Луч солнца пробудил Мелани ото сна. Птицы щебетали под ее окном, ветер гулял в кронах деревьев.

Она какое-то время наслаждалась этими звуками, затем медленно открыла глаза. Обои в цветочек и синий полог над кроватью показались ей сначала сном, однако воспоминания быстро вернули ее к действительности. Она была на вилле прабабушки и бабушки.

Накануне вечером, наплакавшись, Мелани кое-как смогла надеть ночную рубашку и забраться под одеяло. Ее удивило то, как хорошо она спала: ни один из кошмаров, так часто преследовавших ее в последнее время, ей не приснился. Она даже ни разу не проснулась, и ее постельное белье не было мокрым от пота.

Зевая, Мелани потянулась в постели, и матрац слегка заскрипел под ее телом. Естественно, снова появилась тревога, и она снова почувствовала давящую боль в желудке, которая не хотела покидать ее с того момента, как ей сообщили об аварии. Тем не менее этой ночью что-то действительно было не так, как всегда. Глаза Мелани не опухли, и она не чувствовала свинцовой тяжести в голове.

«Наверное, это благодаря деревенскому воздуху», — подумала девушка, вставая. И сразу же ее взгляд упал на старую тумбочку, на которой лежал мобильный телефон. Никаких новых сообщений. «Это хорошо», — сказала себе Мелани. Каждое утро она ожидала сообщений из клиники. И так же сильно, как надеялась на хорошую новость, она боялась плохой. Когда кто-то умирал ночью, родным об этом не сообщали, чтобы не будить их, а ожидали до утра.

Мелани соскользнула с высокой кровати, и у нее возникло такое чувство, словно ей снова было двенадцать лет. Девушка подошла к окну. Утреннее солнце превратило озеро в блестящее зеркало. По нему плавали утки, на короткое время ныряя, а затем продолжая свой путь. Лебедь, которого она уже видела накануне, величественно рассекал воду своим телом.

«Может быть, стоит пробежать вокруг озера, — промелькнула у Мелани мысль. — Я уже давно этого не делала». Перспектива в одиночку сделать круг вдоль озера показалась ей вдруг такой привлекательной, что она оторвалась от великолепного вида и вытащила из шкафа то, что было больше всего похоже на спортивную одежду. Затем Мелани исчезла в ванной.

Она отказалась от мысли взять с собой МР3-плеер. А вот что делать с мобилкой? Вдруг позвонят? Как глупо, что на леггинсах нет карманов.

«Или все же не стоит идти на пробежку?» — подумала девушка. Пока она боролась с собой, ее взгляд упал на вид из окна. Утро действительно было чудесным. Мелани посмотрела на свой мобильный телефон. «А ведь я могу просто взять его в руку», — вдруг подумала она, и таким образом у нее созрело решение.

Солнечный свет исполнил свои обещания: утро было необычайно теплым для апреля. Мелани с удовольствием подставила лицо солнцу.

Она чувствовала на коже солнечные лучи. Раньше в хорошую погоду Мелани всегда ощущала внутреннюю легкость, но сейчас этого не было.

Ее мать считала, что Мелани в душе выстроила защитную стену, чтобы почва не уходила у нее из-под ног. Однако девушка знала, что она сама подавляла в себе всякое позитивное чувство из-за угрызений совести.

Но как бы там ни было, сейчас у нее появилось желание делать хоть что-нибудь, что в последнее время с ней бывало не часто. Крепко зажав мобилку в руке, Мелани немного пробежала по усыпанной гравием дороге, а затем помчалась через луг, примыкавший к озеру.

Дорожка, по которой можно было обежать озеро, была узкой и очень хорошо утоптанной. По выходным дням в теплую погоду по ней прогуливались отпускники и экскурсанты. Сейчас здесь не было ни души. Мелани взглянула на озеро и снова побежала. Трава гладила ее по лодыжкам и кусала за ноги. Уже в самом начале пути девушка чуть не споткнулась, поскольку была не готова к неровностям дорожки. Но потом Мелани побежала дальше и в конце концов почувствовала себя увереннее.

Где-то вдалеке куковала кукушка. Мелани снова вспомнила о том, что всегда говорила ей бабушка со стороны отца: нужно считать вслух, сколько раз прокукует кукушка, и тогда можно определить, до какого возраста ты доживешь. Конечно, это было глупо и даже несколько кощунственно.

На этот раз кукушка старалась очень долго, и ее голос сопровождал Мелани всю дорогу мимо ив до того места, где камыш пророс далеко вглубь луга. Там тоже была дорожка через камыш, однако он закрывал вид на озеро.

Где-то сбоку послышался шорох. Мелани не боялась диких зверей, но все же ей не хотелось вспугнуть самку лебедя или встретиться с бродячей собакой.

Впрочем, это был человек. Он шел ей навстречу. У него были короткие светлые волосы. Незнакомец был одет в джинсы и футболку. В руке он держал ведро, а удилище небрежно нес на плече.

«Неужели кто-то ловит рыбу в этом озере?» — спросила себя Мелани. Озеро, правда, было довольно большим, и, конечно, здесь водилась рыба, но какова она на вкус?

— Доброе утро! — окликнул ее незнакомец, и Мелани ответила на его приветствие кивком, потому что ее легкие подали знак — отсутствие тренировок не пошло ей на пользу.

Собственно говоря, у нее не было причин останавливаться, однако мужчина вдруг крикнул ей вслед:

— Вы случайно не родственница тем двум пожилым дамам?

Мелани остановилась и обернулась в его сторону.

— А зачем вам это знать? — с трудом переводя дыхание, поинтересовалась она.

И только сейчас она увидела, что мужчина еще довольно молод, моложе сорока. Трехдневная щетина делала его старше. Выжидательная и даже несколько нахальная улыбка смутила Мелани. Она уже давно не обращала внимания, если кто-то из мужчин ей улыбался.

— Томас Ханзен, садовник, — представился он. — Мне нужно знать, родственница ли вы хозяйкам этого дома, чтобы ненароком не отослать вас из этой усадьбы.

Мелани, ничего не понимая, наморщила лоб:

— А мои бабушки сказали вам, чтобы вы это сделали?

Мужчина расплылся в широкой улыбке:

— Конечно, нет. Но тем не менее я слежу за тем, чтобы здесь не было слишком много посторонних лиц. Они распугивают лебедей.

— Вы это серьезно говорите?

Мелани пыталась вспомнить, когда ее бабушки успели нанять нового садовника. И вообще, рассказывали ли они ей о нем? Может быть, она, погрузившись в свою печаль, этого не расслышала?

Мужчина рассмеялся:

— Нет. Здесь может бегать каждый, кто пожелает. Я просто хотел вас остановить. Я подумал, что вы приходитесь родственницей этим дамам. Вы ведь их внучка, верно?

— Мои бабушки говорят с вами обо мне?

— Время от времени. И они рассказывают о вас только хорошее, тут вы можете не беспокоиться. Я часто спрашивал себя, когда же вы здесь появитесь.

Что следовало сказать этому типу? Он явно любил поговорить и был совсем не похож на садовника.

— Ну и как, вы что-нибудь поймали? — Мелани указала на ведро.

— Старый ботинок и жестяную банку. Я чуть не поймал карпа, но постепенно прихожу к мысли, что здесь водится только он один. Его чешуя показалась мне такой знакомой, когда я на короткое время увидел его под поверхностью воды. И тогда я быстро вытянул удочку, потому что не хочу заполучить на свою сковородку этот раритетный экземпляр. — Мужчина улыбнулся, а затем добавил: — Но не буду задерживать вас болтовней о своем улове. Кроме того, мне нужно идти поливать клумбы.

Мелани кивнула:

— Хорошо. Приятно было вас встретить.

— Взаимно. Еще увидимся! — Он кивнул и пошел дальше.

И только сейчас Мелани поняла, что она стояла напротив него, а из одежды на ней были только плотно облегавшие ее тело леггинсы и довольно поношенная футболка. Девушка тут же покраснела, но для смущения было уже слишком поздно. Она решила забыть об этом эпизоде и впредь одеваться лучше на тот случай, если этот привлекательный садовник повстречается ей снова.

— А ваш садовник всегда ни с того ни с сего начинает разговаривать с людьми и расспрашивать их? — спросила Мелани, когда сидела с бабушками за завтраком.

У Ханны был довольно болезненный вид. Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что прошлой ночью ее сильно мучил ревматизм.

— Ты имеешь в виду Томаса? — уточнила Мария, которая выглядела лучше, чем ее мать.

Она налила Мелани немного кофе и протянула свежеиспеченный круассан.

— Да, именно! С каких пор он у вас работает? Я даже не знала, что у вас новый садовник.

— Он приблудился к нам месяц назад, — улыбаясь, ответила Ханна.

— Приблудился? Как котенок?

— Мы написали письмо в общество садоводов, после того как вынуждены были признать, что наш прежний садовник на самом деле не слишком разбирается в растениях. И когда Томас спросил, может ли он занять это место, мы его приняли. Он, кажется, приятный молодой человек.

— И довольно привлекательный, — лукаво добавила Мария. — К тому же он хорошо знает свое дело. Ты бы посмотрела, с какой любовью он сажал кампсисы в ящики!

— И за жасмином он тоже ухаживает очень бережно.

Мелани улыбнулась. Ей было известно, как много значит для Ханны жасмин. Человек, который бережно обращался с жасмином, сразу же завоевывал ее симпатию. Мелани догадывалась, что ее бабушки любят наблюдать за тем, как работает Томас, особенно летом.

— Неужели он чем-то тебя рассердил? — осведомилась Мария.

— Нет, ни в коем случае.

— Но у тебя такой вид, будто он в чем-то провинился! — воскликнула Мария. — Он что, свистел тебе вслед? Ну да, принимая во внимание твой внешний вид, такое можно себе представить.

Мелани покраснела:

— Нет, он… Он лишь сказал мне, что вы говорили с ним обо мне.

— Разумеется, говорили, — призналась Ханна. — Все же следовало ожидать, что однажды ты его встретишь. Поэтому мы и рассказали ему о тебе и о Елене.

— А вы…

По виду садовника было не похоже, что он знал об аварии, но, возможно, он просто был хорошим актером…

— Рассказали ли мы ему о Роберте? — угадала Мария. — Нет, конечно. А что, надо было?

Пожилые женщины переглянулись.

— Нет, хорошо, что вы этого не сделали.

Мелани сама себя не узнавала. Почему встреча с садовником не выходила у нее из головы?

— А что он тебе сказал? — поинтересовалась Ханна.

— Он лишь спросил, не родственница ли я вам.

— Это было очень мило с его стороны!

— Да… В любом случае это была приятная встреча.

По лицу Ханны пробежала улыбка, и она положила остаток круассана себе в рот.

Чердаки всегда оказывали на Мелани магическое воздействие. Они были мозгом дома, местом, где обитали воспоминания и тайны прошлого. Местом, где в подростковом возрасте можно было побыть одной, переживая проблемы взросления.

Когда Ханна и Мария купили эту виллу, Мелани как раз постигло первое любовное разочарование и, как следствие, тоска. Здесь, наверху, она лечила свою боль с помощью теней, которые гнездились за ящиками, шороха ветра и треска потолочных балок.

Теперь же она снова очутилась в этом месте и ей показалось, что изменился лишь перечень ее проблем. Тогда она боролась с прыщами, мечтательностью и любовным разочарованием. Сейчас же мужчина, которого она любила, лежал в коме. Какими простыми были ее проблемы раньше! Ей почти захотелось вернуться в то время.

Хотя чердак ни в коей мере не потерял своей магии, Мелани засомневалась в том, что он сможет ей помочь.

Она бросила взгляд на продолговатое помещение, которое сразу же раскрыло перед ней несколько своих тайн, как только она включила свисавшую с потолка лампочку.

Мелани пришла в восторг. Здесь и раньше находилось очень много старинных ненужных вещей. Многие из них были просто забыты прежними хозяевами. Ханна разместила некоторые вещи в своем музее, однако большинство из них пришлось выставить на въезде в усадьбу, и их подобрали либо торговцы антиквариатом, либо мусорщики. И тем не менее Мелани показалось, что с тех пор чердак был еще сильнее переполнен. Везде стояли ящики, сундуки, старая мебель, ширмы и другие предметы, которых она не могла распознать в слабом свете лампочки. Музей забытых вещей…

Чтобы на чердаке стало светлее, Мелани повесила гаражную лампу на одну из балок и включила ее. Затем девушка осмотрелась по сторонам. Мебель, разумеется, не представляла для выставки никакого интереса. Тогда Мелани повернулась к ящикам и сундукам, до которых могла дотянуться без особого труда.

Уже из первого сундука ей в нос ударил спертый запах. Запах шариков от моли, смешанный со слабым ароматом старых духов, исходил от большого тюка тюли, на которую были нашиты пайетки. Сначала Мелани подумала, что обнаружила карнавальный костюм, но потом увидела, что это вечернее платье. Раньше оно, наверное, было ярко-розового цвета, однако от краски, как и от духов, осталось лишь воспоминание.

Девушка осторожно вытащила платье из сундука. «Пятидесятые годы», — решила она. Наверное, это было одно из платьев, которые Ханна надевала, выходя в свет. В ту пору она была королевой парижских шляпниц.

Талия платья была очень узкой, а низ походил на колокол. Мелани удивилась тому, какой худощавой и изящной была ее прабабушка. Она и сейчас не была толстой, но в молодости, казалось, имела такие пропорции, которым могла бы позавидовать любая манекенщица.

Захочет ли Ханна поместить это платье на выставке? В любом случае Мелани решила показать его ей в качестве возможного экспоната.

Взгляд девушки упал на старую вешалку для верхней одежды, стоявшую в углу. Перед ней было несколько ящиков, и, если они будут достаточно легкими, она просто отставит их в сторону, а платье, как и другие находки, повесит на вешалку.

Когда Мелани приподняла самый верхний ящик, со штабеля в ее сторону соскользнуло что-то коричневое. Поначалу она не могла понять, что это такое, но потом этот предмет упал ей на лицо и свалился на пол. Мелани отставила ящик в сторону и рядом со штабелем обнаружила старый, выцветший конверт. В нем, похоже, было больше, чем одно письмо. Мелани осторожно повертела его в руках. Надпись разобрать было уже невозможно, но конверт не был заклеен. Мелани осторожно открыла его.

Лежавшая в конверте фотографическая пластинка стала для нее сюрпризом. Чтобы лучше рассмотреть ее, Мелани подошла поближе к одному из маленьких чердачных окон. На фотографии были изображены две девочки четырнадцати или пятнадцати лет. Обе были одеты в аозай, однако платье младшей выглядело несколько благороднее, чем аозай старшей девочки. Они держались за руки, их лица сияли. В конверте вместе с фотопластинкой лежали высохшие цветы жасмина, некоторые из них уже превратились в пыль. Там было также несколько густо исписанных листков тончайшей почтовой бумаги.

Мелани рассматривала пластинку со всех сторон. На ней была неизвестно кем сделанная надпись на вьетнамском языке: «Жасминовые сестры».

Кем были эти девочки? Может быть, Ханна их знала?

Когда Мелани развернула листки, то увидела, что на них записана целая история. Почерк был очень аккуратным, так пишут дети, которые овладели навыками каллиграфии лишь несколько лет назад. История была изложена по-французски, но Мелани очень хорошо знала французский язык. Она уселась по-турецки на пол и начала читать.

Храм жасмина

Жила-была богатая девочка, которую звали Хоа Нхай, что означает не что иное, как «цветок жасмина». Хоа Нхай жила в большом доме в большом городе, у нее были красивые платья, и она могла есть фрукты всегда, когда хотела. Хотя у нее было много игрушек и книг, она очень скучала. Больше всего ей хотелось, чтобы у нее была сестра, с которой она могла бы играть или гулять по большому саду, но у ее матери был всего один ребенок.

И вот однажды к ним в сад забралась бедная девочка. На ее лице были полосы грязи, на голове — небрежно заплетенные косички. Она пахла рыбой и водорослями и была немного старше, чем Хоа Нхай. Грубый аозай был велик незнакомой девочке, потому что ее тело было довольно худым — однако ее большие глаза были прекрасны, как два черных драгоценных камня.

Вместо того чтобы позвать слуг, которые присматривали за ней целыми днями, Хоа Нхай подошла к девочке:

— Привет, я Хоа Нхай. А ты кто?

— Тхань, — представилась та. — Тхань из порта.

Так вот, значит, откуда запах водорослей и рыбы!

— А что ты ищешь здесь, Тхань из порта? — спросила богатая девочка.

— Я хотела просто посмотреть на сад. Но если тебе это не нравится, я уйду. — Бедная девочка, казалось, очень смутилась.

Ее взгляд остановился на шелковом одеянии Хоа Нхай.

— Не бойся, — ответила Хоа Нхай. — Если ты хочешь, я покажу тебе сад.

Тхань сначала недоверчиво посмотрела на нее, словно опасаясь, что хозяйка сада отведет ее к клетке с кровожадными тиграми, но потом присоединилась к Хоа Нхай.

Хоа Нхай показала ей орхидеи и прекрасные разноцветные франжипани, а также стрелиции и розы, которые ее отец получил в подарок от своего начальника-француза. Тхань смотрела на все это, словно на драгоценные камни. Заметив на деревьях обезьян или птиц, она радостно вскрикивала, словно видела их в первый раз.

— А откуда ты родом? — удивленно спросила Хоа Нхай, потому что не могла представить себе ни одного места в Сайгоне, где не было бы деревьев, цветов, птиц и обезьян.

— Как я уже сказала, из порта, — ответила Тхань. — Но, может быть, я водяной дух.

— Тогда вода должна течь у тебя из рукавов, — возразила Хоа Нхай, потому что знала от своей матери несколько историй про водяных духов.

Когда ее отец бывал дома, мать при нем не решалась рассказывать эти истории, но когда они были одни, Хоа Нхай слушала истории о духах воды, воздуха и о духах предков, которые бродили по городу или подкарауливали людей на рисовых полях.

— И у тебя был бы ил в волосах…

— Да, этого у меня нет, — ответила Тхань, осмотрев себя.

Они не смогли долго разговаривать, потому что Хоа Нхай позвала ее мать.

— Ты придешь завтра? — спросила Хоа Нхай, бросив взгляд на дом.

— Постараюсь, — ответила Тхань, которая вдруг, казалось, съежилась, словно хотела спрятаться от какого-то чудовища. — Я буду ждать тебя здесь.

И с этими словами она исчезла в кустах.

С того дня Хоа Нхай и Тхань стали встречаться каждый день. Чуть раньше, если Тхань удавалось поймать много рыбы, чуть позже, если ей везло меньше.

Однажды Тхань появилась в саду очень расстроенная. И шла она так неосторожно, что ее чуть не заметил один из слуг.

— Моя мама чувствует себя очень плохо, — сказала она, когда Хоа Нхай наконец нашла ее. — Мне нужно пойти в храм Семи Солнц и попросить богов о помощи.

Об этом храме Хоа Нхай еще никогда не слышала.

Она знала, что у Тхань есть только мама, потому что ее отец утонул уже давно во время рыбной ловли.

— Храм Семи Солнц — это самое страшное место на свете, — сказала Тхань таинственным голосом, потому что любила страшные истории. — Никто не входит туда после наступления темноты, потому что там живет злая старуха, которая одним своим взглядом может убить человека. Даже взрослые мужчины плюются, когда говорят о ней.

— А что тебе нужно в этом храме? — испуганно спросила Хоа Нхай. — И что будет, если тебя увидит старуха?

— Пусть хранительница и настоящая ведьма, но сам храм не злой. Говорят, что посреди внутреннего двора растет чудотворный куст жасмина, цветки которого приносят счастье, но лишь в том случае, если сорвать их в полночь.

— Ты хочешь пойти в храм в полночь? — Хоа Нхай недоверчиво посмотрела на Тхань.

— Да, и я хотела попросить тебя пойти со мной. Ты очень счастливый человек, и мне кажется, что ты могла бы мне помочь.

Хоа Нхай никогда не задумывалась над тем, счастлива ли она. Но она жила в этом большом доме, у нее был чудесный сад, и никто не посмел бы назвать ее нищей. Да, наверное, она счастлива! И она заинтересовалась этим храмом, пользовавшимся дурной славой.

— Ну, хорошо, — ответила Хоа Нхай, — я пойду с тобой. Но как цветы жасмина могут помочь твоей матери? Надо заварить из них чай для нее?

— Нет, я положу ей веточку под подушку. А потом буду молиться за нее. Я уверена, что тогда она выздоровеет.

Была светлая лунная ночь, когда Хоа Нхай прокралась через ворота сада. Если ее родители узнают, куда она направляется, они ее накажут. Однако она дала обещание Тхань и хотела сдержать его.

Идя по дороге, которую ей описала Тхань, Хоа Нхай заметила, что город становится каким-то странным. Здания казались все беднее и беднее, и запахи были непривычными.

— Хоа Нхай! — прошептал вдруг кто-то в темноте. И сразу же из темного угла вышла Тхань и обняла подругу. — Значит, ты все-таки пришла.

— Я ведь обещала. Надеюсь, что еще не слишком поздно.

— Нет-нет, сейчас самое подходящее время, — ответила Тхань и показала на луну. — Когда мы дойдем до храма, будет ровно полночь. Надеюсь, что хранительница храма уже будет спать.

— Мы будем вести себя тихо, как мыши, — сказала Хоа Нхай, подбадривая подругу, хотя сама очень боялась хранительницы храма.

На северной окраине города хижины бедняков лепились друг к другу, словно крысы на холоде. В отбросах рылись бродячие собаки. Где-то раздавался плач.

Тхань схватила подругу за руку.

— Не бойся, — сказала она. — Люди здесь бедные, но никому ничего плохого не делают. Многие из них участвовали в восстаниях против tây. Их покарали. И поэтому сейчас они вынуждены жить здесь.

Хоа Нхай ничего не знала о восстаниях и наказаниях. Ее отец никогда не говорил плохо о tây, потому что работал на них.

За бедными хижинами простиралась свободная земля. Луна отражалась в рисовых полях, которые покрывали землю, словно промокшие ковры. Вдалеке могущественно и угрожающе вздымались джунгли, откуда раздавались крики обезьян.

— Как дела у твоей матери? — спросила Хоа Нхай, когда они оставили хижины позади.

— Она становится все слабее, — ответила Тхань. — Я очень боюсь, что она умрет.

— Когда твоя мать получит цветки жасмина, она снова станет здоровой.

Через какое-то время перед ними показался храм. Время и дожди стерли черты каменных лиц, украшавших его. Вокруг него росла очень высокая трава, что немного обеспокоило девочек, потому что под длинными стеблями часто прятались змеи, которые могли неожиданно укусить, если на них наступить. Маленькую тропинку к воротам едва можно было различить.

Подруги осторожно крались по тропинке. Лунного света было достаточно, чтобы отличать камни, ветки и сучья от змей и скорпионов. Через некоторое время обе девочки почувствовали себя немного увереннее и пошли быстрее. Перед воротами в храм они остановились.

— А какие боги здесь живут? — спросила Хоа Нхай.

— Я этого не знаю, — ответила Тхань, благоговейно рассматривая здание. — Но если у них есть сила, чтобы вернуть человеку здоровье и принести ему счастье, значит, это очень дружелюбные боги.

Девочки медленно приближались к воротам храма. Непогода и время сделали дерево черным и отняли блеск у колокола, язык которого имел форму рыбы.

— Она, конечно, спит, — прошептала Хоа Нхай, чувствуя, как дрожит рука Тхань. — Посмотри, нигде не горит свет.

— Духам свет не нужен.

— Она всего лишь человек, — возразила Хоа Нхай, потому что ее отец всегда утверждал, что духов не бывает. — Она, конечно, спит.

Хоа Нхай положила руку на толстые деревянные брусья. Они все еще хранили в себе тепло дня. Еле дыша, она прислушалась к тому, что делается внутри храма. «Там, где есть люди, есть и звуки», — говорила ее мать. По звукам можно понять, есть ли жизнь в помещении. Девочка ничего не почувствовала. Ветерок ласкал камни, что-то шуршало, однако это были всего лишь листья. Храм казался мертвым. Когда девочки немного нажали на дверь, она поддалась и открылась — к сожалению, не беззвучно. Скрип петель эхом разнесся по всему двору. Хоа Нхай окаменела. Был ли слух у старухи таким, каким он бывает у пожилых женщин, или же она слышала лучше?

Затаив дыхание, девочки на миг замерли и прислушались. Ничего не происходило. Наверное, им снова повезло. Они проскользнули через слегка приоткрытую дверь и спрятались в тени. Во внутренний двор можно было попасть через обрамленную колоннами дорожку, камни которой еле слышно шуршали под ногами девочек.

В лунном сиянии цветки жасмина светились, словно белые звезды. Крепкие ветки казались толстыми, будто ветви настоящего дерева. Может быть, этот куст жасмина уже видел, как мимо него пронеслись два или три столетия.

Девочки вышли из тени и очутились под ярким лунным светом.

— Давай нарвем цветов, — еле слышно прошептала Тхань. — Иначе полночь пройдет и они перестанут действовать.

Она шагнула вперед и протянула руку за похожими на звездочки цветами, но на миг остановилась и огляделась по сторонам. Затем она сорвала маленькую веточку и быстро спрятала ее под одежду.

— Теперь ты, — прошептала она и оглянулась на подругу.

Хоа Нхай шагнула к жасмину, со страхом и почтением посмотрев на него. Она тоже сорвала себе веточку.

— Что вы здесь ищете? — вдруг раздался позади них скрипучий голос.

Девочки испуганно обернулись. Опиравшаяся на суковатую палку старуха казалась хрупкой и слабой. Ее длинные седые волосы были завязаны узлом на затылке, а лицо покрыто морщинами. Руки женщины были такими тонкими, что казались просто костями, обтянутыми кожей. Остальная фигура скрывалась под длинной рубахой. Собственно говоря, для духа она выглядела довольно безобидно, если бы не блестящие глаза, строго смотревшие на девочек.

— Простите, bà, мы…

У Хоа Нхай слова застряли в горле. Хранительница храма сверлила ее горящим взглядом. Сердце девочки прыгало в груди, словно рыба в сетке.

— Неужели у вас нет почтения к богам и духам умерших? — Голос старухи был пронзительным и холодным, как лед, как ветер, который веял над могилами. Такого ужаса не внушала даже пророчица, к которой люди обращались, чтобы на похоронах определить время, подходящее для того, чтобы положить мертвое тело в гроб.

Хоа Нхай хотела убежать из храма как можно быстрее. Ее руки потянулись, чтобы схватить Тхань и потащить ее за собой, но затем она снова подумала о матери своей подруги. Может быть, боги послали им испытание? Может быть, все было иначе, нежели рассказывали те, кто не решался заходить в храм в ночное время?

— У нас есть уважение к ним, но есть и причина, чтобы быть здесь.

Старуха, судя по всему, не ожидала такого ответа.

— Да? Какая же?

То, что она задала этот вопрос, настолько удивило Хоа Нхай, что девочка сначала даже не нашла, что ответить. Однако затем она услышала свой голос:

— Нам нужны цветки для больной женщины. Они должны вернуть ей здоровье.

Неожиданно старуха схватила ее за руку и крепко вцепилась в нее. Хоа Нхай испуганно хватала воздух ртом, но закричать не смогла.

— Ты намного храбрее, чем другие девочки в твоем возрасте, — сказала смотрительница и грубо повернула ее руку так, что ладонь оказалась вверху. — Дай-ка я посмотрю, что тебя ожидает.

Как ни пыталась девочка освободиться от хватки старухи, ей это не удалось. Женщина ткнула холодным костлявым пальцем в ее кожу и стала обводить пальцем узоры на ладони. При этом она что-то бормотала, но девочка не понимала ее слов. Хоа Нхай, ища помощи, взглянула на подругу, но ту словно парализовало. Тхань, будто окаменевшая, застыла рядом с деревом и чуть не раздавила нежные цветки на своей груди.

Хотя пальцы старухи были холодными как лед, Хоа Нхай показалось, что она чувствует жжение в ладони. По спине у нее пробежал холодок ужаса. Неужели это и был ритуал, который старуха проводила для того, чтобы убить человека? Может быть, сейчас ее пронзит молния или схватят судороги? Она ведь не хотела умирать! Может, было бы лучше, если бы она отговорила Тхань от этой глупой затеи с храмом…

Старуха довольно долго занималась рукой Хоа Нхай, затем пристально посмотрела на девочку и сказала:

— Ты носишь в себе дракона, который пока что спит. Но однажды он вырвется наружу и расправит крылья. Ты будешь путешествовать далеко по свету, и жизнь твоя будет нелегкой. Тебе придется пройти долгий путь, прежде чем ты обретешь мир и спокойствие.

О чем говорила старуха? Девочка не поняла, что та имела в виду. Но ее слова пробудили в ней страх.

С насмешливым хихиканьем старуха отпустила руку Хоа Нхай.

— Идите и заберите цветы с собой, пусть они принесут вам то, чего вы заслуживаете. — С этими словами она повернулась и растворилась, опираясь на палку, в тени, так же бесшумно, как и появилась.

Хоа Нхай вздохнула с продолжительным стоном. Она даже не заметила, что непроизвольно задержала дыхание, но сейчас ее легкие горели, как будто внутри нее действительно был дракон. Девочка оглянулась, ища глазами Тхань, которая, бледная как мертвец, по-прежнему стояла рядом с деревом.

Они были живы. Пока. Но слова старухи прозвучали, словно проклятие.

— Давай уйдем отсюда, — сказала Хоа Нхай и взяла Тхань за руку.

Тени, окутавшие храм, теперь имели угрожающий вид. В шорохе трав, казалось, слышалось шипение не менее сотни змей. И лишь когда перед девочками появились первые дома на окраине города, они снова успокоились.

Тхань внезапно остановилась и выдернула ладонь из руки Хоа Нхай.

— Что случилось? — удивленно спросила та. — Тебе плохо?

Тхань отняла другую руку от своей груди и стала рассматривать раздавленные цветки.

— Мы не должны никому ничего рассказывать, ты слышишь? — тихо проговорила она. — Никому.

— Конечно, мы ничего никому не скажем. Если мои родители узнают о том, что я наделала, они меня не выпустят даже в сад.

Хоа Нхай увидела, как омрачилось лицо ее подруги.

— Цветы… теперь они ничего не стоят, — пробормотала Тхань. — Теперь они не принесут счастья.

— Тогда возьми мои, — предложила Хоа Нхай и протянула подруге целые цветки. — Они помогут твоей матери.

Взгляд Тхань не изменился. Она медленно покачала головой:

— Это не поможет. Твои цветы прокляты, как и мои. Лучше выбрось их.

И с этими словами Тхань уронила свою ветку с цветами на землю.

— А как же твоя мать? — спросила Хоа Нхай. — Что ты собираешься делать, чтобы ей стало лучше?

Тхань лишь пожала плечами. Она не знала. Цветы жасмина явно были ее последней надеждой.

Хоа Нхай не решилась выбросить свои цветы, потому что они все еще были прекрасны.

— Я сохраню их, — сказала она. — Если они приносят счастье, я предложу их тебе еще раз. Если же они приносят несчастье, то я все вынесу одна.

Тхань покачала головой:

— Выбрось их, умоляю тебя! Старуха навлечет на нас несчастье. Она прокляла нас своим взглядом.

Однако Хоа Нхай не хотела ничего слышать.

— Она всего лишь старая женщина, — сказала девочка и с ужасом и содроганием потерла руку, которую так крепко держала в своей руке смотрительница. — Она никому ничего не может сделать.

— Но она ведь что-то тебе напророчила!

— Это был просто бред, разве ты не слышала? Мы не уедем отсюда, и ты это знаешь точно так же, как и я. Мы останемся со своими семьями.

Но у Тхань был такой вид, словно она не верила своей подруге.

— Если ты хочешь сохранить эти проклятые цветы, то хотя бы спрячь их как следует, чтобы никто не нашел, а я посмотрю, может, мне удастся сохранить жизнь своей матери другим способом.

— А если она уйдет из жизни, я попрошу моих родителей, чтобы они взяли тебя к нам. И тогда ты будешь моей сестрой, это я тебе обещаю.

Хоа Нхай протянула подруге руку. Тхань робко взяла ее, и таким образом они скрепили свой союз.

Мелани опустила листки. Эта сказка странным образом тронула ее. Кто же это написал? Неужели ее прабабушка?

Полюбовавшись еще некоторое время красивым почерком, Мелани снова сложила бумагу и засунула ее в конверт. Фотографию же она рассматривала еще долго. Кто были эти девочки? Ни одна из них, казалось, не была похожа на Ханну.

Мелани решила расспросить об этом прабабушку, когда выполнит хотя бы часть работы. Она спрятала фотопластинку обратно в конверт, положила его рядом с дверью, чтобы не забыть, когда снова пойдет вниз, и принялась за работу.

Мелани вытащила из ящиков и сундуков кое-какие вещи, которые выглядели еще вполне пригодными. Часть одежды пострадала от моли, хотя и незначительно, однако ее все же можно было починить. Мелани извлекла также шляпы, перчатки и старые палантины. Пока она перебирала тюль и сатин, время от времени находя даже бархат и нежный шелк, она впервые за много дней не думала беспрерывно о своем мобильном телефоне. И лишь после того, как Мелани разобрала первый штабель ящиков, она снова вспомнила о нем. Телефон лежал там, где она его оставила. В нем не было никаких новых сообщений.

В полдень Мелани с конвертом в руке пошла вниз. Мимоходом она заметила во дворе большой красно-белый туристический автобус. С нижнего этажа доносились голоса посетителей. Несколько женщин смеялись. Запах сигарет поднимался вверх через открытые окна. Очевидно, мужчины-туристы предпочли вместе с водителем автобуса устроить маленький перекур, вместо того чтобы изучать моду прошедших столетий.

На жилом этаже, напротив, было тихо. Дверь салона была открыта. Неужели Ханна там?

Войдя в салон, Мелани увидела прабабушку. Она сидела у окна, погруженная в свои мысли. Ее палка стояла рядом с ней. На этот раз Ханна была одета в синий аозай и выглядела так, словно снова могла пройти пару шагов без посторонней помощи.

— Я не помешаю? — осторожно спросила Мелани.

Ханна обернулась. У нее был такой вид, будто она проснулась ото сна.

— Нет, дитя мое, ты мне не мешаешь. Как продвигается работа на чердаке?

— Очень хорошо, — ответила Мелани. — У меня такое чувство, будто это занятие идет мне на пользу. Я нашла много вещей для твоей выставки. Некоторые платья немного пострадали, но их можно починить.

— Это меня радует. Давно пора обновить выставку.

— У вас снова посетители, как я вижу.

— Да, это туристическое бюро любит возить сюда своих клиентов. Недавно здесь побывала даже группа из Китая, представь себе!

— Это же прекрасно!

— Конечно. И я надеюсь, что однажды несколько моих земляков найдут сюда дорогу. Но у тебя такой вид, будто на сердце у тебя нечто иное.

Мелани кивнула и протянула Ханне конверт.

— Вот это упало на меня, когда я приподняла один из ящиков. Я заглянула туда.

Ханна некоторое время рассматривала конверт. По выражению ее лица невозможно было догадаться, рада она этой находке или нет. Мелани поняла: ее прабабушка знает, что спрятано в конверте.

— Ты прочитала эту историю?

Мелани кивнула.

— Две девочки, забравшиеся в жасминовый храм. Красивая история, хоть и немного страшная.

Улыбка скользнула по лицу Ханны, когда она положила конверт на стол и вытащила оттуда листки бумаги и фотографию.

— Это ты написала ту историю? — продолжала спрашивать Мелани. — Ты знаешь, кто эти девочки на фотографии?

Ханна пододвинула к себе фотографию и некоторое время рассматривала ее. Улыбка пожилой женщины стала печальной, почти тоскливой.

— Да, это написала я, — призналась Ханна. — Я сделала это для Марии, она любила всякие истории и особенно эту, про жасминовых сестер. Она всегда спрашивала, что было дальше, но я никогда ей этого не рассказывала, и однажды она просто забыла о ней.

— Значит, у этой истории было продолжение?

— Конечно, было. И, наверное, она продолжается, ведь я еще не умерла.

Мелани удивленно уставилась на прабабушку:

— Неужели ты — одна из этих девочек?

Ханна кивнула:

— Да, много лет назад меня звали Хоа Нхай.

Некоторое время она молчала. Казалось, она прислушивалась к тому, как звучит это имя. Затем Ханна пальцем указала на лицо девочки, той, которая была моложе.

— Вот это я.

— Значит, другая девочка — Тхань?

Ханна кивнула.

— Да, это моя названная сестра Тхань.

На ее лице промелькнула улыбка, в которой отразилась любовь.

— Все, что ты прочитала, — правда. Однажды она забралась в наш сад. И с того момента наши судьбы долгое время были связаны.

Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.

— Есть причины, почему я до сих пор никогда не рассказывала тебе о ней. Этой историей я хотела воздвигнуть ей памятник, но у меня не хватило мужества рассказывать дальше. Если Мария помнит эту историю, она, наверное, думает, что это просто вымышленный персонаж. Твоя мать ничего об этом не знает. Она не знает даже, что когда-то меня звали Хоа Нхай.

— Хоа Нхай — красивое имя, — констатировала Мелани и снова посмотрела на фотографию.

Она знала этот вьетнамский обычай — давать детям имена, значение которых указывает на то, чего родители ожидают от своих отпрысков. Чаще всего имена мальчиков означали силу, мудрость и мужество, а имена девочек были связаны с красотой, поэтому среди них так часто встречались названия цветов.

Ханна ни разу не рассказывала о своих родителях. И, вообще, ее детство никогда не было темой для разговоров.

— Твои родители попали прямо в точку. Цветки жасмина очень красивы. И ты тоже очень красивая.

Ханна рассмеялась и махнула рукой:

— Наверное, они назвали бы меня так даже в том случае, если бы я была уродиной. Такое часто бывало. Иногда девочке давали красивое имя, а после она становилась настолько малопривлекательной, что родители старались поскорее найти ей мужа, чтобы, по крайней мере, использовать притягательность молодости.

— А почему ты сменила свое имя?

— Было множество обстоятельств, которые к этому привели.

— Ты никогда об этом не говорила.

Ханна взглянула на правнучку:

— Бывают истории, которых лучше не рассказывать. Или если рассказывать, то только в нужный момент.

Мелани опустилась на табуретку перед ротанговым креслом. Свежий бриз повеял из окна и смахнул ей на лицо несколько прядей.

— Я хотела бы узнать еще кое-что о твоей жизни, grand-mère.

Ханна ничего не сказала на это, но посмотрела на Мелани долгим испытующим взглядом.

— Значит, ты нашла мои платья?

— Да, насколько я могу судить, у тебя много одежды в стиле сороковых и пятидесятых годов. Тогда ты была королевой парижских шляпниц.

Ханна фыркнула и отмахнулась:

— Ах, какая там королева! Я была одной из многих. Журналисты гонялись за мной лишь потому, что у меня азиатская внешность и довольно известная фамилия, а мой муж был ранен на войне. Историю моей жизни не стыдно было рассказывать — в отличие от некоторых других, которые во время войны покрыли себя позором.

— Но тем не менее ты была достаточно богатой, чтобы позволить себе такие прекрасные платья.

— Поройся лучше, и тогда ты найдешь совершенно другие платья, — посоветовала правнучке Ханна. — Если ты отыщешь хотя бы одно из одеяний, сшитых до того, как я стала «королевой шляпниц», я с удовольствием расскажу тебе историю о нем.

Мелани взглянула на конверт:

— А что же случилось с девочками? С твоей сестрой? Какое продолжение у этой истории? Ну, grand-mère, пожалуйста, рассказывай дальше! Конверт ведь не случайно лежал там наверху!

Прежде чем Ханна успела ответить, из-за угла появилась Мария. У нее был немного озабоченный вид.

— Что случилось, дитя мое? Ты выглядишь так, словно вот-вот взлетишь на воздух, — спросила Ханна, заметив плохое настроение дочери.

— Одна из туристок повредила витрину. На стекле образовалась большая трещина. Мне придется вызвать стекольщика, чтобы он заменил стекло.

— А разве Томас не сможет это сделать? — спросила Мелани.

— Он не стекольщик. Кроме того, это ведь дело страховой компании, мы сами не имеем права просто так взять и залатать витрину.

— А какой витрине досталось? — осведомилась Мелани.

— Той, в которой выставлено свадебное платье конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Может быть, ты поможешь мне перенести этот экспонат в более безопасное место? Манекен довольно тяжелый.

— Ну конечно, бабушка!

Мелани быстро последовала за Марией вниз. Туристический автобус как раз выезжал со двора.

Зал для экспозиций, в котором были выставлены модели, сохранившиеся лучше других, каждый раз заставлял Мелани затаить дух — и это несмотря на то, что она видела эту одежду, пожалуй, сотни раз. Она хорошо помнила, как они оборудовали этот зал. Тогда ее мать, она сама и даже ее отец помогали друг другу устанавливать витрины и размещать там экспонаты.

Легкая грусть охватила Мелани при этой мысли. Как давно она ничего не слышала о своем отце! После развода с ее матерью, состоявшегося несколько лет тому назад, он просто исчез. Он выплатил ей щедрую компенсацию, однако после судебного заседания, освободившего его от обязательств, больше не давал о себе знать никому, даже собственной дочери. Мелани не знала, где он живет. За это время она почти никогда не думала о нем, что было очень печально, потому что, собственно говоря, у них были хорошие отношения — по крайней мере до того, как обнаружился его роман и отец отдал предпочтение другой женщине.

Удар пришелся по самому низу витрины. К сожалению, на подоле платья было два разрыва, да и кружева чуть-чуть пострадали.

Мелани, словно окаменев, стояла перед витриной. Свадебное платье… Она вспомнила, как думала о нем, когда ехала из аэропорта, исполненная планов на будущее. Немного позже эти планы рассыпались из-за дорожной аварии, в которую попал Роберт. Разбитая витрина показалась Мелани символом того, что произошло за это время, потому что, если не случится чуда, она уже не выйдет замуж. Во всяком случае, не за Роберта. А может быть, и вообще ни за кого.

— Неужели кто-то попал в стекло своей палкой? — спросила Мелани, чтобы отогнать угнетавшие ее мысли, и указала на кучу осколков.

— Ты угадала! — ответила Мария, обходя осколки на цыпочках. — Одна из женщин слишком быстро повернулась, наверное, чтобы подозвать другую — вот тут все и случилось. Как ни глупо, но она порвала платье палкой. Нам придется его латать. — Бабушка громко вздохнула.

— Может быть, нам следует поставить бронированное стекло? — предложила Мелани. — А сигнализация сработала? Я ничего не слышала!

— К счастью, я ее отключила. Пока я нахожусь в помещении, никто ничего не украдет. И, опять же к счастью, другие посетители так испугались, что тут же ушли из зала. Эта пожилая дама заверила меня, что оплатит ущерб, но я не верю, что дождусь от нее хоть какой-то компенсации. Такое иногда случается. В конце концов, она ведь не нарочно ударила палкой по витрине.

Мария говорила об этой женщине так, будто ей самой было не семьдесят семь лет. Это всегда немного смешило Мелани.

После того как они подмели осколки, Мелани помогла Марии вынуть манекен из витрины.

К ее удивлению, платье лишь немного пахло пылью, но не затхлостью. Если оно и дальше будет висеть под стеклом, то любоваться им можно будет и через сто лет.

— Лучше всего отнести платье наверх, в комнату для шитья, — предложила Мария и взяла манекен за ноги.

Мелани взяла его за плечи, очень осторожно, чтобы не повредить хрупкое платье еще больше.

— Вам надо бы подумать о том, чтобы установить здесь небольшой лифт, — заметила девушка, когда они с бабушкой несли манекен вверх по лестнице. — Или хотя бы что-то похожее на эскалатор. Тогда и grand-mère будет гораздо легче.

— Я уже давно пытаюсь внушить ей эту мысль, но она отвечает, что ей это не нужно. Она считает, что тогда уж лучше мне сразу усадить ее в инвалидную коляску.

— Это, учитывая ревматизм, который ее так мучает, было бы неплохой идеей: тогда она, по крайней мере, могла бы выходить на свежий воздух и ей не пришлось бы сидеть на сквозняках в салоне.

— Ну да. Но ты же ее знаешь. Я подозреваю, что где-то в глубине души она считает себя тридцати-или сорокалетней. А в этом возрасте человек не признает ни инвалидных колясок, ни лифтов. — Мария поставила манекен и, шумно дыша, вытерла пот со лба. — Так что если ты спросишь меня, то я ничего не имею против лифта, особенно в данный момент. А я чувствую себя так, как будто мне не больше двадцати лет.