«Никто не знал, что будет дальше, когда, взмахнув чернеющим крылом, ворона клювом жадно клацнув, летела к полю брани вновь…»

О многом всегда приходится думать уже после. Когда отгремели взрывы, остыла броня и вибрирующий звук пронизывающего лазерного луча, не скользит по корпусу, расплавляя твердую чешую, оставляя на ее поверхности ровные бороздки ожогов. Так было почти всегда, когда он и его группа возвращались с задания. Уставшие, но довольные собой.

Они опять смогли выстоять в неравном противостоянии и, что не маловажно — выжить. Хотя каждый из них мечтал погибнуть в бою, до последнего сражаясь с наступающим противником, жизнь была подарком, не ценить который было бы настоящим безумством.

Виктор считал, что так будет всегда и поверить не мог, что однажды доживет до того момента, когда усомнится в собственных мыслях, убеждениях, фундаментом державшие все его мировоззрение на протяжении долгой и не самой простой жизни.

Но прошло четыре года, и каждый день для него проходил в отчаянной попытке сопротивляться с самим собой. Многие погибли за это время, кому-то повезло больше и жизнь продолжалась своим чередом, шагая от одной планеты к другой, пока Клан Ворона готовился к самой масштабной в его истории схватке за Цирцею.

Они давно выбили Волков со своих позиций и силой заставили покинуть занятые до этого территории. Радость не могла пройти мимо него: он смог, он выдержал. Доказал всем, а главное — себе, что еще на что-то способен. Что не утратили руки навыков, что тело его еще может управлять не только собой, но и громадной боевой машиной, несущей на своей броне десятки тонн вооружения.

Виктор верил, что судьбу можно изменить и наглядно видел, как она менялась перед его глазами.

Все больше и больше вернорожденных пополняли ряды войск, вытесняя старых пилотов. Вначале это было продиктовано необходимостью, кадровыми изменениями и прочей чепухой, о которой мало кто что понимал, но спустя несколько месяцев, внутренняя политика изменилась окончательно, возведя вернорожденных в ранг элитной касты, покушаться на которую было запрещено.

Простых людей потеснили не только на боевых постах — замена шла и внутри, в штабе. Тех, кто не желал расставаться с местами, насильно заставляли уходить, отправляя в тыл, работать на снабжение боевых частей.

Виктор чувствовал, что рано или поздно такая участь постигнет и его, и тех, кто сражался с ним бок о бок прямо на острие атаки. Знал, что не спасут его ни регалии, ни заслуги, ни боевой опыт, копившийся уже много десятков лет.

Вернорожденные презирали их, открыто выражая свою ненависть в словах и обращениях, а также в простом общении, когда те, кто не мог похвастаться идеальными генами, становились изгоем, с которым никто не желал иметь никаких дел.

Михаил погиб задолго до того, как стало понятно будущее таких как он. Погиб как герой, сгорев внутри «Карателя» так и не катапультировавшись нужный момент. Ходило много слухов и домыслов, что систему заклинила, что не сработали жизненно важные механизмы, отвечавшие за спасение пилота в критических ситуациях, кто-то утверждал, что это было подстроено — уж больно живуч был Михаил в любых сражениях. Но болтовня сошла на нет, когда комиссия вынесла свой вердикт. Сухой протокол на несколько строчек дал свое заключение: «…погиб в результате детонации боекомплекта и невозможности катапультирования из-за повреждения модуля подрывных шнуров.». На этом разговоры закончились. Всем все стало очевидно, но траур о погибшем пилоте продолжался почти неделю. Вернорожденные смотрели коса, не понимая зачем вообще о ком-то скорбеть, если каждый пилот знает, что его жизнь способна оборваться в любой момент. Но с вольнягами все было иначе. С каждым днем их становилось все меньше и меньше. Дошло дело до того, что многие группы безымянных, куда сплавляли тех, кто уже не мог сражаться на равных с вернорожденными, совмещали с другими потрепанными боевыми частями, делая из них более крупные боевые единицы. И в скором времени вольняг в строю осталось не больше сотни.

Бар в этом месте работал почти круглосуточно. Питейное заведение, пропитанное с верху до низу табачным дымом и алкоголем, в этот раз оказалось забит до отказа. Кругом веселились пилоты, кружились полуобнаженные женщины, изгибаясь под звук томной музыки словно змеи. А ему все сильнее мерещилась его кончина. Незавидная, окутанная дымом пожара в реакторном отсеке и последующий взрыв, раскалывающий его тело на миллионы атомов и отправляя в небытие.

За эти несколько лет он, казалось, постарел еще больше. Черные некогда волосы, начали седеть, на лице множились морщины, превращая кожу в скомканную бумагу. Но главное было не это — внутри него зарождалось и силилось чувство от которого ему становилось тошно. Безразличие. Именно оно заставляло его чуть ли не через силу подниматься каждое утро и идти по металлическим лестницам, чтобы в очередной раз встать на мостик своей боевой машины.

Всеми правдами и неправдами, Виктору удалось заменить своего старого, потрепанного за несколько лет «Бешеного Пса» на «Карателя». Он хоть и не был той грозной силой, что «Громовержец», но мог похвастаться хорошим бронированием и солидным вооружением. Теперь он не боялся выстрелов противника, не думал над тем, как бы шальной снаряд или лазерный луч, не пронзил короба с ракетами дальнего действия и не взорвал все к чертовой матери, решив исход боя какой-то случайностью. Все уязвимые места были хорошо защищены. Лотки подачи боеприпасов, реактор, система охлаждения и многое-многое другое с подачи его механика было заковано в броню.

Сэт следовал за Виктором повсюду, как верный пес, его нельзя было назвать прислугой, но без его помощи, капитан не чувствовал себя уверенным в бою. Это неоценимая поддержка, которую раньше, по молодости, он не замечал, сейчас, в старости, была ценна как никогда.

Теперь вот и их черед подходил к концу.

Клан буквально трясло от наступления.

Цирцея.

Цирцея.

Название этой планеты было у всех на устах. Командиры, пилоты, механики, все они только и говорили о ней. Чего греха таить, и сам Виктор нет-нет да заводил разговор об этой странной планете, бои за которую Клан вел уже которую неделю.

Расчеты командования оказались ложными. Потери лишь подтвердили это. Слабая подготовка, плохо обученный персонал и пилоты, терявшие свои машины чуть ли не в первом же бою.

Виктор, один из последних безымянных, стоявший на острие атаки, видел как гибли молодые, едва оперившиеся бойцы, вышедшие, как и он когда-то из полигона, на котором многие из них обучались военному искусству. Другое дело были вернорожденные. Их пользу оказалось сложно переоценить. Каждый раз, когда он видел как сражаются эти люди, как ведут себя в бою, как умело обращаются с техникой, используя слабые и сильные стороны машины, ему в голову приходила мысль: а быть может все правильно? Может евгеника это тот путь, на который им всем стоило встать уже очень давно?

Человек достиг небывалых высот в науке, робототехнике, освоил полеты в далекие галактики и мог совершать прыжки туда, куда еще не ступала нога человека. Но вот самого человека ему так и не удалось создать. До недавних пор, когда многие из Кланов решили пойти против Главного. Виктор как-то слышал историю о том, что творение всегда восстает против своего творца. Теперь он видел этому подтверждение как никогда ярко. Даже сами вольняги, рассуждая на эту тему, сходились во мнении, что они не более чем случайность. Природа разнообразила их, создала индивидуальными, но и тем самым родила калеками. Кто-то был слаб, кто-то не способен на великие научные свершения. Они не могли подобраться даже близко к тому, что могли вернорожденные, благодаря собственному представлению о правильном рождении. Понимать это начинал и Виктор.

Боевые качества каждого из них поистине поражали его, когда в бою он встречался с отрядом воронов-вернорожденных. Их сила, мощь, умение чуть ли не с полуслова понимать друг друга и действовать как единый организм, с каждым разом удивляли капитана и заставляли завидовать такому. А ведь если бы он имел под своим командованием такую же группу? Всего каких-то пара пилотов и любой противник мог бы сдаваться еще в самом начале, представляя кто будет идти против него. Но мечты так и остались мечтами — ни один вернорожденный, обученный с самого рождения, что он — элита, ни за что на встанет под ружье в одном ряду с вольнягой. Теперь же такая политика только усилила свои позиции в Клане, поставив одних выше других.

— Я проверил систему охлаждения, — начал Сэт, вытирая маслянистые руки, — все в норме. Наверное, датчики шалили, вряд ли повышение температуры было обусловлено неисправностью системы.

Виктор находился рядом, просматривая старые дневники, куда переписал давным-давно книгу древности. Толстый фолиант, обитый твердой кожей черного цвета и украшенный пером ворона, был найден им в развалинах Дехра Дан, когда ему удалось побывать в столице еще в молодости. Тогда он не придал значения написанному — да и вообще, зачем пилоту книги? Отголоски прошлого только мешали движению Клана в будущее, стопорили его, заставляя оглядываться назад. Непозволительная роскошь для нового времени. Но теперь… теперь у него было время, чтобы прочитать ее всю. Точнее, лишь оттиск, сохранившийся в его дневниках. Оригинал Виктор не решился взять с собой боясь наказания.

— Когда-то человек сражался с противником куда более страшным, чем машины.

Сэт подошел ближе, все еще вытирая руки. Посмотрел на пожелтевшие страницы и только потом заговорил.

— Все возможно. Мой отец рассказывал, что тысячу лет назад никто и подумать не мог о таком оружии. О планетах, заселенных миллиардами людьми, о межзвездных космических перелетах. Забавно, а ведь теперь это так же привычно как и ходить пешком.

Виктор закрыл дневник и положил его в небольшую наплечную сумку. Теперь он не расставался с ней, стараясь держать рядом, даже когда шел бой и все внимание было сконцентрировано на противнике. Эти записи словно открывали портал в прошлое, где все было иначе. Кардинально иначе. Где люди всегда отличались один от одного. Кто-то сильнее, кто-то быстрее, ловчее, умнее. Каждый находил себе место в жизни, не переступая через другого.

— Как ты считаешь, насколько нас всех хватит? — Виктор встал перед своим мехом, рассматривая залатанные пробоины и следы от шрапнели. Последний бой показал, что мины не такая уж и никчемная вещь, как ему казалось раньше. Мелкая дробь била очень кучно, разлетаясь в разные стороны прямо под мехом, попадая в уязвимые для нее щели и стыки броневых листов. Это было не смертельно, но могло в нужный момент сыграть свою негативную роль.

— О чем ты? — Сэт искренне не понимал о чем говорил капитан. Смотрел в его затемненные очки и в лицо, стареющее с каждым днем и каждым боем.

— Нас становится все меньше и меньше. Мне кажется больше не осталось никого кроме нас. А потом?

Механик пожал плечами. Такие мысли никогда не посещали его. Он думал только о своей работе. О мехе, который обязан был каждый раз быть в полной боеготовности, даже если из прошлого боя он вышел едва уцелевший.

— Меня мало это интересует, капитан. Я жив до тех пор, пока есть пилоты. Это моя работа, моя жизнь. Она не закончится, если всех пилотов заменят вернорожденные.

Виктор согласился. В ком-ком, а в механиках избытка не будет никогда. Пилоты редко меняли этих людей, считая, что у меха должен быть один механик, тот, который будет знать его с верху и до низу.

Сэт отвернулся, не дождавшись новых вопросов, и продолжил убирать место работы, где на полу разлилась целая маслянистая лужа и различные израсходованные запчасти обгоревшими кусками валялись у самых ног.

Виктор же направился к себе в казарму. Новое место службы, ставшее уже родным, почти не отличалось от многих подобных, через которые ему пришлось пройти за всю свою жизнь. Вот только теперь людей становилось все меньше. Койки пустовали. Все чаще незанятые места убирали в сторону, готовясь к тому, что через некоторое время их будет уже некому занять.

Парочка вольняг стояло у окна, куря сигареты, вопреки запретам не делать этого внутри казармы. Кто-то поприветствовал его, когда открылась дверь, потом тишина и давящее молчание, сопровождавшееся до момента, когда рядом с ним не появилась женщина.

Она вошла очень уверенно, встав напротив него и потребовав подняться.

Виктор посмотрел на дерзкую женщину, державшуюся холодно даже, когда он выпрямился и попросил представиться, прежде чем требовать что-то от него.

— Шило Виктор? — она удерживала на нем свой взгляд, не двигаясь с места.

— Да, — ответил капитан, — а вы кто?

Он мог и не задавать этого вопроса, ведь все равно узнал ее. Ту самую женщину, шедшую во главе колонны вернорожденных и наверняка являвшаяся командиром группы. Худенькая, с длинными, но сильными ногами, она была подобна холодному слитку стали, готовая превратиться в острый и очень опасный клинок, чье лезвие рассечет его за долю секунды, не оставив шанса на сопротивление.

— Вы знаете кто я, зачем спрашиваете.

Голубые глаза скользнули по его фигуре, внимательно оценив степень опасности вольняги. Виктор спокойно воспринял это, но решил вести разговор за собой, ведь это он был капитаном, а не она.

— Мне не удобно, когда со мной так разговаривают.

— Я буду разговаривать с тобой так, как посчитаю нужным. Ты же знаешь кто я?

Она опять повторила этот вопрос, словно держалась за него, как за рукоять меча.

— Да, я знаю.

— Вот и хорошо.

— Я так понимаю, вы пришли не для того, чтобы унизить меня и назвать вольнягой?

Женщина сделала шаг навстречу капитану и посмотрела в постаревшее лицо, на котором длинными бороздками проходили морщины.

— У меня к тебе разговор.

Женщина замолчала и попросила выйти.

— Только наедине, мне не хочется, чтобы нас слышали.

Потом посмотрела на стоявших у окна стариков и первая покинула казарму.

Виктор последовал за ней и уже за пределами, когда они остались наедине, она заговорила уже более мягко, как будто пытаясь оправдаться за столько грубый разговор.

— Между нами слишком большая разница в возрасте и это не дает мне возможности говорить с тобой как с равным.

— К чему все эти любезности? Я ведь не знаю даже твоего имени.

— Катарина. Меня зовут Катарина. В последнем бою ты спас меня от смерти. Такой отчаянной схватки мне еще не приходилось видеть раньше. Ты шел на противника так, будто не боялся ничего.

— А тебе было страшно?

Виктор увидел как изменилась в лице женщина, когда разговор зашел о страхе. Вернорожденные хоть и были сильнее вольняг во всем, но ничто человеческое не было им чуждо и страх вселялся в каждого из них, действуя так же по-разному.

— С годами на все смотришь несколько иначе. Мне трудно объяснить это.

Катарина, завела руки за спину и встала в твердой стойке, как это делали инструкторы на полигоне. Виктор узнал это по одному лишь движению. Она была одной из них, но каким-то образом вернулась в строй, отбросив обучение в сторону.

— Я просто делал свое дело. Меня этому учили с самого детства, годы лишь отточили это искусство.

— Понимаю, — ответила Катарина, все так же напряженно держась перед старым капитаном. — Но я все равно хотела бы поблагодарить тебя за помощь. Там, за пределами безопасной зоны я не могла поверить в случившееся, но когда машину трясет в предсмертных судорогах, жизнь кажется более сладкой, чем в безопасности.

Виктор улыбнулся, сняв очки и потерев стекла о край куртки.

— Рад помочь.

Женщина огляделась по сторонам. Несколько человек прошли мимо, не обратив на мужчину и женщину внимания, после чего, убедившись в том, что никто за ними не смотри, она спросила опять.

— А если бы ты знал кого спасаешь, то сделал бы так же?

Виктор вспомнил как несколько ракет разорвались прямо перед ним и лобовое стекло украсилось паутиной трещин, едва не расколовшись и не изрезав осколками тело прикованного к креслу пилота. Голова мгновенно наполнилась шумом, все вокруг стало черным и перед глазами поплыли круги. Давление внутри его тела подскочило и из носа засочилась кровь. Управляй он чем-нибудь другим, например, «Бешеным Псом», на этом его жизнь подошла бы к концу. Но «Каратель» выдержал, заслуженно подтвердив статус одного из самых могучих и крепких мехов.

— «В едином полете, в единой стае».

Виктор процитировал девиз Клана и тут же получил такой же ответ от женщины. Ее взгляд стал мягче, голос потерял стальную твердость и теперь разговор превратился в обычный диалог мужчины и женщины, где не было места субординации и классовым различиям.

— Ты была инструктором. Зачем вернулась в строй?

— А ты?

Виктор надел очки, за черными стеклами которых глаза едва проглядывались.

— У меня не было выбора. Когда выбрасывают на обочину, словно космический мусор, лишая возможности сделать что-нибудь напоследок, хочется всем доказать, что ты еще способен на многое.

— Видно руководство очень поторопилось, когда принимало решение демобилизовать тебя. В бою ты можешь многое.

Капитан улыбнулся, впервые за долго время, впервые после смерти Михаила, на лице родилась улыбка и захотелось рассмеяться.

— Молодость и старость — у каждого свои недостатки. — А каков твой ответ?

Женщина немного помолчала. В коридоре опять появился звук идущих людей. Несколько человек из группы вернорожденных прошли мимо Виктора, косо посмотрев на него. Когда оба исчезли, женщина продолжила говорить.

— Нас не поймут.

— Я привык. В этом плюс старости — обижаться просто нет времени.

Катарина улыбнулась, но быстро задавила в себе эту слабость.

— Клан подал клич. Всех мобилизовали. Ушли почти все инструкторы, оставив после себя полупустые полигоны. Кого-то попросили остаться. Битва за Цирцею очень важна для Клана. Удивительно как остальные еще думают, что все обойдется.

— Ты помнишь своего отца, мать? Кто они? Где работали, жили?

Катарина пожала плечами.

— Нам мало что известно о своих родителях, только имена и то, как они прожили жизнь. Они были великими воинами.

— И все?

— Тебя это смущает? Мы с детства привыкли видеть перед собой всего одного человека. Наш воспитатель заменил нам и отца, и мать. Он многому нас научил, дал начальные, базовые знания, потом, когда все выросли, поведал еще больше. Мы не были лишены заботы, не думай так. То, что мы выросли в стальном яйце, покрытым со всех сторон датчиками, еще не говорит, что мы бесчеловечны.

Они вышли из коридора, где начали скапливаться люди. И хоть на них мало кто обращал внимание, Катарина решила покинуть это место.

— Надеюсь, мы еще встретимся в бою, но только с одной стороны.

Потом развернулась и ушла.

Виктор еще долго смотрел на нее, пока фигура женщины не растворилась в потоке людей. Разговор поменял его мнение о вернорожденных. Не на много, но кое-что изменилось. Однако остальные вернорожденные по-прежнему относились к нему как к чему-то устаревшему, потерявшему свою актуальность и теперь лишь доживающий свой век.

Утром его и остальных вольняг, коим уже давно перевалило за пятьдесят и даже шесть десятков лет, были вызваны на полигон, где с самого утра тренировались вернорожденные. Кругом стояли мехи, окружившие место своими стальными корпусами от возможного удара с воздуха. Виктор огляделся по сторонам. Холодный утренний ветер пронизывал его до костей несмотря на то, что он давно привык к холоду в этих местах. Потом взглянул на вернорожденных, на каждого из двадцати человек. Все они смотрели в его сторону. Никто ничего не говорил и лишь едва слышимый звук работавших генераторов, питавших системы охлаждения внутри боевых машин, разрезал молчаливую обстановку на полигоне.

Вперед вышел один из них. Намечалось что-то очень серьезное, и это серьезное было непосредственно связано с ним. Старый капитан посмотрел на приближавшегося молодого парня, не спускавшего с него взгляда. Потом, когда между ними осталось всего каких-то два метра, прямо посмотрел ему в глаза.

— Не много ли чести для вольняги.

— О чем ты? — переспросил Виктор.

— Ты говорил с одной из наших. Ты одним своим присутствием оскорбил нас. Мы лучше вас, сильнее вас. Клан ценит нас куда больше чем вас, отребье старого мира.

Виктор стоял молча. Оскорбления были для не в новинку и поэтому он просто пропустил мимо ушей слова пилота.

— Я, как корунг группы вернорожденных, не могу стерпеть подобное оскорбление.

Он сделал шаг назад и приказал своим людям окружить место. Два десятка человек быстро отрезали Виктора от остальной части вольняг, отодвинутых намного дальше, в сторону. В центре круга остались только двое. Краем глаза Виктор видел и Катарину.

— Пока солнце не осветит это место, бой не прекратится. У нас есть время, чтобы решить кто на самом деле лучше.

Корунг быстро скинул с себя плотную кожаную куртку, оголив мускулистый торс, после чего встал напротив Виктора. Капитан не торопился. Внимательно осмотрел поле боя, почву под ногами, замерзшую и ставшую очень скользкой в некоторых местах, после чего согнул правую ногу, выставив левую слегка вперед, переведя почти весь вес на заднюю, опорную.

Вернорожденный рассмеялся.

— Старые техники, древние, как наш мир. Неужели ты думаешь, что меня это остановит?

Капитан продолжил стоять, ожидая атаки. Ветер усиливался и вместе с ним напряжение. Двое пилотов, стоявших позади всех, что-то выкрикнули, дав гонг началу боя.

Молниеносные удары обрушились на Виктора, несясь с невероятной скоростью прямиком в лицо. Если бы не реакция, все могло закончиться очень быстро. Но опыт, верный помощник любого закоренелого воина, помог старому капитану удачно, почти легко отразить атаки соперника. Все удары прошли либо мимо, либо уперлись в жесткие блоки Виктора, оставшегося стоять на своем месте, не сдвинувшись ни на шаг.

Опешив от такого, корунг на секунду остановился. Ветер просвистел где-то над головой. Стало еще холоднее. Солнце медленно поднималось над горизонтом, но тепло оно не несло. Медленно его лучи ползли по замерзшей земле, растягиваясь длинными полосами по всему полигону.

Корунг вновь пошел в атаку. Теперь он ударил со всей силой, стараясь обойти блок капитана, монолитом стоявший на своем месте. Удар, за ним еще один. Он бил так быстро как только мог, но везде его кулаки встречались с защитой и последующей контратакой, чуть было не валившей его на землю. В какой-то момент Виктор сделал резкий шаг вперед, перегруппировавшись в более удобную для себя стойку. Почва под ногами все еще оставалась скользкой и любое резкое движение могло опрокинуть старого пилота. Снова удар. Нога пролетела в нескольких сантиметрах от его головы, опустившись на заледеневшую часть лужи, расколов под собой несколько кусков льда. Осколки разлетелись в стороны, упав далеко за пределами круга. Бой длился уже несколько минут и результат оказался не так предсказуем как в самом начале. Старый пилот держался твердо, отражая напористые атаки более молодого и сильного соперника. И кто знает как все могло завершиться, если бы в поединок не вмешался рассвет.

Когда первые лучи ослепили бойцов и драться в этом месте стало почти невозможно, поединок прекратился — таковы были правила.

Корунг тяжело дышал. Силы истощились и многое осталось потрачено зря — Виктор стоял на своем месте, не потеряв и половины своей выносливости, оставшись цел и невредим. Круг распался и группа вернорожденных вернулась к своим машинам.