Плюшевый мишка без лапы, лежащий рядом с кроватью, напоминал строчку из позабытого стихотворения. Эту игрушку когда-то погрызла собака, и мама вынесла её на мусорку… Только узнала об этом я гораздо позже. Для меня он «улетел на небко», где его ждали такие же мишки. Теперь я поняла, куда попадают старые, дорогие сердцу игрушки…

Только вот, как он сюда попал? Я повернула голову. А как здесь оказалась я? Снова на полу… Рядом лежала старая книга и тихонько трепыхалась как птица, чистящая свои пёрышки. Я коснулась тёплой обложки, и том затрепетал, раскрылся, обнажая передо мной незатейливые строчки

«Ты можешь увидеть друзей или знакомых, если подумаешь о них».

Почему-то вспомнилась Сазонова…

Светка спала на спине, вытянув руки вдоль тела. Её грудь мерно вздымалась — дыхание было ровным, размеренным. Приглядевшись к темному пятну рядом с подушкой сокурсницы, я едва не отпрыгнула от ужаса в сторону. На кровати сидел чёрный волосатый паук с рыжими проплешинами на брюхе и методично покрывал её голову липкими нитями. Никакие силы не могли заставить меня подойти к Сазоновой и согнать с неё эту гадость. Не было ни малейшего желания связываться с этим страшным и противным существом.

Зато захотелось обратно и, спустя мгновение, я оказалась в комнате. Книга, заметив моё появление, сделала несколько движений страницами, призывая прочитать её.

«Одним из ярких переживаний в иномирье может явиться встреча с умершим родственником».

С кем это я должна встретиться в иномирье? И снова зашуршали кремовые листы:

«Побывайте в разных местах. Вам может понравиться отдых на природе. Исследуйте незнакомые ландшафты.»

Лан-д-шаф-ты… ла-ндш-афт-ыыы… я силилась прочитать мудрёное слово и понять, что оно означает. Не смогла, зато захотела в лес. Не то, чтобы мечтала там оказаться… Но лозунг «Берегите лес — природу нашу!» как-то уж очень неожиданно всплыл в моей памяти.

Тут же застрекотали сверчки и цикады, зажурчала вода в ближайшем ручье, зашелестели листья от лёгкого ветра. И так стало мне грустно… Стою одна, на лесной лунной поляне, а вокруг ни души. Ни единой. Не считая меня, конечно.

— Есть кто? — спросила я, озираясь по сторонам.

— Фух! — выдохнул кто-то в кустах, и две пары жёлтых глаз вперились в меня, поблёскивая в темноте.

— Светлячки? — задала новый вопрос.

— Гу! — услышала новое междометье.

— Гуляете по ночам? — ну ничего другого в голову не пришло.

Одна пара глаз исчезла.

— Нудисты? — я попятилась назад, потому что из кустов… В общем, из леса ко мне вышел самый сексуальный нудист в иномирье.

— Марк, — представился он, протягивая мне руку.

А я открыла рот, рассматривая эталон всех стриптизёров мира. Бицепсы, трицепсы, кубики, мускулы, мускулы, мускулы брюнета… Что ж он голым-то по лесу бегает? И не холодно?

— Кхм… — крякнула я. Мой взгляд упорно скользил вниз, туда… в общем туда, где находилась оставшаяся пара звериных глаз на морде… огромного чёрного волка!

— Мой брат, — Марк потрепал за загривок животное. — Антон.

— О… — выдавила я и увидела, как волк крутанулся вокруг своей оси, превращаясь во второго любителя покрасоваться голым телом.

— Оборотни, да, — кивнул тот самый Антон, нисколько не стесняясь наготы.

— Мда, — наконец-то отвернула голову. — А вы всегда без одежды ходите? — спросила между прочим.

Да-да-да! Два брюнета с картинки это хорошо, но не в ночном лесу, где из освещения лишь лунный свет, да я — девушка скромная, неизбалованная, к сексу с первым встречным непривычная. Кто их знает, что у них на уме!

— Ну не таскать же нам одежду на загривках, — обиженно произнёс Марк.

— Не каждую же ночь встречаешь в лесу ведьму, — произнёс второй.

— Кого — кого? — я вытаращилась на обоих, скользнула взглядом по их лицам и телам.

И снова отвернулась, когда поняла, что беззастенчиво хочу пялиться на них. Античные скульпторы знали, что делали, когда создавали свои шедевры. Я не стала исключением в желании любоваться красотой.

— Первый раз вижу стеснительную ведьму, — буркнул Антон.

— Что предлагаешь? — в голосе Марка я чётко слышала любопытство. — Будем растлевать, или обернёмся?

— А потом она силу наберёт, опытной станет и будешь за растление ей тапочки всю жизнь к кровати подносить, — разворчался Антон. — Эй… Ведьма… Мы обернёмся, ты нас не бойся! Хорошо?

— Попробуйте, — я вздохнула. Вариантов-то у меня не было. — А нужно вам что? — спросила их на всякий случай. Сейчас собачками станут — начнут гукать и нукать…

— В деревню отведём тебя, — лениво ответил Марк. — К бабушке.

И повели. Я шла по ночному лесу в сопровождении двух мохнатых волков, которые оказались довольно разговорчивыми. Примерно через пятнадцать минут продирания сквозь заросли, моё тело сковала усталость так, что я очень сильно захотела поныть.

— Нам ещё далеко? — вздохнула я, приноравливаясь к тихой поступи оборотней. — Отдохнуть бы, — взмолилась, и мы остановились.

— Недолго, — зевнул один, и я бухнулась на траву.

Вроде бы в иномирье, а чувствую себя скаутом в подростковом лагере на уроках выживания. Пока я отдыхала, успела хорошенько разглядеть оборотней в звериной ипостаси. Чёрная шерсть волков лоснилась, сами они были вполне упитанными. Видимо, ноги их хорошо кормят. Марк, а его я смогла отличить от Антона по смешному чубу на голове, тяжело дыша, выложил язык из пасти и скалил зубы так, что на землю падала слюна. Антон же, его брат, уселся напротив меня и задумчиво чесал за ухом широченной задней лапой. Размеры волков были внушительными, но попросить их покатать меня, как это делали с Иван-царевичем, язык не поворачивался. Может у того и волк был не их этих.

— Хочешь поговорить? — произнёс Марк, глядя на то, как я задумчиво их осматриваю.

— О чём? — пожала скептично плечами. (Развивать темы серебряных пуль, сезонной линьки и степени их опасности для окружающих желания не было).

— Можно обсудить оперу «Снегурочка», — лениво зевнул зверь.

— Каого обсудить? — настал мой черёд поднимать упавшую челюсть.

— Не каого, а шедевр Римского-Корсакова, — ухмыльнулся Антон. — Слышала о таком? — и подняв глаза к небу, вздохнул. — Как он талантливо показал образно-цветовые характеристики природы в мажорных тональностях…

А мне… Мне захотелось закрыть рукой лицо от стыда и неверия в происходящее.

— Никогда не слышала о такой, — я неприкрыто смутилась своей непросвещённости.

— Как же так? Знаешь ли ты, что сама Снегурочка позировала ему, когда он писал для нее музыку? — в глазах оборотня сквозила досада.

— Ну позировала она ему в иномирье, и то после того, как он забросил «тот самый» роман на полку, — многозначительно парировал Антон.

— Да не забрасывал он его, — начал спорить Марк, — а заново перечитал.

— Какой роман? — я влезла в их диалог, уже не скрывая своего интереса.

— Роман, который стал основой его оперы, — с живостью пояснил серый волк. — Не читала?

А я только развела руками.

— Пошли уже, — вздохнул разочарованно зверь, обращаясь ко мне.

— Может она разбирается в немецкой классике? — внезапно сменил тему Марк.

Он подошёл к дереву и почесал спину о кору, оставляя ошмётки шерсти. Дерево заскрипело, но выдержало.

— Разбираешься? — спросил Антон, а мне достался новый прилив стыда.

— Всё хотел спросить, — Марк уже обращался к брату. — А чем тебе не понравились музыкальные переходы фуги ре минор Иоганна Баха?

— Я не сказал, что не понравились! — притворно возмутился Антон. — Я сказал, что мой грубый слух не услышал этих переходов!

Он сморщил нос и щелкнул челюстями, показывая недовольство собеседнику.

— Кошмар! Первый раз вижу музыкальных волков, — я пробубнила себе под нос, стараясь не привлекать их внимание. Мягко скажем, что рядом с ними я чувствовала себя абсолютной безграмотностью. Интересно, а на луну они тоже воют музыкальными партиями? Но вслух добавила, подметив, что наша спешная прогулка стала враз медленнее. — Может, мы всё-таки будем двигаться туда, куда следует?

— А куда тебе идти следует? — обернулся Марк. — Понимаешь ли ты, что незнание пути следования ведет к незнанию жизненного пути?

— Не всё так плохо, — снова возразил ему Антон. — Незнание пути следования, разрешает сделать любой момент жизни нулевой точкой отсчета, выбрать много вариантов будущей судьбы и просчитать её лучшую вероятность через сеть ожидаемых закономерностей.

— О Боже… они еще и философы… — выдохнула я, перешагивая через огромный валун на тропе. — Если я не ошибаюсь, то сейчас мы идем к бабушке. Только и всего.

— Только и всего?! — Марк остановился и раскрыл от удивления пасть.

Розовый язык, как огромный кусок мяса, снова вывалился из неё и на него сел комар. Он смачно слизнул насекомое.

— Она ни разу не видела свою бабушку, — выдохнул он, — и даже не представляет важность всего момента!

— Тихо, — шикнул Антон. — Мы пришли, — и он махнул головой, указывая на свет, просачивающийся сквозь темноту леса. — Иди.

Я огляделась и заметила, что осталась одна. Мои спутники исчезли также быстро и бесшумно, как и появились. Я сделала несколько шагов и дотронулась до двери. Всего лишь дотронулась до неё, как старое полотно скрипнуло и легко открылось, являя мне просторную комнату и ту самую женщину с прошлой встречи.

Её гладко причёсанные волосы были аккуратно заколоты спицами. Лицо без морщин светилось добротой, а крестьянское платье складками свободно ниспадало на пол, делая её очень похожей на знахарку. Она всем своим обликом говорила, что поможет и поддержит в трудную минуту, и не даст в обиду.

— Бабушка, — прошептала я.

— Эвга, — улыбнулась она. — Меня зовут Эвга, дитя. Заходи.

— Ты настоящая?

— И да, и нет, — грустно улыбнулась она. — Иномирье, где ты находишься сейчас, настолько же нереально, насколько всё по-настоящему в нём.

— Не понимаю тебя, — я нахмурилась, пытаясь понять её слова.

Вдруг вспомнила родителей, Влада, ту жизнь, точно резкая вспышка фотоаппарата осветила мою память.

— Это всё происки злой магии, дочка… Очень сильная колдунья отправила твою душу сюда, а сама заняла твоё тело там, — Эвга была терпелива. — Теперь ты живёшь здесь, пока есть с телом связь.

— Кто я? А кто ты? А что будет потом, когда исчезнет связь? — сразу появились вопросы, в то время как бабушка протянула мне в глиняной чашке отвар.

— Выпей, дитя. Если успею — всё тебе расскажу.

— Что это?

— Эликсир, который поможет тебе помнить, Леля. Пей, — и бабушка вложила мне в руки чашку.

— Горько! — попробовала я напиток, пахнущий какими-то травами.

— Эликсиры не бывают сладкими, — улыбнулась Эвга, — но ты можешь менять вкус так, как пожелаешь.

— В смысле? — я оторвалась от чашки.

— В тебе течёт родовая кровь ведьм Блакенбурга, дитя.

— Чья кровь? — внутри всё замерло. — Блакен… кого? И не выговоришь сразу…

— Это было в лесах Пруссии, дорогая моя, возле города Блакенбурга, — бабушка смотрела на пол, вспоминая. — Наш Род всегда помогал людям, но после времён инквизиции наша ветвь сильно ослабла.

— Какие-то сказки… — тихо произнесла я, не зная, как верить во всё, что услышала.

Да, мне нравилось посещать эзотерические сайты и форумы, я читала про ведьм и колдовство, но одно дело, когда ты просто любишь прикасаться к магии из любопытства, а совсем другое — знать, что ты и есть часть этой магии.

— Если хочешь, — улыбнулась Эвга, — я покажу тебе, — и она подошла ко мне.

Тонкий, кисло-сладкий запах свежей выпечки неожиданно ударил мне в нос. Я принюхалась, но тут дверь в горницу вдруг открылась, и в комнату вбежали дети. Белокурый мальчик держал в руках куклу, связанную из какой-то соломы. Он смеялся, пока темноволосая девочка пыталась её забрать.

— Ну отдай! Верни! — упрашивала она.

— Вот ещё! Это моя игрушка, — дразнился он.

— Ну-ка, дети, — следом за ними в горницу вошла молодая красивая женщина.

Я восхитилась правильными чертами её лица и волосами, цвета горького шоколада, заплетёнными в косу и прибранными под платок. Она подошла ко мне совсем близко и наклонилась, открывая сундук. Молча, не обращая на меня внимание, вытащила оттуда платок, как входная дверь открылась со скрипом и с клубами морозного воздуха в жилище ввалился мужчина. Рослый, статный с голубыми глазами он был явно чем-то встревожен.

— Бабушка, кто это? — спросила я, и тут же почувствовала ладонь Эвги на своих губах.

— Венда, помоги! — взмолился он.

— Ганс? Что случилось? — она тут же подтолкнула детей и выгнала их в другую комнату.

— Петер… Попал в капкан! — он снова открыл дверь, и крикнул. — Быстро!

— Сколько крови. Давно? — в комнату внесли окровавленного мужчину.

— Полчаса назад.

Из ноги раненого Петера хлестала ярко-алая кровь, сам он был бледный и без сознания.

Эта женщина, Венда, быстро подошла ко мне, и посмотрев на меня, быстро наступила на скамью и захватила сноп сухой травы с голубыми и жёлтыми цветочками, висевший прямо над моей головой, а в следующий миг бросила его в огонь очага. Комната сразу наполнилась тягучим ароматным дымом.

— Все вон! — вдруг приказала она. — Оставьте меня с ним наедине!

Горьковатый запах горящей травы напоминает мне чем-то полынь.

Венда садится на скамью, на которой лежит Петер, и прикрывает его рану руками, слегка надавливая на неё. Она начинает что-то шептать, раскачиваясь из стороны в сторону. Проходит какое-то время и кровь начинает течь всё слабее и слабее, пока не останавливается совсем. Неужели умер? Волна грусти настигает меня, но щёки мужчины начинают розоветь, и он открывает глаза, вперившись взглядом в Венду. Она убирает руки и сползает со скамьи на пол. Только сейчас я понимаю, как она устала. Хочу кинуть к ней на помощь, но сижу, крепко удерживаемая бабушкиными руками.

— Тсссс… — слышу её голос. — Смотри.

Мужчина встаёт и начинает осматривать ногу. Нет ни раны, ни какого намека, что она вообще там была. Только подсыхающая кровь напоминает о разыгравшейся трагедии. Он улыбается, кивает головой, бросает на стол тяжёлый кошель и уходит из жилища в мороз.

Я хочу повернуть голову, но не успеваю это сделать, как открываются двери, и в дом влетают вооружённые вилами и топорами люди. Их лица перекошены от страха и злобы.

— Ведьма! На костёр! — кричат они. — Сжечь!

Венда бледнеет и начинает озираться по сторонам в поисках укрытия. Но поздно! Её хватают и тычками выводят из дома.

А потом… потом я оказалась на площади, спутанная верёвками и привязанная к деревянному столбу. Грубые верёвки до боли впились в мою кожу, не оставляя шансов сбежать.

Ветер… Сильный ветер развевал на мне, то, что когда-то называлось платьем, а мои длинные волосы, грязные, засохшие нещадно лезли в глаза.

Крики, шум — вокруг меня бесновалась толпа и мёрзла от холода. Посмотрела вниз… я стояла на брёвнах. И что-то мне это не понравилось. Не было бабушки, не было избушки, не было леса. Ничего. Только я и взгляд в упор от низкорослого мужика с большим мясистым носом.

— Наконец-то ты попалась, — говорит он, а его глаза вспыхивают на миг огненно-красным.

Он протягивает руку, и я вижу факел, который ему подают.

— Тебе же спасли жизнь! — кричу ему, а Петер улыбается и делает бросок.

Огненная палка летит, больно ударяясь об колено, и падает оземь, рассыпая тысячи искр. Тонкие ветви моментально схватываются пламенем, быстро распространяясь вокруг. Горький дым с запахом полыни забивается в нос, рот, глаза… Мне трудно дышать. Огонь ласкает смертельно-жаркими языками мои ноги… Он несёт освобождение… От проклятья… или заклятья…

Запах горящих дров и плоти. И я закричала, не желая умирать, и очнулась. Эвга убрала свои руки от моего лица, и только тогда я поняла, что вся мокрая от слёз.

— Венда — наша прародительница, Леля, — рассказала она. — Её дети выжили, но Дар перестал проявляться в каждом поколении. Так нарушилась традиция передачи магии от бабушки к внучке.

Эвга замолчала, а я сидела на скамье и плакала. Обвела затуманенным взглядом место, в котором находилась и вспомнила:

— Что за колдунья навредила мне?

— Не знаю, дитя. Ты живёшь только тогда, когда она спит. Сильная, она разбила твою душу на осколки… Поэтому ты забываешься, не знаешь кто ты, где… Ты слаба, уязвима и теряешь время, чтобы выбраться отсюда, — в голосе бабушки сквозила грусть.

— Но тебя-то я нашла…

— Это я нашла тебя, дитя, — она улыбнулась. — Но силы мои на исходе. Тебе предстоят испытания. Ты должна найти себя и только тогда сможешь обрести свою жизнь в том, реальном мире.

— Но что мне делать? — я совершенно не понимала о чём она.

Мало того, никого искать я не хотела. А вот тёплую кроватку, потрёпанную до дыр, перечитанную сто раз книжку и чашку тёплого чая с молоком или кофе… Я вздохнула.

— Ищи себя, — сказала бабушка. — Найди меня. Это всё, что я могу тебе сказать.

И снова всё вокруг закрутилось, утягивая меня в чёрную воронку.