Клэр держала палец на курке.

– Все-таки ты явно глуп! Где Пол?

– Предполагается, что я должен отвечать? Ну и кого ты теперь ублажаешь? Толстяка?

– Не двигайся! Ладно, можешь не говорить о Поле. Боже, они уже здесь.

– Пол убит?

– Они не могут его найти.

На крыльце загрохотали шаги. В дверь вломился запыхавшийся Морт, его лоб блестел от пота.

– Святой Августин из Марселя! – оскалился он в улыбке. – Молодец! – кивнул он Клэр.

– Этот грузовик чуть все не испортил, – сказала она. – Я видела, что у него было что-то в руке – оказалось, этот дурацкий бинокль, – но я-то думала, что это пистолет, и ждала, пока он его куда-нибудь положит, чтобы мне не пришлось его убивать. Потом эти фары, и он в одно мгновение выскочил через окно. Я думала, что вы возьмете его там, на улице. Поэтому я...

– Так он решил броситься в окно?

– Потом он через него влез назад. Я ждала, пока он зажжет спичку – ты бы видел его лицо!

Часто дыша, вбежал один из двух парней.

– Это он, Морт?

– Да.

Парень ударил Коэна коленом в пах.

– Это тебе за Дитера. – От резкой боли Коэн согнулся пополам и тут же получил удар коленом в подбородок.

– За Вилли.

– Не торопись, Тим, – остановил его Морт.

– Он гомик, – сказала она. – Не ломайте его пока.

Тим прижал Коэна к стене и, схватив рукой за подбородок, вперился в него глазами.

– Я разорву этого гомика на мелкие кусочки. – Коэн плюнул ему в лицо, и Тим снова ударил его коленом. Коэн увернулся так, что удар пришелся ему по бедру.

Она хихикнула.

– Я ему кое-что отрежу и заставлю съесть.

– Он что, тебя тем же кормил? – рассмеялся Тим, вытирая лицо.

Вбежал второй парень.

– Все чисто – он один.

– От самого Экса следить за каждым его шагом! – пробасил Морт, – так утомительно иметь дело с кретинами. Давай наручники. Тим.

Обхватив Коэна своими потными руками, Тим защелкнул у него за спиной наручники.

– Отведи его в спальню. Руби, – сказал Морт, – и пристегни его своей парой браслетов к кровати.

Положив ружье на кушетку, она взяла Коэна за руку.

– Не сюда, – потряс головой Морт. – Наверх. Там нам будет лучше разговаривать.

Тим опустил подвесную лестницу. Подталкивая Коэна, она поднялась с ним наверх и, пройдя по мансарде к лампочке, зажгла ее. Они пристегнули его наручниками к стойке, прикрепив к ней и его ноги. Здоровой рукой Морт распахнул рубашку Коэна и посмотрел на ножевую рану. От него несло пивом и потом.

– Какая-то шлюха тебя поцарапала?

С улицы донесся шум подъехавшего «мерседеса». По лестнице поднялся человек в сером костюме, он был меньше ростом, чем казался в бинокль.

– Ты еще не звонил? – спросил он.

– Еще нет, Лу, – ответил Морт.

– Я сам позвоню, – сказал Лу и спустился вниз.

Подтащив какой-то деревянный ящик, Морт поставил его перед Коэном.

– Давай сюда машину. Руби, – сказал он.

Она вернулась с портативным магнитофоном с длинным шнуром, который Тим повесил на гвоздь, торчавший в стене. Морт начал говорить в микрофон:

– Красная Собака, первый допрос подозреваемого Сэмюела К.Коэна, 20.42, пятница, 20 апреля, Ноенвег, Федеративная Республика Германия. Перекрути назад, Тим.

Тим воспроизвел запись.

– Сделай немного погромче, – сказал Морт. Затем с улыбкой обратился к Коэну: – Ну что, сынок, с чего мы начнем?

Коэн пожал плечами. Теперь, когда все было кончено, он испытывал непреодолимое желание разрыдаться, упасть им на грудь и молить о пощаде, понимании. «Если бы я только знал...»

Морт сочувственно кивнул.

– Меня тоже это тяготило. – Он взглянул на него. – Сэм, давай поговорим с тобой начистоту. Ты сейчас здесь, у нас – и я должен сказать тебе со всей откровенностью, что многие затаили на тебя большую обиду. Но, может быть, вместе мы сможем во всем разобраться, а?

Коэн облизал пересохшие губы и спросил:

– Ты американец?

– Да, – ответил Морт. – И я, и Тим, и Джек, и Лу, который сейчас внизу. И Руби, с которой ты уже знаком.

– Тогда почему же вы убили моих друзей? Тоже американцев! Невинных людей, ни за что?

– Ничто никогда не делается просто так. Бывают иногда ошибки, ты вон тоже что понаделал, но это же не значит, что все кончено.

Коэн засмеялся.

– Конечно же, это конец, жирная ты свинья. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп?

Клэр тоже засмеялась.

– Ты очень глуп, Сэм.

Коэн ухмыльнулся. Теперь, когда все было кончено, от этой обреченности его охватило чувство какого-то нелепого безрассудства.

– Сначала ты все честно расскажи, – сказал он Морту.

Морт подвинул ящик чуть ближе.

– Давным-давно ты и твои друзья решили немного подзаработать на стороне. Подожди, подожди, не перебивай! – Он поднял руку. – Выслушай меня. – Вздохнув, он продолжал: – Я знаю, кто ты – ты отказался служить стране, которая тебя приняла, ты – экс-патриант, не испытывающий любви к той стране, которая приютила тебя, иммигранта, но я не понимаю, зачем тебе понадобилось устраивать всю эту возню?

– А тебе не приходило в голову, что, если бы я меньше любил свою страну, мне было бы наплевать, чем она занимается? И не сам я влез в эту, как ты изволил выразиться, «возню», а вы ее устроили.

– Понятно. – Морт качнулся на своем ящике. – Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты. Пол и Алекс случайно влипли в эту вашу авантюру? Совсем как тот парень, которого взяли в аэропорту «Кеннеди» с десятью фунтами героина и который сказал, что не знает, как это оказалось у него в чемодане?

Коэн опустил голову с выражением отвращения на лице.

– Что с тобой говорить, тратить последние часы своей жизни на такое дерьмо, как ты? Морт возмутился.

– Последние часы твоей жизни! Помилуй! Мы – официальные представители американского правительства – мы не убиваем людей направо и налево в немецких мансардах. Даже несмотря на то, что ты и убийца, зачем же нам уподобляться тебе.

Коэн молчал, уставившись во что-то невидимое за слабо освещенными стропилами.

– Так что ты там говорил, Сэм? – продолжал Морт. Он подтянул вверх штанины брюк там, где их стрелки разгладились на его огромных согнутых коленях. – Ты не хочешь нам рассказать о своих приключениях? Кажется, Лекбир Эль Хебиб просил тебя о том же в Оране? Хотел послушать. – Морт ухмыльнулся. – Помнишь его – алжирского полковника?

Коэн перевел взгляд из темноты на него.

– Что вы с ним сделали? – «Я словно чума. Все, с кем сталкивает меня судьба, умирают».

– Сделали с ним? Ничего. Мы просто немного побеседовали так же, как и с капитаном Андреем, который был сначала отнюдь не приветлив. Но потом изменился.

– Вы убили его? – Собственный голос показался Коэну голосом за кадром в каком-то кино из детства – голосом, не принадлежащим конкретно никому.

Морт изобразил деланно-ласковую улыбку.

– Ты начитался романов. Никого мы не убивали. Но Андрей так расстроился, когда узнал, кто ты есть на самом деле, что покончил с собой. И я его понимаю. Да, много невинных людей от тебя пострадало, а?

– Вы мерзавцы, убийцы! – закричал Коэн, дернувшись в наручниках. Смолкнув, он бессильно обмяк и опустился у стойки. – Господи, что я сделал?

В мансарде стало тихо; глядя на него с усмешкой, Морт достал левой рукой носовой платок и вытер им шею. По лестнице поднялся Лу.

– Капельмейстер говорит «браво».

– А как там доктор Шварц? – спросил Морт.

– Его взяли.

– Где?

– Я не спрашивал, Морт. Он в капелле.

Морт спрятал платок.

– Ну ладно, приятель, – обратился он к Коэну, – поднимайся. Ты хорошо сыграл, но мне надо работать. Сейчас мне от тебя нужно узнать, с какой целью ты переправлял оружие в Тибет. Я хочу, чтобы ты мне назвал свои связи в Непале, откуда оружие и имена всех, с кем ты работал. Ну, давай!

Коэн вытаращился на него.

– Ты что, спятил?

Морт сочувственно улыбнулся.

– Только спятив, можно было этим заниматься, это – да. Тебе нужны были деньги?

– Я ничего не делал! Стил нанял нас проводить его до Мустанга – я еще ждал, пока он покажет мне разрешение, – и он показал! И мы повели его по Кали Гандаки, втроем за двенадцать кусков, и...

– Это большие деньги, Сэм. Никто бы никому не заплатил двенадцать тысяч за путешествие по Кали Гандаки.

– Мы и подумали, что он ненормальный. Но мы были рады получить эти деньги. На Кали Гандаки мы присоединились к тибетскому каравану – на этом настоял Стил, – и в тот же день четыре их лошади...

– Ты раньше не видел этих тибетцев?

– Нет. И в тот же день...

– Любопытно. А некоторые из них, включая их главного, заявили, что ты предлагал им купить у тебя оружие. Или, точнее, обменять на гашиш.

– Это было потом.

– Потом? Значит, ты все-таки пытался продать оружие? И переправить в Штаты наркотики?

– Да нет же – я все это просто придумал специально, чтобы выведать об операциях Стила.

– И что же ты выведал?

– Ничего. Тибетцы сказали, что они не имеют понятия о бомбе.

– О какой бомбе?

Коэн вздохнул.

– О той, что Стил и Элиот переправляли в Тибет.

Морт покачал головой.

– Ты пытаешься ввести меня в заблуждение, Сэм. А вот что было на самом деле: тебя с твоими дружками поймали, когда вы переправляли оружие в Тибет; вы убили американского государственного служащего Роджера Элиота, когда он с Клемом Стилом пытался задержать вас на Кали Гандаки. Тогда был убит один из твоих компаньонов, Алекс Власик, и еще какой-то непалец, чье имя есть в деле. Но...

– Гоутин. Его звали Гоутин. Стил или кто-то из ваших тибетцев убил его.

– Гоутин – неважно! Но вам с Полом Стинсоном удалось уйти. Потом ты убил в Катманду Клема Стила – не где-нибудь, а перед американским посольством, но он успел рассказать нам, что случилось на Кали Гандаки. Потом, продолжал Морт, поджимая губы, – ты убил в Катманду всех, кто мог бы нам помочь тебя найти: американскую девушку, Ким Давидофф, и четырех непальцев – родственников того убитого непальца Гоулунга, или как там его. Убегая из Непала, ты, по-моему, убил еще и британского зоолога лишь для того, чтобы заполучить его мотоцикл, который позже нашли в аэропорту Нью-Дели. Мы вышли на тебя с помощью вот Руби, в Афинах, чуть было не взяли тебя на Крите, но ты ушел – ловко у тебя получается, – и к тому времени, как мы нашли тебя в Алжире, ты успел уплыть в Марсель. Через французские каналы мы напали на твой след в публичном доме на бульваре Д'Атен, но ты сбежал, прихватив с собой одну из проституток. Двое наших людей зажали тебя в горах; ты застрелил девчонку, испанскую девушку – так что теперь агенты Франко тоже охотятся за тобой, – и затем, вернувшись ночью, размозжил голову одному немецкому агенту и перерезал горло другому. Я точно все изложил?

Морт защипнул свои губы большим и указательным пальцами левой руки.

– Потом ты попытался убить меня, государственного служащего США, ранил меня в лесу неподалеку от Экс-ан-Прованса. На машине убитых тобой немецких агентов, на которой ты сменил номера, ты приехал в Германию, где мы, наконец, и поймали тебя. – Морт откинулся. – Настоящий детектив.

Коэн расслабил руки, боль, причиняемая наручниками, стала стихать. «Значит, вот как это будет звучать в их изложении. Если до этого вообще дойдет. Все, что я ни делал, было впустую и ни к чему не приведет». Он поднял голову.

– Так что тебе надо от меня, толстяк? Ведь ты должен что-то хотеть, иначе бы ты уже убил меня.

– Для начала мне бы хотелось понять, что тобой руководило.

– Скажи, зачем вы посылали атомную бомбу в Тибет?

Отряхнув колени, Морт встал.

– Фантазируешь. Чтобы оправдать то, что ты натворил. Ни один человек в мире тебе бы не поверил. Даже Пол не несет такого!

– Пол?

– Да, разве ты не слышал, что сказал Лу? Пол, по кличке доктор Шварц, – там, у нас в офисе. Он поет совсем другое.

Коэн уперся взглядом в темноту, во рту и в глазах он ощущал сухость, в ушах – страшное жужжание. "Как я должен себя чувствовать, когда мир рухнул, когда умирает, как последний ребенок, последняя надежда. Я ничего не чувствую. Меня даже не волнует, что мне все равно.

Перед неотвратимостью смерти в памяти воскресает все хорошее, что было в моей жизни: мать с ее голубыми глазами; отец, державший меня на одном колене, а талмуд на другом, учивший меня тому, что я давно забыл, но с чем все еще живу. Отчим, здоровый и сильный, крепкий, как истоптанные лошадьми носы его ботинок, белеющие, похожие на колючую проволоку шрамы на его смуглых волосатых руках, человек, учивший меня, как чего-то добиться в этой новой стране. Сильвия, отдавшая мне всю себя до того, как уже нечего было отдавать. Алекс, терзаемый болью Вьетнама. Ким, кроткая сестра, верившая в великодушие Бога. Андрей, который «никого бы никогда не отправил в тюрьму», который не знал, где могила его отца. Грустный полковник в Оране, который хотел подарить мне свою лучшую рубашку и, когда я отказался от нее, подарил мне свободу. Мария, сестра милосердия, которую я увел на смерть в ее восемнадцать. Мой брат Пол, томящийся сейчас в какой-то грязной камере пыток в руках белых, убивших его любимую женщину и сделавших нашу страну такой, какая она есть".

Почувствовав, как кто-то толкнул его, он поднял глаза. Перед ним стоял Морт.

– Говори. Если тебе есть, что сказать, чтобы облегчить свою участь, мы готовы проявить снисходительность.

– Что вы хотите услышать?

– Поведай нам свою историю – заодно и Пола.

– А может, вы его не взяли.

– Да взяли, взяли. Поэтому ты нам больше не нужен, так ведь, Лу?

– В Капелле он не нужен. Но они хотят знать, кому он проболтался. – Так кому ты это рассказывал? – Морт терпеливо улыбался. – Давай свяжем оборванные концы, ладно?

– Морт, эта бомба будет концом всему, даже тебе. Разве у тебя нет детей? Ни у кого из вас нет детей? – Коэн обвел их глазами. – Что же это, настолько важное, ради чего стоит все уничтожить?

– По-моему, он вошел в роль, Морт, – фыркнул Лу.

– Да, – вздохнул Морт. – Давай поможем ему выйти из нее. – Он подошел к лестнице. – Тим! Твоя очередь!

Втащив вверх по лестнице чемодан, Тим открыл его: в нем находилось нечто среднее между содержимым докторской медицинской сумки и набором электрика.

– Будем фильтровать твою искренность, – осклабился Тим, – или выжимать чистую правду?

– У нас не так много времени, – сказала Клэр. – Если он проболтался кому-нибудь – а у него слишком длинный язык, – нам нужно действовать быстро.

Тим расстегнул боковой карман чемодана, достал ампулу с какой-то жидкостью и наполнил длинный шприц.

– Что это? – спросил Коэн.

– Ну скажем, маленький ледокол, – ответил Тим, закатывая Козну рукав, – помогает общению между малознакомыми людьми. – Он воткнул иглу.

– Он боится лекарств, – ухмыльнулась Клэр.

– Пусть говорит правду, тогда нечего будет бояться.

Морт взглянул на часы.

– У нас есть полчаса, чтобы перекусить в городе. Джек, останешься с Руби. Мы тебе что-нибудь принесем.

– К черту эту немецкую еду, – ответил Джек. Она подошла к Коэну и посмотрела ему в глаза. Какой зловещей казалась она ему теперь, хотя не трудно было вспомнить, чем она так притягивала его тогда: своей белой, словно светящейся, кожей, высокими точеными скулами, янтарными глазами с пушистыми ресницами, белым клинышком со сверкавшим на нем бриллиантовым сердечком, сходившимся от шеи к грушевидным формам ее грудей, вырисовывавшихся под блузкой. На белках ее глаз виднелись красные прожилки.

– Я спущусь, Джек, – сказала она. – А ты не трогай его, просто присмотри за ним.

Она спустилась вниз. Усевшись на ящик, Джек ковырял в носу. Коэн пытался побороть постепенно овладевавшее им чувство беспомощности. «Это оттого, что у меня ничего не вышло? Или оттого, что я вижу ее? Или это уже наркотики?» Он попытался вспомнить свои первые ощущения от их действия. Но это оказалось уже за пределами воспоминаний.

Он поборол желание посмеяться над Джеком. Эти люди уже не казались ему такими плохими. Разве Морт не говорил: мы все американцы? Может, он сам виноват в том, что не хочет помочь. Что-то врезалось ему в запястья; он потянул, пытаясь избавиться от этого, но ничего не получилось.

– Джек, – позвал он. Прозвучало как-то невнятно, как с перепоя. Нужно почетче. – Джек?

– А?

– Ты не поможешь мне? Что-то врезается в руки.

– Охотно. – Джек встал, его лицо было в тени. – Я отвлеку тебя от этого. – Он сильно ударил Коэна в промежность. Коэн хотел было согнуться, но не смог из-за наручников, державших его руки. Жуткая боль пронзила его. Он выгнулся. Джек достал из чемодана какую-то черную палку. – Я здорово играл в бейсбол. Перебивал мячом левую стойку на четыреста двадцать футов. Знаешь как?

Коэн пытался сосредоточиться.

– Немного похоже на апперкот, вот и вся хитрость. Смотри.

Палка со свистом врезалась Коэну в ребра, послышался треск сломавшейся ручки. Он не мог кричать; не мог вдохнуть воздух, обрушившийся на него красными волнами. Подняв сломанную палку, Джек бил его по голове, плечам, ребрам, ногам. Кто-то кричал. Он попытался закрыть рот, заставить его замолчать, но крик не смолкал. Удары прекратились. Голос был не его. Его вырвало кровью.

Она держала сломанную палку. Она кричала на Джека. Он не мог разобрать слов. Джек тряс головой, глядя в сторону. Она залепила ему звонкую пощечину.

Она продолжала орать, и Джек спустился вниз. Он принес кофейник с теплой водой, полотенце и умыл Коэну лицо, стирая с рубашки кровь.

– Скотина, – повторяла она, – кретин, ублюдок!

– Он сам напросился, – промямлил Джек.

– Сначала он должен нам ответить. А потом делай что хочешь, кретин! Кретин! – Повторяя это слово, она будто бы успокаивалась и наконец села на ящик, подергивая себя за волосы. Коэн сплюнул. – Прибери на полу, Джек, – сказала она.

* * *

Комната меняла цвета. Вместо стены позади нее падал искрившийся всеми цветами радуги водопад. Он закрыл глаза, но разноцветный поток продолжал падать вниз и под сомкнутыми веками. Голоса. Перед ним стоял похожий на огромный воздушный шар Морт.

– Знаешь, что сделал Джек? – пытался сказать Коэн, но слова ему не давались.

Она что-то говорила Морту. Джека не было видно. На него пристально смотрел человек с волосатыми руками. Лицо было сморщенным, как у старой обезьяны. Коэн посмотрел вниз, пытаясь сдержать приступ тошноты. Половицы расходились, словно рельсы на разъезде. Слой пыли на них кое-где прерывался влажными пятнами. Вокруг шляпок гвоздей виднелись следы ударов молотка.

Морт бы ему помог. Он видел это. Надо было быть просто откровенным, чтобы угодить ему. Он искренне старался найти в себе то, что могло бы понадобиться Морту.

– Руби, принеси ему воды, – сказал Морт. Вода текла изо рта по подбородку. Морт уселся на ящик. – Продолжение допроса подозреваемого Самюеля Козна, 22.57, тот же состав, то же место и дата, – проговорил он и потянулся. – Как ты сюда добрался?

– Я доехал на машине Дитера до Базеля. – Коэн улыбнулся. Морт не улыбался. – Я сказал что-то не так? – Его голос, казалось, исходил не из горла, а раздавался откуда-то с макушки.

– Нет-нет. Продолжай.

Коэн вспомнил про Альфонса. Он обещал мальчишке ничего не говорить про него, но нужно было помочь Морту.

– Со мной был Альфонс.

– А это еще кто?

– Не знаю. Он просто был здесь.

– Где, черт побери?

– В этом... городке рядом с границей, где они задержали машину. Не могу вспомнить.

– Базель? Гейнфельден? Зэкинген?

Он силился помочь Морту. И наконец радостно произнес: «Мюлуз!» Но Морта не обрадовало и это. Может, он просто притворяется, что ему нужна помощь. Он пытался вспомнить, кто такой Морт и откуда он взялся.

– Не могу вспомнить, кто ты, – пробормотал он. Морт снял пиджак. Он распахнул рубашку. Его огромное лоснящееся плечо было замотано чем-то белым.

– Твоя работа, – сказал он, – я знаю, что ты не хотел, но ты ранил меня.

Коэн остолбенел. «Как же я мог ранить Морта?»

– Я постараюсь это исправить, – сказал он. Морт обрадовался.

– С кем ты говорил в Эксе?

– Со многими! – Ради Морта он вспомнит их всех.

Морт, казалось, опять расстроился.

– Ты говорил им о том, что произошло на горе?

– А что произошло?

– На Сен-Виктуаре. Ты убил девушку.

Перед глазами Коэна возникла безголовая кукла. Из щей, как из крана, текла кровь.

– Я?

– Испанскую цыганку, проститутку, – впрочем, это неважно, – голос Морта звучал успокаивающе. – Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

Стропила закачались в нарастающей жаре. Жара была просто ощущаемой, она словно двигалась, стремительно стекая волнами с крыши на пол и, поднимаясь равномерными толчками, обволакивала стропила. Теперь уже и стропила ходили ходуном, словно рычаги; пол начал вздуваться, половицы с треском выгибались вверх. Краснота, пробивавшаяся между половицами, охватила его ноги. Он пытался кричать.

– Что такое? – участливо спросил Морт.

– Огонь!

– Огонь?

– Пол горит.

Взглянув вниз, Морт кивнул.

– Кому ты рассказывал о Непале?

– О Непале?

– О том, чем вы с Полом там занимались и как вас наказали. Будет лучше, если ты расскажешь об этом, и ты сможешь увидеться с Полом.

– Я увижу Пола? Где он?

– Он сейчас у наших друзей. Он очень сердит. Ведь ты должен был с ним встретиться.

– Но еще рано!

– Он сказал, что время уже прошло, а тебя не было. Я надеюсь, он простит тебя.

– Но время еще не подошло, еще рано. – По лицу Коэна потекли слезы.

– Ну, расскажи мне. Я попытаюсь ему объяснить.

Морт стоял, объятый пламенем, но это, казалось, ничуть не пугало его. «Если бы я был таким, как он», – подумал Коэн.

– Это было в горах на Кали Гандаки, – начал он, – после того как мы убежали.

Огонь поднимался все выше, но Морт не отступал.

– Вы должны были встретиться в Непале?

– В Катманду, но я не мог оставаться. – Жара уже подступила к горлу, он отвернул голову. – Я оставил на всякий случай ему записку. Серпент...

– Змея? – Морт словно плавал перед ним в море огня, их глаза встретились.

– Потушите! – закричал Коэн. – Потушите огонь! – Пламя сомкнулось у Морта над головой.

Перед ним стояла она. Языки пламени окружали ее со всех сторон, но она казалась спокойной. Ее прикосновение было шершавым, как наждачная бумага.

– Скажи мне, когда все расчистится у тебя перед глазами, – проговорила она и исчезла в огне. Он корчился, стараясь не вдыхать раскаленный воздух, пытался вырваться из того, что крепко держало его, до тех пор пока уже не мог вынести боли в груди и руках.

Сквозь огненную завесу он видел ее, сидевшую на ящике. В глазах прояснилось. Он отчетливо видел ее. Жара гудела в ушах. В голове промелькнули только что пережитые мгновения. Она держала воду. Пламя стихало.

Все стало отчетливым: родинка на ее шее, ее сломанный зуб, гвоздь, наполовину забитый в балку, нить накала в лампочке. Эта нить была желтой, а теперь, белая и неподвижная, вдруг заплясала в своем море, в своей вселенной света. Эхом загремела по половицам, медленнее, глуше. Зажужжал гвоздь, оставаясь от скорости вращения неподвижным.

– Он вырубился до утра, – сказала она, – Джек все испортил.

– Я придушу этого гаденыша, – прорычал Морт.

– Нет-нет, нам еще нужно узнать...

– Да я имею в виду Джека. – Здоровой рукой он погладил ее по волосам. – Жалко стало, а. Руби? Она подошла к лестнице.

– Я хочу, чтобы он пожил. – Она зло рассмеялась. – Какое-то время.

Морт выключил магнитофон.

– Освободи ему руки, Тим, чтобы он мог лечь. Пристегни одну ногу к стойке. Вы с Джеком будете дежурить по очереди. Как хотите. Если он уйдет или кто-нибудь из вас что-нибудь с ним сделает, я убью обоих.

Чернота спустилась всепрощающим покрывалом. До завтра еще целая вечность, а может, оно никогда не наступит.

* * *

Он почувствовал, как кто-то тихо сел рядом.

– Это ты, – произнес он. Хем не ответил. Белая с коричневыми пятнышками птичка опустилась рядом с ними.

– Ты навеки связан со своей жертвой, – сказал Хем. – Когда тебе было одиннадцать лет, ты подстрелил ее в Монтане. Она хочет знать, какая острая необходимость заставила тебя лишить ее жизни. Ты был голоден?

– Нет.

– Она пришла напомнить тебе, что ты не выполнил свою задачу, Коэн. Любое живое существо – большая ценность. Твоя задача состоит в том, чтобы оберегать жизнь, ценить добро, бороться со злом. Это то, что ты делаешь сейчас – хотя тебе и кажется, что ты проиграл. С твоей смертью умрет и борьба со злом, защита добра и самой жизни! Исполни волю Бога, Коэн, который желает только добра, а не зла.

Он проснулся в жутко угнетенном состоянии. Голова болела и кружилась. Язык выбивал дробь по зубам. Половицы под ним были чудовищно тяжелыми. Каждый вздох причинял боль. Он пытался затаить дыхание, но от этого боль еще больше усиливалась. Ему удалось разомкнуть веки.

Джек в полудреме сидел на ящике под светом все еще горевшей лампочки. Снизу долетал стук тарелок и обрывки разговора. Джек встал и потер лицо. По лестнице кто-то поднялся. Коэн попытался повернуть голову. Приблизились блестящие ботинки. Раздался голос Морта.

– Поднимите его.

Джек рывком прислонил его к стойке и пристегнул к ней сзади наручниками руки. Морт уселся на ящик.

– Включай, Джек. Продолжение беседы с тем же подозреваемым, то же место, тот же состав, суббота, 21 апреля, 7.15. – Хрипло откашлявшись, он прочистил горло. – Руби, ты не принесешь мне кофе?

Что-то напевая, она поднялась в мансарду.

– Ты помнишь, – спросил Морт Коэна, – детскую игру под названием «Двадцать вопросов»? Мы сейчас в нее поиграем. Если у тебя хорошо получится, ты будешь зверем и день хорошо кончится для тебя, если нет – ты будешь овощем, а вскоре – только удобрением. Начнем с простого. Где ты должен был встретиться с Полом?

– Спроси у него.

– Уже спросили, и он нам сказал. Теперь мы спрашиваем тебя. Ну разве не стыдно, если кто-нибудь из вас врет?

– Вы собираетесь его убить?

– От наших рук он не умрет. Как и ты, если будешь отвечать. Подумай об этом: жизнь на чаше весов, и у тебя есть выбор.

– Мы не договаривались о встрече. Последний раз я видел его, когда он направлялся на север по тропе в Мустанг.

Морт почесал нос.

– Давай сюда Тима.

– Если нам придется опять накачивать его, это все испортит, – покачала головой Клэр.

– Живо.

Вошел небритый и лохматый Тим.

– Подсоединяй провода.

Пока Тим прикреплял провода зажимами из нержавеющей стали к пальцам и ушам Коэна, Морт крутил диски с циферблатами на небольшом пульте, который он извлек из чемодана.

– У нас еще останется девятнадцать вопросов после того, как ты ответишь на этот, – сказал он, – так где вы должны были встретиться?

– Значит, у вас его нет, так ведь, жирная сволочь?

Резкая вспышка пламени пронзила болью лицо и руки. Выгибая спину, извиваясь, словно пытаясь уйти от мучений, он умолял, обещал говорить, но пытка продолжалась. Язык душил его, он ничего не видел. Боль ушла.

– Так где же? – прошептал Морт.

– Нигде.

Боль вернулась, нестерпимая, нескончаемая. Прошло довольно много времени, прежде чем он смог говорить.

– Я не могу это вынести, – сказал он, – я расскажу вам все что угодно.

– Место встречи, сынок. Пол говорит, ты не пришел туда, в это змеиное место.

– Вранье. Еще рано.

– А когда же?

– Спроси у него. – Истошный вопль вырвался из его горла, когда раскаленная белизна стала пожирать его кости, выжигая глаза и мозги. – Виноват, – задыхаясь проговорил он.

– Когда и где?

Он перевел дух.

– Время еще не пришло, – повторил он, – да, мы должны встретиться примерно через неделю, наверное.

– Наверное?

– Какое сегодня число?

– Двадцать первое, апрель.

– Мы точно не договаривались, последняя неделя апреля, если с кем-то из нас вдруг что-то случится. – Где?

– Если я скажу, вы его убьете.

– Ну нет, что ты. Если Пол лжет, мы, конечно, рассердимся на него, но ничего с ним не сделаем.

– Тогда зачем вы убили моих друзей?

– Мы не убивали их, сынок. – Морт подвинул ящик поближе и положил руку Коэну на колено.

– Мы боремся с безжалостным врагом, с террористами, которые ни перед чем не остановятся, ни перед чем. Мы те, кто хочет спасти тебя. Ты запутался, но мы все-таки поможем тебе, ведь мы все американцы. Если бы мы вовремя узнали, нам, может быть, удалось бы спасти твоих друзей.

Откинувшись на ящике, он вздохнул.

– Понятно, что ты боишься после всего, что тебе пришлось перенести. Давай, наконец, разберемся и закончим с этим вопросом о вашей встрече. Так где вы должны встретиться?

– В Колорадо.

– Где?

– На юге Карбондейла. Трудно объяснить.

– Попробуй.

– В горах, в известном нам обоим месте, где мы были несколько лет назад. Я бы мог показать на карте.

– Это Германия, сынок. У нас здесь нет сейчас карты Колорадо.

– Если найдете, я покажу вам это место.

Морт отошел посовещаться. Тим спустился по лестнице. Морт сел на ящик.

– Опиши его.

– Там сотни квадратных миль, я даже не знаю, как называется та дорога – просто грунтовая дорога – она проходит там рядом. Затем надо либо пройти, либо проехать на лошади.

– А при чем тут «змея»?

– Мы так называем маленькое плато. Там полно змеевика – колорадского нефрита.

– Почему вы выбрали такое дурацкое место?

– Потому что его трудно найти. Пол должен помнить.

– Я поговорю с ним.

– Сдается мне, у вас его нет. Иначе вы бы убили меня, разве нет, толстая морда?

– Запомни хорошенько, Сэм, – спокойно сказала Клэр, – мы никого не убивали. Я должна была оградить тебя от опасностей, но мне это не удалось.

– Пошла ты...

Морт укоризненно покачал головой.

– Пока Тим ищет карту, давай уточним кое-что из твоего прошлого. Сколько вы знакомы с Полом?

– С колледжа.

– Насколько я помню, вы вместе играли в футбол.

– Мы были в одной команде.

– Так же, как и мы. Мы теперь тоже в твоей команде, Сэм.

– Да.

– Кем вы были в команде?

– Я был полузащитником, он – защитником. А так мы были друзьями. Мы не играли в паре; он не был принимающим.

– Как Алекс?

– Нет, не как Алекс. С Алексом мы играли в паре почти каждый день много лет.

– Тебе не хватает его, да? Морт похлопал Коэна по ноге.

– Мне жаль, что все так случилось, Сэм. Поверь мне, я знаю, знаю... – Он откашлялся. – А скажи мне, насколько ты знаешь Пола, он не из тех, кто и нашим и вашим, когда дело принимает крутой оборот?

– Его всегда тянуло к невозможному. И когда-нибудь он еще плюнет на твою могилу.

На этот раз он был готов к боли, но от этого не стало легче. Казалось, не могло быть больнее, но было больнее. Боль словно дробила каждую терзаемую клеточку, погружая его в удушливый пылающий океан. «Это только боль», – сказал он себе и попытался представить, как индейцы племени «Черноногих» смеялись в лицо своим мучителям, но от этого ему стало только хуже, он понимал, что и это может убить его, и жаждал смерти.

– У тебя от этого встает, что ли? – еле ворочая языком, прошептал он Морту. – Присоедини проводок к моему пенису – может, ты так кончишь! – Морт повернул ручку реостата. Все заполнила боль, боль, только боль, но он все не умирал. Боль поднимала его все выше и выше, пока он не оказался один на плато, где ни разу не был.

Она начала стихать. Он уставился на Клэр.

– Пусть каждое мгновение твоей жизни ты будешь чувствовать то, что чувствовал твой муж в первые мгновения смерти. – Она побледнела и едва заметно качнула головой. – Пусть это будет твоим единственным ощущением, особенно если это – вранье.

– Достаточно, Морт! – сказала она. – Ты угробишь его.

Все вокруг закружилось, набирая скорость и засасывая его в какой-то бешеный вихрь.

Ее рот двигался. Слова, словно шипение змеи, долетали до его ушей. Позади нее проходила линия, темная внизу и белая сверху. Холмики деревьев на горизонте. Трава колышется на ветру, октябрьский воздух покалывает ноздри. На песчаной земле лежала лосиная нога с вытертой шерстью, похожая на деревянный горбыль.

– Пройдет, – сказала нога, – все пройдет.

Постепенно жара усилилась. Время смешалось; этот день длился недели, а может, он так и не наступил. Они приходили, трясли листами бумаги, задавали ему вопросы, на которые он не отвечал; они уходили.

* * *

Он проснулся от жажды. В горле слышалось слабое потрескивание, похожее на шорох мыши в опилках. Джек маячил в дальнем конце комнаты.

Клэр обмакнула носовой платок в стакан с водой и отжала его на пол. Капли бусинками раскатились по пыли. Она приложила платок к его губам. Он жадно впился в него. Тогда она поднесла к его губам стакан, и вода мгновенно испарилась у него в горле.

Время выжидало. Она то садилась на ящик, то расхаживала по комнате. Он досчитал удары пульса в голове до тысячи, затем еще и еще; все это время образы, воспоминания беспорядочно проносились в голове.

«Я – здесь, и теперь мне все ясно. Я понимаю, что все, что я когда-либо делал, привело меня к этому моменту: вот результат моей жизни. Я расплачиваюсь за какую-то чудовищную вину, которой так и не осознал: за смерть птички-зуйка, за смерть всего живого. Всем нам приходится расплачиваться. Сейчас я умру в их руках. Но я умру по своим правилам, не по их».

Пол направлялся к нему через тень, падавшую от стены стадиона; в последних лучах заходящего солнца загорались первые огни; позади из рупоров раздавался рев голосов; чьи-то руки хлопали его по плечам. Пол улыбался ему.

– Там все было ясно, – сказал Пол, – было просто.

– Ты победил. Пол.

– Это игра. Мы вместе или проигрываем, или выигрываем. – Пол взял мяч, который он только что перехватил, и изящным движением бросил его высоко на трибуны.

* * *

Жажда расползалась внутри, как раковая опухоль; грудь горела при каждом вздохе. В глазах лопались кровеносные сосуды. Все плясало перед ним, как калейдоскоп образов, событий, иллюзий. Какие-то люди садились на ящик, их сменяли другие.

Мансарда наполнилась прохладой. На ящике сидел Джек. Через некоторое время появился Морт, и они подсоединили тонкие электроды между зубов Коэна, затем к его мошонке, снова задавали ему вопросы, пропускали через него ток и опять ушли ни с чем. До него донесся шум отъезжающего «мерседеса». Джек поскреб небритый подбородок. Клэр поднялась по лестнице. На ней был замшевый жакет. В руках поблескивало иссиня-черное маленькое ружье. Коэн напрягся в ожидании смерти. «Вот сейчас. Вороненый ствол с двумя черными дырками. Из него вылетит сталь, разнесет мне голову, раздробит глаза. Последний вздох. Сейчас. Только не в глаза. Еще один вздох. Сильвия, или это ты, Мария: я люблю вас обеих. Еще один миг... отец – я почти не помню его...»

Джек медленно поворачивается на ящике.

– Хватит нам с ним возиться. Руби.

Джек начинает вставать. «Вот сейчас!» Грудь вздымается. «Я вижу всех в это мгновение». Раздался оглушительный грохот. Отлетев с ящика в сторону, Джек покатился по полу, оставляя красные арбузные пятна. Коэн прижался спиной к стойке. «Ты не сможешь убить нас всех».

Она погладила его по лицу.

– Боже, Сэм, прости меня. – Он отшатнулся.

Опустившись на колени, она освободила его ноги, затем склонилась над телом Джека и вытащила из кармана его брюк ключи. Под ее туфлями хлюпнула свежая кровь. Она сняла с рук Коэна наручники.

Он упал. Она подняла его.

– Через полчаса они вернутся и убьют нас обоих. Я не смогу нести тебя. Надо бежать! – Она повела его вниз по лестнице.

– Куда?

– В лес – спрячемся там! – Просунув руки Коэна в рукава куртки, она натянула ее ему на плечи. – Скорее, милый, бежим!

– Очки...

– Черт с ними.

– Машина.

– Нельзя – ключи у Морта.

– Нет, «альфа». Она в лесу!

– Покажи где!

Он бежал по склону рядом с ней в сгущавшихся сумерках. «Что это? Уже после смерти?» Он рывком остановил ее. «Отец – мне надо поговорить...»

– Сэм! Сэм! – Она целовала его, обнимая и плача, – все уже позади, мы убегаем – ты спасен.

– Я хотел сказать отцу...

– Быстрее! – закричала она.

– Уже не помню, что я должен был ему сказать... – Далеко внизу, словно тиара на фоне черноты, засветились огни. – Ноенвег! – проговорил он.

– Они сейчас там обедают с теми, кто приехал по твою душу из Франкфурта. – Она втолкнула его вверх по колючему скользкому склону на узенькую дорожку.

– Это здесь?

Он попытался нащупать руками следы колес на хвойном настиле.

– Может быть. – Он схватил ее. – Что с Полом?

– Он не у них! Они так и не поймали его. Скорее, уже двадцать минут! – Обхватив его за талию, она почти несла его.

Дорожка уперлась в деревья. «Выше». Он бросился вверх по склону, теперь уже бегом. Ничто уже для него не имело значения: ни боль, ни измождение, ни даже страх. «Я буду там завтра. Пол».