АВАНГАРД 1-й БРОНЕКАВАЛЕРИЙСКОЙ ДИВИЗИИ АРМИИ США В РАЙОНЕ ГОРОДА МОНС, БЕЛЬГИЯ

Расположившись клином, пятнадцать бронемашин "Брэдли" М-3 и танков "Абрамс" быстро двигались на юго-запад. Под их гусеницы послушно стелилась однообразная тускло-серая равнина, которую лишь кое-где оживляли посадки сахарной свеклы или кучи угольных выгарок. Перед авангардом парили в воздухе крошечные дозорные вертолеты "Кайова" ОН-58, поднимающиеся выше над землей лишь тогда, когда надо было обогнуть высоковольтные линии электропередач. Они должны были немедленно предупредить авангард о появлении любых войск ЕвроКона. Чуть позади разведчиков неслись, прижимаясь к земле, похожие на акул штурмовые вертолеты "Апач", готовые по первому сигналу подняться выше и открыть по противнику убийственный залповый огонь кумулятивными противотанковыми ракетами с лазерным самонаведением. Бельгийско-французская граница лежала в двадцати километрах от них дальше по шоссе.

Сотни танков и бронетранспортеров М-2 – основные силы 1-й бронекавалерийской дивизии – двигались вслед за своим авангардом на значительном удалении. Присутствие колонн бронетехники угадывалось по облакам пыли, поднявшейся до небес, да по низкому, рычащему и стонущему звуку, перемежающемуся лязгом стальных траков, разносился далеко над равниной. Еще одно облако пыли, повисшее над западным горизонтом, выдавало местоположение подразделений Бельгийской армии, которая отправилась в путь одновременно с американцами.

Подполковник Джон Чандлер, командир разведывательного батальона дивизии, внимательно изучал окрестности, высунувшись из открытого башенного люка командирской машины. Восемьдесят четыре года назад, во время одной из первых битв первой мировой войны, британские стрелки, одетые в хаки, и кайзеровские пехотинцы в своих шлемах с остроконечными пиками столкнулись именно здесь, на равнине под Монсом. Тогда обе стороны потеряли убитыми тысячи и тысячи своих солдат. Теперь, когда век был на исходе, ему казалось злой иронией судьбы, что люди снова готовятся драться и умирать на той же самой голой, безлесной, замусоренной местности.

Чандлер мрачно покачал головой, одновременно прислушиваясь к потоку донесений, который не переставая звучал в наушниках его шлемофона. Французы и немцы первыми начали эту безумную войну. Если они окажутся настолько глупы или упрямы, чтобы сражаться против превосходящих сил, он и его солдаты, безусловно, готовы ответить огнем.

* * *

6 ИЮЛЯ, КАБИНЕТ КАНЦЛЕРА ГЕРМАНИИ, РЕЙХСТАГ, БЕРЛИН

Подобно Фениксу, восставшему из пепла в стекле и бетоне, восстановленный Рейхстаг – здание германского парламента – возвышался почти в полном одиночестве над полутемным пространством Площади Республики. В угловом кабинете в восточном крыле здания канцлер Германии Гайнц Шредер отвернулся от окна, за которым виднелась панорама погруженного в темноту Берлина, и посмотрел на настольные часы. Только что минула полночь. "Как символично", – невесело подумал канцлер.

Затем он перевел взгляд с циферблата часов на мрачные лица пятерых мужчин, которые стояли напротив него по другую сторону стола. Это были министр обороны Германии, министр иностранных дел и трое одетых в форму начальников служб штаба. Все пятеро стояли совершенно неподвижно, ожидая разрешения канцлера заговорить. Формальности продолжали соблюдаться даже перед лицом неминуемого поражения.

– Итак, господа?

– Стратегическая ситуация безнадежна, господин канцлер, – Юрген Леттов – министр обороны – как обычно, не заботился о том, чтобы подсластить пилюлю. – Отступничество бельгийцев и объявление войны Конфедерации со стороны Голландии окончательно нас прикончили.

Шредер кивнул. Американцы и англичане вместе со своими новыми бельгийскими и голландскими союзниками располагали теперь огромной армией в сто пятьдесят тысяч солдат и две тысячи танков, сконцентрированной на ударных позициях в непосредственной близости от практически не охраняемых промышленных районов Германии, ее индустриального сердца. Большая часть немецкой армии была изолирована в Польше и к тому же отказывалась повиноваться приказам своего Генерального штаба. У страны не было никаких возможностей преградить американцам дорогу, ибо в распоряжении штаба оставались лишь несколько тысяч резервистов, несущих караульную службу на военных объектах, и одна мотопехотная дивизия. Этого было явно недостаточно.

Канцлер откашлялся.

– Что вы предлагаете, герр Леттов?

– Нужно заключить сепаратный мир, пока у нас еще есть эта возможность, – ответил министр. Остальные четверо подтвердили его слова одобрительным бормотанием.

– Мы ничего не должны французам! – глаза Леттова сверкнули.

Шредер сердито подумал, что Юрген прав. Он поддержал Никола Десо под впечатлением перспектив объединенной под французским и немецким влиянием Европы, которые развернул перед ним французский лидер – но, поддержав, обнаружил, что его доверием злоупотребляют на каждом шагу. Секретные переговоры с Россией лишь подтвердили готовность "союзников" принести стратегические интересы Германии в жертву своим сиюминутным нуждам. Подлое нападение французского спецназа на штаб 7-й бронетанковой дивизии стало лишним доказательством тому, о чем в Германии уже догадались: Франция рассматривала Германию вовсе не как равного партнера, а как марионетку, которую можно было использовать в качестве ударной боевой силы, ослабить, обескровить, а затем выбросить за ненадобностью. И все же он колебался. Слишком сильно его власть и его собственный политический престиж зависели от союза с Францией. Может ли он позволить себе отвернуться от Десо с такой легкостью?

Леттов наклонился к нему через стол.

– Я уполномочен говорить от лица кабинета и от лица армии, канцлер. Откажитесь от этого нелепого союза и от этой проигранной войны, пока не стало слишком поздно.

И снова головы остальных присутствующих согласно кивнули. Каждый из них помнил, какую страшную цену пришлось заплатить Германии за свое военное поражение в прошлой войне.

Шредер тяжело опустился в кресло.

– Хорошо, – его плечи сразу поникли, и он спросил: – Что я должен сделать?

– Подпишите эти приказы, – Леттов принялся раскладывать на столе перед ним бумаги.

Канцлер вдруг почувствовал себя не по годам старым и усталым. Просматривая документы, он обнаружил формальное уведомление французской стороне в том, что Германия отказывается от исполнения всех обязательств, которые налагались на нее членством в Европейской Конфедерации. Второй документ уполномочивал министра иностранных дел немедленно начать мирные переговоры с представителями Объединенных вооруженных сил. Третий и последний документ содержал указания двум железнодорожным сетям страны – "Дойче Бундесбан" и "Дойче Рейхсбан" – прекратить транспортировку любых грузов, предназначавшихся для французских войск на территории Германии и Восточной Европы.

Действуя медленно, с видимой неохотой, Гайнц Шредер снял колпачок со своей ручки и вывел подпись под каждой предложенной ему страницей.

Прежде чем он успел положить перо, один из офицеров ловко подхватил подписанные приказы и торопливо вышел из кабинета, Леттов положил на стол канцлера еще одну бумагу. Его тон внезапно стал ледяным:

– Вам необходимо подписать еще один документ, герр канцлер.

– Что это? – Шредер уставился на бумагу.

– Заявление об отставке.

* * *

РОТА "АЛЬФА" 3-го БАТАЛЬОНА 187-го ПЕХОТНОГО ПОЛКА, РАЙОН СВЕЦЕ, ПОЛЬША

– Движение по фронту!

Тревожный крик разбудил задремавшего после обеда капитана Ренолдза. Два дня относительного спокойствия и тишины сделали прозвучавший тревожный крик таким же пугающим, каким он был в первые дни его пребывания на польской земле. Однако своих рефлексов Майкл не утратил. Через несколько секунд он уже выскочил из помещения ротного командного пункта, сжимая в руках оружие.

Остальные солдаты его роты были столь же проворны. Они попрыгали в свои окопы и изготовили винтовки и пулеметы, внимательно вглядываясь в пространство перед собой в поисках противника. Кстати, было ли по-прежнему правильно считать немцев "противником"? Просочившиеся из глубокого тыла сплетни утверждали, что ЕвроКон раскололся на части.

Может быть, война действительно закончилась? Ренолдз не был в этом уверен, однако с цинизмом боевого офицера про себя решил, что не ослабит бдительности до тех пор, пока не получит неопровержимых подтверждений новостям.

Ротный КП располагался шагах в пятидесяти от передовой линии окопов, прямо по центру позиции роты, но Майклу показалось, что он преодолел это расстояние в три прыжка. Лишь только он оказался на передовом наблюдательном пункте, сержант Роббинс доложил ему:

– Мы обнаружили одиночный "Мардер", который движется к нам по дороге, сэр. Больше ничего не видно.

Сержант пожал плечами, продолжая следить за бронетранспортером сквозь окуляры стереотрубы, и Ренолдз тоже взялся за свой полевой бинокль. Германский бронетранспортер был уже на расстоянии около пятисот метров и продолжал двигаться вперед.

– Роте строго исполнять приказ. Чтобы не было никаких случайностей! – приказал Майкл.

"Мардер" как раз приблизился на дистанцию выстрела "Джавелинов". Что бы ни задумали засевшие внутри ублюдки, в случае каких-либо внезапных осложнений их ждет скорая и страшная смерть.

Капитан пристально вгляделся в стальные борта бронетранспортера, словно они могли что-то рассказать ему о намерениях экипажа. В какой-то мере так оно и оказалось, ибо когда "Мардер" приблизился еще немного, Майкл увидел, что его башня с 25-миллиметровой пушкой развернута назад.

– Передай в батальон, мне кажется, они хотят вести с нами переговоры.

Майкл был почти уверен, что намерения немцев были мирными. Либо они хотели начать переговоры, либо им не терпелось умереть.

Неподалеку от позиций роты бронетранспортер остановился, и по откинувшейся аппарели люка осторожно спустились два офицера в полевой форме германской армии. Один был высок ростом и худ, хотя выглядел вполне здоровым и крепким На голове у него был зеленый берет мотопехоты. Второй немец был пониже ростом и выглядел гораздо старше. На нем был черный берет танкиста. Несмотря на то, что они не были вооружены, на обоих были надеты стандартные бронежилеты.

Офицеры уверенно шагали вперед, направляясь прямо к позициям 2-го взвода. Майклу снова пришлось сражаться со своими инстинктами, и лишь убежденность в своей правоте помогла ему выкарабкаться из окопа и отправиться навстречу в сопровождении сержанта Роббинса. Винтовка М-16 небрежно свисала наперевес. Дело было не в страхе – просто в тех двух сражениях, в которых побывала рота, были победители и были побежденные, и Майк надеялся, что таким образом он дает немцам понять кто есть кто.

Он остановился, не доходя до немецких офицеров нескольких шагов и пристально посмотрел на них. Несколько лет назад он немедленно отдал бы им честь, как старшим офицерам союзных войск. Несколько дней назад он пристрелил бы обоих, как только увидел.

Высокий немец первым нарушил молчание, заговорив на лающем, с сильным акцентом английском.

– Добрый день, капитан Я – подполковник Вильгельм фон Силов, командир 19-й мотопехотной бригады. А это – генерал Карл Лейбниц, командир 7-й бронетанковой дивизии. Нам нужен ваш командир дивизии. Мы прибыли для того, чтобы договориться о временном прекращении военных действий на период, пока наши правительства договорятся о более прочном мире.

Ренолдз уставился на немецкого подполковника не в силах сразу поверить тому, что он только что услышал. Пожалуй, впервые на его памяти слухи оказались верны.

* * *

7 ИЮЛЯ, НОВОСТИ "СИ-ЭН-ЭН"

Ведущий политический комментатор телерадиокомпании "Си-эн-эн" стоит, сжимая микрофон, на краю лондонской Пиккадили. За спиной его видны веселящиеся толпы людей.

– Словно огромное всенародное празднество, веселье на Пиккадили продолжается без перерыва. По мере того как ЕвроКон рушится, как карточный домик, сообщения о новых государствах, вышедших из состава Конфедерации, встречаются здесь новыми взрывами ликования.

Изображение на экране сменяется панорамой улицы сверху.

Толпа заполонила сквер, и статуя Эроса возвышается над головами лондонцев, словно Майское Дерево на празднике весны. Крупным планом показаны радостные лица горожан. Они размахивают руками и приветственно кричат, некоторые танцуют под звуки музыки, доносящейся из зажатых в их руках радиоприемников или вовсе без музыки.

На экране снова возникает изображение комментатора.

– В настоящий момент люди приветствуют сообщение о выходе Австрии из Европейской Конфедерации. Этот шаг австрийского правительства ожидался еще прошлой ночью, однако, судя по всему, для этого потребовались кое-какие меры, которые представитель правительства назвал "изменениями приоритетов внутренней политики". Мы же можем назвать это государственным переворотом.

В кадре появляется карта Европы, на которой предвоенная территория ЕвроКона окрашена в красный цвет.

– Начиная с Бельгии, а произошло это три дня назад, одна страна за другой выходит из состава Европейской Конфедерации, в которой правила бал Франция. Решение Бельгии, первой отважившейся перейти на противоположную сторону, потрясло континент.

Территория Бельгии на экране окрасилась голубым.

– Следующий сокрушительный удар нанесла Конфедерации Германия...

Территория Германии тоже изменила цвет. Красным на карте остались обозначены только территории Франции и нескольких мелких европейских государств.

– С тех пор малые государства Европы, уступая внутреннему давлению или добровольно сбрасывая с себя узы "союзнических" отношений с Францией, одно за другим примкнули к победоносным Объединенным вооруженным силам...

По мере того как комментатор говорит, красные пятна на карте исчезают, и Франция остается в полном одиночестве.

* * *

8 ИЮЛЯ, РАЙОН ГОРОДА ТАТАБАНЬЯ, ВЕНГРИЯ

Полковник Золтан Храдецки и Оскар Кирай медленно ехали по дороге. Она вела их в лес к северу от Татабаньи – города, расположенного километрах в шестидесяти от Будапешта. Оба знали, что местность наводнена французскими солдатами, но никого из них не было видно. Это насторожило венгров, хотя ни один из них не проронил ни слова. Несмотря на уверения французов, несколько недель тяжелых боев ожесточили их и приучили к подозрительности. И все же ЕвроКон рухнул, и Венгрия была очень близка к тому, чтобы вернуть себе свободу.

Подчиняясь убедительным приказаниям из Берлина, остававшиеся на территории Венгрии немецкие войска без боя оставляли позиции и уходили из страны. Им была гарантирована безопасность и помощь при выводе своих соединений. Стремясь поскорее увидеть, как последний немецкий солдат покинет их землю, венгерская военная полиция даже обеспечивала порядок на шоссе для движущейся на запад 10-й бронетанковой дивизии.

Вывод германских войск оставил две небольшие французские дивизии 4-го Армейского корпуса ЕвроКона в полной изоляции. С выходом Австрии из состава Конфедерации прекратилось и снабжение.

Храдецки слегка улыбнулся. Французы были прижаты к пропасти, настала пора немного их подтолкнуть.

– Стой! – из кустов появились французские солдаты и взмахами рук приказали им остановиться. Оставив свой автомобиль на поляне, двое венгров проделали остаток пути в джипе, в компании мрачного лейтенанта. За ними по дороге следовали несколько бронетранспортеров АМХ-10, на броне которых сидели французские пехотинцы.

Храдецки начал подозревать, что все это представление было попыткой запугать их. Но он знал нечто такое, против чего все эти уловки не имели смысла. Посмотрев на Кирая, он увидел на губах своего широкоплечего спутника почти беспечную улыбку.

Штаб 4-го корпуса был образцово замаскирован на вырубленной в лесу поляне. Мощные укрепления и охрана производили впечатление штаба многочисленных и боеспособных соединений. Храдецки был потрясен, а Кирай, будучи профессиональным военным, одобрительно кивнул. Едва заметная улыбка, однако, так и не покинула его лица.

Джип остановился, и их сопроводили в палатку в самом центре лагеря.

Генерал Клод Фабвьер уже ждал их, сидя за складным походным столом. Полевая камуфлированная форма этого невысокого худого военного была аккуратно отутюжена. Когда генерал поднялся, чтобы приветствовать их, Храдецки заметил мимолетную тень, пробежавшую по его лицу, однако уже в следующую секунду оно снова стало холодным и бесстрастным.

– Итак, господа, – первым обнаружил свое нетерпение Фабвьер, – вот мы и собрались. Что бы вы хотели обсудить?

– Условия сдачи, генерал, – парировал Храдецки.

В его голосе прозвучало гораздо больше гнева, чем ему хотелось, но он ничего не смог с собой поделать Фабвьер возглавлял вторжение вражеских войск на территорию Венгрии и, если не считать самого Десо, был больше других ответствен за боль и унижения, которые выпали на долю венгерского народа.

На скулах генерала вспыхнул румянец, видный даже под его темным загаром. Не сказав ни слова, он указал венграм на стулья на противоположной стороне стола.

Когда все уселись, француз заговорил сквозь зубы.

– Мне казалось, что мы будем обсуждать условия вывода моего корпуса с территории Венгрии.

В его голосе также прозвучали отголоски сдерживаемого гнева.

Храдецки покачал головой.

– Не совсем так, генерал. В нашем послании говорилось, что мы будем обсуждать "план мирной отправки французских солдат, остающихся на территории Венгерского государства". Это не одно и то же. Надеюсь, вы не ждете от нас, что мы так запросто вас отпустим после того, как вы вторглись на нашу землю.

Фабвьер прищурился.

– Я готов к выводу войск при условии, что мне не станут чинить препятствий. Сдаваться я не собираюсь. Если понадобится, мы сумеем силой проложить себе путь через вашу драгоценную территорию, – предупредил он.

Оскар Кирай пожал плечами и заговорил:

– Это довольно безрассудное намерение, генерал, особенно принимая во внимание то, что нам известно о ваших резервах. У вас осталось меньше двадцати тысяч литров топлива, а боеприпасов хватит на одну короткую стычку. Кроме того, вы уже начали рассылать по окрестностям поисковые партии, худо-бедно снабжающие вас продовольствием, которое им удается найти, – на губах его снова заиграла улыбка.

Фабвьер сидел молча и казался равнодушным, не подтверждая и не пытаясь опровергнуть заявления Кирая. Храдецки чуть подался вперед и воспользовался паузой, чтобы снова вернуться к занимавшему его вопросу:

– У вас достаточно бензина, чтобы беспрепятственно дойти по хорошей дороге до границы с Австрией. Но что затем? Австрия тоже против вас. Кроме этого, вы прекрасно понимаете, что не сможете уйти так далеко.

Кирай кивнул.

– У нас наготове две свежие, отдохнувшие мотострелковые дивизии, окопавшиеся вдоль шоссейных дорог к востоку отсюда. Дополнительные венгерские и словацкие части выходят на ударные позиции. Численное превосходство, таким образом, уже на нашей стороне. Не пройдет и нескольких часов, как вы будете полностью окружены.

Фабвьер по-прежнему молчал, низко наклонив голову.

– Вот наши условия, генерал, – Храдецки вынул документ из бокового кармана мундира. – Ваши войска разоружаются и концентрируются в определенных нами районах. Все оборудование сдается нам неповрежденным, до последней рации, до последнего пистолета. Разрешается оставить только предметы личного пользования. Ваши танки и орудия послужат частичной компенсацией за то, что вы уничтожили у нас. Если эти условия будут выполнены, мы доставим вас и ваших людей на границу с Австрией. Кроме того, все солдаты будут освобождены от судебного преследования по законам Венгрии.

– Что!? – взорвался Фабвьер. – Как вы смеете угрожать нам тюрьмой?! Мы, в конце концов, на войне...

– Многие из ваших людей, – перебил его Кирай, – повинны в том, что на языке юристов называется военными преступлениями, генерал. Ваши руки тоже запятнаны кровью. Казнь заложников, взрывы жилых домов оккупационными войсками...

– Можете выдумывать какие угодно обвинения. Это неотъемлемое право любого победителя, – прорычал Фабвьер.

Храдецки проигнорировал укол.

– Ну так как, генерал? – требовательно спросил он. – Вы уступите, или пожертвуете жизнями своих солдат в угоду собственной гордости?

– Ваши солдаты тоже будут погибать.

– Нам это не в диковинку, – холодно заметил Храдецки.

Французский генерал в упор посмотрел на двух непреклонных венгров, потом отвел взгляд, словно решение навязанной ему проблемы могло лежать где-то рядом. Но его там не было.

– Хорошо. Мы разоружимся, – сказал он, не глядя на своих визави.

Шесть часов спустя двадцать пять тысяч французских солдат промаршировали во временный лагерь для военнопленных. Десятки тысяч других французов, остававшихся на территории Польши и Германии, такая же судьба постигла еще до того, как зашло солнце.

* * *

9 ИЮЛЯ, ПАРИЖ

Позабытый и брошенный своими непосредственными подчиненными и соратниками, Никола Десо сидел один в задней комнате своего кабинета. Проклятый оппортунист Морин исчез вскоре после того, как узнал об отступничестве Германии. Гюши был мертв. Не вынеся позора поражения и страшась будущего, министр обороны застрелился, узнав о капитуляции французских войск в Германии и Восточной Европе.

Десо нахмурился. И шеф разведки, и министр обороны поступили как трусы. Он не уступит обстоятельствам так просто. На протяжении нескольких часов он лихорадочно трудился, делая все, что было в его силах, чтобы восстановить порядок и спасти из-под развалин своих амбициозных планов хоть что-нибудь для Франции. Но все было тщетно. Его приказы игнорировались. На его телефонные звонки никто не отвечал. Франция устала от Никола Десо и его деятельности.

Министр мрачно подумал про себя, что он может не так уж много. Разбросанные на огромном пространстве от Средиземного моря до Ла-Манша жалкие остатки французской армии и ВВС ничего не смогли бы противопоставить огромным силам, брошенным против них. По последним сообщениям, американские, английские и бельгийские войска уже прошли Камбре и осторожно продвигались к Парижу, почти не встречая сопротивления. Похоже, что большинство французов были довольны тем, что могут сидеть по домам и дожидаться падения правительства – сброшенного извне или смещенного изнутри.

Погруженный в пучину отчаяния, Десо не обратил внимания на четверых коренастых плотных мужчин, которые гуськом вошли в комнату через кабинет. Несмотря на гражданское платье, ни один из них не мог скрыть самодовольной уверенности, столь присущей полицейским и агентам безопасности.

– Это вы – Никола Десо? – спросил один из вошедших равнодушно и неторопливо.

Десо с раздражением взглянул на него Кретины! Кем еще он мог быть? Он побарабанил пальцами по столу и ответил:

– Да, это я.

– Тогда я должен уведомить вас, что вы арестованы.

В министре вспыхнула последняя искра былого величия, и он церемонно поднялся.

– Я – министр республики! Кто отдал приказ о моем аресте?

Вместо ответа старший из филеров протянул ему уведомление с печатью и подписями всех членов кабинета, за исключением Гюши и Морина. Даже подпись президента была на месте, и Десо уставился на документ в крайнем изумлении. Наконец-то, набравшись смелости предпринять какие-то шаги, эти жалкие черви сумели вывести из старческой апатии одряхлевшего Боннара ровно настолько, чтобы и он успел вонзить свой кинжал ему в спину. Преисполнившись решимости спасти самих себя, президент и кабинет бросили его на растерзание волкам.

Оцепенев от всего, что свалилось на него за последние несколько часов, Десо позволил агентам вывести себя из здания и усадить в ожидающую машину без опознавательных знаков.

Его падение опередило окончательное крушение французской Пятой республики всего на несколько часов.