Они вышли на улицу. После прохлады кондиционированного офиса жара на улице показалась неправдоподобной. Приятели прошли квартал, сразу попав из района небоскребов в узкие переулки настоящего, жилого Города. Они воняли затхлым, поношенным хламом каждодневной жизни, отбросами, напоминая южные города Третьего пояса. На разбитом, местами даже раскрошенном от времени асфальте красовались высохшие подозрительные пятна неизвестного происхождения, а там, где не было пятен, улицы украшал полуразложившейся мусор, сдобренный бумагой, пластиком, банками и бутылками. Повсюду на стенах домов разметались грязные подтеки и какие-то брызги, а сами дома - мрачные, бесформенные чудища не манили найти там пристанище, но наводили ужас темной, сдержанной угрозой своих отверстий, по ошибке принимаемых за окна и двери. И не то, чтобы здесь жили непременно преступники или отщепенцы, нет, улицы были как улицы, а горожане как горожане. Саша, раздраженный всей подозрительной историей с акциями и эмбрионами, разглядывая жизнь, несколько отодвинутую от центральных проспектов, подумал, что на Востоке даже бедность украшает себя деталями присущей ей культуры да в Европе за два столетия сменилось несколько культурных стилей, а в Великом Городе за двести лет не появилось своего лица, словно его нет у людей, населяющих эти переулки. Да ведь если бы только стиль...

В китайской лавке, по фасаду украшенной яркими картинками и иероглифами в красной гамме, было жарко, пахло съестным. Полки завалены товаром. Лавка содержалась в беспорядке, но это не смущало ни посетителей, ни хозяина, физиономия которого выражала довольство жизнью. Стоя за конторкой, китаец жизнерадостно гремел счетами, покрикивая на двух работников, расторопно подносивших товары, иногда убегал за ними сам, однако старался не отрывать взгляда от посетителей возле кассы, где на узких полочках были выставлены особенно дорогие вещи. Что он кричал своим помощникам по-китайски, было непонятно, но Саша осознал, что таким тоном в других местах не говорят. Впрочем, это не мешало хозяину быть радушным с посетителями.

Когда покупатели рассосались, Марк показал визитку своей газеты. Саша себя не назвал. Китаец представился Веном, заметно обрадовался вниманию прессы. Он оставил лавку на продавцов, и все трое уединились в задней комнатке среди бутылей, мешков сушеной рыбы и мелких, ослепительно размалеванных баночек с чем-то пахучим: новоделов щемящей, когда-то мучительно притягательной колониальной роскоши. На столе китаец локтем освободил место от платмассовых зажигалок и губной помады и пригласил пить чай.

Здесь Саша увидел Марка во всем блеске его журналистского таланта. Марк ни полслова не вспомнил об эликсире или клинике, а китаец уже был готов рассказать о чем угодно.

- Вот она! - сказал китаец, оглядывая стены.

Саша проследил взглядом, и до него дошло, что он что-то прослушал. Он озабоченно подул в чашку и насыпал в сладкий чай сахару. Китаец протянул ему ложечку, подмигнув:

- У всех мечта есть.

- Есть, - одобрил Саша наобум.

- Своя торговля, и ты в ней хозяин!

- А успех в науке? - спросил тот, думая о том, зачем они здесь.

- Надо деньги делать. Я, как в Державу приехал, на хозяина начал батрачить. Так все делают: работникам платят мало-мало, чужие бы такой жизни ни за что не выдержали. Ничего, у каждого цель. Вам не видно, а я сразу понимаю... - Вен с наподражаемым лукавством почти совсем сомкнул-сощурил свои узкие глаза, - китаец работает, как собака, но доволен и такую жизнь сколько хочешь вынесет, потому что своей лавки дожидается!

Дойдя до этой интересной точки, он забыл про свой чай и повлек Сашу и Марка на задний двор показать бизнес. Здесь была возведена высоченная сараюха - ее двадцать два этажа были комнаты, поставленные друг на друга. Полоса земли под окнами зеленела полем зеленого лука. Лук дотянулся до первого этажа и колыхался, как камыш, закрывая окна.

- Сдаю в наем! - хозяин радостно обвел руками свои владения. - А там, - он показал рукой на гараж, - мы начинали бизнес.

Марк сразу кивнул, как будто он знал о делах китайца и очень хорошо понимал, как начать бизнес в гараже.

- Родственники помогли, в Державу переехали. Начали в гараже: лепили с утра до ночи.

"Что же они лепили?!" - воскликнул Саша про себя.

- Мы с родней завалили пельменями четыре ресторана!

- Вы их... в гараже? - засмеялся Саша.

Хозяин радостно закивал.

- Только он один отлынивал. А надо было с главного начинать.

- Ваш брат? - легко спросил Марк.

- Говорит, Лучший Медицинский Институт солидный и кафедра престижная. Начал деньги делать.

- За ампулу хорошо дают? - запамятовал Марк.

- На эликсире Клуб открыли, деньги пошли огромные!

- Брат на Клуб не в обиде? - как будто зная ответ, спросил Марк.

- Он хочет акции скупить, а то Клубные опередят! - обиженно крикнул китаец. - Папа какой-то объявился, всю власть забрал!

- Нехорошо... - расстроенно заметил Марк, - ай, как нехорошо... в перспективе...

- Проглотят его!

- Есть варианты, - сказал гость, - можно помочь.

Китаец быстро повел их по коридору, загогулиной уходящий вглубь здания, постучал в низкую дверь и сразу открыл. Маленькая комнатка была пуста. В углу кровать, стол, над ним полки: книги по медицине, химии.

- Еще не пришел. Подождете?

- Нет! - быстро сказал Саша.

Пока Марк доставал визитку, он подошел к стене. Календари, фотографии... На одной человек двадцать, в белых халатах. Саша вгляделся: перед ним в центре группы сидела его мать.

Марк повернулся к Саше - тот загородил фотографию собой.

- Пошли! - сказал он. - Не застали человека!

В первой комнате Марк что-то записывал, Саша тяжело оглядывал стены. Он не выносил темных помещений - в этом все дело, пришло ему в голову. Запахи неприятные, пространство стиснутое. Стены увешены пестрыми открытками, ковриками со сценками в национальном духе, сделанными на скорую руку, аляповато, без всякого сочувствия. Горы сушеной, вяленой рыбы: раззявленные рты и пустые глаза. Саша уставился на мученический рот огромной рыбы, наплывающей на него засохшим ртом. Щелкая кривыми зубами, рот надвинулся и захватил его голову. Крикнув, тот ударил ее наотмашь, скинул пасть и опрометью выскочил из лавки. Марк выбежал за ним.

Китаец смотрел в пол, и на его лице неуловимо для постороннего взгляда начало проступать выражение тонкого презрения. Словно он думал: "Я всегда знал, что в них есть что-то жалкое", - все китайцы, имеющие дело с европейцами, никогда не говоря этого вслух, убеждены в своем тайном над ними превосходстве.

Вен надменно улыбнулся и вышел в лавку. Здесь он начал распаковывать привезенный товар. Коробка была наполнена значками, вдруг ставшими очень популярными, как и все, что активно распространял Клуб: майки, флажки, сувениры. На новых значках была изображена эмблема Клуба, символ бессмертной жизни - фигура скрюченного эмбриона.