— Ах ты, боже мой, быть этого не может!

Ханна остановилась и стала восторженно рассматривать старый дом с маленьким балконом, построенный, наверное, еще в девятнадцатом веке.

Война и время пощадили фасад, но цвет штукатурки был другим. В подвальном этаже было фотоателье, а наверху, за старыми окнами, украшенными симпатичными гардинами, находились квартиры.

— А что это за дом? — спросила Мелани, пытаясь мысленно перенестись из наших дней в дикие двадцатые прошлого века.

— Я думала, что он не пережил войну. Однако он еще стоит, — ответила Ханна, всматриваясь в окна верхних этажей. При этом ее взор прояснился.

— Там, наверху… Он жил там.

— Лорен?

Ханна кивнула:

— Да. Он снимал там комнату у своего друга. Уже тогда здесь было фотоателье.

Мелани прочла надпись на оконном стекле: «Фотостудия Геррманн, время работы с 9 до 18 часов».

— Это к нему тебя отправлял Лорен? — спросила она.

Ханна снова кивнула:

— Да. И ты, конечно, думаешь, что я приняла это предложение. Должна признать, не без внутренней борьбы, но я действительно там появилась.

Звон дверного колокольчика прервал ее слова. Навстречу им вышла молодая женщина. У нее были коротко остриженные волосы, окрашенные в ярко-рыжий цвет. Широкий свитер скрывал контуры ее тела, но джинсы плотно обтягивали худые ноги. В левом ухе болталась огромная серьга, правое было украшено серебристыми шариками. Глаза у женщины были серо-голубыми, как и небо у них над головами.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Ее взгляд перебегал с Мелани на Ханну. Очевидно, ей бросилось в глаза, что обе женщины слишком долго стояли перед домом.

— Может быть, вы интересуетесь квартирой?

— Нет, мы просто гуляли и увидели этот дом, — ответила Мелани, а Ханна добавила:

— Я удивилась тому, что этот дом до сих пор существует. Я бывала здесь в прежние времена.

По взгляду молодой женщины было видно, что она пыталась определить, насколько далекими были «прежние времена».

— Да, с тех пор прошла целая вечность, — опередила ее Ханна. — Уже тогда здесь находился фотомагазин.

Незнакомка кивнула:

— Да, я получила его в наследство от деда. А он, наверное, от своего деда. Желание фотографировать, похоже, заложено у нас в генах.

Она засмеялась, а потом зябко сложила руки на груди. На улице дул довольно прохладный весенний ветер.

Ханна взглянула на Мелани, и та ободряюще ей кивнула.

— Скажите, а вашего прадеда, случайно, звали не Хэннингом Вильниусом? И не был ли он модным фотографом? — поинтересовалась Ханна.

Брови молодой женщины моментально устремились вверх.

— Да, это он! А откуда вы знаете, что он был модным фотографом?

— Он меня фотографировал. Еще тогда, когда я была молодой.

— Неужели?

Какое-то время женщина удивленно рассматривала Ханну, затем на ее лице появилась широкая улыбка и она протянула руку Ханне и Мелани:

— Меня зовут Николь Симон. Фамилия Вильниус была у моей матери, а затем она вышла замуж… Но это вам, конечно, не интересно.

Ханна искренне улыбнулась ей:

— Любая история заслуживает того, чтобы ее рассказали. Меня зовут Ханна де Вальер, а это моя правнучка Мелани Зоммер.

— Хотите зайти в дом и выпить со мной чашку чая? — спросила Николь. — У меня была намечена встреча, но она не состоялась, и в настоящий момент, кажется, никто не горит желанием сделать фотографию на паспорт. Кроме того, не каждый день встречаешь людей, которые знали твоего прадедушку.

— Если это не причинит вам неудобств, — ответила Ханна.

— Нет, нисколько!

Николь отступила на шаг в сторону и жестом пригласила их войти.

Ханна бросила быстрый взгляд на Мелани, а затем осторожно пошла по ступенькам наверх. Правнучка последовала за ней.

Хоть снаружи дом почти не изменился, внутри за прошедшие годы произошло много перемен. Обстановка была ультрасовременной. В стеклянной витрине были выставлены искусно украшенные рамки, и везде висели фотографии, с которых улыбались супружеские пары, женщины и дети. Это были портреты, которые люди дарили друг другу на Рождество или на день рождения.

Николь провела гостей мимо темной ниши, которая предназначалась для фотографирования, а затем по коридору, в котором на полках были выставлены различные реквизиты.

Мелани сразу же узнала белоснежный мех, на котором был сфотографирован один из младенцев.

За коридором находилась кухонька, дверь напротив с надписью «Лаборатория» была закрыта. Кухонька была узкой, между маленькой плитой и шкафчиком стоял небольшой стол и два белых стула.

Николь включила электрочайник и достала из шкафа три чашки.

— Какой чай вы любите — зеленый или фруктовый?

— Я полагаюсь на ваш выбор, — ответила Ханна.

Женщина-фотограф вытащила из упаковки три чайных пакетика и положила их в чашки.

— Мой прадед является нашей семейной легендой. Когда ему исполнилось девяносто девять лет, он тихо ушел от нас во сне. Это случилось в прошлом году. Он до последних дней время от времени сам проявлял фотографии в лаборатории.

Мелани взглянула на Ханну и заметила в ее глазах сожаление при сообщении о том, что Хэннинг умер.

— А ему нравилось, как модернизировали магазин? — спросила девушка, видя, что ее прабабушка погрузилась в воспоминания.

— Думаю, да. Он всегда настаивал на том, чтобы мы покупали новую мебель. Иногда даже не верилось, что он уже так давно живет на свете. — На лице Николь появилась грустная улыбка. — Мне так его не хватает. Он, правда, немного ворчал по поводу того, что у него всего одна-единственная внучка, но зато очень любил меня. Смотреть, как он хранил и поддерживал в порядке старые фотоаппараты и даже делал с их помощью снимки, было равносильно путешествию во времени. Несмотря на любовь к прогрессу, мой прадед оставался верен тому, чему когда-то научился.

При этих словах Ханна тоже улыбнулась:

— Да, Хэннинг уже тогда был очень прогрессивным человеком. И я могу понять, почему он дорожил прошлым. С определенного возраста начинаешь считать жемчужины, которые выстраиваются друг за другом, образуя ожерелье жизни.

— А как вы были связаны с моим прадедом?

— У вашего прадеда и у меня был общий друг. И он пригласил меня сюда, в фотоателье, чтобы сфотографировать. Тогда мне было всего девятнадцать лет.

Ханна тихо улыбнулась. Казалось, она до сих пор очень хорошо помнила день, когда была сделана та фотография. Вдруг у Николь появилась идея.

— Прадед сохранил многие старые фотопластинки и самые первые снимки, сделанные на фотобумаге. Если вы помните, в каком году он вас фотографировал, я могла бы их поискать.

В этот миг закипел электрический чайник и немного погодя сам выключился.

— В тысячу девятьсот двадцать седьмом году, — ответила Ханна. — Неужели вы действительно верите в то, что он сохранил эти фотографии?

— А почему бы и нет? — весело ответила Николь. — Мой прадед очень любил свои снимки.

С этими словами она встала и налила воду в чашки. Затем женщина-фотограф исчезла в своем ателье.

— Милая девушка, правда? — обратилась Ханна к Мелани, когда Николь вышла. — И у нее глаза Хэннинга. Так приятно видеть, что от него что-то осталось.

— А ты знала, что произошло с ним потом?

Ханна покачала головой:

— Нет, после того как я покинула Берлин, я потеряла с ним контакт. Очевидно, он нашел себе женщину, и у них родились дети. Я от Хэннинга такого не ожидала: мне казалось, что он женат на своих фотоаппаратах. Но как ты видишь, на каждый горшок найдется крышка.

— Значит, ты действительно здесь бывала.

Мелани дрожала от нетерпения, так ей хотелось, чтобы бабушка продолжила свою историю.

— Да, бывала.