Старик сидел на нижней ступени крыльца и невозмутимо, пуская в предрассветное небо ароматные табачные кольца, покуривал короткую чёрную трубку.

"Здравствуй жопа — Новый год!", — незамедлительно отреагировал невоспитанный внутренний голос. — "Зорго, ведь, чётко говорил, мол: — "Ни в Славянке, ни во Фландрии, ни на Островах табак не выращивается…". Как же тогда прикажете это понимать? А, мать вашу? Вязкая слюна уже медленно потекла по мужественному подбородку…".

— Наверное, хочешь покурить, Гарик? — понимающе хмыкнув, предположил Ведун.

— Хочу, но не буду. Решил бросить. Зачем же нарушать обещания, данные самому себе?

— Молодец! — похвалил старик. — Всё правильно понимаешь. Хотя, теперь я тебя не понимаю до конца…. Где же ты, отрок странный, приохотился к курению?

— Не помню. Я же — варг…. А откуда у тебя, уважаемый пилигрим, взялся табак? Курительная трубка?

— Конечно, из южной Фландрии. Только там можно достать это ароматное снадобье.

— Там выращивают табак? — сглотнув слюну и зябко поёживаясь от утреннего холода, уточнил Игорь.

— Нет.

— А откуда же он берётся?

— Фландрийская заветная тайна, — несуетливо выбивая курительную трубку о подошву поршня, сообщил Ведун. — Это как у южных вятичей — жёлтое железо. Или же у северных — белое…. Понимаешь?

— Понимаю. А, вот, Живой Божок, обитающий в северных пределах Славянки…. Ты видел его?

— Видел. Даже разговаривал с ним несколько раз.

— И, как? — заинтересовался Игорь. — Кто он такой?

— Трудно сказать однозначно. С одной стороны, настоящий Бог, умеющий видеть — сквозь землю — белое железо, двигать взглядом всякие предметы и читать мысли людей. С другой же стороны, обыкновенный маленький ребёнок. Только каменный…

— Каменный? Это как?

— Обыкновенно, — поднимаясь на ноги, вздохнул старик. — Каменная статуя размером с годовалого ребёнка. Но только с живыми человеческими глазами…. Буди, Гарик, Борха и Ждана. Я же дошагаю до дома, где живут братья Свен и Пегий, постучу в окошко. Вам, молодцы, пора в дорогу. Помнишь, как поётся в той моей песенке — про сливовое вино?

— Помню, дедуля. Ждёт дорога нас — неотвратимо. Словно — в сентябре — дожди…

— Тьфу-тьфу-тьфу! — торопливо сплюнул через левое плечо Ведун и, старательно постучав костяшками скрюченных пальцев по доскам крыльца, объяснил: — Это я на предмет осенних затяжных дождей. Вам они нынче не к чему…. Ещё одно. Не надо излишне шуметь. Пумбо, не дай Перун со Сварогом, проснётся и бучу учинит, мол, почему его не берут с собой…

"Братец, в сенях лежит связка ровных дощечек", — напомнил о своём существовании внутренний голос. — "Предназначены, наверное, для сезонного ремонта бочек и бочонков. Надо будет обязательно захватить эти дощечки с собой. И маленькими гвоздями стоит разжиться. Как это — для чего? Если в Жёлтом ущелье закончились крупные самородки, то придётся заняться промывкой золотосодержащего песка. Десять таунов золота — совсем и не шутка. Их ещё надо умудриться набрать-добыть…. А как промывать песок без дельных лотков? То-то же…"

На долю каждого члена "золотого" отряда досталось по большому плетёному коробу, оснащённому наплечными ремнями.

"Впрочем, короба имеют разные размеры", — заметил наблюдательный внутренний голос. — "Видимо, жёны Борха, которые занимались — со знанием дела — комплектацией походных грузов, учли и физические кондиции бойцов. Самый маленький короб предназначен для Ждана, а вон те два — средние по размерам — для хрупкой Голубы и пухлого Ореха. А ещё ко всем коробам аккуратно прислонены какие-то странные овальные штуковины…. Интересно, что это такое?".

— Снегоступы, — не дожидаясь вопроса, сообщил Борх. — С их помощью мы будем перебираться через непроходимую трясину Сизых болот. А зачем, сынок, тебе понадобилось столько дощечек?

— Есть одна дельная мысль. Долго рассказывать, поэтому растолкую и всё покажу уже на месте.

— Ладно, поверю…. Свен и Пегий, возьмите себе часть досок! А ты, Гарик, держи дротик, пригодится. Лук со стрелами нужен?

— Пожалуй, нет. Плохо я из него стреляю, честно говоря…

Голуба же — при встрече — не удержалась от ехидной реплики, озабоченно заявив:

— Плохо выглядишь, Гарик! Мятый какой-то, серые тени залегли под глазами…. Наверное, плохо спалось? Ждал чего-то, но не дождался? Может, совесть не чиста? Сомнения всякие мучили?

— И тебе, красавица, доброго утра, — хмуро откликнулся Игорь. — Рад видеть, и всё такое…

"Вот же, чертовка коварная! Ещё и издевается", — отреагировал сварливый и не выспавшийся внутренний голос. — "Потрясающая вредина! Но — при этом — и безумно симпатичная. Хотя, до нашей Алины ей, всё равно, далеко. И по вредности, и по симпатичности…".

Они выдвинулись на маршрут на кроваво-алом рассвете, не тратя времени на завтрак.

"Ясное голубое небо над головой, безветрие, полное отсутствие облаков, тонкий белый иней на траве. Но совсем не холодно. Наоборот — бодрит!", — радовался повеселевший внутренний голос. — "Идеальная походная погода, короче говоря…. Голуба? Демонстративно и настойчиво держится — от нас с тобой, братец — в стороне. Сейчас о чём-то увлечённо перешептывается, поправляя чёрный лук, пристроенный на плече, со Свеном. Сумасбродка славянская…".

Отряд, ведомый Борхом, который опирался на чёрное старинное копьё, доставшееся ему от прадеда, пройдя через деревенские ворота, повернул на восток — прочь от морского побережья.

— И это — вполне ожидаемо, — прошептал под нос Игорь. — Естественно, что заветное золоторудное месторождение вятичей должно располагать в самом сердце Славянки.

— О чём это ты, Гарик, бормочешь? — заинтересовался Ждан.

— Да, так. Восторгаюсь замечательной погодой. А ты почему такой грустный и молчаливый? Случилось что-то?

— За Пумбо переживаю, — смущённо кашлянув, признался парнишка. — Проснётся, бедняга, а нас с тобой нет. Наверняка, расстроится. Переживать будет, плакать…. Нехорошо получилось. И на сердце — очень и очень тяжело. Будто бы, ненароком, предали старого и верного друга…

Не зная, чем утешить названного брата, Игорь промолчал.

— Зачем же так торопиться? — совершенно ожидаемо заныл толстенький Орех, шедший следом. — У меня уже ноги болят. Плечи натёрло ремнями. И кушать очень хочется.

— Терпи, жрец, — не оборачиваясь, посоветовал парнишка. — И, пожалуйста, не отставай. А то какой-нибудь голодный Демон, завидев одинокого путника, выскочит из дремучей чащи и искусает — без шуток — до смерти…

Перевалив через вершину очередного холма, вятичи дружно зашагали вниз по пологому склону, который казался бесконечным.

"Лес постепенно начал меняться", — отметил заскучавший внутренний голос. — "Пропали — как класс — дубы, вязы, берёзы и корабельные сосны. Вокруг растут только хлипкие ёлочки и осины, усеянные багряными листьями. И грибной ассортимент стал совершенно другим — никаких тебе боровиков, маслят и подосиновиков, сплошные моховики, горькушки, белые грузди и розовые волнушки…. Ага, под ногами противно и тревожно захлюпало, а сапоги при ходьбе — примерно на четверть — погружаются в пышный, ядовито-зелёный мох. Вдоль тропы беспорядочно разбросаны горбатые кочки, щедро усеянные неправдоподобно-крупной клюквой. Болота начинаются, мать их…".

Ещё через полчаса, когда отряд вышел на круглую сухую полянку, свободную от леса и кустарника, вождь объявил:

— Привал! Разводите, вятичи, костёр. Слева от поляны найдёте вволю сухих дров. Справа — родничок с чистой водой. Голуба отвечает за приготовление сытной и вкусной трапезы, а остальные ей старательно помогают. Время обеда пришло. А мы с Гариком и Жданом подойдём к Сизым болотам поближе. Осмотримся.

Впереди — насколько хватало взгляда — всё было сизо-бурым, скучно-сонным и бесконечно-тоскливым. В нос ударило противной сероводородной гнилью.

— Фу! — тщательно прикрывая веснушчатое лицо рукавом свиты, поморщился Ждан. — Вонь-то какая!

— Это они и есть, страшные Сизые болота, — пояснил Борх. — Самое гадкое место на Ровене.

"Ну-ну, страшные и ужасные болота. Тоже мне, — презрительно ухмыльнулся надменный внутренний голос. — "На Ровене-то — стараниями милосердных "учёных умников" — нет ни комаров, ни мошки, ни гнуса. Представляю, что здесь творилось бы, если хвалёные Сизые болота располагались на старушке Земле. Всё гудело бы от злых "голосов" кровососущих и голодных насекомых. Глаз было бы не открыть. Только успевай отмахиваться осиновыми да еловыми вениками, предварительно наломанными в ближайшем лесочке…".

— Стойте, — шёпотом попросил Ждан, сноровисто доставая из кармана свиты пращу и округлый камень. — Замрите. А ещё лучше — присядьте…

Мальчишка плавно и осторожно лёг на живот, прополз вперёд метров пятнадцать и, вскочив на ноги, резко взмахнув правой рукой.

— Вжи-и-и! — коротко пропел камень. — Шмяк!

В высоких кустах голубики забились — в предсмертной агонии — чьи-то сильные крылья.

— Жирная. Успела вволю отъесться на осенних ягодах, — через пару минут известил Ждан, закрепляя на поясе добытую пёструю тетёрку.

По самой кромке болота они пошли строго на север. Примерно через каждые сто пятьдесят метров Борх останавливался, внимательно осматривал, опираясь на чёрное массивное копьё, сизо-бурый пейзаж, вернее, сизо-бурые молчаливые лохматые мхи, разочарованно крутил седовласой головой и размеренно шагал дальше.

— Папа, а что ты здесь высматриваешь? — не выдержав, спросил Ждан. — Ты расскажи. Может, мы с Гариком увидим — искомое — раньше тебя.

— Я, сынок, тропу ищу. Ту, которая ведёт — через Сизые болота — к скалам Волчьего нагорья, — ответил-объяснил вождь южных вятичей. — Только тропа эта не простая, а скрытная. То есть, хитрая. Может — каждый год — змеиться по другому месту. Хотя…. Возможно, что тропа-то, как раз, неподвижная. И это мхи Сизых болот постоянно перемещаются-плавают. Повинуясь то ли сезонным ветрам, то ли чему-то другому…. Вот, посмотрите, — указал рукой на невысокий кустик, внешне напоминающий разновидность обыкновенной осоки. — Эта приметная трава называется — "белоус". Видите, у неё по бокам растут длинные листья с ярко-белой сердцевиной? После первых осенних заморозков эти листья переворачиваются, и тогда их можно заметить издалека. Так вот, это и есть наш верный "проводник", который укажет безопасный путь…. Понимаете, каждое болото когда-то раньше было самым настоящим озером, которое — на протяжение многих сотен лет — медленно мелело, зарастало мхом, осокой, другой травой, постепенно превращаясь в непроходимое болото. Шли годы, болото начинало высыхать. Люди прокладывали по нему пешеходные тропы, вдоль этих троп и вырастал белоус — его семена очень клейкие, всегда прилипают к одеждам случайных путников. Потом, как правило, опять наступал многолетний дождливый период, болота вновь становились непроходимыми, а белоус по-прежнему рос (да и растёт), вдоль старых и надёжных троп. Понимаете, охламоны? Нам обязательно надо высмотреть такую "белую" тропу…

Подумав с минуту, Игорь предложил:

— Забирайся, Ждан, мне на плечи. Как говорится: — "Мне сверху видно всё. Ты так и знай…".

Вскоре мальчишка, махнув рукой, радостно заявил:

— Вижу кустики белоуса, вытянувшиеся в ровную линию! Вон, напротив кривобокой ёлки.

— Молодец, сынок! — похвалил Борх. — Это она и есть, заветная тропинка. Я по ней в прошлом году ходил. Только, вот, ёлки этой на краю болота не было. Знать, сизые мхи, действительно, перемещаются-странствуют — словно живые…

Со стороны временного славянского лагеря долетел далёкий, бесконечно-радостный трубный зов.

— Пумбо? — слезая с плеч Игоря, изумился Ждан. — Как же он нас нашёл? Неужели, по запаху?

— Похоже на то, — подтвердил Борх. — Чёрные волки, которые являются Демонами, умеют идти по следу будущей добычи, нюхая звериные тропы. Значит, и ваш розовый мамонтенок умеет. Тоже, ведь, Демон, как-никак…. Что с ним теперь делать? Как переправлять через Сизые болота? Чем кормить? Сделаем, пожалуй, так…. Вы, мальцы, ступайте к костру и общайтесь со своим мамонтёнком. Я же подойду чуть позже. Соберу на болоте кое-чего съедобного. Идите, идите…

Игорь и Ждан не прошли и половину расстояния, разделявшего круглую полянку и край Сизых болот, когда им навстречу, радостно мотая развесистыми ушами и задрав вверх куцый хвостик, выбежал розовый слонёнок.

— Хр-р-р! — с нескрываемым восторгом завопил Пумбо. — Пр-р-р!

"Да, забавное, славное и милое создание!", — чуть слышно вздохнув, признал чувствительный внутренний голос. — "Жалко, право слово, с ним будет расставаться. Грустно и слезливо…. Когда — расставаться? Тогда, когда придёт время — отбывать на родную Землю, к нашей ослепительной и безупречной Алевтине. Вот, когда…. Берегись, братец! Сейчас, похоже, тебя в очередной раз перемажут — с ног до головы — в густых и пузырчатых слоновьих слюнях…".

На круглой полянке царило смешливое оживление. Ярко пылал походный костёр, над которым были пристроены — широкий казан с кипящим варевом и толстый металлический прут с насаженными на него двумя ободранными заячьими тушками. Возле костра, активно помешивая в казане деревянной дощечкой, суетилась Голуба. Чуть в стороне, обступив — со всех сторон — младшего жреца, собрались остальные бойцы отряда.

Орех, польщенный коллективным вниманием, важно вещал:

— Начался весенний пост. К жрецу Сварога приходит молодой охотник и спрашивает: — "А во время поста — можно вступать в плотские отношения с женщиной?". "Можно. Если она, конечно, не жирная…".

— Ха-ха-ха! — радостно заржали слушатели.

— Охотник интересуется: — "А можно — при этом — ещё и хмельную бражку пить?". "Можно", — отвечает жрец. — "Только не пить, а вкушать. Причём, без видимого удовольствия, слегка морщась и — время от времени — сплёвывая в сторону. Мол, от праведного отвращения…".

— Ха-ха-ха!

Голуба, отойдя от костра, усмехнулась:

— Ага, явились, друзья-приятели. Они же — неразлучная троица…. А у нас тут весело. Жрец от души старается, мол: — "Я свой, нашенский — в доску. Не обижайте, пожалуйста, братья славянские…". Эй, Орех, принеси-ка ещё охапку дровишек! Только, на этот раз, без всяких сырых гнилушек. Давай-давай, бездельник толстомясый. Живо у меня!

Жрец, тяжело вздохнув, покорно двинулся к ближайшему ельнику.

— А что у нас на обед? — спросил Ждан.

— Хр-р-р? — заинтересовался Пумбо.

— Кому — что, — бережно поправляя над костром прут, обременённый заячьими тушками, с философскими нотками в голосе ответила девушка. — Людям полагается похлёбка из сочива, сдобренная кусками вяленой лосятины. Ну, и парочка зайчишек. Это Свен — по дороге — подстрелил из лука…. Что будет предложено розовому мамонтёнку? Не знаю. Пусть попробует — хоботом — спелые ягоды собирать. Извини, чудо ушастое, но репы и моркови мы с собой не захватили.

— Пр-р-р, — загрустил Пумбо.

— Может, ему тетёрку поджарить на костре? — предложил мальчишка. — Я в миг ощипаю тушку от перьев…

— Попробуй, конечно. Но не думаю, что из этого получится что-либо путное. Демоны, они питаются чем-то одним — либо свежим мясом, либо всякими травянистыми штуковинами…. Так что, Ждан, скорее всего, придётся тебе — в компании с розовым мамонтёнком — отправиться назад, в Веснянку.

— Не хочу — назад. Хочу — в Жёлтое ущелье…

— Хочу, не хочу, — демонстративно посматривая на Игоря, передразнила Голуба. — Мне, может быть, тоже хочется — разного и всякого. Но…. Кому будет хорошо, если Пумбо помрёт от голода?

— Никому.

— Вот, видишь…

К костру подошёл Борх, нёсший под мышкой охапку каких-то толстых корней, густо утыканных короткими фиолетовыми волосинками. Над полянкой поплыл — незримой плотной аурой — слегка сладковатый, незнакомый аромат.

— Хр-р-р! — оживился Пумбо.

— Что это такое? — спросил Игорь.

— Корм для вашего ушастого приятеля. Корни травы агавы. Они очень сочные и сладкие, поэтому их обожают лоси, олени и косули.

Борх, сняв с самого толстого корня фиолетовую "шкурку", разрезал его кинжалом на отдельные тонкие ломти.

— Пр-р-р…, - громко сглатывая слюну, жалобно заныл слонёнок.

— Подожди! — славянский вождь был непреклонен.

Он вытащил из кармана свиты плодовую кубическую "коробочку" и, разломав её пальцами на части, принялся старательно вдавливать в ломтики агавы круглые чёрные горошины.

— Семена сонного дурмана? — понимающе хмыкнула Голуба.

— Угадала.

— А зачем нужны эти семена? — забеспокоился Игорь. — С Пумбо всё будет в порядке?

— В полном, — заверил Борх. — Во-первых, наестся от пуза. А, во-вторых, крепко уснёт. Иначе, как его, шустрого, перетаскивать через топкие Сизые болота? Только в сонном состоянии, понятное дело…. Отправить розового мамонтёнка — вместе со Жданом — в Веснянку? Можно, конечно. Просто…. Понимаешь, Гарик, есть у меня одно предположение-сомнение. Живой Божок северян, являющийся Демоном, умеет находить белое железо. Вдруг, и Пумбо поможет — с поиском железа жёлтого? В нашем случае надо проверять все возможности и варианты….

— А чем же мы его, прожорливого, будем кормить, когда отойдём от Сизых болот, где растёт агава?

— Через Жёлтое ущелье протекает полноводная река, в которой всегда можно набрать-надрать съедобных водорослей. Кроме того, Ведун говорил, что ваш мамонтёнок с удовольствием трескает свежую рыбу. Так что, выкрутимся как-нибудь…

Пумбо, слопав все ломтики агавы, начинённые семенами сонного дурмана, вскоре принялся широко зевать и, угнездившись на пышной моховой кочке, беззаботно уснул.

Когда трапеза подошла к завершению, на севере послышались далёкие раскаты грома.

— Послеобеденный отдых отменяется! — с тревогой посматривая на небо, объявил Борх. — Тушим костёр, моем посуду, хватаем короба с припасами и выдвигаемся. Сизые болота, когда идут сильные дожди, "разбухают", становясь непроходимыми…

Игорь вырубил две ровные еловые жердины и — с помощью нескольких дощечек, прямоугольного куска крепкого полотна и мелких гвоздей — оперативно изготовил грубые носилки, на которые Ждан осторожно уложил спящего Пумбо.

— Мы с Пегим понесём маленького розового Демона, — предложил Свен. — А свои копья — на время — отдадим Ждану и Голубе.

Отряд подошёл к кривобокой хилой ёлке, от которой отходила старинная тропа, чётко и однозначно помеченная кустиками белоуса.

— Надели снегоступы, — велел Борх. — Проверили надёжность креплений. Ага, молодцы…. Я следую первым. За мной — Свен и Пегий с носилками. Последними идут Голуба и Гарик. Вперёд! Надо поторапливаться, пока дождь не припустил.

Словно бы подтверждая последний тезис вождя, на северо-востоке — уже гораздо ближе, чем в первый раз — угрожающе пророкотал гром.

Вятичи размеренно, переходя от одного кустика белоуса к другому, размеренно зашагали по зыбким, слегка подрагивающим сизо-бурым мхам Сизых болот. На всю округу, то погружаясь в буро-чёрную болотную жижу, то выныривая из неё, громко "зачавкали" плетёные снегоступы (болотоступы?).

"А воняет-то как! Мать его…", — загрустил брезгливый внутренний голос. — "Миллионом-другим протухших куриных яиц…. И двигаемся — еле-еле. Со скоростью километра полтора в час. Если не медленнее…. Гром всё гремит и гремит. Чёрные тучи медленно, но уверенно подходят с северо-востока. Ага, и первые изломанные жёлтые молнии — у самой линии горизонта — засверкали…".

Не обошлось и без казуса. Когда было пройдено примерно три с половиной километра, пухлый Орех, идущий в середине походной колонны, неуклюже оступился, зашатался и, отчаянно завизжав, навзничь упал в жидкую болотную грязь.

Минут за десять-двенадцать — совместными усилиями — толстяка, успевшего вволю нахлебаться бурой вонючей водицы, вытащили из коварной трясины. Игорю потом даже пришлось продемонстрировать, колотя ладонями по широкой спине младшего жреца, практические навыки по откачиванию утопленников.

— Я жив? — придя в себя и откашлявшись, испуганно удивился Орех. — Слава, Перуну! Слава, Сварогу!

— Гарика лучше поблагодари, — посоветовала Голуба. — Вставай, увалень! Не задерживай остальных…

Когда светло-зелёное ровенское солнышко вплотную приблизилось к западной линии горизонта, впереди замаячила стена густого леса, за которой угадывались контуры островерхих вертикальных скал.

— Совсем немного осталось, — обрадовал Борх. — Наддай, славяне!

Вскоре зыбкие сизо-бурые мхи остались позади, и отряд выбрался на твёрдую землицу. Вернее, на краешек шикарного леса, состоявшего из разлапистых голубых ёлок и высоченных корабельных сосен.

— А осенняя сердитая гроза, похоже, обошла нас стороной, — заметила, снимая снегоступы, Голуба. — Чёрные тучи ушли, и грома больше не слышно.

— Не слышно грома. Совсем, — непонятно вздохнув, согласился вождь южных вятичей. — Ушли грозовые тучи…. Хорошо это? Плохо? Скоро узнаем…. Все избавились от снегоступов? Тогда — за мной! На ночевку лучше вставать, отойдя подальше от Сизых болот.

— Почему — подальше? — уточнил Игорь.

— Просто так, сынок. На всякий случай. Мол: — "Бережённого — Сварог бережёт…".

Ещё через полчаса отыскалась — на берегу широкого каменистого ручья — и подходящая площадка для ночлега.

— Разводим костёр, ужинаем. Готовим, нарубив побольше елового лапника, спальные места, — распорядился Борх. — Шалаши? Нет, пожалуй. Обойдёмся и без них, раз дождик отменяется…

— Гарик, ты захватил с собой рыболовные снасти? — с надеждой в голосе спросил Ждан. — Крючки, бечёвку, поплавки?

— Захватил.

— Дай, пожалуйста. Новых корней травы агавы мы — из-за приближавшейся грозы — надрали совсем немного, их лучше поберечь. Как любит говорить моя мама, на чёрный день…. А что будем делать, когда проснётся голодный Пумбо? В ручье же плещется рыбёха. Настрою удочку и попробую наловить ему на ужин пару-тройку штук. Или, к примеру, на завтрак — если сон мамонтёнка затянется…

Походный ужин — через положенное время — завершился, вятичи начали готовиться ко сну.

— Первыми у костра дежурят Гарик и Голуба, — распорядился Борх. — Бдите, ребятки, на совесть, не отвлекаясь на всякие глупости. Если заметите или услышите что-либо странное, то сразу же поднимайте тревогу. В скалах, до которых осталось полдня пути, водятся чёрные волки. В полночь вас сменят Свен и Пегий…. Ну, спокойной ночи!

Подбросив в костёр дровишек, Игорь подошёл к изготовленным на скорую руку носилкам, на которых размещался Пумбо, и, покачав головой, известил:

— Дрыхнет — без задних ног.

На круглую полянку опустился угольно-чёрный плащ осенней ровенской ночи. Где-то загадочно и сыто ухала голосистая ночная птица. Неизвестные звёзды глядели с неба на удивление равнодушно. Воздух был наполнен первобытной тоской и необузданной тревогой. Лишь яркое пламя походного костра, обещая действенную защиту, подмигивало успокаивающе, то бишь, с бесконечной верой в светлое Будущее…

Ночное дежурство проходило достаточно бурно и динамично. Сперва они немного — шёпотом — поболтали на всякие отвлечённые темы. Потом вволю, до онемения губ, нацеловались. Затем поссорились. После этого вновь помирились…

В какой-то момент Игорь услышал тихий завораживающий шорох и понял, что засыпает.

"Что это такое?", — заразительно зевнув, запоздало встревожился внутренний голос. — "Ерунда какая-то…. Голуба, присев у костра, уже задремала, пристроив симпатичную черноволосую голову на собственных коленях. Что-то здесь не так, братец. Борись, пожалуйста, со сном. Борись, борись, борись…".

— Ш-ш-ш-ш…, - настойчиво и успокаивающе звенело в ушах.

И от этого шипения веяло бесконечно-ледяным холодом, обещавшим вечный и блаженный покой…