Поздно вечером 21 апреля 2002 г. из Франции пришла весть, которая и в Старом, и в Новом Свете многих повергла в шок. Кандидат от «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен в ходе первого тура президентских выборов во Франции набрал 17,2 % голосов избирателей. Таким образом, он вывел из дальнейшей гонки кандидата социалистов, самого премьер-министра Жоспэна, и поэтому продолжил борьбу за высший в Республике пост во втором туре. Ему предстояло «лицом к лицу» встретиться с действующим президентом страны Жаком Шираком, получившим в тот день поддержку 19,8 % всех голосовавших французов, всего на два с небольшим процента больше, чем Ле Пен. Как могло такое случиться в традиционно левой Франции, на родине Великой Французской Революции, провозгласившей всеобщее равенство, свободу и братство, как основополагающие принципы своего государственного устройства?! «Национальный фронт» не отвергал эти принципы, но принимал их с одной лишь оговоркой – они применимы только по отношению к гражданам Франции, но не к тем, кто живет на ее территории на птичьих правах. В первую очередь под этим подразумевались нелегальные иммигранты…
Неожиданный для многих успех Ле Пена, известного своим решительно наплевательским отношением к принятой в политическом классе Франции политкорректности, вызвал два вопроса: откуда он такой взялся и почему до этого (т. е. до выхода во второй тур, куда должен был по заранее заготовленным прогнозам плавно пройти после первого лидер социалистов Лионель Жоспен) допустили? На первый вопрос ответить легче, чем на второй.
Эмблема «Национального фронта»
Ошеломляющий успех лидера «Национального фронта» в 2002 году не случаен. От его речей и демаршей ведущие политики привыкли отмахиваться, не особо заморачиваясь по поводу его популярности в народе. А она между тем с каждым годом росла. За тридцать лет своего политического существования лепеновцы проделали непростой путь от мало известной и никем всерьез не воспринимаемой организации до влиятельнейшей политической партии, с которой приходится считаться и французскому истеблишменту, и мировым лидерам.
Твердый лепеновец
Политическая карьера Ле Пена не отмечена метаниями и колебаниями. Он всегда был и до последнего своего дня на посту председателя «Национального фронта» оставался убежденным правым националистом. После событий в Алжире Ле Пен не сразу нашел себя в жизни и в политике. Он ощущал себя солдатом, вернувшимся домой из бесславного плена в разоренную войной страну. В 1955 году Ле Пен сошелся с людьми из партии Пьера Пужада (Pierre Poujade) «Союз защиты торговцев и ремесленников» (Union de Defense des Commercants et Artisans, UDCA). Годом позже он баллотировался на парламентских выборах в округе Сена как кандидат от созданного Пужадом в 1956 году блока «Союз и французское братство» (Union et fraternite francaise). Этот союз получил 11,6 % голосов и 52 места в последнем парламенте Четвертой республики. Ле Пен стал самым молодым депутатом Национальной ассамблеи (нижней палаты).
Пужад считается крайне правым политиком, «национал-синдикалистом». Он подпортил себе репутацию тем, что в 1940–1942 годах поддерживал коллаборационистское правительство Виши, как и Франсуа Миттеран, а к «Свободной Франции» присоединился только после полной оккупации Франции немцами. Основатель «пужадизма» создал не просто движение защиты мелких торговцев и ремесленников. Сам по себе этот термин в политическом словаре Франции определяется, как восстание против толстосумов, безжалостного давления налогового пресса и против аристократии. «Пужадизм», наследник буланжизма в XX веке, отторгал интеллектуалов во имя «здравого смысла» и защиты «маленького человека». Такое движение может быть как крайне правым – примерно на такой же платформе росла, как на дрожжах, национал социалистическая рабочая партия (НСДАП) Адольфа Гитлера, – так и крайне левым. Пример тому – многочисленные современные леворадикальные партии, в том числе троцкистские. Одним из идеологов бунтарей-выходцев из среднего класса, близким по своим взглядам к Пужаду, был небезызвестный лидер французской студенческой революции 1968 года Даниэль Кон-Бендит, который, остепенившись со временем, стал мэром одного из французских городов в Эльзасе.
Как движение пужадизм, сторонником которого был и Жан-Мари Ле Пен, стал одним из предшественников «Национального фронта». В 1957 году Ле Пена, однако, исключили из парламентской фракции пужадистов. Он переизбирался в парламент от Пятого округа Парижа как кандидат от блока «Национальный центр независимых и крестьян» (Centre National des Independants et Paysans, CNIP). В 1962 г. правые потерпели сокрушительное поражение на парламентских выборах. Праворадикальные группировки получили вместе взятые менее 1 % голосов. В своем округе проиграл и Ле Пен. Но, как истинный бретонец, он продолжал свои баталии за правое дело.
В 1965 году Ле Пен руководил президентской кампанией ультраправого кандидата Жана-Луи Тиксье-Виньянкура. Но быть на вторых ролях не в его натуре. Он стал готовиться к самостоятельной политической карьере и пошел учиться. В 1971 году Ле Пен получил диплом о высшем политологическом образовании. Вскоре появился шанс его применить на практике. После долгого прозябания Ле Пена на задворках политической жизни Франции судьба свела его с теми единомышленниками, которые искали возможность включиться в политическую борьбу во Франции не только на легальных основаниях, но и в составе массовой партии правых националистов. Такой партией и должен был стать по их замыслу «Национальный фронт».
Как самостоятельное политическое движение НФ был основан в октябре 1972 г. Инициаторами его создания стал весьма пестрый состав отцов-основателей. Тут были и ультраправые, и ультралевые, бывшие петэновцы и соратники Пьера Пужада, затаившиеся члены ОАС и на время ушедшие в подполье фашисты. К последним нередко относят сторонников «национал-революционной» праворадикальной организации «Новый порядок», созданной в 1969 г. Ее лидером был Франсуа Дюпра, одаренный молодой историк, педагог и плодовитый автор политических эссе и манифестов. Основополагающим для современных радикалов – как правых, так и левых – стал его «Национал-революционный манифест». Фактически Ф. Дюпра и был создателем «Национального фронта» и состоял в нем с конца 1973 г. вплоть до своей гибели в 1978 г. Вместе с другими видными деятелями «Нового порядка» Дюпра полностью контролировал НФ, но официально его возглавлять не стал, скорее всего, в целях конспирации. На пост президента НФ он пригласил Ле Пена. Он устраивал Дюпра потому что среди французских ультраправых уже тогда пользовался серьезным авторитетом, считался «умеренным» и был убежденным сторонником участия в парламентских выборах. По замыслу радикального Дюпра Ле Пен должен был превратить «Национальный фронт» в своего рода зонтик, под прикрытием которого руководители «Нового порядка» могли бы действовать уже не в подполье, а под крылом совершенно легальной партии, полностью ее контролируя. Для этого Дюпра в 1972 году приставил к Ле Пену вице-председателем и генеральным секретарем НФ своих людей Франсуа Брине и Алэна Робэра, видных функционеров «Нового порядка». «Тем не менее, вопреки всем ожиданиям, новый глава партии оказался «крепким орешком», и уже через несколько месяцев после создания «Фронта» стало ясно, что Ле Пен является вполне самостоятельной политической фигурой и не собирается быть пешкой в чужой игре. К концу 1973 г. он вытеснил членов «Нового порядка» с руководящих постов в движении, заменив их своими сторонниками. Таким образом, начиная с 1974 г. «национал-революционеры» постепенно утрачивали прежние позиции в НФ. Из числа их лидеров только Ф. Дюпра еще входил в руководство движения, а после его гибели в 1978 г. приверженцы «Нового порядка», составлявшие в НФ меньшинство, окончательно утратили возможность реально влиять на политику партии» (Васильева Н. Ю. «Национальный фронт» вчера и сегодня. Французский ежегодник 2003. М., 2003).
Франсуа Дюпра был убит в 1978 году в возрасте 38 лет, когда автомобиль, который он вел, был взорван подложенной бомбой. Его жена, которая была с ним, лишилась ног. Ответственность за это убийство взяла на себя сионистская террористическая организация «Еврейская революционная группа» (см. подробнее: Le Monde (Paris), March 19–20, 1978, p. 24, and March 23, 1978, p. 7. See also: «Quinze ans de terrorisme», Le Choc du Mois (France), June 1991, p. 7; M. Weber, the Journal of Historical Review, Summer 1988, pp. 180, 184).
Ле Пен (в центре в очках) во время похорон Ф. Дюпра
Ле Пен редко в своих выступлениях вспоминал Франсуа Дюпра, но его манифест он активно использовал. Достаточно прочитать несколько пассажей из этого документа, чтобы в том убедиться. Вот что в нем, в частности, говорилось:
«Революционный национализм рассматривает современный народ Франции как колонизированную нацию, которая требует срочной деколонизации. Французы считают себя свободными, в то время как они – лишь игрушки в руках иностранных лоббистов, которые используют их в своих интересах, благодаря соучастию правящего класса, которому эти лоббисты периодически кидают несколько кусков со своего пира…
Совершенно очевидно, что факт колонизации нашей родины иностранными силами абсолютно отрицается соотечественниками: эта слепота объясняется особой ловкостью наших эксплуататоров, которые взяли контроль не только над средствами массовой информации, но и над всей нашей национальной культурой. Процесс разрушения нашей национальной идентичности крайне лицемерен и замаскирован, ибо уничтожение национального самосознания крайне важно для осуществления дальнейших планов наших эксплуататоров. Следовательно, первейший революционный долг любого националиста состоит в том, чтобы противостоять этому деструктивному процессу.
Осознание состояния порабощенной нации, порабощенной иностранными силами родины, является краеугольным камнем нашей доктрины революционного освободительного национализма. Действительно, все наши силы будут направлены на то, чтобы изменить это состояние вещей.
Так как французы не являются настоящими хозяевами своей страны, традиционная позиция о «хорошем национальном капитализме» и «плохом международном капитализме» является не более чем самообманом. Капитализм во Франции не может стать инструментом истинных хозяев страны. Таким образом, революционные националисты не могут принять экономических формул, которые полностью противоречат их чаяниям и целям. Капитализм – экономическая формула, которая по умолчанию подразумевает рабство нашей нации (выделено мной. – В. Б.).
Для нас речь должна идти о радикальной оппозиции к капитализму не только на словах (как это часто случается). Нация должна установить полный контроль над экономической деятельностью, уделив особое внимание финансовым сферам, где влияние иностранных интересов наиболее мощное. Промышленный и энергетический сектора экономики должны быть полностью реорганизованы под местное производство – французы сами должны обеспечивать себя всем необходимым. Псевдосвященный принцип «частной собственности» должен быть откинут: незаконно приобретенное имущество, товары и средства производства лишаются всякой юридической защиты или компенсации.
Имущество и средства производства, переданные нации, должны управляться и распределяться в соответствии с методами, обеспечивающими их восстановление и рациональное использование. Наиболее подходящая концепция здесь: гибкий контроль со стороны Государства. Передача средств производства в руки народных комитетов должна осуществляться в виде дотаций или же продажи ниже себестоимости.
Для нас, революционных националистов, история основана на состязании народов, которые стремятся превзойти другие этносы во всех сферах жизни: культурной, политической, экономической и т. д. История может иметь смысл лишь в том случае, если сохраняется подлинная идентичность народов (выделено мной. – В. Б.). В противном случае, разрушается сам двигатель истории. Никогда человек не мог прогрессировать без земельного родства с себе подобными. И борьба между этническими группами – военная, культурная или же лежащая в иной плоскости, – поистине являлась двигателем истории. Независимость человеческих групп систематизирована столетиями. И сегодня мы можем увидеть на примерах СССР или Китая, как государство, стремящееся силой размыть четкие рамки национальной идентичности, превращаются в «тюрьмы народов». Рано или поздно, но такие государства падут в течение новой «весны народов» (выделено мной. – В. Б.).
Государство-Нация, двигатель истории, должно быть однородным, не столько в расовом плане (исторический опыт абсолютно не доказывает особую прогрессивность таких государств перед другими), сколько в плане сплоченности и взаимного сотрудничества между различными участниками этого исторического объединения. Элементы, которые рушат эту сплоченность, инициируют различные трения, как минимум не должны иметь материальной возможности развивать свое влияние, а, как максимум, вообще должны покинуть пределы Государства-Нации (Франсуа Дюпра. Национал-революционный манифест. dpni.org/2011–06-24).
Документ, как видим, неоднозначный. Ле Пен по-своему его отредактировал – оккупанты-капиталисты превратились в нелегальных иммигрантов, революционная риторика ушла, но остальные положения о Государстве-Нации, национальной идентичности и особом французском историческом пути остались. С этой обновленной программой он и повел «Национальный фронт» в наступление. Определяя позиции своих сторонников, Ле Пен говорил, что в социальных вопросах они левые, в экономических – правые, но прежде всего – они французы. В этом, собственно суть его политического кредо, которой само по себе подтверждает неистребимость идеологических предпочтений французских правых и ультраправых. Как дети Великой Французской революции они все равно остаются немножко левыми (см. подробнее: Camus J. Y. Le Front National. Histoire et analyses. 2 ème éd. P., 1997).
Для весьма значительного числа французов такая позиция оказалась привлекательной. Об этом можно судить по тому, каких успехов удалось достичь Ле Пену за время его бытность лидером «Национального фронта». В апреле 1974 года Ле Пен впервые участвовал в президентских выборах и набрал 0,74 процента голосов (Президентские выборы 1981 года он пропустил: ему не удалось собрать необходимые 500 подписей выборных должностных лиц). Начало росту реальной популярности НФ было положено на муниципальных выборах 1983 года. Сам Ле Пен был избран членом муниципального совета 20-го аррондисмана Парижа. В июне 1984 года его партия получила на европейских выборах во Франции 11 процентов голосов, и Ле Пен стал депутатом Европейского парламента (подробнее см.: Pour la France: Programme du Front National. P., 1985). На парламентских выборах 1986 года НФ получил 35 мест в Национальной ассамблее, и с марта 1986 по июнь 1988 года Ле Пен представлял в парламенте один из парижских округов. На президентских выборах 1988 года Ле Пен набрал уже 14,38 процента голосов (Ibid.). В марте 1992 года он был избран членом регионального совета региона Прованс – Альпы – Лазурный берег. В 1998 году – переизбран на это место. В июне 1994 г. в ходе европейских выборов лепеновцы набрали 10,5 %. Ле Пен и еще 10 депутатов от НФ заняли места в Европарламенте, где была создана фракция «Национального фронта». А год спустя, в первом туре президентских выборов 1995 г. во Франции, за лидера НФ проголосовали 15 % всех избирателей. Это стало самым крупным успехом французских крайне правых, начиная с 1958 г.
Там, где на выборах в местные органы власти побеждали кандидаты «Национального фронта», лепеновцы не только наводили порядок, искореняя преступность, но и предлагали свою модель будущего общества, которое собирались создать в масштабах всей Франции. Так на юге, в курортном городе Витроль, что к северо-западу от Марселя, лепеновцы после муниципальных выборов 1988 года возглавили местную мэрию. Они обещали избирателям создать свой образец «французской Франции», этакую «альтернативу глобальному обществу» в районных масштабах. Вот как они это обещание выполнили. Мэрия стала выплачивать 5 тыс. франков каждой французской семье за рождение ребенка, причем в муниципальном законе прямо было указано, что иммигранты, не имеющие гражданства Франции, могут не беспокоиться. Были уволены все «цветные» служащие муниципалитета. Лепеновцы ужесточили наказания за торговлю наркотиками, вандализм и другие, типично иммигрантские правонарушения. Были введены квоты, ограничивающие количество нефранцузов в школах, ликвидированы социальные программы, которыми пользовались «пришельцы». Из Витроля были высланы гомосексуалисты, бомжи, наркоманы. Конечно, противники Ле Пена обвинили муниципалитет Витроля в насаждении фашизма, расизме и прочих смертных грехах. Но все же у этого эксперимента были и положительные результаты: в Витроле увеличилась рождаемость, сократилась преступность, эффективно заработала местная промышленность, были уменьшены налоги. На выборах 2007 года Лен Пен предложил провести «Витрольский эксперимент» по всей Франции. Но до этого дело не дошло…
В 1998 году внутри «Национального фронта» возник раскол. Второй человек в партии Бруно Мегре (Bruno Megret), который долгое время считался будущим преемником Ле Пена, вышел из FN и увел за собой половину партийного руководства и многих рядовых членов партии. Раскол нанес заметный урон партии: на европейских выборах 1999 года она получила всего шесть процентов голосов. (К 2012 году Мегре окончательно исчез с политической сцены).
Несмотря на эти потери, политическое влияние Ле Пена росло. В ноябре 1990 года лидер НФ посетил Ирак, где встречался с президентом Саддамом Хусейном и добился освобождения 55 французских заложников. Даже либеральные газеты отметили, что лидер националистов подтвердил, таким образом, независимость Франции от США, проводивших антииракскую политику. «Национальный фронт» вел ожесточенную борьбу против подписания Маастрихтского договора, и его поддержали в этом миллионы французов, в результате чего Франция подписала этот договор в 1992 году одной из последних стран Европы, но отказалась подписать европейскую конституцию.
Приглядываясь к России
Российские журналисты не раз брали интервью у Ле Пена. И во время его визитов в Россию. И во Франции. Лично мне довелось его видеть не раз во время первомайских шествий «Национального фронта» и на пресс-конференциях. Но по тем временам мне, как корреспонденту «Правды» обращаться за интервью к Ле Пену было немыслимо по двум причинам. Во-первых, этого не поняли бы в самой «Правде», а во-вторых, Ле Пен на дух не переносит коммунистов.
Москва 1996 г. Ле Пен с женой на свадьбе Жириновского
После краха СССР Ле Пен всерьез заинтересовался Россией, которую он прежде знал только по встречам с русскими иммигрантами. В России я увидел его впервые в феврале 1996 года, еще будучи корреспондентом «Правды» во Франции. Тогда лидер НФ с женой специально прибыл в Москву на свадьбу Владимира и Галины Жириновских. В самой свадьбе, которая проводилась по православному обычаю, во всем действе, с ней связанном, включая появление Ле Пена, было что-то от дешевого балагана. Перед храмом была установлена платформа, на которой то появлялся, то исчезал Жириновский. Рядом с ним стояла чета Ле Пенов, которую представляли глазеющему народу как высокую зарубежную делегацию. Жириновский нес какую-то несусветную чушь, а то, что говорил в микрофон Ле Пен, иначе как бред не воспринималось. Какие-то ряженые раздавали в толпе зевак бублики и поили народ водкой и горячим чаем по сценарию «Барин гуляет и угощает». Мне как-то стало даже обидно за Ле Пена, оказавшегося в роли раешного свадебного генерала. Со временем он, видимо, понял, что собой представляет Жириновский и зачем была создана совместными усилиями КГБ и ЦК КПСС его «национал-патриотическая» ЛДПР. Но тогда всячески демонстрировал «дружбу-жвачку».
Ле Пен активно нащупывал возможности политического союза с национал-патриотами России, но выражал свои надежды на это весьма осторожно: «Конечно, говорить о каком бы то ни было политическом альянсе не приходится. Однако, несмотря на то, что мы принадлежим к различным организациям, у нас есть определенная общность интересов. Все мы антимарксисты и антиглобалисты. У нас схожие моральные принципы и схожие проблемы. Перефразируя Маркса, я могу сказать: «Националисты всех стран, объединяйтесь!» То, что нас связывает, гораздо более важно, чем незначительные расхождения во взглядах, связанные с уникальностью культурно-исторического контекста каждой страны. Мы можем попытаться выработать тождественные линии поведения, направленные на сближение наших государств в рамках своего рода содружества европейских народов. К этим народам я, безусловно, причисляю и русских, поскольку наше этническое единство очевидно». Во Франции такого рода проекты Ле Пен не озвучивал, отделываясь общими фразами о своих московских впечатлениях:
«После моего первого визита в Россию один француз спросил меня: «Вы были в московском метро? Что вас больше всего поразило?» И я искренне ответил: «То, что там все так похожи на меня».
Жан-Мари Ле Пен с женой Жани у картины «Вечная Россия» своего давнего друга художника Ильи Глазунова
Ле Пен попытался установить контакты с «Родиной». Предвыборный ролик этой партии «Очистим Москву от мусора» был вполне в его духе, хотя и вызвал в РФ скандал. Но как опытный политик он знал, что скандал – это незаменимый двигатель политической торговли. В феврале 2003 года в Москве в гостиничном комплексе «Измайловский» Сергей Бабурин провел второй съезд своей партии «Народная воля», на который был приглашен Ле Пен. С Рогозиным, насколько известно, прямых контактов у него не было, хотя он их активно искал.
В конце июня 2005 года (27–28 июня) Ле Пен вместе с супругой и несколькими членами руководства НФ посетил Москву в ходе своего ознакомительного турне по России. По сути это была туристическая поездка почти 200 активистов «Национального фронта», для которых было организовано путешествие на теплоходе по Волге и посещение туристических достопримечательностей, включая Новоспасский монастырь в Москве. У Ле Пена была и своя культурная программа, включавшая посещение картинной галереи его друга Ильи Глазунова, который и в советские времена плохо скрывал, что он закоренелый русопятый националист в самом добром понимании этого термина. Но Ле Пен после своего визита в США и предвыборного турне по ряду стран Западной Европы, включая Ватикан с приемом у папы римского, конечно, надеялся на большее.
«Я хотел бы встретиться с президентом Путиным», – заявил он на своей пресс-конференции в Москве. Но официальные власти визит Ле Пена полностью проигнорировали. Российская пресса тоже встретила его практически полным молчанием – отчет о поездке Ле Пена и беседу с ним опубликовал лишь портал «Правая.ру», а очерк о Ле Пене – «Русский журнал». Да и несерьезно как-то все это выглядело в Москве. Когда он поехал на встречу с вице-спикером Госдумы Сергеем Бабуриным, на пути Ле Пена встала думская охрана. Она решительно отказывалась пропустить его, потому что лидер НФ легкомысленно забыл в гостинице свой паспорт. Пока Бабурин упрашивал ФСО впустить французского друга, Ле Пен минут двадцать гулял по улице. После переговоров с Бабуриным он поехал на встречу со своим старым приятелем Жириновским, все более отчетливо понимая, что вовсе не они с Бабуриным делают погоду в России (www.gazeta.ru/2005/06/27).
Увы, российские лидеры сплошь и рядом настолько зашорены, что не видят дальше своего собственного носа. А Ле Пен говорил такое, к чему следовало бы прислушаться.
«В целом положение России, – говорил он в одном из своих интервью в Москве, – не может не вызывать серьезной озабоченности, прежде всего с точки зрения демографической ситуации. Демографический кризис, охвативший всю Европу, в России принял катастрофический оборот: Россия – единственная страна в мире, где количество смертей превысило число рождений. Сложившаяся ситуация требует принятия немедленных мер, поскольку в противном случае гигантские пространства с самой низкой в мире плотностью населения неизбежно привлекут огромные массы, населяющие Азию. Волны мигрантов захлестнут Россию и лишат ее народ по праву причитающихся ему природных богатств и материальных благ.
Ключ к возрождению России – в ней самой. Если россияне будут ждать у моря погоды или понадеются на добрую волю других государств, они вряд ли смогут рассчитывать на улучшение положения. Мир отнюдь не нейтрален. России следует спешить с культурно-экономическим возрождением, в противном случае более динамично развивающиеся страны-конкуренты могут не оставить ей пространства для роста» (цит. по: Expert Online, 19.04.2007).
Странным образом европейская политкорректность в национальном вопросе перекочевала и в Кремль. И только столкновения националистов с «Кавказом» в Кондопоге и на Манежной площади в Москве, да протестные митинги на Болотной и проспекте Сахарова в 2011–2012 гг., заставили наших кремлевских постояльцев задуматься о тех же проблемах, по поводу которых давно бьют тревогу «Национальный фронт» и его единомышленники в Западной Европе.
Когда Ле Пен постучался в наши властные ворота, в Кремле, видимо, посчитали, что у него слишком «правая» репутация. Что на Западе скажут! И не сочли. А вот президент Рейган счел нужным выслушать одного из самых авторитетных в мире лидеров правых националистов и принял Ле Пена в Белом доме. И папа Римский тоже его принял. Думаю, что они пошли на такие контакты, понимая, что влияние таких лидеров, как Ле Пен нельзя сбрасывать со счетов.
В Москве повторили ошибку с Ле Пеном, и всерьез не восприняли рост популярности Марин Ле Пен. Она собиралась в Москву в начале 2012 года, но отложила эту поездку, очевидно потому, что тот уровень, на котором ее были готовы принять, делал ее визит в Россию бессмысленным. Пока в России не хотят признать, что партии правых национал-патриотов обретают все большую политическую респектабельность. Причем, происходит это не только во Франции, но и в других странах Западной Европы. Соответственно растет и их влияние.
Так, в 1994 г. закадычный друг В. В. Путина Сильвио Берлускони сформировал в Италии правительство, в которое вошли представители Итальянского социального движения – Национальные правые силы (ИСД – НПС) – старейшего в Западной Европе объединения крайне правой ориентации. В мае 2001 г. блок Берлускони, в который вошли представители праворадикальных организаций Лиги Севера и Национального Альянса, снова одержал победу на парламентских выборах, и его лидер получил очередную возможность сформировать правительство. В октябре 1999 г. на выборах в австрийский парламент около трети всех голосов избирателей получила крайне правая националистическая Партия свободы. Пронацистские, антииммигрантские, и антисемитские взгляды ее лидера И. Хайдера хорошо известны, тем более что он их никогда не скрывал. Но это не помешало его партии пройти в парламент и стать практически второй по значимости политической силой в Австрии.
Жан-Мари Ле Пен и президент США Рональд Рейган
Уверенная победа партии крайне правых фламандских националистов «Влаамс блок» на муниципальных выборах в Антверпене (33 %) в октябре 2000 г. и успех весной 2002 г. на выборах в местные органы власти в Роттердаме и в парламент Нидерландов – еще одно подтверждение роста популярности правых националистов в Европе. Лидер этой партии Пим Фортейн был не каким-нибудь уличным оратором, а профессором социологии. 6 мая 2002 года П. Фортейн был застрелен среди бела дня недалеко от Амстердама. Его убийство вызвало шок не только среди сторонников возглавляемой им партии, но и среди противников национал-популистской идеологии в Голландии. В связи с этим в его похоронах приняли участие представители всех общественно-политических сил в стране, в том числе и организаций, отстаивающих права иммигрантов в Нидерландах. В данном случае политкорректность была соблюдена. Это уже само по себе убедительное свидетельство того, что с правыми националистами в Европе считаются всерьез.
В октябре 2010 года канцлер ФРГ Ангела Меркель открыто заявила о крахе политики «мультикультурализма». Впервые за долгие годы в стране стала открыто распространяться расистская литература, напоминая многим времена Третьего рейха. Громкий скандал вызвала книга бывшего члена правления Федерального банка Германии Тило Саррацина «Германия упраздняет себя» (Deutschland schafft sich ab). Она разошлась огромными тиражами. В ней Саррацин прямо пишет о «низком интеллекте» мусульманских мигрантов и их «испорченной наследственности» в результате кровосмесительных браков (Саррацин приводит данные, согласно которым в Турции почти каждый четвертый брак заключается между родственниками). Еще несколько лет назад за такое произведение его автор неминуемо попал бы в Германии на скамью подсудимых. Но книгу Сарацина даже не изъяли из продажи.
Нравится нам это или нет, но правые националисты набирают силу во всех странах Западной Европы. (Я не говорю при этом о бывших советских республиках Прибалтики, где торжество крайне-правых воспринимается даже не как политическое явление, а как патологический случай, ибо фашизм там действует и пропагандируется открыто). Первопричина этого явления вовсе не в том, что идеи крайне правых оказались более жизненными, чем идеалы Великой Французской революции. Тут дело скорее в экономике, чем в политике. «Национальный фронт» в полемике со своими противниками справедливо указывает на экономическую составляющую нелегальной иммиграции и неоправданно широких масштабах импорта дешевой рабочей силы в страны Европы. И когда крайне правые выходят вперед на выборах, как это случилось в 2002 году во Франции с выходом Ле Пена во второй тур, глупо кричать «Караул, фашизм!». Ле Пен – не фашист, не расист и не ксенофоб. Такого рода характеристики абсолютно неприменимы и по отношению к его дочери, нынешнему лидеру НФ, которая вполне может прийти к власти во Франции. Кричать «Караул!» надо, когда к управлению современным государством приходят люди, не понимающие характера происходящих в мире процессов и последствий глобализации. Ну, а что касается радикализма националистов, как правых, так и левых, то тут надо отдать должное наблюдательности старых марксистов, которые определили классовый характер таких партий, как мелкобуржуазный. Они бросаются из крайности в крайность – то поддерживают ультралевых, то ультраправых, следуя при этом не столько своим политическим убеждениям, сколько колебаниям экономической конъюнктуры. А насколько от нее зависит мелкий собственник, теперь уже и нам известно в России по результатам экономических кризисов конца XX – начала XXI века.