Мало кто знает, что Жан-Мари Ле Пен и его дочери, включая кандидата в президенты Марин Ле Пен, не этнические французы. По национальности они – бретонцы. Но исторически так сложилось, что многие из них оказывались куда большими патриотами Франции, чем коренные французы. И тут семья Ле Пен не исключение, а подтверждение правила.
Встреча в замке Ланже
«Пен» на языке бретонцев означает «вождь, лидер». Вождь «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен родился 20 июня 1928 года в Бретани в селении Трините-сюр-Мер (LaTrinite-sur-Mer) в департаменте Морбиан, одном из пяти департаментов, входящих в этот северо-западный регион Франции. В наши дни, когда увидишь его в очередном модном блейзере (он их обожает) в его роскошном особняке в Сен-Клу времен Наполеона III, и не скажешь, что этот аристократ вырос среди бретонцев, в семье рыбака и портнихи (Российский журналист Колесников, освещая визит Ле Пена в Москву, отметил в присущей ему манере, что Ле Пен был «вызывающе безукоризненно одет»). Семья бедствовала, а после гибели отца, рыбацкая шхуна которого подорвалась на немецкой морской мине, Ле Пен стал так называемым «национальным сиротой» (pupille de la nation), то есть воспитывался на государственные средства.
Бретань регион особый. Она далеко не сразу вошла в состав Франции. Могло так случиться, что Франция вошла бы в ее состав. Однажды меня познакомили с этой непростой историей в долине Луары в замке Ланже, где и произошло присоединение герцогства Бретань к Франции.
…Река Луара у города Ланже полноводная и по весне бурная. Здесь она сужается, попадая в объятия гор, которые издревле служили жителям долины убежищем. Прямо в камне они выдалбливали свои дома, многие из которых сохранились до сих пор. В XX веке на них пошла даже мода – новые хозяева лишь пристраивают фасад к горе. За то, что они живут в пещерах, их стали звать современными троглодитами.
В скалах было от кого прятаться. Сначала римляне двинулись сюда завоевывать галлов. Затем с берегов Каспийского моря дошли до самого Орлеана гунны. С Иберийского полуострова вторгались сарацины, которых едва удалось остановить. Огнем и мечом утверждались здесь норманны…
Бретонцы – потомки кельтов, которые с IV века начали переселяться на запад современной Франции с Британских островов. По языку они родственники ирландцам, валлийцам и шотландским горцам (гэлам). Формирование их королевства на западе нынешней Франции, а затем герцогства Бретань закончилось в IX веке. Примерно в то же время галлы и франки образовали Западно-Франкское государство, прародину современной Франции.
Издревле на пути завоевателей жители долины Луары возводили крепости и форты. Замок Ланже один из самых древних и принадлежал поначалу влиятельным феодалам, основателям английской королевской династии Плантагенетов. Они враждовали с французскими королями, которым в те времена Ланже еще не принадлежал. Лишь после поражения Иоанна Безземельного в войне с французским королем Филиппом-Августом провинции Северной Луары перешли во владение французов. Первая реальная попытка присоединить Бретань к Франции была предпринята еще в середине XIV века. Однако тогда же разгорелась Столетняя война между Францией и Англией (1337–1453 годы). В то военное столетие над крепостью Ланже появлялись то английские, то французские стяги. В 1428 году англичане окончательно отдали ее французам за выкуп. Остатки донжона Ланже, старинной крепости, сохранились до сих пор. Рядом со старым фортом высится замок, заложенный в 1465 году по приказу Людовика XI. Кажется, что он весь вырублен из гигантского серого монолита. Впечатление хоть и обманчивое, но не лишено оснований. Знаменитый замок Ланже был построен из крупных блоков, даже по нынешним временам ударными темпами – за четыре года, по единому проекту. С тех пор он ни разу не перестраивался. Французов заставляла торопиться угроза с севера. Именно здесь, в Ланже, они ожидали битвы с бретонцами, вторгавшимися не раз в их страну. Но вместо битвы здесь произошло другое событие, без которого не было бы сегодняшней Франции. В замке состоялась поистине историческая свадьба. Ведь в брак вступили не простые смертные, а сын Людовика XI, французский король Карл VIII и герцогиня Анна Бретонская. В основе брачного союза была не только любовь, но и прямая выгода – брак укреплял Францию. После этой свадьбы последнее крупное герцогство Бретань фактически вошло в состав земель французской короны, хотя окончательное присоединение Бретани к Франции произошло значительно позже. Свадьба эту праздновали более пятисот лет назад – 6 декабря 1491 года. Побывать же на ней может теперь каждый, посетив в Ланже королевский замок.
Замок Ланже
В зале – все участники исторического события, увековеченные в воске. Жених и невеста, епископы и министры, фрейлины и воины – все, как живые. Не скрывая своей радости, тянется к невесте жених. И Анна, совсем еще юная, четырнадцатилетняя, но уже заочно повенчанная, тоже вскинула руки навстречу судьбе. Миг – и они будут в объятиях друг друга. Впрочем, возможно, только галантно пожмут друг другу руки. Не сразу и сообразишь, что это восковые фигуры. Ослепляет наряд Анны – роскошное свадебное платье из тонкого сукна, золотой парчи с вышивкой, отороченное 160 соболями. А вот родственница Карла – Анна Боргезе. Говорят, именно она устроила этот брак, Одета, почему-то очень скромно – в черный сарафан с белоснежной блузой. В Бретани далеко не все одобряли этот брак, о чем напоминают зловещие фигуры двух бретонских епископов. И, тем не менее, брак был заключен. Таким образом, некогда мощное, всегда угрожавшее Франции герцогство Бретань становится не только дружественным, но и – французской провинцией, каковой остается и до сих пор…
По дорогам Бретани
…В годы работы во Франции мне как-то все не удавалось побывать в бретонской глубинке, пообщаться с коренными жителями тех мест. Но как скажешь, кто из них бретонец, а кто по происхождению – галл. Сегодня только 34 процента коренных жителей Бретани называют себя бретонцами, а не французами. Все говорят по-французски, а по-бретонски – в основном старики. Приезжал я больше в Ренн, столицу Бретани, то на съезд социалистов, где лидеры различных фракций соцпартии оспаривали в ней лидерство, то с какой-нибудь советской делегацией. Ренн – это и не Бретань, хотя город и древний. Название ему дало кельтское племя редонов, обитавшее здесь в древности. Столица редонов, давшая начало Ренну, стояла на перекрестке основных дорог области Арморика со времен Древнего Рима. Реннская же епархия ведет отсчет своей истории с IV века. Но от той древности мало что сохранилось. В конце XVIII века город практически весь сгорел, а во время высадки союзных войск в 1944 году Бретань подверглась таким мощным бомбардировкам, что от старины в Ренне вообще мало что осталось. (Это и имел в виду Ле Пен, когда говорил, что под бомбами союзников погибли его родственники). Но зато от кельтов остался богатейший фольклор. Кому не известны древние баллады о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, романтические предания о Тристане и Изольде…
Бретань. Легендарный монастырь на острове Монт-Сан-Мишель
Бретань – регион по-своему уникальный. Клубок проблем, из которого многие нити тянутся еще в древние времена, с каждым годом запутывается там все больше. Бретань окончательно вошла в состав Франции лишь в 1532 году, но долго сохраняла свой парламент, свой суд, а кельтский (бретонский) язык был официальным наряду с французским. Эту самостоятельность, а точнее автономию, Бретань полностью утратила только после Великой французской революции 1789 года вместе с обширной территорией, на которой располагается город Нант. Понятно, что эту революцию бретонцы встретили без особого восторга. Население Бретани было более религиозно, чем в остальных частях страны, и гонения на церковь вызвали на этой древней земле всеобщее возмущение. Бретонцы требовали вернуть им их автономию и не поддержали якобинскую идею создать единую и неделимую Францию. В конечном итоге они выступили на стороне контрреволюции, за что и поплатились. В Париже запретили бретонский язык, вне закона были поставлены все национальные объединения бретонцев. Наступление на их национальные права и идентичность шло весь XIX век. Так, в конце позапрошлого столетия школьникам, говорившим по-бретонски, в знак позора надевали на шею подкову.
Буйная история Бретани, многочисленные мятежи и бунты на этой суровой земле против сменявших друг друга правителей и правительств Франции в наше время питают и движение за автономию, и сепаратистское движение потомков кельтов. В 1898 году была основана организация «Союз бретонских регионалистов», выступавшая как минимум за автономию. Спустя 13 лет появилась «Федерация бретонских регионалистов», требовавшая полной независимости Бретани. Параллельно энтузиасты работали над грамматикой бретонского литературного языка и поднимали полузабытую культуру своего народа.
Группа местной интеллигенции основала в 1920-е годы газету «Бретань навсегда», где выступили за независимую родину в составе единой Европы. Более радикальные группы создали в 1934 году Бретонскую националистическую партию. Часть ее членов впоследствии сотрудничала с нацистами. Несколько десятков бретонцев носили форму СС. В послевоенной Франции правительство Виши почти единодушно признается предательским. Однако его решение о разделении Бретани, от которой вишисты отрезали очередной кусок, никто так и не отменил. Никакой национальной автономии бретонцы не получили. И понятно, что такие несправедливости только подпитывают сепаратистские движения, хотя шансов на успех у них нет.
В 1972–1978 годах в Бретани проходили громкие процессы по делу о боевиках подпольной «Революционной бретонской армии» – военной организации Национального фронта освобождения Бретани. Более широкий фронт – Демократический союз бретонцев (ДСБ), в который входят различные левые организации, в 1974 году подписал «Декларацию борьбы против колониализма в Европе» вместе с движениями за освобождение Северной Ирландии, басков, каталонцев и другими. Официально объявленная цель союза – «социальное и национальное освобождение бретонского народа». Сегодня ДСБ представлен тремя депутатами в областном совете, но и только.
Со времен Анны Бретонской сепаратизм не популярен в Бретани, и не случайно бретонцы считаются самыми большими патриотами Франции. Так что у Ле Пенов это качество наследственное. Именно бретонцами были воспетые средневековыми менестрелями Роланд и выходец из бретонского дворянства полководец начального периода Столетней войны Бертран Дюгесклен (1314–1380). Благодаря своей легендарной храбрости, за много лет до Жанны д'Арк, он спас Францию в тот момент, когда страна, казалось, окончательно погибла. Наполеон считал бретонцев лучшими солдатами своей армии. Среди жителей Бретани намного выше уровень религиозности, чем в среднем по стране. Бретонцы плохо относятся к заполонившим страну выходцам из Азии и Африки – процент арабов и негров в регионе незначителен, хотя потоки кочующих иммигрантов проходят и через этот регион.
Осталось, однако, этого народа во Франции, да и в самой Бретани немного. По переписи 1982 года 700 тысяч человек. А сколько из них говорят по-бретонски? Только в 70-е годы бретонцы добились права на преподавание бретонского языка в школах. В 1986 году начал работать местный законодательный орган. В современной Франции есть школы с обучением на бретонском языке, он изучается в университетах городов Ренн и Брест. На нем издаются книги и газеты, вещают телеканалы на бретонском. И все же язык этот медленно умирает, несмотря на все попытки энтузиастов сохранить его, вытесняется официальным французским. Умирают и многие традиционные ремесла и профессии. Соглашения, регулирующие производство сельскохозяйственной продукции и рыболовство в рамках «Общего рынка», привели к разорению многих устричных фермеров и рыбаков, а это как раз главное занятие именно бретонцев. А тут еще напасть за напастью – то один, то другой танкер выливает нефть в море. И все – на пляжи, на устричные поля, на богатые рыбой отмели…
Экономика Бретани традиционно развивалась медленнее, чем в центральных районах Франции. И все же уже в начале XX века там были построены авиационные и автомобильные заводы, развивалась перерабатывающая промышленность. В 1951 году президент Шарль де Голль создал комиссию по развитию Бретани. Во многом благодаря ему и было налажено экономическое развитие региона. Да и отток населения оттуда удалось на время повернуть вспять. В 1960 году Бретань обрела более высокий административный статус, вновь став одним из регионов Франции, в который входят теперь уже четыре департамента Пятой республики. К концу XX века, однако, Бретань вновь оказалась в тисках кризиса.
…Мчась по скоростному шоссе, судьбу людей не распознаешь. Но о ней говорят заколоченные либо просто брошенные, полуразвалившиеся фермы. Научно-технический прогресс лишил работы тысячи людей в городах. Результат? В Бретани, где проживает всего 5 процентов населения Франции, а безработица там выше средней по стране и достигает 12 процентов. А тут еще иммигранты – легальные и нелегальные, готовые работать за гроши. Из-за них коренные бретонцы теряют работу. Для Бретани это особенно тяжело – семьи здесь, как правило, многодетные. Даже традиционный «отходный промысел» – уход на заработки в район Парижа уже не помогает, ибо теперь и там работу найти не легче. А в Бретани народ живет гордый, руку за подаянием не протянет. Вот и социальная подоплека одного из страшных показателей французской статистики – в Бретани самый высокий в стране уровень самоубийств.
…В Бретань лучше ехать летом, когда там не так буйствует «роза ветров», в «лепестках» которой неистово сталкиваются южный и северный, меняя погоду по нескольку раз в день. Но так получилось, что мой приятель Жан Бюар из департамента Кот-дю-Нор, одного из четырех, входящих в географическое понятие «Бретань», уже холодной осенью пригласил меня в Могону, пригород Сен-Брие, столицы департамента. Пригласил на новоселье, потому что как раз к моему визиту закончил свой новый дом. Я поехал и не пожалел об этом.
…Ураган, прорвавшийся из Англии через Ла-Манш, обрушился на Бретань дождем и градом как раз в тот момент, когда я подъезжал к Сен-Брие. Где-то здесь и жил вплоть до своей смерти так и не состоявшийся наследник русского престола великий князь Владимир Кириллович Романов. На узких улицах города, сохранивших средневековый облик, было пустынно. Лишь у старинного собора в центре Сен-Брие стоически держались под холодным ливнем приглашенные на чью-то свадьбу гости. Но, как только невеста нырнула в черный свадебный лимузин, площадь перед собором тоже мгновенно опустела.
Свернув в первый попавшийся проулок, я по нему выбрался на улицу Сен-Пьер. С трудом нашел дорогу к дому Жана Бюара. И вот уже мы с Жаном сидим у огня, и я бессовестно поедаю уже третью дюжину свежайших бретонских устриц. Жан с гордостью, но, как и положено бретонцу, не торопясь, рассказывает мне о том, как сам строил этот дом почти на пустом месте, несколько лет подряд. Зато теперь это настоящая семейная крепость, которая перейдет после него по наследству его детям, внукам и правнукам… Жан приоткрыл для меня семейный сундук. Бретонцы трепетно относятся к своему национальному прошлому. Вот и Жан, как многие его соплеменники знает всю свою родословную по седьмое колено и хранит в сундуке национальный костюм, помнит старинные песни и баллады…
Когда я побывал в их доме, у них было только двое детей. Жена качала подвешенную к потолку колыбельку, укачивая маленького. Послеобеденный сон, наконец, одолел его, и он затих, только время от времени причмокивал губенками с зажатой между ними соской. Старшая дочка, подражая маме, укачивала свою куклу и, поглядывая на братика, аккуратно поправляла игрушечную соску…
Я спросил Жана, что он думает о Ле Пене. Он пожал плечами: «Репутация у него, сам знаешь. Но для многих наших он свой. Особенно сейчас, когда иммигрантов в иных городах Франции больше, чем коренных французов. Вот тебе мой пример. Я всю жизнь вкалываю, как проклятый. И свой дом построил, взяв кредит в банке, причем под немалые проценты. Я его буду выплачивать до конца дней своих, главное, чтоб детям не пришлось за меня доплачивать. А вот в Сен-Брие муниципалитет предоставляет эмигрантам, которые без году неделя, как стали французами, не только пособия на многодетную семью, которую они привозят с собой из Африки, но и бесплатное муниципальное жилье, причем далеко не плохого качества. Конечно, коренные бретонцы этим возмущаются. А Ле Пену это на руку…
Юный Ле Пен выходит в море с отцом и матерью
Чтобы не мешать детворе, мы уходим с Жаном на побережье. Атлантический океан неспокоен. Вспененные валы накатывались на прибрежные скалы с неистовой силой, и казалось чудом, что на одном из прибрежных островков мирно светит мощный маяк…
В Бретани столь близкое соседство с океаном, нелегкий рыбацкий и фермерский труд, веками формировали особый тип людей. Бретонцы снискали славу людей упрямых, не склонных к компромиссу, готовых до конца отстаивать свои взгляды. Ле Пен вырос среди них, и неудивительно, что все эти качества у него налицо, хотя, как политику, который должен прежде всего освоить искусство компромисса, это его «бретонство» ему нередко мешало.