В двадцати пяти километрах от проклятой деревушки, под знойным, жарким августовским солнцем и безмятежно синим небом, по проселочному тракту проходящему по бережку речки Волги, пыльному и ухабистому, медленно и тягуче полз автомобиль. Старый и потрепанный жигуленок шестой модели с основательно проржавевшими крыльями, и недавно выправленными стойками. Глушитель был поврежден где-то позади и теперь машина яростно взревывала на пригорках. Солнце беспечно изливало сверху свой жар на машину, накаляя ее радиатор. Но на горизонте уже виднелась средних размеров дождевая тучка.

Леонид вздохнул, почесал бороду и опять бросил взгляд на тучку, а также на дальний горизонт, на котором она примостилась. Тракт впереди уходил дальше, сквозь поля и дубравы и мелкие деревушки достигал Черепихова, в котором так неожиданно сгинул сослуживец историка.

Да Сергей пропал странно. Отъехал, звонил через каждые двести триста километров, и в последнем звонке, сделанном непосредственно из Ярославля сообщал что до села всего один день пути. И исчез, после не слуху не духу, не даже письма, словно до Черепихова он так и не доехал. Первые дни историк думал, что Серега не смог позвонить, по причине того, что устраивался, искал жилье, но время шло и вот с момента последнего звонка минуло почти полтора месяца. Бывают люди исчезают, но чтобы так?

Леонид снова вздохнул, нога, судорожно нажимавшая временами на сцепление болела. Еще бы, ведь гипс с нее сняли только позавчера, не успел не разработать ее не чего. В Сущности историк решил, что время проведенное в больнице потрачено зря и теперь стремился наверстать упущенное. Впрочем думал он теперь не сколько о кладе, сколько о том, что могло случиться с Сергеем. Надо было ждать и ехать вместе, не пришлось бы сейчас в спешке пылить по грунтовке, стремясь как можно быстрее достигнуть Черепихова.

Дорога от Ярославля можно назвать идеальной, ведь проходит она в основном по брегу волги и позволяет проезжающим напрямую любоваться красотами русской природы. Да и погода постаралась, обеспечила оба дня путешествия синим небом без облачка над головой и жаркой температурой не очень то характерной для августа. Да и выехал Леонид с очень даже хорошим настроением, которое однако по приближению к Черепихово стало стремительно скисать. И не помогал прекрасный ясный денек конца лета, не синие, играющие бликами волны великой реки Волги, и не колосящиеся золотые хлеба в стороне от дороги. Что тот гнетущее нависло над этой цветущей местностью, что-то огромное и тяжелое, словно накрывающее окрестности темным колпаком. И хотя не видно было из-за чего создается такое ощущение, птицы в окрестностях Черепихово что-то чувствовали и не пели. Так что над трактом стояло только надрывное гудение автомобильного двигателя не первой свежести.

И чем ближе Леонид приближался к Черепихово, тем сильнее впадал в ощутимую депрессию. И даже нога, вроде бы отошедшая на выезде из города снова начала неприятно ныть.

Парой часов спустя, историк попал под дождь. Тяжелые тучи с горизонта подвалили совсем близко и разродились оглушающими потоками тяжелого дождя, который огромными каплями гулко забарабанил по капоту. Дворники не справлялись, их затапливало и окружающий мир выглядел все более мерзостным. А через лобовое стекло, по которому теперь текли полноводные реки, было видно как грунтовка моментом раскисает под тяжелыми струями, пузыриться и неуклонно превращается в глинистую трясину.

Глинистые дороги на средней Волге, это вообще бедствие. Глина здесь особая -тяжелая и вязкая, имеющая привычку неотвратимо прилипать к каждому опустившемуся в нее предмету. Особенно тяжело по ней ходить, ведь она налипает на сапоги огромными пластами, целыми горами, и тянет вниз, пока не создается впечатление, что на ногах находятся пудовые гири. Стоит очистить сапоги, сделать новый шаг, и вот все сначала и чем больше ступаешь, тем больше прилипает. Особенно тяжело по таким дорогам на велосипедах, у тех вообще перестают крутиться колеса от массы налипшей грязи. Вообще есть способ избавиться от грязюки, для этого надо просто идти по траве, которая сдерживает почву и одновременно счищает уже налипшую грязь с сапогов. К сожалению к середине осени травы почти не остается и спасения от грязи нет никакого.

– Да что ж такое!!! – заорал Леонид когда передние колеса его машины бултыхнулись в исполинскую только что намытую ужу.

Он судорожно поддал газу. Колеса бессильно завертелись в жидкой грязи, но затем что-то нащупали и толкнули легкий автомобиль вперед, в следующую лужу.

Историк вздохнул опять. Собственно он как раз дошел до того состояния духа, в котором находился Сергей именно на этом месте, а именно до состояния утомленного раздражения. Дождь лил как из ведра, похолодало, а через невидимые глазу микроскопические дырки в покореженной крыше лениво капали тяжелые водяные шарики.

Машина буксовала, шла юзом, но упорно пробиралась сквозь грязевое болото, к своей холодной отвлеченной цели, холм которой уже виднелся не так далеко впереди.

А температура падал на глазах и скоро историк, вынужден был остановится, чтобы натянуть на себя теплую куртку. Дождь, размочив наконец дорогу стал стихать и теперь лениво моросил заляпывая потресканное лобовое стекло.

Холм, на невидимом склоне которого стояло село, приблизился и машина, надрываясь своим слабеньким двигателем упорно полезла вверх. Периодически колеса не могли ухватить твердую землю, под ними плыло, и тогда водителю казалось, что он вот – вот соскользнет и покатиться вниз, сначала на днище. А потом кувырком. А такое похоже здесь уже случалось, во всяком случае один раз он увидел ржавый корпус какого то автомобиля в кустах, а позже еще один.

Вообще места были неприятные, особенно в дождь. Кусты и ветви ближайших деревьев были странны голы, словно давно уже засохшие, а на некоторых трепетали грязно-желтые листья, словно уже наступила осень, было грязно сыро и тягостно.

И еще странность – начинало темнеть. Леонид глянул на свои часы, но те показывали пять часов вечера, а когда он поднес их к уху, оказалось стояли. Значит провозился он уже до позднего вечера. Иначе почему смеркается так рано в середине августа? Тучи закрыли собой остатки чистого неба, налились силой, потемнели, и лениво тянулись так низко, что казалось, задевают верхушки деревьев. Справа от машины, Волга тоже меняла цвет своих волн и они становились тускло черными, минуя серо стальной.

– "Буря?" – подумал Сергеев знакомый. – "Опять буря?"

Но это не буря. Буря было полтора месяца назад, и прошла, а здесь было нечто серьезней. Леонид, сам того не зная, оказался первым пришедшим снаружи человеком за долгие четыре недели и пять дней.

Он поддал газу, стремясь как можно быстрее оказаться на вершине холма, но тут ему пришлось остановиться и включить печку, потому что температура стала критически падать. Он сильно устал и не обратил на это внимание, решив, что и в августе ночами случаются заморозки, а зря, потому что температура в Черепихове уже давно пресекла черту заморозков, прочно установившись на пяти градусах ниже нуля. Не обратил он внимания, и на то, что не при каких заморозках не будет так обильно идти пар изо рта.

Волга не замерзала, что больше создавало иллюзию тепла. Увы, на самом деле вода в медленно текущей реке становилась такая густая и маслянистая, пронизанная черными токами, с крутого правого берега, что не могла совершено замерзнуть

Машина наконец заползла на середину холма, и колеса ее проскальзывали уже не по жидкой грязи, а натуральному льду, и ему оставалось проехать еще метров десять, чтобы с вершины открылся вид на заснеженное Черепихово, как вдруг он увидел нечто неожиданное и резко затормозил, чуть не разбив лицо о секло.

Совсем рядом с замерзшим радиатором машины, не двигаясь, словно, высеченные из черного камня сидели три больших и на редкость мерзко выглядящих создания. Поперву историк даже не понял кто они такие, но затем приглядевшись принял их за три больших черных пантер. Это было невозможно, потому что пантеры у нас не водятся, особенно на таком холоде, но факт был фактом, посреди дороги неподвижно сидели создания довольно напоминающие больших кошек и совершенно черного цвета.

Леонид некоторое время изумленно пялился на них, а затем встряхнул головой. Мысли разбредались и в мозги лезла всякая дрянь. Но объяснить присутствие троих зверей на дороге он не мог.

Он еще раз тряхнул головой, а затем включил фары и осторожно погудел. И тут заметил такое, от чего его недоумение стало медленно но верно переходить в страх.

Все три зверя спокойно сидели с закрытыми глазами, а после гудка медленно и неторопливо открыли глаза. Все три. И все три огромных круглых глаза не имели зрачков и слабо светились багровым светом, что смотрелось чудовищно страшно на фоне угольно черной шерсти. Он пошевелились и как один встали, и перед взором сидящего в машине открылись новые, неприятные подробности. Из черных боков псевдо пантер росли чешуйчатые подергивающиеся конечности, а межу их лапами была натянута полупрозрачная перепонка, которая вибрировала в так движениям.

– Что… – выдавил из себя Леонид ошарашено сжимая руль, и подумал, что не стоит ли сдать сейчас назад, но решил, что пока не стоит.

Чудища молча стояли пред машиной и каждый был размером с крупного пса, стояли молча и сверлили взглядом красных диких глаз, а испуганный историк приметил еще и роговые шипы на их спинах. Звери вздрогнули как один и сделали шаг поближе к машине. Леонид вздрогнул и резво подал назад, но от резкости действий мотор заглох и только подребезжал напоследок. Настала тишина, только теперь он заметил что вокруг мертвенно тихо. А еще они заметил, что из пастей черных страшных зверей медленно поднимается визгливый нарастающий звук.

Вообще, причислив тварей к пантерам историк не очень ошибся. Все трое действительно были из породы кошачьих, а именно были не так давно простыми Черепиховскими кошками. Одна из них кстати жила когда-то в синеньком доме с совами на крыше, та что справа. Что ж змеиное проклятье отобразилось не только на людях, но и на всех животных проклятого села. Мутировавшие кошки стали уже ни на что не похожи, а вдобавок приобрели еще и тотальную ненависть к человеку.

Он трясущимися руками завел двигатель снова и, нервно поглядывая на воющих тварей подал назад. И тут же резко тормознул, потому что путь вниз перекрывало с десяток серых тел. Волки! Не самые крупные, с торчащими ребрами, а некоторые чешуйчатые и трехглазые. Все они стояли стеной и в ярости рычали на дергающуюся машину.

– "Прорваться?" – подумал Леонид лихорадочно. – "Нет, не дадут!"

Это он правильно рассудил, хотя и ничего не знал о судьбе трех грузовиков с гуманитарной помощью, хотя и видел силуэт одного из них в ближних к лесу кустах. Волки бы не дали пройти такому маленькому автомобилю.

Со стороны черных чудищ раздались резкие вопли, и резко обернувшийся историк увидел как одно из них с визгливым рыком летит прямо на стекло. Он отшатнулся, вцепившись руками в руль и тут тяжелое тело ударилось о стекло. Хрустнуло, чудище отлетело прочь, гулко ударилось о землю, а по стеклу расползлась мелкая сетка трещин. И тут же второй удар добавил их еще, это следующий монстр не жалея себя, ударил в прозрачную преграду, что отделяла его от сидящего внутри железной скорлупы человека.

Первая тварь уже поднялась на лапы и чуть прихрамывая (из лопатке у нее струился поток водянистой крови, сбегая по шерсти), разогналась для новой атаке, но в этот момент третий монстр как раз вспрыгнул на капот, и стекло не выдержало, лопнуло на сотню мелких почти круглых осколочков, а чудовище с ходу вломилось в салон, подле замершего Леонида. Бывшая кошка рухнула на сиденье, потеряла равновесие и забилась там словно в судорогах, смазав когтистой лапой (когти у нее были не меньше десяти сантиметров в длину) по серой обивке салона. Та расползлась и мелкой трухой посыпалась на Леонида.

Именно это пробудило бывшего историка от ступора, в котором он находился. Он взвизгнул от страха, ничуть не хуже черного монстра и лихорадочно принялся открывать дверь, но пальцы дрожали и никак не хотели как следует цепляться за ручку. Наконец он резко толкнул дверь отворилась и смазала по морде засевшему подле нее третьему зверю. Раздался хлюпающий звук и мерзость с воем отлетела на полтора метра.

Леонид выскочил, и на негнущихся ногах отбежал на три метра к лесу, испуганно огляделся. В салоне стоял визг и гам, там две черные кошки, та что разбила стекло и кинувшаяся следом, бились на сидении пытаясь расплести свои многочисленные конечности, взмахивали хвостами (кстати хвостов у них была по два, есть легенды о том что вампиры превращаются в кошек с двумя хвостами), и брызгали сероватой слюной на испоганенную обивку.

Неподалеку лежала третья "кошка" и не шевелилась, видать получила дверцей по черепу, а позади пара десятков волков один за другим поворачивались к нему. Их глаза с тупым удивлением уставились на сбежавшего. Сверкнул близкая зарница и четыре десятка глаз синхронно сверкнули. Рванув с места в карьер волки кинулись на него. Губы их были задраны, а с оскаленных клыков на мерзлую землю падали тягучие капли слюны.

Историк попятился от них, по пути споткнулся о тело разбившейся кошки, упал, больно стукнувшись затылком, поднялся и увидел как серые тени стремительно несутся на него. Волки мчались дикими скачками, сталкивались друг с другом в диком желании дорваться поскорее до жертвы, да еще черные недокошки выскользнули наконец из салона и влились в толпу волков.

– Ай! – крикнул Леонид тонко, и оглянулся на лес, тот был темен и тих, однако чувствовалось, что во тьме скрывается бьющая ключом темная жизнь.

– Ааааа!!! – заорал он, опять кинулся бежать, споткнулся и упал, раскровянив губы, и в этот момент первый волк достиг его.

Вонючая мохнатая туша заслонила небо, и последнее что историк мог видеть, был его автомобиль дико и безумно смотрящийся в массе бурливших вокруг него серых тел. Волк налетел на человека, придавил мощными передними лапами и сделал молниеносный выпад челюстями, обильно разбрызгивая вонючую липкую слюну.

Куснул, и его челюсти мощно сошлись, но сцепили только кусок мерзлой жесткой земли, потому что в последний момент зверя мощно снесло в сторону. Сбоку послышался тяжелый удар и дикий агонизирующий визг, в котором явно выделялась дикая первобытная тоска. Что ж, архивный работник не мог знать что и этот волк когда-то был человеком. Звали этого человека Александр Саянцев и у него был весьма крупный дом неподалеку от основной Черепиховской площади, он часто посещал бар "Левый берег", был женат и имел трех детей, а также автомобиль Москвич 2140, с ржавым пятном на левом заднем крыле, сразу под крышкой от бензобака. Одним из любимейших занятий его, было отправиться погожим деньком на Волжский пляж и плавать в реке в сове удовольствие. Из любимых блюд у него была говяжья печенка, которую он запивал яблочным соком.

А теперь он умирал на мерзлой колкой земле, пронзенный ржавыми вилами с крашеной рукояткой, бессильно бил лапами с огромными в царапинах когтями и бессмысленные его глаза пялились в низкое темное небо.

Леонид неподвижно лежал, борясь с тошнотой, рядом завывал все тише волк, и никто больше не нападал. Историк видел только небо, на котором при вспышке очередной молнии зарницы было видно как стремительно перемешиваются тяжелые массы туч. Стало совсем темно, а затем неожиданно в воздухе разлился странный беловатый отсвет, словно от лампы дневного света, только чуть потеплей. Примерно такой, чуть другого оттенка, можно наблюдать у уличных фонарей с оранжевой лампой. Встанешь под такой и кажется немного теплее и праздничнее.

– Вставай. – Произнес усталый голос с хрипотцой, кажется старческий. – Никто тебя не тронет.

Леонид лежал не двигаясь, мысли отвлеченно бродили, а часть сознания активно боролась с подкатывающим шоком. Другая же часть натужно пыталась осмыслить и объяснить увиденное. У людей вообще так. Все необычное, раз уж посчастливилось увидеть, надо осмыслить, и переработать так, чтобы могли осмыслить другие. К сожалению осмыслить получается далеко не все, и что не поддается осмыслению может перегрузить мозг и навсегда сломать разум. Вот почему, увидев что-то абсолютно инородное нашему порядку вещей, большинство попросту теряет рассудок.

Историк сейчас как раз был близок к этой опасной грани. Его рассудок был менее крепок чем у Сергея, и потому увиденное выбило его из привычной колеи раз и навсегда. Как-то, депрессивно философствуя в образе змеи Серега пришел к выводу, что необычное лучше вообще не осмыслять, а лучше принять его сразу не обдумывая. Как принимают звери птицы и рыбы. Принимающие новое, и пару часов спустя не обращающие на него внимание, словно оно находилось рядом всегда. Отсюда – думал Сергей – вероятно и растут корни большинства сегодняшних религий. Ведь для нас так много неисповедимого.

– Вставай. – Повторил голос, и откашлялся. – Тебя заждались уже.

Историк медленно сел, его била крупная дрожь и он не мог понять от шока это или от холода, потому что с неба начал беззвучно сыпаться снег. Мелкий и колючий. Леонид, покрутил головой и узрел собственный автомобиль, тупо и бессмысленно пронизывающий темноту впереди светом своих четырех фар. На капоте машины кто-то сидел, и свет, исходивший от него затмевал свет электрических ламп. Сидящий оказался древним стариком в странной одежде. Лицо, все в морщинах улыбалось, но серые глаза смотрели цепко и серьезно. В них не было не следа тупости и бессмысленности свойственной таким старикам, (а судя по виду, сидящему было не меньше девяноста лет), в них была затаенная тоска и боль, словно повидал на своем веку слишком много всего. Однако свет от него исходил… добрый. Другого определения историк подобрать не мог, не получалось как-то. В таком свете голова прочищается, а в душе появляется ощущение праздника. Почему так?

– К…кто? – выдавил Леонид, заикаясь, так как зубы дробно стучали друг об друга.

– Это тебе расскажут. – Негромко сказал старик, ему совсем не было холодно на моментом замерзшем стальном капоте автомобиля.

– когда доберешься до села. Там тебя ждут.

– Ждут…Кто?

– Твой давний знакомец. Он первый сюда приехал.

– Серега… Сергей? Он там?

– Там. – Согласился старец с улыбкой.

– А почему он… Что с ним сейчас?

– Сейчас? – старикан сосредоточился, устремив взгляд в темноту леса, где только что заметил Леонид, горели сотни яростных волчьих глаз. – В данный момент его сильно бьют кулаком в левую скулу, и он падает от удара. Вот, упал.

– Как бьют?! Кто бьет?! Так надо ему помочь!

– Он сам справиться, я видел что он останется жив и не искалечен. Если хочешь знать, мне пришлось выбирать между спасением его и спасением тебя. Я выбрал тебя, потому что сложно остаться целым после множества волчьих зубов. А он не пропадет, вы увидитесь.

– Но кто же вы тогда? – изумленно спросил историк, каша у него в голове уже бурлила не преставая и он все пытался понять как у его собеседника получается так светиться.

– Как я уже говорил об этом тебе расскажут другие. Но перед вступлением в деревню мне придется тебе кое-что рассказать. Возможно тебе это покажется бредом, но не очень задумывайся, верь на слово, и тогда сохранишь рассудок и не уподобишься библиотекарю.

– Какому библиотекарю?

– Это я так к слову. – Сказал старик и огладил свою пышную седую словно идеально расчесанную бороду.

– Это вы сдерживаете волков? – спросил историк, сам удивляясь безумности своего вопроса. – Вы?

– Я. – Величественно сказал старец. Он кстати теперь радикально отличался от того типа в ватнике, что встретил Серега месяц и три дня назад. Вместе с изменениями в Черепихово, менялся и он. Изменился и Серега. Правда душевно, по приезду даже Леонид узнает его с трудом.

– Так значит… – начал историк, но тут волки жмущиеся к деревьям издали долгий яростный вой, удивительно слаженный, и как одни исчезли в темноте.

– Прежде чем ты уедешь, – сказал странный старик, – я хочу тебе кое-что рассказать, чтобы мало-мальски подготовить к происходящим здесь событиям. Подойди ближе я тебе расскажу.

Леонид сделал шаг вперед, а Сивер склонился к нему и начал рассказывать.