Догорел печальный густо-малиновый закат. Стемнело. Впереди — сквозь ветви деревьев — замаячили светло-серые воды Камчатки, отражающие призрачный лунный свет.

— Дымком пахнет, однако, — останавливаясь, сообщает Костька. — Похоже, что на речном берегу горит маленький костёр.

— Обойдём его? — спрашивает-предлагает Олег. — То есть, выйдем на берег ниже по течению? Чисто из элементарной осторожности? Примерно в километре-двух?

— Не знаю…

— Что это с тобой, уважаемый Ворон? Первый раз вижу тебя…э-э-э, таким неуверенным и нерешительным.

— Сам не знаю, однако. Во-первых, там тихо. Ни песен тебе под гитарный перезвон. Ни отголосков, однако, разнузданных застольных бесед. Значит, у костра нет ни приезжих туристов, ни пьянствующих поселковых жителей…. Зачем же, однако, одним мирным путникам — бояться других? Нонсенс, как говорят образованные столичные гости…. А, во-вторых, однако…. Ты, Красава, веришь в Судьбу?

— Верю. Мне мама частенько говорила, что в Судьбу надо верить. Неизменно. Всегда и везде.

— А предчувствиям, однако, доверяешь?

— М-м-м…, наверное…. А что?

— Ничего, однако, — длинно вздыхает шаман. — И я, Красава, доверяю. Предчувствиям…. Вот и сейчас мне кажется, что у этого костра нас с тобой кто-то ждёт…

— Кто — ждёт? Судьба?

— Не обязательно. Может, однако, просто её посланник. Или же посланница.

— Предлагаешь — подойти к костру?

— Предлагаю.

— Пошли, старина, — соглашается Олег. — Попытаем, что называется, всесильную Судьбу.

— Не шути так, Красава. Не надо.

— Хорошо, не буду.

— Верю…. Найда.

— Тяф?

— Держись за нами, однако. И веди себя прилично…

Они осторожно, стараясь идти бесшумно, шагают к реке.

Крохотный костерок всё ближе.

На песчаный пологий берег вытащена — на треть корпуса — какая-то лодка. Чёрная и смутно-знакомая — в скупых отблесках костра.

Олег вопросительно смотрит на шамана.

Ворон утвердительно кивает головой, мол: — «Да, это лодка прохиндея Ивана Павлова, однако. Та самая, которую ты, Красава, отпустил — почти сутки тому назад — в свободное плавание…».

— Как такое может быть, а? — шепчет Олег.

— Пути Судьбы неисповедимы, однако, — едва слышно, с придыханием, отвечает Костька. — Ни для тебя. Ни для меня. Ни, однако, для всех других чалдонов — в независимости от богатств и званий…. Сейчас подойдём и всё проясним. Если, конечно, Светлая Небесная Тень разрешит. Она же — Госпожа Судьба, однако…

У костра, на подстилке из еловых лап, используя тощий брезентовый рюкзачок в качестве подушки, спит человек.

«Вернее, белёсый коротко-стриженный пацан моего возраста», — мысленно уточняет Олег. — «Одет в сине-голубой спортивный костюм из плащевой ткани. На ногах — чёрные резиновые сапоги. Лицо бледное, испачканное в саже и очень усталое. Ладошки совершенно по-детски подложил под правую щёку и сопит себе. Ростом, наверное, пониже меня будет…. Нет, в Ключах я его ни разу не видел. Интересный такой персонаж…. Чем — интересный? Нетипичный он какой-то. Вот. И в чертах лица что-то такое…м-м-м, нежное ощущается…».

Костька обходит костерок и, молча, садится на толстый берёзовый ствол, лежащий на земле. Олег присаживается рядом. Найда, чуть помедлив, пристраивается у него в ногах. Теперь между ними и спящим мальчишкой — лишь ленивые языки пламени догорающего костра.

— Кха-кха! — громко откашливается шаман.

Пацан — по ту сторону костра — тут же просыпается, садится, достаёт из бокового кармана спортивной куртки большой перочинный нож, торопливо раскрывает его и, отчаянно промаргивая сонные глаза, заявляет:

— Любого порешу! Попробуйте только подойти…

— Гав? — заинтересованно уточняет Найда, которая, покинув территорию ракетного полигона, тут же перестала дурашливо тявкать и перешла на свой обычный повседневный «язык», мол: — «Какие-то проблемы?».

— Собачка? — вскакивая на ноги, удивлённо хлопает пушистыми ресницами парнишка. — А вы кто? — переводит взгляд на Олега и Ворона. — Местные жители? Ительмены?

— Мирные ительмены, однако, — широко и добродушно улыбаясь, подтверждает Костька. — И местные, однако, гостеприимные жители…. Приветствую тебя, путник.

— Здрасьте…

— Может, однако, тебе помощь нужна?

— Нужна, — смущённо шмыгает носом пацан. — Мне очень надо попасть в Сиреневый распадок.

— Зачем, однако?

— Есть важный разговор к человеку по имени — «Кутхе Атэс». Он — знаменитый ительменский шаман. И, думаю, хорошо заплатит вам, если отведёте меня к нему…. Почему, дедушка, вы молчите?

— Говори, путник, однако, — мягко усмехается Костька. — Раз имеешь важный разговор…. Я — Кутхе Атэс и есть. Он же, однако, «Ворон, скрывающий заветную тайну», если перевести это древнее ительменское имя на русский язык.

— М-м-м…

— Требуются доказательства, однако? Что я именно тот, кем себя называю?

— Да, требуются.

— И какие же, однако?

— Только одно, — закрыв перочинный нож и убрав его в карман куртки, сообщает мальчишка. — Камея с оленем.

— Ч-что, однако? К-камея? Извини, но не знаю этого с-слова…

«Всё-то он знает», — понимает Олег. — «Просто сбит с толка. И здорово разволновался. Даже заикаться начал.… Да и парнишка этот волнуется, сразу видно. Пожалуй, что не меньше Ворона. Вон, даже подбородок слегка подрагивает…».

— Камея — это такой овальный камень с ровной плоскостью, на которой имеется выпуклое изображение. В данном случае — изображение северного оленя…. У вас, дедушка, есть такая камея?

— Н-найдётся, однако…

Старик — слегка подрагивающими тёмными пальцами — расстёгивает верхние пуговицы на своём малахае и что-то ищет в его внутреннем кармане. Находит, вынимает руку из-за пазухи и разжимает кулак: на морщинистой ладони лежит овальный кусок бело-сиреневого халцедона с идеально-ровной плоскостью, из которой «выступает» крохотная фигурка бегущего куда-то северного оленя.

Костька медленно поднимается с берёзового бревна и протягивает — над костром — халцедоновый овал.

— Да, это та самая камея, про которую мне рассказывали, — говорит через полторы минуты пацан. — И на обратной стороне приметная трещинка имеется — раздвоенная…

— К-кто тебе, однако, рассказывал?

— Не торопитесь. Сейчас всё сами поймёте. У меня в кармане тоже кое-что имеется…. Вот, вы мне одну вещь дали, а я вам сразу две возвращаю: и свою, и вашу. Держите…

Ворон садится на прежнее место, на его ладони — кроме халцедоновой камеи — лежит непонятный металлический шестиугольник.

«Сделан, скорее всего, из мельхиора», — рассуждает про себя Олег. — «Или же из какого-то другого хитрого и «долгоиграющего» сплава. Достаточно старенький, слегка потемневший и с глубокими царапинами. По центру шестиугольника выгравирован северный олень, бегущий куда-то. Внизу выбит номер: 104/2…. Хм. Жетон, подтверждающий причастность к некой группе людей?».

— Ага, жетон, однако, — словно бы прочитав мысли Олега, бормочет мёртвенно-бесцветным голосом шаман. — То ли, однако, опознавательный. То ли, наоборот, памятный. Трудно сказать, однако. Я так и не понял. Нам всем тогда, в 1956-ом году, однако, такие выдали. Новенькие, блестящие, с номерами. Типа — именные. Мой номер — «сто девять»…. Где, спрашиваешь, выдали? Не важно, однако…. Путник, — обращается к белёсому мальчишке, — получается, что тебе про камею с оленем Ивнэ Жукова рассказала?

— Да, моя бабушка Ивнэ. Перед смертью. И про камею. И про всё остальное…. А ещё она так сказала: — «Если, вдруг, попадёшь в серьёзную беду, и не к кому будет обратиться за помощью, то сразу же иди в Сиреневый распадок. Он находится севернее посёлка Ключи, недалеко от знаменитого вулкана Шивелуч. Там найдёшь ительмена по имени — «Кутхе Атэс». Попросишь его показать камею с северным оленем. Если покажет, то отдай ему мой именной служебный жетон. А после этого Ворон тебе обязательно поможет. Во всём…».

Над речным берегом повисает тревожная и вязкая тишина.

Олег встаёт с бревна и подбрасывает в костёр сухие ветки, обнаруженные поблизости. Языки пламени тут же оживают и становятся гораздо выше. Глухая тишина сменяется уютным потрескиванием.

— Спасибо, — благодарит мальчишка.

— Уг-гы-ы, — находясь «в образе», негромко отвечает Олег. — Милгымил, однако…

— Как, путник, мне обращаться к тебе? — прерывает затянувшееся молчание Костька.

— Зовите, например, Иваном.

— А может, Дарьей, однако?

— Как вы узнали? — путник поражён. — Кто вам рассказал? Или же всё дело в тайных шаманских способностях?

— Нет, однако. Всё гораздо проще…. Сегодня утром нас на полигоне «Кура» остановил «камуфляжный» патруль. Показали, однако, фотографию милой черноволосой барышни, которую зовут — «Дарья Петрова». Мол, на днях сбежала из козыревского Детского дома, и теперь её ищут…. Из камчатских Детских домов — по нынешним мутным Временам — много ребятишек сбегает, однако. Очень много. Но к их поискам армейцев не привлекают. Никогда. Значит, однако, здесь что-то другое. Важное…. Вот, я и соединил одно с другим. Утреннюю информацию. И твоё появление здесь, однако…. Коротко подстригла волосы и осветлила их с помощью аптечной перекиси водорода?

— Да, всё так и было. Подстригла и осветлила. А потом, ещё в Козыревске, (стыдно, конечно), спёрла этот спортивный костюмчик с бельевой верёвки и переоделась. Мне маскироваться — не привыкать, чай, не первый раз в бегах…. Лодка? Случайно её обнаружила, когда уже выходила из Ключей вдоль русла Камчатки: стоит себе не привязанная в заводи, возле самого берега, вёсла лежат на дне. Пусть, думаю, усталые ноги немного отдохнут, а руки, наоборот, поработают. Мобильность дополнительная, опять же…. Почему пристала на ночёвку именно к этому берегу? А на противоположном, как выяснилось, размещены подозрительные развалины. Мрачные и хмурые все из себя. В таких, говорят, запросто могут обитать всякие Призраки и Привидения…. Бр-р-р! Страшновато. По мне, так ночевать в лесу — гораздо безопаснее…

«Надо же, девчонка», — мысленно восхищается Олег. — «Отвязанная, судя по всему, раз ей в бегах находиться не впервой. Только больно, уж, болтливая. Вон, как языком бойко чешет. А ещё и Приведений с Призраками опасается. Девчонка, одним словом. Но симпатичная. Ямочки, понимаешь, на щеках…».

— Ай! — торопливо вскакивая на толстый берёзовый пенёк, вскрикивает Дарья. — Там мышь! — указывает рукой. — Огромная! Только что забежала за корягу…

— Гав! — незамедлительно бросается в нужном направлении Найда. — Гав! Гав!

— Хрум-хрум-хрум, — раздаётся из-за трухлявой коряжины через несколько секунд.

— Она, что же, съела мышку?

— Ага, слопала, однако, — невозмутимо подтверждает Костька. — Причём, с превеликим удовольствием. Обычное дело, однако, для самоедской собаки…. Значит, Дарья, Даша?

— Конечно. И никак иначе. А в Детском доме меня все «Дашутой» называли.

— Как-то, Дашута, не похожа ты на девицу из детдома, однако. Ни по манере поведения. Ни по построению речи. Ни по вежливости, однако…. Что скажешь?

«Верно подмечено», — соглашается с шаманом Костька. — «Детдомовские ребята, они на лесных волчат здорово похожи. На тех, которые знакомы с регулярным голодом и прочими мрачными обстоятельствами. Постоянно скалятся. Сквозь зубы сплёвывают. Косо посматривают…. Да и молчаливые они все — поголовно. А если и говорят, то, в основном, с использованием классических матерков и полублатного сленга…. На кого похожа эта славная девчонка? На молоденькую барышню из приличной и обеспеченной семьи. Вот, на кого…».

— Я только три с половиной месяца прожила в «пятьдесят втором» Детском доме, — тяжело вздохнув, признаётся девчушка. — Вернее, пряталась я там. Под чужими именем-отчеством-фамилией. Никакая я ни «Дарья». Да и ни «Петрова». Так, вот, получилось. А теперь, увы, снова пришлось в побег отправляться…. Впрочем, так «Дашей» меня и называйте. Привыкла я уже. Да и не хочется о прошлой жизни — лишний раз — вспоминать. Страшно, честно говоря…. Поможешь, дедушка Ворон?

— В чём, однако?

— Спрятаться мне надо. Очень надёжно. А ещё лучше — покинуть Камчатку на долгое время. Но не навсегда…

— Помогу, однако, — помолчав, произносит старик. — Как не помочь? А ещё ты меня и дедушкой назвала. Причём, несколько раз.…. Дедушкой? Странно, однако, слышать. И непривычно. Но очень приятно…. Рассказывай, Дашутка. Всё-всё рассказывай. Сперва — про Ивнэ. Когда она умерла? Как? От какой болезни? Что поведала тебе перед смертью? А уже потом, однако, и про всё остальное расскажи. Про жизнь свою. Про родителей. Про Детский дом. Про врагов, однако…. Договорились? И на «ты» ко мне обращайся. Как между своими, однако, и полагается.

— Всё рассказать? — сомневается Даша. — Можно, конечно. Только, вот, ваша…, извини, твоя спутница…

— При Красаве можешь говорить всё, однако. Я верю…э-э-э, этому человеку, как самому себе.

— Красава?

— Ну, да, — улыбается Костька. — Что, имечко не нравится?

— Нравится, — непонятно посматривая на Олега, заверяет девчонка. — Хорошее имя. Замечательное. Нередко встречается у коряков. Особенно у прибрежных…. Так как? Рассказывать?

— Давай, однако.

— Только пообещай, дедушка Ворон, что не будешь излишне волноваться. Не надо…. Обойдёмся без дурацких инфарктов. Хорошо?

— Неплохо было бы, однако. Обещаю.

— Про бабушку Ивнэ все уже давно забыли. Знали, что она родила мою маму в 1960-ом году, в Москве, определила в интернат при КГБ СССР, а после этого исчезла…

— Подожди-ка, д-девонька, однако, — громко сглотнув слюну, просит Ворон. — Когда, говоришь, р-родилась твоя мама?

— Семнадцатого июля 1960-го года, дедушка.

— Действительно, однако, дедушка. Продолжай, внученька. Продолжай, родимая…

— Мама выросла. Окончила Высшую школу профсоюзов. Встретила папу, полюбила его и вышла замуж. Потом их отправили работать — по профсоюзной линии — в Петропавловск-Камчатский: мама, как-никак, имела непосредственное отношение и к корякам, и к ительменам…. В 1985-ом году родилась я. Потом началась Перестройка. Родители ударились в бизнес: грузовые и морские перевозки, торговля продовольствием, спиртным и товарами народного потребления, строительство. Начинали, как водится, со скромного кооператива, а потом доросли и до трёх крупных разнопрофильных компаний, про которые и в краевых газетах частенько писали…. А два с половиной года тому назад к нам приехала бабушка Ивнэ. Вернее, прилетела. Как снег на голову, без предупреждения. Умирать, по её же собственным словам, прилетела. Рак поджелудочной железы — совсем и не шутка…. Ей уже совсем мало оставалось, всего-то три недели. Мама и папа были плотно заняты своим бизнесом. Поэтому с бабушкой я, в основном, сидела. Ивнэ рассказывала, а я слушала. Слушала и запоминала…. Оказывается, она всё это время, начиная с 1961-го года, проработала русской разведчицей. На Алеутских островах, штат Аляска, Соединённые Штаты Америки. Там располагается какая-то жутко-секретная американская военная база. Вот, она там и трудилась. Сперва старательно вживалась («по легенде»), в среду местных алеутов. Потом устроилась на работу при базовой кухне. Для начала — посудомойкой. Потом — помощницей повара. Несколько раз выходила замуж. Последний раз (для пользы дела), за американского офицера. Только детишек у неё больше не было. Информацию об американской базе все эти годы старательно собирала и передавала — куда надо…. А потом, как я уже говорила, началась «горбачёвская» Перестройка. И всё. Никому заслуженная разведчица стала не нужна. Даже все каналы связи перестали работать. Свинство и скотство самое натуральное…. От расстройства, как я думаю, бабушка Ивнэ и заболела. Трудно жить с такими тяжкими думами, мол: — «Как же жизнь быстро прошла. Как же быстро. И бездарно, если смотреть правде в глаза…». Она и в Россию прилетела по своим американским документам, получив — в официальном порядке — трёхмесячную туристическую визу. Мол, Ахсину-х Томпсон, американская подданная…. Дедушка, ты плачешь?

— Так, внученька, совсем немного, однако. Бывает…. Где похоронили мою Ивнэ?

— Бабушка была очень предусмотрительной женщиной и заранее, ещё на Алеутских островах, составила завещание, по которому моя мама назначалась душеприказчицей: именно ей должны были вручить — после кремации — урну с прахом, а уже она имела полное право поступить с этой урной по своему усмотрению…. Мы так и сделали. То есть, полетели всей семьёй в Палану и подхоронили урну к могиле мамы Ивнэ Жуковой. Как покойная и просила перед смертью…

— А про меня, однако…. Про меня Ивнэ вспоминала?

— Конечно же, дедуля, — мягко улыбается Дарья. — Очень часто. Она к тебе очень хорошо относилась, поверь. Любила, наверное, всю жизнь.

— Почему же, однако, Ивнэ не дала мне знать о своём приезде? — недоумевает Костька. — Я бы сразу же примчался. Тут же, однако.

— Она очень плохо выглядела. И стеснялась этого…

— Как зовут твою мать? Мою, однако, дочь?

— Звали. Её звали — «Мария». Так решили в московском интернате.

— Она погибла?

— Её и папу убили, — голос девушки дрожит. — А всё бизнес этот, будь он неладен…. По этой весне папа что-то не поделил с авторитетным человеком Аркадием Палием по кличке — «Бугай». Они приехали поздним вечером, на двух чёрных джипах. Сразу же застрелили нашего сторожевого пса, папиного телохранителя и старенькую кухарку. Папу долго били: и кулаками, и ногами, и бейсбольными битами, и железными прутьями. Они его до смерти забили…. А с мамы сорвали одежду и принялись её насиловать. Но она умерла. Наверное, остановила сердце усилием воли. Дочь шамана, как-никак…

— Ты поплачь, внуча, однако, — советует Ворон. — Обязательно поплачь, легче станет.

— Не могу, дедушка, извини. Разучилась. Вот, когда порву Бугаю и его подельникам глотки — тогда и поплачу…. Я же всё это время под кроватью сидела и всё-всё слышала. А потом, когда стало ясно, что папа с мамой мертвы, не выдержала: выскочила, выпрыгнула в окошко и побежала. Бандиты, конечно, стреляли в меня, но промазали. И догнать не смогли, морды толстощёкие…. Было понятно, что меня будут искать. Свидетельница нескольких убийств, ничего не попишешь. Искать, чтобы убить, естественно. Целенаправленно и упорно искать…. И тут мне откровенно повезло. Есть в Петропавловске-Камчатском неформальный район под названием — «Капай»: беспорядочная частная застройка, где очень удобно прятаться. Там и заброшенные бараки, оставшиеся ещё с советских Времён, встречаются. И различный современный «недострой». Вот, в одном из заброшенных домов я и повстречалась с бичами. Приличные такие дяденьки и тётеньки, в отличие от бомжей. Почти все с высшим образованием. Доценты с кандидатами и, образно выражаясь, идейные бродяги…. Среди них была и Дарья Петрова. Её родителей (законченных наркоманов), лишили родительских прав, а Дашку направили — в сопровождении женщины социального работника — в козыревский Детский дом. Но по дороге Петрова сбежала, мол: — «Свобода, она дороже всего…». А Свидетельство о рождении и направление в Детский дом при ней остались. Дарья мне и предложила — принять её «личину», мол: — «Настоящему бичу документы не нужны. Наоборот, только мешают…». А я, подумав хорошенько, это предложение приняла…. Нормальный, между нами говоря, вариант. Дельный. Бугай (мне про него бичи рассказали), дядька серьёзный и настойчивый. Нашёл бы он меня в Петропавловске — рано или поздно…. Дальше всё было просто: доехала я на попутках до посёлка Мильково, пробралась незаметно на баржу со стройматериалами, да и доплыла на ней до Козыревска. Там, естественно, явилась в «пятьдесят второй» Детский дом, мол, так и так: — «Встречайте, дамы и господа, новую воспитанницу. Надоело мне что-то бродяжничать…». План был простой. Во-первых, спрятаться. Во-вторых, паспорт получить в положенное время. А дальше — посмотрим. Как получится…. И всё, вроде, нормально шло. И руководство Детского дома мне поверило. И я уже привыкла быть Дарьей Петровой. И в коллектив воспитанников полноценно влилась. Но полторы недели назад к нам нагрянули телевизионщики — снимать передачу про «счастливое детдомовское детство». Я, уж, и так вертелась, и этак, чтобы в кинокамеру не попасть. Да, куда там. Позавчера передача вышла по краевому телеканалу, а в ней и моя мордашка, как назло, засветилась…. Нет, думаю, наверняка, кто-нибудь из «бугаёвцев» разглядит. Нагрянут сворой — со всеми вытекающими. Вот и подалась в бега. И, как выясняется, не напрасно. Засекли, твари наблюдательные, не иначе: раз даже у полигонного патруля моя фотка имеется…. Поможешь, дедушка Ворон?

— Отведу тебя, Дашута, в Палану, к Сергею Назарову, однако. Он мужик правильный и чёткий. Не подгадит. Переправит на Большую Землю и пристроит в надёжном месте. До лучших, однако, Времён…. И всё бы ничего, но твой, внуча, сегодняшний облик…

— Что с ним такое? — беспокоится Даша.

— Сейчас очень многие жители Камчатки разыскивают белобрысого тринадцатилетнего пацана.

— Какого ещё — пацана?

— А вот его, однако, — указывает на Олега корявым пальцем шаман. — Давай, Красава, рассказывай свою историю. Твоя, однако, очередь. Среди путников, плывущих в одной лодке, секретов быть не должно. Диалектика, однако…

Олег всё рассказал.

— Потрясающе, блин горелый, — восхищённо крутит платиново-белёсой головой Дарья. — Прямо как в толстом приключенческом романе. Беглец и беглянка. Мальчик переодевается в девицу. А девочка — в пацана. Упасть и не встать…. Интересно, а как же это мы встретились — на здешнем речном берегу? Как умудрились?

— Судьба, не иначе, — предполагает Ворон. — Она, однако, такая. Неожиданная порой. И непредсказуемая.

— Ой, вы же, наверное, проголодались, бредя по полигону? А я тут болтаю…. Сейчас чайку заварим. У меня с собой и колбаска имеется, и хлеб, и сыр с маслицем.

— А мы от себя осетринки добавим…

Ужин удался на славу. Уставшие ребята уснули. Найда — совершенно ожидаемо — отправилась на ночную охоту.

Шаман сидит у костра, курит трубку и вспоминает: — «Какой же Ивнэ Жукова была красавицей, однако. Я в неё тогда, в «Школе ГКБ для национальных меньшинств», сразу же влюбился. Сразу же. С первого, однако, взгляда. И она — в меня.… Потом, правда, мы получили назначения в разные места: я — в Ключи, а Ивнэ — в Палану, заместителем, однако, директора средней школы. Но мы изредка встречались. То здесь, то там…. Последний раз — в октябре 1959-го года, в моём Сиреневом распадке. Ивнэ прилетела в Ключи по обмену опытом среди сельских преподавателей. Тогда она мне эту камею с оленем, однако, и подарила. На память. Сама вырезала. С любовью…. А ещё мы мечтали пожениться, однако. И даже планировали рапорт подать Руководству. Мол, хотим оба служить в Ключах. Или же в Палане. По вашему усмотрению. И ради общей пользы для дела…. Общее дело — дело такое. Ради него всё надо сделать, однако. И пожертвовать. Всем. Если так будет нужно. Нас так учили, однако, тогда…. А потом Ивнэ пропала. Звоню в разгаре зимы, однако, с почты, отвечают, что Жукова уволилась и уехала. Вместе с вещами. Вышел я тогда на куратора с вопросами. А мне и объявили, что, мол, сотрудница Ивнэ Жукова была временно откомандирована в чукотский Певек, где её и задрал — совершенно случайно — голодный белый медведь, однако…. Какие же гадкие и страшные сволочи — эти «гэбэшные» генералы. Совсем без стыда и совести. И мне жизнь сломали. И Ивнэ. И дочь нашу, однако, оставили без родителей. Зачем? Ради чего? Нет ответа, однако…