За последние годы медицина сделала огромный шаг вперед в том, что касается выхаживания сильно недоношенных детей. Еще не так давно ребенок, родившийся на сроке в двадцать четыре недели, обычно умирал через несколько минут, а если даже каким-то чудом выживал, то вырастал физически или умственно неполноценным. Теперь же такой младенец имеет неплохие шансы не только на выживание, но и на то, что он будет нормальным, здоровым ребенком. Тем не менее до сих пор прерывание беременности на таком сроке является не только законным, но и довольно распространенным явлением.

Пока плод находится в матке, он с каждым днем становится все сильнее и жизнеспособнее. В двадцать шесть недель шансы ребенка на выживание значительно выше, чем в двадцать четыре. А в двадцать восемь они становятся просто отличными.

Завтра двадцативосьминедельный ребенок Эммы появится на свет, и его тотчас же поместят в один из этих инкубаторов. Сама же Эмма, довольная и счастливая, вернется к своей сценической карьере, считая, что имело место обычное прерывание беременности, не подозревая о том, что ее ребенок жив и еще несколько месяцев будет находиться в клинике на Тронале, где ему обеспечат самый лучший, высокопрофессиональный уход. Если его мозг, легкие и другие жизненно важные органы будут продолжать нормально развиваться, он вскоре превратится в нормального, здорового младенца, за которого на аукционе в Интернете, несомненно, будет предложена очень высокая цена. «Аборт» Эммы отложили на пять дней. Для роста и развития плода это дополнительное время жизненно важно. Кроме того, это дало здешним врачам возможность ввести Эмме стероиды, которые способствуют более активному развитию легких ребенка.

Если бы я об этом узнала всего сутки назад, то ужаснулась бы и сказала, что это самая большая мерзость, какую только можно себе представить. Теперь же, когда мне стало известно, какую судьбу уготовили эти подонки Дане и какая участь уже постигла многих несчастных женщин, я почти не удивлялась тому, что мне удалось обнаружить.

Я повернулась к Дункану:

– Как давно ты об этом знаешь?

Дункан не отвел взгляда. Не мигая, он смотрел мне прямо в глаза.

– О чем? О недоношенных детях? Всего несколько недель.

– А обо всем остальном?

– С шестнадцати лет, – ответил он. – Обо всем рассказывают, когда нам исполняется шестнадцать, – Дункан запустил руку в волосы. – Но я не поверил этому, Тора! – Он замолчал и отвел взгляд, но почти сразу же снова посмотрел мне в глаза. – Или, скорее, просто убедил себя в том, что это неправда. Поэтому я и уехал с островов и после окончания университета ни разу не приезжал сюда даже на выходные. А в эту клинику я вообще впервые попал только сегодня вечером, клянусь тебе.

За последние несколько дней я не раз имела возможность убедиться в том, что Дункан умеет очень убедительно врать. Но сейчас мне почему-то казалось, что он говорит правду.

– Но в конце концов мы все-таки приехали сюда. И именно ты настоял на этом переезде. Почему?

– Я не хотел возвращаться, – почти выкрикнул Дункан. – Они угрожали убить тебя, если я не вернусь. Убить нашего ребенка, если он у нас появится. Мне пришлось принимать эти проклятые таблетки. Если бы ты забеременела, они бы…

Он не смог договорить. Но в этом не было необходимости.

– Вырезали мне сердце? – спросила я.

Дункан кивнул. Я заметила, как осунулось его лицо – кожа на скулах натянулась, а под глазами залегли огромные, почти черные тени. Только сейчас я впервые поняла, через что ему пришлось пройти за последние несколько месяцев. И с чем ему пришлось жить большую часть жизни.

– У твоей матери не было рассеянного склероза?

– Моя мать была абсолютно здорова. Пока не попала к ним в лапы.

Я взяла его за руку. Она была настолько ледяной, что я даже испугалась.

– Что же нам теперь делать?

Он оглянулся на дверь, как будто опасаясь, что нас могут подслушать.

– Сейчас ты вернешься к лодке и сделаешь все так, как я говорил.

– Мы уйдем отсюда вместе. Я не оставлю тебя здесь.

Мне уже казалось, что Дункан готов согласиться, когда он решительно покачал головой.

– Если я уйду с тобой, эти женщины умрут. Как только мы поднимем тревогу, Ричард просто сбросит их за борт. Полиции он скажет, что всю ночь рыбачил. И кто сможет доказать обратное?

– Мы. Мы же все видели.

Мне стыдно это признавать, но в тот момент я была настолько напугана, что почти забыла о Дане и других женщинах. Я хотела только одного: чтобы мы с Дунканом как можно скорее убрались с этого острова.

– Тори, ты просто не имеешь представления о том, с кем мы имеем дело. Эти люди обладают такой властью и таким влиянием, какие тебе и не снились. Даже если нас не убьют, нам все равно никто не поверит. Необходимо, чтобы Дана и две другие женщины остались в живых.

Конечно, он был прав.

– Что ты хочешь делать?

– Я собираюсь отправиться в гавань и сесть на этот катер. Ричард решил выйти в море сам. Я смогу с ним справиться. Подожду, пока мы отойдем от берега, и стукну его чем-то тяжелым по голове. Потом поведу лодку в Уйесаунд. Если мне повезет, твоя подруга Хелен будет там.

– Я тебя очень люблю, – сказала я.

Он слабо улыбнулся в ответ и потащил меня к двери, которая находилась в дальнем конце комнаты. Когда мы закрыли ее за собой, я обвела взглядом полутемное помещение. Это были ясли. Вдоль стен стояло шесть выкрашенных в белый цвет детских кроваток. Со стен, которые тоже были белого цвета, на нас смотрели персонажи мультфильмов, с потолка свисали игрушки, а на полках сидели плюшевые мишки и лопоухие зайцы. Здесь также были пеленальные столики, стерилизаторы и детская ванночка. Все это казалось настолько нормальным, что мне стало жутко, по спине побежали мурашки.

На кроватках, в которых пока не было необходимости, не было белья, только голые матрацы. Я смотрела на них, и последние куски головоломки постепенно становились на свои места. С тех самых пор, когда я узнала о Тронале, мне не давал покоя вопрос, как может существовать родильный дом, в котором рождается всего несколько детей в год. Теперь я знала, что официально зарегистрированные младенцы были просто прикрытием для гораздо более зловещих дел, которые творились здесь.

Клиника была создана для того, чтобы способствовать появлению на свет сыновей троу. В комнатах наверху в течение всей или почти всей беременности держали одурманенных лекарствами и часто скованных по рукам и ногам похищенных женщин. Возможно, когда на острове не было посторонних и пленниц не нужно было прятать, им даже предоставлялась определенная свобода, потому что сбежать отсюда было все равно невозможно. Тронал был одной из самых неприступных тюрем, какие только можно себе представить. Много ли найдется беременных женщин, которые рискнут переплыть холодный, бурный пролив? Правда, если бы они знали, что почти сразу после родов на их теле вырежут загадочные скандинавские руны, а потом вырвут из груди еще живое сердце, то, думаю, некоторые точно бы рискнули.

Дети, рожденные этими женщинами, усыновлялись мужчинами троу и их женами, которым до этого не позволяли завести собственных детей, как это было со мной и Дунканом. Для того чтобы окончательно узаконить этих детей, осуществлялся подлог, и их приемные матери вписывались в свидетельства о рождении как биологические. Значило ли это, что приемные матери, жены троу, были посвящены в то, что происходит? Знала ли Элспет правду о рождении Дункана? Честно говоря, мне не очень хотелось размышлять над этим вопросом.

Мы быстро прошли к двери, которая находилась в дальнем конце комнаты, остановились и прислушались. Ничего. Мы открыли дверь и оказались в кладовой. У одной стены стояли разобранные детские кроватки, у другой – сложенные коляски. Здесь также было две двери, одна из которых вела в коридор, а вторая наружу. Дункан подошел к наружной двери, распахнул ее, впустив в кладовую поток холодного воздуха, вышел и внимательно осмотрелся. Я слышала голоса, но они доносились откуда-то издалека.

Однако дети троу рождались только раз в три года. Обычных детей, которых официально отдавали на усыновление, было совсем немного. Получалось, что все остальное время клиника простаивала бы. Поэтому предприимчивые троу придумали для нее еще одно применение – в ней стали делать незаконные аборты на очень поздних сроках. Через сеть больниц, центров планирования семьи и абортариев, разбросанных по всей Европе, а также врачей, дающих «рекомендации и консультации», они без труда находили отчаявшихся женщин, готовых заплатить соответствующую сумму за незаконное избавление от нежелательной беременности. После нескольких дней, проведенных на Тронале, эти женщины возвращались к обычной жизни, даже не догадываясь о том, что они на самом деле оставили на острове.

Они никогда не узнают, что их дети, их собственная плоть и кровь, до сих пор живы, что после «аборта» их просто переместили в отделение интенсивной терапии, где они подрастали и развивались до тех пор, пока не становилось возможным выставить их на торги и продать людям, предложившим наиболее высокую цену. Это была гениальная схема. Чудовищная, но гениальная.

Дункан вернулся в комнату:

– Все спокойно. Собаки заперты, а почти весь персонал занят транспортировкой женщин на лодку. Но тебе все равно нужно соблюдать максимальную осторожность. Старайся передвигаться как можно быстрее и не попасться никому на глаза.

Я никогда в жизни не прыгала с парашютом, но в тот момент мои ощущения были, наверное, такими же, как у человека, который стоит у открытой двери самолета и готовится шагнуть в пустоту. Я понимала, что мне надо идти, оставить Дункана и пробираться к лодке в одиночку, но не могла заставить себя сделать первый шаг. Тогда Дункан просто вытолкнул меня наружу, и я побежала.

Остановившись на секунду, чтобы сориентироваться, я направилась к гребню холма, за которым можно было укрыться в том случае, если кому-то вздумается проверить территорию, непосредственно прилегающую к больнице. Добравшись туда, я остановилась, чтобы перевести дыхание и убедиться, что меня никто не преследует. Оглянувшись на клинику, я увидела, что дверь уже снова закрыта, и Дункана нигде не видно. Затем, призвав на помощь все свое мужество, я снова пошла вперед, следуя по уже пройденному мною не так давно пути в обратном направлении. Забрав оставленный ранее рюкзак, я надела штормовку, спустилась с холма и быстро пошла по направлению к изгороди, высматривая камень, которым отметила место, где была перерезана колючая проволока. Как только двойное ограждение осталось позади, я бросилась бежать и бежала до самой вершины скалы. Там я немного отдышалась и начала спускаться, но вовремя остановилась, внимательно вглядываясь в темноту. Внизу что-то двигалось.

Господи, это всего лишь морские птицы. Один раз они уже напугали меня до смерти, и я не собиралась позволять им сделать это во второй раз. Мне обязательно нужно было спуститься на берег. Дункану может понадобиться моя помощь. Внизу снова началось какое-то движение, и я застыла на месте. Птиц такого размера просто не бывает. Припав к земле, я начала отползать назад. Камень сорвался из-под моей ноги и покатился вниз. Я снова застыла. Внизу, на том месте, где, по моим подсчетам, должна была находиться лодка, кто-то включил фонарь. Луч света начал скользить по скалам. Вжавшись в скалу, я замерла. Луч коснулся моей ступни, но не остановился и заскользил дальше, а через пару минут вообще погас.

Очень медленно и осторожно я начала взбираться обратно, к вершине, моля Бога о том, чтобы не задеть еще какие-то камни. Оказавшись на самом верху, я попыталась восстановить дыхание и собраться с мыслями. Итак, мою лодку обнаружили. Они будут искать меня, тщательно обшаривая каждый сантиметр острова до тех пор, пока не найдут. Возможно, до рассвета я еще смогу скрываться от них, но как только взойдет солнце, меня сразу же обнаружат. И у них были собаки. Если они спустят их на меня…

Так или иначе, но я должна была как можно скорее покинуть остров, и сделать это можно было только одним способом. Похоже, у Ричарда будет дополнительный пассажир. Я снова тронулась в путь, на этот раз направляясь на север. Добравшись до дороги, которая вела от гавани к больнице, я почти километр шла параллельно ей и в результате оказалась на другой стороне острова. Один раз мне пришлось срочно искать укрытие, когда со стороны гавани послышался звук дизельного двигателя. Ко мне приближалась какая-то машина. Припав к земле, я наблюдала за дорогой. В направлении больницы проехал большой внедорожник, очень напоминающий автомобиль инспектора Данна. Возможно, это и была его машина. Я успела заметить, что в ней сидело несколько человек. Для такой ухабистой дороги они ехали очень быстро.

Как только машина скрылась из виду, я побежала и вскоре, совершенно запыхавшись, уже была на вершине скалистого гребня. Прямо подо мной был пролив Скуда, а за ним, дразняще близко, светились огни Уйесаунда. Большая моторная лодка все еще была пришвартована к причалу, но рулевая рубка ярко освещена, а по пузырькам воды за кормой я поняла, что двигатель уже включен, хотя и работает вхолостую. Я начала спускаться вниз.

В гавани все еще свирепствовал сильный ветер, не позволяя расслышать, что происходило на лодке, но зато он разогнал часть темных туч, и теперь сквозь них проглядывала луна. Видимость стала гораздо лучше, и я смогла рассмотреть цифры на своих часах. Половина двенадцатого. Я подбежала к причалу и присела на корточки рядом с левым бортом лодки. К причалу она была пришвартована двумя линями, которые тянулись от носа и кормы. Подкравшись к ближайшему окну, я заглянула внутрь. Это была рубка. Я увидела штурвал, пульт управления и рацию, а также небольшой, обитый тиком жилой отсек с крохотным камбузом и штурманским столом. Две двери вели в спальные каюты, расположенные по обоим бортам, а одна – на лестницу к кокпиту. Ричарда нигде не было видно, и я двинулась дальше, к окну небольшой спальной каюты. Дана неподвижно лежала на койке, но она была не одна. Я увидела до блеска начищенный носок черного кожаного ботинка и кусочек темно-серых брюк. Слава богу! Значит, Дункан уже на борту. Как можно осторожнее я подтянулась и перебросила ногу через поручень. Лодка чуть заметно качнулась.

– Кто там? – послышался снизу голос моего свекра.

Лодку никак нельзя назвать идеальным местом для игры в прятки. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, я видела только один выход – перемахнуть через борт и вплавь добираться до Анста. Снизу послышались тяжелые шаги. Кто-то поднимался по ступенькам.

На крыше рубки лежал сложенный тент, который обычно натягивали над кокпитом в плохую погоду. Я быстро забралась наверх, легла и зарылась в складки брезента.

От тяжелых шагов Ричарда по лестнице, соединяющей рубку с кокпитом, лодка начала раскачиваться. Я ничего не видела, но живо представляла себе, как мой свекор стоит на палубе и озадаченно оглядывается по сторонам, не понимая, почему никого не видно. До него было не больше метра. Я затаила дыхание, уповая на то, что брезент полностью скрывает меня и Ричард не заметит, что сложенный тент стал гораздо объемнее, чем раньше.

Внизу затрещала рация. Сквозь радиопомехи пробивался голос:

– «Arctic Skua», отзовитесь, «Arctic Skua», вас вызывает база.

Ричард начал спускаться вниз. Я молилась о том, чтобы ветер хоть немного стих и можно было услышать, о чем будет идти речь.

Рация снова затрещала. Мне показалось, что я услышала слово «подвал» и несколько ругательств, но не стала бы утверждать этого наверняка. Потом заговорил Ричард.

– Вас понял. Буду осторожным. Я отплываю. «Arctic Skua» отплывает.

Подо мной снова началось какое-то движение. Я услышала, как Ричард открыл и закрыл дверь, после чего снова начал подниматься по лестнице. Я насчитала семь ступенек. Оказавшись на палубе, он прошел на нос катера, и, судя по скользящему звуку, выбрал носовой линь. Лодка сразу же развернулась по течению. Тяжелые шаги Ричарда стали удаляться в направлении кормы. Когда он остановился, я рискнула осторожно выглянуть из складок брезента. Согнувшись почти пополам, он стоял спиной ко мне и отвязывал кормовой линь от крепительной планки. Как только он его отвяжет, нас начнет относить от пирса, и ему придется бегом вернуться в рубку, чтобы увести лодку подальше от берега. Мне представлялась потрясающая возможность подкрасться к нему сзади и толкнуть изо всех сил. Тогда Ричард упадет за борт, а мы с Дунканом спокойно направим лодку с Уйесаунду.

Слишком поздно. Ричард разогнулся и начал поворачиваться. Я поспешно зарылась в брезент.

Катер начало относить от причала. Ричард быстро прошел через кокпит и спустился в рубку. Потом взревели моторы, и лодка резко повернула вправо. Я снова выглянула из своего укрытия, пытаясь сориентироваться. Впереди не было ничего, кроме черноты. Огни Уйесаунда остались позади, и с каждой секундой становились все менее различимыми. Мы направлялись на восток по проливу Скуда, в сторону Северного моря.

Ричард не жалел двигателей. Мы неслись вперед со скоростью в семь или даже восемь узлов. Волны ритмично бились о корпус лодки, как молотки, отсчитывающие секунды на гигантских часах. Нос судна поднимался и опускался, и брызги морской воды периодически окатывали палубу ледяным душем. Это было ужасно неприятно, и я понимала, что чем дольше пробуду под брезентом, тем сильнее окоченею. Где же Дункан? Он собирается действовать или нет? Я встала. Крыша рубки была скользкой от воды, и мне пришлось ухватиться за леер, чтобы спуститься на палубу. Рюкзак за спиной стеснял движения. Я сняла его, пристегнула к крепительной планке, открыла и начали рыться внутри. Наконец я нашла то, что искала, и положила в карман штормовки.

Ричард сбросил обороты, и ход катера замедлился на несколько узлов. Мы проходили очень сложный участок. Тронал остался справа по борту, примерно в двухстах метрах, а вокруг в опасной близости от нас из воды вздымались темные громады скал. Для меня это было полной неожиданностью. Мы с Дунканом никогда не заплывали так далеко на восток, и я даже не подозревала, что именно здесь находятся одни из старейших скал Шетландских островов. Эти гранитные глыбы напоминали о тех временах, когда они были частью величественных утесов, которые возвышались здесь миллионы лет назад. Некоторые из них были огромными – гранитные арки и монолиты тянулись вверх или угрожающе нависали над нами. Другие почти не выступали над поверхностью воды, напоминая свирепых хищников, приготовившихся к прыжку. А под нами наверняка были подводные камни, коварные и опасные. Именно из-за них Ричарду пришлось сбросить скорость. Скалы окружали нас со всех сторон, напоминая толпу застывших в молитве монахов в черных сутанах, и бесстрастно наблюдали за тем, как мы проплываем мимо.

У меня вдруг возникло странное ощущение, что эти скалы все понимают, что человеческая драма, разворачивающаяся перед ними, отнюдь не нова, и они с холодным любопытством ждут развязки, чтобы узнать, как все обернется на этот раз.

Примерно через десять минут скалы остались позади, и катер снова набрал скорость. Дункана по-прежнему нигде не было видно, а мы все дальше удалялись от мест, где могли бы рассчитывать на помощь. Необходимо было действовать как можно скорее. Возможно, Дункан, сидя в каюте, просто не понимает, в каком направлении мы движемся. В любом случае, больше ждать мы не могли. Осторожно ступая, я прошла на кокпит и осторожно заглянула вниз, в рубку. Ричард сидел за штурвалом, карта лежала у его правого локтя. Если бы он обернулся, то обязательно бы увидел меня. Мне оставалось надеяться только на то, что он не обернется. Я подошла к левому борту, подняла крышку рундука и заглянула внутрь – там лежало несколько мотков веревки. Я выбрала самый небольшой, закрыла крышку и вернулась к лестнице. Я больше не собиралась прятаться. Если он обернется, то обязательно увидит меня. Значит, так тому и быть.

Я поставила ногу на верхнюю ступеньку.

Ричард не шевельнулся.

Держась свободной рукой за поручень, я спустилась еще на одну ступеньку. Потом еще на одну.

Третья ступенька оказалась мокрой, и мои кроссовки заскользили по ней. Послышался тихий скрип.

– Добрый вечер, Тора, – спокойно сказал Ричард.

У меня подогнулись ноги, и я тяжело опустилась на ступеньку. Ричард обернулся, наши взгляды встретились. Я ожидала увидеть в его глазах гнев, раздражение, возможно, даже нечто вроде свирепого ликования. Но увидела только грусть. Мы смотрели друг на друга довольно долго. Потом он бросил быстрый взгляд в сторону каюты, расположенной по левому борту. Я не знала, известно ли ему, что Дункан тоже на борту. Покосившись на дверь каюты, я увидела, что она плотно закрыта, и снова перевела взгляд на Ричарда. Он прикрыл дроссель, и лодка замедлила ход, почти остановившись. Потом он потянулся к пульту управления и включил автопилот. После этого Ричард встал и сделал шаг в мою сторону.

– Лучше бы ты никогда не приезжала на Тронал, – сказал он.

К глазам подступили жгучие слезы, и я почувствовала, что мой подбородок предательски дрожит.

Господи, не дай мне расплакаться! Только не сейчас.

– Полагаю, меня выдала Эмма? – спросила я, молясь о том, чтобы это было действительно так. Если обо мне сказала Эмма, они могут не знать, что я встретилась с Дунканом, и, возможно, Ричард не подозревает, что он тоже здесь. Кстати, где его черти носят? Я положила руку на карман штормовки, и прикосновение к объемистой твердой выпуклости немного успокоило меня.

– Да, она упоминала о твоем визите. После этого нам достаточно было просмотреть записи видеокамер, чтобы убедиться, что это ты. Правда, мы и без записей в этом не сомневались. Ты очень мужественно себя вела, дорогая.

Я рывком вскочила на ноги и спрыгнула на пол рубки. Ричард отступил назад. Его глаза снова метнулись к двери кабины за моей спиной, но я не собиралась позволить отвлечь свое внимание этим ложным маневром.

– Давай обойдемся без «дорогих», Ричард. Мы с тобой никогда не были близки и, судя по всему, уже никогда не будем. Думаю, что Генеральный медицинский совет обязательно захочет задать тебе несколько вопросов об услугах, которые оказывают в вашей клинике. Естественно, после того как с тобой закончит разбираться полиция.

Выражение лица Ричарда сразу стало холодным и высокомерным.

– Я не намерен выслушивать твои проповеди. Если бы не мы, эти дети умерли бы еще до рождения. Точнее, были бы убиты еще до рождения. А благодаря нам у них теперь прекрасная жизнь с любящими и заботливыми родителями.

Я чуть не лишилась дара речи.

– Это противозаконно.

– А что законно, Тора? Закон разрешает нам делать инъекцию хлорида калия прямо в сердце ребенка и смотреть, как он умирает. Вплоть до двадцати четырех недель мы делаем это по той лишь причине, что беременность является нежеланной для женщины. Но зато после двадцати четырех недель мы должны делать все от нас зависящее, чтобы сохранить ему жизнь. Разве в этом есть хоть какая-то логика?

– Этот закон придумали не мы, – сказала я, понимая, что мои слова звучат неубедительно. – Но мы не должны использовать его слабые места для того, чтобы наживаться…

– Ты хоть представляешь себе, сколько искусственных родов ежегодно заканчивается трагедией? Когда дети все же появляются на свет живыми, но физически или умственно неполноценными? – гневно перебил меня Ричард. – Мне приходилось наблюдать такие случаи. На свет появлялись дети, от которых матери отказались еще до рождения. Какая судьба их ждет? Тебе не кажется, что мы поступаем гораздо гуманнее?

– Вы торгуете живыми человеческими существами, – почти прошипела я.

– Мы помогаем женщинам, которые оказались в затруднительном положении. Мы даем бездетным парам надежду на будущее. Благодаря нам выживают десятки младенцев, которые без нас были бы убиты. Мы спасаем человеческие жизни.

Я не верила собственным ушам. Этот человек всерьез пытался оправдать свои преступления высокими моральными принципами.

– А Дана? Ее жизнь ты тоже планируешь спасти?

Мои слова немного осадили Ричарда, и его тон стал менее высокопарным.

– К сожалению, нет. Это от меня не зависит. Я слышал, что она была очень одаренной молодой женщиной. Мне жаль, что она встала на нашем пути. Хотя, – продолжал он, и в его голосе зазвучали обличительные нотки, – если кто-то и будет в ответе за смерть мисс Таллок, так это ты. Если бы ты так настойчиво не вмешивалась в полицейское расследование, она никогда бы не смогла узнать то, из-за чего ей придется умереть.

– Не умереть, а быть убитой тобою, сволочь! Это ты привяжешь к ногам Даны груз и выбросишь ее за борт.

Ричард покачал головой с таким видом, словно говорил с неразумным ребенком. Кто-то из нас двоих точно был сумасшедшим.

– Это так типично для тебя, Тора. Когда у тебя не остается никаких аргументов, ты прибегаешь к оскорблениям. Неудивительно, что мы никогда не были близки.

– Замолчи! Это не сеанс семейной психотерапии. Не могу поверить, что ты только что читал мне проповедь о спасении человеческих жизней. Ты, который в прошлое воскресенье пытался меня убить. Ты повредил нашу лодку и испортил мой спасательный жилет.

– Я ничего подобного не делал и вообще впервые об этом слышу.

– Прекрати лгать! Ты все равно собираешься меня убить, так хоть напоследок скажи правду.

– Он не лжет. Мачту подпилил я.

Я обернулась. На пороге каюты, расположенной по левому борту, стоял Стивен Гээр. Его слегка раскрасневшееся лицо выглядело помятым. Я посмотрела на его ноги. Черные кожаные ботинки.

– Господи, – сказал он, – неужели на всем катере нет Места, где можно нормально выспаться?