная плата и налоги взимались в денежной форме, то такая дешевизна затрудняла расчеты с государством.

Усама ужесточил контроль за наиболее независимой группой населения – духовенством и монашеством. Монахам и священникам на левую руку надели железные браслеты с названием местности и монастыря или церкви, а кроме того, ставили какую-то метку для удостоверения уплаты джизьи за истекший год. Тех, кого находили без этих меток, беспощадно секли или ломали голени, и люди оставались хромыми на всю жизнь. Простые миряне также не могли покинуть свое место жительства без свидетельства об уплате налогов. Потребность в деньгах заставляла людей продавать свою продукцию почти даром: чтобы получить 1 динар, надо было продать 40 артаб (10 ц) пшеницы или 100 ксестов (215 л) растительного масла. Дело доходило до того, что люди продавали самое ценное, что оставалось в доме – деревянные балки. Денежную часть налогов казна принимала только золотом, и оно сильно вздорожало относительно серебра, которое было разменной монетой, за динар стали давать 35 дирхемов вместо обычных 14–15. И помимо всех этих тягот и преследований продолжалось строительство судов для войны с Византией и мобилизации для комплектования команд на эти суда.

Отступим теперь примерно на полгода и посмотрим, какие изменения произошли в верхах и в других провинциях Халифата.