У Кима Комарова все было, как в песне: «Двадцать второго июня ровно в четыре часа. Киев бомбили, нам объявили, что началася война».
Правда, учащийся специальной артиллерийской школы в это утро находился не в самом Киеве, а в пригороде, в Броварах, где располагался полевой лагерь 1-го Киевского военного артучилища. «Спецшкольников» вывозили сюда каждое лето, и нынешнее не стало исключением.
21 июня они заступили в караул, а на рассвете налетели немецкие самолеты. Главный удар пришелся не по их лагерю, а по соседнему аэродрому. Поднялась тревога, прибежал капитан, начальник караула, приказал всем укрыться. Киму показалось, что капитан испугался больше них. Они, конечно, приказ выполнили, залегли в близлежащую канаву, но совсем не сдрейфили. Стали петь революционные песни, выкрикивать речовки, наподобие той, что сказал товарищ маршал Ворошилов: «Будем бить врага малой кровью, на чужой территории».
Их боевой задорный настрой совсем не понравился начальству лагеря. «Спецшкольников» построили, погрузили в автомашины и отправили в Киев, как говорится, от греха подальше.
Ким Комаров и его друзья, конечно же, мечтали попасть на фронт. Но вместо этого им сказали: «Еще малы, марш по домам, к папкам и мамкам». Отца у Кима не было, умер до войны, а мать приказала собирать вещи. «Куда это?» – поинтересовался он. «В эвакуацию», – коротко ответила мама.
Вскоре с мамой и бабушкой Ким покинул Киев. Помнит, что они долго ехали на Восток с остановками, пропускали воинские эшелоны, попадая под бомбежки. Наконец их поезд прибыл в Башкирию, в Уфу.
Ким пошел в 10-й класс местной школы, в декабре 1941 года вступил в комсомол. Хотя учиться здесь ему совсем не нравилось. Он часто вспоминал свою спецшколу, в шкафу висел его темно-зеленый китель, синие брюки с красным кантом и артиллерийская фуражка. Как мечтал он снова надеть эту дорогую его сердцу форму!
И надо же такому случиться – ему несказанно повезло. Однажды в Уфе прямо на улице он встретил начальника их 13-й Киевской спецшколы, который оказался в Уфе в командировке.
– Ты что здесь делаешь, Ким? – спросил удивленный начальник.
– Да вот приехал с мамой и бабушкой…
– Какая мама, бабушка, ты же будущий офицер. Школа эвакуирована в город Илек Оренбургской области. Собирайся в дорогу, ждем тебя.
Так Ким Комаров вновь оказался в родной спецшколе. Пусть и не в Киеве, а в далеком Оренбуржье.
В мае 1942 года, окончив спецшколу, он подал рапорт во 2-е Киевское артиллерийское училище. Ким хорошо помнил, как в июне прошлого года его не взяли на фронт, поскольку был он шестнадцатилетним мальчишкой. Теперь Комаров опять не дотягивал до заветных 18 годков. И тогда он решился: написал в анкете, что родился не в 1925 году, а в 1923-м. Словом, набросил себе для страховки два годочка.
В училище его приняли. Называлось оно по-прежнему Киевским артиллерийским, хотя располагалось в ту пору в поселке Разбойщина, что под Саратовом. Правда, в январе 1943 года пришел приказ народного комиссара обороны, в котором говорилось, что оно преобразовано в училище самоходной артиллерии. Что за самоходная артиллерия, курсанты терялись в догадках. Командиры и преподаватели, судя по всему, тоже были не в курсе дела. Как-то любопытные курсанты спросили своего командира батареи:
– Товарищ капитан, а что это за самоходная артиллерия?
В вопросе звучал естественный подтекст, мол, мы теперь училище самоходной артиллерии, а ее саму в глаза не видели. Командир, правда, не растерялся, только усмехнулся в усы:
– А что, не знаете? Сейчас расскажу. Видите пушку?
– Так точно, – ответили курсанты.
– На колеса! – подал команду капитан.
И пошли толкать пушку. А командир молчит, катали-катали орудие, вспотели, измучились. Наконец прозвучала команда: «Отставить!»
– Теперь ясно, что такое самоходная артиллерия?
Еще бы, что ж тут неясного! Правда, вскоре в училище пришли первые самоходно-артиллерийские установки. Их и до сих пор Комаров вспоминает с содроганием: «Внутри САУ тесно, повернуться негде, снаряд тяжелый. После выстрела дышать нечем. Не установка, а душегубка». Но что поделаешь, других, более комфортных, САУ не было. Так что осваивали эти.
После окончания обучения лейтенанта Кима Комарова оставили в родном училище. Назначили командиром курсантского взвода. Вместе с ним остался и его друг Володя Залит. Его отец погиб при обороне Киева, а мама всюду ездила с Володей. Им выделили комнату в общежитии. Так они и жили – Ким, Володя и его мама.
Вскоре его повысили в должности, назначили командиром батареи. Но они мечтали с Володей попасть на фронт. Писали рапорта, однако ответов на них не получали.
В начале 1944 года Комарова вызвали в Москву. Но вместо фронта его направили в секретариат командующего артиллерией Красной армии главного маршала артиллерии Николая Воронова. Он был назначен адъютантом командующего.
После того как Ким вошел в курс дел и отслужил несколько месяцев, при каждом удобном случае он просился на фронт. Однако главный маршал не спешил с принятием решения. Но, как говорят, капля камень точит. Надоело Воронову слушать стенания своего адъютанта, и он направил Комарова на 1-й Украинский фронт в 17-ю Киевско-Житомирскую дивизию прорыва резерва Главного командования.
До места назначения лейтенант Комаров добрался благополучно, но в штабе ему сказали, что свободных должностей командиров батарей у них нет. Напрасно Ким демонстрировал свое предписание, подписанное самим главным маршалом Вороновым. Кадровики только руками развели: «Это тебе не сорок первый год, все должности заняты».
Раздосадованный Комаров вышел на крыльцо штаба, закурил. Рядом потягивал папиросу какой-то майор. Мимо них проходили офицеры, прошагало отделение солдат во главе со старшиной, проехала машина, кузов которой был наглухо затянут тентом. Сбоку на тенте кто-то вывел большую букву «В».
– Что это означает? – спросил Ким.
Майор затянулся, прищурился, с усмешкой спросил:
– Новенький?..
Комаров согласно кивнул.
– Знак отличия такой, по фамилии командира.
– И кто же этот командир?
– Генерал Волкенштейн.
– Волкенштейн Сергей Сергеевич? – радостно воскликнул Ким.
– Ни хрена себе, – удивился майор, – Сергей Сергеевич. Ты что, с ним чаи гонял?
– Какие чаи? Это наш начальник училища. А как его найти?
– Да вот прямо от штаба за угол, там метрах в ста его командирская машина управления.
Комаров, не дослушав майора, уже бежал вдоль штаба. Вскоре он увидел зеленую командирскую машину, остановился, поправил гимнастерку и двинул вперед.
Дорогу ему преградил часовой.
– Я адъютант главного маршала артиллерии Воронова из Москвы.
И он вытащил предписание. Часовой уткнулся носом в бумагу, потом поднял глаза на Кима.
– К генерал-майору Волкенштейну, – добавил для убедительности.
Часовой освободил дорогу.
Комдиву доложили, и вскоре Комаров уже стоял навытяжку перед генералом.
– Слушаю вас, лейтенант.
– Лейтенант Комаров, ваш воспитанник.
– А что вы делаете здесь, в штабе? Ваше место на фронте.
– Так не пускают на фронт.
– Это как?
– Говорят, нет должностей командиров батареи.
Волкенштейн внимательно посмотрел в лицо юного лейтенанта.
– Найдем вам должность.
– Но я не один. Со мной лейтенант Залит… с мамой.
– С мамой? – рассмеялся генерал.
Пришлось рассказать историю Володи Залита и его мамы. Генерал долго смеялся, потом пообещал решить и эту проблему.
Лейтенант Комаров был назначен в 218-й гвардейский истребительно-противотанковый полк, а через месяц переведен в 1003-й гаубичный артиллерийский полк, с которым дошел до Праги.
«Помогите восставшей Праге…»
Однако в ноябре 1944 года до Праги еще было далеко. Впереди лежали польские земли, захваченные и укрепленные фашистами. Командующий 1-м Украинским фронтом приказал артиллерийской дивизии Волкенштейна сосредоточиться на Сандомирском плацдарме и начать подготовку к предстоящему прорыву обороны противника.
12 января дивизия пошла на прорыв обороны фашистов. Были освобождены населенные пункты Шидлуд, Хмельник, Буско-Здруй.
Через неделю Верховный Главнокомандующий объявил всему личному составу соединения благодарность за взятие Кракова. Надо отметить, что древнюю столицу Польши артиллеристы штурмовали в пешем строю. Гаубицы применять не разрешали.
Потом были города Гляйвиц и Хжанув, Сосновец и Бендзин, Катовице, Легниц, Любен, Кант.
Судьба берегла молодого командира батареи. Польшу он прошел без единой царапины, а вот в Германии, у города Лукенвальде, был ранен.
«Пришел ко мне на командный пункт корреспондент военной газеты, – вспоминает Ким Александрович. – Захотел поговорить, взять материал. Все интересовался, смотрел в трубу, и, видимо, немцы, заметили блики. А КП располагался на колокольне церкви. Фашисты совершили огневой налет. Оглушило меня, осколок попал в голову, но прошел по касательной. От госпиталя я отказался и ранение свое долго скрывал после войны».
До Берлина дивизия не дошла. Маршал Иван Конев приказал совершить марш-бросок на Прагу, чтобы помочь восставшим. Лейтенант Комаров сам слышал по радио, как пражане взывали о помощи: «Помогите восставшей Праге! Немцы нас уничтожают! Мы не продержимся!» Это было 6 мая.
Передвигались тяжело. Некоторые орудия пришлось оставить. У подножия Рудных гор в городе Мост артиллеристы заехали в замок, чтобы развернуть пушки. На узкой горной дороге сделать это было невозможно.
«Отцепляем гаубицы, – рассказывает Комаров, – ставим на колеса, начинаем разворачиваться, и вдруг слышим голос по громкоговорителю. Кто-то вещает по-русски, но с сильным акцентом: “Покиньте замок. Через десять минут он будет взорван”.
Солдаты бросились к дверям. Заперто. Взорвали гранатой двери, вбежали наверх на третий этаж. Нашли немца в военной форме, прикованного цепями. Оказывается, в прошлом наш соотечественник, после минирования замка сам просил приковать его, чтобы не мог сбежать. Так удалось предотвратить взрыв замка.
А в Прагу мы вошли 8 мая. Девятого подтянулись основные силы армии генерала Лелюшенко».
Так для лейтенанта Кима Комарова закончилась война.
Дивизию вывели в Австрию, в город Кремс. Весной 1946 года командира батареи Комарова направили на учебу в Высшую офицерскую артиллерийскую школу, которая располагалась в городе Луге, в Ленинградской области.
Командир 1003-го гаубичного артиллерийского Старо-Константиновского ордена Суворова полка майор Андреев написал на своего подчиненного боевую характеристику: «Лейтенант Комаров К.А., находясь в 1-м дивизионе 1003 полка, на должности командира батареи с ноября месяца 1944 года проявил себя грамотным, знающим свое дело офицером.
За время войны батарея всегда находилась в боевой готовности. Умело владеет взаимодействием с другими родами войск.
Артиллерийско-стрелковая и тактическая подготовка хорошая. За образцовое выполнение заданий командования на фронте награжден орденами “Отечественной войны” 1 степени и “Красная Звезда”.
После перехода на мирную учебу лейтенант Комаров К.А. умело руководит боевой и политической подготовкой своего подразделения. Вверенная ему материальная часть и автотранспорт содержатся в чистоте. Требователен к себе и своим подчиненным. Вежлив, тактичен, морально устойчив. Может быть достойным кандидатом в артиллерийскую академию».
После обучения в Высшей офицерской школе он получил назначение в Группу Советских оккупационных войск в Германии, в 30-ю пушечную бригаду прорыва РВК. Однако прослужил там недолго, уже в 1947 году его перевели в Москву, в артполк Артиллерийской академии им. Ф.Э. Дзержинского, а позже – в Главное артиллерийское управление.
В 1952 году капитан Комаров поступил в Военно-юридическую академию. Получив диплом юриста, Ким Александрович служил следователем военной прокуратуры. А дальше его судьба сделает очередной поворот – в 1957 году майору Комарову предложили поступить в Военно-дипломатическую академию. Через три года он выпустился и был направлен в Германию. Шел 1960 год. Берлин оставался самой горячей точкой на карте Европы.
«Я менял имена…»
Подполковник Ким Комаров попал в состав разведцентра в Карлсхорсте, главной задачей которого было ведение разведки в Западном Берлине. «Агентов мы готовили из числа партийных работников, – рассказывает Ким Александрович. – Готовили кадры на случай войны. Так вот с моим первым агентом произошел конфуз. Я долго с ним возился, обучал радиосвязи, некоторым оперативным приемам, а потом ему предстояло пройти парашютную подготовку.
Словом, передал я подготовленного агента в десантную группу в полной уверенности, что все будет хорошо. Однако на первом же прыжке моему агенту стало плохо. И он напрочь отказался дальше работать. Вот такая неудача».
Но главным испытанием для разведцентра стали, конечно же, события в Берлине летом 1960 года. Немецкая столица стала постоянной головной болью для руководителей Советского Союза. Так называемый западный сектор города являлся фактором постоянной нестабильности для Восточной Германии. В эту «открытую дверь» на Запад утекали средства и люди. Процесс особенно усилился летом 1960 года, когда в Западный Берлин бежало ежедневно несколько сотен человек. Кроме того, этими «дверьми» пользовались и иностранные разведки, проводившие подрывную работу против граждан ГДР и группы советских войск.
В августе Никита Хрущев и руководство Восточной Германии решились на возведение стены. Западный Берлин был изолирован от остальной части ГДР барьером из бетонных плит. Таким образом, закрылась граница между Восточным и Западным Берлином, что дало возможность остановить отток людских ресурсов и средств, взять под контроль территории, население и экономику, укрепить положение и создать условия для дальнейшего самостоятельного развития ГДР.
Однако с таким положением вещей были не согласны американцы. Они втайне готовили акцию по уничтожению пограничных заграждений. Подобное развитие событий прогнозировалось советской военной разведкой. Более того, нашей агентуре удалось заранее получить точные данные о времени и месте акции.
Чтобы добыть эти ценные сведения, упорно работали многие подразделения ГРУ, в том числе разведцентр в Карлсхорсте. Свою борозду на этом поле возделывал и Ким Комаров.
«После возведения стены, – вспоминает он, – мы вместе с полковником Милашенко находились в оперативном наряде. В гражданской одежде, с необходимыми документами, под видом западных немцев переходили через “зеленку” на ту сторону. Нам было важно отследить обстановку в Западном Берлине, возвратиться и доложить.
Однажды оказались на грани провала. Едет автобус с советскими солдатами, скорее всего, это был караул, который нес службу у мемориала павшим воинам в парке Тиргартен. А Тиргартен, как известно, находится на территории Западного Берлина.
Так вот толпа немцев беснуется, бросает в автобус бутылки, камни. И мы оказались рядом. Бросать в своих не к лицу, но для виду покричали, повозмущались. Однако немцы что-то заподозрили. Взяли нас в кольцо и устроили допрос: “Почему не громили русских?” Пришлось прикинуться пьяными. Насилу отбились».
По возвращении из Германии Комарова направили под крышу в «Интурист». И с этих пор вся его последующая жизнь и работа будет связана с этой организацией. Здесь он возглавит отдел гидов-переводчиков. Отсюда уедет во вторую свою командировку в Швейцарию. И вновь окажется в кризисной ситуации. Только в этот раз кризис разразился по соседству, в Чехословакии. И пусть у Швейцарии нет общих границ с Чехословакией, но напряжение чувствовалось и здесь – в Берне, Цюрихе, в Базеле. Достаточно сказать, что ему через своих агентов удалось обнаружить одну из штаб-квартир чешских мятежников, расположенных в столице Швейцарии.
На связи у полковника Комарова было несколько информаторов. Один из них – офицер радиотехнической разведки, работавший в штабе НАТО. Он доставлял достаточно ценные материалы, в частности, какие данные имеет натовская разведка о частях группы советских войск в Германии. Старший лейтенант из швейцарской армии давал устные сведения по горным подразделениям.
Кроме основной работы приходилось заниматься и «крышевыми» проблемами. Куда денешься, должность генерального представителя «Интуриста» в Швейцарии к тому обязывала.
Ким Александрович до сих пор гордится, что он был одним из тех, кто способствовал открытию воздушной линии Москва – Цюрих. «Вместе с моим другом, гендиректором фирмы Кони, – вспоминает Комаров, – много раз бывали в швейцарской авиакомпании “SWISS”, убеждали ее руководство, как важно открыть прямое сообщение с Москвой. И к счастью, это произошло».
По окончании командировки полковник Комаров возвратился в Москву. Вновь работал под «крышей» «Интуриста».
Однажды совместно с оперативниками Комитета госбезопасности ему было поручено подготовить спецоперацию. Задача – провести вербовку одного из жителей ближневосточной страны с целью добывания материалов из центра производства отравляющих веществ. Но как это сделать? Сначала собирались послать Кима Александровича в эту страну. Однако потом отказались от подобной идеи. Решили, что безопаснее и эффективнее будет ее проведение на собственной территории. Тем более, что нужный человек в качестве туриста собирался посетить Советский Союз, а точнее – республику Молдавию, где жил его брат.
Комарова срочно командируют в Кишинев. «Устраиваюсь в доме, – рассказывает Ким Александрович, – куда и должен приехать нужный нам турист. В квартире по соседству. Каждый день кушаю мамалыгу, жду гостя. А у него в этом доме жил брат, директор крупного завода. Директора пригласили в КГБ, попросили: когда приедет брат, пусть зайдет к нам. А тот не из робкого десятка, отказался брата в КГБ посылать. Что делать, не тащить же его силой. Решили поступить по-иному…»
За время проживания Комаров познакомился с родственниками туриста. Точно узнал, когда тот будет в гостях. В перерыве между застольем турист вышел покурить, и Ким Александрович появился из соседней квартиры. Но гость оказался неразговорчивым, двумя-тремя словами перебросились – и он ушел к себе.
Узнали, когда турист приедет в эту квартиру второй раз. Дождались, когда после вечеринки со всей компанией он выйдет из дома. «Наружка» госбезопасности по ходу гостя «отцепляет» одних друзей, других. Устраивают потасовку, спор. А главный герой тем временем с другом уходит вперед. Опять неудача. А пребывание туриста заканчивается, остается два дня до отъезда. И тогда Комаров принимает решение: пригласить гостя к нему, как к представителю «Интуриста», сославшись на некие проблемы с оформлением визы.
Ким Александрович понимал, что рискует, но иного было не дано. Пригласили. Разговор был долгим и трудным. Тем не менее туриста удалось склонить на свою сторону. Ему вручили пароль и назначили следующую встречу в Вене. Однако в столицу Австрии выезжал уже другой офицер. Комаров свое дело сделал.
…В 1971 году, перед увольнением в запас, Ким Александрович написал рапорт на имя начальника управления полковника Бориса Александрова. В нем он объяснял, как в 1941 году, чтобы попасть в училище, а потом и на фронт, прибавил себе два года. Позже, не имея на руках подлинных документов, подтверждающих истинную дату рождения, указывал 1923 год. Но по возвращении из зарубежной командировки, разбирая бумаги и документы умершей матери, он обнаружил метрическую справку о своем рождении. Теперь полковник просил внести изменение в личное дело и истинным годом рождения считать 1925 год. Что, собственно, и было сделано.