Фрэнк, как всегда непредсказуемый, решил со мной повидаться. Сеньор Данвила принес эту добрую весть в клуб «Наутико», совершенно уверенный в том, что теперь ситуация в корне изменится. Он ждал меня в вестибюле, когда я возвращался из бассейна, и, казалось, не удивился, что я не узнал его на фоне английских гравюр со спортивными сюжетами.

– Мистер Прентис?… Вы спешите?

– Нет. Сеньор Данвила? – Сняв солнцезащитные очки, я сразу вспомнил этого беспокойного человека с двумя портфелями, которые он то и дело перекладывал из руки в руку.– Чем могу служить?

– Срочное дело, касающееся вашего брата. Сегодня утром он наконец заявил, что теперь готов вас принять.

– Хорошо…

– Мистер Прентис! – Адвокат прошел следом за мной к лифту и закрыл рукой кнопку вызова.– Вы меня поняли? Вам разрешили навестить брата. Он согласен повидаться с вами.

– Это… чудесно. Вы знаете, почему он передумал?

– Это не имеет значения. Важно, чтобы вы встретились с ним. Он может что-то рассказать вам. Возможно, вы узнаете новые факты по этому делу.

– Не исключено. Это превосходные новости. У него, видимо, было время все обдумать.

– Совершенно верно.– Хотя Данвила и производил впечатление настойчивого, но усталого школьного учителя, он вдруг взглянул на меня с неожиданной проницательностью.– Мистер Прентис, когда увидитесь с братом, дайте ему возможность выговориться. Посещения разрешены сегодня в половине пятого. Он просил, чтобы вы взяли с собой доктора Гамильтон.

– Это еще лучше. Я позвоню ей в клинику. Я знаю, она очень хочет поговорить с ним. А что будет с процессом? Мой разговор с Фрэнком как-то на него повлияет?

– Если он откажется от признания, я обращусь с ходатайством в суд Марбельи. Все зависит от вашей сегодняшней встречи. Будьте с ним помягче, мистер Прентис.

Мы договорились встретиться на автомобильной стоянке для посетителей тюрьмы. Я проводил Данвилу до его машины, и, пока он укладывал свои портфели на пассажирское сиденье, я достал из кармана купального халата набор ключей, которые нашел в лимонной роще. Я проверил, не подходят ли они к дверному замку, и убедился, что они не от этой машины. Но Данвила заметил, что я на минуту отвлекся.

– Мистер Прентис, вам нравится в Эстрелья-де-Мар?

– Не очень. Но это место обладает огромным обаянием, даже определенной магией.

– Да, конечно, магией.– Данвила держал руль, словно укрощая строптивое животное.– Вы становитесь похожим на брата…

Я вернулся в квартиру Фрэнка, пытаясь понять, почему он передумал. Отказавшись встречаться со мной или своими друзьями и коллегами по клубу «Наутико», он подвел черту под своим делом, взяв на себя всю тяжесть ответственности за смерть Холлингеров, – так министр уходит в отставку из-за должностного преступления, совершенного его подчиненным. Одновременно он делал все, чтобы не напоминать мне об угрызениях совести, которые мы оба испытывали после смерти матери. В детстве мы упорно старались поддержать ее, помогая подняться по лестнице и подметая осколки разбитых стаканов из-под виски на полу ванной комнаты.

Я ощутил прилив братской любви к Фрэнку, припомнив восьмилетнего мальчишку, решительно бравшегося за полировку грязных ножей на кухне. Только теперь я смог признаться самому себе, что потерянная, убитая одиночеством домохозяйка, вероятнее всего, даже не замечала своих маленьких сыновей и едва ли в большей мере осознавала саму себя, пристально вглядываясь в зеркала, развешанные по всему дому, словно пыталась вспомнить, где она видела эту женщину, смотревшую на нее из Зазеркалья.

Как ни странно, после переезда в Эстрелья-де-Мар мои угрызения совести исчезли почти без остатка, испарившись под благотворным солнечным светом подобно утреннему туману над бассейнами этого курортного местечка. Я оставил сообщение на автоответчике Полы в клинике и заказал столик на двоих для ланча в клубе «Наутико» перед поездкой в Малагу. Приняв душ, я стоял на балконе и наблюдал за теннисистами, разминавшимися на кортах, как всегда, под неусыпным надзором Бобби Кроуфорда.

Теннисные ракетки Фрэнка лежали в шкафу для спортивных принадлежностей, и я испытал соблазн выйти на корты и вызвать Кроуфорда на сет. Он, конечно, легко разобьет меня, вот только интересно, с каким преимуществом. Видимо, сначала будут очки с первой резкой подачи и удар сверху, нацеленный мне в голову, но потом он снизит класс, уступив мне несколько очков, чтобы я острее ощутил вкус к соперничеству. Если я притворюсь, что промахнулся по мячу, то он, возможно, уступит мне слишком большое преимущество, и я выманю его на один-два безумных рывка к сетке…

Его «порше» на автомобильной стоянке стоял посреди черного пятна, оставленного на асфальте сгоревшим «рено». Кроуфорд всегда припарковывал машину на этом месте, то ли для того, чтобы лишний раз напомнить мне о пожаре, то ли для того, чтобы продемонстрировать какое-то извращенное сочувствие. Еще утром я попытался открыть «порше» найденными ключами. Глядя на старые номера журнала «Экономист», пачку турецких сигарет и авиационные очки с янтарными стеклами на полочке в салоне, я испытал огромное облегчение, когда ключи не подошли.

Ожидая Полу, я собрал чистую одежду для Фрэнка. Копаясь в платяном шкафу в поисках чистых рубашек, я случайно нашел кружевную шаль, доставшуюся нам с Фрэнком по наследству от бабушки. На фоне мохеровых свитеров эта пожелтевшая ткань казалась саваном, и я вспомнил, как окутал ею плечи матери, сидевшей за туалетным столиком: запах ее кожи навсегда слился в моей памяти с резким запахом виски.

«БМВ» Полы повернул на стоянку и остановился рядом с «порше». Узнав эту спортивную машину, она недовольно сморщила нос и задним ходом переехала на другое место. Пола достала апельсин из стоявшей на пассажирском сиденье корзинки для фруктов, вышла из машины и быстрым шагом направилась ко входу в клуб. Я как всегда был рад ее видеть. В белом брючном костюме и туфлях на высоких каблуках, с шелковым шарфом, развевавшимся за плечами, она была больше похожа на богатую прожигательницу жизни, приплывшую на роскошной яхте в Пуэрто-Банус, чем на врача.

– Пола?… Это вы?

– Собственной персоной.

Она закрыла за собой дверь и сразу же вышла на балкон. Подбрасывая и снова ловя апельсин, другой рукой она показала на овал обожженного асфальта автомобильной стоянки.

– Жаль, что на автостоянке не убрали. Надо сказать Дэвиду Хеннесси. Слава богу, вас не было в машине.

– Я крепко спал. Это произошло после полуночи.

– Вы могли заснуть за рулем или подглядывать за какой-нибудь парочкой, увлеченно занимающейся любовью. Некоторые это любят, непонятно почему.

Она бросила мне апельсин и прислонилась к перилам.

– Как вы себя чувствуете? Для человека, подвергшегося нападению эскадрильи дельтапланеристов и едва не задушенного, вы изумительно выглядите.

– Да, вы правы, но у меня кружится голова при мысли о предстоящей встрече с Фрэнком.

– Несомненно, только от этого.– Улыбаясь, она подошла ко мне и обняла за плечи, прижавшись щекой к моей щеке.– Мы так переживаем за беднягу. Теперь, по крайней мере, узнаем, что он там придумал.

– Будем надеяться. Наверное, что-то заставило его передумать, но что?

– Это важно? – Она обвела пальцами синяки у меня на горле.– Главное, что мы встретимся. Вы хотите увидеться с Фрэнком?

– Несомненно. Просто… Я не знаю, что ему сказать. Все это как гром с ясного неба, и, может быть, ничего из этого не выйдет. Кабрера наверняка рассказал ему о том, что на меня напали. Полагаю, Фрэнк хочет, чтобы я вернулся в Лондон.

– А вы? Вы хотите вернуться?

– Не очень. Эстрелья-де-Мар намного интереснее, чем я думал вначале. И потом…

Теннисисты разошлись на ланч, вернувшись в раздевалки. Кроуфорд сновал вокруг безмолвной теннисной машины, собирая разбросанные мячи и укладывая их в загрузочный лоток, а потом бросился вслед за игроками с задорным кличем: «А ну наперегонки к душевым кабинкам! Кто меня обгонит?» Восхищенный его энергией, я решил помахать ему рукой, но Пола удержала меня за локоть.

– Чарльз…

– В чем дело?

– Не увлекайтесь. Бобби Кроуфорд интересует вас больше, чем собственный брат.

– Это неправда.– Я прошел вслед за Полой в спальню, где она начала перекладывать вещи Фрэнка, которые я сложил в чемодан.– Но Кроуфорд действительно интересная личность. Он неотделим от Эстрелья-де-Мар. На днях я говорил с Сэнджером. Он полагает, что мы – прототип общества будущего, в котором станет царить праздность.

– И вы согласны с ним?

– Отчасти. Он странный человек. Не утратил вкуса к молодым девушкам, но пытается скрыть это от самого себя. Однако как психиатр – весьма прозорлив. По его мнению, движущая сила Эстрелья-де-Мар – преступность. Преступность и то, что Сэнджер называет асоциальным поведением. Вас это не удивляет, Пола?

Она пожала плечами и защелкнула замки чемодана.

– Никто не заявляет в полицию.

– Это и есть самая совершенная преступность. Жертвы либо желают быть жертвами, либо не осознают, что они жертвы.

– И Фрэнк – одна из таких жертв?

– Возможно. Здесь все подчинено весьма странной логике. Полагаю, Фрэнк отдавал себе в этом отчет.

– Можете спросить его сегодня вечером. Переодевайтесь, нам пора на ланч.

Она стояла у двери, ожидая, пока я достану паспорт и бумажник из ящика бюро и отсчитаю двадцать купюр по тысяче песет.

– Для чего это? Только не говорите, что Дэвид Хеннесси выставляет вам счет за ланч.

– Пока нет. Эти деньги сделают более сговорчивым любого тюремного начальника, который сможет помочь Фрэнку. Следовало бы назвать это взяткой, но это так неблагозвучно…

– Вы правы.– Пола одобрительно кивнула, по-новому завязывая шарф и поправляя декольте.– Не забудьте ключи от машины.

– Это… запасной комплект.

На бюро лежали ключи, которые я нашел в лимонной роще. Я ничего не сказал о них Поле, решив при случае попробовать их на ее «БМВ».

– Пола? – обратился я к ней.

– В чем дело? Вы мечетесь, словно мотылек вокруг пламени.– Она подошла ко мне, намереваясь посмотреть зрачки.– Что-нибудь принимали?

– Ничего особенного.– Я повернулся к ней лицом.– Видите ли, я не уверен, что смогу сегодня выдержать встречу с Фрэнком.

– Почему, Чарльз?

– Поезжайте одна. Поверьте, сегодня неподходящий день. Произошло столько всего странного…

– Но он просил вас приехать.– Пола пыталась угадать правду по выражению моего лица.– Что я, по-вашему, смогу ему сказать? У него случится шок, когда он услышит, что вы отказались повидаться с ним.

– Не случится. Я знаю Фрэнка. Он решил признать себя виновным, и эта встреча ничего не изменит.

– Может быть, выяснилось что-то новое. Что я скажу Кабрере? Вы же не уезжаете из Эстрелья-де-Мар?

– Нет.– Я положил руки ей на плечи, чтобы успокоить.– Поймите, я хочу увидеться с Фрэнком, но не сегодня и не для того, чтобы говорить о процессе. Все это отодвинулось на задворки моего сознания. Есть другие вещи, которыми я обязан заняться.

– Вещи, в которых замешан Бобби Кроуфорд?

– Полагаю, да. Он ключ ко всему. Подобраться поближе к Кроуфорду – единственный способ помочь Фрэнку, а для этого незачем ехать в тюрьму Сарсуэлья.

– Прекрасно.

Пола немного расслабилась, сжав мои руки. Она согласилась слишком быстро, и я заподозрил, что у нее есть собственный план действий. Она водила меня по внешним коридорам лабиринта, направляя к следующей двери всякий раз, когда ей казалось, что я могу дрогнуть и отступить. Она ждала, пока я не налюбуюсь вволю ее грудями, явно выставляя их напоказ в низком вырезе пиджака.

– Пола, вы слишком хороши для тюремных охранников.– Я сдвинул отвороты пиджака.– Или так вы поддерживаете жизненный тонус своих престарелых пациентов?

– Груди – это для Фрэнка. Я хочу взбодрить его. Сработает, как вы думаете?

– Нисколько не сомневаюсь. Если вы не уверены, всегда можно проверить на ком-нибудь другом.

– Провести что-то вроде испытания? Возможно… Но где я могла бы это сделать? В клинике?

– Это было бы безнравственно.

– А я вообще безнравственная. Впрочем, это идея…

Я отодвинул чемодан Фрэнка и сел на кровать. Пола стояла передо мной, положив мне руки на плечи, и внимательно наблюдала, как я расстегиваю ее пиджак. Я чувствовал, как под моей тяжестью проседал матрац, и представил себе, как эту молодую женщину раздевает Фрэнк, раздвигая ее бедра точно так же, как это делал сейчас я. Раскаяние – ведь я, воспользовавшись отсутствием Фрэнка, замыслил заняться сексом с его бывшей любовницей в его же постели – переставало терзать меня при мысли, что я уже начал замещать его в Эстрелья-де-Мар. Я никогда не видел, как Фрэнк занимается любовью, но догадывался, что он целовал бедра Полы и ее пупок, как теперь целовал я, обводя языком его впадинку, источавшую запах устриц, словно эта женщина вышла ко мне обнаженной из моря. Он приподнимал ее груди и целовал влажную кожу со следами чашечек бюстгальтера, он охватывал губами то один, то другой сосок. Я прижался щекой к ее лобку, вдыхая тот же пьянящий аромат, который, ощущали ноздри Фрэнка, раздвигал опушенные шелковистыми волосками губы, к которым он прикасался сотни раз.

Как ни мало я был знаком с Полой, видимо, за долгие месяцы романа, когда мой брат успел до мельчайших подробностей изучить ее тело, они настолько привыкли друг к другу, что теперь она благосклонно приняла и меня, и вот я, отбросив сомнения, ласкал ее вульву и наслаждался запахом желез вокруг анального отверстия. Я поцеловал ее колени, а потом потянул к кровати, облизывая подмышки, пробуя на вкус их влажные ложбинки, покрытые легким пушком. Ощущая не только вожделение, но и почти братскую любовь, воображая, как в прошлом она обнимала Фрэнка, я прижал ее к груди.

– Пола, я…

Она закрыла мне рот ладонью.

– Нет… Не рассказывай мне о своей любви. Ты все испортишь. Фрэнку нравился мой левый сосок…

Она приподняла левую грудь и прижала ее к моему рту, глядя мне прямо в глаза и улыбаясь, словно умненькая восьмилетняя девочка, решившая поэкспериментировать со своим младшим братом. Она занималась любовью отстраненно, глядя на себя со стороны, словно мы с ней – незнакомцы; которые договорились часок поиграть в теннис. И все же когда я лежал у нее между ног, прижимая к плечам ее колени, она смотрела, как я кончаю, потеплевшим взглядом, с выражением лица, какого я прежде не видел. Она притянула меня к себе обеими руками и крепко обняла. Сначала ее ладони искали знакомые очертания тела Фрэнка, но потом радостно обхватили меня. Взяв мой пенис в руку, она начала мастурбировать, не отрывая взгляда от его еще сочащейся головки и указательным пальцем раздвигая губы.

– Пола, позволь мне…

Я попытался подсунуть свою руку под ее ладонь, но она оттолкнула меня.

– Нет, я быстрее кончу сама.

Во время бурного оргазма Пола на миг замерла, не дыша и зажав промежность ладонью. Потом, часто дыша, поцеловала меня в губы и уютно устроилась, прижавшись ко мне, на время забыв о цинизме, который она непрестанно демонстрировала миру.

Любуясь ею, я легонько провел пальцем по ее губам, и она томно улыбнулась, но когда я положил руку ей на лобок, она остановила меня.

– Нет, не сейчас…

– Пола, почему я не могу тебя погладить?

– Потом. Это мой ящик Пандоры. Откройте его, и все мрачные тайны доктора Гамильтон разлетятся…

– Мрачные тайны?… А они есть? Держу пари, что Фрэнк этому не верил.– Я взял ее ладонь и поднес пальцы к носу, вдыхая запах ее вульвы, напоминающий аромат влажных роз.– Я впервые по-настоящему завидую ему.

– Фрэнк очень мил. Хотя и не такой романтик, как ты.

– В самом деле? Это меня удивляет. Я полагал, что романтик именно он. А что можно сказать о вас, Пола? Не раскаиваетесь, что стали доктором?

– Пожалуй, у меня не было выбора.– Кончиком пальца она осторожно прикоснулась к синякам у меня на горле.– В четырнадцать лет я уже знала, что должна стать в точности похожей на тетю. Я подумывала уйти в монастырь.

– По религиозным мотивам?

– Нет, по сексуальным. Меня одолевала зависть к этим мастурбирующим сестрам, мысленно совокупляющимся с Христом. Что может быть эротичнее? Я была в отчаянии, когда нас бросила мать. Меня одолевали эмоции, которые я была не в силах контролировать. Во мне было так много ненависти и злобы. Тетя показала мне выход. Она относилась к людям без иллюзий, никто не мог обидеть или удивить ее. Медицина помогла мне понять все это.

– Медицина и сарказм? Признайся честно, Пола, ты ведь втихомолку потешаешься над большинством людей?

– Ну… Большинство людей покажутся смешными, если посмотреть на них отстраненно. Но в общем они мне нравятся. Я не презираю людей.

– А как ты относишься к себе самой? Ты очень сдержанна в проявлении чувств.

– Я просто… реалистка. Полагаю, у меня заниженная самооценка, но, пожалуй, так и надо себя вести. Люди не настолько прекрасны.

– Но разве люди на Коста-дель-Соль не прекрасны? Тогда почему ты здесь?

– Среди всех этих алкоголиков на жарком солнце, которые едва ползают, на ощупь отыскивая друг друга, как ископаемые омары? – Рассмеявшись, она припала к моему плечу.– Никогда не загорай, Чарльз, или я тебя разлюблю. Люди здесь по-своему симпатичны.

Я поцеловал ее в лоб.

– Придет и твой черед, Пола. И мой тоже.

– Не говори так. В прошлом году я провела неделю на Виргинских островах. Там все в точности как в Эстрелья-де-Мар. Бесконечные многоквартирные блоки, спутниковое телевидение. Секс? – без проблем. Просыпаешься утром и не можешь вспомнить, с кем вчера трахался.– Она подняла одно колено и стала всматриваться в тень пластиковых жалюзи, исполосовавшую ее бедро.– Это похоже на штрих-код. Ну и что, дорого я стою?

– Очень дорого, Пола. Больше, чем ты думаешь. Поставь на себя цену повыше. Носить маску неисправимой реалистки, которая все воспринимает трезво, без иллюзий, – слишком простой выход.

– Легко сказать. Я трачу время на бухгалтеров в старческом маразме и пилотов-алкоголиков, воскрешая их из мертвых…

– Это редкий талант. Редчайший из всех. Оставь его немного и для меня.

– Бедняга. Так тебя нужно оживить? – Она перевернулась на локти и положила мне на лоб руку.– Ты еще теплый, пульс пока прощупывается. Чарльз, по-моему, ты всем доволен. Странствуешь по миру без заботы…

– Это моя главная проблема – мне так нужны заботы. Все эти бесконечные путешествия – лишь предлог для того, чтобы нигде не пустить корни. Фрэнк каким-то образом избавился от этого недостатка, но я по-прежнему торчу в Эр-Рияде, и мне по-прежнему двенадцать лет.

– А теперь ты торчишь в Эстрелья-де-Мар. Может быть, это твой первый настоящий дом?

– Возможно… Здесь меня перестала мучить депрессия.

Она улыбнулась, словно довольный ребенок, когда я перевернул ее на спину и стал целовать ее глаза. Я принялся ласкать ее, поглаживая клитор, пока она не раздвинула бедра, направив мои пальцы себе во влагалище.

– Это приятно… не забывай и об отверстии по соседству, можешь войти и в него.

Она повернулась на бок, немного послюнила пальцы и зажала их между раздвинутыми ягодицами. Я смотрел на шелковистую расселину и едва заметные волоски, покрывавшие копчик. Я стал ласкать ее бедра, и тут мои пальцы нащупали что-то похожее на контурную линию, прочерченную на гладкой коже. Рубчик затвердевшей ткани, шов, оставленный давней хирургической операцией, проходил по бедру к пояснице.

– Чарльз, перестань. Это же не молния, ты не сможешь меня расстегнуть.

– Шрама почти не видно. Сколько тебе тогда было лет?

– Шестнадцать. Не работала моя правая почка. Мне делали резекцию почечной лоханки, хитроумный хирургический фокус, ничего не скажешь. Фрэнк так и не обратил на него внимания.– Она взяла в руку мой пенис– Все мягче и мягче. Сосредоточься на моей заднице хотя бы минуту.

Я откинулся на спину и посмотрел на шрам, внезапно осознав, что уже видел его раньше – в заключительных кадрах порнофильма. Нечеткий полумесяц этого рубца отразился в зеркальной двери спальни – почти наверняка в квартире Бобби Кроуфорда. Нежно поглаживая спину Полы, я вспоминал высокую грудную клетку, тонкую талию и широкие бедра пловчихи. В руках у нее была портативная видеокамера для одновременной записи изображения и звука, аккумуляторная батарея свешивалась с плеча, и она снимала, как подружки невесты милуются с невестой в свадебном платье и как затем та покорно занимается любовью с неведомым жеребцом. Пола запаниковала не меньше Анны Холлингер, когда ту принялись насиловать двое ворвавшихся в спальню мужчин, но камера продолжала работать и запечатлела все безобразное действо вплоть до финальной отважной улыбки.

– Чарльз, ты еще здесь? По-моему, ты ушел куда-то далеко-далеко.

– Кажется, я еще здесь…

Я приподнялся на локте и стал поглаживать шрам. Во многих отношениях то, что произошло между нами, было частью какого-то другого фильма. Я представлял себя в роли Фрэнка, а Полу актрисой, играющей роль его любовницы, словно только в жанре порнографии мы могли соединиться и, не таясь, проявить то чувство, которое мы явно испытывали друг к другу.

– Чарльз, если я поеду к Фрэнку, то мне уже пора.

– Знаю. Я быстро. Кстати, ты не в курсе, где находится квартира Бобби Кроуфорда?

– А почему ты спрашиваешь?… Она на дороге, которая проходит по высокому утесу.

– Ты там когда-нибудь бывала?

– Раз или два. Я стараюсь держаться от него подальше. Почему мы вообще заговорили о Бобби Кроуфорде?

– Вчера я следил за ним. И побывал в пустой квартире по соседству.

– На верхнем этаже? Оттуда прекрасный вид.

– Еще бы. Поразительно, чего только там ни увидишь. Подожди, я сейчас достану крем…

Я открыл верхний ящик платяного шкафа и вытащил кружевную шаль. Держа ее за уголок, я окутал пожелтевшим кружевом талию и плечи Полы.

– Что это? – Она пристально всмотрелась в узор старинного плетения.– Викторианская шаль, в которую заворачивали младенца?…

– В нее пеленали нас с Фрэнком. Это шаль нашей матери. Это просто игра, Пола.

– Замечательно.– Она подняла на меня взгляд, озадаченная моей невозмутимостью.– Я готова почти ко всему. Что я должна делать, чтобы тебя ублажить?

– Ничего. Просто полежи минутку.

Я встал над Полой на колени, перевернул ее на спину и обернул шалью грудь так плотно, что соски виднелись сквозь тонкую сетчатую ткань этого импровизированного корсажа.

– Чарльз? С тобой все в порядке?

– Все просто замечательно. Я привык заворачивать в эту шаль свою мать.

– Мать? – Пола поморщилась, пытаясь ослабить натяжение кружев на груди.– Чарльз, не думаю, что мне удастся сыграть роль твоей матери.

– Я этого и не хочу. Просто это немного похоже на подвенечное платье. Как раз такое было на невесте, которую ты когда-то снимала.

– Снимала? – Пола села, пытаясь освободиться.– На что ты, черт побери, намекаешь?

– Ты снимала фильм с Анной Холлингер в главной роли в квартире Кроуфорда. Я посмотрел видеокассету. Вообще-то она и сейчас здесь, могу ее тебе поставить. Ты снимала ее в подвенечном платье, а потом запечатлела на пленке, как ее насиловали те двое.– Я схватил Полу за плечи, а она попыталась вырваться.– Это было настоящее изнасилование, Пола. Она ничего подобного не ожидала.

Оскалив зубы, Пола вцепилась пальцами в ячейки шали, стягивавшей грудь. Я раздвинул ей бедра коленями, потом приподнял над постелью, выхватил подушку из-под ее головы и запихнул ей под ягодицы, словно собирался ее изнасиловать.

– Ну ладно!

Она откинулась на спину, когда я, держа за кисти, крепко прижал ее руки к спинке кровати. Теперь нас разделяла только изодранная кружевная шаль.

– Боже мой, – возмущалась она, – ты делаешь из мухи черт знает какого громадного слона! Да, это я была в квартире Кроуфорда.

– Я узнал шрам.– Отпустив руки Полы, я сел возле нее и отвел волосы с ее лица.– И ты сняла фильм?

– Фильм снимался сам. Я нажимала на кнопку. Да и какая разница? Это была всего лишь игра.

– Но какая жестокая. Те двое, что ворвались в спальню, – они были предусмотрены сценарием?

Пола отрицательно покачала головой, словно я был бестолковым пациентом, сомневающимся в действенности лечения, которое она мне назначила.

– Это была одна сплошная игра. В конце концов, Анна Холлингер не возражала.

– Я догадался об этом по ее улыбке. Более отважной и странной улыбки мне никогда не приходилось видеть.

Пола искала свою одежду, сердясь на себя за то, что позволила заманить себя в ловушку.

– Чарльз, послушай, что я тебе скажу. Я не ожидала изнасилования. Знай я об этом заранее, я бы отказалась снимать. Где ты нашел кассету?

– В доме Холлингеров, в видеомагнитофоне Анны. Фрэнк знал о существовании этого фильма?

– Слава богу, нет. Он был снят три года назад, вскоре после того как я приехала сюда. Меня всегда интересовала киносъемка, и кто-то предложил мне записаться в клуб кинолюбителей. Мы не просто обсуждали фильмы, мы сами снимали их, в том числе на пленере. Деньги давала Элизабет Шенд. Тогда я еще даже не была знакома с Фрэнком.

– Но ты уже была знакома с Кроуфордом.– Пока Пола надевала жакет своего брючного костюма, я подвинул ей туфли.– Насильник с незагорелой кожей, задававший тон, и есть Кроуфорд?

– Да. Второй мужчина – шофер Бетти Шенд. Он вечно якшался с Кроуфордом.

– А первый мужчина, который занимался с ней сексом?

– Сонни Гарднер, один из ее бой-френдов, так что здесь все в порядке. Потом он едва не подрался с Кроуфордом.– Пола села на кровать и заставила меня сесть рядом с ней.– Поверь мне, Чарльз. Я не знала, что они собирались ее насиловать. Кроуфорд так легко возбуждается, все происходившее просто увлекло его.

– Я насмотрелся на него во время занятий с теннисистами. И давно он снимает фильмы?

– Он просто организовал клуб. Мы собирались снять цикл документальных фильмов о жизни Эстрелья-де-Мар.– Пола наблюдала за тем, как я потираю синяки на ее запястьях.– Никто толком не знал, какие документальные фильмы он имеет в виду. Он подчеркивал, что секс здесь – одно из главных занятий и что мы должны включать его в фильмы, так же как театральные клубы и репетиции «Травиаты». Анна Холлингер любила, когда ей бросают вызов, поэтому они с Сонни добровольно предложили сняться первыми.

Я вытер размазавшуюся по щекам Полы тушь.

– Даже если это так, я не перестаю удивляться.

– Удивляться мне? Ради бога, я с ума сходила от скуки. Невыносимо, отработав целый день в клинике, сидеть на балконе и тупо смотреть, как сушатся колготки. А Бобби Кроуфорд словно вдохнул в этот мир жизнь.

– Пола, я понимаю. Сколько фильмов он нащелкал?

– С десяток. Я сняла только один. Изнасилование меня до смерти напугало.

– А почему на тебе был купальник? Может быть, ты собиралась к ним присоединиться?

– Чарльз!… – Потеряв терпение, Пола откинулась на подушку. Ей было явно безразлично, как я оцениваю ее поведение.– Я врач, меня здесь все знают. Почти все, кто смотрел этот фильм, – мои пациенты. Кроуфорд сделал массу копий. Я сняла одежду, чтобы меня не узнали. Ты единственный, кого не удалось одурачить. Ты и Бетти Шенд: фильм ей понравился.

– Еще бы. А другие, еще похлеще, ты не снимала?

– Нет, не беспокойся. Кроуфорд заикался о садомазохистских фильмах. Они с Махудом собирались подцепить какую-нибудь туповатую туристку в Фуэнхироле и затащить к нему в квартиру.

– Так далеко он бы не зашел. Кроуфорд тебя просто дразнил.

– Ошибаешься! – Пола взяла меня за руки, словно серьезная школьница, побывавшая на первом уроке биологии, где ей приоткрылись тайны живой природы.– Послушай меня, Чарльз. Бобби Кроуфорд опасен. Ты ведь знаешь, что он поджег твою машину?

– Возможно. Это могли сделать его приятели – Махуд или Сонни Гарднер. Но это был не поджог. Скорее, они устроили розыгрыш, вроде какого-нибудь таинственного сообщения на автоответчике.

– Розыгрыш? – Пола перевела взгляд на мое горло и невольно поморщилась.– А то, что тебя чуть не удушили? Это что, тоже розыгрыш? Он ведь мог тебя убить.

– Думаешь, это Кроуфорд?

– А кто же еще? – Пола потрясла меня за плечо, словно хотела, чтобы я очнулся.– Это ты играешь в опасные игры.

– Возможно, в отношении Кроуфорда ты и права.– Я положил руку ей на талию, с нежностью вспоминая наши объятия, но думая о руках, сжимавших мне горло.– Полагаю, это был он, он меня просто запугивал – такая проверка на вшивость, через которую положено проходить новобранцам. Ему хочется затащить меня в свой мир. Хотя одно мне до сих пор непонятно, а именно как он проник в квартиру. Он пришел вместе с тобой?

– Нет! Чарльз, я не оставила бы тебя наедине с ним. Он слишком непредсказуем.

– Но когда мы с тобой столкнулись в спальне, у тебя вырвалось что-то… Мол, ты больше не хочешь играть в какую-то игру. Ты ведь не сомневалась, что перед тобой Кроуфорд?

– Конечно, не сомневалась. Я решила, что он открыл дверь запасными ключами. Ему нравится неожиданно набрасываться на людей, особенно на женщин, подкрадываться к ним сзади или хватать на автомобильных стоянках.

– Знаю. Мне довелось видеть его за этим занятием. Впрочем, Элизабет Шенд утверждает, что вы, женщины, помня об этом, все время начеку.– Я прикоскулся к едва заметному синяку на губе Полы.– Это память об одном из безобидных подвигов Кроуфорда?

Она приоткрыла рот, опустив нижнюю челюсть, и подвигала ею.

– Он пришел повидать меня в ночь пожара в доме Холлингеров. Должно быть, его возбудила мысль об этих ужасных смертях. Мне пришлось побороться с ним в лифте.

– Но разве ты не поджидала его на берегу после погони за тем катером? На следующий день я видел тебя у него в квартире. Ты забинтовала ему руку.

– Чарльз…– Пола закрыла лицо руками, а потом вымученно улыбнулась мне.– Он – сильная натура, ему нелегко отказать. Стоит однажды связаться с ним, и вскоре обнаруживаешь, что он может помыкать тобой, как ему заблагорассудится.

– Понимаю. А что, если это он поджег дом Холлингеров?

– Возможно. Сначала одно, потом другое. У него совершенно необузданное воображение. Сгорел твой автомобиль, катер, этим дело не кончится, и люди будут гибнуть.

– Сомневаюсь, Пола.– Я вышел на балкон и посмотрел на руины особняка на вершине холма.– Эстрелья-де-Мар для него все. Взрыв катера и моя сгоревшая машина – мальчишеские выходки. Смерть Холлингеров и их домочадцев – совсем другое дело. Кто-то совершенно хладнокровно убил этих людей. Это не в стиле Кроуфорда. Может, Холлингеры влипли в какую-нибудь наркодилерскую разборку? Здесь ведь не счесть кокаиновых и героиновых бункеров-хранилищ.

– Но все контролирует Бобби Кроуфорд. Никакой другой поставщик к нам даже не суется. За этим следят Бетти Шенд и Махуд. Вот почему здесь такой чистый героин. Люди благодарны Кроуфорду за это – никаких инфекций, ни одного случая передозировки.

– Выходит, дилеры работают на Кроуфорда? Это не помогло ни Биби Янсен, ни Анне Холлингер. Они обе попали к тебе в клинику.

– Они сели на иглу задолго до встречи с Бобби Кроуфордом. Но они обе отдали бы за него жизнь. Он не пытается делать деньги на наркотиках, вся прибыль достается Бетти Шенд. Героин и кокаин высокого качества – это ответ Кроуфорда бензодиазепинам, которые мы, доктора, так любим прописывать пациентам. Однажды он сказал мне, что я сажаю людей под домашний арест в их собственном сознании. Для него героин, кокаин да и все эти новые амфетамины означают свободу, бесшабашность, веселое безумие прожигателя жизни – такой была Биби Янсен. Он не может простить Сэнджера за то, что тот отучил ее бездумно и беззаботно наслаждаться жизнью, а вовсе не за секс с ней.

– Он отрицает, что занимался с ней сексом.

– Сэнджер скрывает от самого себя эту сторону своей натуры.– Пола начала подкрашивать губы перед зеркалом на туалетном столике, недовольно хмурясь из-за того, что клык под синяком все еще шатался.– Не у всех, даже в Эстрелья-де-Мар, широкие взгляды.

Она стала расчесывать волосы сильными умелыми движениями, но старалась не смотреть на меня, настраиваясь на встречу с Фрэнком. Наблюдая за ее отражением в зеркале, я не мог избавиться от ощущения, что мы с ней все еще в каком-то фильме и что все происходившее в спальне было заранее предусмотрено в каком-то сценарии, который Поле дали проштудировать. Ее влекло ко мне, она с удовольствием занималась любовью, но направляла меня по выбранному ею маршруту.

– Фрэнк огорчится, если ты не приедешь, – сказала она, когда я перенес чемодан к двери.– Что ему сказать?

– Скажи, что… у меня встреча с Бобби Кроуфордом. Что ему захотелось срочно обсудить со мной кое-что.

Пола поразмышляла над этой уловкой, словно сомневаясь, стоит ли ее принять.

– А это не слишком? Фрэнк не стал бы возражать против вашей встречи с Кроуфордом.

– Если он подумает, что я пытаюсь занять его место, что-то может сдвинуться с мертвой точки. Это рискованный шаг, но мы можем выиграть.

– Ладно. Но будь осторожен, Чарльз. Ты привык быть сторонним наблюдателем, а Бобби Кроуфорду нравится втягивать всех в свои игры. Он становится для тебя слишком притягательным. Когда он это увидит – проглотит тебя целиком.

После секундного раздумья она подалась вперед и поцеловала меня, едва прикоснувшись, чтобы не размазать помаду, но достаточно соблазнительно, чтобы я думал о ней по крайней мере еще час после того, как за ней закрылись двери лифта.