КГБ выходит на Ротшильда

Конспирология чрезвычайно опасна для руководителей государств. Когда лидеру страны все время и везде чудятся заговоры, он рано или поздно настоящий заговор проморгает, ибо в борьбе со своими ветряными мельницами утратит нормальное видение мира. В конечном итоге, подозревая всех и вся, не щадя даже своих ближайших родственников, соратников и охранников, он превратит своих друзей во врагов, а личных опричников в своих убийц. Они вынуждены будут сорганизоваться и действительно стать заговорщиками, прежде всего для спасения самих себя и своих близких. И в этом случае известная фраза Цезаря «И ты, Брут!» должна будет прозвучать неизбежно. Можно только догадываться, с каким торжеством сказал Берия Молотову в день похорон Сталина: «Это я его убрал!». И как облегченно вздохнул Молотов, узнав о смерти человека, отправившего его жену за решетку. И как вся эта банда «сподвижников Вождя» торжествовала уже потому, что выжила, что не попала в расстрельный подвал, не превратилась по Берии в «лагерную пыль»…

До поры до времени со стороны международного сионизма отношение к Сталину и Советской власти было самым благожелательным. В № 3 периодического издания «Бюллетень спартаковцев» за 1992 г. приводятся такие интересные данные: «В то время как Соединенные Штаты отказали в приеме кораблям с еврейскими беженцами, спасавшимися от Гитлера, а Британия в годы войны отправляла их в концлагеря в Австралии, Советский Союз был единственной страной, открывшей свои границы для беглецов от фашистского террора в сколько-нибудь серьезном масштабе. После немецкой оккупации Западной Польши за советскую границу бежало около 500 000 евреев. Более двух миллионов советских евреев были перевезены из западных областей Советского Союза в Среднюю Азию, чтобы не попасть в руки нацистских захватчиков»…

Не кто иной, как крайне правый сионист Менахем Бегин, бывший премьер-министр Израиля, признал: «Я не могу забыть, и не один еврей не должен забывать этого… Благодаря Советскому Союзу сотни тысяч евреев были спасены от рук нацистов». На самом деле число советских и восточноевропейских евреев, переживших нацистский геноцид благодаря Советскому Союзу, было намного выше, возможно, около трех миллионов…

Как известно, СССР сыграл исключительно важную роль при создании государства Израиль. ООН приняла это решение по инициативе Советского Союза, и наша страна первой признала молодое государство в начале 1948 г. даже раньше США. На одном из израильских сайтов изложена весьма сентиментальная версия, объясняющая мотивы Сталина в этом вопросе. Цитирую: «Как известно, отец И. В. Сталина рано оставил семью. Но почти нигде не сказано, что с отцом произошло дальше. В некоторых грузинских изданиях 20-х гг. говорится, что, по рассказам односельчан И. В. Сталина, его отец вернулся в Турцию, откуда и был родом. Да и первая частица фамилии И. В. Сталина – «Джуга», указывает на турецкое происхождение (турецкую составляющую) фамилии. Но в те далекие времена Палестина принадлежала Турции. А по версии, выдвинутой учеными еще в XIX в., приставку «Джуга» к своей фамилии получали в XIV–XVII вв. те грузинские паломники в знаменитый грузинский монастырь Св. Креста в Иерусалиме, которые из-за начавшихся смут или войн не смогли вернуться обратно на Родину. Они постепенно натурализовались и составили небольшую грузинскую христианскую общину на Святой Земле. Так как они не были мусульманами, то не могли заниматься сельским хозяйством. Члены общины были в основном ремесленниками и торговцами. Отец И. В. Сталина и был из этой общины. Несомненно, И. В. Сталин знал, откуда родом его отец. Таким образом, И. В. Сталина и Палестину связывало сродни мистическому чувство своих корней на Святой Земле. Тираны, как правило, очень сентиментальны. Версия любопытная, но вряд ли близкая к истине. Скорее всего, решение поддержать идею Теодора Герцля о создании еврейского государства Сталин принял после того, как Молотов заверил его, что мировое еврейство в благодарность за такую поддержку позволит Кремлю превратить Израиль в форпост своего влияния на Ближнем Востоке. Сталин надеялся, что влияние СССР в этой стране будет столь сильным, что к власти там без труда придет Коммунистическая партия Израиля. И что могло быть лучше, чем это, чтобы «насолить Англии»! Когда арабские страны, не признав решения ООН о разделе Палестины на два государства – еврейское и арабское, начали войну против Израиля, по распоряжению И. В. Сталина в качестве нашей безвозмездной военной помощи в Израиль из Чехословакии была доставлена советская военная техника. Только благодаря этому израильтянам удалось тогда отстоять свою независимость. Прошло более полувека, но израильские старики с благодарностью хранят память о человеке, который фактически подарил им родину – в некоторых израильских кибуцах можно и сегодня встретить портреты И. В. Сталина…

В Эрец-Израэль коммунисты пришли едва ли не одновременно с сионистами. «Особые задачи возлагались на внешнюю разведку, что следует из секретной записки Феликса Дзержинского, адресованной в 1923 г. на имя начальника Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Трилиссера, – пишут российские журналисты Андрей Петров, Владимир Денисов в своей статье о действиях советской разведки в этом регионе и ее контактах с сионистами. – В документе, впервые увидевшем свет в журнале «Источник», вестнике архива президента РФ, говорится: чекисты должны быть дружны с сионистами, должны уметь снискать их расположение и использовать движение в своих целях. А главной целью руководства СССР в палестинском вопросе было стремление обезопасить страну от действий британской разведки на Ближнем Востоке, не допустить вовлечения в антисоветскую деятельность мусульманского населения Средней Азии. Очевидна была и другая стратегическая задача – использовать проникновение в сионистские круги для возможной реализации интересов Советского Союза в странах Запада. Уроженцы России, проживавшие в Палестине – Ананьев, Захаров, Турыжников и ряд других были завербованы чекистом Яковом Серебрянским и составили в Палестине костяк его боевой группы и агентуры (она получила известность как «группа дяди Яши»). В годы войны многие питомцы Серебрянского принимали активное участие в успешных диверсионных операциях против фашистов и их союзников в Европе и на Ближнем Востоке.

Одним из наиболее известных чекистов, действовавших на Ближнем Востоке, был убийца германского посла Мирбаха Яков Блюмкин, о роли которого в «заговоре левых эсеров» говорилось выше. Идя по следам Блюмкина, можно написать не один приключенческий роман, что не раз совершали советские писатели, не называя его по имени. Но в роли Исаева (один из псевдонимов Блюмкина) он фигурировал в нескольких книгах и фильмах, как прообраз легендарного Штирлица. Его карьера разведчика складывалась до поры довольно удачно. После его путешествия в Тибет в поисках легендарной Шамбалы вместе с великим Рерихом, Блюмкина в мае 1920-го направляют в Персию, где с его подачи провозглашается Гилянская Советская Республика. Он участвует в нескольких переворотах, создает Иранскую коммунистическую партию и представляет Персию на Первом съезде угнетенных народов Востока, созванном большевиками в Баку. В 1920–1921 гг. Блюмкин – начальник штаба 79-й бригады, а позже – комбриг, планировал и осуществлял карательные акции против восставших крестьян Нижнего Поволжья, участвовал в подавлении Еланского восстания. Осенью того же года Блюмкин командует 61-й бригадой, направленной на борьбу против войск барона Унгерна.

Вернувшись в Москву в 1921 г. Блюмкин издал книжку о Дзержинском и стал его фаворитом в ЧК. По личной рекомендации Дзержинского в 1920 г. он вступил в РКП(б). Троцкий направил его на учебу в Академию Генерального штаба РККА на факультет Востока, где готовили работников посольств и агентуру разведки. В Академии Блюмкин к знанию иврита добавил знание турецкого, арабского, китайского, монгольского языков, обширные военные, экономические, политические знания. В октябре 1921 года Блюмкин под псевдонимом Исаев (взят им по имени деда) едет в Ревель (Таллин) под видом ювелира и, выступая в качестве провокатора, выявляет заграничные связи работников Гохрана. Именно этот эпизод в деятельности Блюмкина был положен Юлианом Семеновым в основу сюжета книги «Бриллианты для диктатуры пролетариата».

В 1922 г. после окончания Академии Блюмкин становится официальным адъютантом наркома по военным и морским делам Л. Д. Троцкого. Выполнял особо важные поручения и тесно сошелся с наркомом. Блюмкин редактировал первый том программной книги Троцкого «Как вооружалась революция» (издание 1923 г.). Троцкий писал о Блюмкине: «Революция предпочитает молодых любовников».

Осенью 1923 г. по предложению Дзержинского Блюмкин становится сотрудником Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ. В ноябре 1923 г. решением руководства ИНО ОГПУ его назначают резидентом ОГПУ в Палестине. Одна из его главных задач – собирать информацию о планах Англии и Франции на Ближнем Востоке. Там Блюмкин сблизился с сионистами, среди которых, как мы уже знаем было немало евреев из России. Его отозвали в Москву в 1927 г. и вскоре перебросили в Монголию, где он долго не задержался и был разоблачен одним из чекистов – перебежчиков. В 1928 г. после провала в Монголии Блюмкина назначили резидентом ОГПУ в Константинополе. Теперь он курирует весь Ближний Восток. По заданию ЦК ВКП (б) он занимался организацией в Палестине резидентской сети, которую начал создавать еще в свою первую командировку. Он работает то под видом набожного владельца прачечной Гурфинкеля, то под видом азербайджанского еврея-купца Султанова. Блюмкин завербовал венского антиквара Якоба Эрлиха и с его помощью обустроил резидентуру, законспирированную под букинистический магазин. Но какой! Блюмкин вспомнил свое обучение в хедере под руководством знаменитого Менделе Мойхера-Сфорима и решил внести свой вклад в дело изучения священных книг иудеев. Он наладил поставки антиквариата и редких еврейских книг из СССР. ОГПУ проделало огромную работу в западных районах СССР по сбору и изъятию старинных свитков Торы и Талмуда. Для Блюмкина собрали в еврейских местечках и синагогах 330 сочинений средневековой еврейской литературы. Чтобы подготовить Блюмкину материал для успешной торговли в его антикварной лавке, в Проскуров, Бердичев, Меджибож, Брацлав, Тульчин направились экспедиции ОГПУ с целью изъятия старинных еврейских книг. Блюмкин сам выезжал в Одессу, Ростов-на-Дону, в местечки Украины, где обследовал библиотеки синагог и еврейских молитвенных домов. Книги изымались даже из государственных библиотек и музеев. Летом 1929 г. Блюмкин приезжает в Москву отчетом о своей работе. Его доклад членам ЦК партии о положении на Ближнем Востоке одобрен как членами ЦК, так и руководителем ОГПУ В. Менжинским. Блюмкин с успехом проходит очередную партийную чистку, благодаря отличной характеристике начальника иностранного отдела ОГПУ М. Трилиссера. Партийный комитет ОГПУ характеризовал Блюмкина как «проверенного товарища».

Автор «Еврейского ресурса Семь 40» Яков Рабинер в своем очерке о Блюмкине «Герой страшного времени» приводит любопытные детали об этом заключительном этапе жизни и карьеры чекистского авантюриста и о действиях советской разведки во время его ближневосточного резидентства:

«В Константинополе Блюмкин помогает каждому из резидентов найти свою “крышу”: пристраивает их торговыми представителями различных компаний. И вот он уже в Палестине. Замелькали города: Хайфа, Тель-Авив, Иерусалим. И еще Каир, Бейрут, Дамаск. Работы невпроворот. Встречи с арабами, евреями, коммерсантами, местной интеллигенцией, лидерами сионистского движения. И везде он забрасывает удочку: вербует, подкупает, если надо. То подключает обаяние, то вовсю шантажирует. Все средства идут в ход. Как настырный паук, опутывает он постепенно незаметной для постороннего глаза шпионской паутиной весь Ближний Восток. “Дело в Константинополе, в Палестине и Дамаске налажено”, – смог он отрапортовать по прибытию в Москву своему начальнику М. Триллисеру. Блюмкин въезжает в Москву на “белом коне’ своих ближневосточных успехов. Ему выделили личный автомобиль. Сам председатель ОГПУ Менжинский не только удостоил его своей встречи, но даже пригласил отобедать с ним. Им явно заинтересовались на кремлевском Олимпе. Его отчет в ЦК произвел на всех большое впечатление и вызвал особый интерес у Молотова. Дело в том, что в Кремле не знали, на кого делать ставку в Палестине в случае конфликта с Англией – на арабов или на евреев. И те, и другие, каждый по своей причине, ненавидели англичан. А что если объединить арабскую и еврейскую коммунистическую партию? Молотов хотел знать мнение Блюмкина на этот счет. Видимо, не без его влияния, сталинское руководство склонялось все больше к тому, чтобы сделать ставку на евреев. Блюмкину в этом случае отводилась роль первой скрипки. Не зря в гостях у Луначарского, который жил на одном этаже с ним, он похвастался тем, что он, дескать, “закладывает основы еврейского государства в Палестине”.

Это говорит о том, что Сталин давно, еще в 20-е годы, вынашивал идею создания сориентированного на Москву еврейского государства. Уже тогда многое делалось в этом направлении, включая разведку, подготовку коммунистов-евреев, проникновение в сионистские организации, тайную переброску оружия и т. д. Как утверждает в своих воспоминаниях бежавший на Запад Г. Агабеков, одно время руководивший советской агентурной сетью в Палестине, в Москву в 1926 году приезжали для консультации “три члена партии сионистов и установили связь с ОГПУ”. “В беседах с иностранным отделом ОГПУ сионисты, – пишет Агабеков, – указывали на разногласия палестинского еврейства с англичанами и просили помочь им добиться государственной независимости Палестины. Они просили снабдить их оружием и денежными средствами для ведения пропаганды”. К 40-м годам “свои” люди имелись в “Хагане”, “Штерне” и в других еврейских формированиях и группах. Будущий Израиль представлялся Сталину форпостом советского влияния на Ближнем Востоке, он был уверен, что именно так все и произойдет, вот почему с такой готовностью Советский Союз поддержал создание Израиля в 1947 году» (Рабинер Я. Блюмкин – герой страшного времени: цит. по: proza.ru. 2012. 03.24).

Блюмкину недолго пришлось походить по Москве триумфатором. В ОГПУ донесли, что в Турции он встречался со своим кумиром Троцким, которого Сталин только что выслал за пределы СССР. Троцкий передал ему письмо Радеку. Но Радек сам уже был под колпаком Лубянки и письмо даже не взял, а тут же сообщил об этом «куда следует». Это был уже третий донос на Блюмкина. А второй отправила на Лубянку его любовница Лиза Розенцвейг, сотрудница ОГПУ, которой Блюмкин проболтался о своей встрече с Троцким в Константинополе. Блюмкина пытали и били на допросах. Он признал, что хотел работать на Троцкого. Судила его тройка – Менжинский, Ягода и Трилиссер. Первые двое были за расстрел. Трелиссер просил его помиловать, тем более что Блюмкин в ходе следствия покаялся и обещал сдать всех, кого потребуется. Трилиссеру это потом припомнят в 1951 г., когда он будет проходить по делу Абакумова. Точная дата расстрела Блюмкина неизвестна – либо 3 ноября, либо 12 декабря 1929 г. Расстреливал его самый страшный чекистский палач Магго, который отправил на тот свет более 1000 «врагов народа». По одной версии Блюмкин воскликнул перед расстрелом «Да здравствует товарищ Троцкий!». По другой запел: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!». Сталин всю эту историю запомнил.

Конечно, с расстрелом Блюмкина проникновение советских спецслужб на Ближний Восток и в ряды сионистов не закончилось. В Палестине продолжал работать какое-то время завербованный Блюмкиным Леопольд Треппер, будущий руководитель антифашистской организации и советской разведывательной сети в нацистской Германии, известной, как «Красная капелла». Советские спецслужбы успешно внедряли своих агентов в сионистские и еврейские организации США. Зондажные мероприятия и сбор информации осуществлялись под руководством Исхака Ахмерова, Виталия Павлова, а также чекистов, репрессированных при Ежове и Берии – разведчика-нелегала Базарова и первого «легального» резидента НКВД в США Гутцайта. Многие факты стали известны лишь недавно благодаря горбачевской гласности и свидетельствам ветеранов советской внешней разведки. Хотя большинство архивных документов той поры засекречены по сей день.

Киму Филби и другим членам легендарной «кембриджской пятерки» – Берджессу, Маклину, Бланту и Кэрнкроссу СССР обязан самой точной информацией о подготовке Германии к войне с СССР и о действиях английской разведки на Ближнем Востоке и в советских республиках Средней Азии, а также на южных границах нашей страны. Но самое интересное в том, что в Кембридже Филби и его друзья, ставшие впоследствии агентами советской разведки, учились вместе с Виктором Ротшильдом, сыном известнейшего англо-еврейского банкира, и вовлекли его в свою игру. Через Ротшильда они узнали о тайных контактах британских руководителей с видными деятелями фашистской Германии. К тому же Виктор Ротшильд был координатором мероприятий британских спецслужб по проблеме атомной бомбы и курировал эту линию в отделе научно-технической разведки СИС. Известно, что после раскрытия подлинной роли «кембриджской пятерки» Виктор Ротшильд не раз заявлял: он подаст в суд на того, кто обвинит его в шпионаже в пользу Советского Союза. Никто публично его не обвинил. Уже после смерти барона журналист Роланд Перри написал о нем целую книгу, которая так и называется: «Пятый человек» («The Fifth man»). Перри делает попытку доказать, что пятый в группе Филби был Ротшильд, а не Кэрнкросс, который никогда не учился в Кембридже. Целая глава книги посвящена тайной деятельности Ротшильда как «двойника» сионистского подполья и советской разведки.

Советские спецслужбы, конечно, отслеживали и связи ряда еврейских организаций СССР с зарубежными разведками. Об этом говорится в справке 3-го управления НКГБ СССР «О состоянии оперативной работы по разработке еврейского националистического подполья» от 15 июня 1941 г. Чекисты курировали и контролировали сотрудничество с зарубежной общественностью Еврейского антифашистского комитета (ЕАК).

Как видно из директивы замнаркома НКВД Богдана Кобулова от 5 ноября 41-го аресту сразу же после начала войны подверглись, помимо других лидеров еврейских партий и движений, руководители польского «Бунда» Альтер и Эрлих, а также Менахем Бегин, возглавлявший молодежную боевую организацию «Бутар» в Литве. В конце 41-го Бегина освободили по амнистии, он вступил в польскую армию как польский гражданин и выехал из СССР. В 1977–1983 гг. Бегин занимал пост премьер-министра Израиля. Судьба Альтера и Эрлиха сложилась трагично. Их тайно ликвидировали, причем не как подозреваемых в сотрудничестве с немцами, а как лидеров «антисоветского сионистского подполья», хотя официального обвинения следствие им не предъявляло, а Эрлиху поначалу даже предлагали возглавить ЕАК.

После 1945 г. кадры советской разведки, имеющие боевой опыт ведения диверсионных операций, были нацелены на создание опорных баз и резидентуры в Палестине. С окончанием войны на Ближний Восток хлынул поток новых переселенцев, особенно из Польши и Румынии. Поощрялся выезд лиц, ранее проживавших на территориях, отошедших к СССР в 1939–1940 гг. Через тайные каналы спецслужб в Палестину поставлялось значительное количество оружия, в том числе трофейного. Одной из задач советских спецслужб было иметь свою агентуру в боевых организациях сионистов типа «Цвай Иргун Леуми» и «Штерн», знать об их замыслах (здесь снова всплывает фигура Менахема Бегина). Разведка СССР проникла и в международное сионистское движение. Когда в апреле-мае 1948 г. возник вопрос о целесообразности дипломатического признания государства Израиль, к проработке решений был подключен почти весь загранаппарат советской внешней разведки – МГБ и Комитета информации МИД. Посол Панюшкин тогда был в Москве, и Царапкин, временный поверенный в делах, дал в МИД СССР телеграмму с заключением в пользу скорейшего признания Израиля. Москва сделала это лишь на три дня позже Вашингтона. Главным аргументом «за» стало очевидное стремление ослабить позиции англичан на Ближнем Востоке, особенно в районах, прилегающих к границам Советского Союза. Любопытно, что при решении летом 1948-го вопроса о выдаче агремана первому послу Израиля в СССР Голде Меир, будущему премьер-министру страны, министр МГБ Абакумов и его зам. Питовранов привлекли Шубнякова – начальника управления контрразведки, который ведал разработкой «националистических движений». Возможно, имя Голды Меир, жившей ранее в России, фигурировало где-то в документах госбезопасности. До сих пор эти оперативные разработки хранятся в секретных архивах. (См. Петров А., Денисов В. Советские спецслужбы помогали созданию государства Израиль, используя тайные каналы связи, или как еврейский барон Ротшильд работал на СССР-овсую разведку. www. dazzle.ru).

Несмотря на столь активную работу своих спецслужб, прямую поддержку Израиля, как в ООН, так и с помощью поставок оружия, Сталин, как и следовало ожидать, так и не получил нового союзника в столь важном регионе мира, как Ближний Восток. Сионисты, как правые, так и левые, придя к власти в Израиле, сделали ставку на США и Англию, где их позиции были традиционно сильны. Вот именно по этой причине В. М. Молотов, убеждавший Сталина немедленно признать Израиль, лишился поста Министра иностранных дел СССР, а Н. А. Булганин – министра Вооруженных Сил (И. В. Сталин недоумевал, как эти два опытных министра «не смогли понять, куда пойдет Израиль»).

После войны Сталина серьезно обеспокоила эйфория советских евреев по поводу создания государства Израиль и солидарность с ним даже после того, как стало ясно, что Тель-Авив перешел под покровительство США и пошел не только по пути сионизма, но и антисоветизма. Сталин не любил, когда ему дышали в спину. Окончательно он решил, что сионисты обложили его со всех сторон, после того, как московские евреи, включая жену В. М. Молотова Жемчужину, жену Ворошилова и евреев из других высокопоставленных советских семей, встретили в московском аэропорту премьер-министра Израиля Голду Меир, как самого близкого родственника. Эдвард Радзинский так описывает встречу первого посла Израиля в СССР Голды Меир, которая торжественно прибыла в Москву 3 сентября 1948 года: «Невиданная толпа в полсотни тысяч человек собралась перед синагогой, куда пришла Голда Меир. Тут были солдаты и офицеры, старики, подростки и младенцы, высоко поднятые на руках родителей. «Наша Голда! Шолом, Голделе! Живи и здравствуй! – приветствовали ее… Эти слова вдохновили поэта-националиста на такие вот строки:

Встречу Голды Меир у синагоги организовал Еврейский антифашистский комитет. И с этого момента он превратился для Сталина в личного врага. Сталин заговорил о сионистском заговоре в Кремле. Таким заговорщиком в его глазах мог быть не только каждый еврей, сочувствующий Израилю, независимо от того, коммунист он или нет. Потенциальным заговорщиком виделся ему и каждый русский номенклатурщик, если он был женат на еврейке. А такие браки в советском руководстве были скорее правилом, чем исключением. У большинства не еврейских вождей Советского Союза жены были еврейками. Женой главы ВЧК Ф. Э. Дзержинского была еврейка С. С. Мушкат. Эта традиция в ВЧК-ОГПУ-НКВД сохранялась. На еврейках были женаты шеф НКВД еврей Г. Ягода и его русский преемник Н. Ежов. Обе жены Н. И. Бухарина, главного теоретика партии и члена Политбюро, куратора ОГПУ-НКВД с 1924 по 1929 гг., были еврейками – Э. И. Гурвич и М. Ю. Ларина (Лурье). Женами обоих Председателей Совнаркома – А. И. Рыкова и В. М. Молотова были, соответственно, Н. С. Маршак и П. С. Жемчужина (Перл-Карповская). Жена наркома Обороны с 1925 года К. Е. Ворошилова – Е. Д. Горбман (Голда Давидовна Горбман в 1909 г. приняла православие и после венчания стала Екатериной Давидовной Ворошиловой); жена члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП (б) и руководителя Ленинградского комитета партии С. М. Кирова – М. Л. Маркус. У членов Политбюро В. В. Куйбышева и А. А. Андреева женами были, соответственно, Е. С. Коган и Д. М. Хазан. У А. В. Луначарского – Э. Розенель, у Ф. Ф. Раскольникова – Л. Райснер, зам. главы ОГПУ И. С. Уншлихта – Ю. Мушкат (кузина С. Мушкат, жены Ф. Дзержинского) и т. д. Да и сам Иосиф Виссарионович, у которого внук и внучка от первого брака его дочери Светланы Сталиной были полукровками, состоял в родственных связях с евреями.

В МГБ создали целую службу, составлявшую «генеалогические таблицы», с помощью которых по заказу Сталина докапывались до вторых и третьих колен в родословных видных коммунистов, выискивая у них еврейских бабушек, дедушек или внуков. Когда 16 октября 1952 г. Сталин, напоминая пленуму ЦК «ленинградское дело», «сионистское дело» и «грузинское дело», стал разбирать членов Политбюро по косточкам, копаясь в их исторических, политических и генеалогических грехах, то выяснилось: из 11 членов Политбюро 5 оказались еврейскими родственниками (Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один – евреем (Каганович), один – «полуевреем» (Берия), два – причастными к «ленинградской мафии» (Косыгин и Микоян; сын последнего был женат на дочери Кузнецова), только один человек оказался «чистым» – назначенный преемником Сталина бесцветный Булганин, один из провинциальных Малют времен красного террора. К тому времени он уже вышел из послевоенной опалы. Но вот к Ворошилову и Молотову, женатым на еврейках, отношение Сталина резко изменилось после войны. Да и у Хрущева нашли внучку от еврейской матери, у Берия – мать, якобы грузинскую еврейку, а у Маленкова дочь оказалась замужем за евреем. Жена Молотова – Жемчужина – была арестована в 1948 г. в связи с делом о Еврейском антифашистском комитете. Когда этот вопрос обсуждался и голосовался на Политбюро, Молотов воздержался. А Ворошилов устроил Сталину настоящую истерику и свою жену тем самым спас. Но не свою репутацию. После этого с Лубянки Вождю намекнули о причастности Ворошилова и Молотова к западным разведкам. Фактически с этого момента они были обречены.

 

Разгром ЕАК и иже с ним

Сталин говорил в своем узком кругу 1 декабря 1952 г., что «любой еврей-националист – это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США. Они считают себя обязанными американцам» (Цит. по: Дневниковые записи В. А. Малышева. АП РФ, л. 206). Во многом эти ценные указания Иосифа Виссарионовича стали идеологической основой разрыва с прежними союзниками по войне с гитлеровской Германией и последовавшей за этим холодной войны. Вчерашние заокеанские друзья были объявлены врагами. Начатая Ждановым борьба «против низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной» в исполнении его и Маленкова стала быстро трансформироваться в кампанию против «космополитизма». В самом СССР основными мишенями в этой кампании, как мы увидим далее, стали советские евреи. Многократные чистки в системе ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ, в армии и госаппарате к началу 50-х годов привели к тому, что на руководящих должностях в карательных органах и на высоких правительственных постах почти не осталось евреев, кроме разве Лазаря Кагановича, да и того задвинули на второстепенные посты почти сразу же после окончания войны.

12 октября 1946 г. МГБ СССР направило в ЦК ВКП/б/ записку под заглавием “О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета” (ЕАК). Напомню, что решение об учреждении ЕАК было принято в мае 1942 г. Его главой был назначен народный артист СССР С. Михоэлс. В состав комитета вошли: поэт и драматург И. Фефер, поэты Перец Маркиш, Лев Квитко, Давид Бергельсон, актер Зускин, академик АН СССР Лина Штерн, зам. министра иностранных дел СССР С. Лозовский, возглавлявший Совинформбюро, и ряд других видных деятелей из числа евреев. Сталин поначалу всячески поддерживал ЕАК. В первую очередь потому, что Комитет проделал огромную работу по сбору средств среди евреев США для Красной Армии. С самого начала ЕАК был под колпаком Лубянки. В книге Павла Судоплатова «Специальные операции» подробно рассказывается о поездке делегации во главе с Соломоном Михоэлсом в США в 1943 г. с этой целью. Этим визитом продолжились контакты советского руководства с американской еврейской общиной. В неформальных беседах затрагивался и вопрос о создании после войны еврейской республики в Крыму.

Рассекреченные ЦРУ в 1996 г. материалы операции «Венона» показывают роль резидента НКГБ-НКВД в Вашингтоне Василия Зарубина как непосредственного куратора делегации Михоэлса. Одна из телеграмм резидентуры в Москву, расшифрованных впоследствии американской контрразведкой, гласит, что Зарубин («Максим») намерен выслать отчет о контактах и беседах Михоэлса дипломатической почтой (www.dazzle.ru). Это лишний раз подтверждает, что НКВД держал ЕАК под контролем с самого начала. После войны ЕАК стал вызывать у Сталина серьезные подозрения – дело шло к образованию Израиля, и Вождь не мог допустить, чтобы это иностранное государство могло каким-то образом влиять на советских евреев, а уж тем более планировать создать с помощью США еврейскую республику в Крыму. Сталину стало известно, что израильский посланник в Москве М. Намир связывал большие надежды с этим проектом и так и писал в своем отчете, направленном в Тель-Авив: «Возможно, будет предпринята попытка не уничтожать еврейство, а возродить и организовать его, как национальную единицу (Советско-Израилькие отношения, т. 1 кн. 1–2, М., 2001). Но еще больше Сталина тревожила растущая популярность ЕАК в еврейской среде и его поддержка из-за границы. Как утверждает писатель Александр Борщаговский, ЕАК, который продолжал действовать и после окончания войны, превратился в «некий департамент по еврейским делам». В недрах ЕАК родилась поначалу идея переноса в Крым Еврейской автономной области. Затем там стали поговаривать даже о создании в Крыму ЕССР – Еврейской советской социалистической республики. Естественно с такими же, пусть и формальным, как у других советских республик, правом на самоопределение вплоть до отделения! Когда И. В. Сталину впервые доложили об этом, он сказал: «Мы же еще в 34-м году выделили евреям национальную автономию в составе Хабаровского края. Чего же им еще надо?». По словам Хрущева, «Сталин расценил дело так: налицо акция американских сионистов, члены этого комитета – агенты сионизма, которые хотят создать свое государство в Крыму, чтобы отторгнуть его от Советского Союза и утвердить там агентуру американского империализма». И далее Хрущев продолжает: «А мы все питались тогда рассуждениями Сталина и поддавались его влиянию. Мысль Сталина про шпионаж появилась потому, что Крым – морская граница, доступная иностранным судам. Он считал, что никак нельзя допустить это с точки зрения обороны. Мы ведь всегда стояли на той точке зрения, что надо укреплять оборону, а не ослаблять ее. Правда, данный вопрос никогда по существу не обсуждался, а только высказывалась точка зрения об осторожности и бдительности. Тут-то и была проявлена Сталиным «бдительность», и он пресек поползновения мирового сионизма, его попытки создать опору в нашей стране для борьбы американского империализма против нас». Хрущев явно рассчитывал на дураков, которые не знали ничего об истории еврейской колонизации Крыма, к которой, как утверждают в израильской компартии, одобрительно относился сам Ленин. Не говоря уже о Дзержинском. И Сталин, как уже говорилось, был в курсе.

12 октября 1946 года появилась записка МГБ по делу ЕАК в ЦК ВКП (б), где она нашла самых внимательных читателей. Машина завертелась. Заведующий отделом внешней политики ЦК М. А. Суслов, будущий партийный идеолог номер один при Хрущеве, Брежневе и Андропове, оперативно организовал проверку и уже 19 ноября того же года докладывал в ЦК о результатах. В решении было отмечено, что во время войны ЕАК сыграл положительную роль, а после войны его деятельность была сочтена политически вредной. Она, по мнению Суслова, «приобретала все более националистический, сионистский характер и объективно способствовала усилению “еврейского реакционного буржуазно-националистического движения за границей и подогреванию националистических сионистских настроений среди некоторой части населения СССР”». Уже 26 ноября с этими материалами ознакомили Сталина. Примерно через 2 года после того, как было заведено дело ЕАК, а именно 20 ноября 1948 г., Политбюро ЦК ВКП/б/ приняло постановление его распустить, т. к. «этот Комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию иностранной разведке». Это уже был приговор.

В Постановлении Политбюро значилось: «органы печати Комитета закрыть, дела Комитета забрать». Но была и приписка: «Пока никого не арестовывать». С этим, однако, не замешкались.

21 ноября 1948 г. ЕАК был распущен. 24 декабря 1948 г. был арестован секретарь Еврейского антифашистского комитета поэт Ицик Фефер, от него были получены показания о якобы преступной деятельности его самого, Михоэлса, С. А. Лозовского – тогда – члена ЦК ВКП(б), бывшего начальника Совинформбюро и ряда других лиц, сотрудничавших с ЕАК. Фефер незадолго до своего ареста написал такие верноподданнические стихи: «Я – еврей, который пил из сталинской чудесной чаши счастья. Тому, кто хочет Москву утопить, повернуть Землю вспять, скажу я: “Нет!” Тому скажу я: “Долой!”» Ему предстояло испить эту чашу до дна.

Вслед за Фефером были арестованы Д. И. Гофштейн и художественный руководитель Еврейского театра В. Л. Зускин. Начались интенсивные допросы. Их результатом были “признания”, которые и привели к аресту всех участников будущего процесса. 13 января 1949 г. к Маленкову был вызван Лозовский. При допросе, который Маленков вел вместе со Шкирятовым, Лозовскому было вменено в вину то, что он вместе с Фефером и Михоэлсом направлял в 1944 г. письмо Сталину с предложением создать в Крыму Еврейскую социалистическую республику. В протоколе допроса Лозовского зафиксировано, что он признал только то, что помогал это письмо отредактировать, но не был его автором и Сталину его не посылал. Но с этим не посчитались, и заодно ему вменили в вину то, что среди американских корреспондентов, с которыми он встречался, были американские разведчики (ЦХСД, ф.6, д.13/78, т. 36. л. 202–203). 18 января 1949 г. Лозовский был исключен из партии, а 26 января – арестован. Тогда же, в январе 1949 г. были арестованы поэты Квитко и Маркиш, главный врач Боткинской больницы Шимелиович, академик Л. Штерн. 8-го мая 1952 года начался закрытый суд над ними. Одним из пунктов обвинения послужил их проект создания Крымской еврейской автономии (напомню, что Крымско-татарская автономия была упразднена всего за 2 года до этого, 26 июня 1946 года, а все крымские татары подверглись депортации. Проект Хазария-2, как видно, так и не был сдан в архив. – В. Б.).

Антисемитский характер дела набирал обороты. Эта кампания прошлась и по Еврейской автономной области, где были репрессированы ее руководители. Далее последовали решения секретариата ЦК «О заявлениях, поступивших в ЦК ВКП(б) о деятельности антипатриотической группы театральных критиков», которые «охаивали лучшие произведения советской драматургии», к которым ЦК относил творения Б. Ромашова, Н. Вирты, А. Софронова. (См. подробнее о ходе этого «дела»: Жорес Медведев. Появление «дела врачей». Роль Маленкова.)

За делом ЕАК последовали постановление – «О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике» и редакционная статья в «Правде» под заголовком «До конца разоблачить космополитов – антипатриотов». Дальше началось систематическое преследование «космополитов», читай евреев, в издательстве «Советский писатель», (его преступление состояло в публикации книг И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», в которых, по словам А. Фадеева, «содержатся издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям»), в Институте мировой экономики АН СССР, в Госполитиздате… Эта кампания коснулась всех учреждений страны – от школ и фабрик игрушек до научных учреждений и обкомов. (Подробнее: Геллер М., Некрич А. Утопия у власти, Лондон). Исследовавший этот вопрос Ю. С. Аксенов отмечает, что «антисемитская направленность ряда репрессивных мер, несомненно, отражала точку зрения и настроения самого Сталина» (Аксенов Ю. С. Послевоенный сталинизм. С. 84–86). Понятно, что без ведома Вождя, такого рода меры в СССР предпринять никто бы не решился.

К делу о Еврейском антифашистском комитете были позднее привлечены и осуждены жена В. М. Молотова – Жемчужина, жена Калинина и жены других видных партийных и государственных деятелей, встречавшие в Москве Голду Мейер. Следствием руководил В. И. Комаров, который по собственному признанию «особенно ненавидел евреев и был беспощаден к еврейским националистам». Его начальник Рюмин, впоследствии арестованный, признался, что он получил от Сталина вопросник, в котором особое внимание уделялось выяснению связей арестованных с иностранными разведками. Заключенных пытали и избивали, подвергали ночным допросам, помещению в холодные камеры, карцер. Следствие велось под внимательным наблюдением самого Сталина. За первые два месяца следствия непосредственно ему было послано 20 протоколов допросов арестованных. Записи показаний «усиливались» редактированием в секретариате министра внутренних дел. Непосредственно этим руководил некто Браверман (еврей по национальности). В марте 1950 г. было объявлено об окончании следствия всех обвиняемых, кроме И. Фефера. В обвинительном заключении от 25 марта 1950 г. фигурировали еще ряд лиц, включая и супругу В. М. Молотова – П. Жемчужину. Однако надежды устроить открытый процесс провалились. Подсудимые впоследствии отказывались от своих показаний. Это привело к оттяжке процесса и к дополнительному следствию. Всего же следствие заняло более трех лет, однако, для “доводки” обвинительного заключения потребовалось еще восемь месяцев. В марте 1952 г. министр ГБ С. Игнатьев направил текст обвинительного заключения Сталину. Суд начался 8 мая 1952 г. 13 марта 1952 г. Отмечу, что в тексте этого обвинения говорилось и о необходимости привлечения к ответственности многих известных деятелей евреев, которые в деле не фигурировали. Среди них: И. Эренбург, В. Гроссман, М. Блантер, Г Хейфиц, Б. Збарский, И. Зубок, Б. Слуцкий, А. Вергелис и др. – всего 213 человек. До их ареста, правда, дело не дошло. Процесс закончился 18 июля 1952 г. Все подсудимые, кроме академика Лины Штерн, были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны 12 августа 1952 г.

Параллельно с этим процессом по указанию секретаря ЦК Г. Маленкова, а это значит не без согласия Сталина, был дан сигнал к началу кампании против театральных критиков, среди которых было много евреев. Ежедневно ведущие газеты страны печатали разоблачительные статьи против “безродных космополитов”, “людей без роду, без племени” и т. д. Подвергавшиеся травле, носили главным образом еврейские фамилии, но, за редким исключением, среди них были и не евреи. А там все покатилось по наклонной, как снежный ком. Начались аресты руководящих лиц на автозаводе им. Сталина и других предприятиях на периферии. Особенно большие потери понесла та часть евреев, которая работала в области культуры. Среди арестованных был почти весь цвет еврейской интеллигенции. Всего 431 человек, из которых 217 писателей и поэтов, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов. Из лагерей вернулись немногие. Евреев, работавших в атомной промышленности и науке, правда, не трогали. На этом настоял сам Берия. По испытанному сценарию на промышленных предприятиях проходили только собрания клеймившие «агентов американского империализма» и «международного сионизма». Лекторы – пропагандисты из ЦК КПСС вспомнили даже одного из руководителей еврейских коммунистических секций при ЦК РКП (б) С. Диманштейна. Он в 1919 г. писал: «Сионизм многолик. Он наклеивает на себя какую угодно теорию. Он был эсеровским, марксистским – всех оттенков. Мы могли его видеть под любой окраской. Из этого видно, как еврейский национализм может приспосабливаться, какой он мастер в этом смысле. Ни один другой национализм какого-либо народа не дошел до этого, на это способны лишь сионисты». Вон оно откуда тянулась ниточка к ЕАК!

 

Пятый пункт Сталина

Масла в огонь кампании «по борьбе с космополитизмом и международным сионизмом» подлили и родственники Сталина. До поры он воспринимал достаточно безразлично их связи с евреями. И хотя сам Сталин породнился с евреями, в том числе через своих детей, с этой родней он не встречался, и вообще к себе не допускал. В 1935 г. его сын Яков Джугашвили поступил в Артиллерийскую академию в Москве. Он часто посещал свою тетю Анну Аллилуеву, в доме которой познакомился со своей второй женой – с первой, Зоей, он к тому времени развелся. В воспоминаниях Светланы Аллилуевой, опубликованных в 1967 г., сказано о том, что Яков «женился на очень хорошенькой женщине, оставленной ее мужем. Юля была еврейкой, и это опять вызвало недовольство отца». (Аллилуева С. Двадцать писем другу. М., Известия, 1990. С. 124). Значительно позже, живя уже за границей, Светлана Аллилуева в интервью, записанном для книги по истории всех ветвей родословного дерева Сталина, привела больше подробностей о новой жене своего брата. «Он встретил Юлию, свою вторую жену, благодаря тете Анне. Юлия была украинской еврейкой, и ее первый муж был крупным начальником НКВД, – уточнила Светлана. – Он был арестован, и она обратилась к тете Анне за помощью. Они знали друг друга с того времени, когда муж Анны Реденс (его в 1937 г. арестовали и вскоре после этого расстреляли – В.Б.) работал в НКВД Украины». (Richardson R. The Long Shadow. Inside Stalin’s Family. London: Little, Brown and Company, 1993. P. 166). В дневнике Марии Сванидзе, жены брата первой жены Сталина – Екатерины, появилась 17 ноября 1935 г. такая запись: «Яша вторично вступил в брак с Юлией Исааковной Бессараб. Она хорошенькая женщина лет 30–32, кокетливая. Яша у нее 3-ий или 4-ый муж. Она старше его. Не знаю, как отнесется к этому И.» И., т. е. И. В. Сталин отнесся к этому резко отрицательно. Он знал, что Юлия (Юдифь) Исааковна Мельцер (1911–1968) первоначально приехала к Анне Аллилуевой ходатайствовать за своего арестованного мужа, бывшего наркома внутренних дел Украины Н. П. Бессараба. Возможно, Реденс и помог ее супругу, но сама Юлия, познакомившись с Яковом, решила, что лучше войти в семью Сталина, чем возвращаться на Украину к опальному чекисту. Сталин не стал вмешиваться в семейные дела Якова, который не слишком считался с мнением отца. Как утверждает С. Аллилуева, Юлию он в свой клан не принял, даже после того, как в 1938 г. в семье Якова родилась дочь Галя. Однако в воспоминаниях приемного сына Сталина Артема Сергеева и внучки Сталина Галины Яковлевны Джугашвили утверждается, что враждебности у Сталина к Юлии Мельцер не было. «Она (Юлия) не сомневалась, что „старику“ (Сталину) – понравится… Ма оказалась права. Все прошло отлично. „Старик“ без конца шутил, кормил Ма с вилки, и первый тост поднял в ее честь. Вскоре „молодые“ получили уютную двухкомнатную квартирку недалеко от Садового кольца… Когда же наметилось мое появление, переехали снова, и на сей раз уже в огромную четырехкомнатную квартиру на улице Грановского», – пишет Г. Я. Джугашвили.

Судьба Юлии и Гали, тем не менее, сложилась трагически. Во время войны, в 1942 г., Яков Джугашвили попал в плен. Тогда действовал приказ, подписанный Сталиным, Ворошиловым и Г. К. Жуковым, согласно которому «…командиров, сдающихся в плен, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших родину дезертиров». В соответствии с этим приказом жену Якова арестовали, а их дочь Галю, которой было только четыре года, отправили в детский дом. Для семьи сына Сталин не сделал исключения. Жена, вернее уже вдова Якова, была освобождена лишь в 1943 г., после его гибели. Сталин по агентурным каналам получил сведения о том, что его сын вел себя в плену как патриот, и отказывался от какого-либо сотрудничества с немцами, и поэтому счел возможным вернуть свободу его семье.

Второе родство с евреями появилось в семье Сталина в 1939 г. Евгения Александровна Аллилуева, вдова старшего брата покойной жены Сталина Павла Аллилуева, недолго горевала после смерти мужа и вышла замуж за Николая Владимировича Молочникова. Молочников, как сообщили Сталину в НКВД, по происхождению был евреем, но носил русскую фамилию. Сталин тут же прервал всякие контакты с Евгенией, хотя при жизни Павла они встречались часто.

В окружении любимой дочери Сталина Светланы было много евреев, и это впоследствии для многих из них обернулось бедой. Осенью 1942 г. Светлана, в то время еще шестнадцатилетняя школьница, вернувшись из эвакуации в Куйбышеве в Москву, встретилась на квартире у брата Василия с кинодраматургом и сорокалетним режиссером Алексеем Яковлевичем Каплером. По сценариям Каплера режиссер Михаил Ромм поставил знаменитые юбилейные фильмы «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Сталин был в них показан как активный организатор Октябрьской революции и как самый близкий Ленину друг и партийный лидер, что, в общем-то, было натяжкой. Но такова была версия самого Сталина, а с ней спорить решился бы только сумасшедший. Роман с Каплером у Светланы развивался довольно бурно. Влюбленные каждый день подолгу разговаривали по телефону, и все их разговоры, конечно, фиксировались на пленку. Сталину, как было заведено, об этом сообщили, указав в справке, что Каплер еврей, женат, но живет отдельно от жены в лучшей тогда гостинице «Савой». У него было много поклонниц и любовниц, главным образом среди артисток. До войны Каплер был одним из немногих, кто имел право на зарубежные поездки, в Москве часто бывал на разных приемах в иностранных посольствах и даже дружил с некоторыми иностранными корреспондентами. Этаким «доверием» советские граждане пользовались только с благословения Лубянки, и Каплер не был исключением. Но когда он стал встречаться со Светланой, служба «внешнего наблюдения» НКВД за контактами советских граждан с иностранцами доложила Сталину и об этом. Вскоре Каплер получил формальное предупреждение с Лубянки вместе с «советом» оставить дочь Сталина в покое и уехать в длительную командировку. Он, однако, этот совет проигнорировал. Влюбленных засекли на пустовавшей квартире Василия. На следующий день после этого Каплера арестовали и сослали в Воркуту на 5 лет – наказание довольно мягкое по тем временам. К тому же отправили нашего Казанову не в лагерь. В Воркуте Каплер работал режиссером в местном театре.

Светлана быстро остыла после этого романа. Осенью 1943 г. она поступила в Московский университет на филологический факультет. «…Весной 1944 года, – пишет Светлана в своих мемуарах, – я вышла замуж. Мой первый муж, студент, как и я, был знаком мне давно – мы учились в одной и той же школе. Он был еврей, и это не устраивало моего отца. Но он как-то смирился с этим… “Черт с тобой, делай что хочешь…” Только на одном отец настоял – чтобы мой муж не появлялся у него в доме» (Аллилуева С. Указ. соч.). Сталин за три года этого брака действительно ни разу не встретился со своим зятем Григорием Иосифовичем Морозовым, студентом незадолго до этого созданного и очень престижного Института международных отношений. От этого брака у Сталина появился внук, которого он увидел только через несколько лет, когда брак Светланы и Григория Морозова уже распался. Развод был оформлен безо всяких формальностей и без решения суда, которое в то время было уже необходимо для расторжения браков. На Лубянке решили, что Григорий Морозов не может оставаться членом семьи Сталина. «Главные трудности возникли не из-за каких-либо проблем у Григория, с которым близко дружил не только сын Сталина – Василий, но и сын Берии – Серго, – пишет Жорес Медведев. – Трудности для брака Светланы и Григория создавал отец Григория. Свата Сталина также звали Иосиф. За ним, как за новым членом семьи Сталина, было установлено агентурное наблюдение. Собирались и докладывались Сталину сведения и о его прошлом» (Медведев Ж. А. Сталин и еврейская проблема: Новый анализ. М.: АСТ, 2004).

Уже упоминавшийся здесь исследователь проблем антисемитизма в СССР Г. В. Костырченко, в своей работе приводит агентурные данные из архивов МГБ о свате Сталина. Настоящая фамилия его была Мороз. Он был на семь лет моложе Сталина и родился в Могилеве в богатой еврейской семье. Революционных заслуг у него не было, и до 1917 г. он в основном занимался коммерческой деятельностью. В период нэпа в 1921 г. Иосиф Мороз открыл в Москве частную аптеку. Однако за взятку налоговому чиновнику был арестован и провел год в тюрьме. Выйдя на свободу, Мороз прекратил коммерцию и устроился бухгалтером в государственное учреждение, ведя скромную жизнь советского служащего. Однако после женитьбы своего сына на дочери Сталина Иосиф Мороз изменил образ жизни. Он стал везде представляться старым большевиком и профессором. Родство со Сталиным и репутация «старого большевика» позволили Морозу войти в круг влиятельной советской элиты. Иосиф стал встречаться с женой Молотова Полиной Жемчужиной, с Р. С. Землячкой (Розалия Залкинд) и с другими старыми большевиками, объединенными в Москве в «Общество старых большевиков», имевшее клуб и прикрепленное к элитным распределителям продовольственных и промышленных товаров. В тот период в СССР существовали карточная система торговли для общего населения и много «закрытых» спецмагазинов для ответственных работников. Иосиф Мороз подружился также с академиком Линой Семеновной Штерн, которая тогда возглавляла Институт физиологии Академии наук СССР. (Как уже говорилось, ее арестовали по делу ЕАК). Штерн назначила Иосифа Мороза своим заместителем по административно-хозяйственной работе института. «В разговорах Иосиф Морозов небрежно упоминал о своих мнимых встречах со Сталиным, который якобы регулярно приглашал его на приемы в Кремль». Мороз-Морозов теперь часто отдыхал в правительственном санатории под Москвой «Барвиха», где он мог расширять круг своих связей. (См.: Костырченко Г. В. История антисемитизма в СССР. С. 380–381).

Сталина, безусловно, регулярно информировали о новом родственнике. Самовольное присвоение разных званий («профессор», «старый большевик» и др.) с целью получения каких-либо выгод и льгот считалось по советским законам «жульничеством» и подлежало наказанию по суду, сравнительно мягкому – от штрафа до двух лет лишения свободы. В феврале 1948 года Мороз был арестован. По-видимому, он где-то открыто выражал недовольство принудительным разводом сына и винил в этом Сталина. Мороза обвинили в «клеветнических измышлениях против главы Советского государства», что подходило под статью 58–10 об антисоветской активности. Приговор, вынесенный без суда, заочно, через Особое Совещание при МГБ, был достаточно суровым: 15 лет тюремного одиночного заключения. Для отбытия наказания Мороз-Морозов был отправлен в тюрьму № 2 во Владимирской области с режимом для «особо опасных» политических заключенных (Архив общества «Мемориал». – Фонд 171. Картотека заключенных Владимирской тюрьмы). Бывшего свата Сталина освободили только в апреле 1953 года по распоряжению Берии, который довольно решительно после смерти Вождя начал свертывать все «сионистские» дела, инициированные при Сталине.

Сталин воспринял историю появления Григория Морозова в его семье однозначно. Когда Светлана вышла замуж за Андрея Жданова, Сталин как-то сказал ей: «…Сионисты подбросили тебе твоего первого муженька…» (Аллилуева С. Двадцать писем другу. С. 149). Вопрос только в том, откуда его подбросили. Жорес Медведев в своей статье «Еврейские родственники в семье Сталина» пишет, что «сам Григорий Морозов не пострадал из-за своего отца или еврейского происхождения. В 1949 г. он окончил элитный Институт международных отношений (МГИМО) и получил работу в Министерстве иностранных дел. Если учесть, что Григорий Морозов каким-то образом сумел избежать службы в армии во время войны, что было загадкой даже для Сталина, то может быть более вероятным предположение о том, что Григорий Морозов был тайным сотрудником органов государственной безопасности». А, если учесть, что он был вхож в семью Берии и дружил с его сыном Серго, что сам Серго женился на однокласснице Светланы Аллилуевой Марфе, то Сталин вполне мог предположить, что рука об руку с сионистами действовал Лаврентий Берия.

Антисионистская кампания Сталина, может быть, и не приняла бы таких масштабов, если бы ему не доложили однажды, что именно через еврейское окружение Аллилуевых на Запад уходят самые потаенные детали его личной жизни. Так в конце 1947 г. в западной прессе появились статьи о самоубийстве его жены Надежды Аллилуевой в ноябре 1932 г. Один из авторов утверждал, что Сталин во время домашней ссоры сам застрелил свою жену. Некоторые версии самоубийства жены Сталина связывали его с политическим конфликтом в семье – Надежда якобы выступала против сталинских репрессий, жертвами которых стали и ее прямые родственники, и близкие друзья. Известно, что накануне ее смерти Сталин поссорился с женой, обнаружив в ее спальне текст направленной против него «Платформы Рютина». Но были и другие данные. В 1928 г. Сталину донесли, что Надежда Сергеевна изменяет ему с его сыном от первого брака Яковым. Так это было или нет, сказать трудно, свечку никто не держал. Но «для Иосифа Виссарионовича столь нелепая семейная обстановка, – писал В. Д. Успенский в своей нашумевшей книге, – обернулась периодическими обострениями его душевной болезни» (Успенский В. Д. Тайный советник вождя. Роман-исповедь. Кн. 1. М.: Советский патриот, 1990. С. 201–202, 212–213, 257). Эта версия тоже попала в западные издания.

Аналитики из МГБ СССР, просматривая публикации о Сталине в зарубежной прессе, прежде всего, старались установить, по его личному заданию, откуда идет утечка такой информации. В некоторых статьях, как обнаружилось, приводились такие детали личной жизни и привычках Вождя, которые могли поступить на Запад только из «внутреннего» источника, близкого к семье Сталина. Это был криминал равнозначный разглашению государственной тайны. Любая критика Сталина оценивалась как антисоветская клевета, и люди попадали в тюрьму даже за анекдоты о нем. Сталин приказал Абакумову найти каналы утечки информации о его личной жизни и дал разрешение на прослушку квартирных и телефонных разговоров всех своих родственников. МГБ принялось устанавливать их связи и контакты. Первые подозрения пали на Анну и Евгению Аллилуевых. Неожиданно в мае 1947 г. льстивая книга Анны Аллилуевой о Сталине подверглась резкой критике в «Правде» в рецензии П. Н. Федосеева «Безответственные измышления» и вскоре была изъята из библиотек и из продажи (См.: Правда, 14.05.1947).

Подслушивание разговоров в квартире Анны Аллилуевой выявило ее совсем иное мнение о Сталине. Она продолжала винить его в расстреле своего мужа Реденса, которого она считала полностью невиновным. Критические разговоры о Сталине были зарегистрированы «оперативной техникой» и в доме Евгении Аллилуевой. В обобщенном виде содержание этих разговоров Абакумов докладывал Вождю.

Первыми, в начале декабря 1947 г., арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа Молочникова. Евгению обвинили в антисоветской деятельности и в распространении «гнусной клеветы в отношении главы Советского правительства» (См. Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 381). Анну Аллилуеву арестовали в конце января 1948 г., предъявив ей аналогичные обвинения. Аллилуевых приговорили решениями Особых Совещаний, т. е. без суда, заочно, к десяти годам тюремного заключения. Николай Молочников, в обвинение которого была включена и «измена родине», был приговорен к 25 годам лишения свободы. Освободили их только в апреле 1954 г.

Еще до ареста Евгении и Анны Аллилуевых МГБ представило Сталину свои заключения о том, что они являются главным источником «клеветнической информации» о личной жизни его семьи. Несомненно, что для ареста родственников Сталина была необходима его личная санкция. Светлана вспоминает, как в 1948 году она пыталась спросить у отца, почему арестовали ее теток, в чем же их вина. Он ответил: «Болтали много. Знали слишком много, – и болтали слишком много. А это на руку врагам…» (Аллилуева С. Двадцать писем другу. С. 149). По тому же делу «о клевете в отношении главы Советского правительства» была арестована Лидия Шатуновская, театровед, вместе со своим вторым мужем Львом Тумерманом, известным биофизиком. Они жили в одном доме с Евгенией Аллилуевой и дружили семьями. Их приговорили к 20 годам тюремного заключения каждого, но освободили в мае 1954 года. Шатуновская, которая эмигрировала впоследствии в Израиль, опубликовала в США на русском языке в 1982 году свою книгу «Жизнь в Кремле» (Шатуновская Л. Жизнь в Кремле. N.Y.: Chalidze Press, 1982) со множеством подробностей о семье Сталина, почерпнутых, безусловно, из тех разговоров, которые велись у Аллилуевых. Согласно Шатуновской, «Куйбышев был убит по приказу Сталина; 18 февраля 1936 г. Сталин осуществляет убийство Орджоникидзе». В главе «Тайна смерти Надежды Аллилуевой» Шатуновская детально описывает, как Сталин убил свою жену Надежду выстрелом в затылок, и частично связывает это с некоторыми сексуальными проблемами Сталина, о которых вообще никто не мог знать. Шатуновская заявляет, что именно Сталин отравил брата Надежды Павла, не подтверждая это заявление никакими доказательствами. «Если такого рода обвинения, появлявшиеся и при жизни Сталина в зарубежной литературе, исходили из круга людей, общавшихся с Аллилуевыми, – писал Жорес Медведев, – то вряд ли можно удивляться той жестокости, с которой он решил ликвидировать клан Аллилуевых».

По материалам следственного дела Аллилуевых – Молочникова, информация о личной жизни Сталина и о судьбе членов его семьи уходила за границу по двум каналам. Одна из линий шла через старшую дочь Евгении Аллилуевой – Киру Павловну и ее друга В. В. Зайцева, работавшего в посольстве США в Москве. Их арестовали. Второй канал включал друзей Аллилуевых, Молочникова, его дочери Светланы и ее мужа Григория Морозова. Евгения Аллилуева на допросах, которые вел полковник В. А. Комаров, назвала имя Гольдштейна. Гольдштейн, экономист, работал вместе с Молочниковым и Евгенией и Павлом Аллилуевыми в торговом представительстве СССР в Берлине с 1929 по 1933 г. В 40-е гг. он продолжал часто посещать новую семью Евгении Аллилуевой. Его арестовали без санкции прокурора, по личному указанию министра госбезопасности Абакумова. К Гольдштейну, в отличие от других арестованных, сразу стали применять жестокие избиения и пытки, добиваясь быстрых показаний на Михоэлса, за спиной которого, по сценарию МГБ, стояла уже американская разведка. Все эти протоколы и доклад Абакумова Сталину о том, что Михоэлс, прежде всего, интересовался взаимоотношениями Светланы и Григория Морозова, и что именно это было важным «для наших друзей в США», сохранились в архивах МГБ и переданы в последние годы в открытые фонды. Затем арестовали Захара Гринберга, также дружившего с семьей Евгении Аллилуевой. Он был литератором, другом и сотрудником Соломона Михоэлса по работе в Еврейском антифашистском комитете. Гринберг и познакомил Михоэлса с кружком Евгении Аллилуевой, с Шатуновской и с Тумерманом. Уже на первых допросах в декабре Е. А. Аллилуева дала показания о том, что Гольдштейн интересовался семьей Сталина и особенно событиями в новой семье Светланы и Григория Морозова и причинами их развода. Гринберга, как и Гольдштейна, стали допрашивать с пристрастием – били и пытали. В конечном итоге Гольдштейна следователи МГБ заставили «признаться», что он собирал информацию о семье Сталина по просьбе Михоэлса. (Гринберг и Гольдштейн пыток не выдержали и умерли в заключении). Жена Молотова Полина Жемчужина была также близким другом Соломона Михоэлса. Обобщенный документ МГБ, утверждавший, что именно Михоэлс собирал и передавал «друзьям в США» информацию о семье Сталина, был датирован 9 января 1948 г., и лично передан Абакумовым Сталину 10 января. Именно этот отчет МГБ, по предположению Г. В. Костырченко, привел к «срочному заданию» Сталина о ликвидации Михоэлса (См. Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 381–387). В архиве МГБ в протоколах допросов с пристрастием Гольдштейна, Гринберга и других говорится, что Михоэлс активно собирал информацию о семье Сталина для передачи за границу, делая это по заданию сионистских организаций. В МГБ считали также, что и через еврейское окружение Светланы к руководителю Еврейского антифашистского комитета и признанному лидеру советского еврейства режиссеру Михоэлсу, а от него – за границу, прежде всего в США, поступали данные о личной жизни Сталина, его привычках и даже секретных политических решениях. Михоэлс поплатился за это жизнью.

В начале 1948 г. Сталин дал срочное указание министру госбезопасности СССР Абакумову организовать ликвидацию Михоэлса. За актером уже давно велась слежка. Когда Михоэлс собрался выехать в Минск, было решено, по словам Абакумова, организовать там инсценировку несчастного случая и сообщить в печати, что Михоэлс погиб в результате ДТП. Так приказал Сталин. Непосредственное осуществление операции по уничтожению Михоэлса было возложено на заместителя министра госбезопасности С. И. Огольцова, начальника 2 управления МГБ Ф. Г. Шубнякова и министра госбезопасности Белоруссии Л. Ф. Цанаву (Подробнее см. Еврейский антифашистский комитет в СССР. 1941–1945. М., 1996. С. 351–357).

Попытки подстроить дорожную катастрофу, предпринимавшиеся несколько раз, оказались неудачными. Тогда был разработан другой план. Михоэлса поздно вечером пригласили в гости. Машина, на которой он должен был ехать, подставлялась МГБ. Михоэлса и сопровождавшего его агента МГБ Голубова около 10 вечера доставили на дачу Цанавы на окраине Минска. Там Михоэлс и Голубов были убиты, а их трупы бросили под грузовую машину. Двумя часами позже, в полночь, изуродованные останки Михоэлса и Голубова были выброшены на одной из глухих улиц Минска. Участникам этой операции по выполнению задания Сталина были вручены правительственные награды (АП РФ, ф.3, оп.58, д.536, л.103–107). Это описание событий, основано на письме Л. П. Берии в Президиум ЦК КПСС на имя Г. М. Маленкова датированном апрелем 1953 г.

Углубленные занятия Сталина еврейским вопросом привели его и к новым расследованиям связей Берии с «завзятыми сионистами». И не только в СССР.

Начало 50-х гг. было ознаменовано двумя политическими судилищами над коммунистическими лидерами Чехословакии и Польши, которых спас лично Берия во время конфликта с Тито. Одновременно с этим в Болгарии и Венгрии был подготовлен процесс титовцев, тоже пользовавшихся поддержкой Берия. Эти спасенные Берией лидеры теперь оказались «сионистами»: генеральный секретарь ЦК компартии Чехословакии Сланский (еврей) и генеральный секретарь ЦК компартии Польши Гомулка (женат на еврейке). Теодор Уиттлин, автор биографии Л. П. Берии, писал по этому поводу: «Первой мишенью атаки против позиций Берии стала Чехословакия. Все ключевые позиции власти Берия предоставил там своим союзникам. После убийства Масарика и смерти Бенеша Берия управлял этой высокоиндустриальной и цивилизованной страной через своих ставленников в чешской тайной полиции так, как это находил нужным в своих собственных интересах. Как только Игнатьев стал во главе госбезопасности, он ударил по бастиону Берии в Чехословакии. По стране прокатилась волна арестов, которая охватила чиновников советского аппарата в Праге, а также высокопоставленных чиновников тайной полиции Чехословакии, работавших под руководством Берии. Главными жертвами чистки оказались ставленники Лаврентия Павловича. Чиновники были арестованы по обвинению в шпионаже, саботаже, диверсиях и государственной измене, но так как они были людьми Берия, то обвинение против них косвенно наносило удары и по нему. Однако одна поразительная черта характеризует всю эту акцию. Почти все арестованные высокие чины по главе с их лидером Рудольфом Сланским (настоящая фамилия которого – Зальцман) – Бедржих Геминдер, Рудольф Марголюс, Андре Симон, Артур Лондон и девять других протеже Берия – были евреями. Арестованных обвиняли также в том, что они «сионисты»… Новая чистка имела типично антисемитский привкус и была, как очевидно, инсценирована Сталиным» (Wittlin Th. Comissar. Macmillan Co. London, 1972. P. 366–367).

Подозрения Сталина против Берии в «варшавском деле» были еще серьезнее. Сведения о том, какую роль Сталин хотел приписать Берии, если удастся «варшавское дело», исходят от самого Гомулки (Гомулка продиктовал одному своему близкому сотруднику мемуары «Мои 14 лет», нечто типа “Khrushchev. Remembers”. Они были опубликованы в журнале “Kurier Polsko-Kanadyiski”, 1973, № 47, стоящем близко к польскому посольству в Канаде).

С первых же дней после войны Польшей правили три человека – Берут, председатель ЦК Польской коммунистической партии (Гомулка называет его питомцем НКВД), член Политбюро и глава органов госбезопасности Якуб Берман (такой же «питомец НКВД») и первый секретарь ЦК Гомулка, во время войны возглавлявший борьбу польских коммунистов в тылу Польши против немцев. Первые два были личными ставленниками Берия, но Сталин, видимо, решил дискредитировать Берута и Берия арестом и показаниями против них со стороны Бермана и Гомулки. Какие же показания хотел иметь Сталин? Он хотел узнать только одно: действительно ли Берия замышлял заговор против Сталина и втянул в это дело своих польских ставленников? Сам Гомулка рассказывал об этом так: «Берут очень опасался Бермана, полагая, что тот во время следствия или процесса может сказать о нем что-нибудь весьма компрометирующее. Так, будто бы Берия в свое время замышлял заговор против Сталина, и якобы Берут был втянут в это дело. Я не совсем уверен в этом, но мне это дело именно так излагали. Как бы там ни было, Берут очень оберегал Бермана, а одновременно и меня, ибо я должен был первым предстать перед судом. Так был составлен сценарий… Берут затягивал дело как только мог, прибегая даже к отправке в Москву ложных сведений. Например, он уверял, что я смертельно болен… Берут тянул так долго, как только мог, и, в конце концов, спасла положение смерть Сталина» (Kurier Polsko-Kanadyiski, 1973, № 47). Все это – и чешские допросы и варшавские «сценарии» – поступало к Берии, ибо допрашивали арестованных его ставленников другие его ставленники. Тут Сталин против своей воли попал в заколдованный круг.

 

Партийная тюрьма

Не доверяя «братским» гебистам, да к тому же «сионистам», Сталин пришел к выводу, что и МГБ во главе с Абакумовым он доверять не может. Почему он пришел к такому выводу, если по его поручению МГБ выполняло его самые деликатные поручения по слежке и контролю над высшими должностными лицами страны? После войны по указанию Сталина МГБ под началом Абакумова провело расследование «дела авиаторов», на Лубянке подготавливалась расправа над Г. К. Жуковым, уже были арестованы более 70 человек из ближайшего окружения маршала, собирался компромат на Маленкова, других партийных и государственных деятелей. МГБ осуществляло совместно с ЦК КПСС и КПК при ЦК КПСС следствие по «ленинградскому делу», выявляло участие в сионистском заговоре руководителей и рядовых членов ЕАК, доставляло лично Сталину сведения о прослушках «врагов народа», окопавшихся в его собственной семье. И все это делал Абакумов по поручению Сталина! Мог ли он когда-либо подумать, что его, героя легендарного СМЕРШа, доверенное лицо Вождя, будут так же, как и его предшественников, Ягоду и Ежова, пытать и мучить допросами, а затем сведут в расстрельный подвал? Абакумову было всего 43 года, когда он впал в немилость, совсем того не ожидая. Министр госбезопасности, генерал-полковник с низшим образованием, жил полной жизнью и по-своему, насколько это было возможно для сталинской высшей номенклатуры, ей наслаждался. Две квартиры в Москве, в одной из которых – 120-метровой, украшенной дубовыми панелями, красным деревом, старинной мебелью, бесчисленными коврами, жила его жена, в другой – трехсотметровой, в Колпачном переулке, – он сам со своей любовницей. Для того чтобы министру госбезопасности вселиться в эту квартиру, потребовалось отселить 16 семей. Квартиры его ломились от столовых и спальных гарнитуров, невиданных в тогдашней Москве заграничных холодильников. В списке конфискованных у него после ареста вещей значились 13 радиоприемников и радиол, 30 наручных часов и сотни метров ткани – отрезов – символов послевоенного благополучия. К этому в описи его арестованного имущества добавили ящик с тремястами(!) корнями женьшеня и имевшиеся по существу в его личном распоряжении десятки легковых автомобилей из служебного гаража (АП РФ, ф.3, оп.58, д.216, л. л.61—171). (Все, заметьте, повторяется. Тогда – министр МГБ Абакумов. В наше время – министр обороны Сердюков с его любовницей в супер-люкс квартирах в Молочном переулке. Разница лишь в масштабах наворованного – у Сердюкова и его подельницы закрома были побогаче). Когда обо всей этой «роскоши» доложили Сталину, он выматерился, и затем не раз приводил Абакумова, как пример морального разложения в МГБ. Как будто бы раньше ему об этом и не докладывали?! Но до поры он на это мог не обращать никакого внимания (вспомнить хотя бы, как реагировал Сталин на доносы о пристрастии Ягоды и Ежова к «голубым» и о запоях своего «кровавого карлика»). Единственно, что он не прощал – это предательства, чаще им же выдуманного, чем подлинного.

В 1948–1950 гг. Сталин решил создать своего рода альтернативные и МВД, и МГБ структуры, опирающиеся непосредственно на аппарат ЦК КПСС, своего рода «партгосбезопасность». Нечто подобное создал партайгеноссе Борман в гитлеровской Германии к концу войны. Непосредственно организацией этого парт-ГБ Сталин поручил заниматься секретарю ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкову и председателю Комиссии партконтроля М. Ф. Шкирятову. Причем речь шла не об обычном вмешательстве партаппарата в ход следствия, что само по себе было вполне обычной практикой, никогда не прекращавшейся в СССР, и расцветшей еще при Ежове, а именно об осуществлении следственных функций во всем их объеме. МГБ постепенно лишали не только прежнего влияния, но и ряда подразделений. Так, вскоре после войны функции внешней разведки были переданы в созданное в структуре Министерства иностранных дел Бюро информации, фактически подчиненное ЦК КПСС. В ЦК появились свои следователи и тюремщики. Идея создания особой, не подчиненной ни МГБ, ни МВД тюрьмы для самых важных политических обвиняемых, для «партийных преступников» появилась у Сталина еще в ходе политических процессов 30-х годов и его визитов в ежовскую тюрьму Сухановку под Москвой, в нынешнем Видном. После окончания войны он к этой задумке вернулся, т. к. по словам Булганина более «не доверял МГБ» (ЦХСД, ф.6, д.13/78, т.36, л.77–79).

У Сталина налицо были рецидивы «Большого террора» 30-х гг. На встрече со своим ближайшим окружением (скорее всего – на Ближней даче) 1 декабря 1952 г. он продиктовал своему помощнику Малышеву: «чем больше у нас успехов, тем больше враги будут стараться вредить. Об этом наши люди забыли под влиянием наших больших успехов. Результатом явились благодушие, ротозейство, зазнайство. Притупилась бдительность. Они сами признались, что сидят в навозе, в провале. Надо лечить ГПУ…. ГПУ не свободно от опасности для всех организаций – самоуспокоение от успехов, головокружение…. Контроль со стороны ЦК над работой МГБ. Лень, разложение глубоко коснулись МГБ» (См. АП РФ).

Сталинским Борманом стал Г. М. Маленков. Он непосредственно участвовал в допросах, причем использовал для них комнату на 5-м этаже ЦК, рядом с залом заседания Оргбюро ЦК ВКП (б), в «святая святых» Центрального комитета, в его наиболее охраняемой зоне. В допросах участвовали и сотрудники ЦК, переодетые в форму офицеров госбезопасности. (См. Пленум ЦК КПСС. Июнь 1957 года. Стенографический отчет. ЦК КПСС). 28 февраля 1950 г. начальником особой партийной тюрьмы был назначен зам. начальника тюремного управления МВД СССР Клейменов. Заместителем к нему был направлен Шестаков, работавший в административном отделе ЦК ВКП (б) инструктором. Маленков подробно проинформировал их, что тюрьма не подчиняется ни министру внутренних дел, ни министру госбезопасности, а непосредственно Маленкову и Комитету партийного контроля при ЦК ВКП (б). По замыслу Сталина специальная партийная тюрьма на 30–40 заключенных предназначалась для ведения специальных следственных политических дел. Тюрьма эта создавалась «с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью, специальной охраной (Там же, с. 13) и большим штатом, насчитывавшем до 100 человек (ЦХСД, ф.6, д.13/78, л.101). Весной 1950 г. ее разместили по адресу ул. Матросская тишина, 18, на базе тюрем УМВД Москвы. Туда одними из первых были переведены главные обвиняемые по «ленинградскому делу». Здесь находился поэт Фефер, один из руководителей ЕАК и давний секретный осведомитель НКВД, что не избавило его от ареста и расстрела, и подполковник Федосеев, служивший в охране Сталина. В марте 1950 г. Федосеева допрашивал лично Маленков. В особой тюрьме действовали те же правила, что и в чекистских тюрьмах. Федосеева жестоко избивали, добывая таким образом «компромат» на руководство МГБ.

12 июня 1951 г. к особой тюрьме подъехала машина. Из машины вышли генерал-лейтенант Н. П. Стаханов – тогда – начальник Главного управления погранвойск МГБ, С. А. Гоглидзе – заместитель министра госбезопасности – и два сотрудника военной прокуратуры. Вместе с ними был легко одетый (взяли его прямо на квартире у любовницы) министр госбезопасности Абакумов. Гоглидзе обратился к Клейменову: «Вы знаете этого человека? Примите его как арестованного». Так закончилась блестящая гебистская карьера очередного кровавого наркома. На следующий день в парттюрьму были заключены сотрудники следственного отдела МГБ Леонов, Лихачев и Шварцман. Дело бывшего министра МГБ называлось теперь «делом Абакумова-Шварцмана».

Арест состоялся. Но формальных обвинений сразу предъявлено не было. Абакумов даже не был освобожден от должности министра. Слишком торопились организаторы всей этой операции. Она началась с доноса первого заместителя министра МВД И. А. Серова на Абакумова. Оба генерала даже не скрывали своей вражды и активно стучали Сталину друг на друга. Абакумов немало постарался для того, чтобы обвинить Серова в дружбе с маршалом Г. К. Жуковым, что само по себе в 1946–1947 гг. служило достаточным обвинением, а Серов обращался к Сталину с письмами о причастности Абакумова к служебным злоупотреблениям и в том, что по его вине «между органами МГБ и МВД никаких служебных отношений, необходимых для пользы дела, не существует. Такого враждебного периода в истории органов никогда не было»… В другом письме Серов настаивал: «Товарищ Сталин! Прошу Вас, поручите проверить факты, приведенные в этой записке, и все они подтвердятся. Я уверен, что в ходе проверки вскроется очень много других фактов, отрицательно влияющих на работу Министерства государственной безопасности». Сталин до времени и на это смотрел сквозь пальцы.

Смертный час Абакумова пробил, когда следователь по особо важным делам МГБ СССР М. Д. Рюмин написал на него донос Сталину. (Рюмина, кстати, выдвинул на этот пост в центральном аппарате министерства сам Абакумов). 2 июля 1951 г. в письме на имя И. В. Сталина он сообщил, что Абакумов сознательно тормозил расследование дела о «еврейском националисте» враче Я. Г. Этингере, позволявшее, по словам Рюмина, получить сведения о вредительской деятельности евреев-врачей (АП РФ, ф.3, оп.58, д. 216, л. 1). Рюмин пороха не выдумал, а только его поджег. Впервые подал в Политбюро записку «о законспирированной группе врачей-вредителей» заместитель министра госбезопасности С. Огольцов. Это было 23 июля 1947 г. Так начиналось дело «убийц в белых халатах», которое часто приводят в доказательство антисемитизма И. В. Сталина.

Аресты кремлевских врачей начались в конце 1952 г. На уже упоминавшейся встрече с ближайшими соратниками на своей ближней даче 1 декабря 1952 г. Сталин, согласно записям его секретаря Малышева, заявил: «Среди врачей много евреев-националистов». Это уже было прямое указание на очередной погром, масштабы которого было даже трудно себе представить. Но это было позже. А пока по доносу Рюмина 4 июля 1951 г. было принято постановление Политбюро о создании комиссию по его проверке. В комиссию вошли: Маленков (председатель), Берия, Шкирятов и С. Игнатьев. Им поручалось в течение 3–4 дней проверить факты, сообщенные Рюминым.

Отмечу, что в первую очередь члены этой Комиссии были озабочены собственной, а не государственной безопасностью. Абакумов после войны стал быстро набирать влияние в окружении Сталина. По его поручению он создал такую систему всеобщей слежки, в которой не было исключений ни для кого. Под нажимом Сталина это фактически было санкционировано высшим политическим руководством страны. 9 сентября 1950 г., менее чем за год до начала «дела Абакумова-Шварцмана», было принято Постановление Политбюро п77/310, по которому в структуре МГБ создавалось Бюро 2, своего рода СМЕРШ мирного времени. Политбюро поручало ему: «выполнять специальные задания внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами». В функции этого отдела входило также «наблюдение и подвод агентуры к отдельным лицам», а помимо этого «пресечение преступной деятельности» путем «компрометации, секретного изъятия, физического воздействия и устранения». Примерно по той же схеме, по которой был «устранен» Михоэлс. Тщательный, глубоко засекреченный механизм слежки распространялся и на высшее руководство страны, которое фактически подписывало себе, одобряя такой документ, коллективный смертный приговор. Ведь понимали друзья-соратники, что Сталин мог реализовать его в любой момент. Абакумов становился, таким образом, опасным для многих участников борьбы за власть. И первым почувствовал это Берия, которого Сталин фактически отстранил от руководства органами госбезопасности, бросив его на разработку атомного оружия. Не меньше был озабочен Маленков, над которым снова сгущались сталинские тучи. Оба они делали все возможное, чтобы поставить во главе МГБ своего человека.

Уже в ходе следствия по делу Абакумова следователь Рюмин, который так понравился своим рвением Сталину, что он назначил его замминистра МГБ, обвинил своего бывшего шефа в том, что он от него требовал при допросах собирать компрометирующие данные против руководящих государственных и партийных работников. Берию особенно насторожило, что среди тех, против кого собирался компромат, были Ванников и Завенягин, организаторы работы по созданию советского ядерного оружия, тесно связанные с ним лично (АП РФ, ф.3, оп. 58, д. 217, л.53). В ходе расследования было также установлено, что по личному распоряжению подчиненного Абакумову министра госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе был организован сбор компромата на самого Л. П. Берию. В квартире у матери Берии в Тбилиси была установлена подслушивающая аппаратура, МГБ «разрабатывал» казавшиеся подозрительными связи мужа сестры Л. П. Берии (там же, л. 59). Авакумова, однако, удалось угробить, повязав его с «сионистами», якобы готовившими убийство Сталина.

После допросов ряда ответственных работников и следователей МГБ, включая заместителей министра МГБ СССР Огольцова и Питовранова, комиссия установила следующее: Этингер, врач, арестованный МГБ, «без какого-либо нажима» признал, что при лечении первого секретаря Московского горкома ВКП(б) А. С. Щербакова «имел террористические намерения». Комиссия подчеркнула преемственность этого дела с политическими процессами 30-х гг.; с обвинениями врачей Плетнева и Левина в злоумышлении против здоровья Куйбышева и Горького.

Абакумов, по мнению комиссии, проявил здесь, по крайней мере, преступную халатность. Он «заявил, что это дело заведет МГБ в дебри». Министра обвинили в том, что он приказал перевести Этингера в холодную тюремную камеру, по сути, в холодильник, что стало причиной смерти важного подследственного, наступившей 2 марта 1951 г. Заодно нарыли и другие факты. Абакумову поставили в вину бегство весной 1950 г. в американскую зону оккупации в Германии заместителя генерального директора акционерного общества «Висмут» Салиманова, связанного с советской ядерной программой, другие упущения в организации деятельности министерства. Абакумова обвинили и в том, что он, зная об аресте участников «еврейской антисоветской молодежной организации», зная об их показаниях, о «террористических планах против руководства партии и государства», не настоял на включении этих показаний в протоколы допроса. Для Сталина это пахло все тем же «жидо-масонским заговором», признаки которого он все чаще обнаруживал в Кремле и в своем ближайшем окружении. Теперь дело дошло и до Лубянки.

Дело Абакумова во многом было дутое. В поле зрения 2-го Главного управления МГБ Этингер попал не позднее 1949 г. Уже в ноябре 1949 г. рассматривалась возможность его ареста. Однако руководитель личной охраны Сталина генерал-лейтенант Власик передал из Кремля такую установку: Этингера и другого крупного ученого – биохимика, специалиста-онколога, Героя Соцтруда И. Збарского (кстати – одного из ученых, мумифицировавших тело Ленина) – перевести на менее заметные должности и уже потом арестовать. В своем письме Сталину и другим членам Политбюро, которое он написал из особой парттюрьмы, Абакумов напоминал, что именно МГБ 15 апреля 1950 г. просило у ЦК ВКП(б) разрешение на арест Этингера. 16 ноября того же года Абакумов вновь направил записку, на этот раз – Сталину, в Сочи, с просьбой дать разрешение на арест Этингера. Эта записка была у Поскребышева, затем попала к Булганину. Тот запросил Абакумова, «как быть?», и «я, – писал опальный министр госбезопасности, – ему ответил, что Этингер большая сволочь, и его следует арестовать, после чего тов. Булганин дал согласие на арест». Во время допросов Этингера, проходивших с участием самого Абакумова, министр требовал от подследственного признаться, «как он залечил Щербакова». Этингер же пытался объяснить, что Щербаков был тяжко болен, и к тому же врачом, лечившим Щербакова, был не Этингер, а Виноградов. Абакумов отвел все обвинения в том, что по его приказу арестованного перевели в холодную камеру, что стало, якобы, причиной его смерти. Содержание заключенного определял сам следователь, которым был Рюмин, «и умер Этингер, прийдя с допроса от тов. Рюмина». Доводы Абакумова, однако, так и не были услышаны. И неспроста. Приговор был ему вынесен еще до его ареста.

Комиссия Политбюро по проверке деятельности МГБ во главе с Маленковым с готовностью оценила деятельность Абакумова как «совершение преступления против партии и государства». Министерству госбезопасности предписывалось возобновить следствие «по делу о террористической деятельности Этингера и еврейской антисоветской молодежной организации». В МГБ вместо Абакумова был послан заведующий отделом партийных и комсомольских органов С. Д. Игнатьев в качестве представителя ЦК ВКП (б). Вскоре он и возглавил МГБ. На основании выводов комиссии Маленкова 11 июля было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О неблагополучном положении в МГБ СССР», а двумя днями позже – 13 июля 1951 г. по партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП (б), ставшее, по сути, первым обвинительным заключением против Абакумова.

Абакумову были предъявлены обвинения в измене Родины – в связи с отказом расследования деятельности еврейских террористических организаций, и за утрату секретных документов. Вместе с Абакумовым были арестованы и осуждены большинство руководителей МГБ, в том числе заместители министра МГБ Огольцов и Питовранов, руководитель начальника следственной части Леонов и его заместители – Лихачев, Комаров и Соколов, начальник отдела «Д» МГБ А. М. Палкин, бывший начальник 1 Главного управления МГБ Г. В. Утехин, помощник Абакумова Броверман, тот самый «редактор» показаний арестованных по делу ЕАК. Среди многочисленных обвинений, предъявленных им, обратим внимание на то, что они допускали «в следственной работе грубые нарушения социалистической законности, по большинству дел допросы арестованных не фиксировались протоколами… применялись к арестованным извращенные методы следствия и, в частности, широко было распространено применение к арестованным физических мер воздействия, санкционированные во всех случаях бывшим министром Абакумовым». Что применять такие меры воздействия ему приказывали сверху, в том числе и члены Комиссии по проверке МГБ, разумеется, никто не вспомнил.

 

Врачи-вредители и чекисты-террористы

Дело Этингера, начатое Абакумовым, так или иначе, связало в одну цепочку все послевоенные процессы. Потеряв доверие к МГБ и его министру, Сталин решил провести очередную чистку в органах. Она шла одновременно с расследованием происков «убийц в белых халатах», призраки которых преследовали Сталина с 30-х гг. Так еще на Третьем московском процессе (1938) оппозиционеров обвинили в использовании преданных им врачей «врагов народа И. Н. Казакова, Плетнева и Левина», якобы сокративших жизнь Куйбышева, Горького и его сына М. Пешкова. «Врач-вредитель» проходил и по делу о шпионах в Еврейском антифашистском комитете – это был главный врач больницы им. Боткина еврей Б. А. Шимелиович.

Заместитель министра госбезопасности С. Огольцов, подавший первый сигнал в Политбюро «о законспирированной группе врачей-вредителей», вряд ли мог подумать, что по их делу он сам будет арестован вместе с министром МГБ. Дело кремлевских врачей, более известное, как дело «о шпионской и террористической деятельности врачей-вредителей», готовилось еще до начала расследования «дела Абакумова – Шварцмана», которое велось С. Д. Игнатьевым под непосредственным контролем Маленкова и Сталина. Так как большинство фигурантов этого дела составляли евреи, то воспринято оно было и в СССР, и за рубежом, как очевидное продолжение дела «Шпионского центра в Еврейском антифашистском комитете». Для Сталина же дело врачей стало той ниточкой, потянув за которую, удалось, как он считал, размотать весь клубок «сионистского заговора». Дабы доказать, что он действительно существовал, были отмобилизованы все спецслужбы СССР, внешняя разведка, МИД СССР, партийная печать, спецслужбы социалистических стран и «братские компартии», но главное – вся номенклатура ЦК КПСС, включая парторганизации на местах.

«Дело врачей-отравителей» напрямую увязывалось с делом Абакумова – Шварцмана и в материалах следствия именовалось, как «Дело о сионистском заговоре в МГБ». Оно было связано и с проходившими судебными процессами в Восточной Европе, о которых речь шла выше. Так в ноябре 1952 г. на процессе в Чехословакии, где подсудимыми проходили 13 человек, из них 11 евреев, включая председателя ЦК КПЧ Рудольфа Сланского, было озвучено обвинение в покушении на убийство президента республики и одновременно генсека КПЧ К. Готвальда при помощи «врачей из враждебного лагеря». Ссылки на те события появились и в документах послевоенного следствия по делам кремлевских врачей. Вскоре после того, как записке Огольцова был дан ход, начались аресты ведущих врачей, связанных с лечебным управлением Кремля. В тексте официального сообщения об их аресте, опубликованного в газете «Правда» и других центральных газетах в январе 1953 г. говорилось буквально следующее:

«Некоторое время тому назад органами государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза. В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М. С., врач-терапевт; профессор Виноградов В. Н., врач-терапевт; профессор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Коган Б. Б., врач-терапевт; профессор Егоров П. И., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И., врач-отоларинголог; профессор Этингер Я. Г., врач-терапевт; профессор Гринштейн А. М., врач-невропатолог; Майоров Г. И., врач-терапевт.

Документальными данными, исследованиями, заключениями медицинских экспертов и признаниями арестованных установлено, что преступники, являясь скрытыми врагами народа, осуществляли вредительское лечение больных и подрывали их здоровье.

Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно злодейски подрывали здоровье последних, умышленно игнорировали данные объективного исследования больных, ставили им неправильные диагнозы, не соответствовавшие действительному характеру их заболеваний, а затем неправильным лечением губили их.

Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища А. А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имеющийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища А. А. Жданова. Следствием установлено, что преступники также сократили жизнь товарища А. С. Щербакова, неправильно применяли при его лечении сильнодействующие лекарственные средства, установили пагубный для него режим и довели его таким путем до смерти.

Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить оборону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского А. М., маршала Говорова Л. А., маршала Конева И. С., генерала армии Штеменко С. М., адмирала Левченко Г. И. и других, однако арест расстроил их злодейские планы, и преступникам не удалось добиться своей цели.

Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, – состояли в наемных агентах у иностранной разведки.

Большинство участников террористической группы (Вовси М. С., Коган Б. Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Г. и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”, созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву “об истреблении руководящих кадров СССР” из США от организации “Джойнт” через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса.

Другие участники террористической группы (Виноградов В. Н., Коган М. Б., Егоров П. И.) оказались давнишними агентами английской разведки. Следствие будет закончено в ближайшее время» (Правда, 13.01. 1953).

Следствию, однако, явно не хватало действительных фактов для доказательства преступной деятельности «врачей-вредителей». Не высока была цена и личных «признаний», цену которым хорошо знали. Допросы врачей вел уже известный нам следователь Рюмин, тот самый, что сдал Абакумова. Он был известен своей жестокостью и ненавистью к евреям. Когда после смерти Сталина всех арестованных кремлевских врачей выпустили, а Рюмина арестовали и призвали к ответу за зверства и пытки подследственных врачей, он писал в своей оправдание, что его «куратор» из ЦК ВКП (б) С. Д. Игнатьев дал указание «бить их «смертным боем». (АП РФ, ф.3, оп. 58, д.222, л.246). В ходе этого следствия, когда стало очевидно, что доказательств вины врачей катастрофически не хватает, именно Рюмин вспомнил о давней объяснительной записке Тимашук, датированной 1948 годом, о которой Авакумов после смерти Жданова информировал начальника охраны Сталина Власика, а тот передал ее шефу на рассмотрение. Сталин, как уже говорилось, наложил на сопроводительной записке Абакумова резолюцию «В архив». А тут вдруг из архива все это извлекли и сделали едва ли не главным, медицински сформулированным, аргументом в пользу обвинения, а саму Тимашук – героиней борьбы с мировым сионизмом и завербованными им врачами-вредителями. (Справедливости ради, отметим, что она в такие героини не рвалась, ее такой сделали сталинские идеологи во главе с М. А. Сусловым, и писавшие под их диктовку журналисты, такие, как Ольга Чечеткина из «Правды». Но сколько Тимашук ни доказывала, что в момент написания ею той злополучной записки она просто выполняла формальность, как врач, обследовавший больного, она так и осталась в памяти потомков, как осведомитель КГБ и фурия антисемитизма). Рюмин достал из архива также заключение экспертов 1948 г., которые признали диагноз, поставленный Тимашук Жданову (инфаркт миокарда), необоснованным. И вот, спустя четыре года, это заключение стало доказательством вины целой группы кремлевских врачей. Четыре года спустя письму Тимашук дали ход, а Абакумова обвинили в том, что он его якобы скрыл, чтобы «врачей-убийц» не разоблачили. В обвинительном заключении по делу Абакумова этот аргумент использовался в полную меру, несмотря на то, что он, как шеф МГБ, сделал все, что от него в таких случаях требовалось, чтобы привлечь внимание Сталина к тому эпизоду. То, что все это было повернуто против него, говорит лишь о том, что дело Абакумова было также сфабриковано, как и дело о преступной деятельности врачей Кремлевской больницы и о существовании в МГБ сионистской террористической организации, для дискредитации и обвинения всего руководства МГБ.

Дело кремлевских врачей – одно из самых позорных и гнусных в истории КГБ. Где врачи-убийцы действительно существовали и активно использовались, так это именно на Лубянке. Вот они-то и убивали высокопоставленных пациентов, которых невзлюбил Хозяин, по его поручению и по приказу очередного кровавого наркома. В советской истории тому немало примеров. Достаточно вспомнить о том, как по решению ЦК отправили лечиться героя гражданской войны Михаила Фрунзе, чтобы зарезать его на операционном столе. Я уже не говорю о разработанных в лабораториях КГБ ядах, технологиях кодирования, не раз опробованных для заказанных Кремлем убийств, психиатрическом воздействии со смертельным исходом и прочих грязных «врачебных» методах устранения неугодных.

Напомню, что «делом врачей» МГБ занималось около двух лет. Инициировано оно было не на Лубянке, для такой акции нужна была политическая воля. И проявил эту волю тот самый «ленинский ЦК» во главе с Иосифом Виссарионовичем. «Врачей-убийц» обнаружили на основании решения ЦК от 11 июля 1951 г. «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности», в соответствии с которым была создана специальная следственная группа. Она просмотрела все сведения о медицинском персонале, в разное время причастном к работе в Лечебно-санитарном управлении Кремля. В ход были брошены все тогдашние средства тотальной слежки – агентурное наблюдение и секретное подслушивание. Были изучены истории болезней пациентов Кремлевской больницы. В результате следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны, как совершенно неудовлетворительную. И вот вывод, который содержится в подробном отчете нового после Абакумова главы МГБ С. Д. Игнатьева, направленном в ноябре 1952 г. Сталину: «При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами и прошлой враждебной деятельности». В ходе следствия арестованным врачам вменили в вину, прежде всего, смерть видных партийных деятелей А. С. Щербакова и А. А. Жданова. «Лечение тов. Щербакова, – утверждал С. Д. Игнатьев, – велось рассчитано преступно». Щербакову после инфаркта «злонамеренно разрешили» вставать с постели. «Лечение товарища Жданова велось также преступно, «—утверждалось в отчете Игнатьева. Были арестованы все врачи, лечившие Жданова в последние годы его жизни – профессора Егоров, Виноградов, Василенко, врачи Майоров и Карпай, патологоанатом Федоров, обвиненный в том, что умышленно скрыл сведения об инфаркте Жданова. «Следствием установлено, что Егоров и Федоров – морально разложившиеся люди, Майоров – выходец из помещичьей среды, Виноградов – примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко – скрывший с 1922 г. свое исключение из ВКП (б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай – все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь» – такой вывод содержался в докладе Игнатьева Сталину.

Под пытками все арестованные дали показания Рюмину о том, что они плохо относились к Советской власти. Все признались, по схеме, опробованной еще на Московских процессах, что они уже несколько лет существуют как организованная террористическая группа, что руководитель этой группы – профессор П. И. Егоров – «враждебно относясь к партии и Советской власти, действовал по указаниям врага народа А. А. Кузнецова (репрессированного после войны руководителя ленинградской партийной организации – В. Б.), который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова». Таким образом, «дело врачей» непосредственно оказывалось связанным и с «ленинградским делом». Но не только!

Обвинение было выдвинуто также против руководителя личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика, который, оказывается, видел письмо Тимашук, написанное 29 августа 1948 г. уже 30 или 31 августа и передал это письмо Абакумову. Абакумов сообщил об этом письме Сталину, а тот наложил резолюцию «В архив». В проекте же обвинительного заключения, направленному Сталину, эти факты излагались следующим образом: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу… иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову». Сталин, редактируя этот документ, не согласился и написал на нем: «Он (Жданов) не просто умер, а был убит Абакумовым».

Так оказались связанными обе линии следствия. «Дело о врачах – вредителях» переходило в «дело о террористах и сионистах» в МГБ. В свою очередь, они непосредственно касались «ленинградского дела» и «дела о еврейском антифашистском комитете». Схема классического заговора, где враги действовали везде. А в процентном отношении среди этих врагов большинство составляли евреи, а значит, сионисты, а значит, и «агенты тайного всемирного жидо-масонского правительства», поставившего своей задачей номер один уничтожить СССР и его руководителя И. В. Сталина. Для самого Сталина, который эту схему выстраивал с помощью своих подручных вроде Игнатьева и Суслова, она выглядела тем более убедительной, что уходила корнями в период гражданской войны и иностранной интервенции, в заговоры Свердлова и Троцкого, в плутни защитника сионистов Феликса Дзержинского, в предательские интриги левой и правой оппозиции, в заговор маршалов и даже в «мегрельское дело», ибо грузинские евреи, чтобы скрыть свои связи с мировым сионизмом, якобы чаще всего выдавали себя, как Берия, за мегрелов.

Не знаю, вспомнил ли Сталин о последнем слове наркома Ежова, который покаялся перед смертью, что мало уничтожал чекистов. Но он его ошибку исправил. Абакумов был арестован по Постановлению ЦК от 11 июля 1951 г. по результатам работы комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии, Шкирятова и Игнатьева. Вскоре после доклада Игнатьева Сталину начались аресты сотрудников МГБ. Поначалу брали тех, кто был непосредственно причастен к делу Этингера. Это были, по-преимуществу, сотрудники следственной части по особо важным делам – начальник этого подразделения Леонов и его многочисленные сотрудники, а также ближайшее окружение Абакумова. Однако Сталину этого было мало. Он утверждал, что международный сионизм пустил свои метастазы в МГБ, которые следовало безжалостно удалить. По ночам стали брать евреев-чекистов. Были арестованы начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н. Эйтингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи Е. Анциелович, начальник отдела «К» МГБ, сын Свердлова, А. Я. Свердлов, заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант М. Белкин, непосредственно перед арестом – заместитель начальника 2 главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды, Г. Майрановский, начальник следственного отдела прокуратуры Л. Шейнин, тесно сотрудничавший с МГБ, и другие. В сентябре 1952 г. Л. Л. Шварцман под пытками дал показания о том, что он готовил теракты против руководителей партии и правительства. Он утверждал, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин (полковник Л. Е. Иткин – начальник Следственного отдела Управления контрразведки Московского военного округа. – В. Б.), Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Показания Шварцмана оказались для Сталина настолько своевременными, что само дело Абакумова стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы.

На плаху шли вместе и палачи времен «красного террора», и мастера пыток времен Московских процессов, и организаторы политических убийств и похищений, в том числе убийства Троцкого по заказу Сталина, и герои СМЕРШа, прославившиеся во время Великой Отечественной, как Судоплатов, и профессиональные отравители, такие, как Майрановский. За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги. Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП (б) в этом министерстве С. Д. Игнатьева сделать из них, заслуженных чекистов, опасных заговорщиков и террористов. Таких, как А. Я. Свердлов, двадцать с лишним лет, служивший с благословления своего папаши «по чекистской линии». В его квартире был действительно обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные в шкатулку, коробку духов, в пресс-папье, 5 пистолетов разных калибров, автомат, пару винтовок, патроны, гранаты… Сын первого Председателя Совнаркома, оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г., для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ Судоплатова. В 1946 г. были предприняты меры по сбору розданного оружия, но за годы войны оно растерялось. Сам Свердлов попытался объяснить факт наличия у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимых страниц биографии, куда более подозрительных, чем найденный у него арсенал – его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали – в 1935 и 1938 гг. (АП РФ, ф.3, оп.58, д.218, л.29–30). У Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов. Видно, позаимствовал по дружбе в лаборатории Майрановского. К тому же Судоплатов был женат на еврейке и среди его друзей-евреев был не только Эйтингон, которого он активно продвигал по службе и не раз выгораживал. А тут все ложилось, как лыко в строку.

Когда в сентябре 1952 г. следователи Игнатьева допрашивали заместителя начальника следственной части по особо важным делам Л. Л. Шварцмана, одного из ближайших сотрудников Абакумова, он начал давать показания не только против Абакумова и других шефов карательных ведомств страны, но и против большинства руководителей государства и партии. Он, по выражению его следователей, «клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В. В. Кобулова, Мамулова и Фитина». Эти линии в тот момент не интересовали С. Д. Игнатьева, Г. М. Маленкова и Сталина. Более перспективной для них были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. В соответствии с докладом Игнатьева, побудительных причин для подготовки терактов у Шварцмана было две. Первой он назвал под пытками, конечно, «разгром (в 1950 г.) националистов, орудовавших под прикрытием еврейского антифашистского комитета», второй разоблачение в июне 1951 г. «Центральным Комитетом ЦК КПСС при участии Г. М. Маленкова вражеской деятельности Абакумова». И вот якобы, поэтому Шварцман, «в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 г. в заговорщической организации» (АП РФ, оп.58, д.221, л.164–215), и решился на отмщение путем терактов. Этот офицер был обвинен в создании непосредственно в центральном аппарате МГБ террористической сионистской организации. В ходе допросов Шварцман назвал тридцать(!) фамилий чекистов-евреев из центрального аппарата, которые якобы состояли в его организации.

Конечно, цена этим «признаниям» известна – их вышибали многодневными «конвейнерными» допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Но, как видно из показаний, выбитых из Шварцмана, связь с левыми сионистами, оппозицией и 1937 годом прослеживалась в ходе следствия четко. И то, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи, вполне вписывалось в кремлевский сценарий мирового антисоветского заговора масонов и сионистов…

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными для Сталина, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы. Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к «ленинградскому делу». Подобный вариант содержался и в «деле врачей». Доказать это было сложно: именно следователи МГБ «выколачивали» показания из Кузнецова, Попкова и родственников заместителя председателя Совмина СССР Н. А. Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман. Тогда в ход пошло обвинение, что следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по «ленинградскому делу» с иностранными разведками и международным сионизмом.

Расследование в МГБ затронуло и его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М. Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1 Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, Белкин под жестокими пытками дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности, и о якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками (АП РФ, ф.3, оп.58, л.58). Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора (там же, л.37). Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности приобретала в этом случае характер кампании для всего социалистического лагеря. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран. Из редакционных пометок Сталина на проекте обвинительного заключения, очевидно, что он лично руководил следствием и определял степень виновности каждого «заговорщика». Он использовал дело Абакумова-Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политических репрессий послевоенного времени. Сталин непосредственно ориентировал следствие на то, чтобы особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего все усилия для того, чтобы «спрятать от следствия связи врага народа Кузнецова с иностранной разведкой».

Редактируя обвинительное заключение, Сталин намеренно подчеркивал личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки: «Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров – игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным – которые они стремились спрятать от следственных властей) – с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным – в Ленинграде). В преступных целях они (Сталин – он) ориентировали (Сталин – ориентировал) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей» (там же, л.216). Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова (АП РФ, ф.3, оп.24, д.484, л.87). Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившемся им покушении на Маленкова.

Практически все арестованные по делу «сионистского террористического центра» в МГБ, так или иначе, получали продвижение по службе в тот период, когда НКВД возглавлял Берия. Перекинуть мостик следствия по любому из сионистских дел к Лаврентию Павловичу не представляло особенного труда. Ждали только сигнала от Хозяина. Но Сталин пока что медлил, как всегда по своей привычке, играя с обреченным, как кошка с мышкой. Можно смело утверждать, что, проживи Сталин еще два-три года, Берия попал бы в тот же расстрельный подвал, в который его отправил Хрущев в 1954 году. Но еще до того, как туда попасть Берия сделал все, чтобы отмежеваться от всех тех липовых дел, которые начались с «ленинградского дела» и закончились «делом о врачах-убийцах». Вот его письмо, направленное Маленкову 25 июня 1953 г., которое хранится сейчас в Архиве Президента РФ. Привожу его дословно:

Документ № 179

Л. П. Берия – в президиум ЦК КПСС о ходе следствия по делу М. Д. Рюмина

Направляю протокол допроса арестованного б[ывшего] заместителя министра государственной безопасности – начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР РЮМИНА М.Д. от 10–13 июня с.г.

РЮМИН признал себя виновным в том, что он, обманным путем пробравшись в органы безопасности, в карьеристических целях систематически занимался фальсификацией следственных материалов, в результате чего по необоснованным обвинениям в тягчайших государственных преступлениях арестовывались и осуждались невиновные люди.

<…> Будучи назначен АБАКУМОВЫМ старшим следователем следственного отдела Главного управления контрразведки «Смерш», а затем следственной части по особо важным делам МГБ СССР, РЮМИН, под руководством АБАКУМОВА и ныне арестованных б[ывших] руководителей следственной части по особо важным делам МГБ СССР ЛЕОНОВА, ЛИХАЧЕВА и КОМАРОВА, принимал активное участие в фальсификации следственных материалов по ряду дел.

В частности, РЮМИН участвовал в фальсификации следственных материалов по так называемым делам «Шпионского центра в “Еврейском антифашистском комитете”», якобы возглавлявшегося ЛОЗОВСКИМ, МИХОЭЛСОМ, ФЕФЕРОМ и др., и «Ленинградскому делу», по которому, как известно, были арестованы и осуждены руководящие партийные и советские работники г. Ленинграда КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ, КАПУСТИН и др… В ноябре 1950 года РЮМИНУ, по указанию АБАКУМОВА, было поручено следствие по делу арестованного профессора ЭТИНГЕРА. Зная, что ЭТИНГЕР привлекался к лечению А. С. ЩЕРБАКОВА в качестве консультанта, РЮМИН, применив незаконные методы следствия, вынудил ЭТИНГЕРА дать вымышленные показания о неправильном лечении А. С. ЩЕРБАКОВА, которое якобы и привело к его смерти.

Будучи после этого вызван АБАКУМОВЫМ на допрос, ЭТИНГЕР отказался от этих показаний как вымышленных им в результате требований РЮМИНА. В связи с этим РЮМИН возобновил применение к ЭТИНГЕРУ извращенных методов следствия, довел его до состояния полного истощения, от чего ЭТИНГЕР в марте 1951 года умер в тюрьме.

В мае 1951 года РЮМИНУ за то, что он не зафиксировал показаний ЭТИНГЕРА, парторганизацией следственной части по особо важным делам МГБ СССР был объявлен выговор. В этот же период времени Управление кадров МГБ СССР потребовало у РЮМИНА объяснения по существу скрытых им при поступлении в органы МГБ компрометирующих его материалов.

Почувствовав, что под ним заколебалась почва, авантюрист РЮМИН, чтобы избежать ответственности за совершенные им преступления, решил пожертвовать своим благодетелем АБАКУМОВЫМ и обратился с письмом к И. В. СТАЛИНУ, в котором «разоблачил» АБАКУМОВА в смазывании дел и скрытии от партии и правительства показаний ЭТИНГЕРА о якобы умышленном умерщвлении А. С. ЩЕРБАКОВА.

После ареста АБАКУМОВА и руководящих работников следственной части по особо важным делам МГБ СССР РЮМИН, поощренный оказанным ему доверием, развернул в следственной части практику фальсификации следственных материалов по ряду дел.

Поставив перед собой цель доказать правильность своего заявления по делу ЭТИНГЕРА, РЮМИН создал известное дело о так называемых «врачах-вредителях», по которому был арестован ряд крупных деятелей советской медицины.

Встав на преступный путь обмана партии, и продвинувшись при помощи вновь назначенного министром госбезопасности СССР ИГНАТЬЕВА на пост заместителя министра и начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, РЮМИН с ведома и одобрения ИГНАТЬЕВА ввел широкую практику применения мер физического воздействия к необоснованно арестованным гражданам и фальсификации на них следственных материалов.

<…> Несмотря на то, что РЮМИН принимал непосредственное участие в фальсификации следствия по делу о так называемом «Шпионском центре в “Еврейском антифашистском комитете»”, он в августе 1951 года подготовил, а ИГНАТЬЕВ представил И. В. СТАЛИНУ письмо, в котором сообщалось, что материалами следствия по делу «Еврейского антифашистского комитета» преступная деятельность арестованных по этому делу лиц доказана.

РЮМИН при содействии ИГНАТЬЕВА закончил это явно провокационное дело и направил его на рассмотрение Военной Коллегии Верховного Суда СССР.

Проверка материалов дела о т. н. «Шпионском центре в “Еврейском антифашистском комитете»” нами поручена специальной комиссии МВД СССР, заключение которой будет представлено дополнительно.

Следствие по делу РЮМИНА продолжается.

(АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 223. Л. 110–113. Подлинник)

Документ уникальный. И не только потому, что он еще раз подтверждает невиновность всех тех, кто проходил по упомянутым в нем липовым делам. А скорее тем, что в нем, как в зеркале отражается атмосфера тех страшных лет, когда любого человека могли бросить на чекистскую живодерню только потому, что пауки в банке по имени Президиум ЦК КПСС, сожрав одних, готовились сожрать и других…

В январе 1952-го Игнатьев проинформировал Сталина о якобы имевших место утечках информации из Политбюро в Англию в конце 30-начале 40-х гг. (там же). Сведения об этой утечке стали известны вскоре после войны, делом занимался один из руководителей МГБ, Райхман, заместитель начальника 2 Главного управления МГБ, однако расследование не дало положительных результатов. Эта информация непосредственно касалась высшего политического руководства в стране, потому что утечка информации, по оценке С. Д. Игнатьева, происходила как минимум из секретариата одного из членов Политбюро ЦК. Это был уже подкоп не только под Берию, но и под В. М. Молотова, который после ареста своей жены был у Сталина под подозрением в связях с сионистами.

Существует версия (получившая широкое распространение на Западе с 1960-х годов), согласно которой громкий процесс врачей должен был стать сигналом для массовых антисемитских кампаний и депортации всех евреев в Сибирь и на Дальний Восток. Ж. Медведев в своей книге «Сталин и еврейская проблема» пишет, что существование упоминаемого во многих книгах плана депортации евреев не подтверждается какими-либо архивными документами». (Медведев Ж. А. Сталин и еврейская проблема: новый анализ. М.: АСТ, 2004. С. 253). Документов о подготовке депортации евреев в Сибирь, а точнее в неотопливаемые бараки в Еврейской Автономной области, действительно не обнаружено. Тем не менее, слухи о том, что такой общесоюзный погром готовился, ходят до сих пор.

В Израиле в 1994 г. вышла книга доктора юридических наук Якова Айзенштата, в которой он говорит об этом «погроме» со всей сионистской уверенностью: «Казнь врачей и широкий разворот антисемитской пропаганды против “убийц в белых халатах”, митинги на крупнейших промышленных предприятиях должны были привести к погромным действиям, к расправам с евреями по всей стране. По замыслу Сталина в этот момент должно было быть обнародовано письмо виднейших евреев, адресованное Сталину, с осуждением врачей-убийц и с просьбой депортировать евреев в Сибирь и на Дальний Восток для их спасения от всенародного гнева. Такое письмо было подготовлено заранее. В нем гневно обличались “изверги рода человеческого”, содержалось решительное требование для них самой суровой кары и просьба к Сталину переселить всех евреев поскорее в отдаленные районы страны с целью спасти от насильственных действий со стороны окружающих.

Письмо было подготовлено генеральным директором ТАСС Я. С. Хавинсоном. Позже он был обозревателем в газете “Правда”, печатался под псевдонимом К. Маринин. В составлении письма участвовали, кроме Я. С. Хавинсона, академик М. Б. Митин и академик И. И. Мин. Эти трое позже собирали подписи под письмом. Письмо должны были подписать виднейшие представители советской науки, литературы, искусства, культуры еврейского происхождения. Под письмом поставили свои подписи почти все, от кого это требовалось…» (Айзенштат Я. О подготовке Сталиным геноцида евреев. Иерусалим, 1994). Типична в этом отношении и публикация в 2002 г. в журнале «Еврейский камертон» некоего Рафаила Кугеля «Готовил ли Сталин депортацию евреев?». «Полагаю, что в осуществимости депортации Сталин не сомневался, – писал Р. Кугель в этой статье. – Мнению скептиков противоречат также два сообщения, опубликованные в позапрошлом году. Первое – рассказ писателя Виктора Ефимовича Ардова, записанный его другом Б. Зильберштейном, лет через 15 после смерти Сталина («НН», «7 дней», 24.08.2000). Суть информации: «Сталин собрал на своей подмосковной даче все «старое» Политбюро, предложил рассмотреть один вопрос – о высылке евреев в Восточную Сибирь. Когда он объявил повестку дня, Каганович встал: «Если так, то обсуждайте этот вопрос без меня». И вышел. Сталин сказал: «Вот Лаврентий Павлович уже подготовил барачные городки, подготавливаются и эшелоны». Все молчали. Обсуждения не получилось. «Ну что ж, – усмехнулся Сталин, – если ясно, что не требуется обсуждения, то будем голосовать». И поднял руку. Он привык в течение десятков лет, что если он голосует, то за ним – все. Но ни одна рука не поднялась. Он впервые остался в единственном числе. Все расходились молча. Ярость распирала Сталина. Он задыхался от злости, ушел в свою спальню. Утром его нашли на полу мертвым с открытыми глазами, лицо было искажено злобной гримасой». Очевидна датировка события: заседание Политбюро состоялось 1 марта. Тело генсека было найдено на следующий день.

Версия смерти Сталина, изложенная В. Е. Ардовым, совпадает с давней публикацией в одной из французских газет. Сообщалось, что очередной инсульт Сталина наступил после заседания Политбюро по вопросу о депортации евреев, на котором Сталин будто бы встретил сопротивление его членов. Отмечалось выступление Кагановича, названы были также Микоян и Ворошилов.

Никто из названных Ардовым членов Политбюро эту информацию при своей жизни не подтвердил, хотя, после смерти Вождя столь твердая позиция против депортации евреев пошла бы им только на пользу. Известно только, что во всех «антисионистских» делах – от дела ЕАК до дела врачей-вредителей, а также по делу о «сионистском заговоре в МГБ» все «старое» Политбюро полностью поддерживало Сталина и их подписи на сохранившихся документах это подтверждают. По поводу ардовского варианта «последнего заседания Политбюро» с присутствием Сталина, существует и другая версия. Согласно ей Берия после этого решил, что окончательно сбрендившего Иосифа Виссарионовича пора остановить, и переслал ему с доверенным лицом бутылочку «Боржоми» такой силы, что, выпив из нее один глоток, Сталин тут же рухнул на пол с кровоизлиянием в мозг. Думаю, что и в этой версии не больше правды, чем в версии Ардова.

Сталин чуял свой близкий конец и готовил себе смену. В этой смене не было места ни старой гвардии, ни тем, кто, так или иначе, попал под подозрение в связях с «чужеродными элементами» и «космополитами». «Чужеродными» были те, кто не воспринимал сталинско-гебистскую диктатуру, как норму жизни. Ко вторым относили в первую очередь тех евреев, которые после образования государства Израиль хотя бы раз были замечены в разговорах об «исторической родине». Но, даже если еврей и не был в том замечен, то вполне достаточным основанием для разного рода ограничений, хватало и того, что он был евреем. Эти ограничения в том или ином виде просуществовали вплоть до окончательного распада СССР.

Трудно современному человеку представить, какой всеобъемлющей и неоспоримой стала абсолютная диктаторская власть Сталина после окончания войны. Все разговоры о том, что незадолго до его смерти где-то внутри партии готовился против него какой-то заговор – не более чем миф. Сталина могла лишить всех занимаемых им постов только смерть. Но к концу его жизни реальных конкурентов у него не было. С 1939 г., когда состоялся ХУШ съезд ВКП(б), партийные съезды не проводились почти 13 лет. И не только из-за войны. Сталин просто не видел в них необходимости. Он и так был общенародно признанным лидером и партии и государства и, по сути, правил страной единолично, используя узкий круг партийного руководства лишь для легитимизации своей диктатуры. Но он понимал, что вечно так продолжаться не может. Своему окружению Сталин никогда не доверял, но после войны, судя по всему, вообще решил от своего «внутреннего круга» избавиться. На состоявшемся перед XIX съездом Пленуме ЦК 16 октября 1952 г. Сталин выступил с резкой критикой Молотова. На второстепенный пост Вождь убрал Кагановича. Открыто выражал недовольство Берией, и не скрывал своего презрения к Хрущеву. Ну, а Маленков у него был чем-то вроде Ваньки – Встаньки. То нагнет его, то поднимет… В любую минуту его вчерашние любимчики могли впасть в немилость. Означало ли это, что ощущая нависшую над ними смертельную опасность, они решили объединиться и уничтожить Сталина, на что намекал в своем узком кругу Берия? В это трудно поверить. Они вплоть до его кончины действовали, как пауки в банке – поедали друг друга, строча доносы, придумывая заговоры, подпитывая подозрения Сталина к тем, кто им казался опасным соперником или потенциальным противником. Те описания последних заседаний сталинского Политбюро, переходивших в пьяные застолья, в доступных документах, в том числе и в докладе Хрущева ХХ съезду КПСС и в его «Мемуарах», показывают и самого Никиту Сергеевича и его коллег в самом неприглядном, срамном виде. Сталин относился к ним, как барин, к своим шутам гороховым. Никита плясал гопак и пил, пока голова не падала в салат, Ворошилов пел дурным голосом, Берия поднимал тост за тостом «за нашего Кобу!». Они сотни раз могли его удушить, пристрелить, зарезать, отравить, а потом сообщить о его «скоропостижной кончине». Но они так и не решились на это, даже когда стали понимать, что жизнь их висит на волоске, и Сталин безнаказанно мог уничтожить их по одиночке, что он, собственно, и делал. Единственно на что они решились – все сразу – это не вызывать к нему врача, когда увидели, что Хозяина хватил удар, и дать ему умереть. И. В. Сталину первая медицинская помощь была оказана лишь 2 марта, через 13 часов после того, как членам Политбюро сообщили, что он без сознания. Бригада врачей во главе с одним из лучших кардиологов страны П. Е. Лукомским, кстати, действительным членом Академии медицинских наук, была допущена к пациенту только после скандала, который устроил сын Сталина Василий, потребовавший срочно прислать врачей к отцу. Позже, начальник Санитарного управления Кремля Куперин, показав своему коллеге при вскрытии тела И. В. Сталина место, где лопнул мозговой сосуд, произнес: «Вот эту кровь сразу бы ликвидировать… Человек бы еще жил…» (Рыбин А. Т. Рядом со Сталиным. Записки телохранителя. М.: ИРИС-ПРЕСС, 1994. С. 50).

После XIX съезда аресты действительно коснулись ближайшего окружения Сталина. Были арестованы А. Н. Поскребышев, бессменный секретарь и помощник Сталина, генерал-лейтенант Н. С. Власик, его заместитель Лынько, Федосеев, который ранее был комендантом Кунцевской («Ближней») дачи, генерал-майор С. Ф. Кузьмичев, служивший в личной охране Сталина. В январе 1953 г. были арестованы 5 людей из ближайшего окружения Сталина по обвинению в шпионаже (АП РФ, ф.3, оп.24, л.87). Напомним, что дело Власика было связано напрямую с делом врачей. У современных сталинистов, поэтому существует версия, согласно которой Берия и другие приближенные Сталина, намеренно раздули дело врачей, чтобы лишить его в случае болезни квалифицированной медицинской помощи, а заодно убрать его верных охранников. Стопроцентно исключить эту версию (см., например, Лев Балаян. «Четыре дворцовых переворота»), пусть даже не подтвержденную фактами, нельзя. Дочь Н. С. Власика Надежда Власик говорила, что ее отец «просто мешал Берии добраться до Сталина, потому что отец бы не дал ему умереть. Он не стал бы ждать сутки за дверями, как те охранники 1 марта 1953 года» (в интервью газете «Московский комсомолец» 07.05.2003).

Хотя ясно, что, когда к Сталину все же допустили врачей, то приехали действительно высококвалифицированные специалисты. Объективности ради, напомню опубликованные в 1992 г. воспоминания сотрудника для поручений И. В. Сталина В. Тукова. Он свидетельствует: «Однажды едем в машине. Сталин говорит: «Что делать? Умерли один за другим Жданов, Димитров, Чойбалсан, а ранее – Менжинский, Горький… Не может такого быть, чтобы так внезапно умирали государственные деятели! Видимо надо заменить старых кремлевских врачей и подобрать молодых». Я сказал: «Товарищ Сталин, старые врачи имеют большую врачебную практику, а молодые – одна зелень, без опыта». Сталин: «Нет, надо заменить… поступают сообщения об отравлении лекарствами соратников, из кремлевской больницы. НКВД настаивает на аресте некоторых старых врачей, лечивших Димитрова, Жданова и других». (Грибанов С. Заложники времени. М.: Военное издательство, 1992. С. 59–60). Балаян, однако, и не только он, использует свидетельство Тукова для того, чтобы подтвердить теорию заговора «четверки» (Маленков, Игнатьев, Хрущев и Берия) против Сталина. «Теория» эта явно построена на песке. Без санкции Сталина «дело врачей» никто бы не начал. Письмо Тимашук появилось уже после этой санкции. Как пишут братья Жорес и Рой Медведевы, «письмо Тимашук, адресованное не Сталину, а начальнику управления охраны МГБ Н. Власику, было написано 29 августа 1948 года. Оно касалось диагноза, поставленного А. Жданову, и было вполне обоснованным, учитывая то, что Жданов был тогда еще жив». (См. Неизвестный Сталин. М.: Права человека, 2001. С. 32). Разговор с В. Туковым состоялся уже после смерти Жданова. Поэтому на вопрос о том, кто был инициатором «дела врачей», есть лишь один ответ – сам Сталин. Следует прислушаться и к мнению Судоплатова на этот счет: «Вся правда в отношении «дела врачей» так никогда и не была обнародована, даже в период горбачевской гласности. Причина в том, что речь шла о грязной борьбе за власть, развернувшейся в Кремле перед смертью Сталина и захватившей, по существу, все руководство»… (Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. С. 307). Дело только в том, что «шили» такого рода «дела» все те же пауки в банке по причинам, о которых мы говорили выше. И не важно были основания для таких дел, либо нет. Если Хозяин кого заподозрил, то на Лубянке могли найти доказательства даже в подтверждение связей подозреваемого с замышлявшими против Сталина инопланетянами. Его «соратники» просто пытались выжить. И до жизней других им не было никакого дела. А за свою жизнь у них были все основания беспокоиться.

Готовясь к XIX съезду, Сталин попытался создать такую инфраструктуру высшего руководства КПСС, которая стала бы своего рода инкубатором новых руководящих кадров. В этой инфраструктуре, если и было место для кадров старых, то только переходное. Основное место по замыслу Вождя, должна была занять молодая поросль – выдвиженцы времен Великой Отечественной, преданные сталинисты, начисто лишенные каких бы то ни было связей с ленинской гвардией и антисталинской оппозицией, знавшие историю внутрипартийной борьбы только по «Краткому курсу истории ВКП (б)» авторства И. В. Сталина, и главное – в основном славяне по происхождению. На XIX съезде по инициативе Сталина был создан сравнительно многочисленный Президиум ЦК, сменивший прежнее Политбюро. Он становился своего рода питомником новых «руководящих кадров». Если по решению ХУШ съезда в составе Политбюро было 9 членов и 2 кандидата, а в Секретариате – 4 члена, то по на Пленуме 16 октября 1952 г. состав Президиума, включал 25 членов и 11 кандидатов, а Секретариат – 10 человек. Однако реальная власть в партии оказывалась в непредусмотренном уставом КПСС Бюро Президиума ЦК. В первоначальный состав Бюро были включены Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров и Хрущев. Позже, от руки, туда были вписаны фамилии Ворошилова и Первухина (АП РФ, ф.2, оп.1, д.22).

В список членов Бюро не попали ветераны партийного руководства – Молотов и Андреев. Кандидатура Ворошилова возникла уже позже, по ходу работы съезда или пленума. Это свидетельствовало, что роль «старой партийной гвардии» в сталинском окружении явно шла на убыль. Сталин избавлялся от ставших уже ненужными и одиозными деятелей карательных органов во главе с В. Абакумовым. И готовился к тому, чтобы избавиться от «старой партийной гвардии» – прежде всего от Берии, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна. Маршал Ворошилов был назначен на должность председателя союзной контрольной комиссии в Венгрии (1945–1947 гг.). После этого он стал председателем Бюро по культуре при Совете Министров СССР и всего лишь рядовым членом Главного военного совета Военного министерства СССР (1947–1953 гг.), а В. М. Молотов в 1949 г. был смещен с должности министра иностранных дел, которую занимал с 1939 г.

В Президиуме ЦК оказалось много новых людей. Такое расширение состава объективно ослабляло позиции той руководящей группировки в партии, которая сложилась после войны. На высшие посты партии пришли люди, возглавлявшие местные партийные организации и относительно новые для аппарата ЦК. Это позволяло Сталину создать своего рода «команду дублеров», которая могла в любой момент сменить старое руководство. В этой политике Сталина нельзя не заметить продолжение все тех же политических традиций 20—30-х гг. Трудно сказать, чем бы она обернулась, если бы он довел ее до конца.

 

Диагноз после смерти

В тех решениях, которые принимал Сталин в ходе своего правления, многие политологи усматривают не столько политическую целесообразность, сколько психическую патологию Отца всех народов. К тому же выводу приходили и видные психиатры. Лидия Шатуновская, проходившая в свое время по делу ЕАК, рассказывала: «В конце двадцатых годов Сталин впал в состояние тяжелой депрессии. Пригласили Бехтерева, который провел с ним несколько часов, а затем на вопросы окружающих сказал: “Диагноз ясный. Типичный случай тяжелой паранойи…”» (Мороз О. Последний диагноз // Литературная газета. № 39, 28.09.1988).

В конце своей жизни Сталин неожиданно стал хуже говорить по-русски. Объясняя причины этого, профессор Э. Голдберг писал: «Вскрытие мозга Сталина, проведенное в 1953 г., показало признаки артериосклероза, по крайней мере, пятилетней давности. Сегодня его состояние было бы названо как ранняя стадия многоинфарктного слабоумия <…> …при когнитивном ухудшении и ранней стадии слабоумия двуязычные индивиды часто сначала утрачивают способность владения вторым языком и возвращаются к родному языку, несмотря на десятилетия общения преимущественно на своем втором языке, как постыдно произошло со Сталиным» (Голдберг Э. Парадокс мудрости. Научное опровержение «старческого слабоумия». М.: Поколение, 2007. С. 88, 248).

Такого рода диагнозы после смерти имеют, конечно, и политическую составляющую. Те, кто их ставит, пытаются убедить своих современников и потомков в том, что и «Большой террор» под лозунгом борьбы с троцкизмом, и ликвидация евреев-чекистов, и убийство Михоэлса, и процесс ЕАК, и «дело врачей-вредителей», и ограничения для евреев, существовавшие в СССР при поступлении в вузы и на государственную службу – всего лишь проявления сталинской паранойи и патологического антисемитизма. Ну, не может же нормальный человек идти на подобные преступления. А отсюда и вывод – что Гитлер, что Сталин – одного поля ягода. И далее по той же логике – что фашизм, что коммунизм – явления одного и того же рода.

Незадолго до развала СССР в «Литературной газете» (1989 г.) и других СМИ были опубликованы мнения высококвалифицированных психиатров по поводу психического состояния Сталина. Вот некоторые из поставленных ему диагнозов:

«Многомиллионные жертвы, которые Сталин приносил с исключительной легкостью ради утоления собственного бреда и страха перед «врагами», – все это укладывается в схему параноидной шизофрении… Считаю, что есть достаточно фактов, наводящих на мысль: страной тридцать лет правил душевнобольной» (Личко А. Е. (1994) Был ли болен «Отец народов»? «Медицинская газета». № 17 (4.03). С. 16).

«Такие черты, как обостренная подозрительность, преобладающая идея о своем особом значении, особой миссии, крайний эгоизм, чрезмерное самомнение, односторонность в оценках, нетерпимость к чужому мнению, злопамятная обидчивость – все это свойства далеко не гармонической личности. В психиатрии такие личности относятся к психопатическим, паранойяльно психопатическим… Усиление подозрительности, нетерпимости, мнительности и других тяжелых характерологических качеств, повлекших за собой начиная с тридцатых годов волны репрессий, – все это с большей долей вероятности можно объяснить длительной гипертонической болезнью и атеросклерозом» (Н. Корнетов, к.м.н., научн. руковод. отд. НИИ).

«Это была та самая мания, которая отравила жизнь и многим другим тиранам. Она измучила Тиберия и Домициана, она терзала Людовика XI и султана Алла-эд-дина, она доводила до сумасшествия Грозного и Павла I. Притом она оставалась лишь одной стороной более общего психического расстройства, того самого, которое носит в психиатрии название кесарского помешательства. Заключается оно в сочетании мании преследования, во-первых, с верой в свое безмерное превосходство над всеми людьми прошлого и настоящего и с утратой ясного представления о границах своего могущества. Как правило, кесарское помешательство деспота выражается внешне в усилении беззаконных и бесчеловечных расправ, в принятии преувеличенных мер к собственной безопасности, в неустанных заботах о самопрославлении и в цепочке грандиозных, но зачастую ненужных для государства, даже нелепых строительных начинаниях» (Андреев Д. Л. Роза Мира. М., 1992. С. 465).

«Сталин был здоровым тираном безумного общества… Иными словами, никакой выраженной душевной болезни у светоча коммунизма не было, и сводить все к якобы имевшейся у него душевной аномалии нельзя, это невежественно, ни на чем не основано… Я бы отнес Сталина к тем уникальным личностям, которые в самой феноменальной форме сконцентрировали в себе все, что свойственно как больным, так и здоровым тиранам. Сталина можно считать параноиком, т. е. психопатом со склонностью к бредообразованию (особенно идей преследования и величия)…» (Буянов М. И. Приключения древней загадки. (Истерия, история, суеверия). М.: Прометей, 1991).

Несомненно, во всех вышеприведенных оценках психического состояния Сталина есть зерна истины. В любом случае становятся понятнее и его поведение накануне войны, когда он до последней минуты продолжал верить Гитлеру и считал, что он все же не начнет войну, и его жестокие расправы с прежде близкими ему людьми, и, наконец, его прохладное отношение к своим внукам и внучкам. При все этом обилии информации и достаточно достоверных диагнозов наиболее точным я считаю вывод профессора М. И. Буянова: «Сталин был здоровым тираном безумного общества». И в том, что Россию после 1917 г. поразило безумие «красного террора», а затем и безумие ежовщины, а затем и тотальная паранойя по имени сталинизм, он несет равную ответственность с В. И. Лениным, Л. Д. Троцким, Я. М. Свердловым, другими «вождями Октября» и теми мерзавцами, которые при их жизни возглавляли ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ.

Беда наша, однако, в том, что от этого безумия Россия еще никак до конца не может избавиться.

 

Сквозь призму конспирологии

В этой книге речь шла о двух самых страшных трагедиях ХХ века – о русском Холокосте, по имени «красный террор», и о еврейской трагедии по имени Шоа. И в той, и в другой мировой сионизм, и международный коммунизм сыграли свою роль, действуя то по одну сторону баррикад, то по разные. И в том, и в другом случае тем народам, от имени которых они действовали, они не принесли ничего, кроме страданий и гибели миллионов ни в чем не повинных людей. Старый ребе был прав, когда сказал: «Революцию начинают Троцкие, а расплачиваются за это Бронштейны».

Русские могли бы переиначить это высказывание так – «Революцию начинают Ленины-Бланки, а расплачиваются за это Ивановы, Петровы и Сидоровы». Хорошими намерениями, говорят, вымощен путь в ад. Мы, русские, вместе с евреями прошли через ад революции и гражданской войны, через ужасы голодомора, мясорубки большевистского террора, через бойню второй мировой войны и кровавые лабиринты ГУЛАГа. Потери на этом пути несоизмеримы ни с одной исторической эпохой.

Благодаря Советской Армии и ее союзникам по антигитлеровской коалиции удалось остановить геноцид евреев. Шоа раз и навсегда останется в прошлом. Государство Израиль создано. Но это не столько успех сионистов, сколько результат разгрома гитлеровской Германии, в который внес решающий вклад Советский Союз. Он же оказал всестороннюю поддержку Израилю на первых порах его существования.

Русский Холокост, увы, продолжается. На этот раз в форме искусственно стимулируемого русского вымирания. После развала Советского Союза русская нация потеряла 25 миллионов русских людей, оставшихся вне пределов Российской Федерации, и еще столько же потеряно в результате акселерации русского вымирания.

Противостояние сионизма и коммунизма также ушло в прошлое. Сионизм в этой борьбе победил. Не в последнюю очередь это произошло в результате попыток Сталина и его наследников бороться с сионизмом на базе политического антисемитизма, что только способствовало активизации еврейского национализма в СССР, главной питательной среды сионизма. Тайная агентура сионистов сумела создать в госструктурах нашей страны и внутри правящей КПСС мощное сионистское подполье, связанное с международными антикоммунистическими центрами, со спецслужбами Израиля, США и других стран НАТО. Это подполье в конечном итоге сумело привести к власти своих людей, в первую очередь предателя Горбачева, который после развала СССР открыто признал, выступая в Израиле, что он был убежденным противником коммунизма и столь же убежденным сторонником сионизма. За все, увы, приходится платить. Но история щадит только те нации и народы, которые умеют учиться на своих ошибках.

Некоторые историки утверждают, что только смерть Сталина спасла советских евреев от погрома в масштабах всей страны и массовой депортации в Сибирь и Биробиджан. Документальных свидетельств того, что подобный погром готовился, не найдено до сих пор, поэтому это утверждение я отношу скорее к категории сионистской конспирологии. Уже в 50-е годы, однако, появилась целая конспирологическая литература иного рода, посвященная обстоятельствам гибели Вождя всех народов. Доминирующая в ней версия соответствует всем канонам концепции «жидо-масонского заговора»: Сталина якобы умертвили сионисты. Сегодня этот миф в разных вариантах кочует по Интернету, а также по страницам книг известных и начинающих конспирологов. Так, 17.05.2012 даже на сайте «Форума сторонников КПРФ» (http://www.kprf.org/) появилась статейка некоего товарища Айзена, в которой он излагает свою версию развития событий в СССР с 1937 года до момента снятия Хрущева с поста Генсека ЦК КПСС в 1964 году. Вот как это вкратце выглядит (я лишь избавил читателя от повторов и множества орфографических и синтаксических ошибк автора):

«В 1937–1939 годах в результате чисток было уничтожена значительная часть сионистского руководства страны, – пишет Айзен. – Сталин, уничтожая то, что сегодня называют 5-й колонной, фактически освободил Россию от власти сионистов, имевших огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику СССР. Но в послевоенный период сионисты и их пособники вновь начали наступление на позиции патриотической группы в руководстве СССР. В послевоенный период силу начала набирать группа пособников сионистов, ядром которой была ленинградская группа (клан). Они, конечно, сами сионистами не были – они были их пособниками. В 1946 году еще один пособник сионистов В. С. Абакумов фабрикует (раздувает) так называемое дело авиаторов, которое было направлено против Г. М. Маленкова, верного соратника И. В. Сталина. Они своего добились, и к 1947 году значительная часть руководящих постов страны оказалась под их контролем. Вознесенский возглавлял Госплан, А. Кузнецов стал секретарем ЦК ВКП(б), Н. Булганин министром обороны, В. С. Абакумов министром МГБ.

В июле 1951 года Абакумова смещают с поста министра МГБ СССР по доносу следователя М. Д. Рюмина инспирированного Маленковым. Однако смещение Абакумова не смогло вывести МГБ из под контроля сионистов потому что курировать МГБ СССР Сталин доверил – Булганину по линии правительства и Хрущеву по линии ЦК. Они повели наступление теперь уже на самого Сталина. В 1952 году постепенно отстраняют нач. охраны Сталина Власика, затем его преемника В. Рясного (креатура Берии), практически одновременно отстраняют следователя Рюмина, развившего слишком бурную деятельность против сионистов в руководстве страны. В начале 53-го года заговорщикам удалось скомпрометировать Поскребышева, и путь к Сталину был расчищен. Его убийство поломало всю историю нашей страны – ведь к власти в партии и в стране пришел Н. Хрущев (Перлмуттер) – самый настоящий сионист! Хрущев организовал убийство Л. П. Берии – его предал Круглов. И реабилитировал ленинградцев, как ни в чем не повинных жертв сталинского террора. Затем он окончательно разгромил сталинскую гвардию в 1957 году. Ленинградцы были подельниками Хрущева и Абакумова. К 1964 году страна оказалась в критическом положении.

Хрущев преданно служивший сионистам – Нельсону и Дэвиду Рокфеллерам – позволил им снова взять под контроль валютную систему СССР. В 1964 году в Ленинграде Д. Рокфеллер провел сионистский сьезд (!), где было вынесено постановление о смещении Хрущева – за неудовлетворительные результаты работы по развалу СССР. Постановление взято к исполнению сионистами – М. Сусловым (Зююс) и А. Шелепиным (Шеном). Именно они сместили Хрущева и планировали сдать страну к началу 70-х. Суслов (Зююс) был редкостной мразотой. Он в 69 году зарубил проект реабилитации Сталина, который должен был разоблачить хрущевскую ложь. Суслов двигал Ю. Андропова со времен подавления восстания в Венгрии. О роли Андропова написано много, чтобы понять, что он сделал для развала СССР. В 1969 году Суслов и Шелепин попытались сместить Брежнева, но Брежнев воспользовался поддержкой патриота – маршала Георгия Гречко и оттянул распад страны лет на 20. Но Брежнев совершил 2 ошибки – не устранил Суслова и назначил Андропова на пост шефа КГБ СССР. <…> Сионисты – АНДРОПОВ (ЛИБЕРМАН), ГРОМЫКО (КАЦ), УСТИНОВ (УЛЬБРИХТ) И СУСЛОВ (ЗЮЮС) СМЕЛО ПОВЕЛИ ВЕЛИКУЮ СТРАНУ К КРАХУ».

«Форум Сторонников КПРФ» был создан 28 октября 2006 г. сочинским предпринимателем, адептом «русского социализма» Е. И. Щербаковым в качестве противовеса тогдашнему официальному форуму КПРФ «Центральный форум KPRF.RU», которым на тот момент управляла «Интернет-первичка КПРФ», созданная противниками Зюганова. Эта «первичка» была признана зюгановцами «антипартийной неотроцкистской группировкой, осужденной Центральной контрольно-ревизионной комиссией КПРФ в Постановлении от 21 июня 2007 года». Щербаков, можно сказать, с честью выполнил партийное задание, отобрав «форум» у современных троцкистов. Поэтому в поздравлении по поводу очередного юбилея домена Щербакова «администрация официального сайта и форума КПРФ. ru» заявила: «Форум Сторонников КПРФ. org продолжает оставаться дружественным интернет-ресурсом, привлекающим к КПРФ патриотически настроенных посетителей интернет-пространства» и выразила надежду «на дальнейшее плодотворное сотрудничество на благо КПРФ». (См. KPRF.RU. 28.10.2008). Насколько такие публикации, как сочинение Айзена идут «на благо КПРФ» не будем обсуждать. Здесь важнее другое – мировоззренческое, идеологическое родство администрации официального форума КПРФ, т. е. Агитпропа зюгановской партии, и «модераторов» сайта Щербакова, публикующих бредовые изыскания Айзена и ему подобных «сторонников КПРФ».

К сожалению, таких, как они, зашоренных «антисионистов» в современной России много. Достаточно бегло пробежать их сайты в Интернете, чтобы воочию убедиться, что версия о «жидо-масонском заговоре» против России распространяется со скоростью лесного пожара. Возникновению этого «пожара» во многом способствовали публикации еще 20-х гг., когда на Западе русские эмигранты и антикоммунистические центры, такие авторы, как Форд и Марсден, обнародовали обширные списки евреев-лидеров революции в России и других странах Европы, о чем говорилось в предыдущей моей книге. Не всегда, конечно, приводились точные данные о происхождении этих революционеров, но то, что среди них евреев действительно было много – это исторический факт. Сейчас, когда все эти публикации стали доступными, наши доморощенные конспирологи активно и некритически их используют для подтверждения своих теорий мирового «жидо-масонского заговора».

Крах Советского Союза и ряд выступлений Горбачева и его подельников за рубежом вызвали к жизни новые публикации о «крипто-евреях», пробравшихся в руководство КПСС и Советского государства. Вышеупомянутый профессор Василий Дрожжин в своем учебном пособии «История отечественного государства и права» для студентов российского Университета МВД, опубликованном в сентябре 2011 г. в Петербурге, изложил свою версию роли сионистов в истории России.

В еврейской русскоязычной прессе его учебник вызвал громкий скандал, и вскоре созданная университетом комиссия пришла к выводу, что источники, которыми пользовался Дрожжин при написании работы, «не могут быть отнесены к научной и учебной литературе», а сам учебник не может быть использован в образовательном процессе, как «антисемитский», и подлежит уничтожению. Весь его тираж действительно был уничтожен по решению этой комиссии без суда и следствия. Дрожжин был уволен с работы. Профессор, как очевидно, стал жертвой не только своей веры в «жидо-масонский заговор», но и своей собственной доверчивости, приняв на веру изыскания конспирологов-любителей вроде Айзена о роли сионистов в нашей истории. А это только сыграло на руку сионистам, которые уж точно знают, где они действительно наследили, а где им это только приписывают.

О его оценке роли Троцкого в истории нашего государства говорилось выше. Что касается утверждения Дрожжина о том, что Сталина умертвили сионисты, то это, как уже было сказано – вымысел. Не говоря уже о том, что многие израильтяне по сей день почитают Сталина за его роль в разгроме фашизма, и в кибуцах часто можно увидеть его портреты.

Были у Дрожжина и другие фактические ошибки. Так, например, он пишет: «Выступая в израильском парламенте (кнессете) в феврале 1992 года, Горбачев-Гарбер заявил: “Все, что я сделал с Советским Союзом, я сделал во имя нашего Бога Моисея” (а президент Медведев дал Мойше Гарберу какой-то орден в Кремле. – А. Г.)». Горбачев был в Израиле не в феврале, а в июне 1992 г. И, если он это и заявил, то не в израильском Кнессете, а у Стены Плача, где он действительно молился вместе с одним из ведущих раввинов Израиля, надев на себя белую кипу (ермолку), как и положено верующему еврею.

Версию о том, что Горбачев еврей, я впервые прочитал в оригинале на одном из англоязычных сайтов (http://www.henrymakow.com/), где появилась такая информация: «Является ли Михаил Горбачев этническим русским? Нет! Настоящее его имя – Михаил Гарбер. Его мать – Мария Гопкало, а его дед – Андрей Моисеевич Горбачев, оба евреи». Автор далее излагает свою версию происхождения русских фамилий, согласно которой «Горбачев» – означает «сын горбуна», а такие русифицированные имена давали только евреям, русские же предпочитали фамилии более благозвучные, как правило, по отцу – Иванов, Петров, Сидоров. Лично я в эту версию не верю. Горбачев такой же русский крестьянин по крови, как и Хрущев. Другое дело, что Михаил Сергеевич стал сионистом в процессе перманентного предательства интересов партии и государства, которые возглавлял. И тут происхождение, тем более выдуманное, не имеет никакой роли.

Приводя в своих публикациях в скобках еврейские фамилии советских лидеров, Дрожжин, Айзен и им подобные «антисионисты» полагают, что уже только этого достаточно для подтверждения того, что такие деятели в нашей истории выступали, как «агенты международного сионизма». К таковым они относят не только «ленинскую гвардию», практически целиком уничтоженную Сталиным в годы «Большого террора», но и тех советских лидеров, которые вместе со Сталиным вершили этот террор вплоть до его смерти. Как правило, их еврейское происхождение выдумано, и подтверждений тому ни в одном серьезном источнике нет. А, если есть, то скорее всего – это результат какого-то недоразумения.

Типичный тому пример – публикации последнего времени о еврейском происхождении Н. С. Хрущева. По официальной версии, Никита Сергеевич родился в с. Калиновка Курской губернии. Отец его, Сергей Никанорович, был шахтером. Мать звали Ксения Ивановна Хрущева. Согласно другой версии, он происходит из семьи мелкого еврейского фабриканта Хрящева. В другом варианте он «был сыном киевского банкира Соломона Перлмуттера». Хрущев в своих мемуарах написал, что Перлмуттером дразнили его отца-шахтера. Не исключено, что за прижимистость его и сравнивали с тем известным киевским банкиром. Видимо, это и послужило документальным основанием для заметки о Хрущеве в Испанской Энциклопедии, вышедшей уже после смерти Хрущева и реставрации монархии в Испании при короле Хуане Карлосе I. В ней говорится: “Su verdadero nombre es el de Nikita Salomon Pearlmutter” (Исп. «Его настоящее имя – Никита Соломон Перлмуттер») Там же уточняется, что «Никита Хрущев был братом мадам Маленковой, т. е. происходил из израильской династии Перлмуттеров» (Enciclopedia Universal Sopena. Madrid. v. 5, p. 4801). Как видим, и Маленков попал под раздачу.

Вспоминая эту версию о «Хрущеве-Перлмуттере», одна из «народных мстительниц» некая Рита Демина написала в Интернете: «Народ страны это знал, ведь, недаром же про него пели частушки, намекая на его еврейство:

Так досталось и Буденному. Хрущев, наверное, порадовался бы такой своей реабилитации в глазах евреев. А в их глазах при жизни и власти он неизменно представал как ярый антисемит. Писатель Василий Гроссман писал на идиш в газете «Эйникайт» 25 ноября и 2 декабря 1943 г. в статье «Украина без евреев», что немцы вырезали на Украине практически все еврейское население: «Все злодейски убиты, многие сотни тысяч, миллион евреев на Украине». Хрущев не мог об этом не знать. Но, похоже, это его даже устраивало. Леон Ленеман в книге «Трагедия евреев СССР» (Франция, 1956 г.) писал о том, как Хрущев обошелся с польской еврейкой М. Хельминской: «Во время немецкой оккупации Киева она выдавала себя за полячку и была связана с подпольем, а после освобождения Киева была принята на работу в секретариат Н. Хрущева, с условием, что ее анкетные данные будут уточнены позже. После реального заполнения анкеты она была уволена. Потрясенная разъяснениями знакомых, что, согласно негласному указанию, на Украине предполагается ограничение приема евреев на ответственные должности, Хельминская обратилась к Хрущеву лично. Их разговор носил напряженный характер. Хельминская разрыдалась, на что Хрущев сказал ей: “Я понимаю, что вы как еврейка рассматриваете этот вопрос с субъективной точки зрения. Но мы объективны: евреи в прошлом совершили немало грехов против украинского народа. Народ ненавидит их за это. На нашей Украине нам не нужны евреи. И, я думаю, для украинских евреев, которые пережили попытки Гитлера истребить их, было бы лучше не возвращаться сюда… Лучше бы они поехали в Биробиджан. Ведь мы здесь на Украине. Понимаете ли вы? Здесь Украина. И мы не заинтересованы в том, чтобы украинский народ толковал возвращение советской власти как возвращение евреев”».

И после всего этого Хрущев лицемерно сетовал в своих «Воспоминаниях» об антисемитизме Сталина и других советских лидеров. О Хельминской он, естественно, там не вспомнил. Перлмуттер, одним словом! А Горбачев-Гарбер? Это он у Стены Плача уже после развала СССР надел кипу на свою лысину. А вот когда он еще не был генсеком КПСС, то на обсуждении судьбы академика Сахарова в Политбюро заметил, выслушав сообщение председателя КГБ о том, что на Сахарова плохо влияет его еврейка-жена Е. Боннер: «Вот что такое международный сионизм!». Все это запротоколировано.

И при всем при этом вот такая «информация» кочует по некоторым «патриотическим» сайтам вместе с выдержками из Испанской энциклопедии о Хрущеве-Перлмуттере:

«К сведению: Горбачев никакой и не Горбачев, а Гарбер. Яковлев – первородная фамилия его Эпштейн. Он-то и явился “главным архитектором” перестройки. Андропов – стопроцентный религиозный иудей. Его настоящая фамилия Эренштейн-Либерман. Именно Андропов-Эренштейн-Либерман привел к власти Габера-Горбачева и Эпштейна-Яковлева». Ну, Андропова, положим, можно было заподозрить в принадлежности к потомкам хазар. Бывший председатель КГБ и бывший генсек ЦК КПСС всю жизнь скрывал факты своей настоящей биографии, они до сих пор не ясны. По одной из версий, его мать была служанкой в доме богатого еврейского торговца, который дал беременной женщине богатое приданое и выдал ее замуж за подвернувшегося под руку холостяка. Есть версия, что фамилия матери Андропова была Файнштейн. По иным версиям, отцом его был то ли осетин, то ли казак. Но кому и в каком бреду пришло в голову таких типичных выходцев из русских крестьян, как Хрущев, Горбачев и Яковлев, причислить к евреям? Одни их физиономии чего стоят, особенно у Хрущева и Яковлева. Не надо было изучать труды Ломброзо, чтобы понять – беспородные, от сохи были эти господа-товарищи, явно сделанные по пьянке и не раз уроненные мамкой об пол. Это потом Горбачева и Яковлева превратили в «интеллектуалов» и приняли в масоны и рыцари «Мальтийского ордена». Но тот же Горбачев до конца своих дней так и не научился правильно говорить по-русски. Хрущев же честно признался в свое время, что он «с малолетства у волов хвосты крутил», а поэтому недостаток аргументов при отсутствии образования и интеллекта ему вполне замещал площадной мат, как во время спора с «интеллигентами» на знаменитой художественной выставке в Манеже. Он был элементарно неграмотен и отличался безобразным невежеством. Если почитать труды Яковлева советского времени, к примеру, его занудно антиамериканские книги “Pax Americana”, или «От Трумэна до Рейгана», то легко убедиться, что и там интеллектом не пахнет. Одна коньюнктурщина. И Ельцину, и Путину тоже нашли еврейских предков. Путину по этой части помог еврейский ресурс «Семь 40». Там появилось сообщение, что бабушка Путина, «устав от вечных переездов, оставила Печерского и вышла замуж за еврея Эпштейна (он взял фамилию жены), который и усыновил Вову Путина – отца Путина». (www.sem40.ru/politics/we_22.shtml?page=1). Там же было обнародовано фото Путина в ермолке.

Свой вклад в конспирологию внес и Владимир Жириновский. В своей книге «Мы возродим Великую Россию» он написал: «Вначале Горбачев, называющий себя потомком иудейского пророка Моисея, придя к власти, использовал ее, чтобы разрушить страну и упразднить высшие органы власти СССР. Затем Ельцин, избрание которого президентом было обеспечено СМИ, оказавшимся в руках сионистов, добился ликвидации СССР, стал разрушать Российскую Федерацию и сдавать страну и ее народ в порабощение Западу и мировым финансовым центрам. И так продолжалось во время его президенства» (Жириновский В. В. Избранное (в 3 т.). Т. 1. Мы возродим Великую Россию. М., 1997. С. 86).

На мой взгляд, во всех этих поисках еврейских корней советских лидеров и президентов РФ куда больше маразма, чем желания познать истину. А истина же заключается в том, что после смерти Сталина к власти пришли не сионисты, а ярые сталинисты, не юдофилы, а антисемиты, не сторонники свободы и демократии, а держиморды, дорвавшиеся до власти и больше всего на свете боявшиеся ее потерять. При жизни Сталина они охотно раздували его культ и его паранойю, вместе с ним творили расправу, как над евреями, так и над русскими, и всеми другими народами СССР. А после его смерти предали его память и принялись поливать его помоями. Все они были мразью. И те, кто возглавлял КПСС при жизни Сталина, и те, кто пришел им на смену. И в той системе, которую они создали, иначе и быть не могло. Ну, а уж про тех, кто захватил власть в России после развала СССР, что и говорить?!

Противостояние мировой закулисы и России не окончилось с крахом коммунизма. Оно просто приняло иные формы. В мозговых центрах этой закулисы заготовлено немало сценариев русского Апокалипсиса. В следующей моей книге пойдет речь как раз об этом.