Австралия, город Сидней

Вообще-то, изначально город именовался — «Новый Альбион». Но в дело, как и всегда, вмешалась высокая политика, и название было срочно изменено на — «Сидней», в честь Британского секретаря внутренних дел, высокородного лорда Сиднея Томаса Тауншенда. Бывает.

Инспектор Смит обосновался в маленькой скромной гостинице — «Тихая бухта», расположенной в центральной части городской гавани, в районе, именуемом — «Круговой причал».

Почему был сделан такой выбор?

Рельеф Сиднея напоминает собой огромное плоское блюдце, щедро изрезанное многочисленными речными долинами, образовавшимися здесь ещё в седые времена легендарного Ледникового периода. Самым красивым местом в городе (по мнению всех-всех-всех), является прибрежная гавань, условно разделяемая на залив Вулумулу, Сиднейскую бухту и на так называемую «Дорогую гавань» — место паломничества беззаботной и любопытной туристической братии. «Дорогая гавань» непосредственно примыкает к центру Сиднея, и именно на её территории располагаются фешенебельные гостиницы, разномастные музеи, шикарные рестораны, пивные бары, ночные клубы, симпатичные сувенирные лавки и дорогущие бутики.

Но Макс — всеми фибрами души — терпеть не мог шумных и беспардонных туристов. Зато очень любил морские пейзажи, свежий ветер и экзотические запахи-ароматы, присущие всем крупным торговым портам этого Мира. Поэтому и предпочёл тихий и незатейливый «Круговой причал», у пирсов которого постоянно разгружались-загружались солидные океанские суда, прибывшие из Европы, Китая и Японии.

Кроме того, от южного мола «Кругового причала» регулярно, строго соблюдая расписанье, отходили маленькие и уютные пассажирские теплоходики — «ферри», доставлявшие местных жителей и приезжих туристов в разные части города. От южного мола «ферри» отходили, а к северному молу — через определённое время — возвращались. Очень удобный вид общественного транспорта, ничего не скажешь.

Смит добрался до гостиницы в четырнадцать тридцать. Добрался, припарковал тёмно-зелёный «Пежо» на тесной подземной стоянке, поднялся на лифте на первый этаж, зарегистрировался у стойки портье, взял ключ, прошёл в номер, наскоро принял контрастный душ, переоделся в курортную форму одежды (чтобы не выделяться на общем легкомысленном фоне), и задумался: — «На дверях значится — „№ 13“. Нехорошо это. Плохая примета. Очень негативная и мутная. Портье, мерзкий сукин сын, воспользовался моей невнимательностью. Без чаевых теперь, понятное дело, останется…. Ладно, проехали. Надо определиться с дальнейшими планами…».

Торопиться, собственно, было некуда — встреча была назначена на поздний вечер.

С кем — встреча? С единомышленниками? С подчинёнными? С носителями важной информации?

— Со старательным, но глупым расходным материалом, — хищно скривился Макс. — Обычное дело, если вдуматься. Туповатые и доверчивые исполнители всегда востребованы. Во все времена и у всех народов. Планида у них, бедолаг, такая…

Прихватив из номера тощую барсетку с деньгами и документами, он отправился на прогулку.

На улице было просто замечательно — бездонное ярко-голубое небо, лёгкий свежий бриз, дувший с Океана, температура окружающего воздуха держалась на уровне плюс двадцати трёх-четырёх градусов по Цельсию. Идеальная погода для лёгкого променада, короче говоря.

Смит, с любопытством оглядываясь по сторонам, дошагал до южного мола «Кругового причала», купил в кассе билет, прошёл — по узким деревянным сходням — на борт прогулочного «ферри» и занял свободное место на верхней смотровой площадке, рядом с толстой низенькой мачтой, выкрашенной в приятный сиреневый цвет.

«А клотик-то у мачты — тёмно-синий», — скрупулёзно отметил Макс. — «Симпатично смотрится, надо признать. Только название у кораблика какое-то неудачное. Мол: — „Наивный странник“. Что, собственно, имеется в виду? Неуютно как-то на душе. Тринадцатый номер. Плюсом, намёк на хроническую наивность. О-хо-хо! Грехи наши тяжкие…».

Теплоход, коротко и хрипло прогудев, отчалил. По низеньким морским волнам весело и бестолково запрыгали шустрые солнечные зайчики. Мрачные мысли, ехидно похмыкав напоследок, трусливо отступили.

«Наивный странник» ловко лавировал между островами, океанскими лайнерами и элегантными яхтами нуворишей, и уже через сорок пять минут проплыл под знаменитым мостом Сиднейской Гавани. Вскоре впереди замаячили величественные песчано-бурые скалы.

— Перед вами, уважаемые господа и дамы, самая старая часть нашего прекрасного Сиднея, — объявил через мегафон молоденький экскурсовод. — Она называется — «Скалы». Вон на тех приземистых утёсах когда-то и были построены первые бараки переселенцев. Там проживали жестокосердные каторжники, сосланные в Австралию человеколюбивой английской Короной…

В восемнадцать ноль-ноль, строго по расписанию, теплоходик успешно пришвартовался к северному молу «Кругового причала». Широкоплечие и вежливые матросы перебросили на берег сходни.

— Счастливого вам пути, дамы и господа! — попрощался молоденький экскурсовод. — Заходите ещё. Всегда будем рады видеть вас на борту «Наивного»…

После очередного упоминания «про наивность» настроение у инспектора Смита вновь резко ухудшилось. Сплюнув под ноги и досадливо покачивая головой, он нервно зашагал по бетонной, покрытой сетью мелких трещин поверхности северного мола.

Впрочем, как известно, настроение — настроением, а аппетит — аппетитом. Навевают долгие морские прогулки зверский аппетит, и с этим ничего не поделаешь.

Макс, свернув направо, оказался на широкой аллеи, засаженной с двух сторон ровными рядами молодых платанов. Но, не пройдя и пятидесяти метров, остановился как вкопанный — на гравийную дорожку, мерзко мяукнув, выбралась упитанная угольно-чёрная кошка.

— Эй, не сметь! — вырвалось непроизвольно. — Стой! Назад! Ну, кому сказано, тварь?

— Мяу! — ответила сиплым баритоном кошка, мол: — «Сам дурак, морда и козёл!», после чего безмятежно продолжила путь. То бишь, пересекла аллею и скрылась.

— И что теперь делать? — нерешительно пробормотал Смит. — Вон же он, парусиновый шатёр рыбного ресторанчика. Совсем рядом, за полторы минуты можно дойти. И, как назло, никаких других приличных забегаловок нет поблизости…. Вернуться на набережную и поймать такси? Ну-ну. Так и от голода помереть недолго…

Мысленно послав все народные приметы очень далеко и надолго, он смело проследовал к ресторану, зашёл под своды шатра, занял угловой столик и, дождавшись официанта, сделал расширенный заказ: разнообразные холодные закуски из морепродуктов, включая свежайших устриц, классическая испанская паэлья, жаркое из омаров-осьминогов, бутылочка хорошего итальянского вина.

«Не буду себе ни в чём отказывать!», — решил Макс. — «Это в пыльной Канберре приходилось соблюдать осторожность. То бишь, конспирацию. Мол, на скромную зарплату криминального инспектора особо не пошикуешь. Уже и подзабыть успел о нормальном питании. Чёрт знает что…. А здесь, в Сиднее, кого мне опасаться? Операция, тем более, выходит на решающий виток. Ещё пара-тройка дней, и можно будет, предварительно загримировавшись и прихватив из тайника запасной комплект документов, вернуться домой…».

— Эй, любезный! — крикнул вслед уходящему официанту. — Принеси-ка для начала рюмочку виноградной граппы. А десерт мы с тобой потом обсудим. Отдельно…

Обед занял порядка пятидесяти пяти минут и завершился чашечкой крепкого кофе, абрикосовым ликёром и тёмно-коричневой никарагуанской сигарой.

Расплатившись по счёту и одарив расторопного официанта щедрыми чаевыми, Смит покинул ресторанчик и направился к центру города.

Улицы поочерёдно сменяли друг друга: Шарлотты, Елизабет, Йорк, Сассек, Кембридж, Кент…

«Велико, всё же, влияние Великобритании на весь Мир», — мысленно усмехнулся Макс. — «Только, на этот раз, у ребятишек ничего не получилось. Пошли, дурилки заносчивые, по ложному следу. Опростоволосилась знаменитая и хвалёная МИ-6. Ха-ха-ха! Сейчас лощёный красавчик Джеймс Честерфилд, наверняка, находится в служебном кабинете мистера Томаса Бриджа. То бишь, докладывает, самодовольно улыбаясь, о достигнутых успехах…. Ну-ну, наивные людишки. Пусть радуются. А уже через недельку-другую обоих отправят в заслуженную отставку. В смысле, в счастливую и скучную штатскую жизнь, тыквы выращивать на досуге. Так принято на туманном Альбионе — выращивать, находясь на пенсии, неправдоподобно-огромные тыквы. Из классической английской серии: — „О, жёлтой тыквы аромат! Меня влечёт, хранит и манит. Он не предаст и не обманет. И ты полюбишь тыквы, брат!“. Сучата хреновы…».

Зажглись, любезно разрезая вечерний вязкий сумрак, тускло-жёлтые фонари. Он вышел на улицу Джорджа, считавшуюся главной улицей Сиднея. Напротив стеклянного здания Австралийского Национального Банка, на углу с улицей Эссек, располагалось серо-чёрное четырёхэтажное здание, на первом этаже которого — над козырьком единственной парадной — красовалась пафосная надпись, выполненная ярко-оранжевыми (на тёмно-синем фоне), буквами: — «Национальные любители парного молока».

— Очередная знаковая и тревожная ерунда, — коротко нажав указательным пальцем на белую кнопку дверного звонка, проворчал Смит. — Разве можно снимать офис в таком мрачном и неуютном месте? Именно здесь, как утверждает всезнающий Интернет, заключённый Томас Баррет — в далёком 1788-ом году — украл из кладовой походного лагеря масло, горох и кусок жирной свинины. За что и был публично повешен. На старом эвкалипте даже имеется табличка, утверждающая, что, мол: — «На втором суку справа…». Враньё, конечно. Данному эвкалипту и ста пятидесяти лет не будет. Наглый маркетинг-микс, не более того…. «Национальные любители парного молока»? Затейники, одно слово. Формально — обыкновенная общественная организация. Девочки и мальчики, а также взрослые дяденьки и тётеньки, играют в природных и убеждённых фашистов. С одной стороны, полная и безобидная лабуда. А, с другой, именно с таких игрушек и начинаются серьёзные дела, порой перерастающие в кровавое и неуправляемое скотство. Из серии: — «Волчата учатся кусать…».

За толстой дверью послышался лёгкий шорох, и густой бас — с легко читаемыми угрожающими нотками — угрюмо поинтересовался:

— Кого там черти принесли?

— Бог и Родина! — бодро откликнулся Смит.

Раздался шум отодвигаемых солидных запоров, за ним последовал противный скрежет ключа в замочной скважине, дверь послушно отворилась.

— Проходите, соратник, вас ждут! — приветственно пророкотал бас.

По длинному узкому коридору, скупо освещённому тусклыми маломощными лампочками, они прошли в просторный холл. Здесь уже было гораздо светлее, вдоль кирпичных стен выстроились кожаные светло-бежевые диваны, рядом с ними — журнальные столики на колёсиках, с разложенной на них цветной полиграфической продукцией. А провожатый деятель, обладатель могучего баса, оказался упитанным бородатым мужчиной лет двадцати пяти, одетым в потрёпанные синие джинсы и кожаную чёрную жилетку на голое тело.

Послышался бодрый перестук каблуков, это кто-то торопливо спускался по бетонной лестнице, ведущей на второй этаж.

Через несколько секунд в холле появился странный тип — высокий, сутулый, длинноволосый, в очках с затенёнными стёклами, в мешковатом тёмно-синем рабочем комбинезоне, с рваной бейсболкой на голове. Человек, как человек, но Макс почувствовал — на уровне подсознания — лёгкое беспокойство.

— Как оно? — равнодушно поинтересовался бородач.

— Всё починил, — направляясь к коридору, сообщил длинноволосый. — Дохлая крыса застряла в воздуховоде. Вытащил и поместил хладный трупик в специальный полиэтиленовый пакет с застёжкой-липучкой. Пакет? Выбросил в мусорное ведро…. Не надо меня провожать. Я дверь захлопну. Всех благ, любители молока!

Глухо цокнула дверная защёлка.

Совсем рядом громко звякнуло — это упала на пол, сорвавшись с вбитого в стену гвоздя, большая ржавая подкова.

«Где я раньше мог видеть этого неуклюжего индивидуума?», — с тоской посматривая на ржавую подкову, засомневался Макс. — «В Канберре? Может быть. Да и голос, определённо, знакомый. Очередная плохая примета, так её и растак. Плюсом — упавшая подкова…».

— Что это был за дядя? — спросил он у бородача.

— Рабочий, — лениво зевнул провожатый. — Прочищал всякие вентиляционные ходы, чтобы летняя духота не донимала…. Вам, соратник, туда, — небрежно ткнул корявым пальцем в тёмно-кофейную дверь. — Вождь готов вас принять.

«Вождь — так вождь. Не возражаю», — входя в указанный кабинет, усмехнулся про себя Смит. — «Хорошо, что на этом грешном Свете проживает так много доверчивых чудаков и наивных фантазёров. Очень удобно, знаете ли…».

Помещение было тесным и скромно обставленным: площадью метров пятнадцать-шестнадцать квадратных, маленький письменный стол, старинное деревянное кресло, низенький длинный диван, несколько книжных шкафов, плотно заставленных толстыми книгами вперемешку с мятыми картонными папками, три колченогих, видавших виды стула. По стенам были размещены портреты Гитлера, Бормана, Муссолини и прочих одиозных деятелей, имевших отношение к фашизму.

В кресле обнаружился пожилой коротко-стриженный тип с наглыми глазами опытного торговца немецкими пылесосами китайской сборки. А на краю письменного стола разместилась, выставив на всеобщее обозрение полные белоснежные колени, губастенькая брюнетка лет семнадцати-восемнадцати от роду.

— Меня зовут — «Сантьяго», — нежно и трепетно поглаживая девичью коленку, представился «торговец пылесосами».

— Консультант, — скромно отрекомендовался Макс. — Только соответствующих документов, к сожалению, предоставить не могу.

— И не надо, — плотоядно оскалился вождь австралийских фашистов. — Во-первых, мне показывали вашу фотографию. А, во-вторых, на мой вкус, лучшим документом является денежный чек…

— Конечно, конечно, — Смит выложил на стол, рядом с аппетитными белоснежными коленями, разноцветную бумагу самого солидного вида.

— Что это?

— Сертификат Австралийского Национального Банка. На предъявителя. На сто тысяч американских долларов. Банковский офис находится рядом с вашим зданием. Можете убедиться в подлинности предлагаемого сертификата прямо сейчас.

— До утра подождёт, — отправляя бумагу в ящик письменного стола, заверил Сантьяго. — Когда я получу вторую половину?

— Как и договаривались. Сразу после успешного завершения операции. То есть, через сутки с небольшим.

— Значит, работаем следующей ночью?

— Почему бы и нет? — передёрнул плечами Макс. — Как у вас с оружием и боеприпасами?

— Получили — в полном объёме — ещё полторы недели назад. Даже с некоторым избытком.

— Может, уточним некоторые детали? Есть план местного метро?

— Найдём, — Сантьяго начальственно и многозначительно похлопал ладонью по белоснежной коленке.

— Что такое, милый? — томно промурлыкала брюнетка.

— Принеси-ка нам, киска, чего-нибудь выпить.

— Ну, не знаю, право…

— Давай-давай, не ленись, милочка.

— А чего принести-то?

— Что в баре отыщется, то и тащи. Винца там. Текилы. Пива. Орешков всяких.

Черноволосая красотка, игриво покачивая стройными бёдрами, удалилась. Хлопнула дверь. Фашиствующий молодчик разместил на столешнице лист бумаги с планом метрополитена Сиднея, после чего предложил:

— Давай, Консультант, показывай. Не стесняйся.

— Без вопросов, — оживился Смит. — Сейчас покажу…. Итак. Первые десять бойцов в масках заходят — за пять-шесть минут до закрытия — на станцию Розелл. Осматриваются и открывают огонь на поражение из автоматического оружия. В качестве мишеней выбирают, понятное дело, только цветных и черномазых. Вторая группа боевиков занимается тем же самым, но уже на станции Мартин Плейс. Потом группы следуют — по тоннелям, прикрепляя ко всем встретившимся металлическим поверхностям магнитные мины — навстречу друг другу. Мины предварительно настраиваются на пятнадцатиминутную задержку. Группы встречаются на станции Пирмонт и поднимаются на земную поверхность. В метро гремят взрывы, из вентиляционных штреков вырываются языки пламени, пахнет гарью, начинается всеобщая паника. Бойцы — спокойно и непринуждённо — садятся в специальный автобус, и их развозят. Куда развозят? Да, куда скажете. По домам, в лесной лагерь, до ближайшей заброшенной каменоломни. Мне, собственно, всё равно.

— Я подумаю над дальнейшими действиями, — хищно улыбнувшись, пообещал Сантьяго. — Вполне возможно, что отыщется и подходящая каменоломня…

Бесшумно приоткрылась дверь, в кабинете — с овальным, плотно заставленным подносом в руках — появилась юная брюнетка и, радостно улыбнувшись, доложила:

— Текила, граппа, канья, чёрный ямайский ром, консервированные оливки, солёные орешки, миндальное печенье. Ничего другого, Вождь, в баре не обнаружилось.

— Молодец, киска! — скупо похвалил соратницу главный австралийский фашист и тут же обеспокоенно задёргал длинным носом: — Что это такое? Палёным воняет?

— Есть такое дело, — подтвердила девушка. — И дыма полно в холле. Желтоватый такой. Стелется над полом…

— Дым? Желтоватый? Стелется? Вот, дура…. Отставить — текилу! Пожар! Тревога!

Они выбежали в холл, и Макс надсадно закашлялся — противный удушающий дым был везде и всюду. На полу, возле входа в коридор, безвольно разбросав руки и ноги в стороны, неподвижно застыл толстый охранник.

— Дым спускается со второго этажа, — определил Сантьяго. — Плохо дело. Уходим! Консультант, оставь бородатого в покое. Не до ерунды. За мной! На улицу!

Длинный узкий коридор привёл их к массивной входной двери. Повозившись секунд десять-двенадцать с задвижками и замками, брюнетка объявила:

— Она закрыта снаружи! Что делать? Кха-кха-кха! Кха-кха…

— Не знаю, — из густой серо-жёлтой пелены показалось испуганное лицо Сантьяго. — Это конец. Кха-кха-кха! Кха-кха…

* * *

Смит, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, понял, что ещё немного — и он потеряет сознание. Всё тело охватила вялая слабость. В горле отчаянно першило. Ноги, сделавшись ватными, мелко-мелко подрагивали и предательски подгибались.

Он, безвольно прикрыв глаза, сполз-опустился на пол.

В голове вяло копошились прощальные мысли: — «Непростой дымок, ей-ей. Наверняка, без специализированной химии здесь не обошлось. Сам, братец, виноват. Надо было доверять народным приметам. То бишь, обойти данный офис стороной, а операцию перенести на пару-тройку суток…. Сутулый вентиляционный рабочий? Чёрт побери! Это же был загримированный Джеймс Честерфилд, собственной персоной! Ай-яй-яй, так лопухнуться. Непростительная ошибка…. Что же это получается? МИ-6 такими изощрёнными „дымовыми“ диверсиями не занимается. Они, снобы английские, всегда действуют значительно прямолинейней и грубей. На кого же тогда работает Джеймс? На кого? На кого? На кого?».

Додумать Макс не успел, на сознание — медленно и плавно — опустилась чёрная предсмертная шторка…