Шоссе было уже переполнено, но Саша ехал быстро, и через несколько часов показались первые окраины. Еще час на трубы, склады и иную крупногабаритную собственность. Дорога стала мокрой, он обогнал поливальную машину; она скребла дорогу, оставляя за собой мыльный след. Тут он заметил, что хотя цвет асфальта и отливает подозрительной зеленью, дорога чиста - по-видимому, ее оттирали всю ночь. Километров через сорок зеленый налет совсем исчез.

Внезапно сумерки раздвинулись, пропустили солнце - все залил горячий свет! Ослепленные водители от неожиданности затормозили, Саша схватился за темные очки. Так весь кабак только в Городе!

Он стал думать обо всем, старался охватить ситуацию целиком, но заметил, что почему-то вспоминает только детали. События складывались в картину, которую его голова отказывалась принимать, и - всплывали частности.

"Может быть, когда человек застигнут катастрофой, он не может, в том смысле, что не хочет, боится охватить все несчастье целиком. И думает о деталях. Кэти говорила, что так в России, а теперь в Городе... Мир потерял привычные формы, превращаясь в волшебный дурдом. Резкая перемена непереносима для неподготовленного разума, и пораженный человек мыслит себя спиритом, мистиком, разглядывая новую жизнь, о которой его не предупредили. Вот писатели, - Саша вспомнил последние книги русских авторов, которые принесла ему Кэти. - Они не любят свое советское прошлое, но пишут о партократах и кагэбистах, потому что другого прошлого у них нет. А если все-таки отрываются от него и приходят к настоящему, то, не веря ни во что, видят жизнь, как сумасшедшее постпространство, заселенное такими же безверными, как они сами. Кэтина тусовка не верит ни в высший смысл, ни в низшую наживу - это еще хуже нашей монеты "В Бога веруем".

А у нас? Я заметил, что люди разные, а ведут себя одинаково. Вот скажет один: "Я - Наполеон!", и сразу понятно, что он - псих. А если придут три сотни и скажут: "Верь ему, он - Наполеон" - кому тогда в дурдом? Никто не понимает, что вокруг происходит. И я не понимаю. Как будто погружаюсь во ртуть: все обтекает, шевелится в зыбучих песках, провалах... Бедное я животное со своими серьезными страхами... Нет, это не мои страхи, - думал он, - страшно без веры, если голова не повернута наверх. Мы вошли в бытовой рай, но что нам может объяснить материальный мир? Человек пожирает детей и хочет бессмертия, а получил сумасшествие, ибо больше не различает добро и зло. Потерял точку отсчета... И кто может противостоять? С точки зрения рациональной логики нормальный человек и сумасшедший - это одно и то же. Без Бога нет разума..."

Светило яркое солнце. Воздух был легкий, он продувал машину, теребя сзади какую-то газету, и несколько толстомясых сияющих облачков стояли в глубокой синеве, очевидно чувствуя себя на своем месте.

"Я-то не безверный. - Саша думал о том, что ему в конце концов делать. - У меня есть вера, значит, свобода есть. Выбор пока за мной..."

Ему стало много лучше. Он перешел в крайний ряд, снизил скорость и с удовольствием стал разглядывать места. Земля повсюду обработана. Какие-то заборы, дома, посевы и снова заборы без конца. Ему захотелось увидеть что-нибудь, не связанное с руками человека: речку, поросшую густым лесом, берега в зеленой траве. Он даже почувствовал запах речной воды. Но никаких лесов на пути не росло. Много поколений назад они рухнули под неудержимой волей овладевших этой землей, оставив по себе незаинтересованную память. Смотреть на это было тяжело и скучно. Он подумал, что от сидения в одной позе болит спина да время около одиннадцати - час суток, когда он чувствует себя хуже всего, в этом все дело. Машины, идущие впереди, сбавили скорость, тащились совсем медленно десять минут, пятнадцать. На таком ходу машина раскалилась, Сашу сморило. Неожиданно он тряхнул головой, нога стукнула по газу и машина прыгнула вперед. Ехавшие рядом загудели, за ними, ничего не поняв, другие, и машинная река разлилась чудовищным ревом. Несколько минут все дрожало в едином нестерпимом чувстве, более сильном оттого, что люди в соседних машинах не смотрели друг другу в лицо. Внезапно передние машины замолчали, за ними, как водится, последовали остальные, а через минуту показались кресты. Все потянули туда головы. Овальная арка над входом, на ней красовалась в профиль песья голова. Собачье кладбище! Саша обежал глазами кладбищенское пространство, и его глаза полезли на лоб: могилы были уставлены крестами!

Раздались звуки духовых инструментов. Собаче-христианский мир закончился и через канавку начался другой, человеческий. Стало понятно, откуда задержка. Похоронный кортеж, медленно завиваясь, подтягивал свой хвост на только что освоенную площадку. Посреди нее была вырыта поместительная яма. Вокруг - приглашенные. Все было знакомо, кроме одной детали: собравшиеся не толпились скорбной кучкой, а сидели в машинах, дружно покачивали из окон головами и потряхивали черными платочками. В изголовьях ямы стоял автомобиль необъятных размеров, из окошка выглядывал священник. Он иногда воздевал руку, и был виден его открывающийся рот. Над ямой возвышался подъемный кран. Звучала подобающая популярно-классическая музыка. Неоскорбительно поскрипывая лебедкой, кран торжественно опускал в яму... машину. Но что это была за машина! По ее вишневого цвета бортам была пропущена траурная кайма, внешние зеркала увешены золотыми кистями, а колеса убраны венками из кружев и роз. В глубине ее недр виднелся острый нос. Дополняя изысканность и импозантность происходящего, на табло, встроенном в колонну подъемного крана, вспыхивала огнями надпись: "Роскошный стиль нашего похоронного бюро! Модно, практично. Хороните в машинах, и Бог вас не забудет!"

Саша смотрел на этот роскошный стиль и почувствовал, что его хватит удар. "Какая жара!" - он резко надавил на газ и вырвался вперед по уже свободному шоссе. На ближайшей заправке остановился, пошел купить газету. Всю первую страницу занимала огромная фотография: санитары в ярко-желтом тащат клетки, переполненные разным зверьем. Он газету не купил, а сел за столик около входа в Макдональдс.

- Как мы вчера нажрались! - крикнул кто-то рядом. Он оглянулся и за столом увидел седоватого человека с плохо заплетенной жидкой косичкой. Его физиономия напряженно-розового цвета и полопавшиеся жилки глаз выдавали напряжение прошедших недель. Он был благодушен, как и остальные в этой компании, явившиеся сюда на мотоциклах, наверное, опохмелиться. У всех были добрые, новорожденные глаза, и в них как будто вставлено по две пивные пробки; они поводили ими из стороны в сторону и часто смеялись. Майки открывали густую татуировку на груди и плечах в несколько цветов: драконы, красотки. Из-за того стола неслось про вчерашние похождения, позавчерашний спорт и цены на мотоциклы. Саша бросил бармену несколько монет, купил сигареты. Пустышка дежурной улыбки, ответ, ответ, еще привет, свыше данная способность к речи, бессмысленность гортанных звуков из-за соседнего стола...

Зря он поехал сюда, а хорошо бы сейчас ехать вдоль океана, выдавливая недужную печаль, эти средневековые маски, неуместные в тихое морское утро. Хорошо забыть о них и смотреть вдаль, даже - за линию горизонта... А на воде штиль, и белым чайкам по пути. Саша оглядел эту компанию еще раз и почувствовал колокольчик внутри и тревогу, как если по ошибке вошел в чужую комнату: страх быть пойманным, любопытство, чужой запах и неприятно, и зачем ты здесь?.. Только странным показалось ему, что они ему так не понравились: раньше эта публика его не раздражала...

Он вошел в Макдональдс выпить кофе и запастись бутербродами в дорогу. У окна сидела компания сорокалетних - судя по радостным улыбкам, они жизнерадостно проводили время. Он сел с подносом ближе к веселому столику.

- У Пита был день рождения, он взял шесть кассет в прокате, смотреть начали днем, а кончили под утро, - рассказывал седоватый человек с сильным загаром.

- Совсем не спали, - подал кто-то прокуренным голосом.

- На полу навалили клевое лежбище, и слабосильные заснули. Терминатор так клево всех замочил, я просто тащусь! Еще возьмем? - загорелый спросил приятеля, протиравшего модные очки в дорогой оправе.

- Пит, тебе сколько стукнуло? - спросил тот же голос.

- Сорок пять.

Все бурно загалдели, выясняя, кто же старше. Сквозь шум седая женщина пыталась вывести разговор на другую тему:

- Я комедию видела, такая клевая!

- Что? Что? - на нее обратили внимание.

- Там один входит, а другой ему как заедет головой в живот. А живот толстый и трясется! Мы чуть не умерли! А за экраном - знаете, люди смеются, чтобы знать, когда смешно, - там одна тетка смеялась, как коза, ей-Богу - мы вообще чуть не умерли! Все смеются, а она блеет! Все еще больше смеялись! На мой день рождения я комедий наберу, чтоб смешнее было!

- Про тетку в голубом парике - она глазами умеет делать!

- Я видел - так поворачивает!

- А я всегда футбол смотрю.

- Что ты, Мартин, в комедиях кривляются здорово!

- Не-е-е... я только спорт. Моя жена говорит: "Человек должен заниматься своим здоровьем". Она, знаешь, какая здоровая, и дети - мы все здоровье уважаем.

- Я на мой день рождения всех на дискотеку поведу! - сказала седая женщина и потянула за собой Пита: - Нам пора, скоро внука привезут.

- Ба-ай!

- Ба-ай! - каждый повторял слова прощания.

- Б-а-а-й!

- Б а-а-а-а-й!

- Б-а-а-а-а-а-а-й!

Каким-то образом пара закончила ритуал и вышла на улицу. Никто не обратил внимания на их уход: ушли, и как не было. Только Саша по соседству сидел над пустым подносом, разглядывая свой пластмассовый стакан в подтеках кофе, и не мог взять в толк, что он слышал... Он обвел глазами компанию, они заметили его взгляды - он встал и вышел. Сел в машину, поехал дальше, думая, что, может, приснилось... привет из эликсирного будущего?