Чтобы хоть в какой-то степени представить себе несметное количество, подавляющие размеры блоков и их воздействие на Травена, вообразите себя сидящим в тени одного из этих бетонных монстров или бредущим где-нибудь внутри огромного лабиринта, занимающего всю центральную часть острова. Их было ровно две тысячи – совершенно правильных кубов около пяти метров высотой на расстоянии десяти метров один от другого. Кубы стояли сходящимися в направлении эпицентра рядами, по двести штук в ряду. Годы, прошедшие с тех пор, как их построили, не оказали на них почти никакого воздействия, и голые силуэты кубов стояли как зубья гигантской штамповочной пластины, созданной, чтобы выдавить в воздухе прямоугольные формы, каждая размером с дом. Три стены были ровные и монолитные, а на четвертой, дальней от эпицентра, располагалась узкая дверь.

Именно эта деталь поразила Травена особенно сильно. Несмотря на столь значительное количество дверей, из-за странной игры перспективы из любой точки лабиринта можно было увидеть только двери, находящиеся в одном ряду. Когда Травен двигался от внешнего ограждения к центру лабиринта, маленькие металлические двери появлялись в поле зрения и исчезали ряд за рядом.

Штук двадцать кубов, ближайших к эпицентру, были из сплошного бетона, у остальных толщина стен зависела от расположения. Однако снаружи все они выглядели одинаково монолитно.

Оказавшись в первом проходе, Травен почувствовал, что хроническая усталость, мучившая его столько месяцев, начала проходить. Бетонные строения с их геометрически правильным расположением и строгостью форм, казалось, занимали гораздо больше места, чем на самом деле, отчего Травена охватило ощущение абсолютного покоя и порядка. Стремясь забыть поскорее, как выглядит весь остальной остров, он двигался дальше и дальше к центру лабиринта и наконец, свернув несколько раз наугад то влево, то вправо, оказался совсем один – ни моря, ни залива, ни самого острова уже не было видно.

Травен сел спиной к одному из блоков, забыв даже о том, что пошел на поиски жены и сына. Впервые с тех пор, как он оказался на острове, чувство отчуждения, вызванное здешним запустением, начало отступать.

Близился вечер. Он вспомнил, что ему надо поесть, но вдруг понял, что заблудился, и это оказалось для него полной неожиданностью. Двигаясь по своим следам назад, сворачивая резко то влево, то вправо, ориентируясь по закатному солнцу и решительно шагая то на север, то на юг, он снова и снова возвращался к исходной точке. И только когда стало совсем темно, ему удалось выбраться из лабиринта.

Оставив свое прежнее жилище у кладбища самолетов, Травен собрал все консервы, что сумел отыскать в заброшенных башнях или в кабинах «летающих крепостей», и перетащил их на самодельных салазках через весь атолл. Он выбрал накренившийся бункер метрах в пятидесяти от внешней цепочки блоков и приколол выцветшую фотографию светловолосой девочки на стену у входа. Старая журнальная страница, вся покрытая трещинами, уже буквально разваливалась на куски и была похожа на отражение самого Травена в потускневшем, потрескавшемся зеркале. Обнаружив бетонные блоки, Травен превратился в существо, послушное лишь одним рефлексам, которые вызывались к жизни сигналами с каких-то неизвестных уровней его собственной нервной системы (Травен считал, что если над вегетативной нервной системой довлеет прошлое, то деятельность мозга определяет будущее). Просыпаясь по вечерам, он без аппетита ел и отправлялся бродить среди бетонных строений. Иногда Травен брал с собой фляжку воды и проводил там подряд два-три дня.