В такие моменты ей всегда хотелось остаться наедине. Просто побыть одной, не видеть никого и не думать ни о чем. Случалось такое редко. В моменты, когда жизнь давала резкий поворот к которому она не была готова и оказывалась не подготовленной к последствиям.

Но что-то все равно заставляло ее вглядываться в заледеневшее окно. Туда, где уже вторые сутки не стихал огонь и дым от пожарищ поднимался к самому небу, заволакивая и закрывая дневное солнце.

Она слышала отчеты, видела их собственными глазами, когда находилась в диспетчерской и принимала сообщения об операции в болотах. Шансы? Их просто не было. К такому выводу приходили все с кем она разговаривала. Ей было тошно слушать все это.

Офицеры пожимали плечами, авторитетные специалисты отмахивались, заявляя, что все шло именно к этому. Но она верила. Она была одной из последних, кто еще думал о нем.

Наступила ночь. Внезапно — так ей показалось. Хотя она понимала, что провела в этом месте уже восьмой час, мысли все еще не давали ей покоя, заставляя думать и переживать, анализировать и всячески вбить в ее мозг одну простую истину. Он погиб и от нее уже ничего не зависит.

Кель гнала эти мысли прочь. Она не хотела верить во все это. А вдруг? Может он все еще там, живой, ждет, когда к нему придут на помощь и вытащат из этих проклятых топей, что похоронили в себе большей хороших людей, чем смогла породить эта земля. Но время безжалостно давило на нее. Прошло двое суток с того момента. Даже самые последние оптимисты приносили ей свои соболезнования, констатируя сложившиеся обстоятельства.

— Ты зря себя мучаешь, Кель. Последние сигналы атакующих групп пропали в момент бомбардировки. Даже если бомбы не убили его, болота сделали это наверняка.

Сказал ей Ланковский, положив руку на плечо. Он попытался успокоить его, но она лишь отшатнулась в сторону не желая слушать офицера.

Николай не стал испытывать ее терпение и просто покинул ее, оставив один на один с ее мыслями.

— А может…

— Нет.

Кель обернулась и увидела ее. Она стояла прямо за ее спиной и молча наблюдала за всем происходящим. За ее внешним спокойствием, как ширмой, накинутой на горевший внутри нее огонь и пытавшейся скрыть то волнение, что все это время бушевало у нее внутри.

Филина знала о чем та думала связь, установившаяся между ними еще вовремя учебы, была крепка и ни одна мысль не могла пройти мимо, не остановившись в голове у одной из них.

— Ты думаешь о нем? — спросила она, глядя как Кель крепко обняла свое тело руками.

— Да, а тебе-то что от всего этого? Неужели человеческая жизнь стала для тебя чем-то ценным?

Филина сделал два шага вперед и постаралась поравняться с бывшей коллегой.

— Зря ты так, Кель. Я вовсе не бесчувственное животное. Я такая как и ты, просто наша работа не позволяет нам показывать это открыто.

Но та лишь улыбнулась в ответ на ее слова. Кель не верила. Она знала, что из себя представлял этот человек и на что был готов пойти ради достижения своих целей. И то, что она говорила ей прямо сейчас, вызывало внутри нее лишь омерзительное пренебрежение, которая она все же не хотела показывать.

— Да что ты знаешь об этом. За всю свою жизнь ты не сделала ничего хорошего, чтобы при твоей встрече люди не начинали плевать на землю.

— Предрассудки.

— Я знала, что ты так ответишь. Не удивительно, что вы всегда держитесь группами. Я даже в какой-то степени рада, что не смогла доучиться у Шелвера до конца. Стать такой как ты это, наверное, худшее, что могло бы случиться со мной в этой жизни.

— Не хочу спорить. Прошлое пусть останется там, где ему самое место. В глубинах памяти, куда закрыт доступ для непосвященных. Но судить меня у тебя нет никакого права. Да. Я поступала грубо, может даже жестоко по отношению к своим коллегам, сверстникам и тем, кто находился рядом со мной. Я была такой до недавнего времени. Того самого, когда человек, которого я презирала больше всего на свете и кого не считала за человека вовсе, спас мою жизнь. Это был он, Кель. Он заставил меня стать другой.

Женщина повернулась к Филине и подозрительно посмотрела на нее. Что-то было в ее словах. Некая осторожность в тональности и робкая попытка завести разговор на тему, которой она страшилась больше всего.

Она поправила прическу. Сняла металлическую заколку и указала на неровную часть ее густых волос. На то самое место, которое было грубо отрезано посторонним человеком.

— Они еще нескоро отрастут, но спасение мое пришло как раз от него.

Кель кивнула головой. Ее подозрения подтвердились и она вновь посмотрела на распущенную копну волос Филины.

— Я знала, что это ты. Я чувствовала это. Из всех присутствующих женщин-идеологов только ты могла попасть в такую передрягу.

— Рик спас меня, Кель. В самый опасный момент, когда моя жизнь висела на волоске, когда он мог просто убежать и не подвергать себя опасности, он пришел мне на помощь. Пронес мое раненое тело до самой базы, сняв с себя куртку и почти замерзнув самому. Это дорогого стоит. Признаюсь, я ждала чего угодно, но только не этого.

Она замолчала и тихо присела на стоявшее рядом кресло. Приборные панели засверкали яркими огнями и на табло пришло сообщение.

Кель медленно подошла и, сделав несколько нажатий, прочла текст. Глаза жадно вгрызались в незнакомые для посторонних людей символы и вскоре смысл осел у нее в голове, преобразовавшись в необходимую информацию.

— Что там? — спросила Филина.

— Готовят наступление на столицу. Черт, еще не остыли болота от массированных бомбардировок, а они вовсю готовятся к наступлению.

Она выключила панель управления и вновь подошла к окну. Ее взгляд упирался в огромный столб черного дыма. Даже сейчас, ночью, когда света в тех местах практически не было, она четко видела этот огромный, упирающийся в самое небо, черный стержень. Он как обелиск знаменовал то страшное, что произошло там всего несколькими днями ранее.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — спросила Филина, глядя на взвинченное состояние Кель. — Ты ведь что-то чувствуешь, я вижу это.

Она больше ничего не говорила. Ответ был ясен для них обеих слишком хорошо. Те чувства, что она испытывала к этому человеку навсегда вклинились в ее разум. Оставили в ней свой след, свой ориентир, который она не могла потерять даже при самых чудовищных обстоятельств.

Да, она чувствовала его. Ощущала биение его сердца, его дыхание. Где-то на подсознательном уровне, там, куда не может добраться человеческий взор, она знала, что он жив. Всем своим нутром она ощущала это, но боялась сказать в открытую. Суеверия, в которые она никогда не верила, но была вынуждена впитать в себя за время службы, не давали ей покоя. Она боялась потерять это чувство, не хотела упускать его из своего сознания, ибо все остальное уже ничего не значило для нее.

— Да, я чувствую это. Он там. В болотах. И он — жив.

Последнее слово она буквально выдавила из себя, боясь сглазить и дать уйти этому приятному, как последняя надежда, чувству.

— Значит, тебе надо просто сказать об этом командованию.

— Никто не станет ничего слушать. Мои слова не имеют веса в этом месте. Группа сделала то, что не удавалось сделать многие годы тысячам подобным им. И вот теперь, когда путь на столицу варрийцев открыт и победа вот-вот готова упасть в руки генералу, ты всерьез думаешь, что они дадут указание на спасательную операцию. Нет, этому не бывать.

— И что дальше? Зная, что он жив ты просто будешь сидеть сложа руки, ожидая когда твое чувство окончательно стихнет.

— Другого выхода у меня нет. Рик сам об этом говорил, и я была готова к этому. Если судьба дарит человеку возможность сделать хоть что-то выходящее за рамки, она обязательно сделает это. Нельзя бежать впереди поезда и жаловаться на то, что ты устал в пути. Я так не могу. Но если есть хоть малейший шанс вернуть его, мне придется ухватиться за него всеми руками.

Прозвучал звонок. Яркая кнопка на приборной панели засветилась необычным огнем.

«Опять сообщение из штаба» — пронеслось у нее в голове и она нехотя посмотрела передачу.

— Кель Вильгенхайм — голос с из монитора зазвучал металлическим басом — Это генерал. Нам нужно с вами поговорить по поводу Рика Граубара. Знаю, что вы сейчас чувствуете, но все таки, не могли бы вы подойти к нам вместе с Филиной.

Она посмотрела на нее, но та лишь пожала плечами, отвечая, что не знает о чем пойдет речь.

— Хорошо, я буду у вас через несколько минут.

Экран потух и женщина принялась одеваться. Температура на улице упала ниже обычной нормы и любая открытая часть тела замерзала буквально на глазах. Застегнув тяжелую крутку с подкладкой, она вышла наружу. Филина последовала за ней.

Путь оказался долгим, но мысли, что роем бились в ее голове, заставили время пролететь незаметно для нее. И вскоре она с удивлением ощутила теплое прикосновение отопительных систем, что вырабатывали тепло и согревали помещения в ночные морозы.

Кабинет генерала был полон. Разговора почти не было слышно, но шаги оказались слишком громкими, чтобы каждый из присутствующих немедля обратил на них внимание.

Здесь были все офицеры. Лангард и другие, что после успешной операции принимали благодарности очередные награды. Только Николай не был счастлив случившемуся. Его глаза напоминали два потухших уголька, что никак не хотели разгораться от всеобщего восторженного огня.

Генерал подошел.

— Спасибо, что пришли. Мне… — он замолчал, пытаясь подобрать слова, — Знаю, что вы были близки с пилотом Риком Граубаром и что его гибель очень сильно отразилась на вас. Примите мои самые искренние соболезнования.

Он протянул свою мускулистую руку и легонько сжал в ней хрупкую женскую ладонь.

— Знаю, что это не совсем правильно с моральной точки зрения, но успех операции оказался целиком и полностью зависим от вашего «друга». Если бы пилот не подал сигнал, мы бы никогда не узнали, где точно находится месторасположение этого огромного комплекса. Он сделал очень важную вещь — пожертвовал собой, но выполнил задание. Я ценю таких людей. Но к сожалению, за всю свою жизнь хвалить таких людей мне приходилось только в прошедшем времени. Здесь, — он повернулся и взял из рук одного из офицеров небольшой металлическую коробочку, затем протянул ее Кель, — это награды, которыми будут награждены все, кто участвовал в этой операции. Понимаю, что это не скроет всю боль, но уж лучше так, чем вообще ничего.

Он взяла небольшую шкатулку из толстых рук генерала и прямо посмотрела на него.

— Если я могу что-то сделать для вас…

— Он жив. — она вклинилась в его слова не дав договорить.

— Простите?

— Он жив, генерал, я чувствую это.

По кабинету разошлась волна шепота.

— Боюсь, что нет, Кель. Авиация выжгла там все живое. С воздуха мы сделали многочисленные снимки. Огонь горел так, что плавился металл и конструкции на разрушенных бомбами зданиях. Человек там выжить просто не мог.

— Я чувствую это, генерал.

Она снова повторила свои слова.

— Чувствуете? Как?

Вопрос встал слишком остро и на него пришлось ответить Филине.

— Она училась со мной. Она такая же как и я. У нее есть определенные способности в таких вещах и не верить ей было бы большой ошибкой.

Но генерал стоял на своем.

— У вас шок, Кель. Я знаю каково это терять близких друзей. Может я не владею теми навыками, что есть у вас, но опыт многочисленных боев говорит мне совершенно обратное. Вы же видели этот столб дыма и огня. Самолеты не могли подлететь к этому месту более десяти часов — так жарко там было, что приборы выходили из строя. Только сегодня нам удалось подлететь на достаточно близкое расстояние. Чтобы увидеть все своими глазами. Вы только взгляните.

Генерал развернулся и вывел на огромный экран сделанные снимки. Сверху все выглядело как настоящее пекло. Черные и обгоревшие остовы зданий и боевых машин. Горело буквально все. Площадь, на которой огонь властвовал все это время не давала никаких сомнений в словах генерала, но ощущение… Как быть с ним? Она ведь знала, что он жив.

— Я все вижу, но чувства мои меня не обманывают.

Генерал замолчал. Он решил ничего не отвечать на эти слова, ведь спорить с женщиной было не в его правилах. Его глаза упали настоявших рядом офицеров. Взгляд не двусмысленно спрашивал их мнения по этому поводу, но ответ у всех был лишь один. Каждый, кто пытался говорить отвечал армейским отказом, аргументируя свое мнение железными фактами. Да и она сама уже почти поверила в них, ведь картина болот была действительно ужасной.

И только Ланковский держал молчание до последнего момента, пока генерал сам не задал ему вопрос.

— А что вы скажете, Николай? Существует ли такая вероятность?

Он вышел вперед и посмотрел в глаза Кель.

— Вероятность существует всегда, — он немного замолчал, — здесь она также присутствует.

По кабинету опять разошлась волна недовольства.

— Вы пошли на поводу у чувств, мистер Ланковский. Не очень разумно, когда противник лежит на лопатках. Нам сейчас ни в коем случае нельзя отвлекаться на спасательные операции. Это только даст время им укрепиться. Спасая одного человека, мы ставим под угрозу жизни сотен таких же пилотов, которые погибнут у стен столицы варрийцев, успевших укрепить свои позиции.

В разговор вступил Лангард. Его глаза горели и он был готов идти до конца.

Но в этот момент, удивив его и остальных присутствующих, слово взяла Филина. Ее голос и способность убеждать даже самых ретивых собеседников была использована ею в полную силу.

— Попридержите коней, мистер Лангард. Вы, кажется, получили то, что хотели, теперь позвольте нам взяться за дело.

Она недвусмысленно намекнула ему на их сделку, чем заставила полковника сделать несколько шагов назад.

— Наши ощущения и способности — это не болтовня. Каждый, кто появляется с такими навыками стоит целого взвода подобных вам, — она посмотрела на стоявших вокруг офицеров, — Не будь же в этой группе Рика Граубара еще неизвестно чем все закончилось. Поэтому считаю оправданным просьбу Кель Вильгенхайм направить в зону бомбардировок несколько спасательных кораблей. Идти по болотам не придется, а значит и сама операция не займет большого времени. Генерал, — она посмотрела на огромного человека и тот ответил ей таким же взглядом, — вы выполните эту просьбу?

Наступило молчание. Никто не хотел вмешиваться в подобные дела и поэтому молча ждали ответа. Все хотели знать, что скажет этот человек. Возьмет на себя ответственность за потерянное время или все же даст согласие на проверку сведений, которые опирались лишь на чувства женщины, которая так и не стала идеологом.

Он нахмурил брови. Было видно, что внутри него борются два человека, две сущности, что никак не могли найти компромисс.

— Что ж. Быть может Николай прав и вероятность его спасения настолько мизерная, что ею стоило бы пренебречь, но чувства женщины должны быть проверены всегда. Упорство, вот, что я ценю в людях. И если он все-таки погиб, я лично хочу увидеть это место.