Итак, Соединенные Штаты. Если рассказывать о том, что представляли они в далеком 1939 году, то стоит вновь обратиться к «Политическому словарю»:
«Соединенные Штаты Америки (США) — экономически самая мощная капиталистическая страна мира… США занимают по запасам угля первое место в мире; по нефти — второе место после СССР. Имеются в изобилии железо, цветные металлы — медь, цинк, свинец, золото и серебро; залежи фосфоритов мирового значения (во Флориде) и серы. Не хватает США олова, никеля, марганца. США — буржуазная республика, представляющая собою федерацию 48 штатов. <…>
Промышленность США отличается массовым характером производства и развитой техникой. В горной промышленности ведущая роль принадлежит углю и нефти. Из обрабатывающей промышленности развита металлическая, пищевая, текстильная и химическая. Основной промышленный район — Северо-Восток. Крупнейшие центры — Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия, Бостон, Детройт, Питсбург. Ведущая роль в промышленности принадлежит трестам и банкам. Финансовые “короли” (Морган, Рокфеллер, Меллон) держат в своих руках не только основные отрасли промышленности и торговли, но и банки, железные дороги, печать и в сущности направляют всю политику США. Сельское хозяйство США организовано на чисто капиталистических началах… США вывозят товаров больше, чем ввозят. До мировой войны США были должником Западной Европы, теперь Западная Европа стала должником США».
Всё это звучит замечательно — можно даже сказать, как-то благостно, однако не будем забывать, что Соединенные Штаты только-только вышли из Великой депрессии, ставшей одним из самых серьезных потрясений за всю недолгую американскую историю. Потрясение это сказалось не только на экономике, но и на всех прочих сторонах жизни американского общества. В нашей «настольной книге» ей посвящено несколько статей, подготовленных академиком Е. С. Варгой. Статьи эти как бы раскладывают всё произошедшее на составные части. Первая статья — «Мировой экономический кризис 1929 г.» — констатирует, что это был «самый глубокий и самый длительный в истории капитализма кризис перепроизводства, который охватил все капиталистические страны и все отрасли производства… Он вызвал обесценение денег во всех капиталистических странах; привел к неслыханному обнищанию широких масс.
Безработица достигла невиданных размеров». Статья заканчивается «оптимистичным» пассажем, что «наибольшей глубины мировой экономический кризис достиг в 1932 г., он продолжался до конца 1933 г., после чего перешел в депрессию особого рода. В 1937 г. наступил новый экономический кризис».
Этому последнему в словаре посвящена особая статья «Экономический кризис 1937 г.»… Честно говоря, нам боязно, что какой-либо нетерпеливый читатель уже начинает бормотать, мол, чего это вы меня этой информацией пичкаете — вы там поскорее про разведку давайте! Так вот, для того чтобы отправиться в разведку, Виктор Лягин самым тщательным образом штудировал (причем в гораздо большем объеме!) ту самую информацию, которую мы вам сейчас предлагаем по крупицам, в сжатом виде. Без этих знаний и, соответственно, понимания происходящего делать ему за океаном было бы абсолютно нечего. А потому попробуем поставить себя на место героя нашей книги — и продолжим свой экскурс, постепенно подходящий к завершению.
Итак, экономический кризис «начался со второй половины 1937 г. в США, захватил затем Англию, Францию и ряд других капиталистических стран. Объем промышленной продукции в 1938 г. упал по сравнению с 1937 г.: в США — на 20,2 процента…». Всё! Перечисленные далее цифры по другим странам, так же как и актуальные цитаты вождя и даже авторитетное заявление уважаемого академика Варги о том, что «Советский Союз — единственная страна в мире, которая не знает кризисов и промышленность которой все время идет вверх», нас в данный момент уже мало интересуют. Важнее другое — Виктор Лягин ехал совсем не в ту благополучную и беззаботную (как было принято считать в СССР) заграницу, что была еще десять лет тому назад. Теперь за рубежом — и, вполне возможно, что в Соединенных Штатах Америки прежде всего, — всё круто переменилось…
Впрочем, думается, что наши читатели уже порядком устали от вопросов экономики, а потому, в конце концов, действительно перейдем к разведке.
«До конца 20-х годов прошлого столетия США, проводившие политику изоляционизма, мало интересовали внешнюю разведку, которая не имела там резидентуры. Здесь свою роль играла не только не активная роль Вашингтона в международных делах, отсутствие прямой военной угрозы с его стороны для СССР, но и трудности организации связи с этой заокеанской страной. Первый нелегальный аппарат ОГПУ был создан в Нью-Йорке только в 1930 г. для сбора в первую очередь научно-технической информации. В нем работало четверо разведчиков-нелегалов. Он имел на связи семь агентов, располагавших ценными разведывательными возможностями в правительственных кругах США, частных фирмах, дипкорпусе».
Из сказанного можно подумать, что всё начиналось очень даже успешно и далее шло без сучка и без задоринки, хотя на самом деле это было не совсем так.
Уж, кажется, разведка умеет хранить тайны — но вот фамилия одного из первых нелегальных резидентов оказалась утрачена в самбм НКВД. Остался только оперативный псевдоним «Чарли», «а его личное дело, по всей видимости, уничтожено. Но в информационном досье удалось отыскать следы его деятельности. “Чарли” сумел установить деловые контакты с инженерами, технологами, представителями различных фирм, офицерами летных и морских частей. Только за два первых года работы “Чарли” добыл важную информацию о спасательных аппаратах для моряков-подводников, данные об авиационных двигателях, характеристики двух типов танков, авиационном прицеле для бомбардировщиков, детали конструкции гидросамолетов, сведения о дизельных моторах различного назначения, о переработке нефти. Разведчику удалось получить в начале 30-х годов доклад американского ученого Годдара “Об итогах работы по созданию ракетного двигателя на жидком топливе”. Документ был доложен маршалу Тухачевскому (в то время — заместитель наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР, начальник вооружений РККА. — А. Б.) и получил его высокую оценку».
Как видим, резидент «Чарли» весьма успешно работал по линии научно-технической разведки — а что нам еще нужно было у американцев, которые в европейские дела тогда не очень совались и к тому же 18 ноября 1933 года восстановили с нашей страной дипломатические отношения в полном объеме?
Вот только, к сожалению, в нашей стране идеология всегда превалировала над разумом, а утверждение «кто не с нами — тот против нас» являлось аксиомой, за которой следовала рекомендация великого писателя (хотелось написать — «пролетарского», но он велик просто как писатель, пролетариат тут, в общем-то, ни при чем) Максима Горького: «Если враг не сдается, его уничтожают». Однако наши политиканы — в их первых рядах, кстати, бодро шагал Н. С. Хрущев, будущий «разоблачитель сталинских преступлений» и архитектор «оттепели», — уничтожали всех подряд. И не сдавшихся, и сдавшихся, и тех, кто некогда принадлежал к не совсем пролетарским партиям или, пребывая в рядах большевиков, когда-то увлекался какими-то «уклонами»…
По какой-то из этих причин (не то в троцкизме его обвинили, не то в «уклоне») «Чарли» отозвали в 1938 году на родину, осудили — притом что его заслуги как разведчика тысячу раз искупали любые его прежние «колебания» — и расстреляли. За что? Для чего? Нет ответа… А может, действительно тогда окопались в руководстве НКВД истинные «враги народа», поступавшие по принципу «чем хуже, тем лучше»? Хотя уже бериевские времена в органах начались — вроде бы, как считают многие историки, эдакая первая «оттепель» началась, волна репрессий затихла… Так почему?!
А вообще-то порой судьба оказывалась жестока к разведчикам и без всяких «врагов народа» или «борцов с “врагами народа”».
Официально считается, что самым первым нелегальным резидентом в Соединенных Штатах был Валентин Борисович Маркин (1903–1934). Известно, что он (как, кстати, и Лягин) родился в семье железнодорожного служащего, успел окончить пять классов коммерческого училища, был на комсомольской и партийной работе, учился в Коммунистическом университете им. Свердлова, был аспирантом Института мирового хозяйства и мировой политики, избирался депутатом Моссовета, руководил отделом агитации и пропаганды в Исполкоме КИМа (Коммунистического интернационала молодежи), великолепно владел английским, а позже очень быстро освоил немецкий язык… В 1926 году Маркин был принят на службу в Четвертое управление штаба РККА — военную разведку — и сразу же был направлен на работу в Германию. В 1932 году он перешел на службу в Иностранный отдел ОГПУ и направлен в США, имея оперативные псевдонимы «Оскар» и «Дэвис». Последующая информация крайне скудна — и ничего конкретного:
«Работать “Дэвису” приходилось в непростых условиях. До установления дипломатических отношений в 1933 г. между СССР и США связь Центра с нелегальной резидентурой поддерживалась через специальных курьеров, в основном — матросов коммерческих рейсов, которые доставляли добытые материалы в Париж в непроявленной пленке. Указания Центра также направлялись в нелегальную резидентуру в Париж, а оттуда пересылались с курьерами в Нью-Йорк. В. Маркин исчез в 1934 г. при невыясненных обстоятельствах. Предположительно — стал жертвой дорожной катастрофы или погиб от рук гангстеров».
Есть, правда, и иной вариант гибели Валентина Маркина, но он уже предложен американцами: «В 1934 году он был найден на 52-й улице в Нью-Йорке со страшной раной головы и на следующий день скончался. Потом шеф ИНО в Москве Слуцкий признал, что Маркин был ликвидирован его же аппаратом». Поводом к ликвидации стало якобы то, что Маркин был троцкистом. Как-то сомнительно: 1934 год, «на власть» в НКВД только пришел Ягода, «органы» пока еще никто не «чистил» от троцкистов, да и вообще, как свидетельствует опыт, гораздо проще было отозвать сотрудника в родные края и ликвидировать в законном, как бы, порядке, нежели заниматься реальной уголовщиной на иностранной территории. Ведь если бы «исполнитель» попал в руки ФБР, то электрический стул ему был гарантирован — и кто знает, о чем он мог бы рассказать американским следователям, дабы избежать такой печальной участи? Так что этот вариант нам представляется сомнительным.
А в общем, как бы там ни было, это нелепая посмертная судьба: по какой-то случайности упокоиться где-то в чужой земле, вполне возможно — как «Unknown», «неизвестный», или вообще под сколько-то значным номером… Не любят такого русские люди! Им бы под конец жизненного пути всяко возвратиться на родину, чтобы навсегда лечь под родные березки…
К сожалению, целому ряду наших соотечественников, самоотверженно трудившихся «за кордоном», высшее руководство постаралось предоставить подобную перспективу как можно скорее.
Между тем с годами работать советской разведке на американской территории становилось легче, а потому и масштабы этой работы расширялись. После восстановления дипломатических отношений в 1933 году в Америке были открыты советские диппредставительства: полномочное представительство в Вашингтоне и генеральные консульства в Сан-Франциско, а затем и в Нью-Йорке, ставшие для советских разведчиков основным прикрытием. Под крышами — в прямом и переносном смысле — этих диппредставительств были открыты наши «легальные» резидентуры. «Легальными» они именуются исключительно за счет своего официального прикрытия, ибо все равно выполняют задачи, входящие в противоречие с законами страны пребывания. Вскоре на американской территории стали появляться еще и представительства разного рода советских организаций.
Наши читатели прекрасно понимают, что и в американском посольстве в Москве уже и тогда работали не одни только «чистые» — то есть исполняющие исключительно дипломатические обязанности — сотрудники. Впрочем, уточним, что в то время у американцев не существовало не только зловещего ЦРУ, Центрального разведывательного управления, но даже и его предшественника УСС — Управления стратегических служб. В Соединенных Штатах Америки — видимо, по причине проводившейся изоляционистской политики — тогда вообще еще не было единой разведывательной службы, а шпионажем занимались сотрудники специальных отделов, существовавших в различных государственных органах и не согласовывавших свою деятельность друг с другом. Разведкой занимались и сотрудники Государственного департамента, и Федерального казначейства, а также, разумеется, были свои разведслужбы в сухопутных войсках и на флоте — причем последние также не контактировали даже между собой.
Зато благодаря той же политике полиция, контрразведка и ФБР — Федеральное бюро расследований, совмещающее в себе несколько функций, — достаточно эффективно и внимательно приглядывали за иностранцами, причем особый их интерес вызывали «гости» из нацистской Германии, являвшейся очагом потенциальной опасности на Европейском континенте, а также — из загадочного и непредсказуемого Советского Союза.
Достаточно строгий контрразведывательный режим на американской территории — ну и иные причины, не будем утомлять читателя их перечислением, — подвели руководство НКВД к выводу, что наиболее эффективно будет осуществлять разведывательную работу как с «легальных», так и с нелегальных позиций. В 1934 году, на смену исчезнувшему нелегальному резиденту Маркину, в США прибыл уже знакомый нам Борис Яковлевич Базаров. Никто ему тут, разумеется, дел не передавал — пришлось самому, используя имевшиеся пароли и явки, восстанавливать связь с агентурой. При этом в целях повышения уровня конспирации имевшийся агентурный аппарат, по согласованию с Москвой, был разделен на две части. Одной из них руководил Исхак Ахмеров, о котором мы расскажем несколько ниже, а вторую возглавил сам резидент Базаров.
«Под его руководством в США действовали молодые разведчики-нелегалы И. Ахмеров, Н. Бородин, А. Самсонов, ставшие впоследствии профессионалами высокого класса. Нелегальная резидентура Базарова успешно взаимодействовала с “легальной”, которую возглавлял П. Д. Гутцайт: обе группы вели совместные “разработки”, взаимодействовали при отправке информации в Центр, выполнении заданий руководства разведки. <…> В напряженной работе, в постоянных заботах об организации встреч со связями, об оценке добытых сведений и их отправке по каналам разведки шли годы. Эта полнокровная жизнь разведчиков-профессионалов оборвалась в 1938 году, когда Базаров и Гутцайт почти одновременно были отозваны в Москву. Их осудили “за шпионаж и измену” и приговорили к расстрелу».
Ну вот, возвратились под родные березки!
И это вместо благодарности за добросовестнейшую и весьма результативную работу на высочайшем (да простит нас читатель за сплошные превосходные степени, но это действительно так) уровне! По оценкам специалистов, нелегальной резидентуре «удалось завербовать несколько весьма ценных источников информации. В частности, в 1936 г. она приобрела агента с широкими связями в правительственных кругах США, в том числе в близком окружении президента Ф. Рузвельта. Нелегальная резидентура НКВД в Нью-Йорке получила доступ к переписке госсекретаря США, к докладам американского военного атташе в Японии, материалам дальневосточного отдела этого (Государственный департамент США. — А. Б.) внешнеполитического ведомства».
И вновь тот же самый вопрос: ну почему всю реальную работу, подлинные заслуги перед Отечеством и народом перевешивали какие-то идеологические догмы, к тому времени уже весьма, извините, окаменевшего свойства? Да если разведчик осуществляет такие вербовки, как те, о которых сказано выше, какая разница его руководству, что за философию он исповедует? Пусть он будет хоть дзен-буддист, сторонник Троцкого или Конфуция — но если у него на связи находятся друг президента Рузвельта или высокопоставленные сотрудники Госдепа — на это всем должно быть глубоко наплевать! Нет, не плевали, а отзывали и, вместо того чтобы просто «пропесочить» на партсобрании — мол, ты это дело брось! — навесить «строгача», а затем отправить обратно «за бугор», расстреливали… А кто бы подумал о том, что потом этих расстрелянных заменить будет некем?!
Кстати, несколько слов о замечательном советском разведчике майоре госбезопасности Петре Давидовиче Гутцай-те (1901–1939), «легальном» резиденте в США, работавшем под прикрытием должности ответственного сотрудника советского полпредства в Вашингтоне. В 1920 году он стал комиссаром уездной ЧК в Екатеринославской губернии, затем учился на курсах Высшей партийной школы ОГПУ, служил в Секретном отделе и в Экономическом управлении, а в 1933 году, немного «пообтершись» в Иностранном отделе, был направлен «легальным» резидентом в Нью-Йорк, откуда его вскоре перевели в Вашингтон. В 1938 году Петр Давидович был отозван в Москву и на какое-то непродолжительное время, очевидно, стал непосредственным начальником Виктора Лягина, возглавив отделение научнотехнической разведки. Однако уже 16 октября того же года он был арестован по обвинению в троцкизме, а 21 февраля 1939 года — расстрелян…
Куда как милостивее оказалась судьба к Исхаку Абдуловичу Ахмерову (1901–1976) — оперативный псевдоним «Юнг». В 1930 году он окончил Первый государственный университет — будущий МГУ, после чего был принят на службу в ОГПУ, повоевал с басмачами в Бухарской республике и, обогащенный боевым опытом, был переведен в Иностранный отдел. Вскоре, «по путевке» ИНО, Ахмеров стал секретарем советского генерального консульства в Стамбуле, а в 1934 году, уже под чужим именем и очень длинным путем, перебрался из Турции в Китай, изображая из себя «турецкоподданного». Так началась его нелегальная эпопея. Разработку японских представителей в Китае Исхак Абдулович (знать бы, как его тогда звали!) успешно совмещал с учебой в американском колледже, где он совершенствовал свой английский язык (он также говорил по-французски и по-турецки), очень быстро выйдя в лучшие ученики.
Через год Ахмеров отправился в Соединенные Штаты — как бы «искать счастья». Тогда, во времена охватившей мир Великой депрессии, это было вполне в духе времени. Ну а далее — успешная легализация, приобретение очень хороших оперативных позиций, позволивших ему завербовать нескольких агентов в Госдепе, Минфине и даже в американских спецслужбах; один из его ценных агентов имел отношение к работе военных и военно-морских учреждений. Всего же, как известно, в резидентуре Ахмерова было шесть сотрудников, двое из которых — женщины.
«Однако выполнить до конца возложенную на него важную миссию не удалось. В СССР в это время продолжались репрессии. Они коснулись и сотрудников разведки. (Очень мягко сказано! — А. Б.) По указанию Берии Центр одновременно отозвал в 1939 году из-за границы почти всех резидентов “легальных” и нелегальных резидентур, в том числе и Ахмерова. С тяжелым сердцем и недоумением воспринял Исхак Абдулович указание о своем отзыве, когда успехи в работе были налицо, а добываемые сведения были особенно нужны нашему государству».
Вообще-то, скажем честно, тут автор несколько лукавит: во-первых, мы уже уточняли, что не только репрессии стали причиной для отзыва разведчиков, а во-вторых, Ахмеров и сам тогда изрядно «отличился». Автор очерка обо всем этом прекрасно знал, но написал более чем аккуратно и уже после информации о последовавшем наказании, словно бы одно с другим было совершенно не связано: «На этот раз (речь идет о 1941 годе, уже военном времени. — А. Б.) Исхак Абдулович отправлялся в США вместе с женой Еленой, американкой по происхождению, которая приняла в 1939 году советское гражданство и стала сотрудницей внешней разведки». И только из следующего абзаца можно узнать, что «Юнг» и «Таня» (она же — «Ада», оперативные псевдонимы Хелен Лоури) не только познакомились, но и поженились в Соединенных Штатах Америки.
Брак с иностранным гражданином или гражданкой считался для советского подданного серьезным проступком — если не преступлением, потому как все иностранцы, вступавшие в контакт с нашими гражданами, априори считались иностранными шпионами. Однако в данном случае у «вероятного преступника» Ахмерова было весьма серьезное алиби: невеста, разрешение на брак с которой Исхак Абдулович, как и положено, испросил у Центра, являлась не только связной нашей нелегальной резидентуры, но и родной племянницей Эрла Браудера — генерального секретаря Коммунистической партии США, которого в то время очень высоко ценил сам товарищ Сталин. По таковой причине даже Ежов — «железный сталинский нарком» — не рискнул бы заявить, что «Ахмеров женился на американской шпионке».
Но все-таки решено было Ахмерова отозвать, и нам о причинах такового решения остается только догадываться: ведь так совпало, что как раз в то самое время произошли громкие предательства, а имя Ахмерова вполне могло быть известно вышеупомянутым Штейнбергу или Люшкову. Так что вполне возможно, что нелегального резидента нужно было вывести «из игры» для обеспечения его же собственной безопасности и его женитьба тут совершенно ни при чем. Хотя, опять-таки, как знать?
Впрочем, генерал В. Г. Павлов потом писал: «В. Деканозов вообще не оставил сколько-нибудь заметного следа, разве что еще больше ослабил агентурную сеть. Он требовал от нас ускорения отзыва еще остававшихся на своих постах нелегалов, как, например, из США — И. Ахмерова и Н. Бородина». Но откуда молодой разведчик Павлов мог знать подлинные причины вывода того или иного сотрудника? В разведке так заведено, что каждый занимается исключительно своим делом и не любопытствует в отношении того, что его не касается. Излишняя любознательность в Службе чревата служебным расследованием.
В то же самое время, в 1933 году, в Центре было принято решение направить в Соединенные Штаты сотрудника для организации работы «легальной» резидентуры по линии научно-технической разведки. На должность резидента был выбран Гайк Бадалович Овакимян, выпускник престижного Московского высшего технического училища им. Н. Э. Баумана, кандидат химических наук. В 1931 году, после окончания аспирантуры, он был принят на службу во внешнюю разведку и, хорошо владея немецким, английским и итальянским языками, сразу же направлен в командировку в Германию, в которой, как и в Италии, побывал уже раньше — на стажировках, в период учебы в МВТУ. Этот свой первый экзамен разведчик выдержал весьма успешно — он привлек к сотрудничеству четырех источников, от которых поступала ценная научно-техническая информация; кстати, один из этих неназванных нами товарищей впоследствии активно участвовал в деятельности знаменитой подпольной антифашистской организации «Красная капелла».
Овакимян же в 1934 году легально прибыл в США, имея две официальные цели своего приезда: во-первых, он являлся работником «Амторга» (организации, о которой мы подробно расскажем в следующей главе); во-вторых, решил стать аспирантом Нью-Йоркского химического института. Об этом были поставлены в известность американцы. Но вот о третьей и, пожалуй, самой главной цели своего визита — работе в качестве «легального» резидента — Гайк Бадалович благоразумно умолчал. Когда же лет через семь американцы о том узнали, это стало весьма неприятным сюрпризом и для них, и для самого Овакимяна. Но о том — в свое время…
А пока мы можем представить вам оценку, данную советскому резиденту противником (американский автор почему-то называет его «человеком с армянским псевдонимом»): «Под его руководством работало множество агентов и субагентов, среди них был Роберт Хаберман, который действовал в Мексике и Соединенных Штатах, Эда Уолланс и Фред Розе, работавшие в Канаде, Аарон Маркович и Адольф Старк, которые изготавливали паспорта, Симон Розенберг, промышленный шпион с 1932-го по 1938 год, Яков Голос, адвокат в департаменте юстиции, поставлявший информацию о документах ФБР, активно работавший в 1937–1938 годах. В целом Овакимян добился более заметных успехов, чем его предшественники».
Ну и вот еще несколько слов, теперь уже вновь оценки наших историков, про Гайка Овакимяна, с которым придется, а лучше, наверное, сказать — посчастливится — работать герою нашей книги:
«Энергичный и решительный, Овакимян приобрел в США новые многочисленные источники информации. Его целеустремленность и умение убеждать привлекали к нему все новых помощников. Приобретенные Овакимя-ном источники добывали документальную информацию о технологии переработки сернистой нефти, производстве смазочных масел и авиабензина, синтетического каучука, полиэтилена, о некоторых видах боевых отравляющих веществ, красителях в оборонной промышленности, о новейшем химическом оборудовании, о достижениях радиотехники и о многом другом».
Понятно, что это была работа с целью подготовки к приближающейся войне. Не надо сказок о том, что, мол, «вероломное германское нападение» явилось для нас громом среди ясного неба — к войне готовились, и готовились как только возможно, по всем направлениям. Научно-техническая разведка стремилась заполучить то, чего не могли или не успевали изобрести наши ученые, чего не хотели тем или иным путем уступить или раскрыть нам специалисты других стран — без разницы, как эти страны относились к Советскому Союзу, какие отношения между ними и нами были.
Интерес для разведки (соответственно — для советского руководства) представляли и внешнеэкономические связи заокеанского государства — в особенности их связи с нацистской Германией. В частности, мимо нашей резидентуры вряд ли могла пройти следующая информация: «Американский нефтяной концерн “Стандарт Ойл оф Нью-Джерси” в 1941 году был крупнейшим в мире. Он и финансировавший его банк “Чейз нэшнл” принадлежали Рокфеллерам. Председатель совета директоров концерна Уолтер Тигл и его президент Уильям Фэриш… (Обрываем фразу за ненадобностью, нас интересуют только названные в ней имена. — А. Б.) В 1920-е годы Тигл во всеуслышание восторгался ловкостью Германии, с которой она уклонялась от выполнения тяжелых для нее условий Версальского мира. Этим он снискал признательность и уважение германских финансистов и промышленников, способствовавших созданию и усилению национал-социалистской партии в Германии. Давним другом Тигла был коренастый и угрюмый Герман Шмиц, председатель правления “И. Г. Фарбениндустри”… Тигл также водил дружбу с известным своими пронацистскими симпатиями сэром Генри Детердингом из руководства корпорации “Роял датч — Шелл”. Оба были убеждены в необходимости упрочить капитализм в Европе и уничтожить коммунистическую Россию». В общем, изоляционизм на государственном уровне — это одно, а вот личные симпатии и деловые связи никому иметь не возбраняется…
Можно понять, что работы у наших разведчиков было «выше крыши», поэтому резидент Овакимян настойчиво просил Москву, то есть Центр, о присылке дополнительных сотрудников. Более точно даже сказать — специалистов, потому как при их несомненной «преданности делу партии» и отсутствии «темного прошлого» все-таки главным для них были инженерно-техническая подготовка и научные знания в тех или иных областях.
В 1938 году, по просьбе Гайка Бадаловича, в Соединенные Штаты приехали и поступили в аспирантуру Массачусетского технологического института два скромных советских инженера — Ершов и Семенов, после чего они работали в нью-йоркской резидентуре под прикрытием советского торгового представительства «Амторг». Про Ершова мы, к сожалению, ничего рассказать не можем, а вот имя Семена Марковича Семенова вошло в историю разведки. Во время работы в Штатах на связи у него было 20 агентов, через которых он получал ценнейшие материалы по взрывчатым веществам, радиолокационной технике, реактивной авиации и химии. Он «добыл штамм очищенного пенициллина, что позволило наладить производство этого лекарства у нас в стране». К тому же Семенов активно включился в реализацию «проекта “Энормоз”», позволившего советской разведке раскрыть ядерные секреты американцев. Но и «хозяева» были не лыком шиты — активная работа разведчика привлекла внимание ФБР (с 1940 года эта организация выполняла контрразведывательные функции), Семен Маркович был взят под плотное наружное наблюдение, и вскоре Центр принял решение об отзыве разведчика. В 1944 году Семенов возвратился в Советский Союз. К сожалению, он не оставил воспоминаний — в его время отставные разведчики еще только начинали обращаться к мемуарному жанру, а ведь он достаточно долго работал рядом с Лягиным и тем представляет для нас особенный интерес.
…И вот еще один важный для нас момент, о котором мы узнали лишь из воспоминаний (к сожалению, далеко не всегда достоверных, потому как — посмертных, а значит, доступных любым исправлениям, да и надиктованных человеком обиженным, и к тому же несколько десятилетий спустя после описываемых в них событий) опального генерала Судоплатова. В своей книге «Победа в тайной войне. 1941–1945 годы» Павел Анатольевич писал:
«Советский посол в США Уманский… в условиях временного свертывания нашей разведывательной работы в Вашингтоне в 1939 году по указанию Москвы он взял на себя выполнение ряда функций главного резидента НКВД в Америке. На должность посла его назначили после успешной работы как корреспондента ТАСС и в отделе печати НКИД… Это был очень способный, эрудированный человек, значение которого прекрасно понимало американское правительство, некоторые представители которого позволяли себе вести с ним неофициальные беседы».
И далее — почти то же самое, только несколько шире в информационном плане: «Летом 1939 года активизируется деятельность нашей агентуры в США. В новом повороте советской политики сыграл большую роль К. Уманский, который, будучи послом в США, одновременно выполнял там функции главного резидента советской разведки после отзыва в 1938 году работников НКВД и Разведупра Красной Армии. В нашей переписке он значился как “Редактор”».
Нигде более мы подобной информации не встречали. Хотя советские послы крайне редко исполняли обязанности резидентов (или резиденты — обязанности послов), но такое все-таки случалось. Может, и в данном случае оно было так, а может — и не так (хотя кадровым сотрудником НКВД Уманский в любом случае не являлся). В общем, оставляем всё на совести литзаписчиков или истинных создателей воспоминаний П. А. Судоплатова — но на Константина Александровича мы всяко обратим внимание, потому как в жизни Виктора Лягина он свою роль сыграл. И вообще, посол — это был главный начальник для любого советского гражданина в стране пребывания. Потом, по возвращении, на него могут «писать телеги» или еще чего — но это уже по приезде, на родной советской земле. А «за бугром» — извините! Там он, как говорится, «и царь, и Бог, и воинский начальник».
Кстати, вот как отзывался о Константине Уманском сотрудник резидентуры, работавший под прикрытием стажера Генерального консульства — известный впоследствии разведчик Герой России Александр Семенович Феклисов (1914–2007), имя которого еще не раз встретится в нашем повествовании:
«Уманского справедливо считали человеком незаурядным. Он начал свою служебную деятельность журналистом, блестяще знал несколько иностранных языков. Перед войной нередко выступал в роли переводчика Сталина. Хорошо владел стенографией, печатал на пишущей машинке, был прекрасным оратором, умел четко излагать мысли, не прибегая к каким-либо запискам. Он сам много работал, подготавливая важные документы, и быстро решал вопросы. Будучи уверен в неизбежности войны с фашистской Германией, продолжал встречаться в Вашингтоне с немецким послом и старался выведать у него нужную информацию».
…Вот такой примерно расклад сил был на «разведывательном поле» к приезду в Соединенные Штаты Америки Виктора Лягина — перед самым началом Второй мировой войны…
* * *
Но, прежде чем рассказывать об этой новой странице его биографии, следует уточнить, что к этому времени и в личной жизни Виктора Лягина, и в самой службе внешней разведки произошли существенные перемены.
Незадолго до командировки, 26 апреля 1939 года, Виктор Александрович Ляrин, как официально говорится, сочетался законным браком с Зинаидой Тимофеевной Мурашко, сотрудницей того же самого 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР, где он служил, то есть — разведки. К слову, некоторые авторы считают, что это была именно служебная необходимость, чтобы не посылать за рубеж неженатого сотрудника. Возразим! Почему «служебный роман» с последующей свадьбой может случиться где-нибудь в статистическом управлении или в производственном коллективе, а в разведке такого произойти не может? Ведь пара в итоге получилась очень красивая… Хотя ни красота его молодой жены, ни сам факт супружества не уберегли Виктора Лягина от неприятностей, связанных с женщинами. Такой вот был у него характер… Но о том — теперь уже скоро. А пока что расскажем о переменах, произошедших тогда в разведке, точнее — в ее руководстве.
Как известно читателю, с декабря 1938 года 5-м отделом ГУГБ НКВД СССР руководил комиссар госбезопасности 3-го ранга Владимир Георгиевич Деканозов, в полном смысле этого слова — «человек Берии». Под руководством Лаврентия Павловича он сначала трудился в Азербайджанской, Грузинской и Закавказской ЧК, затем — в представительстве ОГПУ по Закавказской СФСР и ГПУ Грузинской ССР. Когда в 1931 году Берия перешел на партийную работу, став первым секретарем ЦК КП(б) Грузии, Деканозов тут же последовал за ним и, как по ступенькам, прошел через должности секретаря ЦК республиканской компартии, наркома пищевой промышленности, заместителя председателя Совнаркома Грузии и председателя Госплана республики. В ноябре 1938 года Лаврентий Павлович возглавил НКВД СССР и тут же «укрепил» разведку Деканозовым. Две недели спустя Владимир Георгиевич по совместительству возглавил и контрразведку, став также заместителем начальника Главного управления госбезопасности НКВД СССР. При этом начальником ГУГБ был назначен Всеволод Николаевич Меркулов — также «человек Берии».
«Но разведкой Деканозов руководил недолго. Через полгода последовало его очередное карьерное повышение. 4 мая 1939 года наркомом иностранных дел СССР был назначен В. М. Молотов, сменивший на этом посту М. М. Литвинова. Заместителем нового руководителя дипломатического ведомства стал В. Г. Деканозов. С назначением так спешили, что освободили его от должности начальника внешней разведки и других постов в НКВД постфактум только 13 мая».
Естественный вопрос, на который мы вряд ли когда дождемся ответа, — а почему так было сделано? Те, кто принимал такое решение — И. В. Сталин и Л. П. Берия, — ни перед кем, разумеется, не отчитывались. «Dixi», — как говорили древние римляне. Мол, я сказал, так оно и есть, и никому ничего объяснять не собираюсь!
Мы можем предложить происшедшему два объяснения. Прежде всего, Деканозов по своим личным качествам никак не соответствовал должности начальника разведки, между тем как тогда, перед неизбежным началом войны (повторяем, что в Кремле эту неизбежность прекрасно понимали, несмотря на все последующие сказки), особенно необходима была достоверная разведывательная информация.
Кстати, вот какую оценку его работе на посту начальника разведки дает историк: «Деканозов ровно ничего не смыслил ни в разведке, ни в контрразведке, хотя прослужил в органах много лет. Зато изрядно поднаторел в неусыпной борьбе с “врагами народа”».
Тут бы нам и остановиться, но, к сожалению, у нас очень часто личная преданность превалирует над компетентностью. Так что второй вариант представляется более вероятным — мол, в лице Деканозова Берия подставил своему сопернику Молотову контролера или соглядатая. Известно, что среди ближайших соратников Сталина шла жесточайшая подковерная борьба за «близость к телу» — впрочем, это всегдашний процесс, происходящий «в верхах». Между тем известно, что Вячеслав Михайлович очень не любил НКВД в общем и разведку — в частности и убеждал Кобу, что работающие за рубежом официальные дипломаты могут получать гораздо более достоверную и в больших объемах информацию, нежели разведчики. Ну как тут не позаботиться о создании надежного «колпака» для наркома? Однако Молотов был не лыком шит и от «контролера» вскоре избавился (безусловно, по договоренности со Сталиным): «В ноябре 1940 года Молотов прибыл в Берлин для ведения переговоров с представителями Германии. Сопровождавший его в поездке Деканозов неожиданно для всех остался в Берлине в качестве полпреда СССР».
Есть разные оценки дипломатической деятельности Владимира Георгиевича — в особенности его взаимоотношений с «легальной» берлинской резидентурой НКВД, которой с августа 1939 года руководил воистину «нулевой» резидент Амаяк Захарович Кобулов, опять-таки — «человек Берии»… Но тут мы уйдем слишком далеко, а потому оставим в покое и Деканозова, и Кобулова — на данный момент они нам уже совершенно не интересны.
А вот что действительно для нас важно, так это то, что новым начальником разведки был тогда назначен Павел Михайлович Фитин, как мы говорили — друг Лягина. Ему был 31 год, и срок его службы в НКВД, если брать в расчет и полугодовую учебу, составил ровно один год.
Некоторые восприняли этот выбор начальства (начальство — это, разумеется, Лаврентий Павлович, и никто более) как чистую случайность:
«Весной 1939 года Берия собрал всех отозванных из-за кордона и уцелевших от репрессий сотрудников ИНО вместе с теми из молодых, кто еще не имел должностей… Берия вызывал по списку и без каких-либо предварительных обсуждений с кандидатами определял место их будущей работы. Первым шел наш сокурсник по ЦШ НКВД П. М. Фитин. Ему повезло: Берия назначил его начальником ИНО вместо арестованного Пассова. Тут же Фитину были подобраны из слушателей школы возрастом постарше два заместителя — Дубовик и Лягин».
По прочтении этого абзаца прямо-таки хочется заявить громовым, хорошо поставленным театральным голосом режиссера К. М. Станиславского: «Не верю!!!»
Про допущенные здесь фактические ошибки мы даже и не говорим: после Зельмана Исаевича Пассова, который был арестован 23 октября 1938 года по обвинению «в антисоветской заговорщической деятельности в органах НКВД», обязанности начальника в течение месяца исполнял Судоплатов, которого в начале декабря сменил Дека-нозов — о нем мы только что подробно рассказали; Фитин же в ту пору не входил в число тех, «кто еще не имел должностей» — к тому времени он уже был заместителем начальника 5-го отдела; Лягин был назначен заместителем Фитина гораздо позже… Да и вообще не совсем понятно — был ли, что мы объясним позднее.
Но сейчас наше сомнение вызывает главное утверждение мемуариста — мол, Фитин вошел первым, а потому ему и повезло, именно его и назначили начальником. Да нет, конечно! Просто Берия прекрасно разбирался в людях и умел (когда хотел) очень точно расставить кадры — так же, кстати, как и Сталин. Ведь именно во времена Иосифа Виссарионовича вышли на ключевые государственные посты такие люди, как А. Н. Косыгин, Д. Ф. Устинов, Н. К. Байбаков, впоследствии десятилетиями определявшие экономическую и иную политику нашей страны. Возможно, ежели бы Сталин и Берия меньше увлекались «своими» людьми и подхалимами — в особенности из числа собственных земляков, но руководствовались в кадровой политике только интересами дела, то им бы удалось создать такую блистательную команду, которая и после их ухода обеспечила бы Советскому Союзу на долгие времена безусловное мировое лидерство. Но, к сожалению, даже великим людям порой присущи простые человеческие слабости.
Рассказывать о многочисленных заслугах П. М. Фитина мы не будем, переадресовав заинтересованного читателя к нашей книге, также вышедшей в легендарной серии «ЖЗЛ», но скажем без всякого сомнения: назначение Павла Михайловича Фитина на должность руководителя 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР является неоспоримой заслугой Лаврентия Павловича и никак не может быть простой случайностью.
…Тем временем наш герой с молодой супругой следовал в Соединенные Штаты Америки. Была вторая половина 1939 года, и до начала очередной мировой войны оставалось немногим более месяца…