Мы представляем здесь читателю Жуковского, Виельгорского, Плетнева, Смирнову, Пушкина, Мухановых, Толстого А. П., Трощинского А. А., Волконскую З. А.

Сам Н. В. Гоголь происходил из мелкодворянской провинциальной семьи, но в родственниках был Д. П. Трощинский (1754–1829), высокопоставленный чиновник в Петербурге, уважение к которому мать Гоголя прививала ему с детства, наставляла его подарить стихи «благодетелю», а сам Гоголь в письме к матери 30 сентября 1826 г. назвал его «великим человеком». Можно предположить, что, с одной стороны, Гоголь научился льстить покровителям, а, с другой, мечтал сам добиться в жизни почестей. Во всяком случае, как отмечал Ю. Манн, Гоголь умел пользоваться связями с великосветскими друзьями. Это касалось прежде всего издания его книг и получения денежных пособий от царской власти. Как писал Плетнев Я. К. Гроту 14 ноября 1842 г., Гоголь в письме цензору Никитенко рассыпался перед ним в комплиментах; цензурою авторы принуждены подличать…»

Как известно, Чичиков «в разговорах с властителями города очень искусно умел польстить каждому». (Гоголь Н. В. Собр. соч. в 9 т. М., 1994. Т. 5. С. 16.)

В круг великосветских друзей в Петербурге и Москве входили: поэт Жуковский Василий Андреевич, Виельгорские – Михаил Юрьевич, придворный музыкант, его супруга Луиза Карловна, урожденная герцогиня Бирон, фрейлина императорского двора; Анна Михайловна, их дочь, предмет заботливых наставлений Гоголя; Плетнев Петр Александрович, поэт и критик, наставник царских наследников, ректор Санкт-Петербургского университета; Смирнова Александра Осиповна, бывшая фрейлина, супруга губернатора Калужского, позже Петербургского; Пушкин Александр Сергеевич, солнце русской поэзии, камер-юнкер двора; Мухановы, Николай, член Госсовета, и Владимир, камер-юнкер, а также их три сестры – фрейлины; Волконская Зинаида Александровна, княгиня, сердечный друг императора Александра I (с ней Гоголь общался в Риме); Толстой Александр Петрович, будущий обер-прокурор Синода (с 1856 г.); Трощинский Андрей Андреевич, племянник генерал-майора Дмитрия Прокофьевича Трощинского, сенатора, министра уделов и юстиции, и др.

Нелишне вспомнить совет И. С. Тургенева в комедии «Холостяк»: «Старайтесь как можно более знакомиться с людьми высшими».

В кн.: Тургенев И. С. Сцены и комедии. 1842–1852. Л., 1986.

Теперь нам следует дать хотя бы краткие биографии перечисленных лиц, какими свойствами они могли «прислужиться» писателю.

 

Жуковский Василий Андреевич (1783–1852)

Серьезно работал над самообразованием. «Послание императору Александру», написанное им в 1814 г., навсегда решило его судьбу. Императрица Мария Федоровна выразила желание, чтобы поэт приехал в Петербург. Годы 1817–1841 обнимают собою период придворной жизни Жуковского, сначала в качестве преподавателя русского языка великих княгинь Александры Федоровны и Елены Павловны, а с 1825 г. – в качестве воспитателя наследника престола, Александра Николаевича. К этому периоду относятся нередкие поездки Жуковского за границу, отчасти вследствие его служебных обязанностей, отчасти для лечения.

Тяжелые утраты, понесенные поэтом в 1828–1829 гг., смерть императрицы Марии Федоровны и близкого друга, А. Ф. Воейкова, – вызывают перевод баллад Шиллера…

В 1837 г. Жуковский объездил с наследником цесаревичем Александром Николаевичем Россию и часть Сибири, годы 1838–1839 Жуковский проводит с ним в путешествии по Западной Европе. В Риме он особенно сближается с Гоголем; обстоятельство это, по-видимому, не осталось без влияния на развитие мистического настроения в последнем периоде жизни Жуковского.

Весной 1841 г. окончились педагогические занятия Жуковского с наследником цесаревичем. Влияние, которое он оказал на него, было благотворное.

Еще в 1817 г., приветствуя в послании к императрице Александре Федоровне рождение своего будущего питомца, Жуковский выражал желание: «Да на чреде высокой не забудет Святейшего из званий – человек».

В этом истинно-гуманном направлении Жуковский и вел воспитание наследника.

Женился он 21 апреля 1841 г. в Дюссельдорфе – ему 58, ей 18. Последние 12 лет Жуковский жил в Германии – сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте-на-Майне.

«Письма» Жуковского к императрице Александре Федоровне опубликованы в 1874 году, к великому князю Константину Николаевичу – в 1867, к императору Александру Николаевичу, к А. И. Тургеневу, И. Козлову, А. О. Смирновой и др., а также письма к нему великой княгини Александры Николаевны, Карамзина, Гоголя, И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Е. А. Баратынского, П. А. Плетнева, А. С. Пушкина и др. помещены в «Русском архиве» разных годов (см. в указателе «Русского архива» за 1884 год, отдел «Русские писатели»).

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1894. Т. 23. С. 46, 47.

И. С. Тургенев о Жуковском

В предыдущем (первом) отрывке я упомянул о моей встрече с Пушкиным; скажу, кстати, несколько слов и о других, теперь уже умерших, литературных знаменитостях, которые мне удалось видеть. Начну с Жуковского. Живя – вскоре после двенадцатого года – в своей деревне в Белевском уезде, он несколько раз посетил мою матушку, тогда еще девицу, в ее Мценском имении; сохранилось даже предание, что он в одном домашнем спектакле играл роль волшебника, и чуть ли не видел я самый колпак его с золотыми звездами в кладовой родительского дома. Но с тех пор прошли долгие годы – и, вероятно, из памяти его изгладилось самое воспоминание о деревенской барышне, с которой он познакомился случайно и мимоходом. В год переселения нашего семейства в Петербург – мне было тогда 16 лет – моей матушке вздумалось напомнить о себе Василию Андреевичу. Она вышила ко дню его именин красивую бархатную подушку и послала меня с нею к нему в Зимний дворец. Я должен был назвать себя, объяснить, чей я сын, и поднести подарок. Но когда я очутился в огромном, до тех пор мне незнакомом дворце; когда мне пришлось пробираться по каменным длинным коридорам, подниматься на каменные лестницы, то и дело натыкаясь на неподвижных, словно тоже каменных, часовых; когда я наконец отыскал квартиру Жуковского и очутился перед трехаршинным красным лакеем с галунами по всем швам и орлами на галунах, – мною овладел такой трепет, я почувствовал такую робость, что, представ в кабинет, куда пригласил меня красный лакей и где из-за длинной конторки глянуло на меня задумчиво-приветливое, но важное и несколько изумленное лицо самого поэта, – я, несмотря на все усилия, не мог произнести звука: язык, как говорится, прилип к гортани – и, весь сгорая от стыда, едва ли не со слезами на глазах…»

В кн.: Тургенев И. С. Поэмы. Повести и рассказы. Из литературных и житейских воспоминаний. М., 1984. С. 364.

Тургенев И. С. родился в 1818 г., значит, бархатную подушку для Жуковского он относил в Зимний дворец в 1834 г. Аршин – 0,7 м. Лакей трехаршинного роста – двухметрового (2,1 м.).

В. А. Жуковский сыграл важную роль в начале писательской карьеры Гоголя. Он ввел его в круг петербургских писателей после знакомства в 1830 г. Позже они неоднократно встречались в Германии. Гоголь не остался бесчувственным к благословению знаменитого поэта. В письме к нему 10 сентября 1831 г. он признавался: «О, с каким бы я тогда восторгом стряхнул власами головы моей прах Сапогов ваших, возлег у ног Вашего поэтического превосходства и ловил бы жадным ухом сладчайший нектар из уст ваших, приготовленный самими богами…»

Гоголь неоднократно жил в доме Жуковского во Франкфурте. В 1843 г. – конец августа – октябрь н. ст. – почти два месяца; в 1844 г. – 18 сентября – 11 января 1845 г., то есть почти четыре месяца – работал над II томом «Мертвых душ»; в 1845 г. – с 1 марта по первую половину мая н. ст. – почти 2,5 месяца; потом с конца сентября по 22 октября – почти месяц.

Даты взяты из кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 234–242.

Жуковский неоднократно помогал Гоголю в денежных делах, направляя просьбы высоким особам, наследнику, и сам давал деньги в долг.

6/18 апреля 1837 г. Гоголь писал Жуковскому: «Я начинаю верить тому, что прежде считал басней, что писатели в наше время могут умирать с голоду. <…> Я думал, думал и ничего не мог придумать лучше, как прибегнуть к Государю».

В начале 1840 г. Жуковский писал наследнику о затруднительных материальных обстоятельствах своего друга и просил 4000 рублей в долг ему самому. Полученные деньги Жуковский передал Гоголю.

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 235–240.

Жуковский – автор не только знаменитой баллады «Светлана», но и важных общественно-философских работ.

Сочинения В.А Жуковского. Изд. 8-е, испр. и доп. Т. 1–6. СПб., 1885. Т. 6. Проза (1835–1852). О воспитании государя наследника (1826–1829) и письма к особам царской фамилии (1826–1849).

Сочинения в прозе В. Жуковского. Повести. Рассуждения. Разборы сочинений. Письма из путешествий. СПб., 1826.

Вера и ум. Истина. Наука. Статьи из ненапечатанных сочинений Жуковского В. А. – СПб., 1854.

Государыне великой княгине Александре Федоровне на рождение великого князя Александра Николаевича. 1818. СПб., 1914.

Черты истории государства Российского. СПб., 1837.

Чувства пред гробом государыни императрицы Марии Федоровны в ночи накануне погребения тела Ея Величества. СПб., 1828.

Некоторые произведения В. А. Жуковского, напечатанные в разных периодических изданиях:

Жизнь и источник (в прозе). Приятное и полезное препровождение времени, 1798. Часть XX. С. 259.

Кто истинно добрый и счастливый человек? – Вестник Европы, 1808. № 12. С. 220.

Несколько слов о писателе в обществе. – Вестник Европы, 1808. № 22. С. 118.

Сила нещастия. – Вестник Европы, 1818. № 4. С. 314.

Не жалкой ли он человек? – Вестник Европы, 1818. № 4. С. 315.

О дружбе. – Вестник Европы, 1818. № 6. С. 87.

Ожесточенный. – Вестник Европы, 1818. № 6. С. 119. № 7. С. 173.

О выгодах славы. – Вестник Европы, 1818. № 7. С. 192.

О нравственной пользе поэзии (Письмо к Филалету). – Вестник Европы, 1809. № 3. С. 161.

О счастии. – Вестник Европы, 1809. № 1. С. 1.

Науки. – Вестник Европы, 1809. № 19. С. 181.

О переводах вообще и в особенности о переводах стихов. – Вестник Европы, 1810. № 3. С. 190.

О красноречии. – Вестник Европы, 1811. № 9. С. 14.

Князю Смоленскому. «Сие стихотворение напечатано при главной квартире Российской армии». – Сын Отечества, 1813. № 5. С. 242.

Песнь Русскому Царю от Его воинов. – Сын Отечества, 1815. № 48. С. 95.

Молитва Русских. – Сын Отечества, 1815. № 48. С. 96.

Совесть, смерть, скромность. – «Российский музеум», журнал, издаваемый В. Измайловым. 1815. Ч. 1. № 1. С. 3.

Об исторических таблицах В. А. Жуковского. Статья г. Краевского. – Журнал Министерства народного просвещения. 1836. № 6. С. 409. Здесь приложены эти таблицы Жуковского.

О поэте и его современном значении. Письмо к Н. В. Гоголю. – Москвитянин. 1848. № 9. С. 3.

 

Виельгорский Михаил Юрьевич (1788–1856)

Граф, русский музыкальный деятель, гофмейстер двора, придворный композитор, один из первых русских симфонистов, автор популярных романсов на стихи Пушкина «Старый муж, грозный муж», «Черная шаль» и др.

Виельгорский Матвей Юрьевич (1794–1866), младший брат композитора, виолончелист, один из основателей Русского музыкального общества.

Отец Михаила Юрьевича Виельгорского, польский аристократ, посланник при дворе Екатерины II, перешел впоследствии на русскую службу и был назначен сенатором.

М. Ю. Виельгорский – близкий приятель русских писателей Карамзина, Жуковского, Вяземского и Пушкина.

Был близок к придворным кругам и к Николаю I.

М. Ю. Виельгорский был в дружеских отношениях с Гоголем, которому оказывал покровительство. Благодаря М. Ю. Виельгорскому император познакомился с рукописью «Ревизора» и разрешил постановку комедии. М. Ю. Виельгорский также содействовал разрешению к печати «Мертвых душ».

В конце 1846 г. Гоголь через посредство М. Ю. Виельгорского обратился к Николаю I с просьбой выдать заграничный паспорт на год для путешествия к Святым местам.

(8 декабря 1846 г. он писал его дочери, Анне Михайловне Виельгорской, и просил напомнить отцу об этом деле.)

В январе 1847 г. Гоголь получил беспошлинный паспорт на полтора года, а посольству в Константинополе и русским консульствам в турецких владениях было предписано оказывать Гоголю всяческое содействие. (Смог поехать в начале 1848 г. – Н. Б.)

Гоголь был очень огорчен числом пропущенных статей в «Выбранных местах…» и другими цензурными исправлениями. Он послал М. Ю. Виельгорскому и П. А. Вяземскому рукопись предполагавшегося второго издания «Переписки». Об этом он сообщил из Неаполя в письме А. О. Смирновой 22 февраля н. ст. 1847 г.: «…Я просил Виельгорского и Вяземского пересмотреть внимательно все не пропущенные цензурой статьи (их было пять. – Воропаев В. А. Виноградов И. А. Духовная проза. Вступит. ст. Воропаева В. А. С. 18) и, уничтоживши в них то, что покажется им неприличным и неловким, представить их на суд дальше (то есть государю. – Н. Б.) Если государь считает, что лучше не печатать их, тогда я почту это волей Божьей, чтобы не выходили в публику эти письма. По крайней мере, мне будет хоть какое-нибудь утешение в том, когда я узнаю, что письма были читаны теми, которым, точно, дорого благосостояние и добро России, что хотя крупица мыслей, в них находящихся, произвела благодетельное влияние, что семя, может быть, будущего плода заронилось вместе с ними в сердца».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 140.

Иначе говоря, несмотря на то, что к концу февраля уже прозвучало всеобщее недовольство этой книгой и Гоголь знал эти мнения (он сам просил говорить упреки, а не льстить), все-таки он прибегает к последнему судии – императору, считая его мнение «волей Божьей». Недоволен тем, что его советы и наставления, как обустроить Россию, не пригодились. Кстати говоря, П. А. Вяземский (князь, поэт, литературный критик) дал положительную рецензию на «Переписку» в апреле 1847 г.

Гоголь еще осенью 1842 г. признал в нем «всемирный ум», а также способность «своим чутьем узнавать человека»; признал его будущее поприще, а именно, историка эпохи Екатерины II.

Гоголь упоминает, что его книгу надо понимать как «Божье веление».

 

Плетнев Петр Александрович (1792–1862)

Известный критик пушкинской поры, происходил из духовногот звания, образование получил в Тверской семинарии и в Главном Патриотическом институте. Был учителем словесности в женских институтах и в кадетских корпусах.

В 1832 г. занял кафедру русской словесности в Петербургском университете, в котором в 1840–1861 годах состоял ректором. Плетнев принадлежал также к составу второго отделения Академии Наук со времени его образования в 1841 г.; преподавал русский язык и словесность наследнику цесаревичу Александру Николаевичу и другим особам царского дома.

Очень рано Плетнев близко сошелся с Пушкиным и другими корифеями пушкинского кружка. Характера крайне мягкого, деликатного и услужливого, Плетнев был верным и заботливым другом, к которому обращались и Жуковский, и Пушкин, и Гоголь. Всем им Плетнев служил и словом, и делом, и советом. Мнением его они очень дорожили. У него было тонкое чувство изящного, эстетического. <…> Плетнев перешел к литературной критике, сделавшись выразителем теоретических воззрений пушкинского кружка. Он ввел характеристики поэтов по существу, по внутреннему свойству их поэзии.

Он умел понять Гоголя, с его сильными и слабыми сторонами. Ему принадлежит одна из лучших оценок «Мертвых душ» в «Современнике» 1842 г.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1898. Т. 46. С. 874, 875.

Плетнев один из немногих, кто хорошо отозвался о «Выбранных местах переписки с друзьями».

Его заслуга также и в том, что он познакомил молодого Гоголя с Пушкиным.

И. С. Тургенев о П. А. Плетневе

«Он не обладал никаким, так называемым, «творческим» талантом; и он сам хорошо это знал: главное свойство его ума – трезвая ясность – не могла изменить ему, когда дело шло о разборе собственной личности. «Красок у меня нет, – жаловался он мне однажды, – все выходит серо, и потому я не могу даже с точностью передать то, что́ я видел и посреди чего жил». Для критика – в воспитательном, в отрицательном значении слова – ему недоставало энергии, огня, настойчивости; прямо говоря – мужества. Он не был рожден бойцом. Пыль и дым битвы для его гадливой и чистоплотной натуры были столь же неприятны, как и сама опасность, которой он мог подвергнуться в рядах сражавшихся. Притом его положение в обществе, его связи с двором так же отдаляли его от подобной роли – роли критика-бойца, как и собственная его натура. Оживленное созерцание, участие искреннее, незыблемая твердость дружеских чувств и радостное поклонение поэтическому – вот весь Плетнев. Он вполне выразился в своих малочисленных сочинениях, написанных языком образцовым, – хотя немного бледным.

<…>

Он был прекрасный семьянин и во второй своей супруге, в детях своих нашел все нужное для истинного счастия. Мне пришлось раза два встречаться с ним за границей: расстроенное здоровье заставило его покинуть Петербург и свою ректорскую должность; в последний раз я видел его в Париже, незадолго до его кончины. Он совершенно безропотно и даже весело переносил свою весьма тягостную и несносную болезнь. «Я знаю, что я скоро должен умереть, – говорил он мне, – и, кроме благодарности судьбе, ничего не чувствую; пожил я довольно, видел и испытал много хорошего, знал прекрасных людей; чего же больше? Надо и честь знать!» И на смерти его, как я потом слышал, лежал тот же отпечаток душевной тишины и покорности.

<…>

Я любил беседовать с ним. До самой старости он сохранил почти детскую свежесть впечатлений и, как в молодые годы, умилялся перед красотою». <…>

И. С. Тургенев. Из литературных и житейских воспоминаний. Литературный вечер у П. А. Плетнева. В кн.: Тургенев И. С. Поэмы. Повести и рассказы. М., 1984. С. 314

 

Смирнова Александра Осиповна (1809–1882)

Урожденная Россет, фрейлина императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны. В 1832 г. вышла замуж за Н. М. Смирнова, дипломата, будущего калужского и петербургского губернатора и сенатора.

А. О. Смирнова была дружна с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским и многими другими литераторами.

Еще 10 сентября 1831 г. в письме Жуковскому Гоголь просил передать Смирновой экземпляр первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» («третий, с сентиментальною надписью, для Розетти»). С Гоголем А. О. Смирнова близко познакомилась в Париже в 1837 г. По-настоящему же они подружились в Ницце зимой того же года.

В мемуарах А. О. Смирнова так описала свое знакомство с Гоголем: «В 1837 году я провела зиму в Париже, rue du Mont Blanc, № 21. Русских было довольно; в конце зимы был Гоголь с приятелем своим Данилевским. Он был у нас раза три один, и мы уже обходились с ним, как с человеком очень знакомым, но которого, как говорится, в грош не ставили. Все это странно, потому что мы читали с восторгом «Вечера на хуторе близ Диканьки», и они меня так живо перенесли в великолепную Малороссию».

А. О. Смирнова много помогала Гоголю в издании его книг и денежными средствами.

В начале 1842 г. хлопотала о цензурном разрешении первого тома «Мертвых душ», и ее хлопоты увенчались успехом.

Осенью 1842 г. А. О. Смирнова приехала по приглашению Гоголя в Рим, и он показал ей Вечный город, особо выделяя храм Св. Петра. А. О. Смирнова вспоминала: «… Прогулки продолжались ежедневно в течение недели, и Гоголь направлял их так, что они кончались всякий раз Петром. – «Это так следует. На Петра никогда не наглядишься, хотя фасад у него комодом». При входе в Петра Гоголь подкалывал свой сюртук, и эта метаморфоза преобразовывала его во фрак, потому что кустоду приказано было требовать церемонный фрак из уважения к апостолам, папе и Микеланджело…»

<…>

«Вообще, он хвастал перед нами Римом так, как будто это его открытие. В особенности он заглядывался на древние статуи и на Рафаэля. Однажды, когда я не столько восхищалась, сколько бы он желал, Рафаэлевою Психеей в Фарнезине, он очень серьезно на меня рассердился. Для него Рафаэль-архитектор был столь же велик, как и Рафаэль-живописец, и, чтоб доказать это, он возил нас на виллу Мадама, построенную по рисункам Рафаэля».

<…>

«Никто не знал лучше Рима, подобного чичероне не было и быть не может. Не было итальянского историка или хроникера, которого бы он не прочел, не было латинского писателя, которого бы он не знал; все, что относилось до исторического развития искусства, даже благочинности итальянской, ему было известно и как-то особенно оживляло для него весь быт этой страны, которая тревожила его молодое воображение и которую он так нежно любил, в которой его душе яснее виделась Россия, в которой отечество его озарялось для него радужно и утешительно».

<…>

Из Италии А. О. Смирнова уехала во Францию и там в декабре 1843 г. вновь встретила Гоголя. Позднее Гоголь писал А. О. Смирновой: «Вы были знакомы со мною и прежде, и виделись со мною и в Петербурге и в других местах. Но какая разница между тем нашим знакомством и вторичным нашим знакомством в Ницце! Не кажется ли вам самим, как будто мы друг друга только теперь узнали, а до того времени вовсе не знали?»

<…>

7 апреля н. ст. 1844 г. Гоголь писал А. О. Смирновой из Дармштадта: «Христос Воскрес! Пишу к вам в самый день Светлого Христова Воскресенья… Любовь Божья так безгранично безмерна к людям, что если бы мы прозревали поглубже в смысл всех совершающихся с нами событий, то, вероятно, вся жизнь наша обратилась бы в одни слезы благодарности».

<…>

26 ноября 1844 г. А. О. Смирнова писала Гоголю: «Молитесь за Россию, за всех тех, которым нужны ваши молитвы, и за меня, грешную, вас много, много и с живою благодарностью любящую. <…> А признаться ли вам в своих грехах? Я совсем не молюсь, кроме воскресения». <…>

А в письме Гоголю от 12 декабря н. ст. 1844 г. из Петербурга признавалась: «Мне скучно и грустно. Скучно оттого, что нет ни одной души, с которой бы я могла вслух думать и чувствовать, как с вами; скучно потому, что я привыкла иметь при себе Николая Васильевича, а что здесь нет такого человека, да вряд ли и в жизни найдешь другого Николая Васильевича… Душа у меня обливается каким-то равнодушием и холодом, тогда как до сих пор она была облита какою-то теплотою от вас и вашей дружбы. Пожалуйста, пишите мне. Мне нужны ваши письма».

<…>

28 декабря н. ст. 1844 г. Гоголь писал А. О. Смирновой из Франкфурта в связи со своим проектом предоставить деньги, вырученные от продажи его сочинений, для помощи «бедным, но достойным студентам».

Тогда же Жуковский просил А. О. Смирнову похлопотать за Гоголя о помощи от царя и царицы. (Видимо, желание помочь студентам было лишь фантазией писателя. – Н. Б.).

По записке А. О. Смирновой на имя великой княгини Марии Николаевны и с согласия Николая I Гоголю были выделены 3 тыс. рублей на три года в марте 1945 г.

<…>

28 июня н. ст. 1845 г. Гоголь, узнав, что муж А. О. Смирновой Н. М. Смирнов назначен калужским губернатором, написал ей из Карлсбада длинное письмо с наставлениями, как ей себя вести, будучи губернаторшей, разузнавать и расспрашивать, действовать и видеть, быть полезной мужу в его трудах. Впоследствии это письмо вошло в книгу «Выбранные места…» в главу «Что такое губернаторша»: «…Тороплюсь поговорить c вами теперь о предстоящей вам жизни внутри России и об обязанностях, с ней сопряженных. Намечу одни только главные пункты. Вам немного нужно говорить; недоговоренное вы почувствуете сами и пополните всё, что мною будет пропущено. Ваше влияние в губернии гораздо значительнее, нежели вашего мужа, а, может быть, и генерал-губернатора… Их влияние – на чиновников, и то по мере прикосновения чиновников с должностью, ваше влияние – на жен чиновников вообще, по мере прикосновения их с жизнью городскою и домашнею и по влиянию их на мужей своих, существеннейшему и сильнейшему, чем все другие власти. Губернаторша, как бы то ни было, первое лицо в городе».

<…>

А. О. Смирнова смотрела на Гоголя как на учителя жизни, указующего ей верный путь в христианстве. После того как в 1845 г. она с мужем переехала из Петербурга в Калугу, Гоголь ее часто навещал в этом городе и в поместьях Смирновых в Московской и Калужской губерниях.

<…>

А. О. Смирнова была одной из немногих, кто высоко оценил «Выбранные места из переписки с друзьями». 11 января 1847 г. она писала Гоголю: «Книга ваша вышла под Новый год. И вас поздравляю с таким вступлением, и Россию, которую вы подарили этим сокровищем. Странно! Но вы, все то, что вы писали доселе, ваши «Мертвые души» даже, – все побледнело как-то в моих глазах при прочтении вашего последнего томика. У меня просветлело на душе за вас».

В ответном письме 22 февраля н. ст. 1847 г. из Неаполя Гоголь писал: «Как мне приятно было получить ваши строчки, моя добрая Александра Осиповна. Ко мне мало теперь пишут: с появления моей книги еще никто не писал ко мне. Кроме коротких уведомлений, что книга вышла и производит разнообразные толки, я ничего еще не знаю, какие именно толки, не знаю, не могу даже и определить их вперед, потому что не знаю, какие именно из моих статей пропущены, а какие не пропущены. От Плетнева я получил только вместе с уведомлением о выходе книги и об отправленьи ко мне уведомленье, что больше половины не пропущено, статьи же пропущенные обрезаны немилосердно цензурою». <…>

А. О. Смирновой же он пожаловался на цензора, вырезавшего треть книги: «Всё, что для иных людей трудно переносить, я переношу уже легко с Божьей помощью, и не умею только переносить боли от цензурного ножа, который бесчувственно отрезывает целиком страницы, написанные от чувствовавшей души и от доброго желания. Весь слабый состав мой потрясается в такие минуты. Точно как бы перед глазами матери зарезали ее любимейшее дитя – так мне тяжело бывает это цензурное убийство». <…>

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 513–527.

Можно сказать, что общение Гоголя со А. О. Смирновой оказывало благотворное влияние на обоих.

 

Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837)

Основоположник современной русской литературы.

Гоголь познакомился с Пушкиным в 20-х числах мая 1831 г. на вечере у Плетнева.

После выхода в сентябре 1831 г. «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Пушкин откликнулся на книгу восторженной рецензией.

По легенде, сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» были подсказаны Гоголю А. С. Пушкиным.

7 октября 1835 г. Гоголь писал из Петербурга А. С. Пушкину: «Начал писать «Мертвых душ». Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтиться. Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь».

8 «Выбранных местах» Гоголь отозвался о Пушкине, как о гениальном критике, определившем сущность творений Гоголя: «дар выставлять… ярко пошлость жизни».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 451–457.

Камер-юнкером двора Пушкин стал после женитьбы на красавице Наталье Николаевне Гончаровой, ставшей светской дамой высокого полета (1831 г.).

Гоголь относился к Пушкину как к пророку и святому, понимая все общественное и писательское значение поэта в жизни страны.

6/18 апреля 1837 г. Гоголь писал Жуковскому из Рима о работе над «Мертвыми душами»: «Меня страшит мое будущее. Здоровье мое, кажется, с каждым годом становится плоше и плоше. Я был недавно очень болен, теперь мне сделалось немного лучше. Если и Италия мне ничего не поможет, то я не знаю, что тогда уже делать. Я послал в Петербург за последними моими деньгами, и больше ни копейки, впереди не вижу совершенно никаких средств добыть их. Заниматься каким-нибудь журнальным мелочным вздором не могу, хотя бы умирал с голода. Я должен продолжать мною начатый большой труд, который писать с меня взял слово Пушкин, которого мысль есть его создание и который обратился для меня с этих пор в священное завещание. Я дорожу теперь минутами моей жизни…» <…>

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 235.

Однако Пушкин и Гоголь были людьми с разным жизненным устройством. Пушкин с его вольнолюбивыми стихами удостоился ссылки, а Гоголь с юности проповедовал, по его собственному признанию, верность лозунгу «Самодержавие, православие, народность». Пушкин был невыездным из-за своего вольнодумства, а Гоголь в августе 1829 г. (в возрасте 20 лет) уже был в немецком городе Любеке.

Пушкин не пришел проводить Гоголя в заграничное путешествие 6 июня 1836 г. Его проводил князь П. А. Вяземский, семья которого ехала на том же пароходе.

Когда речь зашла о том, почему Пушкин не проводил Гоголя, тот сказал: «Сам виноват!» В чем же смысл этой фразы? Гоголеведы не объясняют ее. Попробуем сделать это.

Скорее всего, Пушкин узнал о поездке Гоголя из газеты «Санкт-Петербургские ведомости», где печаталась трижды за две недели до отъезда подобная информация. Гоголь, как известно, был скрытен. Пушкин, вероятно, был раздосадован. Он много раз хотел выехать за границу, но ему не разрешали по причине его неблагонадежности. Слежка за ним велась долгие годы смолоду из-за его вольнолюбивых стихов.

Наверно, в последнем разговоре Гоголя с Пушкиным поэт упрекнул Гоголя в том, что ему удалось получить заграничный паспорт (вероятно, по причине жалобы на слабое здоровье и необходимость лечения за границей), проще говоря, пожаловался на судьбу. Гоголь наверняка знал о причине отказа властей поэту и поэтому необдуманно произнес эти вошедшие в историю слова: «Сам виноват!»

 

Братья Мухановы: Муханов, Николай Алексеевич (1802–1871), Муханов Владимир Алексеевич (1805–1876)

Мухановы – дворянский род, происходящий от Ивана Муханова, убитого на государевой службе в 1597 г. Его внук Алферий Степанович убит под Чигирином в 1678 г. Внук последнего Ипат Калиныч (1677–1729) учился морскому искусству в Голландии, а потом безотлучно находился при Петре Великом и был в числе шаферов при венчании государя с Екатериной I. Из внуков последнего Алексей Ильич (умер в 1836 г.) был сенатором и почетным опекуном Петербургского Николаевского сиротского института; Сергей Ильич (умер в 1842 г.) – обер-шталмейстером. Род их внесен в VI ч. родословных книг Московской, Калужской, Курской, Рязанской и Саратовской губерний (Гербовник, II, 88).

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1897. Т. 39. С. 246.

О Николае Муханове известно немного. Он, как и отец, был почетным опекуном, товарищем (помощником. – Н. Б.) министров народного просвещения и иностранных дел, и членом Госсовета. Он пользовался большой близостью ко двору, где нередко встречался с Жуковским.

МУХАНОВ Владимир Алексеевич, сын сенатора, камер-юнкер, переводчик Московского главного архива министерства иностранных дел. Образованный, постоянно следивший за литературой, как светской, так и духовной. По поводу его кончины в 1876 г. П. И. Бартенев сказал: «Благотворительный без шуму».

Аркадий Осипович Россет в письме из Петербурга 29 июля 1846 г. рекомендует Гоголю этих братьев: «Особенно со вторым [Владимиром] вы бы сошлись. У них четыре сестры, три из них – фрейлины Высочайшего двора. Семейство благочестивое, старорусского духа. Московский их дом на Остоженке».

Здесь бывал Гоголь.

Знакомство братьев Мухановых с Гоголем произошло в августе 1846 г. в Остенде (Бельгия).

«17/29 августа 1846 г. Муханов В. А. писал из Остенда сестрам: «Здесь мы нашли Гоголя, с которым познакомились. Он очень замечателен, особенно по набожному чувству, христианской любви и складной, правдивой речи».

Неделю спустя, 24 августа (5 сентября) 1846 г., он сообщал сестрам: «Продолжаем довольно часто видеться с Гоголем; он внушает сочувствие и особенно приятен, как человек истинно верующий и которого Бог посетил своею благодатью. На днях я встретил его на берегу моря, вечер был прекрасный, и месяц светил чудесно. – «Знаете ли, – сказал Гоголь, – что со мной сейчас случилось? Иду и вдруг вижу перед собой луну, посмотрел на небо, и там луна такая же. Что же это было? Лысая голова человека, шедшего передо мною». Впрочем, он молчалив, и говорит охотно, когда уже коротко познакомится».

Гоголь, в свою очередь, писал 25 августа (6 сентября) 1846 г. В. А. Жуковскому: «… На днях я был обрадован почти неожиданным приездом любезного моего гр. А. П. Толстого, который прибыл сюда вместе с двумя братьями Мухановыми (Владимиром и Николаем. – Б. С.)».

<…>

Гоголь проникся симпатией к Владимиру Алексеевичу и в письме к графине А. М. Виельгорской 2 ноября н. ст. 1846 г. из Ниццы рекомендовал включить его в число лиц, которым хотел доверить распределение вырученных средств от предполагавшегося благотворительного издания «Ревизора»: «Муханова нет, он за границей. Но имя его пусть будет выставлено, хотя и без адреса; он будет потом, по приезде, очень полезен».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 360.

Кстати, упомянем всех важных лиц, кроме В. А. Муханова, раздавателей будущих средств: в Петербурге Гоголь назначил в этом качестве княгиню О. С. Одоевскую, графиню А. М. Виельгорскую, графиню С. А. Дашкову, А. О. Смирнову-Россети, Ю. Ф. Самарина; в Москве – A. П. Елагину, Е. А. Свербееву, В. С. Аксакову, А. С. Хомякову, В. А. Панова, Н. Ф. Павлова и П. В. Киреевского.

«Считаю обязанным при этом уведомить, что избраны мною для этого дела те из мною знаемых лично людей, которые, не будучи озабочены излишне собственными хлопотами и обязанностями, лишающими нужного досуга для подобных занятий, влекутся сверх того собственной душевной потребностью помогать другому и которые взялись радостно за это трудное дело, несмотря на то, что оно отнимает от них множество приятных удовольствий светских, которыми неохотно жертвует человек».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 494.

Следующая встреча Владимира Муханова с Гоголем произошла в Париже в 1847 г. 28 мая (9 июня) 1847 г. Он писал сестрам: «…В воскресенье уехал Гоголь, который провел здесь неделю в одной гостинице с нами. Мы почти каждый день обедали с ним у Толстых; здоровье его совершенно поправилось: он все время был весел, разговорчив и бодр, одним словом – другой человек, а не тот, которого мы встретили прошлым летом в Остенде. Путешествие его в Иерусалим не совершилось, потому что вырученные за последнюю книгу («Выбранные места из переписки с друзьями». – Б. В.) деньги пришли поздно, а без них не с чем было пуститься в дальний путь. Кстати о книге: удивительно, что после критик, больше жестоких и исполненных остервенения, он не только вовсе не раздражен, но, напротив, покойнее и светлее духом прежнего». (Сведения о том, что Гоголь писал «Выбранные места…», надеясь на деньги от продажи поехать в Иерусалим, у самого Гоголя отсутствуют. – Н. Б.)

Следующая встреча с Гоголем произошла в Германии. 19 июня (1 июля) 1847 г. Владимир Муханов писал из Бадена сестрам: «На пути сюда, во Франкфурте… провели день с Гоголем, который ездил вместе с нами в Гамбург, известный своими водами и играми, этою язвою германских вод. Мы много говорили с ним о последней его книге; он не любит толковать о своих сочинениях, но на этот раз изменил своему правилу. Ему многие ставят в вину, что без всякой причины, без малейшего права, он вздумал быть всеобщим наставником. Между тем ему никогда подобная мысль не приходила в голову. Занимаясь сочинением, для которого нужно было ему собрать много материала и в особенности узнать мысли и мнения его соотечественников о некоторых предметах, о которых он намерен говорить в своем творении, он издал свою переписку, чтобы вызвать толки и прения. Цель его достигнута. Он получил множество писем с замечаниями на книгу».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 360, 361.

В то же время сам В. Муханов, еще раньше, 24 февраля 1847 г. писал из Парижа о «Переписке»: «Письма Гоголя – лучше всего написанного им прежде. Излагать святые истины, направлять людей к добру и отводить от мрака к свету, что может быть выше этого назначения, которое есть назначение писателя!»

Священник Н. Миловский. К биографии Гоголя. М., 1902.

Мухановы ценили в нем более христианина, чем писателя. Гоголь сам желал такого отношения к себе. Эти люди, христиански просвещенные, оценили в Гоголе высокие качества истинного христианина.

Священник Н. Миловский. К биографии Гоголя. М., 1902.

Мы понимаем сожжение II тома «Мертвых душ» перед смертью актом величайшего смирения Гоголя-христианина и в осознании этого ему было сладостно умирать.

 

Толстой Александр Петрович (1801–1873)

Граф, генерал-лейтенант, один из ближайших друзей Гоголя в 1840–1850 годы. Начинал службу офицером, в 1834 г. был назначен губернатором Твери, в 1837 г. стал одесским генерал-губернатором. В 1840 г. вышел в отставку и поселился в Москве, на Никитском бульваре. Здесь, в его доме, с декабря 1848 г. жил Гоголь, там же писатель и скончался. В 1856–1862 гг. Толстой был обер-прокурором Священного Синода, в последующем членом Государственного Совета.

А. О. Смирнова так характеризовала А. П. Толстого: «Графа называли Еремой, потому что он огорчался безнравственностью и пьянством народа и развратом модной молодежи… Он возился с монахами греческого подворья, бегло читал и говорил по-гречески; акафисты и каноны приводили его в восторг…»

<…>

А. П. Толстой познакомился с Гоголем в Бадене на квартире у В. А. Жуковского в мае 1844 г. Следующая встреча состоялась в Остенде двумя – тремя месяцами позднее. Настоящая же их дружба началась в Париже, где в январе 1845 г. писатель остановился в доме графа. Здесь Гоголь начал работу над книгой «Размышления о Божественной Литургии». В это время Гоголь воспринимал Толстого как одного из наиболее близких себе духовно людей, отрицательно воспринимающих парижскую экологию.

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 579–583.

Их объединяет нелюбовь к Парижу.

5 марта 1845 г. Гоголь писал А. П. Толстому из Франкфурта: «…Смотрите же, молитвы обо мне никак не отлагайте. Молитесь сильно и крепко, молитесь, чтобы Бог не отлучился от меня ни на минуту и чтобы услышал молитвы, усиливая силу молений их: вы не будете от этого в убытке. Всё же, что ни говорил я относительно Великого Поста и предстоящих вам подвигов говения и пощения, выполните с буквальною точностью, как бы она ни казалась вам не нужною или не идущею к делу. Наложите также на себя обет добровольного воздержания в слове во всё продолжение этого времени, а именно: 1) говорить более с дамами, нежели с мужчинами, 2) в разговоре с мужчинами, о чем бы то ни было, старайтесь заставлять их говорить, а не себя, 3) не спорить ни о чем сильно и не обращать никого в Православие, ибо для того, чтобы обратить кого, нужно прежде самому обратиться (любимое изречение писателя. – Н. Б.), а для того, чтобы спорить в чем сильно, нужно быть слишком самонадеянну и уверену в уме своем, умеющем видеть одну только правую сторону вещи».

<…>

В длинном письме Толстому от 2 января н. ст. 1846 г. Гоголь втолковывает ему, что власть царя от Бога: «Сердце царя в руке Божией», – говорит нам Божий же глагол. И если медлит когда исходить от Царя всем очевидное благо, то, верно, так нужно; верно, мы стоим того, за грехи наши, верно, далеко недостойны еще. (Все эти слова соответствуют церковным установлениям о решающей роли грехов. – Н. Б.) Помолимся же вновь, добрый друг мой Александр Петрович, о том, да преклонится Бог на милость ко всем нам, да снимет законный и праведный гнев свой на всё поколение наше и всё простит нам, показав, что нет на свете грехов, которые в силах бы были пересилить Его милосердие».

<…>

5 августа 1847 г. Толстой отвечал Гоголю: «…Меня ужасает всеобщее, единодушное и постоянное угождение всем презреннейшим страстям и похотям человеческим…»

(В это время А. П. Толстой уже был духовным сыном отца Матфея Константиновского, священника Ржевского уезда Тверской губернии. – Н. Б.)

В августе н. ст. 1847 г. он хочет заново перечитать духовные сочинения, начиная со Св. Ефрема Сирина, Св. Иоанна Златоуста и преподобного Макария Египетского.

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 579–583.

После смерти Гоголя А. П. Толстой сжег свои письма к нему.

 

Трощинский Андрей Андреевич (1774–1852)

Племянник знаменитого екатерининского вельможи, сенатора, министра уделов и юстиции Д. П. Трощинского.

Генерал-майор, участник войны 1812 г. Был сыном Анны Матвеевны Трощинской (урожденной Косяровской), родной тетки матери Гоголя – М. И. Гоголь (Анна умерла в 1833 г.). Трощинский материально помогал Гоголю в первое время его пребывания в Петербурге (декабрь 1829 г.; январь, июнь – первая половина сентября 1830 г.).

<…>

1 сентября 1830 г. Гоголь сообщал матери: «Андрей Андреевич был так милостив, видя нужду мою, что оказал мне помощь, какой только можно было ожидать от добрейшего родственника. С июня месяца, т. е. с тех пор, когда я не получал ничего уже от вас, я пользовался его благодеянием: на три месяца он мне выдал сумму, какую следовало бы мне получить от вас. Следовательно, за прошедшие месяцы июнь, июль и август нам нечего беспокоиться. Завтра или послезавтра Андрей Андреевич уезжает отсюда, и потому вчера дал еще мне и на первую половину сентября».

<…>

Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 586

До конца жизни Гоголь сохранил к Трощинскому самые добрые чувства. 3 апреля 1849 г., на Пасхальной неделе, он просил мать и сестер: «Передайте мой душевный поклон Андрею Андреевичу, а вместе с ним и поздравленье с Праздником, с моим искренним желанием ему так же, как и вам, наслаждаться отныне более, нежели когда-либо, высоким внутренним веселием душевным».

А в мае 1849 г. в письме матери Гоголь беспокоился о том, что Трощинский заболел, и категорически отвергал какое-либо воспомоществование для себя с его стороны: «Положение бедного Андрея Андреевича меня искренно трогает. Пошли ему Бог дни утешений в остальное время его жизни!.. Отчего вам кажется, будто Андрей Андреевич должен мне помочь? Во-первых,

я не нуждаюсь; во-вторых, у него родственники есть ближе меня; в-третьих, он сам в таком положении, что ему нужна помощь; в-четвертых, наконец, скажу вам откровенно, мне бы было тяжело что-нибудь от него получить. Слава Богу, что он так благоразумен и это понимает сам».

<…>

Во время своего пребывания в Одессе весной 1848 г. и в конце 1850 г. – начале 1851 г. Гоголь останавливался в доме Трощинского. А в апреле 1851 г. Гоголь посетил имение Трощинского Кагорлык, чтобы повидаться с гостившими там матерью и сестрами. Трощинский, вероятно, послужил одним из прототипов генерала Бетрищева в «Мертвых душах».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 587.

Матери он писал 24 мая 1850 г. из Москвы: «Скажите ему, что нет дня, в который бы я не вспоминал о нем».

 

Волконская Зинаида Александровна (1792–1862)

Выйдя замуж за князя Никиту Григорьевича Волконского (умер в 1844 г.), урожденная княжна Белосельская-Белозерская вскоре разошлась с ним.

Писала стихи, музыку, неплохо пела. Отличалась необычайной красотой.

По своему уму, по красоте и по происхождению занимала высокое положение при дворе.

Когда после 1812 г. она оставила Россию, то такое же блестящее положение занимала и за границей, особенно в Теплице и Праге, где император Александр I, находившийся в то время в Германии, любил бывать в ее обществе, равно как и тогда, когда она жила в Париже после 1813 г., а затем в Вене и Вероне, во время блестящих европейских конгрессов. Воротившись в Россию, она предалась изучению родной старины, но в Петербурге ее научные стремления возбудили в высшем обществе неудовольствие и насмешки, и потому она в конце 1824 г. переехала в Москву. Здесь она стала центром всего, что было образованного и даровитого в русской жизни, и сама принялась за изучение родного языка, который до того мало знала, и за изучение отечественной литературы и отечественных древностей: ее интересовали песни, обычаи, народные легенды. В 1825 г. она начала даже хлопотать об основании русского общества для устройства национального музея и для обнародования памятников старины. Постоянными ее собеседниками были Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, Баратынский, Веневитинов, Шевырев и др. Пушкин посвятил ей «Цыган» и в своем знаменитом послании по этому поводу «Среди рассеянной Москвы» назвал ее «царицей муз и красоты»; Баратынский на отъезд ее из Москвы в 1829 г. написал стихи: «Из царства виста и зимы», даже солидный и строгий философ И. В. Киреевский поддался неотразимому обаянию этой женщины и посвятил ей свое единственное, написанное им в этом несвойственном ему духе, хвалебное стихотворение.

<…>

В 1829 г. княгиня Волконская из Москвы переехала в Рим, где умерла в 1862 г. строгой подвижницей католицизма. По всем проявлениям это была натура даровитая, которая не находила удовлетворения в светской жизни, но в то же время крайне впечатлительная и увлекающаяся, и потому не настолько стойкая и постоянная, чтобы отдаться одному какому-либо делу. Отсюда переходы от идей Руссо к изучению народности, от русской старины к католицизму.

<…>

Поэт и композитор, она сама писала кантаты и сочиняла к ним музыку; так, известна ее «Кантата памяти императора Александра I» (Карлсруэ, 1865). Можно думать, что и в Риме, живя отшельницей, она не забывала Россию.

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1892. Т. 13. С. 40.

«В Риме [З. А. Волконская] была в дружеских отношениях с Гоголем.

Он бывал на ее вилле, беседовал чаще с ее двоюродной сестрой и любил отдыхать вблизи древнего акведука времен Нерона. Иногда читал ее гостям «Ревизора».

Есть рисунок В. А. Жуковского 1839 г., где изображены на ее вилле она сама, П. И. Кривцов и Н. В. Гоголь.

З. А. Волконская надеялась обратить Гоголя в католичество, но после смерти Иосифа Виельгорского порвала с ним всякую связь.

«Драматическую картину смерти Виельгорского запечатлела в своих воспоминаниях, записанных В. Н. Шенроком, княжна В. Н. Репнина: «Княгиня З. А. Волконская сначала любила Гоголя, но потом возненавидела. Это случилось по следующей причине. Когда умирал Иосиф Виельгорский, то у него ежедневно бывали Елизавета Григорьевна Черткова, графиня М. А. Воронцова и Гоголь. Зинаида Александровна была уже тогда ярая католичка, и мне рассказывали, что Гоголь пошел прогуляться и вместе поискать священника для исповеди умирающего. Гоголь же потом сам читал для него отходную. Молодой Виельгорский причащался в саду, и мой отец поддерживал его и читал за него: «Верую, Господи, и исповедую». Но когда он умирал, то в его комнате уже был приглашенный княгинею Волконскою аббат Жерве. Зинаида Александровна нагнулась над умирающим и тихонько шепнула аббату: «Вот теперь настала удобная минута обратить его в католичество». Но аббат оказался настолько благороден, что возразил ей: «Княгиня, в комнате умирающего должна быть безусловная тишина и молчание».

В кн.: Соколов Б. В. Н. В. Гоголь. Энциклопедия. М., 2007. С. 587.

Гоголь восхищался Римом, столицей католицизма, в силу своей эстетической натуры, из любви к искусству античности и Средневековья.

З. Волконская не любила Николая I. В ее доме в Риме собирались русские офицеры, недовольные военной политикой Николая I.

Гоголь, вероятно, слышал эти рассказы.