8 апреля 1784 г. могущественный Потемкин оповестил своих подчиненных и «членов почтенного крымского правительства», что монаршим благоволением из Крымского полуострова, Тамани и степи крымской составлена область Таврическая и «препоручена» его начальству. Светлейший с небывалым энтузиазмом приступил к новой должности, желая превратить Тавриду в цветущий край, населить ее и показать императрице, что она сделала правильный выбор, присоединив край и доверив ему столь ответственную должность.

Тотчас после включения Крыма в состав России было предпринято обстоятельное изучение экономических ресурсов и быта населения нового края. Необходимость этого вызывалась многочисленными мотивами, начиная от военно-стратегических соображений (размещение и снабжение войск, строительство укреплений) и заканчивая более широкими задачами хозяйственного развития, которое было возможно лишь при учете существующих социально-экономических условий. Естествоиспытатели, картографы, геодезисты, а также многочисленные администраторы и чиновники были привлечены Потемкиным для сбора сведений о Крыме. Уже в 1784 г. появляются первые карты Крымского полуострова, изготовляются планы и чертежи, отражающие состояние дорог и мостов, крепостей и валов.

Летом 1783 г. князь, находившийся в Крыму, вызвал к себе известного географа К.И. Таблица, чтобы поручить ему физико-географическое описание полуострова. Потемкин хорошо знал Карла Ивановича — немца еврейского происхождения. Будущий сенатор, тайный советник, почетный член Академии наук в 1758 г. в 6-летнем возрасте вместе с отцом переселился из Пруссии в Россию. Здесь он стал видным ученым-естествоиспытателем.

В 1776 г. Академия наук ходатайствовала перед Потемкиным об определении Таблица в одну из южных губерний, чтобы он мог применить там свои познания, полученные в ходе научных исследований. После присоединения Крыма к России Потемкин вызвал к себе талантливого ученого и назначил его на вице-губернаторскую должность. В декабре 1784 г. Карл Га-блиц отправил Потемкину «Физическое описание Таврической области по ее местоположению и по всем царствам природы», оно было напечатано в следующем году и заняло свое место на полке в библиотеке князя. К приезду Екатерины II в Тавриду в мае 1787 г. Таблиц по желанию императрицы, переданному ему Потемкиным, подготовил историческое описание приобретенного края.

Раздача земель, поступивших в казну, явилась толчком для составления подробных атласов. В ордере Г.А. Потемкина от 28 января 1784 г. на имя В.В. Каховского говорилось о необходимости описания всех земель в Крыму, вступивших в казенное ведомство, с показанием количества и качества земли, а также наличия садов и «фруктов в них находящихся». «Никакие земли, — писал Потемкин, — не могут быть даны в области Таврической без моей апробации; покупать же оных не воспрещается». 4 февраля 1787 г. он приказал В.В. Каховскому: «В рассуждении вступающих многих просьб о землях во области Таврической, Вашему превосходительству рекомендую сделать в большую пропорцию карту всей области Таврической и назнача на оной все розданные и пустопорожние места». Потемкин предполагал отмечать на карте раздаваемые земли, чтобы ему «всегда известны были места праздные».

Казенный фонд земель, из которого выделяли землю помещикам, составили ханский домен и владения феодалов, выехавших в Турцию. Частновладельческие земли были сохранены в наследственном владении баев и мурз. Уже весной 1784 г. началась раздача земель. Ее получали преимущественно военные и гражданские чиновники — русские, татары, греки, украинцы. Г.А. Потемкин дал специальное предписание, чтобы чинам присутственных мест — «председателям с членами» и секретарям — отводились земли; это должно было «способствовать скорейшему заселению здешних земель», а также поощряло служебную деятельность чиновников. Светлейший князь не забыл своих подчиненных и себя: начальнику канцелярии B.C. Попову он выделил 57 876 дес, в том числе на материке 30 200 дес, себе Потемкин отвел 13 000 дес. в Байдарской долине и на Южном берегу Крыма и, кроме того, 73 460 дес. в материковой части Таврической области. Причем в ордере В.В. Каховскому об отводе земель в свою собственность поблизости к Байдарской «даче» Потемкин писал о намерении посадить там «масличные» деревья и другие «такому положению спокойственных растений», но при этом отмежевание земель не должно было нанести окрестным жителям «ни малейшего утеснения». Значительные участки земли получили братья М.В. и В.В. Каховские, адмиралы М.И. Войнович, Ф.Ф. Ушаков, Н.С. Мордвинов, капитан С.И. Плещеев, бригадир Де-Рибас, русский посол в Турции Я.И. Булгаков, русский резидент при последнем крымском хане Шагин Гирее С.Л. Лашкарев, представители татарской знати, занимавшие административные посты. Кроме дворян землю получили купцы, «комиссионеры», мелкие чиновники, ученые, иностранные садоводы, «банкиры» и др.

Продолжались земельные раздачи и в Екатеринославском наместничестве, причем не менее интенсивно, чем до 1783 г. «План» 1764 г. оставался в силе. Г.А. Потемкина засыпали просьбами об отводе земли. Среди обращавшихся к нему мы видим и бывшего есаула Запорожского войска Сидора Белого (ставшего секунд-майором и впоследствии атаманом собранного в 1787 г. Потемкиным «верного казацкого войска», поселенного по предложению князя на южных рубежах — «в Керченском куту» и на Тамани), губернского землемера Мордвинова, генуэзского дворянина дона Джузеппе Брейтано, купца Чугуева и многих других. Последний заявил, что земля ему нужна для посева трав, так как он намерен производить и продавать на юге «целительный бальзам». Потемкин, всегда поощрявший предприимчивых и инициативных людей, предписал И.М. Синельникову удовлетворить просьбу Чугуева, так же как и другие многочисленные обращения. С весны 1787 г. Потемкин при распределении земель уже руководствовался Атласом Екатеринославского наместничества, в котором на картах по каждому уезду в отдельности были вычерчены и занумерованы все отмежеванные дачи. Среди владельцев мы встречаем и мещанина, и купца, и священника, и судью, и канцеляриста, и мелкого чиновника, и комиссионера, и «фабриканта».

Потемкин входил во все проблемы, связанные с жизнедеятельностью Таврической области. Губительный климат вызывал к жизни тяжелейшие «лихорадки» и «заразительные болезни», они «прекрасно себя чувствовали» в скоплении людей, прибывающих на полуостров и живших в землянках, в трудных стесненных условиях. Забота о здоровье людей, вызванная не только гуманистическими, но и вполне конкретными практическими мотивами, проходила лейтмотивом через многие распоряжения-ордера Потемкина. Но при этом он не просто декларирует необходимость предохранения от «заразительных болезней», но и входит во все подробности, расписывая методы и способы профилактики, как это было в ордере № 33 от 22 января 1784 г. к генерал-поручику барону Игельстрому:

«В числе предохраняющих от заразы вещей почитается весьма действительным мыло дехтярное. Я посылаю онаго к вам при сем 2 пуда с запискою о действиях онаго, и рекомендую употреблением сего состава стараться способствовать прекращению заразительных болезней, так как и при предохранения от оных. При опасности поветрия дехтярным мылом: 1) окуриваться в палатках или землянках, или где бы ни случилось, а имянно: намазывать оным мылом тряпицы или что иное, удобно сгораемое, и тое зажигать. Примечание: деготь сам один не горит; 2) дехтярное мыло распускается на чистой воде, рот полоскать. Примечание: недавно здесь по совету докторскому таким полосканием излечился некто от жестокой болезни в горле; 3) дехтярное мыло распускается на воде в такую меру густоту, каков есть мед сырец, намазывается по всему телу ежедневно, и в ноздрях, и в ушах, около глаз, под пазухами, пахи, тайный уд и нижний проход. Намазывается вставая со сна, рано поутру, а на ночь спать можно, смываясь водою. Делается из того дехтярного мыла эссенция, а имянно: емлется его 2 фунта, да простого хлебного вина или водки 4 фунта, и то будет казенная кружка или осьмуха; а разпустя или только искроша дехтярное мыло оною мерою или весом вина наливается в сосуде стекляном, а по нужде в каком-нибудь употрибительном сосуде, опричь медного, не луженого, и закрытою бумагою с малою продушиною или со скважиною, поставляется в печку, тотчас, когда случиться хлебы выняты будут; так постоявши сосуд с крошоным дехтярным мылом и с вином, доколе печь закрытая мало по малу остывает, или часов около десятка, между тем и мыло в воде распуститься, с ним с вином перебьется или сляжется, или соединится с ним безразлично навсегда, и так будет одна сила дехтярного мыла, а в нем излишние отляжет в сосуде на дно, и потом одно чистое сцедится, вот и эссенция, которую люди пьют по чарке. А кажется, годилось бы при опасности поветрия».

Особый интерес Потемкин испытывал к методам английского земледелия, предполагая в полной мере использовать их на обширных и плодородных землях, вверенных его попечению. Через своего университетского приятеля поэта В.П. Петрова он был знаком с А.А. Самборским и его книгой «Описание практического английского земледелия» (М., 1783). Экземпляр этой книги хранился в библиотеке князя. А.А. Самборский, будучи протоиереем при православной церкви в Лондоне, увлекался наукой о земледелии и стремился распространять новые английские сельскохозяйственные методы в России. В 1775 г. Самборский приехал в Россию с целью набрать студентов-агрономов для обучения английской агротехнике, среди них были М.Е. Ливанов и В.П. Прокопович. Спустя несколько лет они поступили в распоряжение Потемкина. Уже 18 октября 1785 г. таврический губернатор рапортовал Потемкину о получении ордера № 1171, в котором сообщалось, что профессора Ливанов и Прокопович назначены «в помощь директорам домоводства» с жалованьем 600 рублей годовых. Северное Причерноморье с его благоприятным климатом и пространными землями, не знавшими традиционного земледелия, как нельзя лучше подходило для внедрения новых методов и экспериментов.

Под руководством профессоров земледелия М.Е. Ливанова, автора специально написанного по заказу Потемкина «Наставления к умозрительному и делопроизводному земледелию» (СПб., 1784), и В.П. Прокоповича функционировала особая Контора земледелия и домоводства Таврической области, призванная заботиться о развитии хлебопашества, садоводства и виноделия. Следующие несколько лет они под руководством князя налаживали и направляли работу во всех отраслях сельского хозяйства губерний: давали рекомендации по размещению полей и пастбищ, технике вспашки и сева, уходу за скотом, лесоводству и садоводству, развитию шелководства и организации фабрик. Ливанов и Прокопович объезжали Крым в целях введения улучшенных методов земледелия. В инструкции к ним Потемкин приказывал: «Все домоводство устроить, сообразуясь качеству земли здешней со всеми изобретениями, в Англии введенными, в образе пахания земли, в обороте посевов, в размножении полезных трав и лучших орудий земледельных; также гумны и овины завести, и где нет водяных мельниц, там сделать ветряные».

Потемкин предполагал на казенных землях организовать хозяйство на основе новых наиболее передовых приемов, и даже обратился к жителям с печатным объявлением, в котором призывал всемерно развивать хлебопашество. Не ограничиваясь призывами, князь подавал и личный пример, задумывая в своих южных владениях английские фермы для внедрения сельскохозяйственного опыта Великобритании. Среди его бумаг сохранилась любопытная вырезка из английской газеты с рекламой новой сеялки, изобретенной Джеймсом Куком, где приводились статистические данные о пятикратном увеличении урожайности по сравнению с ручным посевом.

Таланты Ливанова были применены при осуществлении еще одного проекта Потемкина — разведки залежей угля, железа и драгоценных металлов, в чем он необычайно преуспел. За два года Ливанов обнаружил не только богатые запасы угля, но и серебро, золото, железо и мрамор в окрестностях Кривого Рога, открыв огромные природные богатства Новороссии. Свои поиски, по просьбе Потемкина, он продолжил в окрестностях Николаева и Богоявленска, где только в 1790 г. по желанию князя организовал первую в России школу практического земледелия, целью которой было обучение колонистов новым приемам хозяйствования.

Поиски каменного угля и руд в последней четверти XVIII в. в Донецком бассейне и Северном Причерноморье приобрели плановый характер. В1781 г. Потемкин направил на экспертизу образец каменного угля, найденного в Азовской губернии. Как писал князь, «его находят почти на поверхности земли, и я надеюсь, что, углубившись в землю, можно будет обнаружить его в большом количестве и еще лучшего качества для того, чтобы удовлетворять общественные потребности». Позднее, в июне 1789 г., в своем письме Екатерине с театра войны Потемкин указывал, что в Бахмутском уезде обнаружена железная руда, и просил правительственного распоряжения о посылке туда искусного специалиста по горному делу. В 1790 г. помещику Штеричу и горному инженеру Гаскойну были поручены поиски каменного угля по рекам Северному Донцу и Лугани, где в 1795 г. началось строительство Луганского завода. По просьбе Потемкина в сентябре 1783 г. А.А. Вяземский отправил на юг специалистов для монетного двора в Феодосии и для поиска горных руд в Крымском полуострове и Кавказском наместничестве.

Поощряя изучение «английского земледелия», Потемкин освобождал от денежных повинностей мещан, получивших агрономическое образование. В1787 г. он вызвал в Крым кричевских мещан Ивана Сапонкевича, Герасима Козлова и Степана Грибницкого, которых еще в 1781 г. посылал в Англию для обучения земледелию. Их подготовкой занимался Артур Юнг, эсквайр, автор многих исследований в различных областях сельского хозяйства. Он одобрил такой эксперимент могущественного российского вельможи и расхваливал другим европейским землевладельцам «это благороднейшее начинание князя Потемкина, являющее собой один из лучших способов внедрения новой системы земледелия, какие можно придумать».

Способствовал Потемкин и российским юношам из семей потомственных тульских мастеров, желавших овладеть опытом английских промышленников. Именно по его распоряжению двух подмастерьев, А. Сурнина и Я. Леонтьева, выбрали для обучения в Англии. За их судьбой пристально следил российский дипломат С.Р. Воронцов и постоянно информировал Потемкина. Опыт Потемкина с посылкой двух подмастерьев в Англию, как и заботы С.Р. Воронцова сосредоточить их внимание на производстве ружей, прекрасно окупился. К брату С.Р. Воронцова — Александру, президенту Коммерц-коллегии, не раз обращался Потемкин с просьбами пропустить беспошлинно инструменты и товары для Черноморского флота, заказанные в Англии.

Заботясь не только о казенных интересах, Потемкин стремился внедрять новые методы производства и в своих владениях; так, например, в Кричевском имении, занимавшем первое место по снабжению Херсонского адмиралтейства, он предполагал создать промышленное хозяйство по современным образцам. Многие заводы Кричевского староства, как стекольный в деревне Ушаки, кожевенный в деревне Задобрости, медный в деревне Грязивецкой Рудне, в надежде на значительную прибыль и усовершенствование производства были отданы англичанам в аренду сроком на 10 лет.

На научные основы пытался поставить Потемкин и организацию садоводства, виноделия, разведения шелковичных деревьев на новых плодородных землях Северного Причерноморья с его благоприятным климатом. В 1784 г. из Франции был выписан ученый садовод Иосиф Банк, заключивший контракт с Потемкиным о заведении садов и назначенный директором Таврических садов. Ему было поручено разведение лучших сортов винограда, а также шелковичных, масличных и других деревьев в Судаке и по всему Крыму, а «всех помещиков и казенных поселян» Потемкин обязал сажать виноградники по берегу Черного моря. Надворный советник граф Яков де Парма был вызван из Италии в 1786 г. для заведения шелковых заводов и прожил в России до самой смерти в 1810 г. В годы второй Русско-турецкой войны (1787–1791 гг.) и после нее он насадил в Крыму на выделенных ему казенных землях несколько тысяч тутовых деревьев, что дало возможность начать производство шелка.

Для устройства парков и садов не только в Новороссии и Крыму, но и почти во всех крупных имениях князя был приглашен специалист из Англии — Уильям Гульд.

Главный садовник Потемкина был уроженцем Ормскирка в графстве Ланкашире. Особо его ценили за то, что Гульд был «великим мастером по устройству прудов, дававших ему землю и все необходимое для того, чтобы разнообразить ландшафт». Как свидетельствует прошение У. Гульда 1794 г., садовник прибыл в Россию в 1776 г. по вызову Потемкина, обязавшегося платить ему 160 фунтов в год. Возможно, он приехал в Россию вместе с А.А. Самборским, и тот порекомендовал его влиятельному фавориту. Несомненно, что Самборский был в курсе жизненных перипетий английского садовника, который часто посещал его дом на Дворцовой набережной возле Литейного моста в Петербурге. В одном из писем к Потемкину Гульд сообщает, что именно от Самборского узнал так порадовавшую его новость: «От почтенного отца Андрея Самборского, к крайнему моему порадованию, узнал я, что Ваша светлость изволили вновь подтвердить прежнее Ваше обнадеживание о пожаловании земли с крестьянами». Происходило это, по-видимому, в 1785 г., когда Гульд обозревал земли недавно присоединенной Тавриды. 12 мая из Ак-Мечети (Симферополь) правитель Таврической области В.В. Каховский сообщил Потемкину о получении ордера, в котором князь предписывал выделить Гульду землю там, где он сам выберет.

В хозяйственных бумагах канцелярии князя имеются списки служащих и ведомости о выдаче им жалованья по годам. Гульд, например, в 1785 и 1786 гг., в треть года получал 366 руб. 66 коп. Потемкин благоволил англичанину и поручал ему самые ответственные задания: организацию «мгновенных садов» по пути следования Екатерины II во время путешествия 1787 г. в Крым, создание пейзажного парка в английском духе — Таврического сада, благоустройство новых городов в Северном Причерноморье и своих усадеб в Екатеринославле, Елизаветграде, Аничковском дворце, Осиновой Роще и на Елагинском острове Санкт-Петербурга, подмосковном имении Хорошево и др. «При приезде моем из Англии упражнялся я в Аничковом саду, Осиновой Роще и на Елагинском острове; потом отправился в подмосковную Хорошову, где английский сад и парк разложил», — докладывал о своих работах у Потемкина Гульд.

В обществе XVIII в. особенно ценилась способность понимать различные искусства, и для представителя высшего класса необходимо было проявлять интерес к живописи, скульптуре и архитектуре. Признаком же хорошего вкуса хозяина были прежде всего сад и парк, их устройство, на что тратились суммы, сравнимые со стоимостью дворца. Постоянно занятый решением государственных задач, Потемкин находил время для любимого увлечения — садово-паркового искусства. В своих обширных имениях светлейший князь лично подбирал растения и деревья для создания пейзажных английских парков и, отдавая распоряжения Гульду, входил в мельчайшие подробности. В 1790 г., обращаясь к господину Гуль, как иногда называли в России английского садовника, князь приказывал «выписать розы всех сортов, которые существуют», и других разных цветов.

Увлечение английским садово-парковым искусством сближало Потемкина и Гульда. Садовника поражали степные плодородные земли, порученные его стараниям. Здесь он в полной мере мог проявить свое мастерство в устройстве английских ландшафтных садов и парков. Потемкин полностью доверял мнению и вкусу Гульда в выборе мест для садов, посадки деревьев и шелковицы, заведения прудов; все инициативы садовника находили доброжелательный прием у князя. После одного из путешествий по крымским степям он обращался к Потемкину со своими предложениями: «Проезжая из Кременчуга в Перекоп, а оттуда в Карасубазар через самую плодоносную землю, и не видя никаких на оной деревьев, осмеливаюсь предложить Вашей светлости, что весьма бы было полезно посадить разные деревья, а в некоторых местах и шелковицы. Если покажется вашей светлости угодным сие предложение, то я мог бы рекомендовать для онаго весьма искуссного человека из провинции Йоркской, которой мог бы согласиться на триста или четыреста рублей в год. Однако для такова пространства земли одного человека не довольно. Оных людей препоручить надобно неотменно полковнику г/осподину/ Корсакову, которого ревность к общей пользе упоминать не нужно. В следующем письме я буду в состоянии дать Вам отчет моих работ, которых я доселе начать не мог по притчине весьма труднаго и медлительнаго моего путешествия. Естли Вашей светлости угодно будет кончить зимний сад в Конной гвардии, то соблаговолите приказать банкиру Сутерланду выписать из Голландии разных цветов, семена и луковицы по тому реестру, который я к нему отправил».

У. Гульд был отправлен в Херсон и в Тавриду для заведения садов, а до этого, как докладывал Потемкину И.М. Синельников, туда же были посланы еще два садовника «с шелковичными червями». По возвращении У. Гульда И.М. Синельников предполагал «на Елизаветградской Вашей светлости даче, а также… где будет город Екатеринослав надобные места для садов и для винокуренного завода осмотреть и примечания о землях и о наливании прудов сделать».

В своих посланиях Гульд обращался к Потемкину как к человеку, прекрасно разбирающемуся в особенностях земледелия различных районов. В 1789 г. он посылает князю восторженное письмо, посвященное достоинствам климата и местоположения Богоявленска и Екатеринослава: «За особливое щастие почитаю исполнять Ваши повеления; ибо из оных я узнаю, что Ваш неутомимой патриотический дух повсюду возстановляет государственную пользу. Богоявленск есть весьма важное место и достойное Вашего внимания, поелику может доставлять Черноморскому флоту наилучшую провизию всякаго роду. Между всеми моими путешествиями не находил я земли плодоноснее здешней для всех произрастений вообще; и пастбищ способнее для скотоводства. На сей благословенной земли назначил я ботанической, виноградной, овощной плодовитой и аглинский сад, который приятным и выгодным положением никакому не уступает. Оной сад, лежа в недрах наиприятнейшей долины, напаяется прозрачным и тихожурчащим источником, имея при том в виду реку Буг и, будучи закрыт от восточных и северных ветров, пресыщается южным точию благоразстворением воздуха. По чему самые нежнейшие древа могут тамо плодотворить в совершенстве. А дабы скорее плоды созревали, то малейшим иждивением можно построить стены и теплицы с находящегося на месте камня. Для произведения всего в действо потребно есть садовник, земледел и прасол, который бы умел хорошо солить говядину и свинину для флота. По примечанию моему на сей земли даже и сарачинское пшено новообретенное может родиться, которое не в воде, а на суше растет (видимо, рис. — Н.Б.). Умножение разных капуст, силдирей и прочей зелени тем нужнее, что оные суть антискорбутическия, и чрез употребление оных можно отвесть от излишней яствы дынь и арбузов, которые производят смертоносные лихорадки. Как дров для топки здесь недовольно, то в самое короткое время можно развести от семян те дикие кустарники, которые растут в Англии на самой безплотной земли, и которыми отепливаются многия провинции вместо дров.

Из моего плана можите усмотреть, Ваша светлость, что можно зделать между Богоявленским и Фавровою. Мертвая плоскость весьма противоборствует насаждению сада, которая содержит в себе многие гнилые и вонючие заливы, коих осушить невозможно потому, что от воздаяния сильных ветров всегда наполняются вновь оные заливы от реки Буга.

Отсюда следовал я к источнику близ Красного Села, замеченному Вашей светлостью на плане, явствует, что я дал воде толико пространства, колико положение земли дозволило. Место для дому есть горделивое и владычествующее над многими прекрасными видами, обремененными величественными дубами и прочими древесами. Свойство земли и здесь можно почесть толико питательным, что как земледелие, так и всякий произрастания могут быть приведены к наилучшей зрелости; ананасы же можно умножить до безконечности, поелику тут обретается премного дубоваго листу, которой может служить вместо кожевенной коры. Здесь строевого лесу так же весьма изобильно.

Напоследок устремился я к Екатеринославу! План избранного Вашею светлостию наивеликолепнейшего в свете места я уже сообщил. Положение онаго вмещает в себе все харахтиры, то есть величественной, приятной, ужасной, исторической, поэтической и сельской, вкраце сказать. Место сие должно быть удивлением целого света! Тамо я имел щастие посадить разными народами разных дерев до дватцати тысяч. Каковы же в протчем произвел перемены, о том может засвидетельствовать господин губернатор».

Гульд прекрасно понимал, что Потемкиным движут не только придворная мода и личные пристрастия к английским пейзажным паркам, но и практическая значимость развития земледелия в новых районах для снабжения флота, армии, новых горожан и поселенцев. В его творениях мода соседствовала с необходимостью, сады и парки — с огородами. «В бытность мою в Бендерах, — вспоминает Гульд, — приметил я, что Вас кормили худыми огородными овощами; то естли угодно Вашей светлости, чтобы я послал отсюда хороших семен или бы сам приехал туда, то я за особое почту щастие копать собственными руками грядки и производить для пищи Вашей наилучшие плоды».

Отдельно следует сказать о заслугах англичанина в устройстве садов, теплиц, оранжерей в петербургских владениях князя. С искренним сожалением писал Гульд Потемкину в 1791 г. о том, что в его отсутствие в летнее время в течение шести лет по возвращении он всегда находил сады запущенными, а деревья с растениями поврежденными. Приглашение «способного человека» из Англии, считал Гульд, станет единственным спасением.

Неоднократно он рекомендовал князю пригласить садовников со своей родины, считая их лучшими специалистами.

После смерти всесильного покровителя У. Гульд продолжал свои труды у императрицы Екатерины II, как и многие другие служащие Потемкина, затем служил садовником созданного им Таврического сада. В 1799 г. он на два года уехал в Англию, а по возвращении обратился к императору Александру I, которого он, видимо, хорошо знал с самого детства, с просьбой восстановить его на прежнем месте в Таврическом саду. «По дватцати-трехлетней моей службе в России, — обращался к императору Гульд, — получил я позволение съездить в Англию для поправления разстроенного моего здоровья; при отправлении моем Ваше императорское величество изустно в Петергофе изволили мне сказать, дабы я возвратился и паки в Россию по-прежнему для службы Вашему императорскому величеству, по каковому лестному приглашению и по исправлению моего здоровья возвратился я ныне из Англии, привезя с собой двух садовников, из коих один искусен в вышнем садовом знании, а другой — в низшем…». Конечно, подобная просьба человека, даже при решении личных дел в Англии заботившегося о приискании специалистов для своей новой родины, где столь ценят английские пейзажные парки, не могла быть не удовлетворена.

В 1804 г. Гульд обратился к императору с новой просьбой — пожаловать ему в собственность «праздное казенное место, лежащее против Таврического дворца» по улице, идущей к Смольному монастырю. Перечисляя свои заслуги, он писал о том, что во время путешествия Екатерины II «по особенному повелению» устраивал «сады и гульбища» в Кременчуге, Херсоне, Симферополе, Бахчисарае и других местах по пути следования. «Сверх того, — отмечал Гульд, — проезжая разныя казенныя и помещичьи селения делал по просьбам многих начертания, и в натуре распоряжения для заведения аглинских садов во всем их разнообразии. Усердие мое ко введению в России сего приятнаго и полезнаго украшения доказывают многия места, и вокруг сей столицы, где по высочайшим повелениям я делал особыя к улучшению садов распряжения, как то в Ораниенбауме, в Петергофе, на прежде бывшей Горбелевской мызе и в других… Осмелюсь однако ж присовокупить, что огород Таврической может легко служить примером и почитаться первым в Северной России».

К сожалению, не все английские специалисты, приехавшие в Россию, отличались таким трудолюбием и успехами, как У. Гульд. В этом отношении показателен пример английского офицера Гендерсона, выписанного для заведения в Тавриде ботанических садов, но он оказался обыкновенным авантюристом и не оправдал возложенных на него надежд. В одном из писем к помощнику Потемкина Василию Попову правитель Таврической области В.В. Каховский возмущенно сообщал об англичанине и его племянницах: «Они получают жалованье, живут спокойно и ни за что не принимаются, и кажется, ничего не знают. Гендерсон не посадил ни одной былинки, а мамзель не сделала ни одного сыра». Тем не менее Потемкин был благосклонен и в феврале 1788 г. разрешил неудачному садоводу переселиться вместе с семьей в Елизаветград.

Упоминаются и другие профессионалы, отправленные в Крым в 1785 г.: Грунтвал — винодел, Ортлин — «лучший садовник винограда», Линдер — «мастер разводить шелковицу» и т.д. Позднее, в 1787 г., иностранец Яков Фабр сменил И. Банка на посту директора Таврических садов. Вникая лично во все мелочи хозяйственной жизни, Потемкин делает черновые пометки к докладу: «Что касается до области Таврической, то хлебопашество год от году усиливается, винограды венгерские… вино делается лутше прежняго. Водку французскую гоняют лучше настоящей, и чрез год, конечно, большое количество оной будет». «По всей Тавриде и степи Перекопской, — планирует наместник, — назначено разводить шелковицу, которой в Крыму и дикой множество, прежде десяти лет, конечно, шолку будет…». Шелковая мануфактура до получения достаточного количества собственного сырья должна была обрабатывать привозимый сырец, который Потемкин установил обменивать на соль, что, по его мнению, «все равно как бы и на простой песок менять». В целях облегчения соледобычи Г.А. Потемкин поручил инженеру Н.И. Корсакову построить мосты при крымских соляных озерах, а для хранения соли оборудовать специальные помещения. Крымской солью снабжались, кроме местных жителей, также Екатеринославское наместничество, вся Украина и частично Белоруссия.

Старался Г.А. Потемкин даже об улучшении породы овец — основного вида крымского скота. Он писал императрице: «Полуденные места империи Вашей изобилуют руноносным скотом почти больше, нежели вся Европа вместе. Переменив шерсть в лучшую чрез способы верные и простые, превзойдет в количестве сукон все прочие государства. Из всех мест, где находятся лучшие бараны, я выписал самцов, которых и ожидаю на будущее лето».

Особое внимание князь уделял искусственному лесоводству, что было связано со степным положением вверенных ему территорий. Кроме того, в связи с ростом населения и увеличением строительства заметно стали сокращаться уже существующие леса. Ордером от 16 октября 1784 г. Потемкин запретил дальнейшую порубку деревьев и предложил В.В. Каховскому обеспечить необходимый контроль путем назначения смотрителей. В 1786 г. по указу Екатерины II было предпринято описание казенных лесов «для лучшего хозяйственного использования их». На основании записки императрицы «Об умножении леса по степям и сажании леса по казенным землям» Г.А. Потемкин отводил места для новых лесонасаждений, продолжая начатую еще Петром Великим охрану лесных богатств страны.

В условиях хозяйственного оживления края усилились торговые связи между отдельными частями Северного Причерноморья, а также между южной частью украинских земель и центральными районами страны. Еще до присоединения Крыма усиленно изучались возможности ввоза и вывоза товаров по Черному морю. Современники отмечали, что в дальнейшем одним из основных предметов экспорта станет хлеб, который будет выращиваться в большом количестве на Украине и в Причерноморье.

Значительный интерес к торговле с Россией через Черное море проявляло иностранное купечество, в особенности французское. 4 января 1783 г. был издан указ, предоставляющий Потемкину полномочия давать иностранцам разрешения (патенты) на поднятие русского флага на своих торговых судах. Посылая несколько патентов посланнику в Константинополе Я.И. Булгакову, Потемкин отмечал, что увеличившаяся торговля в Черном море и выгоды от использования российского флага способствуют появлению желающих начать торговлю. При этом он понимал, что нечистоплотные люди могут воспользоваться такой возможностью, для чего рекомендовал Булгакову следить, «чтобы получающие патент были люди надежные, которые бы ни малейшаго не нанесли оному предосуждения, в чем и нужно достоверное за них ручательство».

Сильный толчок развитию крымского сельского хозяйства, промышленности и торговли был дан уже в конце 1783 г. отменой внутренних пошлин. Другим мероприятием, облегчившим торговые связи, было восстановление Потемкиным монетного двора в Феодосии, где стала выпускаться таврическая монета (17 апреля 1788 г. по ордеру Потемкина работы на монетном дворе были прекращены). Это имело большое положительное значение для Крыма, поскольку его хозяйственная жизнь еще только налаживалась. На развитии крымской торговли сказались указы от 16 февраля 1784 г. — об облегчении торговли в крымских городах и открытии их для всех дружественных народов и от 13 августа 1785 г. — освобождавший все «пристани, в полуострове Таврическом лежащие», с 1 января 1786 г. от платежа таможенных пошлин сроком на 5 лет. Особо известна была французская торговая фирма барона Антуана, ее коммерческие дома и конторы открылись еще в 1782 г. по разрешению Потемкина в Херсоне, а затем и в других городах.

В период 1783–1787 гг. в области внешней торговли было заключено несколько торговых договоров с иностранными державами. 10 июня 1783 г. между Россией и Турцией был подписан торговый договор, подробно определявший права и привилегии купечества, взаимно предоставленные сторонами в области черноморской торговли. В 1785 г. был заключен торговый договор с Австрией, в 1786 г. — с Францией, в 1787 г. — с Королевством Обеих Сицилии. В 1787 г. был издан указ о транзитной торговле с Польшей, имевшей целью расширение польского экспорта через Херсон, о чем еще в ноябре 1784 г. высказывался Потемкин в своей записке к президенту Коммерц-коллегии А.Р. Воронцову. Несомненно, начало второй Русско-турецкой войны значительно затормозило торговые связи и экономическое развитие края. Уже 12 января 1788 г. рескриптом Екатерины на имя Потемкина было предписано объявить Херсон, Феодосию и Севастополь «за пресечением торговли… местами военными», и до прекращения войны и открытия портов и таможен все иностранные консулы должны были покинуть эти города и прекратить торговые операции.

Колонизация Северного Причерноморья и расширение торговых связей стимулировали развитие ремесла и мануфактурной промышленности, что, в свою очередь, вело к притоку населения и росту городов. Создавались кожевенные, сафьяновые, свечные, канатные, шелковые, красильные и другие предприятия, которые в основном были связаны с нуждами армии и флота. Г.А. Потемкин стремился к росту частной фабричной промышленности. В 1784 г. он отвел землю в Крыму отставному офицеру д'Эстандсу для устройства фаянсовой и фарфоровой фабрики. В 1785 г. В.В. Каховский докладывал Г.А. Потемкину о приглашении на службу Антонио Детаниона и отводе ему земель для строительства фарфоровой и фаянсовой фабрики. В 1787 г. Потемкин лично докладывал Екатерине II о необходимости перевести часть казенного фарфорового завода из Петербурга в Новороссию и обязательно с мастерами. С просьбой поселиться в Крыму и «сделать разные заведения» обращался к князю Бокамп Лясопольский, камергер и тайный консул короля польского. Для работы на заводимых иностранцами суконных, кожевенных и шляпных фабриках в Новороссийскую и Азовскую губернии, как докладывал Потемкин Екатерине II, переселялись крестьяне из внутренних областей России.

Сам Потемкин активно занимался заведением фабрик в своих белорусских и южных имениях. Он выступал инициатором перевода многих фабрик в Екатеринослав и другие города из центральных областей России. Находясь в лагере при Карасубазаре в июле 1783 г., Потемкин уже определял направления в развитии торговли и мануфактур в Крыму и докладывал Екатерине II свои предложения, как достичь максимальных выгод для государства: «В настоящем упражнении моем об утверждении порядка и благоустройства в Крымской области, входя в разсмотрение, какия коммерция здешняя имеет успехи, нахожу я, что количество отпускаемых отсюда товаров несравненно по цене менее ввозимых. Главные продукты крымские — пшеница и соль, долженствующие обогатить сию область, меняются на сукна, материи и разные мелочи. Деньги потому здесь редки, и недостаток в оных приметен. Польза будет ощутительная, есть ли учреждением в сем крае фабрик отнимется у иностранцов способ пользоваться одним всею прибылью торговли. Я приемлю смелость всеподданнейше доложить, — предлагал Потемкин, — Вашему императорскому величеству, не повелите ли, Всемилостивейшая государыня, Ямбургскую суконную фабрику перевезть в здешнее соседство к доставлению таким образом нужнаго Крыму…» Екатерина II не раз еще утверждалась, что выбор ее был правильным: Потемкин не только обладает способностями, талантами, провидением и управленческим даром, но и готов все это использовать в интересах государства.

Массовая раздача земли не только дворянам, но и представителям других сословий и наций (кроме крестьян и однодворцев), с обязательством осваивать и заселять полученные земли, и различные льготы способствовали развитию земледелия и зарождению промышленности. В свою очередь, успешная хозяйственная жизнь Причерноморья решала важную задачу закрепления новых территорий и включения их в общую экономическую систему России. Крупным событием было возобновление и развитие черноморской торговли.

Особый интерес вызывает деятельность Потемкина по строительству новых городов в Крыму и реконструкции старых, которые не только сохранились до наших дней, но и стали крупными экономическими центрами полуострова. Появление городов было следствием не только стихийного процесса, но и определенного плана, продиктованного военно-административными и торговыми соображениями.

Проектирование и строительство южных городов определялись социально-политическими и историческими условиями, характером экономического развития края. Широко использовался опыт, накопленный в процессе переустройства столиц и провинциальных городов империи, учитывались все ошибки, а также достижения в проектировании и строительстве населенных пунктов в Новороссийской и Азовской губерниях.

Во второй половине XVIII в. городам уделялось большое внимание, что нашло свое отражение в «Грамоте на права и выгоды городам Российской империи», где говорилось: «С самого первого основания общежительства познали все народы пользы и выгоды от устроения городов, проистекающие не только для граждан тех городов, но и для окрестных обывателей. Начиная от древности, мраком покрытой, встречаем мы повсюду память градостроителей, возносимую наравне с памятью законодателей. Полезным таковым управлением предков наших мы стараемся подражать по мере размножения народа и возращения богатства его…» Аналогичные по своему пафосу мысли неоднократно высказывались и в других указах, посвященных основанию и преобразованию новых южных городов. Ими же наполнены и планы Потемкина, его ордера губернаторам и градостроителям.

Важное политическое значение в градообразовании на юге Российской империи имели идеи Греческого проекта, в связи с чем большинство городов называлось в память о древнегреческой колонизации Северного Причерноморья: Одесса, Севастополь, Симферополь, Херсон и т.д. По тем же причинам некоторым существовавшим поселениям возвращались древние имена, например Феодосии, Евпатории, Фанагории.

Политическими мотивами обусловливалась и значительная поддержка, оказываемая государством молодым городам. Их намечалось застроить за счет казны многочисленными зданиями общественного назначения. Жители освобождались от податей, более того, им выдавались ссуды для возведения жилых домов. Предоставлялись и другие льготы. Политические соображения сказывались и в привлечении «полезных иностранцев».

За короткий срок возникло много населенных пунктов. Процесс урбанизации южной окраины обширной империи происходил в своеобразных формах, имеющих общие черты с аналогичным процессом в США. Города Америки были вызваны к жизни главным образом интересами торговли, а города Северного Причерноморья, в отличие от американских, создавались большей частью по инициативе правительства, располагались по всей территории края и с самого начала выполняли самые разнообразные функции — административные, военные, экономические и культурные. Как и в Америке, особенно успешно развивались морские порты. Новые южные города способствовали национальной консолидации поселенцев. Однако в то время, как в Америке национальные различия между людьми, прибывшими из Европы, постепенно стирались и складывалась единая американская нация, в Новороссии этого не случилось.

Проектирование и выбор мест для новых городов были поручены Потемкину. Он лично, несмотря на свирепствовавшую эпидемию, сразу после присоединения осмотрел Крым с этой целью. В результате Потемкин представил Екатерине свое «положение» о крепостях в Тавриде и удостоился высочайшей апробации. Прежде чем приступить к требованию необходимых для начала строительства сумм, он приказал инженеру полковнику Н.И. Корсакову, с 1784 г. осуществлявшему непосредственное руководство работами в Херсоне и других крепостях, еще раз осмотреть все назначенные места и составить проекты и сметы. 26 ноября 1784 г. Корсаков передал Потемкину рапорт об осмотре Таврической области, на основе которого Потемкин подал доклад императрице со сметой расходов. По мнению опытного инженера и верного соратника наместника, в Севастополе «место под крепость наивыгоднейшее то, которое Ваша светлость сами в Вашу бытность назначить изволили. Оно прикосновенно к самому ходу в гавань, батарея или блокгаус на противной стороне пролива к нему всех ближе, и оборонять с его можно Херсонскую гавань, которую Вы для купеческих судов определить изволили. Сие место можно защитить от бомбордирования и во внутренности оного иметь для перетембирования обветшалых кораблей доки, так как и все главные магазины, вода в оное, хотя чрез удаленное расстояние, однако привести можно, а сверх сего я не теряю надежды, чтоб и не оставить оную в самых градских стенах чрез колодцы. Где старый Херсонес, тут может быть купеческий форштат, как для удобности выгрузки товаров, так для довольствия в пресной воде… В Балаклаве для защищения гавани настоит надобность построить пушек в восемь батарею». Потемкин в своем докладе называет главной крепостью Севастополь, в Евпатории считает нужным только обновить старый замок с небольшим наружным укреплением, а в Феодосии возобновить городское строение и приморскую сторону оградить батареями. «Что же касается до Тамана, — пишет Потемкин Екатерине II, — то по осмотре границы, соединяющейся с Кавказскою линею, можно будет сделать положение».

Под свою особую опеку взял Потемкин строительство Севастополя (в переводе с греческого — величественный город), считая его базой для молодого, созданного им Черноморского флота. К середине XVIII в. на территории вокруг будущего Севастополя, у развалин древнего Херсонеса Таврического, имелись лишь монастырь и села Инкерман и Ахтияр. По имени последнего иногда называли самую огромную бухту. Военно-стратегическое значение этого места еще до присоединения Крыма привлекло внимание русских моряков, которые в 1782 г. сделали первый промер глубин. Обширный глубокий залив, где мог спокойно поместиться огромный флот, небольшие бухты, вдающиеся в берег, представляли полное удобство для устройства при них адмиралтейства, верфи и других портовых сооружений, а широкий проход давал удобный при всех ветрах выход с рейда в море, круглый год не замерзающее. Екатерина писала в это время Потемкину: «Присоединение сея гавани поставляем Мы выше всякого сомнения или спора с чьей бы то стороны не было». Со времен Петра Великого Россия стремилась закрепиться на Черном море. Задача потребовала жертв и усилий нескольких поколений.

После того как Крым был «принят под державу Всероссийскую», в апреле 1783 г., для защиты побережья на безлюдном берегу, где им предстояло построить город — славу России, расположился гренадерский батальон, а затем два полка. Командовавший Азовской флотилией вице-адмирал Ф.А. Клокачев, узнав о хороших качествах гаваней, прибыл с эскадрой и для стоянки выбрал Южную бухту. На ее берегах матросы начали строить жилые дома и склады. Но вскоре Клокачев уехал, и его место занял контр-адмирал Ф.Ф. Мекензи. 2 июля 1783 г. он писал графу И.Г. Чернышеву: «Ныне мы упражняемся в Ахтиарской гавани — делаем казармы, магазины; также завел уже маленькое адмиралтейство». Кроме адмиралтейства Ф.Ф. Мекензи заложил часовню во имя Св. Николая Чудотворца, дом для себя и пристань. Неподалеку от них возвели небольшие дома для офицеров, столовые и кухни для экипажей. Кроме того, было устроено «два хороших тротуара, один от пристани до крыльца дома адмиральского, а другой от дома до часовни, и обсажены деревьями. Выстроено шесть красных лавок с жилыми наверху покоями, один изрядный трактир, несколько лавок маркитанских, три капитанских дома, несколько магазейнов и шлюпочный сарай в адмиралтействе: все строения каменные или досчатые. Итак, — как писал Мекензи, — весной 1784 г. все строения Севастополя были оштукатурены, выбелены, хорошо подкрашены палевой или серой краской, крыши на всех черепичные, и все вместе на покатости берега делает вид очень хороший».

Руководил строительством сам Г.А. Потемкин, присылавший подробные ордера с конкретными указаниями. Главная его мысль: «Севастополь должен быть силен укреплением». Это военно-морской порт. Камень для стройки в основном брали из развалин Херсонеса, несколько позже его стали добывать в Инкермане. 10 февраля 1784 г. указом Екатерины II «для обеспечения безопасности границ» было поведено устроить «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтиар, и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное поселение». Севастопольская крепость планировалась «со внутренним строением, Адмиралтейством, морскими магазинами, с каменною плотиной и с тремя отдельными зданиями». В память о монаршем попечении одна из центральных улиц города получила имя Екатерининской и носила его до разрушительного 1917 г.

Начиная с 1784 г. силами солдат возводились дороги, они связывали Севастополь с Бахчисараем и другими населенными пунктами Крыма, приводились в порядок каменные мосты через многочисленные реки и ручьи. В 1785–1786 гг. дороги были закончены и вдоль них установлены каменные знаки с обозначением миль и верст, изготовленные по рисункам, присланным от Потемкина. Одна из таких миль, в виде усеченной колонны на пьедестале, сохранилась до настоящего времени на Северной стороне города. Строительство города проходило под непосредственным руководством инженера Н.И. Корсакова. Был разработан план, в соответствии с которым в августе 1785 г. намечалось развернуть работы по сооружению крепости и адмиралтейства. В это же время был составлен проект Севастополя. Для новых кварталов предназначалась свободная территория между Артиллерийской и Карантинной гаванями.

Будучи опытным военным, Потемкин, самолично обозревший Ахтиярскую гавань, видел не только ее достоинства, но и возможные трудности в обеспечении обороны Севастополя в случае осады. С беспокойством сообщал он своей венценосной покровительнице, что при всех преимуществах местоположения города «надо захватить всю длину, которая содержит около трех верст, от чего крепость вышла необъятной окружности. Чрез глубокие там овраги очень трудно и почти невозможно соединить части крепости и так защитить себя, чтоб не открыть тылу некоторых линий и самой внутренности залива прямолинейному действию неприятельских орудий».

С 1786 г. Севастополь строился под руководством капитана, а затем вице-адмирала графа М.И. Войновича, назначенного на место умершего Ф.Ф. Мекензи. О состоянии города первых лет его жизни свидетельствуют записки «севастопольского старожила»: «Севастополь за три года со время основания до путешествия императрицы Екатерины II имел всех строений не более сорока, казенных и партикулярных; в порту не было еще никаких укреплений, и адмиралтейство только еще устраивалось…»

На низменном берегу в 1785 г. была возведена каменная лестница, названная Екатерининской пристанью. Со временем она получила название Графской, в честь графа Войновича. Слева от нее располагалась одноэтажная караульня, сохранившаяся до наших дней. Напротив лестницы размещались дома Мекензи и капитанов; они имели один этаж и простые формы. С другой стороны площади находилась офицерская казарма, от нее начиналась обсаженная тополями, сливами и вишнями Балаклавская дорога. Вдоль нее располагалось несколько жилых строений и Николаевская церковь, отличавшаяся гармоничностью и стройностью пропорций.

В 1787 г. императрица Екатерина II посетила Севастополь, где ей и сопровождавшим ее послам был представлен созданный Г.А. Потемкиным Черноморский флот, с 13 августа 1785 г. находившийся в его подчинении. Снаряжала его вся Российская империя: суда строились на Воронежской верфи, Белоруссия, кроме кораблей, обеспечивала черноморцев парусиной, канатами, сукном для обмундирования, тульские и уральские оружейники трудились над изготовлением артиллерии и оружия для кораблей, помимо морских команд, в Севастополь из разных губерний было выслано несколько сот рабочих, в их числе из Петербурга 40 семейств охтинских плотников. Большую помощь оказали балтийские моряки: в новый военный порт были направлены корабли Балтийского флота, а офицерами и матросами с Балтики комплектовали экипажи Черноморского флота. К сожалению, в первые дни войны Севастопольский флот попал в жестокий шторм и был рассеян; его потеря искренне огорчила и Потемкина, и Екатерину, но светлейший приложил все усилия для восстановления Черноморской эскадры.

Заботясь о создании сильного флота, Потемкин вкладывал даже личные средства в строительство кораблей, используя ресурсы своих белорусских имений. Верфи были построены в селе Дорогокупове на реке Двине, в Полоцком наместничестве и в городе Кричеве, где также располагалась парусная фабрика и канатный завод, работающие на нужды флота. В Дорогокупове строились военные корабли — «канонерские лодки с одним на носу двенадцатифунтовым единорогом» и десантные суда, где «помещалось с гребцами по осемнадцати человек», а в случае надобности «можно было поставить на носу трехфунтовую пушку». В Велиже (согласно ведомости по Полоцкому наместничеству) суда строились «близ самого города Велижа при реке Двине, остродонные, называемые волны, разных мер по древнему заведению обычаем… в Крическом старостве купеческие суда, называемые бандаки, кои поднимают по 5 и 10 тысяч пуд». Делали корабли крестьяне князя Г.А. Потемкина, а отправляли их от местечка Кричева рекою Сожем, «а из оной Днепром в город Херсон с пенькой и канатами, а оттоль, — как сказано в документе, — возвращаются с крымской солью».

Находившийся в 1787 г. в свите императрицы французский посол Сегюр отмечал, что «несколько зданий для складки товаров, адмиралтейство, городские укрепления, 400 домов, толпы рабочих, сильный гарнизон, госпиталь, верфи, пристани торговая и карантинная — все придавало Севастополю вид довольно значительного города».

Особое значение приобрел город в период Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. В 1786 г. был составлен план работ по строительству Севастополя, рассчитанный на 10 лет. В первый год предполагалось перевезти сюда из Херсона припасы и инструменты на первое время, построить жилье для команд, устроить кирпичные и известные заводы для обеспечения планомерной постройки замка, линий главной крепости, водопровода и водохрана, подземных стрельниц, ходов и подкопов, плотины с ее замком и маяком; к концу года закончить замок для обороны судового прохода. К четвертому году работ планировалось завершить каменную отделку крепости со всеми подземными ходами и подкопами. В девятый год необходимо было возвести публичное строение: церкви, гостиные дворы, комендантский дом и проч. Этим грандиозным планам Потемкина не суждено было сбыться: помешали постоянная нехватка средств, людей, а затем и вторая русско-турецкая война. Но город, несмотря ни на что, рос и развивался, превращаясь в могучий военный порт.

Возглавивший строительство города Ф.Ф. Ушаков в 1789 г. учредил контору Севастопольского порта. В своей записке 1792 г. он отмечал: «Госпитали на открытом же возвышенном месте и чистом воздухе вновь ныне построены… продолжают строение казарм, к ним разных пристроек… По неимению покоев для жилья господ штаб- и обер-офицеров и некоторых разных чинов служителей при Севастополе сделаны многие собственные разные строения, а также купечество российское и иностранное, большей частью из греков, имеют дома и лавки для торговли и от времени до времени умножаются».

После окончания войны Севастополь превратился в один из крупнейших городов Крыма. В 1792 г. здесь проживало уже 15 тыс. человек. Проезжавший по Тавриде в самом конце XVIII в. известный писатель Павел Сумароков оставил колоритное описание Севастополя на рубеже веков: «Ахтияр (Павел I переименовал город в пику матери. — Н.Б.) очень хороший город, построенный в наши времена на глухой степи в новейшем европейском вкусе… Стоит на берегу Южной бухты, к которой склоняются амфитеатром несколько рядов улиц, одна другой выше с преизрядными каменными добрых фасад домами. Ахтияр есть настоящий военный город; гарнизон, морские батальоны, матросы и другие команды составляют жителей онаго, а обывателей в нем самое небольшое количество». В1799 г. в городе было «две церкви, русская и греческая, 610 морских, 45 отставных штаб- и обер-офицерских, 68 купеческих, мещанских, поповских и 18 невольничьих домов, что всего составит, не считая казарм, 741 дом, притом 86 лавок».

Труды основателя города-порта и устроителя Черноморского флота Потемкина, его сподвижников и помощников увенчались скорым успехом. Уже через 20 лет после основания, 23 февраля 1804 г., Севастополь указом внука Екатерины Великой Александра I был назначен «главным военным портом» России на Черном море, а купеческим кораблям разрешалось заходить в него только во время шторма или поломки.

Предназначение и весь смысл существования Севастополя — это корабли и море, весь город повернут к морским просторам. Уже когда корабль огибает маяк на мысе Херсонес, вдали появляется громадное скопление построек, и взору предстает величественный город, основанный нашими предками. Дома раскинулись по медленно поднимающейся от моря равнине Гераклейского полуострова. Равнина сменяется каменными холмами, берег опоясывают обрывы, проплывают белая колоннада и развалины большого собора. Это древний Херсонес, откуда первые строители брали камень для зданий. Городские дома тянутся все выше и выше, располагаясь террасами, соединенными между собой лестницами. Днем при ярком солнце ослепительно сияют белые фасады, а вечером холмистые дали покрываются разноцветными огоньками: бухта превращается в широкий освещенный проспект. Таким вспоминается современный Севастополь, когда перелистываешь старинные архивные фолианты в массивных кожаных переплетах, повествующие о первых годах жизни города, слава которого — слава великого Потемкина. Уже только за этот могущественный порт, принесший гордость и богатство России, мы можем говорить о светлейшем в превосходной форме.

Во время войны 1787–1791 гг. строительство кораблей не прекращалось, причем для большей безопасности этих работ был создан новый порт с адмиралтейством и верфями — Николаев. Он расположился в устье реки Ингула и был назван в память штурма Очакова 1788 г., происходившего в день святого Николая Чудотворца.

Уже в конце 1787 г. под руководством адмирала Н.С. Мордвинова трижды промерялись глубины Бугского лимана и устья Ингула. В июне 1788 г. по распоряжению Потемкина, заметившего во время осмотра очаковской степи достоинства указанного места, штурман Гурьев вновь измерил глубину и изучил пределы судоходности Ингула, а полковник М.М. Фалеев начал строить походный лазарет в селении Витовке, расположенном в урочище на берегу Бугского лимана, в нескольких километрах южнее будущего города. Вскоре при устье Ингула были заложены эллинги для строительства кораблей. В октябре 1788 г. в Витовку для проектирования дворца Г.А. Потемкина прибыл архитектор В.В. Ванрезант. 27 августа 1789 г. Г.А. Потемкин распорядился «Фаберову дачу именовать Спасское, а Витовку — Богоявленское, ново заводимую верфь на Ингуле — город Николаев». Обращалось внимание на то, чтобы строительство основных сооружений велось компактно. Нельзя не заметить, что при устройстве Николаева Потемкин действовал несколько иначе, чем при постройке Екатеринослава и Херсона. Здесь было меньше желания произвести эффект, больше исполненных практичных проектов. Устроителей города волновали вопросы планировки территории, но чертеж города 1789 г. свидетельствует о том, что застройка велась еще достаточно стихийно. Несколько небольших строений было разбросано на возвышенном плато между устьем Ингула и лиманом. И только к западу линия укреплений охватывала сравнительно небольшую территорию для адмиралтейства. Она разделялась ровными улицами и образовывала сетку небольших кварталов.

Для руководства строительством города был приглашен инженер И.И. Князев, составивший проекты планировки не только города, но и собора, заложенного в 1789 г. (окончательно построен в 1794 г.). Была организована «Канцелярия строений города Николаева» во главе с инженером Коноплиным. Город возводили преимущественно солдаты и пленные, но к работам привлекались и крестьяне. Специально для рабочих Николаева и больных в госпитале Г.А. Потемкин приказал Фалееву выдавать горячее вино; в 1789 г. в городе жили и работали 2,5 тыс. человек. В результате их напряженного труда многое было сделано, и в октябре Фалеев смог донести Потемкину, что «пристань доделывается. Вынимание земли на эллинги рекрутами и турками производится и через месяц уповательно оное кончится. Колодезь каменный сделан. Магазины для пристани делаются. В городе Николаеве 9 казарм каменных и 5 деревянных покрывают… Сверх того и еще заложено каменных казарм 4 и офицерских связей 3…». В связи с этим Потемкин ходатайствовал об официальном утверждении Николаева — нового города на южных пределах Российской империи.

Весной 1790 г. из Богоявленска в Николаев переводится архитектор В.В. Ванрезант, а в помощь ему выделяется П.В. Неелов. Для разработки генерального плана Г.А. Потемкин посылает в Николаев инженера Ф.П. Деволана и своего любимого архитектора И.Е. Старова, которых сопровождает соответствующими инструкциями. Старов должен был построить для Г.А. Потемкина дом в Богоявленском, сделать купальни и бани, устроить фонтан в пригороде Николаева. В ордере к Князеву, Деволану и Старову Потемкин предписывал «во всем согласиться, избирая способы лучше и кратчайшие, смотреть на пользу, чтобы излишеств не было». В 1791 г. в Николаев было переведено Адмиралтейство из Херсона, где оставили только «магазейны» и строительство мелких судов. Было решено в городе не строить ничего деревянного, а мазанки штукатурить. В Николаеве предполагали поселить заштатных церковников, а «для приохочивания иностранцев…исходатайствовать сему городу порто-франк на 20 лет». Потемкин хотел построить в Николаеве церковь, все мастерские устроить замком, что и должно было составить адмиралтейство, «обведя сей хорошим валом и для защиты большие сделав по флангам батареи; выйдет из сего хорошая крепость».

С гордостью писал Екатерине могущественный вельможа в самый разгар военных действий о своих успехах в устройстве городов: «При всех военных заботах не оставлял я пещись о внутреннем устройстве и в течение войны многие зделаны заведения. Город Николаев может равнятся уже с лутшими городами. Богоявленск теперь под именем местечка — не хуже однако ж многих городов. При лутших строениях украшены сии места прекрасными фонтанами, а на стороне очаковской сделан такой, какого, по признанию самих турков, нет в Цареграде. Сей последний служит для наполнения судов, отправляемых в море, с такой удобностию, что транспорты подходят к самым трубам и не имеют нужды вынимать бочек.

На дороге от Николаева к Херсону в степи поселена большая слобода для облегчения прохожих команд и транспортов. Переведенные по покупке в России крестьяне к Великому лесу и Гуте поселены большими слободами и обращены на разные мастерства; по Адмиралтейству, в порте Николаевском, только что заведенном, построены уже два корабля… Для Адмиралтейства заведен большой канатный завод в Херсоне и литейный двор… На степи, между Буга и Днестра лежащей, населил я более двух тысяч дворов, из Польши и Молдавии выведенных… Из городов турецких более пяти тысяч собрано армян обоего пола для поселения в границах российских.

Ежели все сии попечения могут быть доказательством усердия моего, то я повергаю их к Высочайшему сведению», — заканчивает князь свой доклад, сам прекрасно понимая, что из последних сил, своих и подчиненных ему людей, он создает будущее России на века.

Путешествующий Павел Сумароков, посетив в 1799 г. Николаев, записал: «довольно обширен, расположен в новом вкусе, имеет до 800 домов, построен из камня, и большею частию с колоннами, коих третья доля принадлежит казне. Улицы в нем прямые без переулков, одинаковой ширины и все сквозные… В Николаеве 2 церкви: собор с весьма хорошей внутренностью и деревянная греческая».

На месте татарского селения Ак-Мечеть (белая мечеть) был построен город Симферополь, ставший столицей Таврического наместничества (1784 г.). Такой выбор был сделан Потемкиным потому, что «город сей почти в середине земли, довольно имеет воды и лесов и съезд из деревень. И для них удобнее по причине ровного положения». К этому времени, в связи с выездом многих татар в Турцию, поселение наполовину обезлюдело, что отразилось на его застройке. Статистические данные свидетельствуют, что в 1783 г. здесь насчитывалось 224 целых и 84 разрушенных дома. В 1784 г. в городе был заложен дворец для Екатерины II, проект которого утвердил сам Г.А. Потемкин, и начали селиться гражданские жители, прибывали переселенцы из Правобережной Украины. В 1784 г. в Симферополе проживало более 300 человек, большинство из них составляли татары. Из ведомости, составленной генералом-майором С. Жегулиным после смерти Г.А. Потемкина, видно, что к 1792 г. население возросло до 2000 человек.

Согласно плану города, составленному инженерами А. Федоровым, Тизенгаузеном, А. Шостаком, С. Тюремниковым, X. Саковичем, И. Казариным, заселенная татарами бывшая Ак-Мечеть оставалась без изменений. В ней, как писал Павел Сумароков, «встречались узкие, излучистые улицы; виделись низкие, не пространные, из белого неотесанного камня сделанные дома, которые покрыты или черепицей, или дерном, и во всем точное наблюдение татарских поведений…».

На северо-запад от Ак-Мечети, на возвышенном холме между Салгиром и впадающим в него притоком, для русского и украинского населения был запроектирован огромный район площадью около 120 десятин. Здания для администрации размещались на возвышенном берегу Салгира. Рядом с екатерининским дворцом появились дома областного правления и вице-губернатора. Напротив располагалась аптека, а между ней и старым городом построили училище. Несмотря на важность своего значения, город рос медленно. В 1785 г. в Симферополе было всего 15 казенных дворов, 16 разных зданий, 264 татарских дома, 7 мечетей, 4 школы; жителей 133 человека разных званий, 186 татар, 16 мул.

В 1790 г. возникла необходимость в составлении нового плана города, его проектирование Г.А. Потемкин поручил И.Е. Сатарову: «С губернатором для губернского города Симферополя расположить строения, стараясь их с выгодою казне прожектировать». Вот какую характеристику городу дает «Описание к атласу Новороссийской губернии»: «…построен иррегулярно, в нем главнейшие строения суть дворец и три большие мечети сделаны из тесанного камня на извести, областные присутственные места, народное училище, арсенал, при оном казармы и пороховой погреб, хлебный запасной магазин, три церквы, первая российская, вторая греческая и армянская…»

Печатью войны 1768–1774 гг. были отмечены наиболее значительные города Крымского полуострова: Кафа (Феодосия), Козлов (Евпатория), Бахчисарай. Вот как описывает путешественник В. Зуев вид Кафы, являвшейся в 1782 г. во время его пребывания в Крыму резиденцией Шагин Гирея. Значительный сам по себе, город этот имел «обширные предместья». В нем жили раньше греки, армяне и другие народы, шла бойкая торговля. «Но ныне, — продолжал Зуев, — предместий сих, мечетей и церквей греческих и армянских видны только одни основания; городских стен, замков и башен одни только развалины; домов внутри города разве третья часть оставалась целая и та, может быть, уже вновь из развалин складенная».

В момент присоединения к России Крым находился в состоянии большого запустения. Несмотря на то что административная и хозяйственная деятельность по устройству полуострова требовала огромного внимания, Г.А. Потемкин не забывал о многовековой истории края. Еще в 1777 г., когда здесь стояли русские войска, он поручил князю А. Прозоровскому «снять в Крыму все достойные примечания виды и старинные здания…». Обращаясь к архиепископу Евгению Булгарису, князь просил его сделать историческое описание Крыма. В 1790 г. по поручению Потемкина Тавриду «обозревали» И.Е. Старов и Стратилати. Старова сопровождал Карл Таблиц, докладывавший Г.А. Потемкину: «…я объехал с ним все внимания достойные места в здешней области, как по сю сторону гор лежащие, так и знатнейшие по ту сторону, на южном берегу находящиеся…» Значительную работу по сбору сведений о Крыме провел генерал Игельстром, осуществлявший гражданское (до 12 июня 1784 г.) и военное (до 23 октября 1784 г.) управление Таврической областью. Большую сложность представлял сбор исторических сведений о городах и крепостях, на котором настаивал Потемкин. Игельстром отвечал ему, что в Крыму «ни книгохранилищ, ни же каких записок ни у кого не находится».

Особый интерес проявлял Г.А. Потемкин к Феодосии. Он заботился об охране от расхищения мечетей, замка паши, загородного дворца хана, приказав представить к ним особого директора — коллежского советника Маврсения. После включения Крыма в состав Русского государства потребовалось обновление социально-экономической структуры города. В 1786 г. Феодосия была освобождена на пять лет от пошлины. В 1787 г. она стала уездным центром Таврической области. Однако повышение административного статуса города и стремление активизировать его торговлю не дали должного эффекта. Феодосия и ее старые укрепления лежали в развалинах. В 1786 г., по данным иностранного путешественника Ж. Ромма, в городе насчитывалось 488 татар, около 700 армян, немного греков и евреев. «Так, город этот, самый большой в Крыму, самый торговый на Востоке, теперь один из самых бедных городов России», — констатировал очевидец.

Потемкин готовил Крым к приезду императрицы. В древнем городе предполагалось, как видно из «Сметы о возобновлении из старого камня крепостных стен и построений в городе Феодосии», в «11 башнях возобновить своды и сделать к ним… каменные со сводами проходы; вновь построить каменную пристань; вновь построить хорошей архитектуры трое ворот; вновь сделать чистою работою… 7 каменных со сводами и перилами мостов; у канала… обделать вновь камнем осыпавшихся береговых стенок; по сторонам прилежащей к валу круглой площади посадить в ряд более 3000 деревьев…». В 1787 г. был разработан трехлетний план застройки Феодосии. В первый год планировалось очистить улицы, «собрать и положить в сажени каменные, подровнять стены и присыпать к ним землю»; на следующий год надо было построить мосты, починить обвалившиеся стены, одеть дерном земляные крепости и осенью посадить деревья; на третий год «построить пристань и некоторые для поклажи товаров магазины…». В 1792 г. в Феодосии уже 132 двора, где проживало 450 человек; в городе было 4 церкви, 1 мечеть, 1 еврейская школа, 86 лавок и магазинов, 9 постоялых дворов.

В бывшей столице Крыма, Бахчисарае, перед приездом на юг Екатерины II предпринималось немало усилий с целью сделать его «как можно опрятней». «В Бахчисарае большую улицу, где имеет быть въезд Ея императорского величества, застроить хорошими домами…» — гласил один из приказов Потемкина. Они должны были строиться «на манер тамошний» и покрываться черепицей. По распоряжению князя велись работы по починке Бахчисарайского дворца и мечетей, исправлению улиц и слому ветхих домов. «В Бахчисарае Большая улица во многих местах расширена и прибавлена для безопасного проезда, построено несколько новых хороших домов. Дворец внутри отделывается, большая часть канала против дворца одета камнем», — докладывал Василий Каховский Потемкину 2 мая 1785 г.

Интересно сравнить описания Бахчисарая, которые ему дали Сегюр в 1787 г. и Павел Сумароков в 1799 г. Сегюр говорит о «дурно выстроенных домах», опасном въезде. Сумароков пишет о городе: «…он других претерпел разорения, и поднесь превосходит все прочие города на сем полуострове». В Бахчисарае, по словам путешественника, «2 греческих и 1 армянская церковь, 2 еврейских школы, 33 мечети; 1 еврейское, 3 магометанских училища; 3 народных бани; 17 ханов, 17 кофейных домов, 4 сафьянных завода, 75 фонтанов, 487 лавок, 1411 домов и 6777 обоего пола жителей, в коем числе только 7 русских». Из ордера Потемкина В.В. Каховскому видно, что еще было сделано к приезду императрицы в Крым: «…бывший в Карасубазаре старый дом перестроен, а вновь заложенная галерея и прочие покои отделываются; в Старом Крыму заложена пристройка к тому дому, где полк[овник] Шац имеет пребывание; в Феодосии исправляется тот дом, в котором жил генерал-майор Розен; Бахчисарайский дворец весьма хорошо отделывается…»

Портовый город Козлов, располагающийся на берегу Черного моря, после присоединения Крыма был переименован в Евпаторию и стал уездным центром Таврической области. «Война нанесла ему чувствительные удары, — пишет о городе Петр Сумароков, — от крепких стен, его окружавших, и высоких при них башен остались в редких только местах поврежденные оных части, видны основания срытых домов и опустелые мечети… В нем учрежден карантин, считается более 800 домов…» Обороне Евпатории уделялось существенное внимание. В 1784 г. было предписано возвести новое укрепление, а в следующем, 1785-м году — «возобновить старый замок». В1784 г. в городе насчитывалось 81 христианский, 856 татарских и 97 еврейских домов.

Для экономической активизации полуострова в 1786 г. было решено освободить Евпаторию и другие крымские порты от пошлины на 5 лет и тем самым стимулировать торговлю. Это способствовало и притоку жителей в город, порт которого являлся самым оживленным в Крыму. К 1792 г. в Евпатории было 854 двора, где проживало 3875 человек; 2 церкви, 20 мечетей, 500 лавок и магазинов, 17 постоялых дворов, 6 кожевенных заводов и 18 ветряных мельниц. Все строения были сделаны из дикого кирпича на глине под черепицей.

Исследование градостроительной деятельности правительства на территории Северного Причерноморья и, в частности, непосредственно Г.А. Потемкина свидетельствует о том, что она имела свои региональные особенности. Во многом они зависели от фантазий и желаний князя. Однако существовали и вполне объективные причины бурного роста городов. Прежде всего, быстро развивавшаяся экономика Российской империи была крайне заинтересована в хозяйственном освоении новых территорий, в развитии внешнеторговых операций через черноморские порты, в разработке залежей полезных ископаемых, таящихся в недрах южных земель. Поэтому развитие причерноморских городов на первых порах стимулировалось искусственно.

Очевидным фактом является полиэтническая структура населения южных городов. В строительстве новых населенных пунктов и крепостей принимали участие русские солдаты, переселенцы из центральных районов России, молдаване, болгары, армяне, греки, другие иностранные колонисты. В связи с этим сложилось сосуществование разных форм городского управления, например, греческая дума и греческий суд в Мариуполе. Соседство в большинстве городов разноплеменных групп населения обусловило зонирование городской территории не только по функциональному и социальному, но также и по национальному признаку. Поэтому южный город обычно складывался из собственно города — средоточия административных, религиозных, торговых сооружений, жилищ состоятельных слоев населения — и примыкавших к нему национальных и иных форштатов.

Эти специфические исторические условия отразились и на градостроительной культуре южных городов. В Северном Причерноморье в большинстве случаев города создавались на пустом месте. Их редкое разнообразие и оригинальность обусловливались уже тем, что проектировщики учитывали назначение и профиль будущего населенного пункта, социально-классовую и этническую структуру его населения, конкретные природные условия и другие факторы. В результате, несмотря на развитие в это время в градостроительстве принципов типизации, одинаковых городов не оказалось. Более того, были предложены и осуществлены совершенно оригинальные и выразительные в художественном отношении решения планировочной системы. При этом следует отметить стремление к компактности и четкости в организации поселений. Главная заслуга в этом принадлежит знаменитым архитекторам и Г.А. Потемкину, который направлял и поддерживал их деятельность. Осознавая необходимость в скорейшем строительстве городов как социально-экономических и военных субъектов, он стремился воплотить в них свои художественные и архитектурные пристрастия, стремясь сделать их не просто достойными и равными российским городам, но и лучше, значительнее. К сожалению, память о Потемкине, как, впрочем, и о Екатерине II, не сохранилась ни в названии улиц этих городов, ни в монументах.

Внимательный читатель обязательно заметит, что на бумаге, в официальных ведомостях и донесениях Потемкина о жизни вверенной ему Таврической области все выглядит благополучно. «А в жизни?» — спросите вы. Конечно, не просто давалось стране и жителям освоение новых земель, сравнимое по тяготам с реформами начала XVIII столетия и строительством Петербурга во времена Петра Великого. Изнурительный климат, постоянные «лихорадки», которыми наравне со всеми страдал и сам наместник, требующий больших усилий труд по строительству военных и гражданских объектов, постоянный недостаток в снабжении и продовольствии — все это тяжелым бременем легло на Потемкина, его служащих. Но, согласитесь, страдания и лишения не были напрасны. Гений Потемкина создал прекрасные города, ставшие украшением полуострова, он вдохнул искру жизни в древние города Крыма — Феодосию, Евпаторию, Бахчисарай. Вся страна отдавала силы, средства, людей и таланты новым землям, стараниями Потемкина и его подчиненных в рекордно быстрые сроки Крымский полуостров превратился в южную жемчужину Российской империи, столь любимую многими поколениями россиян.