1
Соленая вода размеренно лизала бока тяжелой лодки. Пожилой старик ловко справлялся с ней, правя на проявившиеся в плотном тумане очертания земли. Он то и дело перекидывал весло с одной стороны на другую, завидев, что потемневший нос посудины откланяется от маленького ориентира на берегу, светившегося среди зарослей янтарным блеском. Постепенно лодка подошла к берегу, и едва черкнув днищем о дно, как старик с поразительной легкостью молодого юнца спрыгнул за борт, и, взявшись двумя руками за канаты, принялся подтаскивать лодку все ближе, до тех пор, пока она окончательно не села на дно.
Человек в сером, потертом плаще, сидевший на другом конце лодки, поднялся, закинув на плечи тряпичный рюкзак, и сошел с лодки. Он медленно шел по колено в воде, и, выйдя на сухую землю, обернулся, окликнул старика, и бросил ему небольшой звенящий мешочек. Старик ловко поймал его налету, и быстро стал собираться в обратный путь.
Человек в сером плаще долго смотрел ему вслед; когда очертания лодки растаяли в клубах плотного тумана, медленно развернулся, и пошел по узкой, заросшей тропинке, куда-то вглубь прибрежного леса.
Он шел не спеша, постоянно думая о чем-то, и изредка останавливаясь, и прислушиваясь к шуму листвы. Дорожка миновала плотные заросли, небольшое лесное озеро с мутной водой, и вышла, наконец, прямо к заброшенного вида деревушке, преобразившись в кривую мостовую. Узкая и неровно мощеная улочка захолустной деревеньки заканчивалась, упершись в такой же кривой и поеденный мохом домик. Он словно огромный гриб-боровик, торчавший из жиденькой травы, привлекал к себе внимание, и не потому, что был невообразимо похож на все остальные домики в этом месте, а как раз наоборот — не похож. И делало его непохожим что-то непонятное простому человеку, какое-то странное чувство, что влекло к нему с огромной силой. Человек в сером плаще остановился подле дома и немного прищурившись, присмотрелся, но входить не стал. Вместо этого он оставил рядом с порогом свой мешок, и отошел к небольшой поляне, что была неподалеку.
Незнакомец стоял под огромной, серо-зеленой шапкой одного из кривых деревьев, оперевшись о его ствол одной рукой. Некоторое время он чувствовал странную слабость во всем теле, странную, но знакомую — былые раны давали о себе знать.
Авир, именно так его звали, не смотря на то, что он не любил это имя, и даже старался его забыть, предпочитая ему постое, но весьма звучное — Незнакомец, осторожно достал из маленького кармана на плече пузырек с алой, еле светящейся густой жидкостью, и сделал маленький, точно рассчитанный глоток. Эликсир еще не успел достигнуть желудка, как само осознание того, что зелье внутри сделало свое дело — слабость отступила еще на несколько дней.
Авир знал про свою ужасную болезнь, и про тот яд, что течет в его жилах вместе с кровью живого человека. Про тот яд, от которого нет спасения, когда он полностью овладевает живой плотью, отрывая от нее жизнь. От него невозможно избавиться никаким способом, даже смертью, потому как именно она и была той самой целью того, кто заражал. И едва холодные тиски смерти хватают тебя за горло, и ты в ужасе падаешь в объятия вечного холода и безумия, как яд оживает новым пламенем в твоем теле, и выдергивает тебя уже мертвого и наполовину безумного мертвеца в мир живых, награждая при этом слепой ненавистью к живым, и страстной жаждой только к одному — к их теплой, живительной, и настолько божественной крови.
Авир знал когда заразился, где, и от кого, потому что помнил этот момент как будто он был только минуту назад. Он помнил тот холодок, который он почувствовал в тот день.
Единственным способом пробыть человеком как можно дольше было — замедлить смерть при помощи одного снадобья. "Семикровье" — именно так называлось зелье. Оно напоминало плоти о том, что она жива, не давая полной свободы вампирьему яду.
Но Авир знал, что однажды, он все равно станет этим зверем, рано или поздно, сраженный оружием, или отравой в крови, но старался как можно дольше оттягивать этот момент, именно поэтому он знал наизусть рецепт эликсира, и одновременно ненавидел себя за то что приходится жить с этим, и ненавидел вампиров, за то, что сделали его таким. Кровь четырех рас мира по одной капле от младенца, и три капли от той, к которой принадлежишь — младенца, юнца, пожилого и семь лепестков розы.
Как же казалось это просто! Всего-то — смешать капли крови нескольких рас! Но как их достать?
Авир смирился с этим, и уже научился жить, потому что был доволен той жизнью, что выбрал, и бранить никого не желал, кроме как себя самого. Истребление вампиров — вот его цель. И не нужно об этом забывать. Именно за этим он сюда приехал — убить еще одного, возможно, самого могучего из своего рода. Он приехал стать проводником обратно во смерть для Ваала.