Приходит очередной походный рассвет — на этот раз хмурый и дождливый. А ещё и очень туманный.

— Роса — везде и всюду, — ворчит Дарья. — И не видно ничего впереди. Только роса, выпадающая — буквально-таки на глазах — из клочьев серо-белого тумана. Вернее, прямо в глаза…. Влажность — процентов двести с гаком. Не меньше…

Узкое горное ущелье приводит путников к высокому чёрному камню прямоугольного сечения, грани которого щедро испещрены — от самой земли до двухметровой высоты — неведомыми и вычурными письменами-иероглифами.

— Его Светлая Небесная Тень поставила когда-то, на, — склоняясь перед камнем в низком вежливом поклоне, поясняет Михась. — В славные стародавние Времена, понятное дело. Для странников беззаботных и легкомысленных. Чтобы, на, задумались — перед окончательным выбором дальнейшего Пути.

— У-о-о-о, — приседая на передние лапы и тоже изображая что-то вроде поклонов, подтверждает пёс.

— Уверен? — уточняет Олег.

— Тяф-ф-ф…

— Ладно, можешь сегодня нормально говорить.

— Гав.

— Значит, действительно, очень древняя каменюка? Очень-очень?

— Гав-в-в…

— И что этот древний камень советует? — задумчиво произносит Даша. — А, Красава? Куда нам дальше идти?

— Как это — куда, на? — нервно передёргивает плечами Миня. — Прямо, конечно же. Через, на, перевал.

— Не знаю, не знаю…

— Что это с тобой, атаманша, на?

— Сомнения всяческие одолевают. И смутные предчувствия — совместно с ними.

— Предчувствия — дело серьёзное, — соглашается Олег. — И даже очень. Тем более, когда они посещают шаманскую внучку…. Что нам советует камень? Не знаю. Так как, увы, не владею древней грамотой. Поэтому предлагаю — подключить элементарную логику.

— Согласна, подключай. Ты у меня частенько бываешь весьма логичным и разумным. Типа — не по годам.

— Спасибо, Дашута, польщён. Итак…. Первое. Противник, наверняка, знает, что мы идём по этому ущелью, намереваясь перевалить через Срединный хребет. Второе, сейчас здесь безраздельно властвуют густые и устойчивые туманы. Поэтому и вертолёты толком не задействуешь, мол, небезопасно…. Следовательно — что?

— Что? — преданно смотрит на него Дарья.

— Следовательно, именно там, за перевалом, охотники и устроят-подготовят парочку крепких засад. То бишь, подтянут туда — на вездеходах — с десяток-другой вооружённых боевиков, которые — на этот раз — будут предельно осторожны. Могут и тамошних охотников-ительменов, пообещав щедрый гонорар, подключить. Не исключаю, что, учитывая наши многочисленные подвиги, будет отдан жёсткий приказ, мол: — «Не сближаться, а сразу же открывать огонь на поражение…». Исходя из вышеизложенного, предлагаю следующее: покинуть эту туманную лощину и немного прогуляться по здешним хребтам (входящим в понятие «Срединный хребет»), а также и между ними, разыскивая другой перевал.

— Значит, на север пойдём, на, — понимающе кивает головой Миня. — К северу все местные хребты, на, постепенно снижаются. По высоте, на.

— Снижаются, тут ты, абориген хренов, прав. И именно поэтому мы, старательно лавируя между горными вершинами и пиками, отправимся на юг.

— Не понял, на…

— Что же тут непонятного? — улыбается Олег. — У охотников, скорее всего, тоже отыщется человек, дружащий с логикой. И путь на север он обязательно вычислит. И отдельную группу бойцов туда отправит. Поэтому мы и поступим — вроде бы как — насквозь нелогично.

— Вроде бы как? — уточняет Даша.

— Ага. Вроде бы…. Ведь именно на юге и расположен ещё один доступный перевал, про который нам рассказывал покойный Ворон. Поэтому шагаем по хребту на юг и — время от времени — посматриваем налево. Как только увидим горушку, похожую на большого спящего медведя, так тут же развернёмся на девяносто градусов и, перебираясь через горные кручи и трещины, направимся на запад — в сторону охотского побережья…

Труден путь на юг. Ох, и труден: мокрые горные серпантины, густые туманы, скрывающие от глаз широкие и глубокие горные трещины, скользкие ледяные «языки», спускающиеся с вершин и пиков, холодные капли дождя, регулярно срывающиеся с небес. А когда идёт дождь, то приходится облачаться в длинные и мешковатые плащ-палатки, сковывающие движения.

Температура воздуха заметно понижается.

— Того и гляди — снежная крупа сыпанёт, — простужено хлюпая носом, жалуется Даша. — Так и в раннюю зиму попасть — раз плюнуть…

— Достаём из рюкзаков и котомок всё теплое и напяливаем на себя, — распоряжается Олег. — Пока, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, воспаления лёгких не заработали…. Кстати, странные тут валуны: густо-густо поросшие бело-серыми мхами и невероятно-лохматыми лишайниками…. Почему так, Михась?

— Не знаю, на, — извиняюще пожимает плечами бывший водитель приискового вездехода. — Но для нас это очень хорошо: есть из чего, на, костёр развести. Деревьев-то здесь нет. Да и хилые кустики, на, встречаются редко…

Снег пока не идёт. Уже хорошо. Но на третье утро горной части маршрута на пожухлых горных травинках обнаруживаются бледно-сиреневые пластинки инея.

— Ледник впереди нависает, на, — сообщает Михась, идущий первым. — Вернее, спускается с кратера потухшего вулкана. Серьёзный, высокий и матёрый. Через такой, на, без альпенштоков, специальных крючьев и длинных верёвок не перебраться. Живыми, я имею в виду, на…. Надо, атаман, в обход двигать…. По какой стороне хребта пойдём, на?

— По восточной, — подумав, решает Олег. — Чтобы мимо «медвежьей» горы случайно не проскочить.

— Гав, — подтверждает Мухтар.

— Ну, как скажете, на. Может, оно и правильно. Всё, на, правильно…

— Да ты, Миня, философ, — усмехается Дарья.

— По такой мутной жизни не захочешь, а станешь, на. И философом. И вообще…

Путники, совершая задуманный обходной манёвр, оказываются в узкой горной лощине, наполненной тревожной тишиной и призрачной белёсой дымкой, висящей над землёй ярко-выраженными слоями. Под каблуками сапог тихонько поскрипывает мелкая чёрная галька.

— Неуютно здесь, — признаётся Олег. — Во-первых, на удивление тепло. Во-вторых, голоса звучат как-то непривычно: глухо, замедленно и тягуче. Такое впечатление, что эхо в этой конкретной лощине напрочь отсутствует, как класс. В-третьих, воздух тут очень странный: чуть горьковатый, с лёгким привкусом миндаля.

— Странный, — вяло шагая рядом, соглашается Даша. — Сонный такой. Меня даже в дрёму немного клонит…. И трава здесь высокая. И цветочков много. И листва на деревьях (которых в соседних лощинах нет совсем), крупная и яркая. Словно мы находимся не в суровых северных горах, а где-то в тёплых субтропиках, недалеко от ласкового и приветливого моря. И вообще…

— Что — вообще?

— Растения в этой лощине — очень…э-э-э, нетипичные для нашего Камчатского полуострова. Жимолость круглолистная. Акация жёлтая. Низкорослые амариллисы…. А это что? Быть не может…

— Что тут такого? — пожимает плечами Олег. — Ну, метровый кустик, густо-густо опушённый белыми длинными волосками. Бывает.

— Ничего ты, Красава, не понимаешь. Мужлан грубый и неотёсанный, короче говоря. Это растение — верх эстетики. А длинные волосинки — словно бы из молочно-белого хрусталя сделанные…. Впрочем, дело совсем и не в моих эстетических пристрастиях.

— В чём же тогда?

— Перед нами — «Горькуша Ревякиной», — торжественно, с гордостью в голосе, объявляет девушка. — Самое-самое редкое растение Алтая. «Тон ээзи», если на тубаларском языке…. Понимаешь?

— Извини, но ничего не понимаю.

— Я только что совершила великое ботаническое открытие. То бишь, обнаружила самое редкое растение Алтайского края — на Камчатке. Неслыханное, честно говоря, дело. И, опять же, невероятная удача…. Жаль только, что видеокамеры у нас нет. И даже фотоаппарат отсутствует. Ничего, обязательно захвачу в следующий раз и всё-всё тщательно задокументирую. По всем правилам…

— Поздравляю, боевая подруга, — улыбается Олег. — Рад за тебя, и всё такое прочее…. А ты уверена? Ну, что это именно тот редкий алтайский кустик-цветок?

— Обижаешь, начальник. Я же раньше, в прежней мирной жизни, хотела ботаником стать. Книжки, учебники и монографии профильные читала. Регулярно принимала участие в ботанических олимпиадах, и даже всякие красивые дипломы-грамоты многократно получала…. Может, потом ещё и стану. В том смысле, что ботаником. Когда пару важных дел слажу, и всё утрясётся…. И ещё одно. Алтайские местные жители утверждают, что найти Горькушу Ревякиной — редкостная удача.

— И в чём тут дело?

— Существует древняя-древняя тубаларская легенда, — чуть заметно смущается Даша. — Мол, если кто-то из беззаботных путников — совершенно случайно — встретится в диких горах с Тон ээзи, то…. То обязательно сбудется — в скором времени — его самое-самое сокровенное желание. Вот, как-то так…

— Только одно желание?

— Да, только одно…. Загадывай, Красава, быстрей.

— А ты?

— Я уже.

— И я загадал…

— Гы-гы-гы, — хрипло смеётся Михась. — Ну, ребятишки, вы и даёте, на. Тут такое творится: трупы, гранаты, сожжённые вертолёты и погони. А они, на, в игрушки любовные играются. Тили-тили тесто, жених и невеста…. Скоро, небось, и целоваться начнёте. Взасос, на. И без всяких цветочков…

— Захотим и начнём, — беззлобно усмехается Олег. — И тебя, чернозубого ухаря, не спросим.

— Конечно, не спросим, — Дарья подходит к «хрустальному» кустику вплотную, присаживается на корточки, внимательно присматривается к чему-то, а через полторы минуты расстроенно сообщает: — Это, конечно, «горькуша». Только совсем не «Ревякиной». Тычинки цветков чуть другие. И форма листьев…. Накрылось моё великое открытие медным тазиком. Жаль. Да и с исполнением загаданного желания — проблемы…

— Подожди, Дашут, подожди…. А эти «горькуши», вообще, встречаются на Камчатке?

— Нет, насколько я знаю.

— Чего же тогда ты, глупая, расстраиваешься? — ободряюще подмигивает Олег. — Открытие-то при тебе осталось. Мол, первая — среди ботаников всего Мира — обнаружила «Горькушу Камчатскую». Хотя, лично мне больше нравится название — «Горькуша Петровой-Митиной»…. Да и наши загаданные желания, скорее всего, сбудутся. Если та редкая «горькуша» способствует их осуществлению, то почему же эта — не менее редкая — ведёт себя как-то по-другому? Диалектика. Не переживай….

— Вау-у-у! — заразительно зевает Миня. — Всё это, подельники, очень мило и интересно, на. Спора нет. Открытия, на, всякие. Причём, мирового значения…. Только спать очень хочется. Как бы ни уснуть навсегда, на. Уходить надо. Непростое это место. Слышал я, на, про него. От бабушки по ительменской линии. В стойбище, на.

— И что за место? Если конкретно?

— Древнее капище, на. Не ительменское. Какого-то совсем другого народа. Уже, на, вымершего…. Вон, видите, круг выложен из светлых камней? А из него высокий чёрный пенёк торчит, на?

— Пенёк, говоришь? — подойдя к указанному месту, задумчиво переспрашивает Олег. — Нет, соратники мои, это, и вовсе, не пенёк. А древний Идол. Вернее, всё, что от него осталось: чёрные ноги, высовывающиеся из горки древесной трухи…. Высоким, наверняка, раньше был. Метра три с половиной. Может, и все четыре…. Кстати, истукан вырезан из лиственницы. А она, как всем известно, очень крепкое и надёжное дерево, слабо подверженное природной эрозии. Ну, очень долговечное. На лиственничных сваях весь Санкт-Петербург, включая фундаменты царских и княжеских дворцов, был заложен. И до сих пор стоит. И ничего, не падает…. Когда же, интересно, данного Идола здесь установили?

— Лет пятьсот-семьсот тому назад, — высказывает предположение Даша. — Как минимум, я имею в виду…. И обрати внимание, Красава, на эти светлые камни, из которых выложен ритуальный круг. Светлые-светлые-светлые…. Нет в здешних горах таких. Только чёрные и тёмно-серые. Ниже по склону — до самых Ключей — и красно-розовые имеются…. Откуда же эти светлые каменюки здесь объявились? А, Красава? Неужели их сюда притащили с тихоокеанского побережья? Далековато, между нами говоря, будет…. Вау-у-у-у-у! — отчаянно зевает, — Глаза слипаются…. Уходить отсюда надо, соратники. Срочно-срочно-срочно…

Приходится, обходя широкую и извилистую горную трещину, спускаться ещё ниже по склону.

Время течёт призрачно и неуклонно. Они, подстраховывая друг друга, шагают и шагают. Постепенно приближается вечер.

— Впереди ручей, на, — объявляет Миня. — Из ледника вытекает. Ещё совсем короткий, на, но уже широкий. И бойкий-бойкий. Глубиной посередине, наверное, с три четверти метра будет. Солидно.…. Будем форсировать, на?

— А что, есть другие варианты? — раскатывая ботфорты болотных сапог, интересуется Олег. — Типа — насквозь альтернативные?

— Нет других, — заверяет Даша. — Надо перебираться. Обязательно…. Кстати, а это, вовсе, и не ручей.

— Что же тогда?

— Река Озёрная. Вернее, её исток.

— Главный, на, исток, — уточняет Михась. — Через километр — ниже по течению — он сольётся ещё с двумя ледниковыми ручьями. Вот, с того места она официально у этих…, у географов, на, и начинается. Озёрная, на.

— Пусть так и будет, — соглашается Олег. — Озёрная, братцы, так Озёрная. Не возражаю…. В любом раскладе — приступаем к незамедлительному форсированию данной водной преграды. За неимением дельной альтернативы…. Угрюмов.

— Чё надо, на?

— Ты же в армии служил?

— Служил. Врать, на, не буду.

— Чего же тогда отвечаешь — как последнее штатское чмо? Младший сержант Угрюмов!

— Я!

— Первым следуешь. Дашута за тобой.

— Есть!

— Совсем другое дело. Можешь, когда захочешь, разгильдяй ительменский…. Дошагаешь до противоположного берега. Сбросишь рюкзак. Развернёшься и поможешь симпатичной девушке выбраться на прибрежную косу.

— Есть!

— Мухтар.

— Гав.

— Подстрахуешь хозяйку. В том смысле, что рядом поплывёшь. Только чуть ниже по течению. Типа — мохнатый спасательный круг.

— Гав-в-в!

— Не сомневаюсь. Бди…. Я же пойду замыкающим, как командиру отряда и положено. Приступаем, соратники…

Михась перебирается через ледниковый ручей достаточно уверенно. Перебирается, оперативно сбрасывает с плеч тяжёлый рюкзак и, как было велено, разворачивается на сто восемьдесят градусов, готовясь оказать помощь остальным путникам.

А, вот, Дарья, дойдя до середины потока, поскальзывается на гладких камнях, теряет равновесие и, выронив из рук чёрный шаманский посох, плашмя падает в воду.

Хулиганистое горное течение тут же, не раздумывая, подхватывает хрупкое девичье тело и проносит беглянку мимо зазевавшегося Мухтара.

— Теперь понесёт до ближайшего серьёзного поворота русла, — бормочет Олег. — Метров триста-четыреста. Блин горелый. Продрогнет — по полной и расширенной программе…

Михась, неуклюже перепрыгивая с одного прибрежного валуна на другой, спешит на помощь.

Олег же, успешно перебравшись через коварный ручей, сразу же приступает к сбору — с ближайших скальных обломков и валунов — сухих мхов и лишайников. А после этого умело устанавливает палатку и сооружает рядом с будущим костром — из подвернувшихся под руку крупных камней — простейшее приспособление для развешивания мокрой одежды и обуви, подлежащих просушке.

Завидя приближающихся Миню и Дарью, промокшую насквозь, он оперативно разжигает костёр.

— Ог-г-гонёк! — выбивая зубами звонкую барабанную дробь, радуется девушка. — Т-т-тёпленький. А в-вода в этом ручье — л-л-ледяная. Спасибо, К-к-красава, за к-к-костерок…

— Не за что, напарница. Согревайся. Потом снимай сапоги, иди в палатку, раздевайся и выбрасывай наружу мокрую одежду. Я её хорошенько выжму и развешу у костра на просушку. И вторую палатку установлю.

— А…. Э-э-э…

— Избавившись от мокрой одежды, хорошенько, без дураков, оботрись полотенцем. После этого заворачивайся в брезентовый плащ, возвращайся к костру и грейся дальше. Ничего хитрого. А Миня, пока я буду твоей одёжкой-обувью заниматься и палатку устанавливать, что-нибудь на ужин сварганит.

— Ага, соображу, на. Не подведу…

Даша уходит в палатку.

— Помог бы девице, на, — сально усмехается Михась. — Раздеться там…. Ну, и согрел бы, на, понятное дело. Как и полагается в таких случаях.

— Заткнись, морда. Убью.

— Молчу-молчу, на…. Шуток совсем, атаман, не понимаешь?

— Понимаю. Поэтому пока и не пристрелил. Цени…

У костра — с чёрным посохом в зубах — появляется Мухтар: склоняет лобастую голову к земле и, разжав зубы, аккуратно кладёт посох на землю. А после этого, виновато глядя в сторону, выдаёт:

— У-у-у…. Тяф-ф…

— Ладно, старина, не расстраивайся, — утешает собаку Олег. — Ну, не успел Дашуту ухватить зубами за шиворот. Бывает…. Всё равно — молодец. Вот, шаманский посох спас. Хвалю.

— Гав!

— Хороший пёс. Спора, на, нет — Михась, прихватив походные котелки, направляется к ручью. — Сообразительный, на. Жаль…

— Чего — жаль? — удивляется Олег.

— Ничего, Красава, на. Это я так, о своём. Не бери, на, в голову…

Одежда высушена. Ужин завершён. Грязная посуда помыта. Миня ушёл спать в «мужскую» палатку. Даша и Мухтар — в «женско-собачью».

Олег сидит на замшелом валуне у догорающего костра: так, размышляет о всяком и разном, да лениво посматривает по сторонам.

Тёмно-аметистовые вечерние сумерки постепенно сменяются угольно-чёрной ночью. Высокое небо покрывается множеством голубых и светло-жёлтых звёзд-звёздочек.

— Жёлтые, они крупные, — шепчет Олег. — И их мало. А голубые, они, наоборот, мелкие и совсем крошечные. И их — без счёта…. Голубые, наверное, это знаменитый Млечный Путь. Не иначе… Красиво здесь, конечно. Только красота эта какая-то тревожно-задумчивая и суровая, не обещающая — на ближайшее время — тихой и спокойной жизни.

Где-то на северо-западе, словно бы соглашаясь с беглецом, длинно и тягуче грохочет далёкий гром…

Утором, наспех позавтракав, они продолжают путь.

Через час, когда ледник остаётся позади, начинается подъём: тягостный, трудный, затяжной и утомительный. Подошвы сапог скользят на мокрых камнях. Ноют усталые плечи. Острые грани скал впиваются в ладони и колени…

Только после пополудни путники вновь оказываются на ребре хребта. Вернее, на относительно ровной площадке, расположенной на ребре одного из хребтов, вытянувшихся длинными извилистыми линиями (если смотреть на всё это горное безобразие из космоса), с юго-запада на северо-восток. Или же, наоборот, с северо-востока на юго-запад. Тут, уж, как кому больше нравится…. Уточняю ещё раз. На ребре самого низкого — из нескольких — хребта…

— Привал, хрр, — избавляясь от рюкзака, объявляет Олег. — Фу, подустал я что-то…. А также и ранний обед. Проголодался я что-то. В том плане, что целую кучу калорий подрастерял. Надо срочно восполнить их запас. Пока в обморок не грохнулся…. Дашут, что с тобой?

Девушка — на краю горной площадки, так и не сняв с плеч котомки, — напряжённо всматривается на восток.

— Эй, Дашута!

— Да, Красава?

— Что высматриваешь-то?

— Уже высмотрела. Иди сюда, покажу.

Олег подходит.

От гребня горного хребта, на котором стоят беглецы, к предгорьям спускаются, беспорядочно петляя между разномастными горами, горушками и конусами вулканов, четыре извилистые лощины.

— Смотри южнее правой крайней, — советует Дарья. — Видишь?

— Ага, точно. Вот же она, горка, похожая на большого спящего медведя: два характерных уха, короткая правая лапа, прикрывающая морду…. Глазастая ты у меня.

— А то…

Подходит Михась и через минуту подтверждает:

— Действительно, на, каменный мишка. Чудны дела твои, Светлая Тень. Ох, и чудны, на…. Что будем делать, атаман?

— Как это — что? По-быстрому перекусываем. Становимся напротив «медвежьей» горы. Разворачиваемся на сто восемьдесят градусов. И, не теряя времени, следуем-шагаем на запад…

— Бух, бух, бу-бух! — разносится над Срединным хребтом.

— Бух-х-х-х, — подключается чуткое горное эхо. — Бу-бух-х-х-х…

Гул затихает.

— На запад, на? Не теряя времени? — язвительно бормочет Миня. — В самое пекло? Ну-ну…. На небо-то, на, смотрели?

Небесная «картинка», действительно, неутешительная. И это — по меньшей мере.

На востоке — относительно Срединного хребта — небосклон безоблачно чист и светел. А на западе, наоборот, всё-всё-всё плотно затянуто низкими тучами.

— Тучищами, — тяжело вздохнув, уточняет Даша. — Очень пухлыми и иссиня-чёрными…. О-па! Молнии полетели из туч. Сразу с десяток. Изломанные все такие. Длинные. Светло-жёлтые и ярко-голубые.

— Бух, бух, бу-бух! — грохочет через некоторое время. — Бух-х-х-х…. Бу-бух-х-х-х…

— Рота, отставить — пустые сомнения, — командует Олег. — Вскрываем банки с тушёнкой. Оперативно уничтожаем их содержимое. И вперёд. На запад.

— Гав! — соглашается с ним Мухтар. — Гав! Гав! Гав…

Через трое суток, перевалив через череду горных хребтов, беглецы начинают финальный спуск.

Иссиня-чёрные тучи до сих пор висят над их головами. И молнии продолжают — время от времени — срываться вниз. И гром продолжает надсадно грохотать. А дождь, тем не менее, так и не начался.

— Плохо это, — сообщает на ходу Даша. — Ни единой капельки так и не упало на землю…

— Что же здесь плохого? — недоумевает Олег — Спускаться по сухому горному склону — гораздо безопаснее, чем по мокрому. Азбука путешественника.

— Да я не про это.

— Про что тогда?

— Существует одна старинная ительменская примета, мне про неё бабушка Ивнэ рассказала. Мол: — «Затяжные грозы без дождя — к трудностям и неприятностям…». Я так понимаю, что в этом случае небесная «водяная энергия» где-то копится и копится. Ну, чтобы потом найти себе выход как-то по-другому. И, зачастую, в неблагоприятном — для некоторых людей — ключе…

— Трижды сплюнь через левое плечо. И по дереву не забудь постучать. Например, по шаманскому посоху.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — послушно сплёвывает девушка.

— Стук-стук-стук, — стучит костяшками пальцев по посоху.

— Молодец, — хвалит Олег.

— Думаешь, милый, это поможет?

— Обязательно…. Как ты меня назвала?

— Назвала и назвала, — смущается Дарья. — А что, нельзя?

— Можно. И даже нужно. Всегда и везде. И как можно чаще…