Ник прибыл в Ла-Пас, столицу Боливии, в феврале 1966-го года, более чем за год до намеченной даты. А как же, пардон, иначе? Серьёзные дела, они и подготовки серьёзной требуют — в плане результата успешного.
Прибыл, поселился в гостинице средней руки, а ещё через трое суток официально зарегистрировал частную компанию под немудрёным названием: — «Дон Андрес и компаньоны». Сфера деятельности компании: — «Оптовая торговля алкогольными напитками и организация сети винных баров». Глупость, конечно, в плане коммерческого успеха, зато звучит солидно…
Ну, и работы навалилось: организация складских хозяйств, аренда подходящих помещений под торговые офисы и бары, наём на работу служащих, грузчиков и барменов. Да и по стране пришлось поколесить от Души. Причём, по весьма гористой и полудикой стране…
Тем не менее, уже через восемь с половиной месяцев компания Ника имела полноценные представительства во многих крупных городах Боливии: в Ла-Пасе, Кочабамбе, Санта-Крусе, Оруро и Чукисаке. А также в двух дюжинах более мелких поселений. Например, в Карагуатаренде, где, кстати, он и маленький домик прикупил, мол: — «Чистый горный воздух, он очень полезен для здоровья…».
А ещё Ник завёл целую кучу полезных знакомств в высшем боливийском обществе. В том числе, и деловых. В частности, выкупил у полковника Арана кусок земли под строительство складского ангара. А у генерала Арнальдо Сауседо взял в аренду — под винный бар — первый этаж старинного здания в Санта-Крусе.
Откуда поступали алкогольные напитки? Да, с этим наблюдались определённые сложности, так как Боливия не имела выхода к морям-океанам. Но и с этим всё как-то постепенно утряслось: что-то завозилось-поставлялось через чилийские и перуанские порты, что-то (аргентинские вина, в частности), через Парагвай.
Короче говоря, бизнес постепенно раскручивался и развивался. К концу года даже первая прибыль образовалась. Пусть и копеечная…
В конце апреля 1967-го года он отправился с инспекционной поездкой по торговым точкам компании, размещённым в населённых пунктах департамента Санта-Крус. Проехался, проинспектировал, навёл шороху, сделал ряд кадровых перестановок, а завершил этот деловой вояж в городишке Карагуатаренда.
В Карагуатаренду он прибыл четвёртого марта, а пятого — за пару часов до заката — встретил фуру с аргентинским вином, прибывшую со стороны парагвайской границы.
Встретил? Это в том смысле, что строго велел:
— Фуру загнать в ангар. Всем, включая водителя, из ангара выйти. Двери закрыть и запереть на все замки. Ключи мне отдать. Выполнять.
— Как же так, дон Андрес? — опешил Хорхе Морено, управляющий «карагуатарендского» филиала. — Зачем — запирать? Сейчас разгрузим фуру, и пусть себе уезжает, чтобы не платить неустойку…
— Молчать! — начальственно гаркнул Ник. — Хитрый какой выискался. Мы же инвентаризации ангарных остатков ещё не производили. Небось, хочешь, чтобы «старые» бутылки смешались с «новыми»? Ничего, родной, у тебя не получится…. Значится так. Повторяю: загнать, выйти, запереть и отдать. А с утра инвентаризацию проведём и фуру разгрузим. Неустойка за простой? Оплатим, не вопрос…. Выполнять!
В тропических широтах темнеет быстро. Очень и неправдоподобно быстро. Солнышко резко «ныряет» за изломанную линию горизонта. За считанные минуты догорает печальный багрово-малиновый закат. И всё — вязкая чернота кругом, словно бы кто-то Всемогущий небрежно щёлкнул «небесным выключателем». И только яркие звёзды над головой: Сириус, Канопус, Ригель и главный символ тропиков — великолепный и неповторимый Южный Крест…
Итак, над Карагуатарендой опустилась угольно-чёрная тропическая ночь. Вскоре и огоньки в окнах городских домов — один за другим — погасли: в крохотных боливийских городках и деревушках спать ложатся рано, традиции такие.
Выждав, на всякий случай, ещё порядка сорока минут и прихватив карманный фонарик, Ник покинул свой частный домик, в котором традиционно — во время редких посещений Карагуатаренды — ночевал.
Прошёлся по улицам городка, подошёл к ангару, отомкнул замки, приоткрыл дверь, вошёл внутрь, прикрыл дверь и, обойдя фуру, прибывшую из Парагвая, велел:
— Вылезай, гость. Не торопись, я тебе фонариком подсвечу…
«Ага, там, действительно, кто-то присутствует», — обрадовался недоверчивый внутренний голос. — «Чётко слышится шорох, а ещё и скрип, производимый отодвигаемыми деревянными ящиками с аргентинским вином. Значит, непредвиденного сбоя не случилось…. Брезентовый полог тента тихонько зашевелился, плавно отошёл в сторону, и на землю ловко спрыгнул мужчина в цивильных одеждах. Темно, толком не рассмотреть. Чёрная широкополая шляпа, квадратные профессорские очки на носу, массивная «лошадиная» челюсть. Ну-ну…. Что такое? Под тентом ещё кто-то есть? Интересный поворот: мужчина помогает спуститься из кузова второму человеку. Вернее, женщине…. В план внесены изменения? Бывает, конечно…».
— Следуйте, гости, за мной, — хмурым полушёпотом велел Ник. — Уже в более спокойной обстановке разберёмся — кто, что, зачем и почему…
Ник, поднявшись по скрипучей лесенке и отомкнув дверные замки, прошёл в дом первый. Прошёл, плотно-плотно задёрнул толстые шторы на всех трёх окнах, включил свет (одинокую тусклую лампочку под потолком), после чего, обернувшись к входной двери, пригласил:
— Заходите, бродяги. Дверку прикрывайте за собой. Щеколды задвигайте. В комнату проходите…. Ну, с прибытием вас на суровую боливийскую землю.
— Спасибо, — коротко улыбнулась женщина с пышными чёрными волосами, чьи глаза были скрыты за тёмными стёклами пляжных очков. — Польщены.
— Доброй ночи, дон Андрес, че, — поприветствовал насквозь знакомым голосом мужчина. — Смотрю, твой винный бизнес процветает? Даже, че, самые натуральные оптовые склады имеют место быть?
— Процветает. И оптовые склады завёл…. Как добрались? Не было ли проблем при пересечении боливийско-парагвайской границы?
— Какие, че, проблемы? Таможенники сонные, как зимние мухи. Даже близко к фуре не подходили…. Ты же их, наверняка, предварительно прикормил, че?
— Прикормил, — согласился Ник. — Как и полагается в таких случаях…. Ладно, соратники, избавляйтесь-ка от грима. Время, что называется, пришло…
«Женщина быстро справилась с поставленной задачей», — одобрительно хмыкнул задумчивый внутренний голос. — «То бишь, оперативно избавилась от пляжных очков и чёрного парика, пристроив их на краешек обеденного стола…. Анна-Мария Виртанен. Она же — Мари Вагнер-Ираола. Хм…. Интересно, что Мари здесь делает? В разработанном и утверждённом плане её появления в Боливии не предусматривалось. Впрочем, Мессингу видней…. Мужчина же слегка закопался. Сперва снял шляпу и профессорские очки. Потом аккуратно, затратив порядка пятнадцати секунд, извлёк из ноздрей два солидных ватных тампона. Всё это методично сложил на другом краю стола. А сейчас пытается вытащить изо рта…э-э-э, «накладную челюсть»…. Ага, вытащил-таки. Молодец…. И кто же это у нас? Легендарный и пламенный революционер Эрнесто Че Гевара, надо понимать. Только…э-э-э, сытый такой Че: упитанный и с ухоженными тёмно-каштановыми волосами. Ну-ну. Подправим, не вопрос…. А так-то да, развивается отечественная пластическая хирургия, развивается. Лихо ребята «преобразовали» классический персидский нос в типично-латиноамериканский. Не отнять и не прибавить. И шрам под правым глазом просто отличным получился. Замечательным. То бишь, похожим на оригинальный. Слов нет, уважаю…».
— Интересуешься, командир, каким это ветром меня сюда занесло? — спросила Мари. — И для чего?
— Ну, не то — чтобы интересуюсь, — передёрнул плечами Ник. — Но знать было бы не лишним. Для пользы общего дела.
— Ничего хитрого, дон Андрес…. Во-первых, ещё с год назад у нас с «настоящим» Эрнесто личные отношения поменяли свою плоскость. По моей, естественно, инициативе, мол: — «Любовь прошла. Сердцу не прикажешь. Поэтому отныне — мы просто боевые товарищи и единомышленники…». Он, понятное дело, сильно переживал. Уговаривал и ругался. Даже зубами скрипел. Но потом как-то смирился. И, что характерно, многие из наших ближайших соратников были в курсе этих перемен…. Для чего это было сделано? Вольф Григорьевич так выразился по этому поводу, мол: — «Чем меньше якорей удерживают Летучий Корабль на земле, тем больше вероятность, что он — в нужный момент — успешно взлетит…». Вот, как-то так. Сплошной прагматизм и рационализм…. Во-вторых, я в прошлом году, когда в учебном лагере Пинар-дель-Рио проводились тренировочные сборы для кандидатов на поездку в Боливию, упала со скалы. В принципе, ничего страшного и фатального: трещина на ключице и сломанная кисть правой руки. Тем не менее, Боливию пришлось отложить. А теперь, мол, всё окончательно срослось и зажило, вот, я и примчалась, горя желанием вложить личную лепту в борьбу с мировым империализмом. Это в том смысле, что так Микаэлю будет гораздо комфортней…
— Она примчалась, и любовь вспыхнула вновь, че, — пояснил Банкин. — А это значит, что мне придётся гораздо меньше общаться с другими соратниками. Мол, че, вынужден много времени уделять одумавшейся «военно-полевой супруге»…. Так, на взгляд Мессинга, вероятность «прокола» будет гораздо меньше. Обыкновенная перестраховка, че…. Как тебе, командир, такой расклад?
— Нормальный и аргументированный.
— Какие будут указания — на ближайший период?
— На ближайший? — задумчиво прищурился Ник. — Самые элементарные. Слушайте сюда, коллеги…. Завтра утром я проведу инвентаризацию складских остатков, улажу ещё пару важных дел, пообедаю и укачу в Ла-Пас. А перед этим запру входную дверь в дом. На все замки. Ключи же заберу с собой. Вы же, как легко догадаться, останетесь здесь, в запертом, так сказать, состоянии. Как минимум — на полтора месяца…. Почему так надолго? Решил, вот, не рисковать. Скоро здесь шумно будет. И от армейских патрулей не протолкнуться…. Значится так. Не шуметь. Света не включать. Штор не раздёргивать. Вообще, к окнам не подходить…. Да не бойтесь вы, дурилки. Домик-то, конечно, маленький — одна комната и кухня. Зато со всеми удобствами. И подвал под ним просторный. А в подвале — более чем приличный запас продуктов, на полгода запросто хватит. И свечи там можно палить. И книжки разные читать. Так что, от голода и скуки не помрёте…. Кстати, по поводу голода. Микаэль, у тебя — лишний вес. Необходимо к концу мая сбросить двадцать килограмм. Ещё лучше — все двадцать пять. Вид у тебя, короче говоря, должен быть измождённым до нельзя. Из нетленной серии — «на ветру шатает». И волосы больше не мой. Вообще. И даже не расчёсывай…. А почему у тебя кончики пальцев медицинским пластырем обмотаны?
— Ерунда, че, — небрежно отмахнулся Банкин. — За бок горячего чайника нечаянно схватился. Теперь, че, саднит…. А ещё к новым зубным пломбам никак не могу привыкнуть. И астма, сволочь капризная, отступила, как назло. Теперь придётся — все эти полтора месяца — холодной водой обливаться…
В Карагуатаренду Ник вернулся только двадцать шестого мая, раньше никак не получалось. Да и проехал-то через армейские патрули и посты с немалым трудом, только благодаря пропуску, подписанному генералом Арнальдо Сауседо, мол: — «Для нужд бизнеса…».
Он подкатил к дому, вылез из машины, поднялся по лесенке, постучал в дверную филёнку условным стуком (чтобы не пугать соратников), отомкнул замки, прошёл внутрь, плотно прикрыл дверь, задвинул щеколду, а после этого поинтересовался:
— Где вы, узники?
— Здесь, — долетел из квадратного люка, ведущего в подвал, приглушённый мужской голос. — Живы и здоровы.
— Молодцы. Вылезайте, побеседуем…
Ник снял и повесил на вешалку походную брезентовую куртку, разместил на обеденном столе пухлый кожаный портфель, прошёл на кухню и вволю напился — прямо из горлышка эмалированного чайника — кипятка, а после этого вернулся в комнату и подытожил:
— Отлично выглядите, бойцы невидимого фронта. Особенно ты, Микаэль. Вылитый бомж-дистрофик со стажем. То, что старенький очкастый доктор прописал…. Ну-ка, скажи что-нибудь.
— Я заметил, кха-кха-кха, что порох — единственное лекарство, которое мне по-настоящему облегчает астму, че, — не без труда выдавил из себя Банкин. — Кха-кха! Похоже, командир, че, что я слегка перестарался с ледяной водой. Кха-кха-кха…
— Всё нормально, — заверил Ник. — Хроническая астма и перебор — понятия несовместимые…. Привет, красотка.
— Здравствуй, дон Андрес, — печально улыбнулась в ответ Мари. — Рада видеть тебя. Как и всегда…. А что это за портфель? Ты заделался махровым бюрократом?
— Скорее, уж, гениальным военачальником. То бишь, великим стратегом. Подходим к столу, соратники, подходим…
Ник расстегнул портфель и, разложив на столешнице листы бумаги и топографические карты, приступил к объяснениям:
— Речь идёт о прорыве партизанских отрядов из «котла», образованного правительственными войсками. Рельеф местности говорит о том, что самый удобный путь — на север. Но и боливийские генералы, наверняка, думают точно так же. Следовательно, на этом направлении противник и сосредоточит основные силы. И бомбить напалмом будут именно здесь. Поэтому и отходить будете, наоборот, на юг…. Что это, подчинённые, вы так заговорщицки переглядываетесь? Оставить — ерунду. Внимательно смотрим на карту и усердно впитываем…. Итак, вот — отличное ущелье. Да и эта долина неплоха, только ручьёв и речушек многовато. Короче говоря, уходите в департамент Тариха…. Эта точка на карте — скотоводческая асьенда «Виктория». Там вас будет ждать посыльный от полковника Арана, которому уже передана запрошенная сумма в американской «зелени». Посыльный укажет дальнейший безопасный путь. А на территории Парагвая вас уже встретит мой доверенный человек: рассадит по машинам и отвезёт — куда надо. На всё про всё должно уйти порядка трёх-шести недель. В зависимости от конкретных обстоятельств, погодных условий и вражеских происков…. Так что, молодёжь, сидите и прилежно изучайте планы-карты. Можете даже коррективы вносить, если такая блажь придёт. Но только дельные, без шуточек дурацких и легкомысленных…
Двадцать восьмого мая, уже ближе к вечеру, на улицах Карагуатаренды зазвучали ружейные и автоматные выстрелы.
— Ага, началось! — обрадовался Ник. — Партизаны, как и ожидалось, вошли в город. Следовательно, операция «Гвардейская кавалерия» вступает в свою завершающую фазу…. По поводу диспозиции. Че Гевара посетит этот домик уже ночью, как и обозначено в моей записке, которую ему передадут на продовольственном складе. Поэтому, Мари, как стемнеет — сразу же спускайся в подвал и сиди там тихо, как испуганная серая мышка. Незачем нам эта встреча…. Микаэль, было бы неплохо, чтобы ты находился — во время нашей беседы с Эрнесто — на кухне. Послушал бы. Только, вот, это твоё регулярное подкашливание…
— Я, кха-кха, сдержусь, — пообещал Банкин. — Гадом буду, че. Полотенцем рот обмотаю, кха-кха.
— Ладно, верю. Договорились.
— А когда мне выходить с кухни, че?
— Пока не знаю. Потом определимся. В процессе…
Уже за полночь в дверь негромко постучали.
— Спрячься на кухне, — шёпотом велел Банкину Ник. — И чтоб не кашлять у меня, шкуру спущу…
Он, отомкнув щеколду, впустил ночного гостя в дом, а после этого плотно прикрыл дверь, вернул щеколду на прежнее место и, обернувшись, неодобрительно покачал головой:
— Ну, ты, майор, и худющий. Скелет на ножках. И щёки окончательно запали.
— Как настоящему партизану и полагается, че, — смущённо улыбнулся Эрнесто. — Всё от голода регулярного, дон Андрес. Будь он, кха-кха, трижды проклят…
Они обменялись крепкими рукопожатиями.
— Проходи, майор, — пригласил Ник. — Присаживайся за стол…. Чайку? Только что заварил. Индийский. Извини, что не мате, чем богаты. Вот — кружка, сахар. Тарелка с бутербродами: колбаска, ветчина, буженина, сыр. К твоему приходу приготовил. Угощайся.
— Спасибо, че, — покончив с тремя бутербродами и с удовольствием прихлёбывая из фарфоровой кружки ароматный чай, вежливо поблагодарил Эрнесто. — Всё было очень-очень вкусно, кха-кха…. Я, дон Андрес, сделал всё так, как ты и просил, че, в записке. Никто не знает об этой встрече. Даже автомобиль оставил в двух кварталах отсюда…. Откуда, кха-кха, взялась машина? Конфисковали, понятное дело. По законам революционного времени, че…. Карагуатаренда — первый боливийский городок, взятый нами. Армейских частей здесь не было, а полиция разбежалась после первых же, че, выстрелов. Грех было, кха-кха, не воспользоваться данным обстоятельством. Три трофейных грузовичка загрузили всяким — полезным на войне: мукой, консервами, сахаром, табаком, сандалиями, одеждой, зубными щётками, хозяйственным мылом, прочим. Ну, и четыре внедорожника национализировали у тутошней медеплавильной компании — для полного комплекта. Чай, кха-кха, пригодятся, че…
— А что же ты такой невесёлый? Радоваться же надо. Город захватили. Тем более, первый.
— Захватили. Первый, кха-кха. Надо бы радоваться, согласен, че. Но нет радости…. Понимаешь, дон Андрес, когда мы — десять лет назад — входили в кубинские города и деревни, то народ, че, радовался. Мужчины, женщины, подростки и даже пожилые люди на улицы вываливали. Орали, кха-кха, радостно. Революционные песни — в сотни лужёных глоток — распевали. А здесь нет такого. Все по домам сидят, че.
— Совсем не радуются? — уточнил Ник.
— Совсем. Наоборот, опасаются нас, че…. Чужие мы здесь, кха-кха, короче говоря. На Кубе были — свои. А здесь — пришлые. И это, честно говоря, че, с самого начала ощущалось…
— Расскажи поподробней. Если, конечно, не трудно.
— Расскажу, не вопрос, че, — тяжело вздохнул Эрнесто. — Сначала-то всё очень даже хорошо, кха-кха, складывалось. Просто, че, замечательно…. За ноябрь-декабрь прошлого года мы оборудовали в районе дикой реки Ньянкауасу крепкий опорный лагерь — с тайными пещерами и продовольственными складами. Даже собственная хлебопекарня, кха-кха, имелась. И с оружием всё было в порядке. И с боеприпасами, че. Да и окружающая местность была почти полностью безлюдной: всего-то один сосед — торговец кокаином, который принял нас за «своих»…. Идеальные, короче говоря, че, условия. Идеальнейшие. На Сьерра-Маэстра всё было гораздо хуже. Во много крат, честное слово, че. И состав боевой группы сложился крепкий, из многократно-проверенных, кха-кха, соратников: Вило, Пинарес, Мамин Оеда, Инти, Сан-Луис, Вильегас, Ньято, Мендес, Мартинес Тамайо…. Но, как уже было сказано выше, че, мы здесь были (да и остаёмся), чужими. Боливийские коммунисты и троцкисты? Да, они частенько, кха-кха, посещали наш лагерь. И поодиночке, и группами, че. Беседовали, разговаривали, спорили. Но, главным образом, сомневались. Мол: — «А так ли она эффективна, че, эта партизанская война? Один раз получилось? Но это совсем не значит, что получится и во второй раз…. Может, стоит пойти другим путём, че? Например, через массированную пропаганду и легитимные демократические выборы? Ещё можно, кха-кха, постепенно внедрить «своих» людей в армейское руководство. А потом, че, организовать военный переворот. Только, понятное дело, с «левым» уклоном…». Детство голоштанное, короче говоря. Смешно слушать, право слово, че…. Нет, после моих проникновенных и пламенных речей боливийские товарищи, кха-кха, со всем соглашались. И даже обещали — помочь, организовать, содействовать и, безусловно, поддержать. А потом они уезжали, че. На этом, собственно, и всё…. Уже тогда у меня зародились сомнения — в успешности этой «охоты на аллигатора». Где оно, че, «нежное и уязвимое брюхо»? Боливийское крестьянство от партизан откровенно шарахается и даже не думает — ограничивать поставки продовольствия в крупные города. А в городах у нас практически нет подпольщиков-единомышленников, способных организовать полноценный «банковский кризис», че. Или там масштабную поддержку, кха-кха, через средства массовой информации…. Но у меня, всё же, оставалась последняя надежда. Мол, стоит нам, че, начать активные военные действия, и всё сразу же отыщется: и последователи, и новые соратники, и, главное, действенная помощь. Действенная помощь, кха-кха, со стороны простых боливийцев и боливиек, ради свободы которых мы и прибыли сюда, в эти дикие горы, я имею в виду, че…. Вот, поэтому двадцать третьего марта текущего года мы и вышли из подполья. То есть, кха-кха, провели первую «акцию». Успешную, че, надо признать. В тщательно-подготовленную засаду попал дивизионный армейский патруль. В результате скоротечного боя семь солдат были убиты, а восемнадцать взяты в плен. В том числе, два офицера — майор и капитан, че…. Кроме того, нам достались следующие трофеи: шестнадцать винтовок и две тысячи патронов к ним, три миномёта и шестьдесят четыре мины, две базуки, три автомата и тридцатимиллиметровый пулемёт. Богатая, кха-кха, добыча. Безусловный, че, успех…. И что же? А, ровным счётом, ничего позитивного. Уже двадцать пятого марта весь радиоэфир был заполнен сообщениями о «подлых иностранных партизанах, которые напали из-за угла, а потом безжалостно добивали раненых и расстреливали пленных…». Беззастенчивая, циничная и наглая ложь, че! Всех раненых я лично перевязывал, не разделяя на «своих» и «чужих». А пленных мы, и вовсе, обезоружив и проведя разъяснительно-воспитательную беседу, отпустили, кха-кха, на все четыре стороны…. Но про это ни одна радиостанция не рассказала. Ни единая, че…. Новые партизанские отряды, вдохновлённые нашим примером, так и не появились. Никаких народных демонстраций в нашу поддержку зафиксировано не было. Пиррова, че, победа, короче говоря…. Более того, очень скоро к району Ньянкауасу была стянута мощная армейская группировка: две тысячи солдат, несколько десятков миномётных расчётов, лёгкая полевая артиллерия. А военная авиация, кха-кха, как и полагается, принялась усердно бомбить местные леса, применяя, в том числе, и напалм. Говорят, что и несколько высокопоставленных американских «цэрушников» прибыло для усиления, че…. Короче говоря, нас сперва плотно обложили, ну, как тех лесных волков, а теперь старательно травят. Охота, че, мать её…. Какая, кха-кха, «всеобщая боливийская революция»? Смех один. Вырваться бы из капкана. Ноги бы унести, че…. Что такое? Глухое подкашливание? — рука Че Гевары непроизвольно потянулась к пистолетной кобуре. — На кухне кто-то есть?
— Отставить — нервы! — прикрикнул Ник, а после этого велел: — Давай, «майор за номером два», появляйся. Твой, что называется, выход…
В комнату, обтирая полотенцем губы, вошёл Банкин. Вошёл и, неуверенно улыбнувшись, застыл.
— Ничего себе, пирожки с молочными котятами, че — восхищённо протянул Эрнесто. — Уже и двойника, ухорезы, подготовили…. А голос? Что, че, у него с голосом?
— Кха-кха… Меня никто не гонит. Я сам бегу — в ту сторону, куда стреляю, че, — откашлявшись, выдал Михаил, естественно, голосом «легендарного революционного майора».
— Однако, че. Очень похоже. Очень-очень-очень. Практически, кха-кха, один в один. Уважаю…. Стоп-стоп. Это что же, че, получается? Всё готово к старту…э-э-э, туда? А, как же…. Как же мои товарищи-партизаны? Как они — без меня?
— Соратники обязательно справятся, — заверил Ник. — Дельный план по выходу из «котла» уже свёрстан. И опытный командир имеется…. Микаэль, принеси-ка топографические карты и прочие бумаги.
— Микаэль?
— Ага, Микаэль Вагнер, че, — смущённо шмыгнул «чегеваровским» носом Банкин. — Твой старинный, кха-кха, друг, приятель и собутыльник…. Может, Comandante, обнимемся слегка? И постучим друг друга, че, ладошками по спинам? Как в былые времена?
Они так и сделали.
А после этого состоялся «совет в подмосковных Филях». Вернее, в боливийском Карагуатаренде…
— Отличный план, че! — одобрил через пятнадцать минут Эрнесто. — Просто замечательный. Пробиваться в Парагвай, кха-кха, очень перспективная идея. И Микаэль — дельный и опытный командир. Всё, че, должно получиться…. Наши дальнейшие действия, дон Андрес?
— Сейчас определимся…. Какие ближайшие планы у твоего партизанского отряда?
— В пять утра автомобильная колонна должна выдвинуться к городку Пириренда, че. По нашим сведениям, кха-кха, там тоже нет армейских подразделений.
— Замечательно. То, что надо, — обрадовался Ник. — Сейчас, майор, следуй к подчинённым и объяви, мол: — «Всё остаётся в силе, стартуйте в пять ноль-ноль. А я задержусь в Карагуатаренде на пару-тройку часиков — надо встретиться с одним человеком. Встречусь, поговорю и догоню…». После этого отгони машину на юго-восточную окраину городка. Там есть заброшенная каменоломня. В её карьере и оставь автомобиль — с ключом зажигания в замке. А после этого возвращайся сюда. Пешочком, понятное дело…. Далее. У меня есть пропуск, подписанный авторитетным генералом Арнальдо Сауседо, мол: — «Пропускать везде и всюду без досмотра…». Но мы — чисто на всякий пожарный случай — перестрахуемся. В моём джипе — под задним сиденьем — имеется просторная ёмкость-тайник. Вот, в ней, Comandante, ты и будешь путешествовать. Практически с комфортом…. А ты, Микаэль, выходи из дома в начале седьмого утра. Запри дверь. Ключи положи под старенький половичок на крыльце. А после этого шагай в каменоломню, садись в национализированную машину и догоняй партизан. Далее — как и договаривались. Встретимся уже в Парагвае…. Ах, да. Чуть не забыл. Вам же, господа майоры, надо ещё одеждами и ингаляторами обменяться. Для окончательной достоверности…
В пятнадцать часов пятнадцать минут следующего дня их джип, успешно проехав через три армейских кордона, окончательно остановился. То есть, упёрся в тупик — дальше дороги уже не было, только крутой гористый склон.
Ник покинул водительское кресло, обошёл вокруг машины, открыл правую пассажирскую дверку, поочерёдно извлёк из салона два пухлых рюкзака и пристроил их на ближайшей высокой кочке. А после этого вернулся и нажал на крошечный тумблер, спрятанный под передним сиденьем, отчего горизонтальная поверхность заднего сиденья послушно «отскочила» вверх. Автомобильный салон тут же наполнился размеренным и беззаботным храпом.
— Надо же, дрыхнет, — восхитился Ник. — Силён, бродяга революционный…. Эй, Comandante, просыпайся. Рота, подъём! Приехали…
— А, что? — из тайника показалась взлохмаченная голова Че Гевары. — Куда?
— Куда надо, туда и приехали. Давай, вылезай, справляй естественные нужды и умывайся. Вон — бойкий ручеёк плещется. А я пока сытным завтраком (уже, кстати, и обедом), озабочусь…
Ник оперативно расстелил на плоском валуне прихваченную с собой вчерашнюю газету. Потом ловко расшнуровал один из рюкзаков и достал оттуда маленький примус, двухлитровый термос с горячим крепким кофе, бумажный пакет с бутербродами, две жестяные банки с тушёной кенгурятиной (после Второй мировой войны все страны Южной Америки были напрочь завалены этим деликатесным австралийским продуктом), перочинный швейцарский ножик, а также пластмассовые вилки-кружки. После этого он вскрыл банки, разжёг примус, разогрел тушёнку, вытащил из пакета и выложил на газету бутерброды, наполнил кружки кофе и позвал:
— Эй, майор, кушать подано!
— Ух, ты, какой симпатичный и изысканный натюрморт, че, — похвалил подошедший Эрнесто. — У тебя, дон Андрес, кха-кха, настоящий кулинарный талант…. Кстати, че, а куда мы — на самом-то деле — приехали?
— Скоро узнаешь, — с аппетитом уплетая тушёную кенгурятину, пообещал Ник. — Вот, заберёмся на гребень данного склона, — указал рукой, — и всё сразу поймёшь…. Да ты, Comandante, присаживайся на это брёвнышко. Присаживайся и кушай. Нам нынче спешить особо и некуда…
После завтрака, поместив пакет с мусором в багажник автомобиля и взвалив на плечи тяжёлые рюкзаки, они принялись старательно взбираться вверх по крутому склону.
— Чёрт знает что, че. Кха-кха. Хр-р-р, — надсадно хрипел Эрнесто, шедший замыкающим. — Такие серьёзные нагрузки, кха-кха, с моим-то хилым здоровьем. Хроническая астма, че, она таких экстремальных шуток не понимает…
— Ты, старина, потерпи немного, — попросил Ник. — Так надо…. Астма? Ерунда, скоро тебя качественно подлечат. С использованием новейших технологий двадцать первого века, я имею в виду.
Через час с небольшим они вышли на узкий горный хребет, с которого открывался замечательный вид на широкую долину, посередине которой красовалось изумрудно-зелёное, идеально-круглое озерцо с диаметром около двух километров.
— Узнаёшь? — слегка отдышавшись, спросил Ник.
— Ага, че, — подтвердил Эрнесто. — Кха-кха…. Это — «Запретное озеро». Местные индейцы, че, его всегда стороной обходят. Кха-кха…. Мол, старинные легенды даже приближаться к нему запрещают. Хорошее место, кха-кха. Безлюдное, по крайней мере…. А зачем нам, дон Андрес, эти тяжеленные рюкзаки? И что в них, че?
— Палатка, два спальных мешка, продовольствие, две фляжки с ямайским ромом, примус, термос, котелок, другая посуда, сигареты и несколько сигар, банка с кофе, сахар, рыболовные снасти…
— Рыболовные снасти, че? Мы, что же, будем рыбу ловить?
— Будем. Причём, обязательно и всенепременно, — заверил Ник. — Видишь ли, сегодня у нас — двадцать девятое мая. А Машина Времени заявится сюда, как и запланировано, только второго июня, на рассвете. Так что, будем ждать…. Зачем мы прибыли к Запретному озеру заранее? Во-первых, я всё и всегда делаю заранее. Устоявшаяся привычка такая. А, во-вторых, очень люблю порыбачить. Особенно — в хорошей компании…. Ладно, спускаемся к озеру. Надо ещё подходящее местечко выбрать, разбить крепкий лагерь, разжечь костёр и удочки настроить…
Наступило второе июня 1967-го года. Вокруг безраздельно царствовала-властвовала угольно-чёрная (и одновременно звёздная), тропическая ночь, наполненная — до самых краёв — размеренным и мелодичным треском горных цикад. А потом, через некоторое время, неожиданно, как это всегда и происходит в тропических широтах, образовался рассвет. Вернее, неудержимо ворвался.
В тропиках всё происходит быстро и резко: рождение, взросление, любовь, революции, смерть, приход угольно-чёрной и влажной ночи, наступление нового дня. Тропическая диалектика такая, мол, только вперёд и вверх, не раздумывая…
Сперва куда-то пропала ярко-жёлтая бокастая Луна. Только что была, и уже нету. Потом начали дружно, словно бы по чьей-то строгой команде, тускнеть, таять и исчезать звёзды. Последним, как и полагается настоящему капитану, «небесный мостик» покинул величественный и непревзойдённый Южный Крест.
Вокруг заметно посветлело. На восточном краю неба торжественно зажглась-затрепетала тоненькая нежно-розовая нитка зари, которая — прямо на глазах — начала неуклонно расширяться, разбрасывая по краям радостное алое сияние.
Вскоре из-за далёкой линии горизонта уверенно выглянул-высунулся оранжево-жёлтый солнечный ломтик…
— Ну, и где же она, обещанная Машина Времени, че? — задрав голову вверх, забеспокоился Эрнесто. — Может, кха-кха, произошёл какой-то незапланированный досадный сбой, че, и всё отменяется?
— Спокойствие, только спокойствие, — проворчал Ник. — Не пори горячку, дружище…Ага! — восторженно ткнул указательным пальцем в северо-западную часть небосклона. — Вот и она, родимая. Снижается…
«Действительно, снижается», — невозмутимо подтвердил хладнокровный внутренний голос. — «Только почему, собственно, «она»? Скорее, уж, «он». В том глубинном смысле, что светло-серебристый диск, взявшийся, не пойми и откуда. Или же — классический «неопознанный летающий объект». То бишь, НЛО…. Ты, братец, имел в виду — Машину Времени? Тогда-то оно, конечно. Спора нет. В том плане, что — «она»…. Бодро так снижается, зараза. Уверенно…. А теперь и элегантно приземляется на овальной базальтовой площадке, что расположена на обрывистом берегу Запретного озера, примерно в ста пятидесяти-семидесяти метрах от нашего походного лагеря…. Так-с, зависла над площадкой. Из днища корпуса выдвинулись три короткие телескопические «ножки». «Тарелка» вновь плавно пошла вниз…. Хоп! Мягкая посадка осуществлена. Поздравляю вас, дорогие товарищи…. Сама Машина? Так, ничего особенного: светло-серебристое кольцо с диаметром в пятнадцать-семнадцать метров, из которого выступает более тёмная куполообразная выпуклость — кабина для пилота и пассажира, надо полагать. Ага, из купола, аккуратно огибая светло-серебристое кольцо, медленно «выползает» узкая лесенка…».
— Кха-кха, — нетерпеливо кашлянул Эрнесто. — Может, уже проследуем…э-э-э, к аппарату, че?
— Проследуем, не вопрос…
Они подошли.
В куполообразной кабине приоткрылась дверка с верхним полукруглым торцом, из неё появился высокий плечистый мужчина в тёмно-зелёном облегающем комбинезоне и объявил на неплохом английском:
— Я — Тимофей Олегович Ануфриев. Но на дружеские разговоры времени, увы, нет. Каждая минута, проведённая в Прошлом (даже в неподвижном состоянии), жрёт дефицитное топливо. Сеньор Comandante, поднимайтесь в кабину. А вам, Николай Андреевич, многочисленные пламенные приветы. Мы ещё обязательно увидимся и поболтаем…
Мужчина, подмигнув на прощанье, скрылся в дверном проёме.
«Светловолосый такой дядечка», — растерянно забубнил взволнованный внутренний голос. — «Лет пятидесяти с небольшим. А в чертах лица, определённо, угадывается что-то знакомое…. Тимофей Олегович Ануфриев? Ну-ну. В московском аппарате ГРУ сейчас служит полковник Ануфриев. И, что характерно, у него имеется сын Олежка. Ох, уж, эти «временные сюрпризы и пересечения», так их всех и растак…».
— Будем прощаться, че? — вопросительно и чуть печально улыбнулся Че Гевара. — Навсегда?
— Почему же — навсегда? — улыбнулся в ответ Ник. — Слышал, что мне сказал пилот этого симпатичного аппарата? Мол: — «Мы ещё обязательно увидимся…». А раз я увижусь с ним, то, наверняка, и с тобой…. Давай лапу, старина. Пожму…. Всё, поднимайся. Но пасаран. Удачи тебе. И до новых встреч…
Эрнесто забрался в Машину Времени. Дверка закрылась. Лесенка «втянулась» внутрь.
Через пятнадцать секунд раздался едва слышный гул. Светло-серебристый диск, словно бы опираясь на три огненных столба, вырывавшихся из боковых отверстий в днище аппарата, приподнялся над землёй метра на три-четыре. Наружное кольцо аппарата начало быстро-быстро вращаться вокруг своей центральной оси, постоянно ускоряясь и разбрасывая во все стороны яркие светло-голубые искры. Потом «тарелка», уменьшаясь прямо-таки на глазах, резко пошла вверх и, достигнув примерно полукилометровой высоты, исчезла…
«Ушла в другое Измерение», — понятливо хмыкнул сообразительный внутренний голос. — «То бишь, разрезает Время и Пространство…».
Ник вернулся в Ла-Пас, где располагался центральный офис его компании и стал ждать.
Чего — ждать? В первую очередь, новостей с боливийско-парагвайской границы.
«Как же — без этих новостей?», — надоедливо поучал мудрый внутренний голос. — «Надо же знать — на какое число заказывать авиационные билеты до северного парагвайского городка Фуэрте-Олимпо…».
Но никаких «приграничных» новостей не было. Зато они регулярно поступали из районов, примыкавших к руслу реки Ньянкауасу.
Боливийские радиостанции сообщали: — «Десятого июня партизаны атаковали армейский пост, размещённый севернее города Пириренда. Правительственные войска понесли существенные потери…. Двадцать шестого июня кубинские диверсанты обстреляли из засады армейский патруль, убив четырёх солдат. Но наши доблестные защитники тут же перешли в решительное контрнаступление, нанеся бунтовщикам серьёзный урон. Из достоверных источников стало известно, что во время этого боя был застрелен знаменитый кубинский революционер Карлос Коэльо, а его постоянный напарник Гарри Вильегас — серьёзно ранен…. Тридцать первого августа был окружён и атакован авангард партизанских частей, пытавшийся пробиться на север. Было уничтожено свыше двадцати пяти злодеев. Среди них такие известные кубинские карбонарии, как — Вило Акунья, Густаво Мачин Оед, Моисес Гевара и Фредди Маймура…».
«Какого чёрта? Что, собственно, происходит?» — негодовал нетерпеливый внутренний голос. — «Почему они до сих пор ещё не в Парагвае? Что пошло ни так? Почему упорно пробиваются на север? Ничего не понимаю. Хрень законченная и необъяснимая, так её и растак…. Может, один партизанский отряд специально ушёл на север и, отвлекая на себя внимание, усиленно «шумит», а другой (основной, надо понимать), пользуясь этой ситуацией, потихоньку отходит в южном направлении?».
Двадцать четвёртого сентября одна из радиостанций известила, что у ранчо Лома-Ларга был замечен большой отряд партизан, возглавляемый — по словам жены местного телеграфиста — «худым темноволосым человеком с очень добрыми и грустными глазами».
А первого октября Президент Боливии — через столичные газеты — заявил, что «борьба с незаконными партизанскими формированиями вступает в конечную фазу…».
«Похоже, что нас с тобой, братец, обвели вокруг пальца», — заявил прямолинейный внутренний голос. — «Письмо надо искать. Обязательно. Ну, не могли они — без письма. Не те люди…».
Четвёртого октября, успешно преодолев все армейские посты, он прибыл в Карагуатаренду.
Припарковался, вылез из джипа, нашёл в условленном месте ключ, отпер дверь и прошёл в дом.
«Фу, сплошной запущенностью так и сшибает», — принялся морщиться на все лады брезгливый внутренний голос. — «Затхлость безысходная, так его и растак. Братец, проветрить бы здесь. Да и подмести, честное слово, не мешало бы…».
Ник приоткрыл пару окон и прошёл на кухню — за метлой и совком. Там, на кухонном столе он и обнаружился — стандартный почтовый белый конверт, на котором значилось: — «Сеньору Андресу Буэнвентуре».
«А я что говорил?», — обрадовался беспокойный внутренний голос. — «Письмо! Братец, вскрывай конверт…. Ага, лист бумаги. Разворачивай его, разворачивай. Исписан убористым почерком. Уточняю, убористым женским почерком…. Итак, зачитываю: — «Дон Андрес! Извини, но мы не воспользуемся твоим гениальным планом — по прорыву к парагвайской границе. Почему? Во-первых, исчезнувшего Че Гевару стали бы искать. Причём, все империалистические спецслужбы. Как — стали бы искать? Сугубо по-простому. Арестовывали бы — по всему Миру — всех подозрительных людей и допрашивали бы их с использованием пыток. Арестовывали бы и пытали — на протяжении многих-многих лет. Нехорошо это…. А, во-вторых, Вольф Григорьевич считает, что вмешиваться в Историю (то есть, в Прошлое), можно. Но только очень осторожно, без кардинальных изменений. Чтобы Будущее не пострадало…. Вот, пожалуй, и всё. Прощай. Любящая тебя, Анна-Мария В.»…. Чёрт знает что. «Любящая тебя», понимаешь…. Теперь-то понятно, почему Михаил тогда жаловался на новые зубные пломбы. А так же почему кончики его пальцев были обмотаны медицинским пластырем. Пластическая хирургия, понятное дело, на месте не стоит. Очевидно, в 1964-ом году, во время последнего посещения Че Геварой Москвы, специалисты сняли отпечатки его пальцев со всяких там бокалов. Одни специалисты сняли, а другие, наоборот, «перенесли» на Мишкины пальчики…. Братец, выпить бы. Пошли-ка в подвал. Там алкоголя всякого — завались. Хоть залейся…».
Девятого октября, уже ближе к вечеру, возле его дома остановилась машина, а ещё через минуту в дверь постучали — уверенно, зло и весьма настойчиво.
Ник открыл дверь. На пороге стоял генерал Арнальдо Сауседо — мужчина пожилой, высокий, заносчивый и до полной невозможности чванливый.
— Доброго дня, сеньор Сауседо, — вежливо поздоровался Ник. — Проходите в дом.
— Я, наоборот, за вами, дон Андрес, — надменно усмехнулся генерал. — Мой здешний агент утверждает, что в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое мая в ваш дом заходил майор Че Гевара. Это так?
— Так, экселенц, заходил. Хотел разжиться вином — для революционных нужд.
— И вы ему, конечно, отказали?
— Частично, — выжидательно прищурился Ник. — Выделил два ящика из моего подвала и на этом ограничился…. Надеюсь, это не является преступлением?
— Дело не в вине, — небрежно отмахнулся сеньор Сауседо. — Но вы тогда хорошо рассмотрели майора Гевару? Сможете узнать?
— Безусловно.
— Тогда поехали. На опознание…
Армейский пятнистый джип американского производства остановился на окраине крошечной боливийской деревушки Ла-Игера.
Они выбрались из машины и прошли в низенькое глинобитное строение с табличкой — «Школа» над входной дверью.
Ник, молча, чувствуя, как по скулам перекатываются каменные желваки, смотрел на два человеческих тела, изрешечённых пулями.
— Кто это? — с трудом сглотнув вязкую слюну, спросил генерал Сауседо. — Вы их узнаёте, дон Андрес?
— Да, узнаю. Мужчина — Эрнесто Рафаэль Гевара де ла Серна. Женщина — Мари Вагнер-Ираола, его любовница.
— Это точно?
— Точно.
— Ошибки быть не может?
— Исключено, — медленно провёл ладонью по лицу Ник. — Это они. Однозначно…. Душно тут у вас. И свежей кровью пахнет…
Через минуту они вышли на свежий воздух.
— Это очень хорошо, что Че Гевара убит. Очень хорошо, — выдохнул генерал. — По крайней мере, очень многим облегчит жизнь. А другим ещё и сохранит. Очень многим…
— Что будет с телами? — прикурив сигарету, спросил Ник.
— Перебросим на вертолёте в Вальегранде и выставим на всеобщее обозрение. Туда уже и представители прессы съезжаются…. Только чуть позже перебросим. Сперва дождёмся приезда опытных медиков. Дантист снимет у покойного майора зубные отпечатки. А хирург…э-э-э, отпилит кисти его рук. Потом их поместят в специальный пластиковый пакет и передадут «цэрушникам». В их профильной картотеке, говорят, есть отпечатки пальцев Эрнесто. Американцы почему-то хотят быть на сто процентов уверены, что Че однозначно и железобетонно мёртв. А ещё лучше, наверное, на сто двадцать из ста. Словно бы всерьёз опасаются подмены…
«У Мишки была любимая фраза, мол, «долбанные сложности». Фраза, как фраза», — напомнил памятливый внутренний голос. — «Вернее, отрывок из стихотворения…. Мы вернёмся, долбанные сложности. И прорвёмся, ветру вопреки. На краю всеобщей невозможности. На краю — немыслимой Любви…. Хорошо сказано, чёрт меня побери! Замечательно…».