Железная дверь в подвале дома виконтессы Маргариты де Вадо, вдовы брата того самого капеллана, что лишился стоп, вела прямо в катакомбы Парижа. Немудрено, что у добродетельной женщины периодически бывали гости. Маргарита была стара и готовилась к встрече с Богом. Принимая тайных тамплиеров, она выполняла свой христианский долг. Графиня предоставляла подпольщикам еду и кров, а когда было надо — перевязывала и промывала раны. Многие поминали её в благочестивых молитвах. В небольшом чулане рядом с кухней, открывавшемся только в подвал, долгое время обитал капеллан отец Франсуа. За три года об этом не догадалась даже прислуга, поскольку Маргарита де Вадо носила ключи от подвала с собой, заявляя, что не доверяет кухаркам, мол, те воруют еду. За это к виконтессе относились с усмешкой, за глаза считая выжившей из ума старухой.

Но истинную причину так никто не узнал.

— Отец Франсуа, Великого Магистра и нескольких командоров снова перевели из Тампля в Нотр-Дам. Вероятно, начался очередной процесс. Сколько уже можно? Великий Магистр признал себя еретиком и остальные командоры — тоже.

— Я в курсе. Сегодня семнадцатое число? Да, сегодня последнее рассмотрение дела. Скорее бы оставили их в покое. Король рекомендовал дать им пожизненное заключение за ересь... Смотрите, что нам удалось раздобыть.

Капеллан бережно развернул сверток с талисманом.

— Это уже пятый!

— Святой наш покровитель Бернар!

— Братья из португальского Тампля утверждают, что это сама Саламандра! Кстати, в Португалии Орден почти удалось сохранить. Они просто сменили название.

— Я слышал про этот артефакт, — командор Оверни Умбер Блан протянул руку к фигурке ящерицы, лениво изогнувшей массивную шею и хвост, и тут же отдернул пальцы. — Стреляется, ого!

Он снова взял фигурку, на этот раз более уверенно:

— Ну, швыряйте меня хоть в гарнизон мусульман или бросайте в горящую печь, хлебодары! — командор обернулся к отцу Франсуа. Он радовался, как мальчишка, и готов был расцеловать святого отца, за что инквизиторы с радостью зачислили бы ему тяжкое преступление. — Я каждый раз удивляюсь и поверить не могу, что их касались руки Магистра Гуго де Пейена и других основателей Храма!

— А, может, их изучал сам святой Бернар!

Жаль, что радость эту не мог разделить отец Рено де Провен, за помощь тамплиерам его схватили и приговорили к пожизненному заключению. Отец Пьер де Болонья, второй священник, сидевший три года назад в винном погребе на ферме, и вовсе исчез, возможно, также не по собственной воле. От командора Прованса Бернара не было вестей уже почти два года. Как в любом подполье, судьба выхватывала одних из рядов, но их места занимали другие.

— Найти бы Морского Конька! Я слышал, он разрушает стены и разметает отряды! Против него не устоит ни одно укрепление!

— Думаю, стоит подождать, пока Магистра после вынесения окончательно приговора не переведут в более доступную крепость.

— Мы и так затянули.

Действительно, помощь Великому Магистру запаздывала уже на семь лет. Семь лет позора и обвинений.

Из катакомб послышался условный стук — вероятно, прибыл еще один беглый тамплиер. Отец Франсуа сгреб артефакты в ящик, натянул на всякий случай на голову колпак — так, чтобы не было видно монашескую тонзуру, и пошел открывать дверь. В проеме стоял бывший послушник Шарль де Шалон — родственник главного смотрителя Ордена Гуго де Перо. Когда-то незадолго да арестов он уехал навестить больную мать — так удачно, что оказался вдали от всех передряг. Видимо, это не давало покоя юному сердцу, и услышав, что огонь не тронул плащей сожженных рыцарей, Шарль оставил дом и помчался в Париж — так хотелось совершить подвиг! Вместо подвига его ждали холодные катакомбы, ночи на бедных фермах и в завшивевших тавернах, явки, пароли, вечный азарт и страх...

— Благословите, отец Франсуа! — взволнованный Шарль припал к сухой руке капеллана.

— Как дела, сын мой? Что-то случилось?

— Великий Магистр отказался от своих показаний!

— О, нет! Ведь Ногаре с радостью отправит его на костер!

— Уже! Великий Магистр и Командор Нормандии приговорены к сожжению на костре.

— Когда?

— Король приказал — завтра...

— Отец Франсуа, Ваш долг исповедать и причастить заключенных, — из чулана вышел командор Оверни и поприветствовал Шарля. — Более того, у нас есть Саламандра. Она защитит Великого Магистра от огня и явит всему христианскому миру чудо. Может, не совсем честно прибегать к подобным уловкам, но для этого мы и живем — спасти и восстановить Орден.

— Тампль охраняем, — наивно возразил Шарль.

— Спасибо за мудрость, Умбер. В крепость можно попасть через стены. В этом поможет Черепаха, обвитая змеёй. Я бы с радостью предоставил ее Великому Магистру, но, так полагаю, сама мысль о побеге сейчас покажется ему малодушной и позорной. Магистр решил идти до конца. Но зато я смогу пронести Саламандру в Тампль и спасти Жака де Моле. Огонь не тронет его под действием талисмана.

— Отец Франсуа, я провожу Вас до Тампля. Магистр и командоры находятся в нижней часть донжона Старого Тампля, я объясню, где искать, — глаза Шарля горели.

Не так просто идти, когда с собой два талисмана. Черепаха со змеей, висящая на груди и спрятанная в кармане плаща Саламандра. От накопившейся усталости, месяцами дышавший сыростью катакомб и подвалов, капеллан отец Франсуа пошатывался под промозглым небом Парижа. Холодный мартовский ветер задувал под полы сутаны и складки плаща. Башня Тампля — самое высокое здание Парижа, была видна со всех сторон. Глубокой ночью двое путников остановились недалеко от крепостной стены. Слева плескала волнами о дамбу неуютная Сена.

— Все, дальше я сам, — отец Франсуа поблагодарил Шарля и усмехнулся. — Не волнуйся, время арестов прошло, вокруг Тампля сейчас нет ищеек. Я возьму в руки крест, чтобы братья не приняли меня за беса. Мужайся, сын мой, скоро Париж станет свидетелем великого чуда!

Капеллан похлопал Шарля по плечу и направился к стенам Тампля. Секунда — и он как вода, попавшая на песок, словно растворился в камне.

***

Род людской всегда скор на расправу. Уже в полдень восемнадцатого марта на Камышовом острове напротив королевского дворца соорудили помост с высоким столбом посередине. Толпы людей обступали набережные и берега, пытаясь разглядеть представление. Кто-то хохотал, кто-то, пользуясь моментом, втридорога продавал с лотков подогретое вино и пирожки. Были и такие, кто не таясь, плакал.

С набережной и из окон королевского дворца было хорошо видно, как широкая лодка подвезла двух седых бородатых людей к небольшому острову. Стариков вытолкали на берег. Их руки были связаны за спиной, потому от толчков и ударов старики постоянно теряли равновесие и спотыкались. Во второй лодке подплыло еще несколько людей в сутанах. По бурому цвету их одеяний легко распознавались инквизиторы — псы Господни. Обвиняемых в повторной ереси возвели на помост и прикрутили к столбу. Под него солдаты и сервы все утро укладывали тугие вязанки сухих сучьев и поленьев, для верности поливая смолой.

— Финита ля комедия! — с грустной усмешкой произнес Филипп. — Ведь я столько раз давал шанс этому болвану.

Из окон королевского дворца происходящее было видно как на ладони.

Вышедший вперед инквизитор развернул пергамент и долго зачитывал постановления суда. Привязанному к столбу беспомощному Великому Магистру кто-то надевал шутовской шлем с бесовскими рогами.

Наконец, пламя, перенесенное от зажженного факела, перебежало на вязанки хвороста, затрещало и стало жадно пожирать сухие сучья, все ближе подбираясь к человеческим пяткам. Потянул едкий дым. Когда огонь лизнул стопы ног Магистра и полы изодранной туники начали тлеть, а волосы на ногах затрещали и свернулись буро-черными крошками, Жак де Моле выгнулся от боли и закашлял.

Командор Жоффруа удивленно повернул шею:

— Что происходит, монсеньор?!

Но в ответ из-под маски на него глянули красные глаза, от дикой боли полные слез, и Жак де Моле прошептал:

— Прости меня, брат, но это не Саламандра!

Затрещала борода и длинные, как у пустынных пророков, свалявшиеся волосы. Столб зашатался, раскачиваемый извивающимися в судорогах телами и сквозь застилавшие все вокруг клубы сизого дыма раздался пронзительный крик Великого Магистра:

— Эй, Филипп! Папа Климент! Рыцарь Гийом де Ногарэ! Не пройдёт и года, как я призову всех вас на Суд Божий! Я призываю проклятие на ваши лживые головы и весь ваш род до тринадцатого колена! Слышите?! Я проклинаю вас!

Больше ничего не было видно.

Только дым, дым...

Через несколько минут крики затихли.