Колеса машины Кабреры зацепили обочину, и облако пепельной пыли скрыло склоны холма, меловой завесой опустившись на пальмы и поплыв к виллам, располагавшимся вдоль дороги. Когда оно рассеялось, мы увидели дом Холлингеров на обугленном пожаром холме – громадный камин с потухшими угольками. Сжав зубы, Пола жала на газ, стараясь не отстать от полицейской машины; она сбрасывала скорость на поворотах только из уважения к моей поврежденной шее.

– Нам не следовало бы туда ехать, – сказала она мне, все еще явно потрясенная нападением на меня и мыслью о том, что в Эстрелья-де-Мар нашлось место подобной жестокости.– Вы недостаточно отдохнули. Я хотела бы, чтобы вы завтра заехали в клинику. Надо сделать еще один рентгеновский снимок. Как вы себя чувствуете?

– Физически? По-моему, я чуть жив. Зато мысли в полном порядке. Это нападение заставило меня кое-что понять. Кто бы ни схватил меня за горло, он щадил меня, едва прикасался. Мне как-то довелось наблюдать за работой профессиональных душителей. Они вершили свое черное дело на севере Борнео – казнили так называемых бандитов. Исключительно мерзкое зрелище, но я почему-то…

– Знаете, как чувствуют себя жертвы? Думаю, не очень.– Она сбросила скорость, чтобы без помех окинуть меня взглядом.– Кабрера был прав, у вас легкая эйфория. Вы действительно в состоянии ходить по дому Холлингеров?

– Пола, прекратите разыгрывать из себя девочку-отличницу. Дело близко к разгадке. Я чувствую это. Думаю, и Кабрера тоже.

– Он чувствует, что вы плохо кончите. Вы и Фрэнк… Я думала, что вы совершенно разные, но теперь вижу, что оба сумасшедшие. Вы даже больше, чем он.

Я откинулся своим ортопедическим воротником на подголовник и наблюдал за тем, как она, вцепившись в руль, свирепо всматривается в полотно дороги, при малейшей возможности нажимая на тормоз. Несмотря на ее острый язык и резкие манеры, она казалась беззащитной, и это меня чем-то привлекало. Она свысока смотрела на сообщества экспатриантов, оккупировавших курорт, но на удивление низко оценивала себя и злилась всякий раз, когда я пытался ее поддразнить. Она явно беспокоилась, скрыв от Кабреры, что побывала в тот вечер в квартире Фрэнка, вероятно, из опасений, что он может заподозрить между нами какой-нибудь сговор.

Когда мы догнали Кабреру, Мигель, угрюмый шофер Холлингеров, уже открывал ворота. Ветер развеял пепел, лежавший на листьях растений и на теннисном корте, но имение все еще купалось в лучах холодного безжизненного света, превращавшего его в царство уныния, иногда ненадолго показывающееся в наших кошмарах. Смерть пришла в дом Холлингеров и решила остаться, раскинув саван над тенистыми дорожками сада.

Кабрера поздоровался с нами, когда мы поставили машину, и мы все вместе направились к ступеням парадного входа.

– Доктор Гамильтон, благодарю вас за то, что вы не пожалели потратить свое время. Вы готовы, мистер Прентис? Не слишком устали?

– Вовсе не устал, инспектор. Если я почувствую головокружение, то подожду снаружи. Позже доктор Гамильтон сможет описать мне то, что вы ей покажете.

– Хорошо. Я рад за вас и должен поздравить с первой за последнее время разумной мыслью.

Он пристально наблюдал за мной, горя нетерпением увидеть мою реакцию, будто я был привязанным козлом, блеяние которого могло выманить тигра из логова. Я был уверен: он больше не настаивает на том, чтобы я вернулся в Лондон.

– А теперь…– Кабрера повернулся спиной к тяжелым дубовым дверям, которые все еще были запечатаны полицейскими лентами, и показал на гравиевую дорожку, которая вела за юго-западный угол особняка к кухне и гаражам.– В холл и комнаты нижнего этажа входить слишком опасно. Поэтому я решил, что мы пойдем тем путем, которым в дом попал убийца. Так мы сможем восстановить последовательность событий. Это поможет нам понять, что происходило в тот вечер и, возможно, психологию жертв и их убийцы.

Радуясь своей новой роли гида, показывающего экскурсантам старинный замок, Кабрера повел нас вокруг дома. Темно-синий «бентли» Холлингеров стоял у гаража – единственная чистая и радующая глаз вещь во всем громадном поместье. Мигель вымыл и отполировал лимузин, не оставив ни пылинки на громадных крыльях, сверкавших над его колесами. Он проследовал за нами по подъездной аллее, но теперь остановился возле машины и терпеливо ждал. Не сводя с меня глаз, он взял кусочек замши и стал протирать решетку высокого радиатора.

– Бедный парень…– Пола поддерживала меня под руку, стараясь не смотреть на беспорядочно разбросанную вокруг нас обуглившуюся древесину, и попыталась улыбнуться шоферу.– Как вы думаете, он тут не лишится рассудка?

– Надеюсь, что нет. У меня такое впечатление, будто он просто ждет возвращения Холлингеров. Инспектор, что вы знаете о психологии шоферов?

Но Кабрера показал рукой на ступеньки, которые вели в квартиру экономки над гаражом. Чугунная кованая калитка возле входной двери выходила на изуродованный пожаром склон холма, где когда-то цвела лимонная рощица. Кабрера взбежал вверх по ступеням и остановился возле нее.

– Доктор Гамильтон, мистер Прентис… посмотрите на эту калитку из сада. Теперь представим себе ситуацию вечером пятнадцатого июня. К семи часам вечеринка уже в разгаре, все гости собрались на террасе возле бассейна. Как доктор Гамильтон наверняка помнит, Холлингеры появляются на веранде верхнего этажа и провозглашают тост за здоровье вашей королевы. Все смотрят на Холлингеров, подняв бокалы за здоровье ее величества, и никто не замечает поджигателя, который открывает в это время садовую калитку.

Кабрера спрыгнул с лестницы и мимо нас прошел в кухню. Он достал из кармана связку ключей и открыл запертую дверь. Я высоко оценил тактичное использование термина «поджигатель», хотя подозревал, что вся экскурсия была задумана, чтобы убедить меня в виновности Фрэнка.

– Инспектор, Фрэнк был среди гостей на веранде. Зачем ему уходить с вечеринки и спрятаться в саду? Десятки людей разговаривали с ним у бассейна.

Кабрера кивнул в знак согласия.

– Точно так, мистер Прентис, разговаривали многие. Но никто не помнит, чтобы говорил с ним после шести сорока пяти. А вы помните, доктор Гамильтон?

– Нет, я была с Дэвидом Хеннесси и другими друзьями. Должна сказать, что я вообще не видела Фрэнка.– Она отвернулась и посмотрела на сверкавший полировкой «бентли», ощупывая спадавшую опухоль под синяком возле рта, словно пытаясь вернуть ее на прежнее место.– Может, его вообще не было на вечеринке?

Кабрера решительно отверг это предположение:

– Многие свидетели говорили с ним, но никто не видел его после шести сорока пяти. Не забывайте, поджигателю было необходимо иметь под рукой воспламеняющие материалы. Никто и не заметил бы гостя, поднимавшегося по ступеням в сад. В саду он сразу забрал бомбы – три бутылки, наполненные эфиром и бензином, которые зарыл накануне в неглубокой яме в двадцати метрах от калитки. Как только гости подняли тост за здоровье королевы, он направился к входу в дом. Ближайшая и наиболее удобная дверь – это та, что ведет в кухню.

Я согласно кивнул, но спросил:

– А экономка? Она же не могла его не увидеть?

– Нет. Экономка и ее муж были на террасе, помогали приглашенным официантам подавать канапе и шампанское. Оба тоже подняли бокалы за ее величество и ничего не заметили.

Кабрера толкнул дверь и поманил нас в кухню. Эта кирпичная пристройка к дому была единственной неповрежденной частью здания. На стенах висели кастрюли, а полки были заставлены банками со специями и бутылками с оливковым маслом. Кухню переполняло зловоние намокших ковров и едкий запах обугленной ткани. На полу стояли лужи воды, пропитавшие деревянные мостки, положенные полицейскими следователями.

Кабрера подождал, пока мы найдем место, где можно было встать, а потом продолжил:

– Итак, поджигатель входит в пустую кухню, плотно закрывает дверь и запирает ее на засов. Дом теперь отгорожен от внешнего мира. Холлингеры предпочитали не впускать гостей в дом, и все двери, выходившие на террасу, тоже были заперты. По существу, хозяева не общались с гостями – традиционная английская сегрегация, как я полагаю. Теперь давайте последуем за поджигателем, вышедшим из кухни…

Кабрера повел нас в кладовую – большое помещение, которое занимало часть пристройки. Холодильник, стиральная и сушильная машины стояли на цементном полу в окружении громадных луж воды. Возле морозильной камеры была открыта смотровая дверь в каморку высотой немного больше человеческого роста, в которой находились системы центрального отопления и кондиционирования. Кабрера перешагнул порог смотровой двери и показал на частично разобранный агрегат. Это была конструкция размером с кухонную печь, напоминавшая большую турбину.

– Заборный трубопровод этого устройства гнал наружный воздух из трубы на крыше кухни. Далее этот воздух фильтровался и увлажнялся, а затем либо охлаждался летом, либо подогревался зимой и, наконец, под давлением подавался во все помещения дома. Поджигатель выключает систему. Всего на несколько минут, больше ему и не требовалось. Этого, конечно, никто в доме заметить не мог. Он снимает резервуар увлажнителя, сливает воду и заливает в него смесь эфира и бензина. Все готово, осталось устроить оглушительный смертоносный взрыв.

Кабрера повел нас по служебному коридору внутрь особняка. Мы остановились в просторном холле, разглядывая себя в запачканных пеной зеркалах, словно аквалангисты в подводном гроте. Лестница оказалась всего в дюжину ступенек, – потом она раздваивалась на уровне огромного, точно в рыцарском замке, камина, главной детали убранства холла. На железной каминной решетке лежали клочья подпаленной ткани. Пепел тщательно просеяли полицейские следователи.

Пристально наблюдая за мной, Кабрера продолжал:

– Все готово. Гости увлечены весельем снаружи дома, все их внимание поглощено шампанским. Холлингеры, их племянница Анна, служанка-шведка и секретарь мистер Сэнсом удаляются в свои комнаты, чтобы не слышать их гвалта. Поджигатель достает третью бутылку смеси бензина с эфиром и пропитывает ею небольшой коврик, который он предварительно положил в камин. От спички или зажигалки мгновенно вспыхивает пламя. Затем он возвращается в кладовую. Когда до него доносится шум разгорающегося на лестнице огня, он включает систему кондиционирования…

Кабрера сделал паузу, увидев, что Пола закусила суставы пальцев, судорожно вцепившись мне в руку, чтобы не потерять сознание.

– Это страшно себе представить. В течение нескольких секунд бензиновая смесь распыляется по всем вентиляционным каналам, на лестнице она загорается, и вот уже комнаты верхнего этажа превращаются в пылающий ад. Никому не спастись бегством, хотя в доме есть аварийная лестница, которая ведет вниз на террасу через двери на лестничной площадке. К тому же фильмотека мистера Холлингера рядом с его кабинетом вспыхивает как порох. Дом превращается в печь, и все, кто находится внутри него, погибают за считанные минуты.

Я почувствовал, что Пола теснее прижалась ко мне, и обнял ее за дрожащие плечи. Она молча заплакала, ее слезы намочили лацкан моего хлопчатобумажного пиджака. Казалось, она вот-вот упадет без чувств, но она взяла себя в руки и пробормотала:

– Боже милостивый, кто мог такое сделать?

– Определенно не Фрэнк, инспектор, – сказал я холодно, поддерживая Полу.– Взять хотя бы эту систему кондиционирования, – убийца разобрал ее да еще превратил в орудие поджога. Фрэнк перегоревшую лампочку заменить бы не сумел. Кто бы ни совершил это вероломное нападение, он явно обладал навыками военных диверсантов.

– Возможно, мистер Прентис…– Кабрера следил за Полой с явным беспокойством и даже предложил ей носовой платок.– Но навыками можно овладеть, особенно опасными. А теперь пойдем дальше.

Лестница была завалена обугленным деревом и штукатуркой, упавшей с потолка, но полицейские расчистили узкий проход возле перил. Кабрера вскарабкался по ступеням, держась за покоробленные остатки перил, ступая по пропитанному водой ковру. Дубовые панели вокруг камина обуглились, но кое-где на них еще были различимы очертания герба.

Мы остановились на площадке: почерневшие стены, крыши нет, над головами – голубое небо. От дверей спален не осталось ничего, кроме замков и петель. Через дверные проемы мы заглянули в опустошенные комнаты с остатками сгоревшей мебели. Следственная бригада соорудила мостки из досок, закрепив их на балках потолочных перекрытий нижнего этажа. Кабрера осторожно прошел по ним в первую спальню.

Я помог Поле пройти по покачивавшимся доскам и устроиться возле дверного проема. Центральную часть комнаты занимали остатки кровати с пологом на четырех столбиках. Вокруг нее стояли обуглившиеся призраки письменного стола, туалетного столика и большого дубового платяного шкафа в испанском стиле. На мраморной каминной полке стояло несколько фотографий в рамках. Стекла у большинства фотографий расплавились, но на одной, как ни странно, почти не тронутой пожаром, я увидел краснолицего мужчину в смокинге, стоявшего на трибуне с надписью: «Отель Беверли Уилтшир».

– Это Холлингер? – спросил я Кабреру.– Выступает в Лос-Анджелесе перед кинопродюсерами и актерами?

– Много лет назад, – подтвердил Кабрера.– Он приехал в Эстрелья-де-Мар значительно позже. Здесь была его спальня. Согласно показаниям экономки, он обычно спал около часа перед ужином.

– Такой конец…– Я не мог оторвать взгляда от пружин матраца, напоминавших спирали гигантского электрогриля.– Остается надеяться, бедняга так и не проснулся.

– Вообще-то во время пожара мистер Холлингер был не в постели.– Кабрера сделал жест рукой в сторону ванной.– Он успел нырнуть в джакузи. Наверное, пытался спастись от пламени.

Мы шагнули в ванную и заглянули в полукруглую ванну, наполненную черной как деготь водой. На дне лежали черепица крыши и закопченные керамические плитки стен, но помещение было почти нетронутым – отделанная плиткой камера пыток. Я представил себе престарелого Холлингера, внезапно разбуженного пламенем, которое охватило его роскошную кровать с пологом. Он не мог предостеречь жену в соседней спальне и бросился в джакузи, чтобы спастись от огненного смерча, вырвавшегося из отверстия кондиционера.

– Бедняга, – пробормотал я.– Умер один-одинешенек в джакузи. Пусть это послужит всем нам уроком…

– Возможно, вы правы.– Кабрера опустил руки в воду.– Но вообще-то он был в этой ванне не один.

– В самом деле? Так с ним была миссис Холлингер? – Я живо представил себе пожилую пару, решившую понежиться в джакузи, прежде чем одеться к обеду.– Это по-своему трогательно.

Кабрера слабо улыбнулся.

– Миссис Холлингер здесь не было. Она находилась в другой спальне.

– Тогда кто же?

– Служанка-шведка, Биби Янсен. Вы были на ее похоронах.

– Да, был…– Я попытался представить себе старика-миллионера и молодую шведку, которые вместе принимают ванну.– Вы уверены, что это был Холлингер?

– Конечно.– Кабрера перевернул страничку своего блокнота.– Хирург в Лондоне опознал его по особого типа стальному штырю в правом тазобедренном суставе.

– О боже…– Пола отпустила мою руку и шагнула мимо Кабреры к раковине умывальника. Она посмотрела на себя в мутное зеркало, словно не узнавая собственного отражения, а потом оперлась о засыпанный пеплом фаянс, опустив голову. Прийти в этот дом оказалось для нее намного более тяжким испытанием, чем для меня.

– Я не знал ни Холлингера, ни Биби Янсен, – сказал я Кабрере.– Но трудно представить, что они были в джакузи вдвоем.

– По существу, даже не вдвоем.– Кабрера по-прежнему внимательно следил, как я реагирую буквально на все.– Если принять во внимание абсолютно все факты, то в ванне они были втроем.

– Трое в джакузи? Кто же был третий?

– Ребенок мисс Янсен.– Кабрера помог Поле дойти до двери.– Доктор Гамильтон подтвердит, что она была беременна.

Пока Кабрера осматривал ванную, измеряя стены стальной рулеткой, я следом за Полой вышел из спальни Холлингера. Пробравшись по настилу из досок, мы заглянули в небольшую комнату дальше по коридору. Здесь пожар бушевал еще более свирепо. На полу лежали почерневшие останки большой куклы, похожей на обугленного младенца, но потоки воды, обрушенные пожарными на крышу, уничтожили все остальные следы обитателя этой комнаты.

В одном углу пожар пощадил маленький туалетный столик, на котором еще стоял CD-плеер.

– Это комната Биби, – ровным, невыразительным голосом сказала мне Пола.– Такой жар, наверное… Не знаю, почему она вообще оказалась здесь. Биби должна была остаться у бассейна вместе со всеми.

Она подняла куклу и положила ее на остатки кровати, потом стряхнула с рук черный пепел. На ее лице, казалось, попеременно отражались боль и гнев, словно эта женщина-врач потеряла дорогого ее сердцу пациента из-за врачебной ошибки кого-то из коллег. Я обнял ее за плечи, радуясь тому, что она прильнула ко мне.

– Вы знали, что она беременна, Пола?

– Да. Четыре или пять недель.

– Кто был отцом ребенка?

– Понятия не имею. Она не захотела об этом говорить.

– Гуннар Андерсон? Доктор Сэнджер?

– Сэнджер? – Кулак Полы сжался у меня на груди.– Ради всего святого, она воспринимала его как отца.

– Допустим. Когда вы навещали ее здесь в последний раз?

– Полтора месяца назад. Она решила поплавать ночью и застудила почки. Чарльз, кто мог устроить такой пожар?

– Уж точно не Фрэнк. Бог знает, почему он взял вину на себя. Но я рад, что мы приехали. Кто-то явно ненавидел Холлингеров.

– Может, те, кто устроил это, не отдавали себе отчета в том, насколько быстро разгорится пожар. Что, если это была злая шутка, которая плохо кончилась?

– Слишком все продумано. Один демонтаж системы кондиционирования чего стоит…

Мы присоединились к Кабрере в спальне по другую сторону лестничной площадки. Двери в ней не было, видимо, ее вынесло вихрем пламени и газа.

– Здесь была спальня племянницы, Анны Холлингер, – объяснил Кабрера, мрачно оглядывая выпотрошенную оболочку того, что было комнатой.

Он говорил теперь тише, перестав притворяться лектором полицейской академии; его, как и нас с Полой, совершенно вымотала эта экскурсия по камерам смертников.

– Жар был настолько сильным, – продолжил он, – что ей не удалось выбраться. Система кондиционирования подавала прохладный воздух, поэтому все окна были плотно закрыты.

Бригада экспертов разобрала кровать, чтобы, как я предположил, отделить обугленные останки племянницы от остатков матраца.

– Где она была найдена? – спросил я.– В постели?

– Нет, она тоже умерла в ванной. Правда, не в джакузи. Она сидела на унитазе, в позе роденовского «Мыслителя», как это ни жутко.

Видя, как вздрогнула Пола, Кабрера добавил:

– По крайней мере, умирая, она была счастлива. Мы нашли шприц для инъекций…

– Что в нем было, героин?

– Кто знает? Здесь бушевал такой огонь, что это уже не определить.

Под окном остались нетронутыми телевизор и видеомагнитофон, видимо спасенные притоком холодного воздуха через разбитое стекло. Пульт дистанционного управления лежал на столике возле кровати, расплавившийся, как черный шоколад, но в бесформенной массе пластика еще виднелись кнопки.

Сам не желая того, я машинально изрек:

– Интересно, какую программу она смотрела?… Извините, это жестоко.

– Да, жестоко.– Пола утомленно покачала головой, когда я попытался включить телевизор.– Чарльз, мы уже смотрели новости. В любом случае, сейчас в доме нет электричества.

– Верно. Что собой представляла Анна? Если я правильно понял, она была наркоманкой со стажем.

– Нет. После передозировки она вылечилась. Я не знаю, какую она делала себе инъекцию.– Пола окинула взглядом залитые солнцем крыши Эстрелья-де-Мар.– Она была очень веселая. Однажды она проскакала на верблюде вокруг Церковной площади, браня водителей такси, словно надменная torera. Как-то вечером в клубе «Наутико» она вытащила живого омара из ресторанного чана и принесла его к нам на стол.

– И что, съела его сырым?

– Нет. Она пожалела несчастную тварь – омар так трогательно поводил клешнями – и выпустила его в бассейн с соленой водой. Его ловили потом несколько дней. Бобби Кроуфорд кормил его по ночам. И вот она умерла здесь, на…

– Пола, не вы устроили этот пожар.

– И не Фрэнк.– Она вытерла свои слезы с моего пиджака.– Кабрера это знает.

– Не уверен.

Инспектор ждал нас у дверей самой большой спальни в западном крыле дома. Окна выходили на открытую веранду с видом на море, затененную остатками тентов, свисавших подобно черным парусам. Именно отсюда Холлингеры провозгласили тост за здравие королевы в день ее рождения, прежде чем уединиться у себя в спальнях. Лоскутья сгоревшего мебельного ситца прилипли к стенам, а туалетная комната напоминала ящик для угля, в который кто-то ненароком бросил спичку.

– Спальня миссис Холлингер.– Кабрера поддержал меня за руку, когда я споткнулся на настиле.– С вами все нормально, мистер Прентис? Думаю, вы насмотрелись достаточно.

– Все хорошо, давайте закончим экскурсию, инспектор. Миссис Холлингер обнаружили здесь?

– Нет.– Кабрера показал рукой в глубь коридора.– Она спряталась в глубине дома. Возможно, пламя там было менее сильным.

Мы прошли по коридору в небольшую комнату с единственным окном, выходившим на лимонную рощу. Несмотря на разрушительное действие пламени, было ясно, что интерьер этой комнаты замыслил весьма изощренный ум, с утонченным, хотя и несколько жеманным вкусом. Остатки лакированной китайской ширмы загораживали кровать, а у камина друг напротив друга стояло то, что было когда-то парой красивых кресел в стиле ампир. Две стены занимали книжные шкафы от пола до потолка, с обугленных полок которых кое-где еще торчали сгоревшие корешки книг. Над кроватью было небольшое мансардное окно, в котором осталось единственное во всем доме нетронутое стекло.

– Это был кабинет Холлингера? – спросил я Кабреру.– Или гостиная миссис Холлингер?

– Нет, это была спальня мистера Сэнсома, секретаря семейства Холлингеров.

– И миссис Холлингер была обнаружена здесь?

– Да, на кровати.

– А Сэнсом? – Я шарил глазами по полу, почти ожидая найти тело где-нибудь возле плинтуса.

– Он тоже был на кровати.

– Так они лежали вместе?

– В момент смерти, без сомнения. Ее туфли были у него в руках, причем вцепился он в них… мертвой хваткой.

Совершенно ошеломленный, я повернулся, чтобы поговорить с Полой, но она отстала от нас, видимо, решив в последний раз обойти другие комнаты. Я почти ничего не знал о Роджере Сэнсоме, пятидесятилетнем холостяке, который работал на агентство недвижимости Холлингера, а потом поехал с ним в Испанию в должности управляющего. Но умереть в одной постели с женой работодателя – это уже предел служебного рвения. Я представил себе их последние мгновения вместе, когда лакированная ширма вспыхнула стеной огня.

– Мистер Прентис…– Кабрера поманил меня к двери.– Я попросил бы вас найти доктора Гамильтон. Она очень расстроена, для нее это слишком тяжелое испытание. И потом, вы увидели вполне достаточно и, возможно, поговорите об этом с братом. Я могу обязать его встретиться с вами.

– Поговорить с Фрэнком? О чем мне с ним говорить? Я полагаю, вы описали ему все это?

– Он сам все видел. На следующий день после пожара он попросил меня привезти его в дом. Его уже арестовали по обвинению в хранении зажигательной смеси. Когда мы добрались до этой комнаты, он решил признаться.

Кабрера наблюдал за мной в своей глубокомысленной манере, словно ожидал, что и я, в свою очередь, сознаюсь, какой была моя роль в этом преступлении.

– Инспектор, когда я встречусь с Фрэнком, я скажу ему, что видел дом. Если он узнает, что я побывал здесь, то поймет, насколько абсурдно его признание. Он не мог их убить, это просто противоречит здравому смыслу.

Мне показалось, что Кабрера разочаровался во мне.

– Это возможно, мистер Прентис. Ведь вина – такое гибкое понятие, валюта, которая, переходя из рук в руки… каждый раз немного теряет в цене.

Я оставил его копаться в ящиках туалетного столика и пошел по временному настилу на поиски Полы. Спальня миссис Холлингер была пуста, но, проходя мимо комнаты племянницы, я услышал голос Полы, доносившийся с террасы внизу.

Она ждала меня возле своей машины, разговаривая с Мигелем, а он чистил забитые мусором отверстия поступления и стока воды в бассейне. Я подошел к окну и высунулся из него между обрывками обгоревшего тента.

– Мы уже все посмотрели, Пола. Я сейчас спущусь.

– Хорошо. Я хочу уехать отсюда. Мне показалось, что вы все-таки смотрите телевизор.

К ней явно вернулось самообладание, и теперь она курила тонкую сигару, прислонившись к «БМВ», но старалась не смотреть на дом. Она направилась к бассейну и стала бродить среди разбросанных по террасе стульев. Я догадался, что она искала место, где стояла в тот момент, когда начался пожар.

Залюбовавшись ею, я присел отдохнуть на подоконник и попытался ослабить ортопедический воротник вокруг шеи. Мой взгляд случайно упал на телевизор, и тут я заметил, что из приемного отверстия видеомагнитофона торчит кассета, извергнутая механизмом, когда из-за высокой температуры отключилось электричество. Потрясенные масштабом разрушений и занятые выносом тел погибших, полицейские эксперты не обратили внимания на этот предмет, один из немногих, чудом переживших пожар и потоки воды, которыми его гасили.

Я взял кассету и осторожно вытащил ее из магнитофона. Ее корпус был нетронут, и я поднял кожух: лента еще крепко держалась на катушках и даже не провисала. Телевизор можно было смотреть из ванной комнаты, и я легко представил себе Анну Холлингер, которая смотрела передачу, сидя на унитазе и вводя в вену героин. «Интересно, что она смотрела перед смертью», – подумал я, сунул кассету в карман и следом за Кабрерой спустился вниз по лестнице.