Боль постепенно стала стихать. Ее горячее, почти жгучее прикосновение, которое она ощущала всем своим телом, уходила прочь.

Глаза открылись. Было тепло. Девушка почувствовала, как болезненно отзываются мышцы в ее ногах, как тяжело и натужено сгибаются руки, а голова разрывалась на части от нестерпимой мигрени.

— Ты дома, дитя мое.

Голос. Знакомый, он появился прямо перед ней и в лучах тускло-желтого света, она увидела своего отца. Глаза впились в старое, морщинистое, почти не похожее на человека существо и тут же резко закрылись. Ей было неприятно, и девушка всеми силами старалась не показывать своего возникшего отвращения.

Старик отошел в сторону. Шеркая толстыми ногами по покрытию небольшого помещения, он прошел немного вглубь и, удостоверившись, что девушка не смотри на него, сел за свой стол. Привычная картина.

— Что сказал тебе Хаммонд? — он задал вопрос, хотя в душе понимал, какого ей было сейчас вспоминать все то, что произошло там внизу. Эта боль. Этот горячий укус железной змеи, который невозможно было забыть или выбросить из своей памяти. Нет, это всегда было с ним. Даже сейчас, когда он смотрел на нее и пытался понять просит ли дочь своего отца за этот поступок, старик не мог забыть, что когда-то сам принял подобное наказание.

— Мне сложно просить у тебя прощение, дочь моя. Просто попытайся понять.

Голос тихо разошелся по сторонам, но так и не нашел ответа. Девушка все еще молчала. Она не спала — старик видел это, но не пытался вытянуть силой из нее то, что не мог добыть простым вопросом.

— Ты, — она робко начала говорить, — это был ты. Ты отдал приказ Хаммонду, что бы он проверил меня?

— Да. Я не буду отрицать этого, да и он наверняка говорил об этом. Хаммонд, — он недовольно покачал головой и, отложив старую книгу в сторону, повернулся к своей дочери — Исполнительность — это главный его недостаток. Будь он немного человечнее, быть может, и мы с тобой не оказались в таком положении.

Свет в комнате неожиданно вспыхнул, а затем так же быстро погас. Генераторы в соседней комнате напряженно зарычали. Спустя несколько секунд в смежном помещении появились человеческие голоса.

«Ремонтники» — тихо произнес старик, указав своей рукой на дверь.

— Почему он так поступил? Почему поступил так ТЫ?

Она продолжала говорить несмотря на то, что свет в комнате полностью отсутствовал и вся обстановка на мгновение перенесла ее разум в самый низ, в комнату допроса, где все происходило точно также.

Вскоре генераторы взвыли привычным гулом. Свет потихоньку стал появляться и комната вновь наполнилась приглушенным свечением.

Старик не сводил глаз со своего ребенка.

— Время изменилось, дочь моя, и теперь я лишь блеклая тень того, чем когда-то был сам. Сегодня один человек ничего не значит. Никакая личность, какой бы могущественной она не была, какими бы навыками и знаниями не обладала, не стоит и ломаного гроша, пока рядом не будет тех, кто встанет с ним и безропотно начнет повиноваться ему. Власть — это сила многих, сконцентрированная в одних руках. И с этой силой я должен считаться.

Видя, что девушка внимательно слушает его, хотя и не поворачивается к нему лицом, он продолжил говорить. Тело его содрогалось от непривычного напряжения. Давно уже не приходилось ему ощущать подобное и от странного чувства, возникшего где-то внутри его дряхлой туши, он слегка занервничал.

«Признаки смерти, они уже близко»

— Когда-то я начал свой Путь, имея за спиной всего двух человек: твою мать и молодого парня, мечтавшего найти землю, где не было бы места ни одному пороку, ни одной человеческой слабости. Планету, где каждый мог почувствовать себя счастливым, не оглядываясь по сторонам и не завидуя остальным. Он был наивен, хотя я завидовал ему. По-доброму, как старый друг, который радуется успехам товарища по команде, я завидовал его вере в чистое и светлое, хотя сам понимал всю абсурдность этих намерений. Но время шло. Люди множились. Из двух человек, всего за каких-то пару месяцев мы смогли взять под свое крыло почти полтысячи. Обездоленные, обманутые и брошенные, они примыкали к нам, веря и надеясь, что через несколько лет они обретут невиданное доселе счастье. Безмятежную жизнь полную радости и покоя. Я обещал им это и теперь мне стыдно, дочь моя, что слова, сказанные очень давно, утратили свою силу. Теперь мы все как скорпионы в банке. Закованные в этом железном гробу, который уже много лет бороздит вселенную и никак не найдет причал, возле которого мы бы могли окончательно остановиться.

Старик замолчал. Его грудь распиралась от глубокого и частого дыхания. На лбу выступил пот, а руки тяжело упали на книжный стол.

— Они требуют, Она. Почти каждый день требуют, чтобы я указал им Путь. Дал понять, что наше путешествие подошло к концу, что люди, наконец, нашли свою землю, где они забудут про человеческую несправедливость и смогут зажить как никогда раньше. Глупцы! Я столько времени пытался объяснить им, что Путь не есть какая-то определенная величина. Она не измеряется в метрах или парсеках, она в наших умах и сердцах. Она бесформенна, но при этом ощутима. Эти люди… они забыли все мои наставления. Забыл и он. Хаммонд. Тот молодой парень с горящими глазами и полным сердцем сгорел в собственной Вере, превратившись в одержимое чудовище, способное уничтожить любого, кто все еще не желает подчиниться его воле. Он безумен, Она, но он мой друг.

Старик сделал небольшую паузу.

— Когда он пришел ко мне, все наши дети уже знали о твоем визите наверх. По этажам начали расползаться слухи. Меня обвиняли в попустительстве человеческим слабостям и распространении ереси. Хаммонд требовал отдать тебя на проверку. Он говорил, что только ему позволено проверять людей и потому ты должна была пройти испытание. Глупо сейчас оправдываться, но все это было сделано только ради тебя. Я тоже был там. Очень давно, когда ты еще не родилась и мать носила тебя в своем чреве, Хаммонд пришел ко мне. Уже тогда я видел в кого он превращается. Эти черные глаза, наполненные огнем, требовали от меня того же, что совсем недавно требовал он от тебя. Я не мог отказать ему и прошел испытание, чье клеймо до сих пор находиться на моем теле. Это знак. Символ веры и непоколебимости в своих намерениях. Я смог пройти его, и ты, дитя мое, тоже.

Девушка повернулась на бок. Боль, терзавшая до сего момента все ее тело, отступила, и она смогла посмотреть на своего отца. В тусклом свете настольной лампы он казался еще более страшным и уродливым.

Он чувствовал ее взгляд на себе и боялся повернуться, ожидая увидеть как презирает она его, как боится смотреть в его заплывшие глаза. некогда горевшие ярким огнем. Теперь он был другим.

— Мне надо идти, Она. Дети хотят видеть своего Отца. Нельзя заставлять их ждать слишком долго, ведь они и так потратили всю свою жизнь в ожидании чуда, которое, к сожалению, никогда не произойдет.

Старик встал со своего места. Ноги согнулись под тяжестью огромной туши и немного задрожали.

— Спи спокойно. И пусть эта ночь больше не потревожит тебя.

Отец развернулся и направился к двери. Холодный воздух непривычно колол его жирное тело. Обхватывая со всех сторон, он сковывал своими ледяными оковами и заставлял голову вжиматься, а руки — прятаться в широких складках одежды.

Ему не так часто приходилось выбираться из своей маленькой комнатушки, которую за годы Пути он превратил в кабинет. Один-два раза за год. Иногда, но это случалось крайне редко, три раза. Все эти выходы всегда были обусловлены жизненной необходимостью и преследовали интересы всех его людей. Он просил за своих детей и никогда не думал о личной выгоде. Да и могла ли она быть, ведь сбежать отсюда он просто не мог.

Сколько времени прошло? Не помню… Я стал настолько старым, что частицы памяти начали покидать старика, оставляя меня наедине со своими вопросами, которые как голодные звери набрасывались на меня и были готовы сожрать, не оставив и малейшего шанса на спасение. Они были повсюду. Даже сейчас, они окружают меня. В этих стенах, промерзших до самого основания, в ступенях крутой лестницы, устремлявшейся на самый верх. Они преследуют меня! И я не могу дать им отпор.

Его шаги были слабыми — тело уже не могло выдерживать нагрузку и заставляло Отца часто останавливаться возле перил, тяжело дыша и переводя дух. Каждый метр как покорение высокой вершины. Сердце билось и стонало, сиплое дыхание, едва-едва вырываясь на волю, тут же превращаясь в холодных помещениях в пар. Этот путь наверх был тяжел, но он должен был пройти его.

Наконец, впереди показалась знакомая дверь. Громко постучав и дождавшись, когда с другой стороны появятся человеческие голоса, старик заговорил.

— Это я, Хаммонд.

Дверь распахнулась и яркий свет тут же залил темный коридор. Отблески желтого свечения рванули во все стороны и через несколько секунд полностью осветили пространство позади старика.

Глаза заболели, и он отошел в сторону.

— Проходи, мы давно ждем тебя.

Внутри повеяло теплом. С каждым шагом, проходя внутрь, он чувствовал, как это приятное ощущение тепла распространялось по всей поверхности его коже. Глаза поднялись вверх, а мышцы благодарно ответили дрожью по всему телу. Так много лет он видел столь яркого свечения, что память тут же подняла из глубин его мозга воспоминания о Земле. О том ярком солнце, что светило почти каждый день и много-много часов не сходило с небосвода, согревая воздух и почву под ногами. О, это солнце!

Но вскоре память закрылась. Перед глазами возникло несколько силуэтов, среди которых он смог узнать двоих. Остальные: молодой парень и девушка, были неведомы ему и вопросительный взгляд, упавший на бледное лицо Хаммонда, тут же потревожил неудобную тишину.

— Это моя дочь и ее будущий спутник. Силана — Хаммонд повернулся к высокой и стройной девушке, чьи волосы были распущены, а глаза горели нескрываемым любопытством. — Это наш Отец. Познакомься с ним.

Девушка сделала несколько шагов вперед и протянула руку навстречу сгорбившемуся старику.

— Это честь для меня.

Ее глаза тут же опустились, но старик видел, что все это не было искренним и являлось простой формальностью.

— Мы хотели поговорить с тобой, Отец, по поводу нашего странствия. — Хаммонд обошел старика с боку. — Дети требуют ответов. Они больше не могут и не хотят терпеть издевательства над ними.

— Я никогда не позволял себе унижать своих последователей и уже тем более издеваться. Все это сплетни и склоки, которые рано или поздно сойдут на «нет».

— Ты не прав, брат мой, — Хаммонд немного повысил голос, но поняв, что сделал это ошибочно, вновь вернулся к своему обычному тембру. — Мы проделали долгий Путь. Все мы: ты, я, наши дочери и все те простые люди, которые поверили тебе и твоим обещаниям. Но времена изменились — выросло новое поколение, не верящее в наши убеждения и стремления. Старики умирают, и их вера вместе с ними. Что ты собираешься делать, когда последний из тех, кто еще помнил, ради чего все это начиналось, умрет в ледяных комнатах этой проклятой всеми богами посудины? Что ты начнешь говорить?

Вопрос встал острее, чем предполагал старик. Мысли вновь наполнили его голову и каждый ответ следовало тщательно взвесить.

— Я никого и никогда за собой не тянул — тебе это прекрасно известно.

— Да, ты прав, — Хаммонд немного подался вперед и посмотрел на свою дочь, которая все это время стояла перед Отцом и смотрела на этого человека.

Ее тело было похоже на тоненький саженец, посаженный в холодную землю всего несколько дней назад. Руки аккуратно сложены, а широкие, почти лишенные красных капилляр глаза, все время смотрели на него.

— Они хотят ответов? — спросил старик, зная ответ.

— Да, — резко выстрелил Хаммонд и после добавил, — Немедленно.

В этом их вся проблема. Желания. Порой они страшнее наших самых главных врагов. Ни один из смертных грехов не может быть так опасен как наши собственные желания. Зарождаясь в глубине, они копят силу, выжидают, а потом, в самый неподходящий момент начинают овладевать тобой. Я смог побороть их, но так и не сумел научить этому своих детей. И вот теперь они взяли верх. Сотни людей, живущих и умирающих в этих темных помещениях и заброшенных ангаров, хотят получить ответы, и если я откажу им, то последствия окажутся намного страшнее, чем может представить себе любой из присутствующих.

— Хорошо, — старик прошел вперед и посмотрел в запотевшее окно, выводившее на центральную площадь Веры. Сейчас там было мало людей. Рабочие, сновавшие из стороны в сторону, заменяя вышедшие из строя батареи и унося их в утиль-боксы, простые люди. Сегодня все было по-другому. Видел он и трибуну. Сверху она казалась совершенно не такой большой как это можно было чувствовать, находясь на ней перед огромной толпой верующих. Старик вспоминал как говорил с нее, как призывал людей собраться с духом и до последнего вздоха следовать Пути, не сворачивая с него, каким бы трудным и сложным он не был.

Хаммонд был прав: времена изменились. Слишком много воды утекло.

— Что они хотят услышать? Каких ответов? — не поворачиваясь лицом к собеседнику, спросил Отец.

— Они устали. Их вера вот-вот даст трещину и откроет путь для хаоса, силу которого мы не сможем обуздать.

— Бунт?

— Нет. Гораздо страшнее. Время и замкнутое пространство, как червь, подточили их стойкость. Теперь они стоят на краю пропасти и лишь слово Отца может решить: шагнут ли они в нее или сдадут назад. Ты, и только ты сейчас можешь спасти их, и всех нас от неминуемой гибели.

Хаммонд повернулся к своей дочери и взглядом попросил ее присесть рядом с ним. Девушка повиновалась и вскоре уже сидела возле тощего старика.

— Моя дочь почти все время живет среди простых людей, — он немного помолчал, а потом ехидно подметил, — В отличие от твоей Оны. И прекрасно знает, что сейчас происходит там внизу, в темных и холодных помещениях. Дети твои недовольны, но все еще верят, что ты обрадуешь их своим появлением, на котором откроишь им всем тайну.

— Какую?

— Что Путь их окончился и, что планета, та, что сейчас находится под нами, есть обитель, которую мы так давно ищем.

Хаммонд замолчал и стал внимательно наблюдать за стариком.

Но он ничего не ответил. Развернувшись и, бросив укорительный взгляд на своего некогда верного друга, Отец присел на ближайший стул. Ноги согнулись и из легких донеслось натуженное сипение.

— Ты просишь меня обмануть их. Сказать то, что они хотят услышать, но ведь это не будет правдой.

— Почему? — Хаммонд удивленно посмотрел в заплывшие жиром глаза, — Ты дашь им надежду, пусть временную, но в их глазах останешься Отцом. Той путеводной звездой, что привела всех их в Землю новой жизни.

— Нет, я лишь отсрочу их гибель, только и всего. Эта планета безжизненна.

— Откуда тебе это известно?

В помещении появился женский голос. Тоненький и легкий. Дочь Хаммонда чуть не подскочила со своего места, но тут же уперлась в тощую руку своего отца, который попросил ее сесть обратно.

— Откуда ВАМ это известно? — на этот раз ее голос был другим.

— У меня есть свои люди на верху, которые сообщают мне о всех исследованиях на этой планете. Она безжизненна, дитя мое, и никакое усилие, даже подкрепленное верой, не сможет зародить жизнь на ее поверхности.

— Ты не рассказывал мне об этом. — Хаммонд подозрительно покосился на старика, который в этот момент смотрел в другую сторону. — Не говорил, что у тебя есть свои люди наверху.

— Я много чего тебе не говорил, друг мой, и иногда мне кажется, лучше бы я умолчал и о том многом, о чем ты знаешь сейчас.

Наступило молчание. Очень неловкое и напряженное. В воздухе почувствовалась агрессия. Давно ее здесь не было. Как предвестник большого сражения, ее оттенок витал в этом спертом запахе, где смешалось все: от щедрости и до жадности, от любви и до неприкрытой ненависти. Абсолютно все.

— Ты должен выступить перед ними.

— Должен? — Отец повернул голову и прямо посмотрел на тощего старика, чье лицо, несмотря на бледность и худобу, начало наливаться кровью. — Все, что я был должен и чем обязан своим детям, я выполнил уже очень давно. Я дал им веру и повел за собой. Не спорю — Путь оказался длиннее, чем мне казалось раньше, но суть этого странствия нисколько не поменялась. Посмотри на них, — старик опять встал и подошел к окну, где в этом время началась небольшая процессия. Люди толпились, подходили ближе друг к другу, обменивались рукопожатиями и радостными улыбками. Наступал момент, когда каждый из них просил прощения. Старый праздник, унаследованный еще с Земли, был тем связующим веществом, что не давал людям распасться, накопить зло и раствориться в нем, оставляя место для пустоты.

— Они просят прощения, — прошептал Отец, глядя на столпившихся людей, — Как когда-то я учил их. Разве это не прекрасно?

Девушка встала со своего места — старик не стал препятствовать и просто проводил ее взглядом. Ее глаза горели. Любопытство одолевало ее. Как маленький ребенок, впервые увидевший радугу, она с таким же удивительным стремлением и жаждой поглощала каждую деталь этого древнего праздника, где не было места злу, где каждый пытался вернуть к себе расположение другого и простить ему все, чем когда-то он смог обидеть.

— Они просят прощения — сказала Силана, прильнув к запотевшему стеклу.

— Да, и они получают его.

— В этом нет ничего удивительного, дочь моя! — Хаммонд громко заговорил. Он сделал это специально, чтобы отвлечь этих двоих и притянуть внимание на себя, — Разве удивительно то, что люди хотят быть прощеными? Нет, это врожденное свойство каждого из нас и не надо возводить в степень то, что люди приобретают еще с рождения. Никто из тех, кто стоит там внизу не знает, откуда это пошло, не знает истинного смысла всего этого действа, они просто делают то, чему ты их научил. Неосознанно, как роботы, которые лишены души и делают ровно столько, сколько заложено в них программой. Алгоритмы! Никакого разума.

Но девушка не слышала его. Все ее внимание было прикованы к этим людям. Дети, старики, женщины и мужчины подходили друг к другу, кланялись, выпрямляя руки вперед и прося прощения. Силана не слышала слов, видела лишь губы, по движениям которых старалась угадать, о чем говорят эти разные, но в чем-то похожие один на одного люди.

Затем все закончилось. Последний крик пожилого мужчины, стоявшего выше всех на импровизированном помосте, возвестил об окончании праздника.

Худенькая девушка смотрела и не хотела уходить. Всего несколько минут изменили в ней больше, чем она могла ожидать от такого простого действа.

В чем его сила? — задала она себе вопрос и не смогла ответить. Не мог этого сделать и ее тощий отец. Вопросы плодились в ее голове. Появлялись даже тогда, когда она специально ограждалась от них, пытаясь возвести невидимую стену в своем мозгу. Но все напрасно. Был лишь один человек, который мог дать ответы и он стоял рядом. Сгорбленный, почти потерявший человеческий облик, он был тем кладезем знаний и ответов, что так редко попадались ей в жизни.

— Расскажи мне о нем.

— Нет! — чуть не взорвался Хаммонд. — Я не позволю тебе этого!

— Почему? — девушка тихо спросила и повернулась лицом к своему отцу. — Ты же сам говорил, что мое право как человека состоит именно в том, чтобы самой выбирать на какие вопросы я хочу узнать ответы. И вот теперь ты отказываешься от своих слов?

Старик замолчал. Он понял, что стал заложником собственных обещаний, данных когда-то своей дочери на совершеннолетие. Теперь она вправе сама распоряжаться своей жизнью, но лишь до того момента, пока не поддастся ереси.

Хаммонд побежденно склонил голову и отвел гневный взгляд в сторону.

В этот момент в разговор вступил молодой парень. Его фигура вздрогнула от просьбы девушки, а взгляд то и дело перескакивал с Хаммонда на Отца.

— Ты всерьез хочешь этого? — спросил он, пытаясь одернуть ее за рукав длинного платья.

— Да, таково мое желание. Ты ведь тоже обещал, что не будешь препятствовать моим стремлениям.

— Да, но…

— Нет никаких «но», я приняла решение и если ты не хочешь согласиться со мной, то и жить с тобой я не буду.

Эти слова очень сильно задели молодого парня. Брак с дочерью такого человека как Хаммонд был чуть ли не главным событием в его жизни. Несложно было догадаться, что после этого он мог получить все, чего был когда-то лишен, находясь среди той черни, которая сновала на самых нижних этажах этого огромного корабля и никогда не поднималась наверх. Они рождались в кромешной тьме и в ней же умирали. Нет, такой шанс он упустить не мог.

— Я хочу узнать это как можно скорее. Все, до последней детали. Хочу перенять твои знания и получить совет на все мои вопросы, которые скопились за многие годы.

Отец медленно повернулся к ней.

Она удивительна — подумал он и померил взглядом худенькую девушку. Почти такая же, как и Хаммонд в молодости. Стремления знать все, но знания — это оружие, которое может убить своего владельца.

— Ты получишь ответы… очень скоро.

Отец развернулся и направился к выходу.

— Почему не сейчас?! — Силана догнала его и схватила за край одежды своими тоненькими пальчиками.

— Хотеть всего и сразу может сыграть с тобой злую шутку, дитя мое. Ты просто не поймешь настоящую цену полученной информации. От простого к сложному, от малого к большому. Знания не появляются просто так — они копятся, всю жизнь. Что есть огромная дюна, если не совокупность множества песчинок? Они складываются, ложатся одна на одну, формируя природное чудо. Так и знания, они выстраиваются в нашем разуме, как кирпичи, и только от нас самих зависит каким будет это здание.

Однако девушка не сдавалась. Она буквально штурмовала сгорбленного старика своими вопросами. В этих горящих и голодных до знаний глазах он видел его. Того самого человека, который был ее отцом и, поддавшись искушению, превратился в чудовище.

— Расскажи мне!

Она чуть не кричала, а из глаз внезапно полились слезы. Это тронуло старика. Так давно он не видел подобного на лицах людей, что впервые за многие годы дал волю возникшей жалости.

Искренность. Что может быть лучше?

— Следуй за мной.

Отец развернулся и, шеркая толстыми ногами, направился к выходу. Оставшиеся стоять позади них люди, ничего не говорили. Переглядываясь, каждый из них ждал, что кто-то другой осечет их, не даст вот так просто уйти из этой комнаты и направиться вниз, туда, где никто из них не имел власти.

Вскоре двери комнаты закрылись. Свет, царствовавший на холодном коридоре, исчез, уступив место тяжелой и непроглядной тьме.

Отец остановился.

— Дай глазам привыкнуть.

Они стояли рядом. Он слышал ее дыхание, слышал как она теребит рукой край своего длинного платья, на котором было вышито желтое солнце, далекая звезда родной системы, которую она никогда не видела. Волнение одолевало ее и сама ситуация становилась все более напряженной.

— Почему ты так волнуешься?

— Все очень необычно. Словно предвкушение чего-то доброго, желанного.

— Ты говоришь как твой отец.

Девушка хотела ответить, но внезапно запнулась. Голос стал дрожать, а по телу пробежалась волна непроизвольных сокращений.

— Холодно… Здесь необычайно холодно.

Старик улыбнулся. Глаза начали привыкать к опустившейся темноте и вскоре, возле себя он увидел ее фигуру.

Пара двигалась вниз. Не спеша, выверяя каждый шаг, старик и девушка спускались по многочисленным лестницам, огибая мертвые и холодные коридоры нижних этажей.

Отец думал о ней. Всю дорогу. Даже тогда, когда они оказались возле дверей его маленькой обители, за которой был совершенной другой мир, он не спускал с нее глаз. С этого странного и удивительного человека, который всем своим поведением напоминал ему его давнюю и уже давно умершую молодость.

Я был таким как она. Может слегка напуган неизведанным, но… нет, без сомнения, она похожа на меня.

Странное чувство вновь одолело его, когда оба вошли в кабинет. Взгляд упал в самый дальний угол и с удивлением не обнаружил там свою дочь.

— Она был здесь.

— Кто?

— Моя дочь, — он на секунду помолчал, — Наверное, отправилась по своим делам. Она всегда была голодна до приключений.

— Как и все мы.

Силана обошла сгорбившуюся фигуру и направилась вперед. Ее глаза впитывали каждую мелочь, каждую деталь обстановки, что разительным образом отличалась от той, которую она привыкла видеть. Здесь не было простора — физического, но было ощущения какой-то невидимой наполненности. Книги. Они были повсюду. На полках, в небольших шкафах, на столе, развернутые на разных страницах.

Он будто читал все подряд — девушка перевела взгляд на стоявшего в дверях старика и жестом позвала вглубь.

— Так много, — она провела рукой по запыленным полкам старинных книг, — Неужели ты все…

— Да, и по несколько раз. Когда почти всю жизнь проводишь в раздумьях, книги единственный собеседник, который не задает глупых вопросов.

Прозвучал щелчок. Из дальнего помещения, находящегося в десяти метрах левее, Силана вдруг услышала нарастающий рокот. В помещении начала появляться свет.

— Не обращай внимания — это генераторы. Вырабатывают энергию для всего, что работает на электричестве в этом месте.

— Как ты умудряешься здесь жить?

— А что тут такого? Здесь есть все, что мне необходимо: тишина, покой, возможность уединиться и дать волю своим мыслям. Я далек от придворных интриг и заговоров, стараюсь обходить стороной все, что так или иначе связано с обманом и корыстью. Вера, которая когда-то повела меня и многих из них, никогда не строилась на лжи. Я утверждал то, во что искренне верил сам. Конечно, не все сложилось именно так, как хотел я, но чем дольше мне приходится задавать вопросов, тем сильнее я убеждаюсь, что сделал правильный выбор.

Девушка присела на широкий стул и наклонилась над развернутой книгой. Страницы, пожелтевшие от времени, в тусклом свете настольной лампы казались золотыми. Их строки таили в себе нечто большее, чем набор неизвестных символов. Сокровище, понять которое было под силу не каждому.

— Расскажи мне все.

— Ты опять совершаешь ошибку, Силана.

Он назвал меня по имени!

— Почему? Разве стремление к знаниям есть ошибка?

— Да, — старик сделал шаг вперед и остановился возле широкого шкафа, стоявшего у самой двери, — в какой-то степени. Я задам тебе вопрос, дитя мое, и от того как ты ответишь, будет зависеть наш дальнейший разговор.

Девушка повернулась лицом к старику и напряглась. Ее манило это пари. Сделка, которая могла открыть ей путь на многое, что так сильно она хотела получить.

— Как ты считаешь, почему твой отец не хотел, чтобы ты узнала об истоках этого праздника? Чем он руководствовался?

— Он…он… ему страшно.

Девушка буквально выдавливала из себя слова.

— Чего он боится? — голос старика нарастал и стал угрожающим.

Силана замолчала. Она чувствовала, что находится на пороге правильного ответа, но сама боялась дать его. Как — будто что-то невидимое держало ее и не давало сделать последний шаг.

— Неизвестности… будущего… того, что я могу извлечь из полученных знаний.

Лицо Отца расплылось в довольной улыбке. Из-под обвисшей кожи и толстых губ внезапно показались зубы. Желтые, как страницы в книгах, они оскалились на нее и в тоже мгновение исчезли.

— Почти правильно. Хм, удивительно, но я был уверен, что ты не сможешь и близко подойти к разгадке. Да, твой отец боится неизвестности. Ее все боятся. Такова природа человека. Мы боимся всего, чего не можем контролировать. Но ответ, тем не менее, другой.

Горбатый старик прошел вдоль полок и остановился у плеча сидевшей девушки. Она немного встрепенулась, почувствовав на себе толстую руку этого человека.

— Какой же? — спросил Силана, стараясь держать нарастающий страх под контролем.

— Он боится тебя. Боится, что ты изменишься, познав истину. Станешь другой. Начнешь презирать все то, что когда-то казалось тебе святым. Правда — это опасное оружие, которое, к сожалению, очень часто попадает не в те руки. Именно поэтому доступ к такой информации всегда и во все времена был закрыт для непосвященных.

Старик сделал глубокий вдох и немного отошел в сторону. В тусклом свете, едва освещавшем треть всего помещения, он становился зловещей тенью, что блуждает в темной пещере, пугая любопытных путешественников.

— Люди не готовы услышать правду. Не готовы принять ее такой, какая она есть на самом деле. Твой отец хочет, чтобы я солгал своим последователям. Направил детей на верную смерть, объявив, что планета пригодна для жизни, но это не так. Она опасна. Смертельно опасна. Я знаю это почти наверняка. Мне даже не надо спускаться туда на пассажирском челноке, чтобы подтвердить свои выводы.

Девушка смотрела на него. Каждое слово ловилось ею и впитывалось, словно влага в сухую губку. Она была голодна. Ее разум желал знать как можно больше и не давал покоя, заставляя задавать вопрос за вопросом.

Как долго я была лишена всего этого! Столько времени и все впустую! Почему я раньше не сделала этого? Почему не начала задавать вопросы, которые волновали меня всю жизнь. Страх. А ведь он прав. Отец боится. Он хочет, чтобы я так и оставалась слепой. Не видела правды, которая лежала прямо перед моими глазами.

Силана впилась в лежавшую книгу и принялась читать. Слова негромко начали появляться в холодном пространстве небольшой комнатушки. Они рождались из пустоты, складывались в предложения, а затем и в текст. Она хватала смысл. Старалась понять каждое слово, каждую букву. Она верила, что получала нечто сокрытое, глубокое и очень важное. Что-то, что так долго оставалось для нее под запретом.